CC BY
35
А.В. Синельников, 2005
ВОПРОСЫ ДЕТЕРМИНАЦИИ УКЛОНЕНИЯ ДОЛЖНОСТНЫХ ЛИЦ ОТ ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ УГОЛОВНОГО ПРЕСЛЕДОВАНИЯ И ПРИНЯТИЯ МЕР К ЕГО ОБЕСПЕЧЕНИЮ
А.В. Синельников
Становление и развитие в России правовой государственности немыслимо без формирования надежного и эффективного механизма защиты личности, общества и институтов публичной власти от преступных посягательств. Неслучайно в ст. 52 Конституции РФ на государство прямо возложена обязанность обеспечивать потерпевшим от преступлений доступ к правосудию и компенсацию причиненного ущерба. Логическим продолжением и отраслевой конкретизацией данных положений Основного закона является предусмотренная ч. 2 ст. 21 действующего УПК РФ обязанность компетентных государственных органов и должностных лиц в каждом случае обнаружения признаков преступления принимать меры к установлению события преступления, выявлению и изобличению лица, его совершившего. Оттого, насколько точно и последовательно она реализуется в повседневной работе органов уголовного преследования, непосредственно зависит осуществление социального назначения всего уголовного судопроизводства и, как следствие, состояние правопорядка в обществе в целом. Однако, к сожалению, в этом отношении отечественная правоприменительная практика крайне далека от совершенства. Вместо принятия реальных мер по раскрытию преступлений и уголовному преследованию виновных в их совершении соответствующие должностные лица, напротив, нередко умышленно препятствуют развитию уголовного процесса, уклоняясь различными способами от исполнения обязанности, предусмотренной ст. 21 УПК РФ. К примеру, многие из числа пострадавших от преступлений, обращаясь за помощью в правоохранительные органы, сталкиваются с откровенным произволом и беззаконием в виде сокрытия сообщений о преступных деяниях от регистрации и учета, незаконных отказов в возбуждении уголовных дел, нео-@ боснованного их прекращения.
Повышенная общественная опасность и относительная массовость фактов уклонения должностных лиц от осуществления уголовного преследования и принятия мер к его обеспечению, безусловно, требуют адекватного государственно-правового реагирования. Однако эффективное противодействие указанным противоправным деяниям возможно только в случае предварительного установления причин соответствующего негативного явления, а также условий, способствующих ему. В связи с этим целесообразно обратиться к проблеме детерминации рассматриваемой категории злоупотреблений. При определении подхода к решению таковой следует исходить из следующих положений.
Во-первых, как известно, юридические науки не имеют собственного учения о причинности как форме детерминации. Категории «причина», «причинная связь» выработаны как средство анализа предметов, явлений и процессов в рамках философии. Поэтому недопустимо произвольное оперирование указанными категориями, не учитывающее их собственно философского содержания. При этом важно помнить, что в большинстве случаев в философской литературе подчеркивается непосредственный характер причинной связи. Как справедливо указывает ряд авторов, мнение, будто существует как «непосредственная форма причинности», так и «опосредованная причинная связь», основано на недоразумении. Причинность, рассматриваемая в бинарном масштабе, всегда выражает непосредственную связь. Если А — причина В, а В — причина С, то далеко не всегда А оказывается причиной С ‘. Причина бывшей причины не причина итогового следствия, а его условие. Только ближайшая (непосредственная) причина заслуживает того, чтобы называть ее причиной г.
Кроме того, важно иметь в виду сформулированные философией три основных за-
кона причинной связи: равенство причины и следствия, их изоморфизм и однозначность связи между ними. Формы детерминации, не отвечающие требованиям данных законов, не должны именоваться в научных работах причинно-следственными независимо от того, какова отраслевая принадлежность исследования. В связи с этим следует согласиться с позицией Н.Ф. Кузнецовой, указывающей на необоснованность выделения в криминологических источниках непосредственных и опосредованных причин преступности, а также причин преступности первого, второго и даже третьего порядка 3. Как правильно отмечает данный автор, в соответствующих случаях происходит соединение разных причин и разных следствий по мере продвижения по криминогенной системе, и затем любое из них называется причиной конечного следствия — преступности или преступления 4.
