CC BY-NC-ND
116
ВОПРОС ОБ АУСПИЦИЯХ В БОРЬБЕ ПАТРИЦИЕВ И ПЛЕБЕЕВ
Исходя из концепции о предоставлении магистратам права общественных ауспиций на электоральных комициях, автор отвергает распространенные в историографии представления об особой изначальной связи патрициев с ауспициями. Исключительное право патрицианской части сената на общественные ауспиции при интеррегнуме подразумевало не осуществление ауспиций, поскольку это всегда было индивидуальным актом, а право организовать безупречные с точки зрения ауспикальной процедуры выборы высших магистратов. Апелляция патрициев к ауспициям в связи с запретом на межсословные браки, установленным законом XII таблиц, как и сам этот временный запрет, отражала объективное желание аристократии закрепить сословные различия и тем самым воспрепятствовать созданию общей для патрициев и плебеев гражданской общины.
Ключевые слова: Рим, Республика, ауспиции, выборы, патриции, плебеи, междуцарствие, ауспиции, гражданская община (СуйаБ).
являлось осуществление общественных ауспиций («птицегада-ний»), т. е. «консультаций» с Юпитером по общественным вопросам в сфере своей компетенции. Наделение новоизбранных магистратов этим правом, на мой взгляд, происходило на электоральных комициях как результат имевшей место на них двойной ауспикаль-ной процедуры (ауспиции перед комициями и жеребьевка порядка объявления результатов голосования)1. Особого ритуала предоставления этого права - так называемой божественной инвеституры -в республиканской политической практике не было, естественно,
© Сморчков А.М., 2010
Важнейшим правом среди магистратских полномочий
полномочия магистрата в сакральной области зависели от получения им политических полномочий, что соответствует основным принципам организации гражданской общины.
Вывод о ключевом значении электоральной процедуры (creatio) в сакральной легитимизации магистратской власти, т. е. в получении права на ауспиции, носит отнюдь не частный характер. Он позволяет по-иному взглянуть на ряд проблем, связанных с политическими институтами республиканского Рима и их формированием, на которое немалое влияние оказало патрицианско-плебейское противостояние. В ходе сословной борьбы патрициев и плебеев вопрос о праве на ауспиции вставал неоднократно, наиболее остро - в 444, 367 и 300 гг. до н. э., когда плебейские лидеры требовали отмены запрета на патрицианско-плебейские браки и добивались доступа к консулату и жреческим коллегиям. Патриции пытались использовать ауспиции в качестве аргумента для противодействия политическим притязаниям плебса. Но на чем базировались их претензии на монопольное обладание этим правом?
Учтем, что сословие патрициев не было абсолютно замкнутым, во всяком случае изначально: оно пополнялось и при царях, и в начале Республики. Даже если те плебеи, которые попали в сенат в 509 г. до н. э., не вошли в число patres2, т. е. в ту группу патрициев-сенаторов, члены которой считались носителями ауспиций, мы все же имеем явный пример иного рода. Известно, что Аттий Клавз, основатель рода Клавдиев, из которого вышли самые ярые сторонники патрицианских привилегий, переселился в Рим из сабинского города Инрегилла и в Риме был возведен в патрицианское досто-инство3. И это не единственный случай. В полном соответствии с традицией Ливий составил речь Гая Канулея, выступавшего за отмену запрета на патрицианско-плебейские браки, где тот критикует претензии патрициев на знатность, «которой они обладают не в силу происхождения, сами будучи по большей части из альбанцев или сабинян, а в силу кооптации в состав "отцов" по выбору царей либо, после изгнания царей, по решению народа» (Liv. IV, 4, 7, cp. I, 30, 2). Вспоминает он Нуму - «не только не патриция, но даже не римского гражданина» (Liv. IV, 3, 10) - и других царей (Ibid. 11-12). Действительно, Нума, Тарквиний Древний, Сервий Туллий переселились в Рим, так что об их патрицианском достоинстве говорить не приходится. Разрешить ситуацию вполне логично попытался
Дионисий Галикарнасский, особо оговорив, что голосованием народа названные цари были переведены в патриции (Dionys. IV, 3, 4). Об отсутствии ясности в этом вопросе у позднейших римлян свидетельствует то обстоятельство, что к Нуме Помпилию (через четырех его сыновей и дочь) возводили свою искусственную генеалогию как патриции Эмилии и Пинарии, так и плебеи Кальпурнии, Помпонии и Марции (Plut. Numa 8; 21; Suet. Caes. 6).
