CC BY
158
10.01.01 - РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ), 10.01.03 - ЛИТЕРАТУРА НАРОДОВ СТРАН ЗАРУБЕЖЬЯ (С УКАЗАНИЕМ КОНКРЕТНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ) (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ) 10.01.01 - RUSSIAN LITERATURE (PHILOLOGICAL SCIENCES), 10.01.03 - LITERATURE OF THE PEOPLES OF FOREIGN COUNTRIES (WITH INDICATION OF SPECIFIC LITERATURE) (PHILOLOGICAL SCIENCES)
УДК 821(4/9).09 МЕЛЬНИКОВА Л.А.
кандидат филологических наук, старший преподаватель, кафедра русского языка и литературы, Бала-шовский институт (филиал) ФГБОУ ВО «Саратовский национальный исследовательский государственный университет имени Н.Г. Чернышевского» E-mail: [email protected]
UDC 821 (4/9).09 MELNIKOVA L.A.
Candidate of Philology, Senior Lecturer, Department of Russian Language and Literature Balashov Institute of the
Saratov State University E-mail: [email protected]
ВНУТРЕННИЙ МОНОЛОГ КАК СРЕДСТВО РАСКРЫТИЯ ХАРАКТЕРА ГЕРОЯ В ПОВЕСТИ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО «КРОТКАЯ» И РОМАНЕ Г. БЁЛЛЯ «И НЕ СКАЗАЛ НИ ЕДИНОГО СЛОВА»
AN INTERNAL MONOLOGUE AS A MEANS FOR DISCLOSING THE CHARACTER OF THE HERO IN DOSTOYEVSKY'S SHORT STORY "A GENTLE CREATURE" AND H. BOLL'S NOVEL "AND NEVER SAID A WORD"
В статье выявляются роль и значение внутренних монологов в художественных мирах повести Ф.М. Достоевского «Кроткая» и романа Г. Бёлля «И не сказал ни единого слова». Автор приходит к выводу, что посредством использования внутреннего монолога писатели не только создают развернутые психологические портреты нарраторов, являющихся центральными персонажами данных произведений, раскрывают сложный мир переживаний последних, но также фиксируют и прослеживают основные этапы их личностной эволюции.
Ключевые слова: внутренний монолог, психологический портрет, характер героя, Ф.М. Достоевский, Г. Бёлль.
The paper reveals the role and significance of the internal monologues in the artistic worlds of F.M. Dostoevsky's short story "A Gentle Creature" and H. Boll's novel "And Never Said a Word". The author comes to the conclusion that through the use of an internal monologue the writers not only create detailed psychological portraits of the narrators who are the central characters of these works, reveal the complex world of their experiences, but also record and trace the main stages of their personal evolution.
Keywords: internal monologue, psychological portrait, character of the hero, F.M. Dostoevsky, H. Boll.
Внутренний монолог - важнейший прием психологизма, заключающийся в прямом, полном и глубоком воспроизведении мыслей и отчасти переживаний литературного персонажа [7, стб. 128]. Внутреннему монологу отведено существенное место в повести Ф.М. Достоевского «Кроткая» и романе Г. Бёлля «И не сказал ни единого слова». Обращение именно к этим авторам в нашем исследовании не случайно. На протяжении многих лет немецкий писатель рассматривал русского классика в качестве одного из своих основных учителей литературного мастерства. Признаки литературного влияния Ф.М. Достоевского присутствуют во многих текстах Г. Бёлля, в том числе и в романе «И не сказал ни единого слова». На наличие художественных перекличек между данным произведением Г. Бёлля и повестью Ф.М. Достоевского «Кроткая» уже указывалось некоторыми зарубежными литературоведами [9, с. 395]. В данной статье мы представим опыт сопоставительного анализа образов повествователей, являющихся центральными персонажами названных выше произведений, с целью выявления роли и значения внутреннего монолога в раскрытии их характеров. В этом аспекте попытки изучения поэтик повести русского
классика и романа немецкого писателя до настоящего времени в отечественном литературоведении не предпринимались. Это и составит актуальность и новизну нашего исследования.
Действие в обоих произведениях представлено с точки зрения персонажа-непосредственного участника описываемой истории. Писатели уделяют особое внимание изучению психологических нюансов взаимоотношений между главным героем и его женой. Внутренний монолог в этой связи становится одним из ведущих приемов раскрытия внутреннего мира центральных персонажей исследуемых текстов. И Ф.М. Достоевский, и Г. Бёлль используют внутренние монологи преимущественно исповедального характера. Рассказчики последовательно освещают перед читателем некоторые периоды собственной биографии и делятся с ними своими переживаниями, вызванными определенными событиями.
