CC BY
71
ВОПРОСЫ ИСТОРИЧНОСТИ И ХУДОЖЕСТВЕННОСТИ
ДАРГИНСКИХ ПРЕДАНИЙ И ЛЕГЕНД О ТАЛХАНАХ И УЦМИЯХ
® 2009 Алиева Э.М., Курбанов М.М.
Дагестанский государственный педагогический университет
Изучены возникшие в средневековье социально-бытовые предания и легенды даргинцев с точки зрения историзма и поэтики. Особое внимание в работе уделено использованию в текстах сюжетных мотивов, взятых из арсенала региональной эпической традиции.
The authors of the article studied the Darghin social and living tales and legends, which had appeared in the Middle Ages from the view-point of the historicity and the poetics. They pay a particular attention to the use of plot motives, taken from the arsenal of the regional epic tradition in texts.
Ключевые слова: даргинцы, предания, легенды, сюжеты, мотивы.
Keywords: Darghins, tales, legends, plots, motives.
Социально-бытовые предания и легенды даргинцев, занимавшие в фольклоре меньше места, чем исторические сказания, вероятно, начали складываться в средние века. Они максимально отображали образ жизни, быт и нравы этноса. Согласно эпической традиции основой для сочинения преданий и легенд становились события бытового характера, а также жизненные коллизии, где сталкивались интересы даргинских талханов, уцмиев (феодальных правителей Дарго) и бедных горцев.
Изучение записанных нами текстов, а также обзор материала, собранного другими собирателями, обращают наше внимание, прежде всего, на социальные сюжеты, содержащие в себе древнейшие мотивы, а также на те, в которых отражены конфликты между феодальной верхушкой, владевшей пахотными и сенокосными угодьями Дарго, и простыми горцами.
Как известно, арабы долго не могли покорить даргинцев и другие народы Дагестана, хотя в первый период оккупации в VIII веке они освобождали от налогов горцев, принявших ислам. Однако со временем все платили различные виды налогов («харадж»), что приводило к протесту жителей захваченных территорий. Более того, против воли свободолюбивых горцев чужеземцы на местах ставили своих наместников-арабов или же покорных им местных сателлитов, которые должны были ежегодно обеспечивать халифат сборами налогов и поставлять в рабство юношей и девушек из даргинских сельских союзов. И это вызывало возмущение горцев, соблюдавших веками горские традиции, особенно в населенных пунктах, где жили уздени.
В даргинском фольклоре до сих пор бытуют циклы преданий и легенд о конфликтах между местными правителями и горцами. Как гласит
«народная история», некоторые талханы были местными, имевшими родословные корни, другие были ставленниками арабов, шамхала таркинского, хана кази-кумухского и аварских нуцалов. О конфликте между кайтагским сателлитом-уцмием и жителями с. Уркарах в народе сохранилось предание «Уркарахцы и кайтагский уцмий». В нем сообщается: «Когда на
даргинской земле появились арабы, уцмий принял их сторону, переселился в Уркарах и не раз пытался принуждать уркарахцев к подчинению. А уркарахцы издревле были узденами и ни от кого не зависели. Уцмий, не считаясь с мнением сельчан, стал пасти скот на землях уркарахцев и издеваться над ними.
Однажды, возмущенные
поведением уцмия, уркарахцы собрались на годекане и кричали, что они - не рабы уцмия и смогут расправиться с ним. Когда собрался народ, старейшины посоветовали схватить быка уцмия, пасущегося на их землях, и зарезать его. Уркарахцы привели быка уцмия и зарезали его перед хозяином. Возмущенный уцмий испугался и спросил у жителей, что они хотят сделать с мясом. Уркарахцы разрубили перед уцмием мясо быка на куски и бросили их собакам. Перепуганный уцмий понял, что его ожидает такая же участь, и срочно сбежал из Уркараха» [5. С. 36].
Народная молва о беспредельной жестокости кайтагского уцмия Ахмед-хана Большого распространилась по всему Дагестану. Он издевался над горцами, насиловал женщин, невест, присвоил себе право первой ночи. Этот деспот мог позволить себе все по отношению к своим райятам. Особенно прославился «Уцмийский дом», когда «Страна Кайтагская» в ХУІ веке породнилась с ширванскими шахами. Как отмечает Р. М. Магомедов, «род уцмиев
разрастался - это влияло на формы
и способы взимания платы. Тогда земли было еще много - большей ценностью были рабочие руки, поэтому уцмии установили не поземельную плату, а обложение налогом работающих. Но главный доход давала пашня, поэтому «единицей налогообложения» стал плуг. Только тяжелый плуг - сабан, запряженный четырьмя парами буйволов, мог поднять эти мощные пласты равнинной земли» [3. С. 199].