Во-вторых, общепринятым в современной науке является признание непосредственной причиной деятельности человека в социуме его потребностей, интересов и ценностей, составляющих в совокупности мотивационную сферу сознания личности. При этом никакое, даже самое сильное по степени интенсивности, воздействие факторов внешней среды не предопределяет фатально и однозначно выбор индивидом того или иного варианта поведения. Благодаря противоречивому сочетанию в человеке свойств открытой и закрытой систем, его сознание является одновременно субъективным отражением объективной действительности и внутренним миром личности 5. Это дает ему определенную свободу выбора и возможность для саморазвития. Механистическое понимание отражательной функции сознания, при котором система «отражаемое — отраженное» принимает формулу бихевиоризма «стимул — реакция», справедливо подвергается критике в отечественной философской и психологической литературе6. В связи с этим следует согласиться с мнением В.Н. Кудрявцева, подчеркивавшего, что даже систематически оказываемое на человека отрицательное влияние не обязательно породит с его стороны нарушение закона7.
Указанные обстоятельства приводят к однозначному выводу о субъективной, социально-психологической природе правонарушения (в том числе уголовно-противоправного). Очень верными на этот счет представляются следующие суждения
А.Р. Ратинова: «...непосредственные причины и истоки виновного поведения преступников всегда лежат в личности человека, совершившего преступление. В противном случае отсутствуют основания вменения вины, и соответственно совершенное деяние не может рассматриваться как преступление. Другими словами, никакие внешние обстоятельства не могут являться определяющими причинами противоправного поведения, если они не стали внутренними детерминантами человеческой деятельности. Иначе человек не может быть привлечен к уголовной ответственности, так как является лишь пассивным звеном в причинной цепочке, игрушкой в роковом сцеплении внешних сил и обстоятельств, приведших к отрицательным последствиям»8. Таким образом, непосредственные причины противоправных деяний следует искать в сфере сознания, поскольку «все побудительные силы, вызывающие действия человека, неизбежно должны пройти через его голову, должны превратиться в побуждения его воли»9.
В-третьих, причинное объяснение преступности и правонарушений как массовых антисоциальных явлений требует использования системного подхода. Он, как известно, предполагает «рассмотрение объекта как сложного, многогранного, многокачественного явления, состоящего из элементов, связи между которыми образуют его неизменную структуру и обеспечивают целостность»10. В связи с этим причины противоправного поведения необходимо рассматривать как относительно целостное множество взаимообусловленных компонентов, то есть систему. Причины отдельных групп правонарушений образуют подсистемы. Причины конкретных противоправных деяний выступают их первичными элементами. Между элементами, а также на уровне подсистем существуют многообразные связи и взаимодействие. Благодаря этому система приобретает новые интегральные качества негативного общественного явления. Между тем по логике системного подхода, а также исходя из диалектики общего, особенного и единичного субъективная социально-психологи-ческая природа причин конкретных правонарушений определяет аналогичную по характеру природу причин противоправного поведения в целом. Поэтому недопустимо противопоставлять сущность причин конкретного правонарушения и природу
противоправных деяний вообще, что, к сожалению, нередко можно встретить в литературе.
Принимая во внимание вышеизложенное, под причинами противоправного поведения следует понимать деформации психологии индивидов, социальных групп и общностей, выражающиеся в искажении их потребностей, интересов, ценностей и мотивации поведения и закономерно порождающие правонарушения. Однако категория причинности совершенно недостаточна для объяснения человеческого поведения. Таким объяснением может служить не причинность, а детерминация 11. Дело в том, что при использовании исключительно каузального подхода без внимания остаются детермина-ционные связи, определяемые факторами, которые обозначаются в науке категорией «условия правонарушений (преступлений)». Их сущность заключается в том, что они сами по себе не способны породить следствие в виде нарушений правовых норм, но создают возможность формирования и проявления (действия) реальной причины 12. В качестве условий преступности и правонарушений выступают, во-первых, негативные общественные явления экономического, политического, идеологического и организационно-управленческого характера, а, во-вторых, неблагоприятные обстоятельства формирования личности в период социализации, оказавшие отрицательное влияние на ее жизнедеятельность. Такой подход вполне соответствует философскому пониманию взаимосвязи причин и условий. И.В. Кузнецов описывает ее следующим образом: «Причина непосредственно и всецело обращена к следствию. В отличие от нее прямое воздействие условий направлено не на следствие, а на причину так, что они определяют способ действия причины. В природе условий нет того, что само могло бы породить следствие или содержало бы возможность такого порождения»13.
