CC BY
54
Стратегии воображаемого: виртуальное реальное
16. Фуко М. Возвращение морали // Фуко М. Интеллектуалы и власть. М.: Праксис, 2006. Ч. 3.
17. Фуко М. Субъект и власть // Фуко М. Интеллектуалы и власть. М.: Праксис, 2006. Ч. 3.
18. Хульст ван М., Яноу Д. Фреймы политического: от фрейм-анализа к анализу фреймирования // Социологическое обозрение. Т. 10. №1—2. 2011.
19. Appadurai A. Modernity at Large: Cultural Dimensions of Globalization. Minneapolis, 1996.
К.С. Шаров
Воображаемая виртуальность как категория бытия Рецензия на статью О.С. Мантурова «Стратегии воображаемого: виртуальное реальное»
Память — великая обманщица. Возможно, есть отдельные люди, у которых память как записывающее устройство, хранящее малейшие подробности их повседневной жизни, но я к ним не принадлежу. Моя память — лоскутное одеяло происшествий, наспех сшитых в лоскутный ковер обрывочных событий. Одни фрагменты я помню в точности, другие же выпали, исчезли без следа.
Нил Гейман. Дым и зеркала.
Перед нами — работа Олега Сергеевича Мантурова о виртуальной реальности. Но с тем же успехом мы ее можем назвать трудом о реальной виртуальности. Ведь в наши дни порой стало так трудно уловить ту тонкую грань между этими двумя понятиями — например, питерский социолог Дмитрий Иванов в своей книге «Виртуализация общества» прямо говорит, что мы живем в эпоху симулякра жизни и жизни симулякров [5]. Где заканчивается Реальное и начинается Воображаемое? Этот вопрос, пожалуй, сейчас не ставит в тупик разве что психоаналитиков-лаканистов, верно идущих вслед своего учителя. Действительно, грань между реальным и виртуальным подчас стирается: для многих людей виртуальные миры более притягательны, чем окружающая их реальность (например, для поклонников видеоигр), а виртуальная реальность зачастую вторгается на территорию действительного (возьмем, к примеру, способы, которыми масс-медиа меняют нашу жизнь).
Статья «Стратегии воображаемого: виртуальное реальное» — глубокий и серьезный труд с мультидисциплинарным подходом. Автор, объединяя психоаналитические методы, конструктивизм, теорию симулякров, концепции пространства и времени, поднимает тему о самом статусе реального в современной жизни.
83
Стратегии воображаемого: виртуальное реальное
Г-н Мантуров убедительно показывает, что пристальное исследование самого феномена жизни приводит нас к выводу о том, что живые существа — это не просто материальные объекты, отделенные от окружающей среды, а скорее регуляторы интерфейсов взаимодействий, происходящих между их внутренними и внешними средами. И здесь О.С. Мантуров весьма близок Герхарду Роту и Эрнсту фон Глазерсфельду, наиболее остроумным из современных радикальных конструктивистов. Жизнь представляет собой условие на стадии становления каждый раз в том месте, где определенные сложные внутренние и внешние напряженные отношения встречают друг друга и находят некоторый динамический баланс. Выражаясь математическими терминами, жизнь — это явление «граничных условий».
Созвучно автору статьи мы можем сказать, что процесс мышления в виртуальной реальности, в реальности воображаемого — особое метафизическое событие, таинственный подарок Провидения, явление, возникающее из относительно сложных, взаимно согласованных, но все же малоустойчивых договоренностей, своего рода «сделок» между внутренним и внешним миром живого организма. При рассмотрении виртуальности мы как нигде более осознаем истинность слов Фридриха Генриха Якоби, который подчеркнул, что свет нашего разума зажигается Божественным светом, а мы думаем, что сами зажигаем его. Виртуальность — поле соприкосновения индивида с Богом, если хотите, порубежье имманентного и трансцендентного.
Осведомленность человека наступает при условиях, близких к равновесию Воображаемого и Реального, то есть когда давление со стороны внешней либо внутренней среды не входит в противоречие с поведенческими стереотипами и архетипическими признаками, складывавшимися на протяжении многих поколений. Когда граничные условия, о которых мы упоминали выше, оказываются вне поля этих архетипов, осведомленность становится все более и более неэффективной, и сознание человека, работа мысли тогда имеет приоритет. Сознание автоматически вступает в игру каждый раз, когда мы сталкиваемся с удивительным результатом нашего опыта, который противоречит нашим ожиданиям или позитивно их расширяет. Другими словами, каждый раз, когда осведомленность человека становится превышена, сознание призывается как мерило реальности в виртуальном мире, чтобы справиться с ситуацией и понять, где же та черта, за которой само реальное уже нереально.
