Научная статья на тему '"ВОДОНАПОРНАЯ БАШНЯ" В. ПЕЛЕВИНА - СИНТАКСИЧЕСКИЙ НОНСЕНС?'

"ВОДОНАПОРНАЯ БАШНЯ" В. ПЕЛЕВИНА - СИНТАКСИЧЕСКИЙ НОНСЕНС? Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
934
136
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «"ВОДОНАПОРНАЯ БАШНЯ" В. ПЕЛЕВИНА - СИНТАКСИЧЕСКИЙ НОНСЕНС?»

Г. Н. АКИМОВА

[ВЗАИМОСВЯЗЬ ЛИТЕРАТУРЫ И ЯЗЫКА]

«ВОДОНАПОРНАЯ БАШНЯ» В. ПЕЛЕВИНА — СИНТАКСИЧЕСКИЙ НОНСЕНС?

.. .в минуты краиних опасностей.., в одну короткую секунду мы вспоминаем столько, сколько не представляется нашей памяти и в долгий час, когда мы находимся в обычном состоянии духа. Михаил Кузмин

Галина Николаевна Акимова

Доктор филологических наук, профессор СПбГУ

Почти каждое новое произведение В. Пелевина привлекает внимание читателей. Автор находит не только новые сюжеты или особый ракурс их представления, но и предлагает неожиданные формы языкового решения художественных задач, что, заметим, составляет одну из ведущих особенностей постмодернизма1.

В настоящей статье предлагается анализ рассказа В. Пелевина «Водонапорная башня», изданного в 2005 г. в сборнике «RELICS. Раннее и неизданное». Рассказы и эссе, помещенные в Сборнике, представлены без указания даты их написания. Рассказ «Водонапор-ная башня» не встретился нам в литературоведческих работах, поэтому его можно отнести к последним произведениям автора. Чем же примечателен этот рассказ? Он составляет полных 13 страниц. Впечатляет, что эти 13 страниц представляют собой один абзац и одно предложение с точкой в конце. Рассказ включает почти 2800(!) слов. Это беспрецедент-ный случай в истории русской литературы.

Такой вывод нам позволяет сделать проведённое исследование размера предложения (РП) сначала на материалах языка XVIII в.2, позднее— в моих работах и работах моих учеников — на материале современного русского языка3. Приняв вслед за В.Г.Адмони определение цельного предложения как предложения от точки до точки, мы провели наблю-дение за языком таких выдающихся представителей своего времени, как М. В. Ломоносов, В. К. Тредиаковский, А. П. Сумароков и др., и обнаружили высокие показатели РП в языке различных жанров XVIII в. Различая средний и максимальный размер цельного предложения, следует сказать, что даже отдельные «монстры» (длинные цельные предложения) не выходили за рамки 300-350 слов. По данным Т. М. Ве-селовской, средний размер цельного предложения на протяжении XIX-XX вв. уменьшался.

Однако в художественной прозе конца ХХ в., как показывают наши наблюдения, а также наблюдения Т. Н. Марковой и А. Т. Давлетьяро-вой4, обнаруживаются новые тенденции в отношении размеров цель-

[ взаимосвязь литературы и языка ]

такие жестокие люди, каков был он, Топоров, ко-

ного предложения: в некоторых произведениях постмодернистского направления встречаются предложения в 234 слова, в 416, а в произведениях С. Соколова встретилось предложение в 686 слов.

Продолжая количественную характеристику текста анализируемого рассказа, отметим, что он состоит из 266 предикативных единиц и представляет собой разветвленное сложноподчиненное предложение с элементами сочинения и бессоюзия. Средняя длина предикативной единицы в составе сложного равна 10,4 слова, однако встречаются предикативные единицы в 15, 20, 40 и даже более слов. Нами составлен граф размеров предикативных единиц в составе сложного, он показывает, что мода (большая их часть) составляет предикативные единицы от 5 до 10 слов.

Обратимся к интерпретации количественных данных. Предложение в 2800 слов — древовидное, не имеет синтаксических разрывов. Нами составлено «дерево» этого сложного предложения, которое, однако, трудно представить в рамках научной статьи. Древовидность и достаточно четко прослеживаемая структура всего сложного предложения совершенно несопоставимы с организацией современных длинных предложений, построенных с синтаксическими разрывами, которые отражают речь, передающую поток сознания.

Предложение «Водонапорной башни» — без синтаксических разрывов, вызывает некоторые ассоциации, например, с прозой Л. Толстого, которая дает яркие примеры так называемой синтагматической (по В. М. Жирмунскому — классической) прозы с развитой синтаксической организацией на всех уровнях — в словосочетании и предложении, простом и сложном. Это особый принцип оформления и передачи мысли, с развитием подчинительных связей, частым употреблением соотносительных слов, со слабой нагрузкой интонации, ведущий к большим размерам синтаксически упорядоченного предложения. Вот пример из «Воскресения» Л. Толстого: «Так думал Топоров, не соображая того, что ему казалось, что народ любит суеверия только потому, что всегда находились и теперь находятся

торые, просветившись, употребляют свой свет не на то, на что они должны были бы употреблять его,— на помощь выбивающемуся из мрака невежества народу, а только на то, чтобы закрепить его в нем».

