CC BY
157
© А.В. Синельников, 2009
УДК 343.16 (470+571) ББК 67.408.142
К ВОПРОСУ О ЮРИДИЧЕСКОЙ ПРИРОДЕ И ОБЩЕСТВЕННО ОПАСНЫХ ПОСЛЕДСТВИЯХ УКЛОНЕНИЯ ДОЛЖНОСТНЫХ ЛИЦ ОТ ИСПОЛНЕНИЯ ОБЯЗАННОСТИ, ПРЕДУСМОТРЕННОЙ ч. 2 ст. 21 УПК РФ
А.В. Синельников
В статье проанализированы правовые и криминологические особенности сокрытия преступлений должностными лицами правоохранительных органов. Обосновывается трактовка подобных нарушений закона в качестве посягательств на интересы правосудия, обладающих повышенной общественной опасностью, характерной для преступных деяний.
Ключевые слова: уголовное преследование, обязанности правоохранительных органов, преступления против правосудия, незаконное освобождение от уголовной ответственности, укрытие преступлений от регистрации и учета.
Выполнение государством такой основополагающей функции, как поддержание правопорядка в обществе, немыслимо без активной работы органов уголовного преследования по выявлению и раскрытию преступлений, изобличению виновных и принятию мер по привлечению их к ответственности. От этого про-изводна и высокая значимость предусмотренной в ч. 2 ст. 21 УПК РФ обязанности компетентных должностных лиц правоохранительных органов по осуществлению указанной деятельности. По сути, она является необходимым правовым средством достижения целей уголовного процесса и, соответственно, выступает важным элементом механизма защиты личности, общества и государства от преступных посягательств. Однако, к сожалению, сотрудники органов уголовной юстиции, которым адресованы требования указанной обязанности, нередко прямо игнорируют их, устраняясь от предписываемой законом деятельности по осуществлению уголовного преследования и принятию мер к его обеспе-
чению, что в современных условиях стало одной из наиболее актуальных проблем уголовного судопроизводства. Данные посягательства представляют собой ни что иное, как уклонение от исполнения обязанности, предусмотренной ст. 21 УПК РФ. Использование для обозначения этих противоправных деяний термина «уклонение» вызвано его достаточно точной лексической адекватностью применительно к их сущности. Так, в русском языке глагол «уклоняться» традиционно подразумевает «отодвинуться, отклониться в сторону, чтобы избежать чего-либо; отойти от прямого направления; избегая чего-нибудь, устраниться, отказаться от чего-либо» [19, а 720]. Представляется, именно в таком смысле производные от него понятия употребляются в законодательных актах, в том числе в действующем УК РФ (ст. 157, 177, 185-1, 194, 198, 199, 314, 328, 339).
Следует отметить, что правоприменительной практике известны самые разнообразные способы уклонения от выполнения рассматриваемой обязанности. Как представляется, наиболее типичными являются следующие из них: заведомо незаконное прекращение уголовного дела либо уголовного преследования в отношении подозреваемого или обвиняемого; заведомо неправомерный отказ в
возбуждении уголовного дела; непринятие мер по уголовному преследованию лица, в отношении которого имеются достаточные доказательства о совершении им расследуемого преступления (освобождение задержанного по подозрению в совершении преступления, неприменение мер пресечения, непредъявление обвинения, уклонение от уведомления о подозрении в совершении преступления в порядке 223.1 УПК РФ); заведомо необоснованное изменение обвинения в сторону смягчения в ходе предварительного расследования по уголовному делу; отказ (как правило, частичный) государственного обвинителя от поддержания обвинения в отношении подсудимого, переквалификация его действий на более мягкую уголовно-правовую норму при заведомом отсутствии оснований, предусмотренных законом; неправомерный отказ в принятии либо сокрытие от регистрации заявления или сообщения о преступлении, необоснованное приобщение материала доследственной проверки или сообщения о преступлении к приостановленным или прекращенным производством уголовным делам; маскировка уголовно-противоправного деяния под административное правонарушение с последующим привлечением лица, совершившего преступление, к административной ответственности.
Учитывая, что вышеуказанная уголовно-процессуальная обязанность складывается из двух элементов: требования раскрытия преступления (принятия мер к обеспечению уголовного преследования) и предписания изобличить лицо, его совершившее (осуществить уголовное преследование), логично, исходя из данного критерия, разделить все возможные способы ее нарушения на соответствующие виды. Таким образом, часть перечисленных выше посягательств можно охарактеризовать как уклонение от принятия мер к обеспечению уголовного преследования, а остальные -как уклонение от его непосредственного осуществления.