И это в какой-то мере отобразилось в безымянном предании, записанном
фольклористом Ф. А. Алиевой от Абдуразаковой П. в с. Санчи Кайтагского района в 1993 г. В нем говорится, что уцмий был безжалостен к своим подданным и требовал, чтобы жители Кайтага по-очереди привозили ему воды из источника «Мури шин» («Сладкая вода»). Когда люди устали выполнять прихоти феодала, один старик из с. Санчи пришел к нему и заявил: «Люди устали носить тебе воду, ты должен пожалеть их». Тогда уцмий ударил старика по лицу и рявкнул: «Как ты смеешь учить
меня?»
Старик ушел, ничего не сказав. Прошло несколько дней, люди по-прежнему продолжали носить уцмию воду. И вдруг они стали замечать, что вода в источнике стала убывать и с каждым разом ее становилось все меньше и меньше. И в очередной раз, когда один из жителей пришел за водой, его кувшин остался пустым: вода в источнике иссякла [1. С. 183].
Согласно историческим
сведениям, среди представителей династии кайтагских уцмиев особенно отличались высокомерием и суровостью по отношению к горцам Амир-Хамза Великий, Рустам-хан и Ахмед-хан Большой. В предании содержится анимистический протест природы, которая в мифологической форме выражает желание простых людей, мечтавших о божественном сакральном наказании насильника.
Жестокость талханов не имела предела. По установленным самими талханами порядкам за убийство талхана жестоко наказывали не только убийцу, но и родственные ему семьи, а выкуп полагался повышенный - такой, что никто не в силах был выплатить. Как повествуется в предании «Аку», в селе Бутри жил талхан по кличке Аку с четырьмя братьями. Аку и сельчане постоянно находились в ссоре. Талхан был жестоким и вероломным. Он и его братья издевались над людьми, насиловали женщин. Народ восстал, и талханы убежали в с. Акуша. Подобным же образом к простым горцам относился и талхан из с. Кища, прозванный в народе «Цирц-талхан» за то, что не отличался богатством, а был жестоким.
Аналогичный сюжет был зафиксирован и в с. Уркарах под названием «Талхан Ибах». «В
Уркарахе, говорят, раньше жил богатый и злой талхан Ибах. У него было много рабов и шесть жен. Тогда женщины в Уркарахе ходили в парандже, и хан Ибах часто похищал девушек, держал их у себя столько, сколько захочет. Люди боялись талхана и ничего не могли сделать с ним. Но однажды похищенная невольница осмелилась выступить против талхана, за что была приговорена насильником к смерти. Талхан хотел публично наказать невольницу и посадил ее на ночь в яму. Ночью горянка сбежала в другое село. Через несколько дней возмущенная толпа сельчан
перебила талхана со всем его родом и раздала разграбленное имущество бедным. Так уркарахцы
освободились от насильника» [б. С. 2З].
Подобным образом возмущенные поведением талханов горцы
уничтожили весь род правителей и в местности Талхъан-тала, недалеко от с. Мекеги. Как рассказывается в предании «Расправа над
талханами», «некогда все селение находилось во власти талханов. Те обращались с односельчанами как с рабами. Наконец возмущенные мекегинцы восстали и направились к дому талханов. Находившихся в доме талханов побросали с обрыва, имущество их было захвачено народом (по преданию, оно могло составить груз сорока ослов). Некоторые из родственников
талханов спустились тайным ходом в ущелье и попытались убежать, но были настигнуты в местности Ванаши-дирка и перебиты. Из всего рода уцелел лишь один мальчик, находившийся на хуторе. Мальчика оставили. От него произошел тухум Талкъанчил, который сохранился и поныне» [4. С. 128].
