CC BY
45
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ Economic History
В.Ж. Цветков, Е.А. Цветкова
ВОЕННО-ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ПОВИННОСТИ КАК ФАКТОР ВЛИЯНИЯ НА ЭКОНОМИКУ БЕЛОГО ЮГА РОССИИ ВО ВРЕМЯ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ
V.Zh. Tsvetkov, E.A. Tsvetkova
Military-Economic Duties as a Factor of Influence on the Economy of the "White" South of Russia during the Civil War
В изучении экономического положения российских регионов в период Гражданской войны важное значение имеет и обращение к проблематике влияния военных действий на состояние крестьянского хозяйства, взаимоотношений армии и крестьянства. Для губерний Юга России отношения «фронта» и «тыла» имели особое значение еще и потому, что в хлебопроизводящих губерниях влияние военных действий особенно ощутимо сказывалось на состоянии крестьянских хозяйств - производителей сельскохозяйственной продукции.
К сожалению, подобного рода вопросы еще не стали предметом самостоятельного монографического исследования. Как правило, военные повинности (мобилизации, реквизиции, постойные, подводные повинности и другие), а особенно военно-хозяйственные, рассматриваются в контексте общей экономической или социальной проблематики истории Гражданской войны или Белого движения. Нельзя не отметить успешного обращения к данным проблемам со стороны ряда историков. В работах С.В. Карпенко рассматривается отношение крестьян к военно-хозяйственным повинностям в контексте хозяйственного кризиса, восприятие ими власти генералов А.И. Деникина и П.Н. Врангеля, а также экономической политики белых военных диктаторов и их правительств в той части, в какой она затрагивала интересы крестьянства1. В исследованиях В.М. Рынкова раскрывается проблематика крестьянских социально-экономических потребностей в Сибири во время Гражданской войны, воздействие финансовой
и социальной политики антибольшевистских правительств Сибири на положение крестьян2. Некоторые вопросы аграрно-крестьянской политики, в контексте которых белые власти устанавливали для крестьян военно-хозяйственные повинности, были рассмотрены одним из авторов настоящей статьи3.
Однако проблематика экономических, военно-хозяйственных, отношений между белой армией и крестьянством нуждается в более обстоятельно
изучении и осмыслении именно с применением экономического подхода.
* * *
Тяжелой для южнорусского крестьянства стороной Гражданской войны, были реквизиции, проводимые воинскими частями. В «военно-походный период» Добровольческой армии (1918 г.) реквизиции практиковались бессистемно и их объем и порядок взимания определялся исключительно волей воинских начальников4. В это время большинство подразделений армии довольствовались в кубанских станицах и селах Ставропольской губернии с согласия хозяев, зачастую и без оплаты своего постоя5.
Неурегулированность вопросов продовольственного снабжения и постоя войск вызывали справедливое недовольство крестьян, особенно тех районов, которые уже испытывали на себе тяжесть военных действий и повинностей со стороны органов Советской власти и Красной армии. В 1918 - начале 1919 гг. заготовки продовольствия производились самостоятельно воинскими частями «по мере необходимости» за плату или реквизиционные квитанции (при этом размер реквизируемых продуктов, зерна и зернофуража колебался от нескольких десятков до тысячи и более пудов)6. Представители сельской администрации Ставрополья неоднократно обращались с ходатайствами к губернатору, а также губернскому Управлению продовольствия о принятии мер по отношению к воинским частям и их начальникам, производившим незаконные реквизиции продовольственных товаров из сельских амбаров, элеваторов и мельниц7.
Несмотря на то, что «Правилами о производстве реквизиций...» таковые допускались только с санкции воинских начальников (не ниже командира дивизии) и обязательно за плату (или наличными деньгами, или реквизиционными квитанциями), на практике установленный порядок очень часто нарушался. По сводкам Деникинского отдела пропаганды «большинство крестьян Таганрогского округа жалуются на незаконные реквизиции, производимые местными властями и отдельными казачьими частями. Реквизиции производятся беспорядочно, без предъявления каких-либо документов, удостоверяющих право на таковые... дезертиры скрываются в лесах и занимаются грабежами, а некоторые из них, надевая офицерскую форму, производят реквизиции. Все это тревожит население»8.
Недовольство вызывало также расквартирование войск, при котором нередко допускались несправедливое распределение между домами,
особенно в населенных пунктах казачьих областей, где жили и казаки, и крестьяне: «...Расквартирование войск да хуторах ложится не всегда одинаковой тяготой на крестьян и казаков...»9.