Осознание реального может быть выявлено естественными или искусственными обстоятельствами. Мы можем быть вброшены обратно в реальность из виртуального мира некоторыми естественными обстоятельствами, например, давлением со стороны общества, болезнью, физической угрозой, или искусственными средствами, то есть преднамеренным переводом сложной ситуации в дискурсивное поле.
Хотя искусства всегда использовали виртуальную окружающую среду (например, живопись, литература, музыка, и т. д.), чтобы вызвать в во-
84
Стратегии воображаемого: виртуальное реальное
ображении образ или символ, недавние технические разработки создали беспрецедентные условия, которые толкают общество в направлении усиления виртуализации. В отличие от прошлого, новые цифровые технологии подстегивают виртуальность, делают ее осязаемой: вспомним 3D-^-нотеатры (или еще большее количество «D»), видеоигры, интерактивные обучающие программы, «шлемы виртуальной реальности», погружение в мультимедиа-явления. Г-н Мантуров побуждает нас задаться вопросом о потенциально новом типе сознания, который может явиться результатом виртуализации социального пространства, порождением виртуального мира (или миров). Он говорит: «Утверждая «виртуальное реальное» как про-цессуальность социальности, мы будем вынуждены пересмотреть взгляды на социальность в целом».
Автор не обходит стороной и проблему информации в контексте разговора о виртуальном — об этом глава про фреймирование и установление круга воображаемых значений.
Формальное описание и анализ нашего знания о мире представляют собой информацию, которую мы извлекаем с помощью эксперимента, наблюдения или измерения. Цитируя Юджина Вигнера, «мыслительные процессы и сознание — основные понятия... нашего знания о внешнем мире. Содержание нашего сознания... таково, что мы не знаем ни о каком явлении, в котором объект, находясь под влиянием другого, не проявлял бы сопротивляемости миру и не передавал бы это влияние дальше по цепочке» [5]. Эта дальнейшая передача может быть бесконечно малой, например, сопоставимой с давлением света на материальный объект, но тем не менее она есть. «Легкие кванты не влияют друг на друга непосредственно, но только влияя на материальные тела, которые тогда влияют на другие легкие кванты... Точно так же сознания никогда, по-видимому, не взаимодействуют друг с другом непосредственно, но только через материальный мир. Следовательно, любое знание о сознании другого существа должно быть верифицировано материальным миром» [5].
Наше знание о мире, информация, является результатом опыта мозга по обнаружению различий в вещах. Мы говорим о качествах вещей на основе этих данных. Состояния сознания также несут в себе логические отношения и значение. Таким образом, информация проникает в материальный мир в результате обнаружения сознанием различий.
С помощью каких еще средств, кроме как установление различий, информация может войти в сознание? Информация, которая содержится в событии, обратно пропорциональна вероятности этого события. Когда все события в системе одинаково вероятны, то система находится в равновесии, и ее энтропия максимальна. Если в системе не будет никакого очевидного порядка, то есть не будет различия между одной частью системы и другой, то система не содержит никакой информации. Если мы упорядочиваем отношения частиц в каком-либо случае, тогда мы уменьшаем энт-
85
Стратегии воображаемого: виртуальное реальное
ропию системы, расходуем энергию и можем теперь обнаружить различия в отношениях частиц, о которых мы собираем информацию.
Но ведь это и есть фреймирование и рефрейминг, о которых рассуждает г-н Мантуров! Фреймирование — это «установление, легитимация конкретной области значений (фреймирование действует таким образом на всех уровнях социальности: от обыденного восприятия до идеологических систем). Это придание смысла разностороннему, несформированному, неразмеченному спектру представлений». Автор говорит, что «рефрей-минг связан с необходимостью переосмысления и перестройки механизмов мышления и восприятия. В отличие от фреймирования, рефрейминг чаще выступает как сознательная деятельность, связанная с самоосознанием и самовосприятием человека». Таким образом, рефрейминг и есть процесс сбора информации, протекающий с уменьшением энтропии системы. Хотя Олег Сергеевич пишет с социологической и психологической точек зрения, он весьма близок естественно-научным концепциям.