Социальные и бытовые конфликты между талханами,
уцмиями и горцами часто доходили до вооруженных столкновений. Хотя после Ху века влияние талханов на местные даргинские союзы заметно ослабло, династии кайтагских уцмиев продолжали править в «Стране Кайтагской», как и прежде. Но иногда конфликты между разными социальными силами завершались удачей для горцев. Аналогичные предания о конфликтах угнетенных с феодальными правителями
бытовали в фольклоре аварцев
(«Предания о Чупан-хане» и другие), лезгин (о Мурсал-хане), лакцев (об Агалар-хане), табасаранцев (о Базузай-хане).
Соседствующие с Дарго
феодальные правители Аварии,
Кумуха и Тарков десятки лет имели влияние на приграничные с даргинскими сельскими союзами
земли и, преследуя свои цели, старались насильно насаждать в отдельных населенных пунктах своих сателлитов, но народ, привыкший к местным общинным традициям, не воспринимал чужаков. Поэтому
некоторые села Дарго платили налоги им, а сами ханы часто посылали в южные регионы
Дагестана войска с целью грабежа и покорения сел даргинцев и агулов. Разрозненность сельских общин Дарго способствовала тому, что династии кази-кумухских правителей чувствовали себя на землях Верхнего Дарго, как у себя во владениях. В фольклоре бытуют предания и легенды, основой которых были реальные конфликты сельских общин и кумухских ханов из-за пастбищ. Так, в предании «Сказание о надгробном памятнике» говорится: «Во время правления хан Кази-Кумуха засылал войска в южные села Дагестана с целью грабежа и покорения жителей. После одного из набегов отряд захватчиков остановился у села Кунки. До поздней ночи они продолжали пиршество. Когда гости заснули, кункинцы уничтожили пришельцев, а предводителя расчленили на части. Услышав страшную весть, кази-кумухский хан отправил в Кунки большой отряд с наибом. Прибыв на место гибели отряда, иноземцы похоронили своих воинов, соорудили там памятник погибшим и объявили наказ хана: «До тех пор, пока не сотрется высеченная запись на памятнике, каждой весной кункинцы должны выплачивать ему по 40 голов скота, 10 лошадей и 100 овец».
Долго думали кункинцы, как уничтожить запись на памятнике, и придумали. Они дали слепому старику стамеску, посадили его на плечи крепких парней, и запись была уничтожена. Весной кункинцы хану не заплатили дани. Хан решил наказать кункинцев и послал в село своего наиба. Пришелец был удивлен, увидев памятник без записей. Собрав всех жителей, наиб заставил их поклясться на Коране, что запись уничтожили не они. Когда остался только слепой, старик поклялся, что ничего подобного он не видел. Наиб решил проверить, не обманывает ли он, что слеп. Он вытащил шашку и резко махнул ею перед глазами старика. На лице
слепого ничего не дрогнуло. Убедившись в правоте старика, наиб заявил, что слепой человек не может быть свидетелем, и вернулся к хану без дани» [9. С. 157].
Феодальные правители
устанавливали величину дани с каждого села и союза в зависимости от количества работающих мужчин в семье. На этой основе происходили конфликты между горцами и сборщиками налогов. Из истории известны случаи кровопролитных битв между сторонами.
Так, предание об избавлении даргинцев от гнета хунзахского нуцала сохранилось в двух вариантах, записанных Р. М. Магомедовым в с. Усиша и Чуни [4. С. 132-135]. В первом говорится: «Однажды случился неурожайный год, и даргинцы стали просить нуцала отложить уплату с условием, что в следующем году они внесут ему дань вдвойне. Хан отказал им в просьбе и послал в их земли нукера-сборщика с приказом собрать дань полностью. Общинники
заволновались... И когда каждый высказал свое мнение, там оказался Айса-мирза из Акуши. Он сказал: «Разве мы трусливее нукеров нуцала? Или люди нуцала храбрее нас? Почему мы должны платить дань?» . Он показал народу метлу и заявил: «Если кто-нибудь из вас попытается сломать эту метлу, то вряд ли это удастся, но если ломать по одному прутику, то сделать это сможет всякий. Если мы объединимся, то никакой хан не сможет взять с нас дань. Давайте же будем действовать сообща: коней нукеров привяжем к надгробным плитам наших предков, а нукерам скажем, чтобы они попробовали взять дань для своего нуцала с тех, кто на это соглашался. Мы же свободные уздени и не обязаны никому подчиняться!»