Но вот на что хотелось бы обратить внимание в связи с причислением того или иного рода к патрициям. Вопросы о переходе из рода в род решались в куриатных комициях под контролем понтификов. Такой человек отказывался от священнодействий своего рода и приобщался к святыням нового рода (Cic. Dom. 35)4. Но к каким святыням приобщался человек, причисляемый к сословию патрициев? Он, несомненно, сохранял священнодействия своего рода, хотя и ставшего патрицианским. Нет никаких данных, чтобы они приобретали при этом какое-либо новое качество.
На мой взгляд, претензии патрициев на монопольное обладание общественными ауспициями имели своим источником традицию (длительное, практически монопольное исполнение патрициями общественных должностей), а не особую изначальную связь между ними. Показательно, что в изложении античной историографии такого рода утверждения отнюдь не выглядят общепризнанными и исходят только от заинтересованной стороны, т. е. от самих патрициев, в то время как лидеры плебса находили основательную контраргументацию. Думаю, за этими риторическими пассажами скрывается и некоторая историческая реальность, если признать, что право на общественные ауспиции предоставлялось в ходе ау-спикальных процедур на электоральных комициях. В таком случае и патриций приобретал его, лишь если был избран. Соответственно, плебеи, будучи допущены к высшим должностям, тем самым одновременно получали право на общественные ауспиции (в случае избрания). Этим объясняется, почему допуск плебеев к консулату носил исключительно политический характер: нигде не сообщается о каких-нибудь особых сакральных мероприятиях по приобщению плебеев к «патрицианским» ауспициям. Данное обстоятельство также является косвенным аргументом в пользу того, что патриции как сословие не обладали монополией на общественные ауспиции, хотя пытались это утверждать.
Напротив, известный исследователь авгурского права Дж. Лин-дерски считает допуск плебеев к консулату и жречеству самым большим нарушением этого права5. Но в таком случае не может не удивлять полное отсутствие сведений о путях легализации предполагаемого нарушения, хотя таковые имеются о менее значимых событиях: например, когда в 426 г. до н. э. возникли сомнения в правомочности консулярных трибунов назначать диктатора, вопрос был решен положительно декретом авгуров (Liv. IV, 31, 4). Все консу-лярные трибуны этого года были патрициями (Тит Квинкций Пенн, Гай Фурий, Марк Постумий, Авл Корнелий Косс). Почему же тогда возникли сомнения в их правомочности? Диктатора назначил Авл Корнелий Косс, бывший консулом два года назад (428 г. до н. э.), и сам стал начальником конницы (Liv. IV, 31, 5). Это весьма заметная личность в римской истории: он был одним из двух военачальников эпохи Республики (второй - Марк Клавдий Марцелл в 222 г. до н. э.), которым удалось принести в храм Юпитера Феретрия так называемые spolia opima (доспехи вражеского полководца, убитого собственноручно)6. Возможно, именно этот Авл Корнелий упомянут Ливием как верховный понтифик в 431 г. до н. э. (Liv. IV, 27, 2)7. А потому крайне сомнительно, чтобы в 426 г. до н. э. он не входил в число тех patres, которые имели право на ауспиции. Таким образом, дело не в личности, а в должности, не в сословной принадлежности, а в отсутствии прецедента, что, несомненно, также требовало согласования с сакральным правом.