Учитывая приведенные выводы по проблеме детерминации противоправного поведения, в качестве причин исследуемой категории посягательств на правосудие следует рассматривать деформации психологии (искажение потребностей, интересов, ценностей и мотивации деятельности) должностных лиц органов уголовного преследования, закономерно влекущие уклонение данных лиц от реализации процессуальной обязанности, предусмотренной ч. 2 ст. 21 УПК РФ ,4.
Как указывалось, искажение психологии поведения, находящее конечное выражение в форме криминогенной или антиправовой мотивации, в свою очередь, является результатом влияния различных обстоятельств. Существенную роль здесь играют факторы, обозначенные выше как условия правонарушений. Для того, чтобы более предметно проследить механизм взаимосвязи причин и условий уклонения от принятия мер к обеспечению уголовного преследования и его осуществления, а также выявить потенциальные пути эффективного воздействия на них, следует обратиться к вопросу о типичных мотивах совершения этих злоупотреблений и источниках их формирования. Ведь, как справедливо отмечает К.Е. Игошев, «изучение мотивации помогает раскрыть социальное содержание личностных черт преступника как типа, детерминанты преступного поведения и наиболее типичные свойства социально-психологического механизма преступной деятельности»15.
Для рассматриваемой группы уголовнопроцессуальных правонарушений характерны, в основном, следующие мотивы: стремление к получению личной выгоды (в основном корыстного характера), следование «ложно понятым интересам службы» и так называемые «анархистско-индивидуалистические побуждения»16.
Лично-корыстная заинтересованность, выступая мотивом уклонения от осуществления уголовного преследования и принятия мер к его обеспечению, придает данному виду посягательств на правосудие высочайшую степень общественной опасности. Подобные деяния являются формой коррупции в рамках уголовного судопроизводства и подрывают его основы «изнутри». Объективные предпосылки генезиса указанной мотивации противоправного поведения обусловлены принципиальной недостижимостью полного соответствия уровня оплаты труда государственных служащих органов уголовной юстиции экономическому эквиваленту цены их полномочий, что в целом характерно и для других отраслей государственной деятельности. Между тем рациональная социально-правовая, организационно-управленческая и кадровая политика вполне способна предупредить возникновение криминогенных побуждений у должностных лиц. Однако в современных условиях данная задача решается неудовлетворительно. Этим и вызва-
ны колоссальные масштабы коррупции в среде сотрудников органов уголовного преследования. Как представляется, формирование лично-корыстных мотивов у указанных субъектов и их реализация при совершении рассматриваемых злоупотреблений главным образом причинно связаны с влиянием следующих факторов: 1) низкий уровень правовой культуры, а порой откровенный правовой негативизм сотрудников правоохранительных органов, устойчивые деформации их правосознания; 2) недостаточная материальная обеспеченность работников органов правопорядка, ее несоразмерность характеру и объему выполняемой ими работы; 3) бесконтрольность, корпоративная солидарность и «круговая порука» внутри правоохранительных органов, обеспечивающая крайне редкую наказуемость соответствующих деяний даже в случае их выявления руководством.
Первая из приведенных групп факторов является очевидным следствием ошибок и просчетов в кадровой политике, при которой на службу принимаются сотрудники, не соответствующие требованиям профессионального и нравственно-психологического характера. Так, мероприятия, нацеленные на обновление и омоложение кадров, привели в правоохранительные органы значительное число непроверенных случайных лиц, ориентированных лишь на получение каких-либо выгод от такой деятельности.