«.Предложение Айсы-мирзы поддержали все на сходе. Нукеры уехали. Общинники собрались
силами и встретили ханскую дружину в местечке Салта Куда. Было пролито много крови, но восставшие одержали победу. Так общинники освободились от хунзахского нуцала».
В другом варианте текст
несколько изменен: добавлено, что, свергнув своего прежнего предводителя, акушинцы поставили во главе хуреба (ополчения) деятельного Аминала Баханда. Тот пригласил уполномоченных
цудахарцев, мекегинцев, урахинцев и сказал: «Мы все дети одной матери, у нас один язык, но у нас нет единства, мы враждуем между
собой. В единстве наша сила». Далее в сюжет включен мотив метлы из прутиков, как в первом варианте. В конце предания говорится о победе объединенных сил
общинников над посланниками нуцала.
Нет сомнения, что варианты изучаемого сюжета основаны на исторических фактах и носят, прежде всего, информативный характер. Но привлекает внимание известный региональный художественный
мотив о метле из прутиков как пример вековой мудрости предков, память о которых чтилась в народе. В изучаемых текстах чувствуется высокий накал народного протеста против гнета феодальных правителей.
Иногда предания и легенды о ханах, уцмиях и талханах, выражая настроения широких народных масс, доходили до сарказма. Как говорится в сохранившемся предании, местные талханы и таркинские шамхалы не всегда находились в сговоре, преследуя каждый свои интересы. Как сохранила «народная память», в Цудахаре жил некий Сулибанилов, потомок богатой верхушки. Будучи в гостях у таркинского шамхала, гость заявил надменно: «Шамхал, кумыки - твои раяты, а там в горах цудахарцы - мои раяты». Когда такая весть долетела до Цудахара,
жители аула обложили дом богача соломой и сожгли его. А сам богач спасся бегством. Когда горел его дом, из него ручьем текло растопившееся сало из хранившихся в кладовой курдюков.
В таких преданиях и легендах отражается вековая мудрость, смекалка и стремление горцев быть независимыми и свободными. В другом сюжете, бытующем в с. Акуша, рассказывается: «Когда
акушинцы попали под влияние шамхала из Тарков, последний хотел послать в Акуша-Дарго своего талхана. Шамхал пригласил к себе в Тарки «акушинского кадия и знатных людей и стал уговаривать принять талхана к себе. Он в ярости заявил: «У всех есть талханы, только у вас нет!» И кадий, и акушинцы наотрез отказались. Тогда шамхал насильно послал своего талхана в Акушу, на следующее утро талхан был найден без головы. Приехавшие с ним люди не на шутку возмутились: «В чем дело? Кто посмел обезглавить всеми уважаемого талхана?» Акушинцы спокойно ответили: «Да он такой и приехал без головы. Если бы у него была голова, разве он согласился бы ехать талханом в Акушу?» [7. С. 18].
Архаические бытовые традиции считались священными и, как
правило, передавались из поколения в поколение. На них воспитывали молодежь, чтобы новое поколение относилось к «заветам отцов» с бережливостью и передавало их по наследству. Однако эволюционные изменения в жизни горцев в средние века, естественно, сказались на нравственных истоках людей и
содержании популярных сюжетов. В
даргинском фольклоре
зафиксированы варианты
кавказского сюжетного мотива (у
некоторых народов этот мотив содержится в бытовых сказках и притчах) «О слепом отце и сыне», в котором отображен первобытный обычай избавления от немощных стариков. Один из укороченных
вариантов этого мотива был записан и Р. М. Магомедовым в с. Мекеги.
Наиболее емкая версия данного мотива сохранилась в предании «Закон талхана» в с. Наскент. В сюжете говорится: «Жил, говорят, давно в Наскенте один талхан. Он издал указ о том, кому исполнится 60 лет, того сбрасывать с высокой скалы. Настала очередь одного юноши покончить со своим немощным отцом. Когда юноша повез отца к пропасти, старик начал громко плакать. «Отец, ты почему плачешь, ведь других тоже бросали в пропасть? - спросил сын. На что отец ответил: «Сынок, не думай, что я боюсь и плачу из-за себя. Я боюсь, что через сорок лет тебя ожидает такая же участь». Юноша подумал, не исполнил указ талхана и спрятал отца в подвале.