Главнокомандующим Вооруженными силами на Юге России (ВСЮР) генерал-лейтенантом А.И. Деникиным отдавались неоднократные распоряжения о недопустимости незаконных реквизиций. Так, приказ от 21 августа 1919 г. (опубликованный специально для крестьян и для войск в виде отдельной листовки) гласил: «...До меня дошли сведения, что при прохождении войск по ...Малороссии отдельные малодисциплинированные части производят бесплатные реквизиции имущества, а отдельные воинские чины, насильственно отбирают имущество у местных жителей... случаи эти остаются нерасследованными, виновные не наказываются, а пострадавшие мирные жители не вознаграждаются за убытки... приказываю подлежащим местным начальствующим лицам, как по заявлениям потерпевших, так и по собственному почину, составлять особые акты о всех случаях грабежей, бесплатных реквизиций и насилий, чинимых воинскими частями в отношении вирных жителей, представляя означенные акты Губернатору и безотлагательно выдавая пострадавшим особые расписки об их составлении»10.
Думается, однако, что подобная практика (длительная процедура составления актов, их одобрение губернатором, выдача расписок, а не денег в возмещение убытков пострадавшим) вряд ли могла бы удовлетворить крестьян, потерпевших от произвола отельных воинских частей и командиров. Особенно в ситуации, когда местные гражданские власти были совершенно подмяты под себя военными властями и командование воинских соединений и частей, были совершенно бессильны перед тем, что называлось «произволом военщины»11. Поэтому даже там, где факты реквизиций расследовались, далеко не всегда подобное разбирательство заканчивалось в пользу пострадавших крестьян. Так, при произведенной казачьими полками потраве хлеба в Мариупольском уезде, генерал-майором А.В. Виноградовым было приказано местным старостам собрать сведения о количестве потравленного хлеба. Однако, местный комендант «заявил, что никаких сходов (для выяснения количества потравленного хлеба) он не разрешит, а собравшихся расстреляет из пулеметов. Подобная выходка в сильной степени охладила симпатию населения к Добрармии»12.
Пополнения армии лошадьми, в отличие от производства реквизиций, было вообще не регламентировано и осуществлялось исключительно в зависимости от потребностей воинских частей. Пополнения производились путем реквизиций и покупок лошадей на крупных конных заводах, обращенных в советские хозяйства13. Однако к лету-осени 1919 г. большинство подобных заводов было разорено, и рассчитывать на получение здесь необходимого количества лошадей, пригодных к строевой службе, не приходилось. Крупные коннозаводческие хозяйства уцелели лишь в Ново-
россии, и по мере продвижения армии на север потребности армии не удовлетворялись в должной мере. В этих условиях конные части стали широко использовать другие методы. По воспоминаниям командира 12-го уланского Белгородского полка полковника А.А. Байдака «части, предоставленные в 18, 19 и 20 годах самим себе, дабы не прекратить свое существование как конницы, принуждены были пополняться лошадьми путем самовольных реквизиций за плату у местного населения. Обмен избитых, изнуренных лошадей производило, опять-таки, у того же населения. Правильного лечения избитой и раненой лошади не было. Ветеринарная помощь и ветеринарные пункты отсутствовали. Набитая или раненая лошадь выбывала из полка. Конский состав нес непосильную работу и погибал в большом проценте...»14.
Проведение подобных операций по «обмену» безусловно вызывало недовольство крестьян, особенно в районах, где большинство крестьянских хозяйств имело 1-2 лошади (Черноземный Центр, Правобережная Малороссия)15. Но даже в местах, где до революции крестьянские хозяйства имели большее количество лошадей, применение подобного «обмена» не приводила к росту симпатий к Добровольческой армии и и другим армиям, входившим в состав Вооруженных сил на юге России. Сводка Отдела пропаганды по Таганрогскому округу отмечала: «...В населении вызывает ропот и неудовольствие система реквизиции лошадей, производимая воинскими частями и заключающаяся в простом обмене негодной лошади на здоровую»16.
Относительно такого обмена офицер конной артиллерии С. Мамонтов отмечает: «...Если у крестьянина была хорошая лошадь, ее у него забирали или, в лучшем случае, обменивали на худшую. Бывало, что сами крестьяне приходили и просили обменять хорошую лошадь на раненую - эту они имели шансы сохранить (в том случае, если следующие конные части вознамерились бы ее реквизировать). Но иногда это была хитрость: крестьянин обменивал лошадь, украденную им же, чтобы ее не узнали.»17.
Нередко в условиях военных действий не производилось даже подобного обмена. Лошади забирались у крестьян за плату реквизиционными квитанциями или без таковых. В то же время реквизиции лошадей у крестьян кавалерийскими частями Добровольческой армии были небольшими, прежде всего по причине преобладания пехоты в ее составе летом-осенью 1919 г. в отличие от конных корпусов Донской и Кавказской армий18. Кавалерийские части Добровольческой армии действовали в районах Черниговской, Полтавской, Екатеринославской губерний, и именно здесь крестьянские хозяйства пострадали от конских реквизиций более всего. Истощенность этих губерний в конском составе обусловливалась и неоднократными аналогичными реквизициями по стороны частей Красной армии и повстанческих отрядов.