Другим важным источником формирования криминогенной лично-корыстной мотивации у должностных лиц органов уголовного преследования является значительный разрыв между уровнем их материальной обеспеченности, степенью социально-правовой защищенности, с одной стороны, и объемом выполняемой работы, ее сложностью и напряженностью — с другой. Декларируемые государством социальные гарантии сотрудникам правоохранительных органов и их исполнение оказались прямо противоположными друг другу 17. Недофинансирование органов уголовной юстиции приводит не только к ослаблению возможностей государства обеспечивать реальную защиту прав граждан, но и отражается на отношении их сотрудников к своей деятельности. Низкий уровень доходов, нужда способствуют совершению ими корыстных преступлений 18. Например, по данным опроса, проведенного С.А. Алтуховым, 62 % осужденных за служебные злоупотребления сотрудников ОВД заявили, что при
других социально-экономических условиях не совершили бы преступлений 19. Нерешенность насущных финансово-материальных проблем обусловливает и резкое снижение кадрового потенциала, падение уровня правовой культуры сотрудников. В свою очередь, откровенный правовой нигилизм многих из них оказывает обратное действие, интенсифицируя негативное воздействие факторов экономического кризиса.
Наряду с изложенными обстоятельствами самостоятельным источником генезиса лично-корыстной криминогенной мотивации у рассматриваемой категории должностных лиц является их практическая бесконтрольность, а также крайне редкая и неадекватная наказуемость в случае выявления фактов уклонения от осуществления уголовного преследования или принятия мер к его обеспечению. Данному фактору принадлежит особая роль, поскольку такое положение дел оказывает сильное влияние на формирование и реализацию также и других видов мотивов исследуемых противоправных деяний («ведомственно-корпоративных», «анархистско-индиви-дуалистических»). Как справедливо отмечается в юридической литературе, «ничто так не развращает, как безнаказанность»20. Применительно к рассматриваемым злоупотреблениям, совершенным из побуждений личной выгоды, эта проблема имеет два аспекта: 1) несовершенство законодательства, предусматривающего уголовноправовые основания для привлечения виновных к ответственности; 2) неэффективность, формальность ведомственного контроля за процессуальной деятельностью должностных лиц, обязанных осуществлять уголовное преследование и принимать меры к его обеспечению.
Важно обратить внимание, что все возможные формы исследуемых посягательств, обусловленных корыстной или иной личной заинтересованностью, подпадают под действие существующих уголовно-правовых запретов (ст. 285 или 290 УК либо обеих — в зависимости от обстоятельств). Между тем доказывание некоторых признаков соответствующих составов преступления, в частности мотива, сталкивается с большими трудностями, что фактически блокирует их применение к подобным случаям. С другой стороны, само количество официально установленных фактов уклонения от осуществления уголовного преследования или
принятия мер к его обеспечению остается незначительным по сравнению с их действительными масштабами. Причиной латентности данного вида злоупотреблений является корпоративная солидарность и скрытое противодействие многих руководителей органов правопорядка привлечению их подчиненных к уголовной ответственности. Это связано с тем, что руководящий состав несет дисциплинарную ответственность за противоправные деяния своих сотрудников, порой довольно строгую. Нередко чтобы не «выносить сор из избы» лиц, совершивших преступления, увольняют якобы по собственному желанию21. Расчет на «профессиональное алиби», поддержку либо лояльность руководства, позволяющие избежать ответственности, является одним из наиболее существенных факторов формирования субъективной готовности к совершению исследуемых посягательств. Так, по данным криминологического исследования, абсолютное большинство осужденных за коррупционные преступления (96 %) надеялись избежать наказания 22. Нельзя в этой связи не согласиться с учеными, называющими среди факторов, влияющих на генезис правонарушений должностных лиц правоохранительных органов, такие условия, как «низкий контроль за руководителями среднего и низового звена», «неадекватное наказание (порой прикрывание) правонарушителей», «высокий процент неоправданно прекращенных уголовных дел в отношении сотрудников»23.
Завершая анализ лично-корыстных побуждений как мотива рассматриваемых противоправных деяний, следует подчеркнуть, что такая мотивация главным образом свойственна фактам уклонения от осуществления уголовного преследования. Аналогичные побуждения могут встречаться и при уклонении от принятия мер к обеспечению уголовного преследования, однако крайне редко (примером могут служить случаи неправомерного прекращения уголовных дел за материальное или иное вознаграждение якобы за отсутствием события преступления, когда подозреваемые еще не выявлены). Доминирующую же роль применительно к ним играет мотивация «ложно понятых интересов службы». Это вполне закономерно, так как.,указанные побуждения возникают, как правило, при обнаружении трудно раскрываемых преступлений либо когда по «горячим следам»
установить конкретных подозреваемых не удалось и вероятность их выявления, исходя из имеющихся данных, мала. Он также распространен в случаях обращения граждан с сообщениями о совершении преступлений небольшой тяжести на бытовой почве, расследование которых, по мнению многих сотрудников органов правопорядка, только отнимает время и силы, что препятствует эффективной борьбе с более тяжкими преступлениями. В непосредственной деятельности должностных лиц указанная мотивация находит выражение в виде неправомерных действий по отказу от принятия сообщений о преступных деяниях, уклонению от их регистрации, необоснованном отказе в возбуждении уголовных дел и других формах укрытия преступлений.