Остатком некогда имевшейся традиционной монополии патрициев на общественные должности и соответствующие ауспиции является особая роль патрицианской части сената при переходе к так называемому междуцарствию (interregnum)8, когда оказывалась вакантной высшая исполнительная власть. Цицерон в связи с междуцарствием говорит о «возвращении» ауспиций к сенаторам-патрициям: auspicia ad patres redeunt (Cic. Ad Brut. I, 5, 4). Эта формула может, конечно, породить впечатление о корпоративной принадлежности ауспиций, что, насколько я могу судить, в историографии не подвергается сомнению. Однако здесь имеется серьезное противоречие, поскольку получается, что общественные ауспиции (auspicia publica) оказываются в руках частных лиц (pri-vati)9. Признание за электоральными комициями права наделять ауспициями позволяет разрешить и эту проблему. Обратим внима-
ние на контекст, в котором была употреблена указанная формула. Она встречается только один раз в письме Цицерона М. Юнию Бруту. Уже сам жанр частного послания предполагает краткость, тем более его адресат - опытный политический деятель, несомненно, знакомый с практической и теоретической сторонами ситуации междуцарствия. Краткость предполагалась и при упоминании Цицероном этой нормы (к сожалению, оставленной без последующего комментария) в идеальной «конституции» римской Республики (Cic. Leg. III, 9: auspicia patrum sunto). Сокращая информацию, Цицерон не мог подразумевать под ауспициями право их осуществлять - проведение ауспиций всегда было исключительно индивидуальным актом. Не исключено поэтому, что он имел в виду переход к patres права организовать безупречные с точки зрения ауспикального учения выборы новых магистратов, т. е. процедуру, в ходе которой будут предоставлены общественные ауспиции - предоставлены не от patres, а от Юпитера вследствие ауспикальных актов на электоральном собрании, руководимом интеррексом из числа patres. Показательна единственная параллель указанной формуле Цицерона: для интеррегнума Ливий (I, 32, 1) привел схожую формулу res ad patres redierat, но, как видно, он использовал более широкое понятие res, которое включает все полноту государственного управления, чьим сакральным эквивалентом, как и отдельных полномочий, являлись ауспиции10. Решению проблемы весьма помог бы ответ на вопрос, каким образом избирался первый интеррекс, соответственно, кто совершал при этом ауспиции11, но сведений, к сожалению, нет12.
Для перехода к интеррегнуму должны были сложить должность все патрицианские магистраты (Cic. Ad Brut. I, 5, 4; Dio Cass. XLVI, 45, 3). Само это выражение также является формальным остатком от эпохи до уравнивания сословий. Несомненно, Цицерон и Дион Кассий имели в виду не патрициев, занимающих магистратуры, а те магистратуры, которые первоначально, при своем возникновении, принадлежали патрициям13. Таким же образом следует понимать и выражение auspicia patriciorum в книге авгура М. Мессалы «Об ауспициях» (Gell. XIII, 15, 4): ведь этими ауспициями пользовались и плебеи после допуска их к первоначально патрицианским магистратурам. Плебейский консул, как мы знаем, был ничем не хуже своего патрицианского коллеги ни в отношении
ауспиций, ни в отношении права проведения выборов или, к примеру, назначения диктатора. Все это, на мой взгляд, являлось следствием того обстоятельства, что ауспициями и соответствующими полномочиями магистратов наделяло электоральное собрание.
Для анализа патрицианского права на общественные ауспиции и допуска плебеев к патрицианской магистратуре особое значение имеет вопрос о межсословных браках, которые были запрещены законом XII таблиц. Понятно, что дискуссии в сочинении Ливия отражают представления Поздней республики, но и они дают интересные сведения при всем своем риторическом пафосе. В уста защитников патрицианских привилегий он вкладывает утверждение, что снятие запрета на смешанные браки принесет расстройство (perturbatio) общественных и частных ауспиций (Liv. IV, 2, 5), а родившийся от такого брака не будет знать, чьим святыням он причастен (Ibid. 6). Таким образом, проводится мысль о принципиально особом характере патрицианских ауспиций, которой Ливий противопоставил основательную контраргументацию в речи плебейского трибуна Гая Канулея (Ibid. IV, 3-5). Однако и для Ливия не все было ясно в этом вопросе. Во время первой попытки плебейских лидеров добиться допуска к консулату на вопрос трибуна, почему плебею нельзя стать консулом, один из консулов дал уже знакомый ответ, а именно, что никто из плебеев не имеет ауспиций, и поэтому децемвиры запретили браки, чтобы из-за сомнительного потомства ауспиции не нарушились (Liv. IV, 6, 1-2). Примечательно, как Ливий оценил этот аргумент - «может быть, верный, но вряд ли полезный в тогдашнем споре». То есть и для него патрицианские ауспиции несли определенно особое качество. Но столь же психологически обоснованно он описывает далее вызванное этой фразой возмущение плебеев: «им отказывают в праве на птицегадания, как будто они ненавистны бессмертным богам» (Ibid. 3), другими словами, сами плебеи не считали себя лишенными ауспиций. Естественно, для того периода речь шла только о частных ауспициях плебеев. Сомнительно, чтобы они не практиковали их в своей частной жизни, будучи допущены к ним лишь после уравнивания сословий14. Птицегадания были широко распространены среди италийских народов, и непонятно, почему римские плебеи должны быть исключением, когда и в Риме использование ауспиций в частных делах было обычным явлением, в том числе
при заключении браков (auspicia nuptiarum)15. Никто из античных авторов не утверждал, что последние некогда были исключительным правом одних патрициев. Не было и не могло быть никаких запретов для плебеев гадать по птицам в своих целях и в пределах своей компетенции. Но, не имея доступа к общественным должностям, они, соответственно, не имели права на общественные ауспиции.