Несомненно, что лишение крестьянских хозяйств лошадей в период сельскохозяйственных работ негативно сказывалось на их ходе, и неизбежно вело к сокращению посевных площадей, препятствовало своевременной уборке урожая в 1919 и 1920 гг.
В 1919 г. поставки лошадей для армии практиковались исключительно по распоряжениям местной власти. Так, Екатеринославским губернатором С.С. Щетининым 27 сентября было объявлено о принудительной поставке армии частновладельческих и извозчичьих лошадей при оплате от 5 до 10 тыс. руб.19 Поэтому они не носили организованного широкомасштабного характера.
В Таврии, занятой Русской армией генерала П.Н. Врангеля в 1920 г., была очевидна не только истощенность людских резервов, но и острый недостаток лошадей для армии. Практически все конные части Русской армии в апреле-мае 1920 г. были «безлошадными» и шли в бой в расчете на захват лошадей у противника (лошади белых конных полков были оставлены в Новороссийске и Черноморском побережье при эвакуации в Крым в марте 1920г.). Между тем, к началу 1920 г., после многочисленных реквизиций лошадей красными и белыми, поголовье лошадей в Крыму насчитывало не более 130 тыс., треть из которых составлял молодняк, еще не пригодный к использованию в кавалерийских и артиллерийских частях. Если учесть острую нужду крестьян в лошадях для проведения полевых работ, то Крым в 1920 г. мог дать конным частям армии генерала П.Н. Врангеля не более 6 тыс. лошадей20. В этих условиях командование армией предпринимало меры по организации принудительной поставки крестьянами лошадей войскам: были организованы специальные приемные комиссии, причем войскам категорически запрещалось проводить самовольные реквизиции лошадей21.
Еще одной тяжелой для села военно-хозяйственной повинностью являлась подводная. В «военно-походный период» Добровольческой армии порядок ее осуществления, также как и производства реквизиций, практически не регламентировался. В 1918 г. и особенно летом 1919 г., с началом боевых операций по широким коммуникационным линиям, на просторах Новороссии и Малороссии, потребовались быстрые переброски воинских частей, особенно пехоты, что возможно было осуществить только с помощью крестьянских подвод, поскольку иные виды транспорта (железные дороги, автомобили) или отсутствовали, или были разрушены. По сути, гужевой транспорт крестьян волей командования Вооруженных сил на юге России вынужден был компенсировать разруху на железнодорожном транспорте, вызванную как отсутствием угля, так и невозможностью отремонтировать «больные» паровозы22.
Практика осуществления подводной повинности сводилась к тому, что со стороны командира воинской части волостному старшине или сельскому старосте выдавалось предписание о своевременной поставке к зданию
волостного или сельского правлений определенного числа подвод. После произведенного смотра «подводчики» уходили из села вместе с воинской частью и занимались извозом практически неограниченное количество времени, в зависимости от военных потребностей23.
При этом, если в период наступательных операций и успехов на фронте интересы крестьян еще соблюдались (прежде всего в том, что их скоро отпускали домой вместе с подводой и лошадью), поскольку воинские начальники могли рассчитывать на получение подвод в новых занимаемых районах, отпуская прежних «подводчиков», то с начала отступления от Москвы, крестьяне, «забранные в подводы» в Орловской, Курской губерниях зачастую сопровождали армию до Харькова или даже до Ростова-на-Дону, возвращаясь в родные села с истощенными лошадьми, поврежденными подводами, а то и без таковых24. Поэтому воинским начальникам и комендантам приходилось насильно удерживать при себе «подводчиков» из черноземных губерний ввиду невозможности заменить их. Подобная мера осознавалась военными как «чрезвычайно тяжелая», «крайне затруднительная» для крестьян, но оно считали ее вызванной обстоятельствами боевой обстановки, а потому необходимой25.
Сами же крестьяне относились к подводной повинности как к тяжелой и разорительной обязанности, особенно в период сезонных сельскохозяйственных работ, а также в условиях осеннего и весеннего бездорожья и бескормицы. Сводки Отдела пропаганды неоднократно фиксировали это: «...взаимоотношения между жителями и воинскими частями напряженно враждебные. Воинские части часто отбирают лошадей, повозки, угоняют скот с полей. Транспорты и тыловые команды - бич для сельского населения...»26, «...из многих мест поступают сведения о все усиливающемся недовольстве крестьян на чрезвычайную тягость подводной повинности в обозах и по перевозке войск, что лишает возможности работать в поле... в поселке Марфинском все мужское население выехало для отбывания подводной повинности»27, «...в Короче (Курская губерния) и ее уезде населению приходится сильно терпеть от подводной повинности»28, «...по наряду для Нижегородского драгунского полка было востребовано 60 подвод, но после двух дней стоянки в городе [Новороссийске. - В.Ц., Е.Ц.] выяснилось, что требуется только 7 подвод, остальные же подводы, оторванные в горячее время от работы [Конец апреля - время пахоты. - В.Ц., Е.Ц.], потратили на проезд всю неделю и вернулись обратно, затаив, конечно же обиду на администрацию и, в частности, на представителей Добрармии... бывали случаи, когда из селения, отстоящего за 25 верст, потребовались подводы лишь для того, чтобы перевезти офицерские вещи с квартиры на квартиру. При этом нужно отметить, что содержание 2 лошадей в день обходится крестьянину в 80 рублей, по казенной же ставке он получает лишь около 45 рублей. Ко всему этому добавляются трудности с фуражом... Лошадей крестьянам приходится выгонять на далекие пастбища и
для поставки по экстренному вызову тратить немалое время на привод лошадей и поставки их в город. Однако крестьяне даже при столь тяжелых условиях не отказываются от поставки, но просят только о снабжении их фуражом. Неисполнение этой их просьбы может привести к серьезным волнениям...»29.