Подобный тип прозы уже во второй половине XIX в. стал заменяться так называемой актуализирующей прозой (Н. Д. Арутюнова5), которая развила синтаксическую расчлененность, повлиявшую на художественную речь в первую очередь. Синтаксическая расчлененность ослабила синтаксические связи, основанные на высокосинтетической русской морфологии, привела к сокращению сложных предложений, их общего объема, развитию конструкции экспрессивного синтаксиса6.

Тексты конца ХХ в., как уже отмечалось, показывают довольно неожиданное увеличение размеров предложения как за счет роста употребительности сложных предложений в тексте, так и за счет изменения в составе простого предложения. Мы уже отмечали эти явления как особенность языка конца ХХ века, то есть кажущееся возвращение к синтагматической прозе: меньше или почти не используются книжные экспрессивные конструкции, влияние разговорного синтаксиса на художественную речь видоизменяется. В синтаксической организации постмодернистского текста даже большие сложные предложения деиерархизируются, преобладают сложносочиненные и бессоюзные связи, восстанавливаются большие ряды однородных членов в простом предложении, но преимущественно на верхних уровнях иерархии, что может вести к увеличению роли подтекста.

В рассказе же В. Пелевина представлена совершенно иная синтаксическая организация. Это одно цельное сложное предложение, начинающееся, как отмечалось выше, подобно прозе Л. Толстого. Различие состоит в том, что это предложение ... очень длинное. Наступает трудность восприятия, независимо от синтаксической упорядоченности. Думается, что здесь намного превышен порог восприятия7, что неоднократно отмечалось лингвистами, принявшими гипотезу В. Ингве об

ограничении человеческого восприятия порогом 7 ± 2. И при этом рассматриваемое сверхдлинное предложение находится в полном соответствии с его содержанием. Необходимо отметить не только синтаксическую цельность предложения-рассказа, но целостность его сюжетного уровня, что подчёркнуто повторами номинации 'водонапорная башня', которые занимают ключевые позиции — это заглавие, а также первые и последние слова самого рассказа. Рассказ посвящается описанию жизни рядового человека советской эпохи, воспринимающего водонапорную башню как символ этой жизни, которая только кажется бесконечной: любая башня...сначала строится таким образом, будто должна подняться до самого неба, чем обязательно завершилось бы простое добавление новых кирпичных колец изо дня в день, если бы не решение строителей уйти, приводящее к тому, что какой-то кирпич обязательно становится последним.

Все предложение-рассказ циклично. Жизнь описана от предвоенного периода, затем идут военный и послевоенный периоды, вплоть до смерти героя, который бросает последний взгляд через окно на все ту же водонапорную башню. В таком построении сюжета становится понятным одно из обозначений самого сборника — RELICS — пережитое знание жизни.

Единство и синтаксическая сложность поддерживаются не только организацией сложного предложения, но и организацией составляющих его простых предложений. Так, при 266 простых предикативных единицах отмечаются 222 придаточных, 45 сочинительных соединений, а бессоюзные связи используются 9 раз. Поражает «возрождение» количества подчинительных отношений. По частоте употребления придаточные располагаются следующим образом: присубстантивные — 60, изъяснительные — 39, местоименно-соотно-сительные — 19, времени — 19, условные — 16, причины — 16, цели — 13, относительно-распространительные — 10, сравнительные — 5, уступительные — 2, следствия — 1. Если факт наибольшей употребительности присубстантивных и изъяснительных предложений общеизвестен (от письменных источников XVIII в. до современной

разговорной речи), то остальное требует комментариев. Можно предположить, что всё разнообразие подчинительных связей (причины, следствия, условия и т.д.) обусловлено содержанием сообщения — рассказом о целой жизни, в котором представлен весь комплекс отношений человека с миром. В цепочке последовательного подчинения встречаются довольно глубокие, достигающие 10 и более шагов в развёртывании зависимости, что также свидетельствует о том, что повествование представляет собой развитие аналитической мысли (а не «поток сознания»). Например: «... и пока в темном дворе меняют колесо, они сильно стучат в дверь, а потом уходят в такой спешке, что соседу приходится одеваться в коридоре, как раз напротив твоей замочной скважины, в которую он вполне мог бы напоследок ткнуть карандашом, раз до этого подсыпал битое стекло в сливочное масло и отравлял колодцы, чтобы ты пил них тифозную воду и полгода лежал в кровати, глядя в окно и угадывая за пушистой завесой падающего снега очертания водонапорной башни, похожей на приставленного к городу часового, стерегущего твой покой, а заодно и тебя самого, чтобы ты случайно не скрылся в собственном будущем, воспользовавшись теплой весенней ночью, в которую появляется возможность, почти не касаясь земли, углубляться в черные заросли не известно откуда взявшегося леса и уже почти узнать то, к чему бежишь со всех ног перед тем, как проснуться и, поглядев на приоткрытую дверь, за которой слышны бодрые утренние голоса и свист примуса, подумать, что каждое утро к ней, как трап, придвигают забитый сундуками и комодами коридор, выход из которого ведет в тот единственный дневной мир, который тебе известен.» (С. 51).