В обоих произведениях повествователи предстают довольно зрелыми людьми: и Фред Богнер, и Закладчик на момент повествования преодолели возрастной рубеж 40 лет. В романе «И не сказал ни единого слова» попеременно чередуются внутренние монологи Фреда Богнера
© Мельникова Л.А. © Melnikova L.A.
Ученые записки Орловского государственного университета. №4 (85), 2019 r. Scientific notes of Orel State University. Vol. 4 - no. 85. 2019
и его жены Кэты. В повести «Кроткая» приведены преимущественно внутренние монологи повествователя.
Подобно герою Ф.М. Достоевского, который, по словам писателя (в предисловии «От автора»), «мало-помалу <...> действительно уясняет себе дело, собирает «мысли в точку» [6, с. 463], беллёвский персонаж также посредством напряженной внутренней работы приходит к пониманию необходимости решения семейных проблем, а не ухода от них.
Л. Гроссман считал, что повесть «Кроткая» - «это едва ли не наилучший образец внутреннего монолога во всем творчестве Достоевского» [4, с. 398]. Обращаясь к изучению данного приема психологизма в других произведениях этого русского классика (в частности, в романе «Идиот»), исследователи отмечали, что «внутренние монологи чаще всего логически упорядочены, построены в форме внутреннего говорения» [1, с. 108]. По всей видимости, «отказ автора от изображения душевной жизни персонажей через внутреннюю речь в ее нерасчлененном, спутанном виде, детального показа зарождения мыслей и их «хаоса» диктуется убеждением Достоевского, что «другой» человек закрыт для полного проникновения и не поддается конечному определению» [1, с. 108]. Данная характеристика справедлива и по отношению к внутренним монологам в повести «Кроткая», которые, несмотря на эмоциональность рассказчика, также отличаются логической стройностью. Логическая упорядоченность внутренних монологов Закладчика позволила исследователям предположить, что в художественном мире повести «Кроткая» фигурирует особый персонаж - стенограф. Это объясняется тем, что «у героя нет времени и моральных сил вести запись своих мыслей самостоятельно - Достоевский дал ему возможность просто говорить, а с целью записи его живой речи автор ввел в произведение воображаемого стенографа и рассказ «Кроткая» превратился в своеобразный стенографический протокол [2, с. 159]. Говорить о наличии фигуры стенографа в романе «И не сказал ни единого слова» не представляется возможным. Г. Бёлль, в отличие от Достоевского, не сопровождает свое произведение предисловием и не делает никаких намеков на ведение стенографического протокола в своем романе. Упорядоченность внутренней речи Богнера, по-видимому, во многом объясняет избранная немецким писателем форма повествования «Ich-Erzählung», «рассказ от 1-го лица уже предполагает известный самоконтроль, самоотчет» [8, с. 41]. Однако, художественный опыт Ф.М. Достоевского Г. Бёлль, безусловно, учитывает в своем романе.
Внутренний монолог позволяет писателям создать цельные психологические портреты повествователей, которые преобладают над внешними в обоих произведениях. Представленные в рассматриваемых текстах внешние портреты повествователей являют собой преимущественно собственный взгляд нарраторов на самих себя «со стороны». В повести «Кроткая» Закладчик, обращаясь к самому себе, констатирует: « <...> ты высок, строен, воспитан <...> ты недурен собой» [6, с. 472].
В романе «И не сказал ни единого слова» внешность Фреда отражает его угнетенность и усталость. Видя себя в зеркале сосичной, Богнер удивляется своему внешнему облику: «Сперва я не узнал себя: из зеркала на меня смотрело худое, серое лицо в потрепанном берете» [3]. Описание внешности обоих героев, по сути, представляет собой рассредоточенное в тексте перечисление отдельных деталей-штрихов. При этом психологизм в романе Г. Бёлля в ряде случаев соседствует с подчеркнутым натурализмом. Размышления рассказчика относительно собственной внешности сменяются описанием ртов его соседей в сосичной.