Деяния, относящиеся к первой из приведенных групп, имеют направленность на сокрытие выявленных фактов преступных деяний либо поступившей информации о них и при этом не обусловлены целью освободить от ответственности какое-либо конкретное лицо. Они совершаются как на стадии возбужде-
ния уголовного дела, так и при производстве предварительного расследования в ситуации, когда предполагаемые виновные неизвестны. Для обозначения подобных посягательств в юридической литературе часто употребляются термины «укрытие преступлений», «сокрытие преступлений от регистрации и учета» (см.: [1, с. 50; 3, с. 96-97; 6, с. 147; 16, с. 134-135]). Такие понятия нередко используются в ведомственных нормативных актах. Категория «укрытие преступления от учета» получила развернутую дефиницию в примечании к п. 2.9 Положения о едином порядке регистрации уголовных дел и учета преступлений, утвержденном совместным межведомственным приказом Генпрокуратуры РФ, МВД РФ, МЧС РФ, Минюста РФ, ФСБ РФ, Минэкономразвития РФ, ФСКН РФ от 29 декабря 2005 г. № 39/1070/1021/253/780/353/399. Так, в данном правовом акте при характеристике «сквозного» термина «укрытый от учета объект», определенного как «объект учета, сведения о котором не отражены в учетных документах либо не включены в государственную статистическую отчетность», указывается: «Преступление также считается укрытым от учета, если по факту его совершения, несмотря на наличие установленных ст. 140 УПК РФ поводов и оснований, не было принято в установленные законом сроки процессуальное решение - вынесение постановления о возбуждении уголовного дела или отказ в возбуждении уголовного дела по нереабилитирующим основаниям либо если по факту его совершения было вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, которое впоследствии было отменено прокурором с одновременным возбуждением уголовного дела, а производство по этому уголовному делу в течение отчетного года было окончено и дело направлено в суд или производство по делу приостановлено по п. 1, 2, 3, 4 ч. 1 ст. 208 УПК РФ, либо прекращено по нереабилитирующим основаниям» [9, с. 35].
Важно отметить, что несоблюдение учетно-регистрационной дисциплины в большинстве случаев имеет в своей основе определенное уголовно-процессуальное злоупотребление. Поэтому следует иметь в виду, что вышеприведенная терминология («укрытие преступлений», «сокрытие преступлений от
регистрации и учета» и т. п.) далеко не полностью отражает содержание и действительную юридическую природу рассматриваемого вида посягательств. Это обусловлено тем, что в контексте ведомственного правового регулирования она имеет специфическое значение, тесно связанное с нарушением требований о предоставлении достоверных учетных данных, необходимых для формирования государственной статистики о состоянии борьбы с преступностью. Вместе с тем уклонение должностных лиц от принятия мер к обеспечению уголовного преследования в некоторых случаях может быть не связано с укрытием преступления (в форме сокрытия от регистрации или от учета). Так, к примеру, незаконный отказ в возбуждении уголовного дела по нереабилитирующим основаниям уже нельзя оценить в качестве укрытия преступления, хотя нарушение обязанности, предусмотренной ст. 21 УПК, очевидно. Более того, истинная правовая природа таких неправомерных деяний заключается именно в грубом нарушении фундаментальной уголовно-процессуальной обязанности, предусмотренной ст. 21 УПК РФ, что непосредственно и обусловливает крайнюю социальную негативность последствий данных посягательств.
Обращаясь к другому виду рассматриваемых посягательств - уклонению от осуществления уголовного преследования, следует отметить, что он, напротив, заключается в непринятии мер для привлечения к ответственности конкретных лиц, заведомо причастных к совершению определенных преступлений. Если виновные уже вовлечены в уголовное судопроизводство в качестве подозреваемых или обвиняемых по уголовным делам, то это достигается путем незаконного прекращения уголовных дел (либо прекращения уголовного преследования). В случае, когда соответствующие лица еще не привлечены в уголовный процесс, но в отношении их имеются достаточные доказательства о совершении ими преступлений, то нередко им удается избежать ответственности в результате необоснованной процессуальной пассивности компетентных должностных лиц, уклонения от проведения необходимых следственных действий и принятия соответствующих процессуальных решений. Осуществление умысла на незаконное
освобождение виновного от ответственности может повлечь сокрытие преступления в целом. Такая ситуация, в частности, может иметь место, когда желая прекратить уголовное преследование в отношении определенного лица при отсутствии к тому фактических и правовых оснований, следователь или дознаватель неправомерно прекращает уголовное дело за отсутствием события преступления (п. 1 ч. 1 ст. 24 УПК). Несмотря на то что в результате оказывается укрытым и сам факт преступного деяния, сущность злоупотребления, совершенного должностным лицом, заключается в направленности его деяния именно на воспрепятствование реализации уголовной ответственности конкретного лица, преступившего закон. Сокрытие факта преступления при таких обстоятельствах выступает средством достижения данной цели.