Простые предикативные единицы также построены очень цельно и синтагматично. Тенденция к развитию полипропозитивного простого предложения подтверждается частотным употреблением причастных (82 случая) и деепричастных (10 случаев) оборотов. На одну страницу текста приходится в среднем около десяти оборотов.

Как построен рассказ с точки зрения организации повествования и введения субъекта

[ взаимосвязь литературы

повествования? Начало представлено первым лицом: я (становлюсь) единственным свидетелем остановки работ, потому что только я понимаю, что означают пустые леса, от вида которых возникает такое странное чувство, что взгляд сам собой переходит вправо, туда, где.обои чуть отстают от стены., в текст включаются элементы описания, которые связывают персонажа с непосредственно наблюдаемой действительностью. Переход к воспоминаниям отмечен обращением к «ты» повествованию: которых представляешь.., когда видишь.. , пытаешься сообразить.. , тебе хочется, которое выражается в употреблении классических обобщенноличных предложений без местоимения «ты» (9 случаев), но гораздо чаще с употреблением обобщенного «ты» (более 20 случаев) и использованием притяжательного местоимения «твой» (около 30 случаев). Например: «. а из-за неожиданной догадки, что с тобой сейчас говорит диктор, фокусник, зарабатывающий себе на жизнь умением заставить тебя на несколько секунд поверить, будто к тебе обращается что-то огромное и могущественное, готовое позаботиться о тебе, когда на самом деле ты и такие как ты нужны этому огромному, чтобы заботиться о нем и защищать .» (С. 53), или: «... коридор, выход из которого ведет в тот единственный дневной мир, который тебе известен, и чем лучше ты с ним знаком, тем реже дверь твоей комнаты будет раскрываться куда-то еще, в места, названия которых ты не знаешь и не узнаешь никогда .» (С. 51).

Остальные лично-указательные местоимения употребляются значительно реже. Любопытно, что местоимение «мы» употребляется в комбинации «мы все», имеющей обобщен-ное значение.

Повествование ведется в основном с использованием имперфективных глаголов, много именных предложений. Здесь представлена обобщенность конкретных ситуаций. В отличие от обобщенно-личных предложений пословичного и сентенционного типа, обычно коротких по протяженности, обобщенные предложения в рассказе В. Пелевина, ориентированные на обобщение ситуации, приближают текст к одной

и языка ]

из разновидностей информативного регистра (Г. А. Золотова).

В конце рассказа-предложения происходит еще одна перемена в обозначении персонажа: после «я» — «ты» (в значении обращения к себе-бывшему, ассоциируемому и с другими лицами своего времени) появляется «человек» как высшая форма обобщения.

Таким образом, с точки зрения организации повествования рассказ имеет традиционную трёхчленную структуру: от экспозиции (я у окна с видом на водонапорную башню) к основному повествованию (пробуждённые башней воспоминания о целой жизни) и заключению (смерть человека обрывает все его связи с внешним миром). На языковом уровне структурные переходы обозначены сменой номинаций субъекта повествования.

Мы показали сложность этого текста, что, несомненно, связано и с количественными показателями синтаксических структур. В свете нашей работы 2006 г. о синтаксических составляющих «трудностей» современного художественного текста8 текст В. Пелевина следует отнести к трудным. Он относится к интеллектуальной прозе, которая демонстрировалась нами в упомянутой статье текстами Г. Газданова и В. Набокова. Текст Пелевина отстоит от этих авторов почти на 70 лет и имеет как общее с названными авторами, так и новое, отличное. Общее состоит в синтаксической связанности в организации текста, широком употребления в составе предикативных единиц компонентов с пропозитвным значением (причастные и деепричастные обороты, отглагольные и отадъ-ективные существительные и т. п.)