Правила, регламентирующие осуществление подводной повинности, были утверждены лишь 18 сентября 1919 г. (ограничение дальности угона подвод 55 км и срока выполнения наряда тремя сутками, зачисление подводчика на фуражное и продовольственное довольствие воинской части)30 фактически не были реализованы из-за начавшегося отступления белых армий по всему фронту и резко возросших потребностей армии в перевозочных средствах. И очень часто крестьяне-«подводчики», миновав линию фронта, снова «забирались в подводы», на этот раз уже частями Красной армии или повстанческими отрядами.
Правда, были и случаи добровольных поставок подвод крестьянами для нужд армии. Таковые имели место в некоторых селах Ставропольской губернии осенью 1918 г., в Крыму осенью 1919 г.31 Однако они не меняют общей картины принуждения к выполнению подводной повинности и в целом отрицательного отношения крестьян к подводной повинности.
В 1920 г. в Крыму и Сверной Таврии, занятых армией генерала П.Н. Врангеля, крестьянские подводы стали для войск главным, а зачастую практически единственным средством передвижения из-за полной разрухи на железнодорожном транспорте, почти полном отсутствии и угля, и дров32. Поезда ходили так редко и медленно, что на крестьянских подводах можно было быстрее доехать до пункта назначения. Поэтому возчики с подводами самочинно и повсеместно привлекались военным командованием для перевозки личного состава и имущества части. Уведенные подводчики возвращались в свои деревни обычно через три-четыре недели, нередко без лошадей и подвод, которых офицеры и даже солдаты отбирали без всякой уплаты. Часто у возчиков ломались телеги, которые нельзя было починить в мастерских из-за отсутствия металла и угля, от бескормицы и безводья гибли лошади, которых крестьяне не могли купить из-за страшной дороговизны. Разорительность подводной повинности вынуждала крестьян не выезжать без особой нужды со двора на своей подводе. К августу 1920 г. почти 50 % крестьянских подвод в Крыму и Северной Таврии пришли в негодность, а осенью 1920 г. крестьянский гужевой транспорт Таврической губернии оказался на грани полной разрухи33.
Продовольственное снабжение белых армии в 1918 - начале 1919 гг. зависело от «самоснабжения», что означало по существу реквизиции продовольственных товаров в городах и довольствие воинских чинов за счет постоев «у благодарного населения»34. Подобная практика, несмотря на неоднократные запреты воинских начальников самых различных уровней, все же сохранялась на протяжении всех периодов Белого движения на юге
России в 1919-1920 гг., вызывая обвинения армии со стороны местного населения и представителей «общественности». Хотя, необходимо отметить, что в большинстве случаев за постой или уплачивались деньги, или же практиковался обмен имеющейся у военных мануфактуры на продукты35.
Нельзя однозначно утверждать, что постой воинских частей неизменно являлся «злом» для крестьян. По замечанию С. Мамонтова, офицера конной артиллерии, по сравнению с «тяжелым бременем» подводной повинности постой солдат не был очень обременителен, потому что войска все время двигались и редко ночевали два раза в одном и том же доме. Постой солдат защищал крестьян от грабежа, если, впрочем, таковым не занимались сами солдаты. Если же войска оставались дольше в деревне, то кормились из походной кухни и крестьяне ели вместе с солдатами36.
С весны 1919 г. главное командование Вооруженных сил на Юге России начало переходить к более правильному и организованному снабжению армии. Приказом Главного начальника снабжений ВСЮР генерал-майора В.А. Энгельке от 27 марта 1919 г. были утверждены нормы продовольственного довольствия для военнослужащих с 1 апреля (2 фунта хлеба или 1/4 фунта сухарей, 3/4 фунта мяса, 9 золотников сахара)37. Были устроены продовольственные магазины, производившие снабжение армии, в Новороссийске, Екатеринодаре, Ростове-на-Дону, Туапсе, Ставрополе, Минеральных Водах, Керчи и в Новочеркасске (для Донской армии)38. По мере продвижения армии продовольственные магазины, снабжавшие фронт, были созданы также в Симферополе, Херсоне, Одессе, Екатеринославе, Харькове, Купянске, Константинограде, Кременчуте, Полтаве, Белгороде, Курске и других населенных пунктах39.