Временный запрет на патрицианско-плебейские браки, зафиксированный в законах XII таблиц, не может однозначно рассматриваться в качестве доказательства принципиальных различий между патрицианским и плебейским частным культом. На мой взгляд, в этом запрете отражена другая весьма важная тенденция. Уничтожение института царской власти и переход управления обществом к аристократии уже сделали социально-политическое развитие Рима весьма своеобразным. Подобные процессы мы наблюдаем в архаической эпохе Древней Греции. Однако оба региона античного мира не остановились на этом, пройдя через еще один переломный этап - победу народа над аристократией, которой пришлось частично поделиться своими полномочиями и привилегиями, прежде всего в сфере управления. В результате в Греции и Риме возникает уникальное социально-политическое явление древности - гражданская община. Конечно, аристократия оказывала яростное сопротивление, как показывают события Ранней республики. Одним из частных проявлений этого и был внесенный в XII таблиц запрет на патрицианско-плебейские браки. Бессмысленность его очевидна -кто мог заставить патриция вступить в брак с плебейкой или выдать дочь замуж за плебея? Данная мысль четко сформулирована в составленной Ливием речи плебейского трибуна Канулея (Liv. IV, 4, 9-12). Как убедительно показал Дж. Линдерски, указанный запрет и придание браку confarreatio сакрального и публичного характера, что ограничило применение этой формы брака узким кругом патрицианской аристократии, свидетельствуют о попытке патрициев создать замкнутую касту16. Все это служит явным отражением объективного стремления аристократии свернуть общественное развитие Рима с пути создания общей для патрициев и плебеев политической общины, их желания закрепить сословные различия, что означало бы закрепление неполноправного и зависимого положения плебса.
Пренебрежение собственным народом, предпочтение принципа аристократизма принципу гражданской солидарности характерно для греческой и римской знати, которая отнюдь не гнушалась браками со знатными чужеземцами17. Именно так поступил единственный оставшийся в живых представитель рода Фабиев, уничтоженного этрусками в битве при Кремере в 477 г. до н. э.: он женился на дочери знатного и богатого малевентанца Нумерия Отацилия (Fest. P. 174L, s. v. Numerius). И это, кстати, никак не нарушило ауспиции рода Фабиев, что опровергает антиплебейский аргумент о смешении ауспиций. Отмена бессмысленного запрета на патрицианско-плебейские браки должна была укрепить чувство согражданственности и тем самым укрепить общину. Это четко осознавалось самими римлянами и по прошествии нескольких веков. Ливий вкладывает в уста плебейского трибуна Канулея, автора законопроекта, такие слова: «Ничего иного мы не добиваемся от вашего права на брак, как быть в числе и людей, и сограждан» (Liv. VI, 4, 12). Ведь в тот момент отмена запрета на патрицианско-плебейские браки имела лишь формальное значение, пока не образовалась плебейская верхушка, для которой возможность породниться с патрициями стала реальной перспективой. Кратковременность запрета на браки свидетельствует о достаточно далеко зашедшем процессе становления цивитас. Не помогла патрициям и апелляция к религии, что позволяет усомниться в весомости этого аргумента.
Точно из таких же соображений плебейская масса поддержала своих лидеров и в их политических претензиях - она добивалась лишь принципиального признания гражданского равноправия, ибо рядовых плебеев доступ к власти прямо не касался (Liv. VI, 39, 1-2). Именно поэтому, получив право избирать плебеев в военные трибуны с консульской властью, несколько десятилетий плебеи избирали на эту должность исключительно одних патрициев, т. е. людей знатных и авторитетных, так что плебейским лидерам пришлось затем бороться за резервирование для себя одного консульского места (законодательство Лициния-Секстия 367 г. до н. э.). Данное обстоятельство тонко подметил Ливий: «Исход этих комиций (по выборам первых консулярных трибунов. - А.С.) показал, что с одним настроением борются за свободу и достоинство, с другим - выносят затем беспристрастное решение после завершения борьбы.