Характеризуя оба вида указанных противоправных деяний с точки зрения их юридических свойств, необходимо отметить, что все посягательства, которые они включают в себя, относятся к категории уголовно-процессуальных правонарушений. Часть из них носит уголовно-противоправный характер, то есть являются одновременно и преступлениями, остальные же представляют собой дисциплинарные проступки. Вместе с тем любой из способов нарушения уголовно-процессуальной обязанности, предусмотренной ст. 21 УПК РФ, характеризуется повышенной общественной опасностью, адекватной по степени преступному деянию, что, к сожалению, не в полной мере учтено законодателем.
Антисоциальные свойства уклонения от осуществления уголовного преследования и принятия мер к его обеспечению обусловлены, прежде всего, «ценностью того блага, которому причиняется ущерб конкретным человеческим поведением, то есть ценностью тех или иных общественных отношений» [7, с. 72]. В рассматриваемом случае в качестве объекта противоправного воздействия выступают общественные отношения, обеспечивающие выявление и изобличение лиц, виновных в совершении преступлений, реализацию в отношении их уголовной ответственности и назначение наказания. Помимо этого, значительный ущерб наносится отношениям, посредством которых реализуются права потер-
певших от преступлений. Таким образом, по своей правовой природе соответствующие деяния являются посягательствами на интересы правосудия по уголовным делам. Поэтому для более глубокого уяснения и осознания их общественной опасности необходимо принять во внимание огромную социальную значимость уголовного судопроизводства, его стабилизирующую и гуманную роль в современном государстве. Как справедливо отмечает И.Л. Петрухин, «правосудие по уголовным делам призвано охранять от преступных посягательств систему ценностей общества и потому само занимает важное место в этой системе, являясь социальной ценностью» [20, с. 50]. Действительно, правосудие призвано выполнять охранительные функции по ограждению личности, общества и государственных институтов от противоправных деяний. При таких условиях особый смысл приобретают положения Конституции РФ (ст. 18), провозглашающие правосудие гарантом прав и свобод человека и гражданина как высшей ценности. Кроме того, нельзя забывать и о сложной криминогенной обстановке в стране, которая затрудняет действие правозащитной системы и одновременно требует особого внимания к каждому сигналу о преступлении, обеспечения неотвратимости ответственности лиц, нарушивших уголовной закон, как необходимого условия его превентивного воздействия, что достигается посредством эффективного уголовного судопроизводства. С учетом этого, решая задачу правовой охраны сферы уголовной юстиции, законодатель последовательно рассматривает ее не как обычное звено государственного аппарата, а как «механизм», выполняющий задачи исключительной важности» [11, с. 100]. Это выражается, в первую очередь, в том, что регламентация ответственности за преступления против правосудия осуществляется в рамках самостоятельной главы российского уголовного закона (гл. 31). Более того, анализ санкций уголовно-правовых норм, расположенных в указанных главах УК РФ, позволяет сделать вывод о сравнительно большей потенциальной строгости наказания для должностного лица за преступления против правосудия. Это выражается как в конкретных законодательных пределах, так и в построении санкций,
которые в гл. 31 УК для виновных должностных лиц безальтернативны: ими не предусматривается иного вида наказания, чем лишение свободы (ст. 299-303, 305 УК РФ). Ярким примером законодательной оценки особой ценности правосудия в реализации государственной власти является соотношение указанных выше норм гл. 31 УК с родовым составом злоупотребления должностными полномочиями (ст. 285). Так, преступления, предусмотренные нормами ст. 299-303, 305 УК РФ, отнесены уголовным законом к категории тяжких, а, в свою очередь, ч. 1 ст. 285 УК РФ устанавливает наказание не свыше четырех лет лишения свободы и при этом закрепляет возможность применения достаточно мягких альтернативных наказаний - штрафа и исправительных работ. При этом диспозиция должностного злоупотребления обременена дополнительными условиями уголовной ответственности (мотивом «корыстной или иной личной заинтересованности» и общественно опасным последствием в виде «существенного нарушения прав и охраняемых законом интересов личности, общества и государства»), которых нет ни в одной норме, предусматривающей ответственность за преступления против правосудия.