Система продовольственного снабжения армии заключалась в выдаче нарядов на поставки от Главного начальника снабжения генерал-лейтенанта А.С. Санникова местным губернским Управлениям продовольствия, которые обязывались поставить к определенному сроку на склады продовольственных магазинов определенное количество зерна и зернофуража. Из указанных продмагазинов производились поставки в интендантства конкретных воинских частей. Продовольствие из армейских магазинов могло также направляться и для снабжения городского населения, особенно в прифронтовых районах.
На практике, однако, данная система часто нарушалась. Так, войска Киевской области, действующие в Правобережной Малороссии, снабжались не через систему продмагазинов, а через поставки, производимые уполпродами уездов Полтавской губернии, причем каждый уезд обязан был выполнить поставки для определенной воинской части40.
Нормы поставок для армии колебались в зависимости от потребностей фронта или конкретных воинских частей (от нескольких десятков до тысячи и более пудов зерна и фуража)41. Установленные нормы продоволь-
ственного довольствия военнослужащих также не всегда соблюдались: в зависимости от боевой обстановки и запасов интендантства они могли меняться от 1/2 фунта сухарей до 3 фунтов хлеба ржаного или пшеничного. В ходе быстрых наступательных операций, равно как и при отходе войск, запасы продмагазинов практически не использовались, и войска довольствовались за счет постоев у крестьян и реквизиций «у благодарного населения», которые часто выливались в форменный грабеж42.
Недостатки снабжения армии в 1919 г. были проанализированы в докладе генерал-лейтенанта А.С. Макаренко, производившего «сенаторскую ревизию» причин тыловых неурядиц в феврале 1920 г: «...фураж и продовольствие от интендантства не поспевали за войсками, приходилось добывать их на местах, не изобилующих продуктами и только что разоренных уже перед тем большевиками... Являлась необходимость реквизиций, которые постепенно, по мере физического утомления войск, становились все шире и шире, и тягостнее для населения...»43.
Поскольку армия, занимая тот или иной район, становилась фактически единственной носительницей власти (до прибытия гражданской администрации), то на обязанности военно-полевых и военно-окружных судов возлагалось и осуществление разбирательств и тяжб местного сельского населения, предпринимать меры к урегулированию порубок леса и т.д. Так, военно-полевой суд 1-го армейского корпуса рассматривал дела об убийствах крестьян44, о грабежах и поджогах45. В соответствии с приказом командующего Добровольческой армией генерал-лейтенанта В.З. Май-Маевского № 61 от 16 октября 1919 г. в ведение военно-полевых судов передавались дела о порче железных дорог, в соответствии с которым ответственности подлежали не только непосредственно виновные в порче, но также и сельские старосты, и волостные старшины, не обеспечившие своевременной охраны «нарядами из местных жителей» железнодорожного полотна46. Арест и крупный штраф (до 20 тыс. руб.) угрожал тем, кто производил самовольную порубку леса и незаконную охоту. Данная мера объяснялась необходимостью «охраны лесов от беспощадных порубок, грозящих сельскохозяйственной культуре края, а также охраны населяющей леса дичи от окончательного истребления», и была действительно весьма важной и своевременной в малолесной Малороссии47.
Официальных распоряжений о поставке в армию теплых вещей крестьянами не было издано в 1919-1920 гг. Однако на страницах газет в осенние месяцы 1919 и 1920 гг. постоянно публиковались призывы к крестьянам о необходимости «помочь обуть и одеть фронт»48. Действительно, крестьянство многих сел оказывало добровольную помощь проходившим через них воинским частям теплой одеждой и обувью (хотя имели место и незаконные реквизиции). Но из-за практически полной неналаженности снабжения обмундированием (в отличие от продовольственного снабжения) на юге России осенью 1919 г. очень часто войска оставались лишен-
ными самых необходимых теплых вещей (шапок, валенок), не говоря уже о полушубках, рукавицах и теплых штанах. Обмундирование благодаря бюрократизму тыловых снабженцев оставалось лежать на складах в Харькове, Ростове-на-Дону и Новороссийске, а фронтовики должны были довольствоваться добровольными пожертвованиями крестьян или «производить раздражающие население реквизиции»49.