Ни Закладчик, ни Фред не нуждаются в реальном собеседнике, для них первостепенным является сам процесс «исповеди» как таковой, поскольку для каждого из них важно, в первую очередь, разобраться в себе самом. Богнер понимает, что во многом поворотным событием в его жизни стала война, которая лишила его собственного жилья. Последнее, в свою очередь, повлекло череду бытовых неурядиц, в результате которых Фред в итоге покидает семью, хотя и не рвет с ней окончательно и бесповоротно. Большинство размышлений о своей жизни герой помещает в контекст рассуждений о семье, сначала о той, в которой он родился, затем о той, которую он сам создал. Богнер покинул жену и детей, будучи не в силах выносить тесноту их комнаты и ужасных соседей. Белль в романе попеременно чередует точку зрения жены и мужа, стремясь тем самым создать полноту картины семейной жизни, не выдержавшей испытания бедностью. Писатель делает попытку глубокого погружения во внутренний мир героя, пытаясь изучить последнего и «изнутри», и «снаружи». Особое значение в связи с этим в романе приобретает образ зеркала, которое позволяет Богнеру взглянуть на себя своими собственными глазами: «<...> зеркало бесчисленное число раз отбросило мою хрупкую, маленькую фигурку, словно шарик в каком-то воображаемом кегельбане <...> Я увидел в зеркале крошечного человечка, который, судорожно приглаживая волосы, теребя себя за штаны, беспомощно откатился назад в окружении пирожных» [3]. Определения «хрупкая», «маленькая», «крошечный человечек», с одной стороны, указывают на сложность взаимоотношений героя с окружающей средой, задавленность персонажа последней, с другой - подчеркивают проявление героем слабости духа перед лицом жизненных испытаний, его внутреннюю растерянность.
Фред Богнер осознает, что его падение на «дно жизни» началось гораздо раньше, чем думают окружающие: «Я начал пить еще до войны, но, кажется, теперь об этом успели забыть, и к моему падению окружающие относятся с известной снисходительностью, потому что про меня можно сказать: "Он был на войне"» [3]. Понимает он и свои внутренние противоречия: «<...> что-то все время заставляет меня действовать, совершать поступки, бессмысленность которых я сам сознаю» [3].
Ключевым эпизодом в биографии Закладчика, коренным образом изменившим его судьбу, стал так называемый «случай в полку». В результате своего отказа
10.01.01 - РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ), 10.01.03 - ЛИТЕРАТУРА НАРОДОВ СТРАН ЗАРУБЕЖЬЯ (С УКАЗАНИЕМ КОНКРЕТНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ) (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ) 10.01.01 - RUSSIAN LITERATURE (PHILOLOGICAL SCIENCES), 10.01.03 - LITERATURE OF THE PEOPLES OF FOREIGN COUNTRIES (WITH INDICATION OF SPECIFIC LITERATURE) (PHILOLOGICAL SCIENCES)
участвовать в дуэли по надуманному обвинению он лишился офицерской должности, а также на некоторое время опустился на самую низшую ступень социальной иерархии (в течение 3 лет он вел бродяжнический образ жизни). В разговоре с Кроткой Закладчик дает свою беспристрастную оценку этому периоду своей жизни: «Это было лишь падение воли моей и ума и было вызвано лишь отчаянием моего положения» [6, с. 481]. Однако исповедуясь перед читателем, Закладчик признается, что его память и спустя годы продолжала хранить воспоминания об этом происшествии «мрачное прошлое и навеки испорченная репутация моей чести навеки томили меня каждый час, каждую минуту» [6, с. 488].
Пережитая им тогда обида накладывает впоследствии свой отпечаток на характер его взаимоотношений с будущей женой. Так же, как и беллевский персонаж, герой Достоевского демонстрирует понимание человеческой психологии: «Добрые и кроткие недолго сопротивляются и хоть вовсе не очень открываются, но от разговора увернуться никак не умеют: отвечают скупо, но отвечают, и чем дальше, тем больше, только сами не уставайте, если вам надо» [6, с. 466]. Эти знания во многом становятся определяющими для его последующей тактики поведения. Закладчик последовательно излагает перед читателем историю своего знакомства и женитьбы на Кроткой, отмечая то обстоятельство, что с самого начала между ними возникла своеобразная психологическая борьба. Размышляя о своей женитьбе, Закладчик констатирует: «<...> вводя ее дом, я думал, что ввожу друга, мне же слишком надобен был друг. Но я видел ясно, что друга надо было приготовить, доделать и даже победить» [6, с. 488]. Особенностью взаимоотношений Закладчика и Кроткой является то, что «в стремлении каждого из них идти до конца, в невозможности принять другого и понять его, в желании (неосознанном и - одновременно - осознаваемом) унизить друг друга персонажи строят свои отношения как поединок» [5, с. 388]. Закладчик с самого начала понимает нежелание Кроткой полностью подчиниться ему, он ощущает с каждым днем все более нарастающее внутреннее сопротивление с ее стороны, которое со временем перерастает в настоящий психологический бунт. Герой слишком увлечен выработкой стратегии собственного поведения, он не проявляет необходимой духовной чуткости отношению к своей супруге. Чрезмерная сосредоточенность на себе мешает Закладчику объективно оценивать ситуацию. Неодобрительная реакция Кроткой на поведение ее мужа во время «случая в полку», восприятие ею вследствие этого Закладчика как странного человека не вызывают у него особого беспокойства, а лишь вдохновляют на новые мечтания: «<...> я нарочно отдалил развязку: того, что произошло, было слишком пока довольно для моего спокойствия и заключало слишком много картин и матерьяла для мечтаний моих» [6, с. 489]. В результате он не замечает того коренного перелома в их отношениях, который впоследствии приведет к трагическому концу. Спустя время Закладчик признает: «В том-то и скверность, что я мечтатель: с меня хватило матерьяла,
а об ней я думал, что подождет» [6, с. 489]. Нарратор строит иллюзии относительно значимости собственной персоны в жизни Кроткой. Ослепленный гордостью он не проявляет должного внимания к супруге и после ее болезни, убеждая себя: «Нет, лучше выжди и - "и она вдруг сама подойдет к тебе."» [6, с. 489].