Новое, что связывает Пелевина с его уже современниками — употребление большого, даже чересчур большого предложения, но иначе организованного. Выше мы уже отметили, что это большое предложение организовано таким образом, что сохраняет традиционные контуры нарратива. Следует обратить внимание и еще на одно синтаксическое явление, которое активно включается в организацию смысловой структуры текста. Это использование сочинительной связи с сопоставительным значением с использо-

ванием союза «а». Если выписать предикативные единицы, присоединяемые этим союзом, в их текстовой последовательности, то окажется, что они осуществляют переход к тому историческому фону, на котором протекает жизнь героя: на старых обоях в его комнате еще дореволюционная жизнь, а Ленин со Сталиным стояли у окна и читали первый номер «Правды»; всё в нём (в мире) случается крайне быстро, а время суровое и величественное, и хоть Утёсов поёт, что тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадёт. и т.д.

Таким образом, с одной стороны, перед читателем длиннейшее, хотя и жёстко синтаксически организованное предложение-рассказ, охватившее в мгновение целую человеческую жизнь, предложение, не дающее возможности читателю остановиться, повергающее его в состояние затягивающего, казалось бы, недопонимания, с другой — столь же чётко организованная триада повествовательной структуры (экспозиция, основное содержание, развязка) с обозначенным параллелизмом двух смысловых линий: жизнь героя — жизнь страны. Обращаясь к рассмотрению особенностей литературы последних лет, М. Ли-повецкий пишет: «Постмодернизм воплощает принципиальную художественно-философскую попытку преодолеть фундаментальную для культуры антитезу хаоса и космоса, переориентировать творческий импульс на поиск компромисса между этими универсалиями»9. Не стала ли такая попытка моментом, организующим структуру рассказа?

Обратившись к сайту в Интернете «Виктор Пелевин», мы нашли много утверждений, подтверждающих наши наблюдения. Хотя эти утверждения не носят лингвистического характера, мы приведем некоторые из них. Например, в статье Константина Фрумкина «Эпоха Пелевина» есть такие высказывания: «С чисто литературной точки зрения этот писатель вообще страдает избыточным интеллектуализмом <...> Вячеслав Курицын сказал о Пелевине, что он так выпишет картинку, как будто пишет не роман, а режиссерский сце-нарий. После Пелевина не остается мучительных вопросов «что автор хотел сказать?»

<.> У Пелевина ни о какой бесконтрольности не может быть речи <...> Пелевин класси-ческий, даже несколько старомодный писатель, находящийся в удивлении перед грядущей эпохой виртуальных миров и галлюционных технологий»10.

Возвращаясь к оценке современных авторов, следует еще раз подчеркнуть, что синтаксис их текстов чрезвычайно разнообразен, чему никогда не приходится удивляться, каки-ми бы эстетическими направлениями в литературе мы ни занимались. Станет ли опыт синтаксической организации «Водонапорной башни» продлен кем-нибудь, покажет время.

1 См., напр., Эпштейн М. Постмодерн в России. Литература и теория. М., 2000; Курицын В. Русский литературный постмодернизм. М., 2000; Скоропанова И.С. Русская постмодернистская литература. Новая философия. Новый язык. Минск, 2000; Богданова О.В. Современный литературный процесс (К вопросу о по-стмодернизме в русской литературе 70-80-х гг. ХХ в.). СПб., 2001; Современная русская литература (1990-е гг. — нач. ХХ в.): Учебное пособие для студентов. СПб., 2005; Фатеева Н. А. Абсурд и грамматика худо-жественного текста. На материале произведений Н. Искренко, В. Набриковой, Т. Толстой. // Абсурд и во-круг. Сб. статей под ред. О. Бурениной. М., 2004.;

2 Акимова Г. Н. Размер предложения как фактор стилистики и грамматики. // Вопросы языкознания. 1973. № 2.

3 Веселовская Т. М. Размер предложения как фактор грамматики и стилистики. Автореферат канд. дис. Л., 1987.

4 Маркова Т. Н. О некоторых аспектах динамики речевых форм в художественной прозе конца ХХ в. // Вестник Омского госуниверситета. Омск, 2002. № 8.; Давлетьярова А. Т. К вопросу о «сложности» синтак-сиса постмодернистской прозы. // Материалы XXXIII Международной филологической конференции, вып. 16. Грамматика (Русско-славянский цикл) Ч. I СПб., 2004

5 Арутюнова Н. Д. О синтаксических типах художественной прозы. // Общее и романское языкознание. М., 1972.

6 Акимова Г. Н. Новые явления в синтаксическом строе современного русского языка. Л., 1982.

7 Акимова Г. Н. К проблеме синтаксической сложности текста. // Материалы XXIX Межвузовской методи-че-ской конференции преподавателей и аспирантов. Вып. 10. Грамматика (Русско-славянский цикл.) СПб., 2000.

8 Акимова Г.Н. Синтаксическая составляющая в создании «трудностей» современного художественного тек-ста // Обретение смысла. Сб. статей. — СПб., 2006.

9 Липовецкий М. Русский постмодернизм. Екатеринбург. 1997. С 39-40.

10 Фрумкин К. Интернет. Сайт «Виктор Пелевин».

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.