Следует отметить, что правосудие по уголовным делам способно к выполнению своих социально ценных функций лишь при создании необходимых для его отправления предпосылок, которые, как известно, обеспечиваются в ходе досудебного производства. Ключевую роль в этом играет деятельность органов уголовного преследования. От ее динамики непосредственно зависит достижение охранительных задач уголовного процесса. Без надлежащего реагирования на сообщения о преступлениях и целенаправленной работы правоохранительных органов по их раскрытию и привлечению лиц, их совершивших, к ответственности реализация назначения уголовного судопроизводства немыслима. В юридической литературе в связи с этим даже отмечается, что уголовное преследование выступает в качестве генерирующей функции, с необходимостью осуществления которой возникают функции защиты и разрешения дела [13, с. 102]. В силу данных причин стабильность отношений, обеспечиваю-
щих выявление и изобличение лиц, нарушивших уголовный закон, выступает необходимым условием эффективности системы уголовной юстиции в целом.
Таким образом, с точки зрения юридической природы уклонения должностных лиц от осуществления уголовного преследования и принятия мер к его обеспечению, общественная опасность соответствующих деяний определяется, с одной стороны, принципиально важной ролью отношений, выступающих непосредственным объектом их противоправного воздействия в механизме реализации охранительных задач уголовного процесса, а с другой - высокой значимостью правосудия по уголовным делам для нормального функционирования общественных и государственных институтов в целом.
Помимо изложенного, повышенная общественная опасность исследуемых уголовнопроцессуальных злоупотреблений вызвана целым рядом их объективных и субъективных признаков и, в частности, свойственной им умышленной формой вины, специфическим способом и тяжкими последствиями посягательства. Они, в свою очередь, опять же предопределены содержанием и ценностью объекта противоправного воздействия, поскольку вред ему может быть причинен «не любыми, а только определенными деяниями, особенности которых зависят от свойств самого объекта» [18, с. 137].
Уклонение должностного лица от осуществления уголовного преследования и принятия мер к его обеспечению предполагает наличие в деянии только умысла. Виновный осознает, что он своими действиями (бездействием), вопреки возложенным на него служебным обязанностям, укрывает сообщение или иные сведения о преступлении при наличии достаточных данных, указывающих на его признаки, либо иначе помогает уйти от ответственности лицу, в отношении которого имеются доказательства его причастности к преступлению. Специфика соответствующего деяния должностного лица такова, что осознанное его совершение с необходимостью (неизбежно) наносит вред охраняемым законом интересам личности, общества и государства.
Не относятся к рассматриваемому виду противоправных деяний ситуации, когда долж-
ностное лицо из-за недостаточности юридической осведомленности, опыта или иных обстоятельств неправильно квалифицирует какой-либо случай, добросовестно заблуждаясь относительно юридически значимых обстоятельств по делу либо проявляя неосторожную форму вины. В данном случае имеет место правоприменительная ошибка (см.: [17, с. 12-13]), которая также причиняет вред интересам правосудия, однако обладает гораздо меньшей общественной опасностью и поэтому может повлечь лишь дисциплинарные меры. Таким образом, критерием разграничения противоправного посягательства на интересы правосудия и виновной процессуальной ошибки является наличие или отсутствие умысла в деянии соответствующего должностного лица.
Специфичен применительно к исследуемым уголовно-процессуальным злоупотреблениям и способ посягательства на охраняемый законом объект. Противоправное деяние выражается в форме бездействия по отношению к исполнению обязанности осуществлять уголовное преследование и принимать меры к его обеспечению. Внешне оно может носить характер процессуального действия (например, заведомо незаконное прекращение уголовного дела) либо процессуальной пассивности (к примеру, неправомерный отказ или уклонение оперативного дежурного ОВД от регистрации заявления либо сообщения о преступлении). Однако в обоих случаях правовая природа деяния должностного лица состоит в его уклонении от принятия мер к установлению и изобличению лица, совершившего преступление, то есть в неисполнении позитивной обязанности, предусмотренной ч. 2 ст. 21 УПК. Не случайно В. Есипов в качестве примера бездействия власти называл «непрес-ледование преступного деяния в намерении противоправно избавить кого-либо от законного наказания» [12, с. 132].