В то же время известны факты казенного снабжения крестьян промтоварами. Так, в Херсонской губернии Управление торговли и промышленности организовало в конце ноября маршрутные поезда «Добрармия -деревне» для снабжения села мануфактурой. Большое распространение получили промтоварные лавки «Добрармия - населению» в Таврической губернии в 1919-1920 гг.50
Такие шаги белых властей не могли не вызывать одобрения крестьян, вызывать с их стороны ответную положительную реакцию в виде добровольной материальной помощи войскам. Факты добровольной помощи крестьян воинским частям ВСЮР часто отмечались на страницах белой прессы. Они позволяют пересмотреть распространенную ранее точку зрения, согласно которой крестьянство повсеместно было настроено против деникинских войск с самого момента их появления в селе. Так, крестьянами Черниговского уезда было отправлено 13-му пехотному Белозерскому полку 2 тыс. пудов фуража. При этом в постановлении схода села отмечалось, что «крестьянское общество... учиняет это, как свой долг, отмечая с особым удовольствием, что Белозерский полк, проходя через село, оставил по себе самое отрадное воспоминание своим порядком, дисциплиной и благородством»51. Аналогичные добровольные поставки осуществляли крестьяне сел Святокрестовского уезда Ставропольской губернии, Екате-ринославского уезда, Таганрогского округа Войска Донского, Симферопольского уезда Таврической губернии и других районов белого юга Рос-
сии52.
Часть крестьянства одобряла операции белых против повстанческих отрядов. В деревнях Херсонского уезда во время подавления отрядов Повстанческой армии Н.И. Махно зажиточные крестьяне и середняки добровольно помогали полкам корпуса генерал-майора Я.А. Слащова, снабжали их продовольствием53.
* * *
Таким образом, взаимоотношения армий Вооруженных сил на Юге России и южнорусского крестьянства постоянно находились под влиянием двух противодействующих друг друга факторов.
С одной стороны армия, выступавшая как «носительница порядка и спокойствия», призвана была демонстрировать образцы законности, справедливости и стабильности, которые приносит с собой новая белая власть (как противница насилий, произвола, незаконных действий советской
власти). И это должно было, по замыслу идеологов и военно-политических руководителей Белого движения, создать условия для мирного и производительного труда крестьян, для выхода сельского хозяйства, а с ним и всей экономики белого Юга России из кризиса, порожденного Первой мировой войной и революцией 1917 г.
Но, с другой стороны, обстановка междоусобной Гражданской войны, тяжесть боевых действий, большие людские потери, недостаток продовольствия и обмундирования, плохая работа системы снабжения делали реквизиции и военно-хозяйственные повинности неизбежными. В условиях боевых действий и постоянных перемещений линий фронтов реквизиции у крестьян их имущества и военно-хозяйственные повинности, налагаемые на крестьян, военным командованием и белыми войсками считались вполне оправданными. В условиях массовых нарушений законности и падения морального состояния многих военнослужащих это создавало почву для превращения реквизиций и повинностей в грабеж сельского населения.
Аналогичные действия производились и противниками белых - отдельными частями Красной армии, повстанческими отрядами, объявлявшими себя «единственными защитниками угнетенного селянства», и даже собственными отрядами сельской крестьянской самообороны. Крестьянское хозяйство юга России одинаково страдало от тяжести военных действий, повинностей, реквизиций и грабежей, с чьей бы стороны таковые не производились, поскольку все они неотвратимо вели к разорению крестьянских хозяйств, сельского хозяйства Юга России в целом.
Примечания Endnotes
1 Карпенко С.В. Очерки истории Белого движения на Юге России (1917-1920 гг. ). Москва, 2006.
2 Рынков В.М. Финансовая политика антибольшевистских правительств востока России (вторая половина 1918 - начало 1920 г. ). Новосибирск, 2006; Рынков В.М. Социальная политика антибольшевистских режимов на востоке России (вторая половина 1918 - 1919 г.). Новосибирск, 2008.
3 Цветков В.Ж. Аграрно-крестьянская политика Белого движения в России // Новый исторический вестник. 2007. № 1 (15). С. 116-130.
4 Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. Р-879. Оп. 1. Д. 4. Л. 200, 200об., 203-205.
5 Карпенко С.В. Бесприютная армия (декабрь 1917 г. - апрель 1918 г.) // Новый исторический вестник. 2000. № 1. С. 168-242.
6 ГА РФ. Ф. Р-879. Оп. 1. Д. 34А. Л. 27, 27об., 167, 142.
7 ГА РФ. Ф. Р-879. Оп. 1. Д. 34А. Л. 142.
8 ГА РФ. Ф. Р-440. Оп. 1. Д. 34. Л. 56.
9 ГА РФ. Ф. Р-440. Оп. 1. Д. 34. Л. 2, 2об.
10 ГА РФ. Научная библиотека. Инв. № 034113.
11 Карпенко С.В. Военный и гражданский аппараты управления деникинской диктатуры // Власть. 2011. № 3. С. 131-134.
12 ГА РФ. Ф. Р-440. Оп. 1. Д. 34. Л. 56.
13 Розеншильд-Паулин В. Кирасиры Его Величества: Участие в Белом движении. Жизнь за рубежом. Париж, 1956. С. 127, 141, 142.