В сознании Закладчика периодически стирается граница между реальностью и воображением: «<...> иногда я как будто нарочно разжигал себя самого и действительно доводил свой ум и дух до того, что как будто впадал на нее в обиду <...> Но ненависть моя никогда не могла созреть и укрепиться в душе моей. Да и сам я чувствовал, что как будто это только игра» [6, с. 489]. Жалость по отношению к Кроткой соседствует в душе Закладчика с удовольствием, получаемым им от созерцания состояния ее униженности и подавленности. Герою нравится осознавать факт социального и материального неравенства, присутствующего в их браке.
По мере понимания персонажем ошибочности подобного поведения в его внутренних монологах возникают упоминания о слепящей его ум пелене, которые приобретают впоследствии характер лейтмотивных. Закладчик упрекает себя за отупевшую душу и бесовскую гордость, продемонстрированные им в браке.
Все это позволяет сделать вывод, что эгоцентрич-ность, гордость, склонность к иллюзиям рассказчика относятся к числу основных причин, приведших его брак с Кроткой к трагической развязке.
Ключевыми для раскрытия образа Фреда являются мотивы бедности и нужды. Задавленный бедностью он признается, что люди, с которыми он встречается или общается заранее знают, что он будет просить у них деньги. Просьбу одолжить денег он старается выразить во время не личных встреч, а разговора по телефону, делая это намеренно, с учетом знаний особенностей психологии поведения большинства людей: «Иногда, когда я говорю по телефону, мне удается придать голосу оттенок небрежности и тем самым укрепить свой предмет, ибо не секрет, что действительная нужда, которую можно сразу понять по тону или заметить по лицу человека, закрывает кошельки» [3].
Именно бедностью рефлексирующий персонаж объясняет свое неоднозначное восприятие им собственных детей. Двойственность отношения Фреда к ним проявляется в том, что он, с одной стороны, не мыслит своей жизни без них, с другой - тяготится ими, воспринимая их как тяжкое бремя.
Г. Бёлль показывает, как материальная нужда может изменить психологию и характер человека. Фред признается, что его всегда возмущало физическое насилие над людьми, он не мог спокойно реагировать, если в его присутствии били человека. Однако последние несколько месяцев с ним часто случаются приступы агрессии, в том числе и по отношению к собственным детям, свои шумом мешающим ему отдыхать после работы: «Я бил их <.> очень сильно, зная, что совершаю несправедливость по отношению к ним: и сам пугался, чувствуя, как теряю власть над собой» [3].
Ученые записки Орловского государственного университета. №4 (85), 2019 г Scientific notes of Orel State University. Vol. 4 - no. 85. 2019
Страдая от жестокости мира по отношению к себе, Фред вымещает свою злость из-за этого на детях, заставляя их страдать от своей жестокости. Страх перед ужасающим дыханием бедности вызывает у Фреда злобную раздражительность. Герой признается, что бедность делает его больным.
Закладчик же на момент повествования обладает финансовой стабильностью, поэтому для него проблема материальной нужды не актуальна. Кроткая же, напротив, согласилась на неравный брак с Закладчиком из-за сложных жизненных обстоятельств, в которых она оказалась из-за своей бедности. Не выдержав состояния униженности и зависимости, она решает свести счеты с жизнью.
Характерной особенностью образов главных персонажей в обоих произведениях является присущее им ощущение внутреннего кризиса, внутренних противоречий, непонимание того, как правильно вести себя в отношениях с супругой. В повести Ф.М. Достоевского семейный конфликт разрешается трагически, гибелью жены главного героя, в романе Г. Бёлля - примирением и возвращением Фреда в семью. Внутренние монологи Закладчика и Фреда Богнера отличаются разной степенью эмоциональной напряженности, это объясняется тем, что произведения отличаются остротой конфликта между их центральными персонажами.