Сущность «ложно понятых интересов службы» как мотива исследуемой группы посягательств заключается в стремлении виновного должностного лица, во-первых, снизить загруженность (собственную или коллег по подразделению — в зависимости от занимаемой должности) по распространенным делам о преступлениях небольшой и средней тяжести и тем самым создать условия для эффективной работы по раскрытию и расследованию наиболее тяжких преступлений, а во-вторых, в желании «отстоять честь мундира», обеспечить положительные показатели деятельности подразделения и организации в целом под влиянием указаний руководства и внутриорганизационной солидарности. В этом смысле совершенно правильно А.М. Ларин отмечал следующий факт: «Чтобы сокрыть, оставить вне регистрации и учета, преступление, злой воли одного сотрудника недостаточно. Наряду с исполнителем в этом, как правило, участвуют вышестоящий офицер и начальник органа. Ведь именно они требуют от исполнителя “хороших” показателей и прикрывают его в случаях жалоб и проверок. Так возникает круговая порука...»24 Корпоративный характер взаимоотношений в коллективе, среди сотрудников, нередко способствует созданию атмосферы нетерпимого отношения к тем из них (особенно молодым), которые, соблюдая законность, «портят» показатели всего подразделения, регистрируя преступления, но не раскрывая их25. Вследствие данных обстоятельств в правоохранительных органах получает широкое распространение «тип юридического работника, понимающего дух и букву закона, но заинтересованного, преж-
де всего, в успешном “прохождении” дела и ориентированного в этой связи на ведомственные интересы, сложившуюся практику, мнение лиц, от которых зависит окончательное решение вопроса»26.
Анализ источников формирования «ведомственно-корпоративной заинтересованности» приводит к выводу о том, что ряд из них аналогичен факторам, участвующим в генезисе лично-корыстной мотивации: крайне низкий уровень правосознания сотрудников; атмосфера безнаказанности и «круговой поруки», обеспечивающая эффект «стены молчания» при выявлении служебных злоупотреблений. Однако определяющую роль в возникновении указанного мотива играет все-таки специфическое обстоятельство — серьезные недостатки системы оценки эффективности деятельности правоохранительных органов по борьбе с преступностью.
Помимо охарактеризованных мотивов уклонения от осуществления уголовного преследования и принятия мер к его обеспечению относительное распространение на практике получило его совершение из так называемых «анархистско-индивидуалистс-ких» побуждений или, как их по-другому именует В.Н. Кудрявцев, «мотивации социальной пассивности»27. Ее сущность состоит в пренебрежительном отношении к выполнению профессиональных обязанностей (нежелании заниматься решением проблем и переносить трудности, связанные с их исполнением) и игнорировании при этом интересов общества и прав других лиц. Источники данной мотивации связаны с эгоистическими установками и преобладанием пассивной жизненной реакции на проблемные ситуации 28, что применительно к рассматриваемым противоправным деяниям является следствием низкого уровня общей и правовой культуры, деформации правосознания должностных лиц органов уголовного преследования. Данный фактор в формировании соответствующего мотива является определяющим.
Следует отметить, что указанное побуждение является достаточно типичной причиной противоправного поведения должностных лиц в сфере уголовного судопроизводства. Акцентируя на этом внимание, В.М. Корну-ков указывает, что «наиболее распространены те нарушения законов, которые допускаются не по злому умыслу, а по безразличию, в угоду сложившемуся порядку вещей... и проявляемой при этом беспринципности»29.
Резюмируя вышеизложенное относительно причин и условий рассматриваемых противоправных деяний, их взаимосвязи, предметно рассмотренной в контексте генезиса криминогенной или антиправовой мотивации, следует акцентировать внимание на следующих обстоятельствах, которые целесообразно учитывать при выработке стратегии противодействия соответствующим злоупотреблениям.