Сущность способа рассматриваемых посягательств заключается в воспрепятствовании развитию уголовного судопроизводства в отношении конкретных фактов преступных деяний и (или) лиц, виновных в их совершении. В итоге парализуется динамика уголовно-процессуальных правоотношений, остается нереализованной уголовная ответственность. Противоправное воздействие на объект посягательства в данном случае достигается за счет «раз-
рыва социальной связи посредством невыполнения установленной законом обязанности» [14, с. 111]. Таким образом, исследуемые злоупотребления представляют собой одну из наиболее опасных дисфункций уголовного процесса, то есть поведение, имеющее противоположную направленность по отношению к исходной функции уголовно-процессуальной системы, и которое вследствие этого препятствует реализации назначения ее соответствующих элементов [24, с. 22]. Они становятся преградой на пути реализации целей уголовного судопроизводства, нарушают принципиальные положения материального и процессуального права и, в частности, принципы публичности, неотвратимости ответственности, равенства граждан перед законом и судом. Эти обстоятельства определяют объективную способность рассматриваемых посягательств к причинению существенного вреда интересам правосудия и порождению самых разнообразных негативных последствий, угрожающим основам любого общества. К таковым, в частности, можно отнести следующие.
Во-первых, в результате таких злоупотреблений у преступников воспитывается чувство безнаказанности, собственной неуязвимости, что нередко поощряет их к совершению новых преступлений. Как справедливо отмечал В.Т. Томин, «если кара, воздаяние настигают виновного не с необходимостью, а с малой по большинству преступлений долей вероятности, то опережающее представление о них перестает останавливать преступную мысль и руку» [23, с. 20]. Психологический механизм подобного преступного рецидива достаточно ярко описывает И. Анденес: «Когда человек совершает преступление, его восприятие угрозы наказания меняется в зависимости от того, изобличили его и привлекли к уголовной ответственности или нет. Если преступное деяние ведет к желанной цели и за ним не следует неблагоприятного последствия, то это обычно подкрепляет стремление виновного к повторению такого деяния. Психологический барьер, который представляет собой страх перед наказанием, ослабевает. Если деяние повторено с тем же результатом, происходит дальнейшее подкрепление и может сформироваться преступная привычка» [4, с. 152].
Во-вторых, важно отметить, что уклонение должностных лиц органов уголовного преследования от исполнения процессуальной обязанности, предусмотренной ст. 21 УПК, помимо создания благоприятных условий для интенсивного роста рецидивной преступности одновременно парализует общепредупредительный механизм воздействия уголовного закона, что является фактором криминализации лиц с «конформистским поведением» и маргинальных слоев общества, которые «выступают благоприятной средой развития преступности» и наиболее доступным элементом для «расширения криминогенной социальной базы» [21, с. 46-47]. Одновременно в общесоциальном масштабе это приводит к так называемой «самодетерминации преступности».