Прошло время. Соседний талхан решил захватить земли Наскента, считая его жителей глупцами. Однажды он отправил в Наскент слугу с палкой и двумя лошадьми. Наскентцы должны были
определить, какой конец палки показывает на край земли, какой -край воздуха и которая из лошадей старше по возрасту. В противном случае талхан грозился разрушить село.
Когда юноша принес еду отцу, тот спросил, почему сын такой печальный. Юноша рассказал отцу обо всем. Тогда старик заметил: «Бросьте палку в озеро. Тот конец, который будет ближе к земле, будет краем земли, а тот, который будет тяготиться к воздуху, и будет краем воздуха. А лошадей хорошо кормите три дня и приведите к озеру. Старшая по возрасту лошадь будет пить воды больше, чем младшая».
Юноша помог наскентцам решить непростые задачи. Местный талхан понял, что у юноши есть мудрый советчик. Когда по его указанию привели старика, он обнял мудреца и заявил: «Не думал, что мудрые
старики мне пригодятся. С этого дня
я отменяю свой указ» [6. С. 23]. Сходный сюжет бытовал и в с. Мекеги, в котором говорится, что в древности аксакал спас мекегинцев в засушливые годы от смерти, научив горцев возделывать
засухоустойчивое просо, и этот древний обычай был отменен общиной навсегда.
Сюжеты изучаемых преданий представляют собой синтез популярных бродячих мотивов, которые встречаются в творчестве почти всех народов Дагестана, но в различных жанрах сказочной и несказочной прозы. Прежде всего, это древние традиции загадывания и отгадывания задач бытового или иного характера, которые, вероятно, заимствованы из международного эпического творчества.
Моралистические концовки
даргинских вариантов приближают сюжеты к обыкновенным притчам, основанным на традициях нравов, быта и образа жизни горцев, и адресованы аудитории слушателей в целях воспитания их в древних горских и религиозных обычаях уважения и почитания родителей. Подобные сюжеты и сюжетные мотивы встречаются в народной прозе соседних табасаранцев («Отец и сын Ахмед» [2. С. 34]), лакцев, аварцев, агульцев и других, что говорит о типологической общности художественного творчества и эстетических идеалов дагестанских горцев.
Даргинские социально-бытовые предания и легенды представляют собой ценнейший историкоэтнографический материал, а также сходные с творчеством других дагестанских народов образцы художественного осмысления
действительности, в которых своеобразно запечатлелись образ жизни, нравы, история и традиции древнего народа. Эти темы являются общими и народов Дагестана, проживавших в сходных
географических и исторических
условиях. Близость тем, образов, идеалов даргинского фольклора и творчества соседних этносов
необходимо рассматривать как
следствие общего мировоззрения и эстетических идеалов народов Дагестана.
Примечания
1. Абакарова Ф.О., Алиева Ф.А. Очерки устно-поэтического творчества даргинцев. Махачкала, 1999. 2. Курбанов М.М. Эпические жанры табасаранского фольклора. Махачкала : Изд-во ДНЦ РАН, 1995. 3. Магомедов P.M. Даргинцы в дагестанском историческом процессе. Кн.2. Махачкала, 1999. 4. Магомедов P.M. По аулам Дагестана. Выписки из полевых дневников. Махачкала : Дагучпедгиз, 1977. 5. Рукоп. фонд СФЛ ДГПУ. Д.265. Зап. Магомедова У.Ш в с. Уркарах Дахадевского р-на в 1975 г. от неизвестного информанта. 6. Рукоп. фонд СФЛ ДГПУ. Д.265. Зап. Магомедова М., студентка 1 курса ФФ ДГПИ, от неизвестного информанта в 1983 г. 7. Рукоп. фонд СФЛ ДГПУ. Д.266. Зап. Расулова М., студентка 1 к. ФФ ДГПИ, от старожила Алиева А. в с. Мекеги в 1990 г. 8. Рукоп. фонд СФЛ ДГПУ. Д.156. Зап. Багомедова П., студентка 1 к. ФФ ДГПИ, от Бахмудова Багомеда (86 лет) в с. Кища Дахадаевского р-на в 1989 г. 9. Хасбулатов Х.М. История Уркараха и населенных пунктов Дахадаевского р-на. Махачкала, 2004.
Статья поступила в редакцию 14.08.2009 г.