Во-первых, поскольку круг факторов, детерминирующих уклонение должностных лиц от исполнения обязанности, предусмотренной ст. 21 УПК РФ, является чрезвычайно широким и затрагивает самые разнообразные сферы социальной действительности, то для результативного предупредительного воздействия на указанное общественно опасное явление необходимо использование системного подхода с тем, чтобы параллельно ослабить действие качественно разнородных источников формирования мотивации к совершению данных посягательств. В связи с этим достижение устойчивых положительных результатов в борьбе с указанным общественно опасным явлением возможно только посредством реализации системы мероприятий правового, организационного и социально-экономического характера. Разрозненные, эпизодически принимаемые меры заранее обречены на неудачу. Учитывая это, проблему противодействия уклонению должностных лиц от осуществления уголовного преследования и принятия мер к его обеспечению следует рассматривать как комплексную.
Во-вторых, важно иметь в виду, что система детерминант рассматриваемых уголовно-процессуальных злоупотреблений не может быть устранена полностью даже в случае последовательного и системного превентивного воздействия на соответствующее явление. Так, представляется невозможной абсолютная элиминация источников криминогенной корыстно-личной мотивации даже при существенном улучшении финансово-материального обеспечения соответствующих субъектов. Она реально может быть лишь уменьшена, сведена к минимуму, но не исключена. Аналогично вряд ли реально, да и целесообразно полное устранение из оценочной системы показателя результативности уголовно-процессуаль-ной деятельности, важным индикатором которого выступает динамика количества раскрытых преступлений (в частности, об-
наруженных в условиях неочевидности подозреваемого). В противном случае будет отсутствовать стимул активности в этом направлении 30. Поэтому логично предположить сохранение в определенных пределах и действия факторов генезиса «служебной» мотивации рассматриваемых уголовно-про-цессуальных злоупотреблений. Принципиально неустранимы обстоятельства, влекущие формирование побуждений «социальной пассивности», которые, как указывалось, обусловлены эгоистическими соображениями и недостаточным уровнем правосознания некоторых сотрудников правоохранительных органов. Поэтому даже при самом оптимистическом прогнозе результатов предупредительного воздействия на исследуемое общественно опасное явление придется констатировать реальную возможность его воспроизводства, хотя и в существенно уменьшенных масштабах. При таких условиях очевидна стабильная потребность в надежных средствах адекватного правового реагирования на указанные противоправные деяния. Эту функцию, учитывая повышенную общественную опасность подобных посягательств, на наш взгляд, должны выполнять нормы уголовного права, а потому в данном смысле для них характерна особая значимость в противодействии уклонению должностных лиц от осуществления уголовного преследования и принятия мер к его обеспечению.
В-третьих, отдельно необходимо акцентировать внимание на проблеме безнаказанности виновных должностных лиц как одном из наиболее существенных факторов генезиса и постоянного возрастания масштабов соответствующих противоправных деяний. Ведь низкий уровень правосознания многих сотрудников органов уголовного преследования в сочетании с указанным обстоятельством создает устойчивые представления о возможности без значительного риска допускать рассматриваемые злоупотребления, что, в свою очередь, генерирует решимость и готовность к такому противоправному поведению.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См., например: Налетов И.З. Причинность и теория познания. М., 1975. С. 43.
2 См.: Кузнецова Н.Ф. Проблемы криминологической детерминации. М., 1984. С. 13.
3 Сторонником такой градации причин преступности является, к примеру, А.Г. Аванесов
(см.: Аванесов А.Г. Криминология и социальная профилактика М., 1980. С. 187).
4 См.: Кузнецова Н.Ф. Указ. соч. С. 13.
5 См.: Ананьев Б.Г. Человек как предмет познания. Л., 1968. С. 328.
6 См., например: Спиркин А.Г. Сознание и самосознание. М., 1972. С. 81; Демин М.В. Анализ структуры сознания. М., 1980. С. 7,10, 29—35; Леонтьев А.Н. Деятельность, сознание, личность. М., 1975. С. 112; Асеев В.Г. Мотивация поведения и формирование личности. М., 1976. С. 115.
7 См.: Кудрявцев В.Н. Закон. Поступок. Ответственность. М., 1986. С. 193.