Подрыв веры населения в социальную справедливость, способность государства противостоять криминалу, кроме того, приводит к дискредитации работников органов правопорядка, добросовестно выполняющих свой долг, и резкому падению авторитета правоохранительных органов у населения, без поддержки которого эффективная борьба с преступностью практически невозможна. В связи с этим следует согласиться с мнением Р.М. Акутаева, который указывает: «С социально-психологической и нравственно-этической точек зрения, выборочная карательная практика, думается, содержит не меньший негативный потенциал, чем если бы нормы уголовного законодательства вовсе не применялись» [2, с. 80]. В силу указанных причин происходит ла-тентизация преступности, многократное снижение заявляемости об уголовно-противоправных деяниях [8, с. 92]. Рассматриваемые злоупотребления должностных лиц - не единственная причина высокого уровня криминальной латентности, но вместе с тем их существенное влияние на заявляемость о противоправных деяниях очевидно. Ведь о каком доверии населения к правоохранительным органам может идти речь, когда при обращении к их сотрудникам пострадавшие от преступлений сталкиваются с откровенным произволом и беззаконием. Яркой иллюстрацией к сказанному является следующий случай:
В РОВД поступило телефонное сообщение от П. о совершении в отношении нее грабежа. По данному звонку к потерпевшей прибыла дежурная оперативная группа, которая доставила ее в отделение
милиции. Там оперативный уполномоченный И., которому было поручено опросить пострадавшую, предложил П. забрать обратно ее заявление о преступлении и написать «встречное» заявление о том, что она якобы сама по собственной неосторожности потеряла ценности, похищенные на самом деле у нее при ограблении, а также подписать объяснение о некриминальных обстоятельствах исчезновения ее имущества. Возмущенная таким отношением, П. попыталась выйти из кабинета, однако И. не выпустил ее и на протяжении нескольких часов оказывал на нее психологическое давление в целях убедить поступить так, как он требовал. П. отвечала категорическим отказом. Когда ей все-таки удалось покинуть кабинет И. под предлогом того, что она хочет поговорить с другим сотрудником милиции, П. вышла из здания отделения и направилась домой. Однако обнаружив, что П. скрылась, И. дал указание оперативным работникам доставить ее обратно. При доставлении один из них нанес П. несколько ударов кулаком в лицо, дважды ударил головой о капот автомобиля. После этого потерпевшая, естественно, отказалась общаться с кем-либо из сотрудников милиции и на следующий день обратилась в прокуратуру области, работниками которой было возбуждено уголовное дело по факту грабежа, а также в отношении работника милиции, избившего П. [5].
В-третьих, уклонение должностных лиц от осуществления уголовного преследования и принятия мер к его обеспечению препятствует формированию достоверных сведений о состоянии преступности, ее структуре, динамике, а также о степени эффективности деятельности правоохранительных органов по борьбе с ней. В итоге общество и государство вводятся в опасное заблуждение относительно истинных масштабов преступных проявлений и возможностей органов правопорядка по контролю над ними. Констатация фальшивого благополучия в сфере борьбы с криминалом не позволяет дать реальную оценку ситуации и принять на государственном уровне адекватные меры реагирования, ведь условием эффективности уголовной юстиции выступает высокая информационная обеспеченность ее органов, наличие у них «достаточно полной внешней информации о состоянии преступности» [15, с. 321], а «уголовная политика, как и всякая целенаправленная деятельность, требует сбора, обработки, передачи и использования большого объема информации»[10, с. 184].
Помимо названных негативных последствий общесоциального масштаба, важно под-
черкнуть и пагубное внутриорганизационное влияние указанных противоправных деяний на личный состав правоохранительных органов. Анализируя эту тему применительно к самому многочисленному органу правоохраны в РФ, Ю.П. Синельщиков справедливо подчеркнул, что «наряду с коррупцией и рукоприкладством укрытие преступлений - одно из наиболее безнравственных и массовых явлений, характерных для деятельности сегодняшних органов внутренних дел, явление, которое ведет систему МВД к деморализации и разложению» [22, с. 6].
Все приведенные выше обстоятельства в своей взаимосвязи позволяют выявить и констатировать следующие правовые и криминологические особенности уклонения должностных лиц от осуществления уголовного преследования и принятия мер к его обеспечению:
1. Юридическая природа соответствующих деяний заключается в их умышленной направленности против интересов правосудия по уголовным делам, что играет роль фактора, существенно усиливающего антисоциальный потенциал подобных злоупотреблений.
2. Общественно опасные последствия уклонения от исполнения процессуальной обязанности, предусмотренной ст. 21 УПК, наступают в результате специфического способа посягательства - воспрепятствования развитию уголовного судопроизводства в отношении определенного факта преступного деяния и (или) лица, его совершившего, которое реализуется, как правило, посредством сокрытия преступления (или сообщения о нем) либо непринятия мер для привлечения к ответственности виновного.
3. Общественно опасные последствия указанных посягательств характеризуются тяжестью, сопоставимой с характером последствий преступных деяний, и являются трудноустранимыми (либо вообще неустранимыми), поскольку подрывают основы правовой государственности и ставят под угрозу условия нормального функционирования социума.
4. Как следствие, любой из способов уклонения от осуществления уголовного преследования и принятия мер к его обеспечению характеризуется повышенной общественной опасностью, свойственной преступному деянию, что требует надлежащего отражения в уголовном законе в ходе его совершенствования.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Акутаев, Р. М. Проблемы латентной преступности / Р. М. Акутаев. - Махачкала : Изд-во Даг. ун-та, 1988. - 80 с.