14 Байдак А.А. Участие белгородских улан в гражданской войне 1917 - 1920 гг. Белград, 1931. С. 35.
15 Красный Орел (Орел). 1919. 11 дек.
16 ГА РФ. Ф. Р-440. Оп. 1. Д. 34А. Л. 172.
17 Мамонтов С. Походы и кони. Париж, 1981. С. 280, 281.
18 Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию. Т. 2. Париж, 1964. С. 85-87.
19 Екатеринославский вестник (Екатеринослав). 1919. 28 сент.
20 Карпенко С.В. Сельское хозяйство Крыма в начале 1920 года: возможности полуострова как базы снабжения армии генерала П.Н. Врангеля // Экономический журнал. 2016. № 3 (43). С. 35, 36.
21 Великая Россия (Севастополь). 1920. 25 мая.
22 Карпенко С.В. Железные дороги и «свобода торговли» в условиях экономического кризиса: Из истории тыла Вооруженных сил на юге России (1919 г.) // Вестник РГГУ Серия «Исторические науки. История России». 2013. № 10. С. 58-73.
23 Мамонтов С. Походы и кони. Париж, 1981. С. 280, 281.
24 Венус Г. Война и люди: Семнадцать месяцев с дроздовцами. Москва, 1931. С. 90.
25 Мамонтов С. Походы и кони. Париж, 1981. С. 280, 281.
26 ГА РФ. Ф. Р-440. Оп. 1. Д. 34. Л. 4-5.
27 ГА РФ. Ф. Р-440. Оп. 1. Д. 34. Л. 56.
28 ГА РФ. Ф. Р-440. Оп. 1. Д. 34А. Л. 155.
29 ГА РФ. Ф. Р-440. Оп. 1. Д. 34А. Л. 196.
30 Таврические губернские ведомости (Симферополь). 1920. 3 февр.
31 ГА РФ. Ф-Р. 879. Оп. 1. Д. 4. Л. 199, 199об.; Сельская жизнь (Ростов-на-Дону). 1919. 29 нояб.
32 Карпенко С.В. Расстройство железнодорожного транспорта и топливный кризис во врангелевской Таврии: причины и взаимовоздействие (апрель - ноябрь 1920 г.) // Вестник РГГУ Серия «Исторические науки. История России». 2014. № 19. С. 41-52.
33 Карпенко С.В. Расстройство транспорта и кризис торговли в Крыму и Северной Таврии: Из истории тыла Русской армии генерала П.Н. Врангеля (1920 год) // Новый исторический вестник. 2015. № 2 (44). С. 116-127.
34 Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию. Т. 2. Париж, 1964. С. 74-76.
35 Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию. Т. 2. Париж. 1964. С. 108, 109; Венус Г. Война и люди: Семнадцать месяцев с дроздовцами. Москва, 1931. С. 90, 91.
36 Мамонтов С. Походы и кони. Париж, 1981. С. 280, 281.
37 ГА РФ. Ф. Р-879. Оп. 1. Д. 6. Л. 19-22.
38 ГА РФ. Ф. Р-879. Оп. 1. Д. 6. Л. 36об., 37.
39 ГА РФ. Ф. Р-879. Оп. 1. Д. 42. Л. 14-17.
40 ГА РФ. Ф. Р-879. Оп. 1. Д. 41, Л. 19, 31, 92.
41 ГА РФ. Ф. Р-879. Оп. 1. Д. 41, Л. 97, 46-48; Д. 4, Л. 90, 92, 167.
42 Карпенко С.В. Кризис товарно-денежного обращения и продовольственное снабжение армии и городского населения на Белом юге России (1919 г.) // Экономический журнал. 2015. № 2 (38). С. 101-121.
43 Деникинцы о состоянии своего тыла // Красный архив. Москва, 1935. Т. 5 (72). С. 193.
44 Россия (Курск). 1919. 19 окт.
45 Екатеринославский вестник (Екатеринослав). 1919. 15 марта.
46 Россия (Курск). 1919. 29 окт.
47 Россия (Курск). 1919. 15 окт.
48 Сельская жизнь (Ростов-на-Дону). 1919. 29 нояб.
49 Карпенко С.В. Очерки истории Белого движения на Юге России (1917-1920 гг.). Москва, 2006. С. 301-309.
50 Сельская жизнь (Ростов-на-Дону). 1919. 29 нояб.; 3 дек.
51 Ведомости 13-го Белозерского полка (Чернигов). 1919. 14 (27) окт.
52 ГА РФ. Ф. Р-879. Оп. 1. Д. 4. Л. 142.
53 Голос Юга (Полтава). 1919. 6 сент.