Особого внимания заслуживают рассуждения г-на Мантурова о памяти. Автор говорит, что в нашей памяти реальное может превратиться в виртуальное, и нельзя пытаться насильственно разграничивать эти два понятия: «Реальное и воображаемое являются неким слитным монолитом (значений, смыслов, видимостей, представлений, моделей взаимодействий), уже не просто способом существования явлений, но процессуальностью как таковой». Хотя такая точка зрения г-на Мантурова может показаться достаточно радикальной, мы можем найти в рядах мыслителей, вполне созвучных ему, такие выдающиеся фигуры, как Кант, Бергсон и Делез!
Даже после обнаружения действительности виртуального мы должны вслед за автором спросить себя, придает ли игра между виртуальной и фактической памятью правдоподобность чувственному восприятию реальности? Начнем с классики. Пожалуй, первым в истории философом, задумавшимся о природе симуляции, был Платон, именно ему мы обязаны понятием «симулякр», правда, в слегка подретушированном виде «эйкона» и «эйдолона». В «Критике способности суждения» Кант пишет о свободной игре познавательных способностей человека, а в «Трансцендентальной эстетике» прямо говорит, что мы должны воспринимать пространство и время как формы наглядных представлений, а не некие реальные данности, существующие независимо от нас. В этом смысле Иммануил Кант удивительным образом предстает одним из первых исследователей виртуальности в истории новой мысли.
Далее, посредством анализа различия между сущностью и памятью Анри Бергсон открывает для нас понятие виртуального. Мы привыкли думать о памяти как об ослабленном, отдаленном от нас и потому неясном восприятии. Но для Бергсона все не так: память отличается от восприятия «здесь и сейчас» не расплывчатостью и туманностью, а своим сущностным характером [1]. Таким образом, когда я говорю, что вещи реальны, но что
86
Стратегии воображаемого: виртуальное реальное
у меня есть своя точка зрения на них, я словесно выражаю две части своего восприятия. «Моя точка зрения» не является отделением восприятия от мира, не проводит грани между виртуальным и реальным; это гипервключение. Но чего во что? Виртуального в контекст реального? Вряд ли; скорее, наоборот! Восприятие — не умственное моделирование мира; оно имманентно включено в мир. Именно в самом объекте, а не в каком-либо другом месте, изображение сформировано и воспринято. И если, по Бергсону, восприятие происходит в субстанции, мы больше не можем думать о памяти как о форме ослабленного, «затуманенного» восприятия.
Жиль Делез, переосмысляя Канта и Бергсона в контексте виртуальности, утверждает, что виртуальность — больше не только мнемосхема, но «априорное условие мира, условия любых различий и любой информации, актуализация реальности, занимающая «место в трех рядах: пространстве, времени и сознании» [2].
Кант первым в новоевропейской мысли ввел понятие виртуальности, Бергсон развил понятие продолжительности виртуального, говоря о сущностных характеристиках памяти, а Делез сформулировал концепцию глубины виртуального. О.С. Мантуров идет дальше и спрашивает: может ли так быть, что память и есть виртуальное измерение реального? Но тогда возникает следующий вопрос: как отделить память от воображения?
Подводя итог, хочется отметить прекрасный стиль, которым написана статья, и четкость формулировок автора. Г-н Мантуров провел серьезный анализ существующих концепций виртуального и рассмотрел работы мыслителей, которых мы все в свое время читали, но которых нам редко приходит в голову поместить рядом: Мерло-Понти, Фуко, Жижека, Гофмана, Бурдье. Оказывается, они вполне созвучны, когда говорят о виртуальности! Автор умело расставляет по полочкам серьезный материал, делая трудные вещи простыми для понимания читателя; его статья полезна не только психологам и социологам, но также и философам; и даже в большей степени — философам.
Для нас О.С. Мантуров приоткрыл дверь в таинственный мир виртуального, и сложно не последовать открывшимся путем.
Литература
1. Бергсон А. Материя и память. Минск: Харвест, 1999.
2. Делез Ж. Различие и повторение. СПб.: ТОО ТК «Петрополис», 1998.
С. 220.
3. Иванов Д.В. Виртуализация общества. СПб.: Петербургское востоковедение, 2000. C 37.
4. Кант И. Критика способности суждения. М.: Искусство, 1994.
5. Wigner E. Remarks on the Mind-Body Problem / Good, I. J. (ed.) The Scientist
Speculates. London: Heinemann, 1962. P. 290—295.
87