2. Акутаев, Р. М. Латентная преступность: актуальность проблемы и понятие / Р. М. Акутаев // Государство и право. - 1997. - №9 12. - С. 79-87.
3. Алтухов, С. А. Преступления сотрудников милиции / С. А. Алтухов. - М. : Юрид. центр Пресс, 2001. - 271 с.
4. Анденес, И. Наказание и предупреждение преступлений / И. Анденес. - М. : Прогресс, 1979. - 264 с.
5. Архив Дзержинского районного суда г. Волгограда за 2002 г. Дело № 1-124.
6. Басков, В. И. Курс прокурорского надзора / В. И. Басков. - М. : Зерцало, 1998. - 480 с.
7. Беляев, Н. А. Уголовно-правовая политика и пути ее реализации / Н. А. Беляев. - Ленинград : Изд-во Ленингр. ун-та, 1986. - 176 с.
8. Берекашвили, Л. Ш. Обеспечение прав человека и законности в деятельности правоохранительных органов : учеб. пособие / Л. Ш. Берекаш-вили. - М. : Щит-М, 2002. - 162 с.
9. Бюллетень нормативных актов федеральных органов исполнительной власти. - 2006. -30 янв. (№ 5).
10. Босхолов, С. С. Основы уголовной политики / С. С. Босхолов. - М. : ЮрИнфоР-МГУ, 1999. - 293 с.
11. Власов, И. С. Об объекте преступлений против правосудия / И. С. Власов // Учен. зап. ВНИСЗ. -1964. - Вып. 1/18. - С. 98-110.
12. Есипов, В. Превышение и бездействие власти по русскому праву / В. Есипов. - Спб., 1892. - 156 с.
13. Зинатуллин, Т. З. Иерархия функций российского уголовного процесса / Т. З. Зинатуллин // Науч. тр. РАЮН. - 2001. - № 1. - С. 96-112.
14. Коржанский, Н. И. Объект и предмет уголовно-правовой охраны / Н. И. Коржанский. - М. : Акад. МВД СССР, 1980. - 248 с.
15. Кудрявцев, В. Н. Закон. Поступок. Ответственность / В. Н. Кудрявцев. - М. : Наука, 1986. - 448с.
16. Лунеев, В. В. Преступность ХХ века. Мировые, региональные, российские тенденции / В. В. Лунеев. - М. : Зерцало, 1997. - 465 с.
17. Мурсалимов, К. Р. Правоприменительные ошибки. Проблемы теории : автореф. дис. ... канд. юрид. наук / К. Р. Мурсалимов. - Н. Новгород, 2000. - 25 с.
18. Никифоров, Б. С. Объект преступления по советскому уголовному праву / Б. С. Никифоров. -М. : Госюриздат, 1961. - 230 с.
19. Ожегов, С. И. Словарь русского языка / С. И. Ожегов. - М. : Рус. яз., 1984. - 432 с.
20. Петрухин, И. Л. Теоретические основы эффективности правосудия / И. Л. Петрухин, Г. П. Батуров, Т. Г. Морщакова. - М. : Наука, 1979. - 392 с.
21. Садков, Е. В. Маргинальность и преступность / Е. В. Садков // Социс. - 2000. - № 4. - С. 45-51.
22. Синельщиков, Ю. П. Фальшивое благополучие / Ю. П. Синельщиков // Законность. - 1998. -№ 3. - С. 2-6.
23. Томин, В. Т. Острые углы уголовного судопроизводства / В. Т. Томин. - М. : Юрид. лит., 1991. - 240 с.
24. Чернышев, В. А. Проблема функций в российской науке уголовного процесса : автореф. дис. ... канд. юрид. наук / В. А. Чернышев. - М., 1999. - 21 с.
TO THE QWESTION ABOUT THE LEGAL NATURE AND SOCIALLY DANGEROUS CONSEQUENCES OF EVASION FROM DISCHARGE OF DUTY PROVIDED BY PART 2 OF ARTICLE 21 OF THE CRIMINALLY-REMEDIAL CODE
A.V Sinelnikov
Legal and criminological features of concealment of crimes by officials of law enforcement bodies are analyzed in the article. The treatment of this law infringements as encroachments on interests of the justice, which have the raised public danger, characterized to the crimes, is proved.
Key words: criminal prosecution, duties of law enforcement bodies, crimes against justice, illegal clearing of the criminal liability, shelter of crimes from registration and the account.