Ведь трибунами народ избрал одних патрициев, удовлетворенный тем, что интересы плебеев приняты во внимание» (Ыу. IV, 6, 11).
Несомненно, защищая свою монополию на власть, патриции использовали и религиозные аргументы, роль которых определялась тем обстоятельством, что речь шла о нарушении традиции, где религия особенно сильна. Тем не менее, в изображении наших источников, апелляция к традиции оказалась малоэффективной и встретила основательную контраргументацию, обосновывавшую необходимость и неизбежность новшеств. Политическое развитие Ранней республики давало тому множество оснований. Плебеи действительно не имели права на общественные ауспиции по той простой причине, что не имели доступа к соответствующим магистратурам. Но ведь и патриции получали на них право лишь в случае избрания, т. е. в индивидуальном порядке и по решению тех же плебеев на центуриатных комициях. В этих условиях патрициям сложно было обосновать свою монополию на власть. Ведь в Риме не сложилась в свое время наследственная монархия, которая могла бы способствовать появлению представлений о допустимости наследственных политических прав. Видимо, этим обусловлены попытки представить ауспиции в целом, т. е. и частные, и общественные, как нечто свойственное именно патрициям. Но частные священнодействия оставались частным делом до тех пор, пока не затрагивали общественные интересы, что было одним из главных принципов римской религии в эпоху Республики.
Принципиальная возможность осуществления общественных ауспиций не только патрициями, но и плебеями является следствием формирования единой гражданской общины, объединяющей оба сословия. Этому выводу не противоречит сохранение патрициями ряда привилегий в сакральной сфере, как и явно заметные представления, сохранявшиеся до конца Республики, об их особой религиозной компетенции. Подобная ситуация вполне естественна в консервативном обществе, с большим уважением относящемся к традиционным правам, особенно в области «взаимоотношений» с богами. Немало ярких примеров этого дает нам история демократических Афин (и других полисов), где, в частности, имело место наследственное исполнение аристократическими родами ряда общественных священнодействий.
9
Примечания
1 Подробнее см.: СморчковА.М. Куриатный закон об империи и ауспиции магистратов // Древнее право. 2003. № 11. С. 24-39.
2 Дементьева В.В. Римское республиканское междуцарствие как политический институт. М., 1998. С. 56.
3 Liv. II, 16, 4-5; IV, 3, 14-15; VI, 40, 4; X. 8, 6; Dionys. V, 40, 3; 5; Plut. Popl. 21; Suet. Tib. I, 1; Tac. Ann. XI, 24; App. Reg. 12.
4 Жреческие коллегии в раннем Риме. М., 2001. С. 126-127.
5 Linderski J. The Augural Law // ANRW. II, Bd. 16. Teilbd. 3. B. New York, 1986. P. 2184; ср.: Idem. The Auspices and the Struggle of the Orders // Staat und Staatlichkeit in der Frühen Römischen Republik. Stuttgart, 1990. S. 41.
6 Liv. I, 10, 7; IV, 20, 2-3; 5-11 (ср. 19, 1-5); 32, 4; 11; Fest. P. 204L, 2-3; Plut. Marcel. 8.
7 О некоторых сомнениях см.: Szemler G. J. Pontifex // RE. Supplbd. 15. München, 1978. Sp. 371, 27-58.
8 Cic. Dom. 38; Asc. Pro Mil. P. 31C; Liv. VI, 41, 6. Дементьева В.В. Указ. соч. С. 60-61. Добавлю лишь, что упомянутую здесь трактовку термина privatim, которую подробно обосновал Дж. Линдерски (Там же. С. 61, примеч. 273), высказывал еще Дж. Ботс-форд (Botsford G.W. The Roman Assemblies from the Origin to the End of the Republic. New York, 1909. P. 102). См. также: Coli U. Regnum. Romaе, 1951. P. 98. Сморчков А.М. Указ. соч. С. 24.
Если вообще их совершали при избрании первого интеррекса: см. возражения Т. Моммзена (Römisches Staatsrecht. Bd. 1. Aufl. 3. Leipzig, 1887. S. 98. Anm. 2).