8 Ратинов А. Р. Психологическое изучение личности преступника. М., 1982. С. 9.
9 Стручков Н.А. Преступность как социальное явление. М., 1979. С. 29.
10 Тиунова Л.Б. Системные связи правовой действительности. СПб., 1991. С. 12.
11 См.: Волков Б.С. Детерминистическая природа преступного поведения. Казань, 1975. С. 49.
12 См.: Кузнецова Н.Ф. Указ. соч. С. 14.
13 Кузнецов И.В. Категория причинности и ее познавательное значение // Теория познания и современная наука. М., 1967. С. 30.
14 Сходное мнение по аналогичному вопросу обосновано А.Н. Варыгиным применительно к причинам преступлений сотрудников органов внутренних дел. Данный автор в качестве таковых рассматривает стремление части указанных субъектов «удовлетворить свои потребности и интересы путем совершения преступления», что является логичным следствием общего подхода к причинам существования преступности как «совокупности причин индивидуальных преступных действий» и акцента на их субъективную природу. (См.: Варыгин А.Н. Преступность сотрудников органов внутренних дел и проблемы воздействия на нее: Автореф. дис.... д-раюрвд. наук. Саратов, 2003. С. 40.)
15 Игошев К.Е. Типология личности преступника и мотивация преступного поведения. Горький, 1974. С. 59.
16 Термин предложен известным криминологом В.В. Лунеевым (см.: Лунеев В.В. Преступное поведение: мотивация, прогнозирование, профилактика. М., 1980. С. 52—57) и в дальнейшем активно использовался в научных исследованиях для анализа криминогенной мотивации (см., например: Криминальная мотивация / Отв. ред.
В.Н. Кудрявцев. М., 1986. С. 42—43).
17 См.: Фролова Л.И. Социально-политические последствия коррупции в России // Коррупция и борьба с ней. М., 2000. С. 44.
18 См.: Щербакова Э.С. Некоторые аспекты состояния коррупции в правоохранительных органах // Преступность и коррупция. Саратов, 2003. С. 271.
19 См.: Алтухов С.А. Преступления сотрудников милиции. СПб., 2003. С. 163.
20 Миньковский Г.М., Халдеев Л.С. Проступок и преступление. М., 1972. С. 54:
21 См.: Ковалев А.П. Преступлениям, совершаемым работниками правоохранительных органов — надежный заслон // Проблемы профилактики преступлений, совершаемых сотрудниками правоохранительных органов. М., 1998. С. 33.
22 См.: Максимов С. Коррупционная преступность в России: правовая оценка, источники развития, меры борьбы. М., 1997. С. 110.
23 См.: Куманеев В.В. Правонарушения сотрудников органов внутренних дел современной России: Автореф. дис.... канд. юрид. наук. М., 2000. С. 24—25; Тарасов Н.В. Преступления, совершаемые сотрудниками милиции. Криминологический аспект: Автореф. дис.... канд. юрид. наук. М., 2000. С. 15; и др.
24 Ларин А.М. Преступность и раскрываемость преступлений // Государство и право. 1999. № 4. С. 88.
25 См.: Мерзлов Ю.А. Криминологическая характеристика и предупреждение преступлений, совершаемых сотрудниками службы криминальной милиции: Автореф. дис.... канд. юрид. наук. Омск, 1998. С. 89-92.
26 Соколов Н.Я. Правосознание юристов: понятие сущность и содержание // Советское государство и право. 1983. № 10. С. 25.
27 Криминальная мотивация. С. 42.
28 Там же.
29 Корнуков В.М. Пути и средства укрепления законности и усиления охраны прав личности в уголовном судопроизводстве // Вопросы уголовного процесса. Проблемы обеспечения законности в уголовном судопроизводстве: Меж-вуз. науч. сб. Саратов, 1989. Вып. 4. С. 11.
30 Думается, проблема «процента раскрываемости» как критерия оценки может быть разрешена посредством правильного выбора его места в системе приоритетов правоохранительной деятельности. В случае, если данный критерий утратит самодовлеющий характер и будет учитываться в качестве производного по отношению к законности процессуальной деятельности, то отпадет глобальная ориентация на него правоохранительных органов. Следовательно, не будет необходимости его исключения из оценочной системы.