Авторы, аннотация, ключевые слова
Цветков Василий Жанович - докт. ист. наук, профессор Московского педагогического государственного университета (Москва) tsvetcov@rambler.ru
Цветкова Елена Александровна - канд. экон. наук, доцент Московского педагогического государственного университета (Москва) TsvetkovaElena777@rambler.ru
В статье анализируется хозяйственные взаимоотношения между белыми армиями и крестьянством на Юге России во время Гражданской войны в 19181920 гг. Рассматриваются различные формы военно-хозяйственных повинностей, связанных с ведением военных действий (военно-конская повинность, реквизиции, предоставление подвод, размещение войск). В ходе проведенных исследований сделан вывод о том, что в условиях Гражданской войны крестьянство было заинтересовано в стабильности экономических отношений и правовом порядке. Однако белые армии были вынуждены вести тяжелые боевые действия и не могли гарантировать крестьянам неприкосновенность
их имущества. Хозяйственной стабильности не было, и военные повинности были неизбежны. Они стали одной из главных причин усиления кризиса аграрного сектора экономики Юга России.
Региональная экономика, аграрная экономика, экономический кризис, Гражданская война, Белое движение, крестьянство, военно-хозяйственная повинность, реквизиция, крестьянское хозяйство.
References Articles from Scientific Journals
1. Karpenko S.V. Bespriyutnaya armiya (dekabr 1917 g. - aprel 1918 g.). Novyy istoricheskiy vestnik, 2000, no. 1, pp. 168-242.
2. Karpenko S.V. Krizis tovarno-denezhnogo obrashcheniya i prodovol'stvennoye snab-zheniye armii i gorodskogo naseleniya na Belom yuge Rossii (1919 g.). Ekonomi-cheskiy zhurnal, 2015, no. 2 (38), pp. 101-121.
3. Karpenko S.V. Rasstroystvo transporta i krizis torgovli v Krymu i Severnoy Tavrii: Iz istorii tyla Russkoy armii generala P.N. Vrangelya (1920 god). Novyy istoricheskiy vestnik, 2015, no. 2 (44), pp. 116-127.
4. Karpenko S.V. Rasstroystvo zheleznodorozhnogo transporta i toplivnyy krizis vo vrangelevskoy Tavrii: prichiny i vzaimovozdeystviye (aprel - noyabr 1920 g.). Vestnik RGGU. Seriya "Istoricheskiye nauki. Istoriya Rossii", 2014, no. 19, pp. 41-52.
5. Karpenko S.V. Selskoye khozyaystvo Kryma v nachale 1920 goda: vozmozhnosti poluostrova kak bazy snabzheniya armii generala P.N. Vrangelya. Ekonomicheskiy zhurnal, 2016, no. 3 (43), pp. 31-40.
6. Karpenko S.V. Voyennyy i grazhdanskiy apparaty upravleniya denikinskoy diktatury. Vlast, 2011, no. 3, pp. 131-134.
7. Karpenko S.V. Zheleznye dorogi i "svoboda torgovli" v usloviyakh ekonomicheskogo krizisa: Iz istorii tyla Vooruzhennykh sil na yuge Rossii (1919 g.). Vestnik RGGU. Seriya "Istoricheskiye nauki. Istoriya Rossii", 2013, no. 10, pp. 58-73.
8. Tsvetkov V.Zh. Agrarno-krestyanskaya politika Belogo dvizheniya v Rossii. Novyy istoricheskiy vestnik, 2007, no. 1 (15), pp. 116-130.
Monographs
9. Karpenko S.V. Ocherki istorii Belogo dvizheniya na Yuge Rossii (1917 - 1920 gg.). Moscow, 2006, 456 p.
10. Rynkov V.M. Finansovaya politika antibolshevistskikh pravitelstv vostoka Rossii (vtoraya polovina 1918 - nachalo 1920 g.). Novosibirsk, 2006, 212 p.
11. Rynkov V.M. Sotsialnaya politika antibolshevistskikh rezhimov na vostoke Rossii (vtoraya polovina 1918 - 1919 g.). Novosibirsk, 2008, 440 p.
Authors, Abstract, Key words
Vasily Zh. Tsvetkov - Doctor of History, Professor, Moscow State Pedagogical University (Moscow, Russia) tsvetcov@rambler.ru
Elena A. Tsvetkova - Candidate of Economics, Associate Professor, Moscow State Pedagogical University (Moscow, Russia) TsvetkovaElena777@rambler.ru
The article analyzes the economic relationship between the "White" armies and the peasantry in the South of Russia during the Civil War of 1918-1920. The various forms of military-economic duties related to the conduct of military operations (military-horse duty, requisition, supply, placement of troops) are considered. In the course of the research it was concluded that in the conditions of the Civil war the peasantry was interested in the stability of economic relations and legal order. However, the "White" armies were forced to conduct heavy fighting and could not guarantee the inviolability of their property to the peasants. There was no economic stability, and military-economic duties were inevitable. They have become one of the main reasons for the strengthening of the crisis of the agricultural sector of economy in the South of Russia.
Regional economy, agrarian economy, economic crisis, Russian Civil War, White movement, peasantry, military-economic duty, requisition, peasant economy.