См.: Дементьева В.В. Указ. соч. С. 73-75.
Там же. С. 83. Помимо общих соображений, необходимо пояснить толкование двух важных отрывков - из речи Цицерона «О своем доме» (38) и из его письма Бруту (I, 5, 4). Перевод В.О. Горенштейна в обоих случаях дает смысл, противоречащий политико-правовым реалиям римской Республики. В этой части своей речи (37-38) Цицерон перечисляет негативные последствия исчезновения патрициев, которое, по его мнению, произойдет, если одобрить незаконный переход Клодия из патрициев в плебеи, - в том числе касательно интер-регнума: auspiciaque populi Romani, si magistratus patricii creati non sint, intereant necesse est, cum interrex nullus sit, quod et ipsum patri-cium esse et a patriciis prodi necesse est. В переводе В.О. Горенштей-на не видна проблема, которой Цицерон пугает своих слушателей: «.. .а авспиции римского народа - если патрициев не будут избирать должностными лицами - неминуемо прекратятся, так как не будет
интеррекса, ведь также и он непременно должен сам быть патрицием и избираться патрициями» (Цицерон. Речи. Т. II, М., 1993. С. 69). В том же духе высказывался Дж. Линдерски (The Auspices... P. 43). Однако такая трактовка устанавливает связь между отсутствием патрициев на магистратских должностях и наступлением интеррегну-ма, что не соответствует действительности: интеррегнум наступал при отсутствии высших должностных лиц (собственно консулов или диктатора), независимо от их сословной принадлежности, поскольку в таком случае некому было проводить выборы следующих магистратов. Поэтому, на мой взгляд, слово patricii в тексте является не частью оборота nominativus duplex, а определением к существительному magistratus: «.и в случае, если не изберут патрицианских должностных лиц, неминуемо погибнут ауспиции римского народа, поскольку не будет интеррекса.». Ср. такой же смысл в немецком переводе Г. Кастена и английском переводе Н.Г. Уоттса: Cicero. Staatsreden. Teil 2. Aufl. 4. Berlin, 1981. S. 85; Cicero. Speeches. De Domo sua. London, 1935. P. 181. Другими словами, если не будет высших магистратов (как из патрициев, так и из плебеев), тогда для сохранения ауспиций потребуется интеррекс-патриций. Так же следует понимать фразу Цицерона в упомянутом письме к Бруту (I, 5, 4: dum unus erit patricius magistratus, auspicia ad patres redire non pos-sunt). Из перевода же В.О. Горенштейна этого письма следует, что для наступления интеррегнума требуется отказ от власти только магистратов-патрициев: «ведь пока будет одно должностное лицо из патрициев, птицегадание не может быть передано патрициям.» (Цицерон. Письма. Т. III, М., 1994. С. 404). Такой тезис еще никто не пытался доказать, ибо он противоречит всем известным фактам.
14 Mommsen Th. Op. cit. Bd. 1. S. 89. Anm. 1; Wissowa G. Auspicium // RE. Bd. 2. Stuttgart, 1896. Sp. 2581; Ogilvie R.M. A Commentary on Livy. Books 1-5. Oxford, 1965. P. 531-532. Против: Botsword G.W. Op. cit. P. 101; 103. Not. 1; Linderski J. The Auspices. S. 35-36; 47.
15 Liv. IV, 2, 5; 6, 2; Varro. RR. III, 3, 5; Cic. Div. I, 28; 31 (cp.: Dionys. III, 70, 2-4); Cato ap. Fest. P. 268L, s. v. prohibere comitia; Val. Max. II, 1. 1; Colum. XI, 2, 98; Gell. XVI, 4, 4; Serv. Ad Aen. III, 20; IV, 166 (cp. I, 346; IV, 45; Plin. NH. X. 21). Анализ см.: Catalano P. Contributi alio studio del diritto augurale. Torino, 1960. P. 196-200; 450-454.
16 Linderski J. Religious Aspects of the Conflict of the Orders: the Case of Confarreatio // Social Struggles in Archaic Rome: New Perspectives on the Conflict of the Orders / Ed. R.A. Raaflaub. Berkeley, 1986. P. 250254; 259-261; Smith C.J. The Roman Clan. The Gens from Ancient Ideology to Modern Anthropology. Cambridge, 2006. P. 267-268.
17 Linderski J. Religious Aspects. P. 253-254.