Персонаж Достоевского рассказывает свою историю постфактум, после того, как его жена совершила самоубийство. Герой Бёлля же переживает события в настоящем времени, совпадающим с моментом повествования, в его истории нет трагической развязки, поэтому монологи Богнера более сдержанны по сравнению с монологами Закладчика.
Закладчик приходит к трагическому осознанию того, что в угоду собственному самолюбию он потерял самого дорогого и любимого ему человека. В повести Достоевского это подчеркивают названия некоторых глав: «Пелена вдруг упала», «Слишком понимаю». Демонстрация собственного превосходства, попытки героя самоутвердиться за счет Кроткой приобретают трагические последствия и приносят Закладчику вместо успокоения отчаяние, страдание и тоску.
Фред также понимает эгоистичность своего поведения по отношению к близким ему людям. Проявленное им малодушие, нежелание преодолевать возникающие перед семьей различного рода трудности доводят их взаимоотношения с Кэтой до «последней черты», за которой может последовать развод. Такой поворот событий заставляет Фреда внести изменения в собственную
систему ценностей и понять важность семьи в своей жизни.
Необходимо отметить, что определение «кроткая» справедливо применимо к женским героиням обоих произведений. Они обе относятся к категории «маленьких людей» и в течение долгого времени смиренно переносят выпавшие на их долю моральные, физические и финансовые испытания. Но, оказавшись в состоянии у «последней черты», каждая из них по-своему начинает бунтовать против неустраивающего ее поведения мужа. Одним из ключевых в раскрытии образов женских героинь в рассматриваемых текстах становится мотив отчаяния. Им обоим оказываются присущи чувства подавленности, беспомощности, внутренней опустошенности. Однако брак Кэты изначально был основан на любви, а не на страдании и стремлении избежать безысходности, как у Кроткой. Любовь и необходимость заботы об общих детях помогают в итоге супружеской чете Богнер обрести взаимопонимание. В повести же Ф.М. Достоевского показан процесс отчуждения персонажей друг от друга, обусловленный их желанием доминировать и сопротивляться вместо того, чтобы искать компромиссы и принимать совместные решения.
На основании всего вышесказанного можно заключить, что в обоих произведениях внутренний монолог является основным средством создания целостных образов центральных персонажей, их развернутых психологических портретов. Оба мужских персонажа испытывают в финале произведений то состояние, которое можно назвать «внутренним прозрением». Внутренние монологи позволяют проследить различные этапы этого состояния.
Посредством ведения внутреннего монолога и Закладчик, и Фред не только излагают свою жизненную философию, исповедуются перед читателем, но и осуществляют анализ и оценку своего поведения, открывают неожиданно для самих себя истинные причины многих своих поступков. Внутренние монологи способствуют самопознанию героев. Подробная рефлексия позволяет им пересмотреть шкалу личной системы ценностей, осознать значимость любви и взаимопонимания в их жизни, задуматься о достоинствах и недостатках своего характера, а также о тех последствиях, к которым могут привести их эгоистическое поведение и пренебрежение близкими людьми. Перечисленные сходства свидетельствуют о рецепции Г. Бёллем в романе «И не сказал ни единого слова» художественного опыта Ф.М. Достоевского в аспекте психологизма.
Библиографический список
1. Акимова Н.В. Роль внутреннего монолога и несобственно-прямой речи в создании образов героев в романе Ф.М. Достоевского «Идиот» // Ученые записки Орловского государственного университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки. 2016. № 3 (72). С.104-109.
2. АндриановаИ.С. Образ стенографа в «фантастическом рассказе» «Кроткая» Ф.М. Достоевского // Проблемы исторической поэтики. 2018. Т. 16. № 1. С. 155-172.
3. Белль Г. И не сказал ни единого слова [Электронный ресурс]. URL: https://www.litmir.me/br/?b=116078&p=1 (дата обращения: 20.10.2019)
4. Гроссман Л.П. Достоевский-художник // Творчество Ф. М. Достоевского. М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1959. С. 330-416.
5. Денисова А.В. «Страдание тут очевидное.» («Кроткая» Ф.М. Достоевского в контексте «Дневника писателя» за 1876 год) //
10.01.01 - РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ), 10.01.03 - ЛИТЕРАТУРА НАРОДОВ СТРАН ЗАРУБЕЖЬЯ (С УКАЗАНИЕМ КОНКРЕТНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ) (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ) 10.01.01 - RUSSIAN LITERATURE (PHILOLOGICAL SCIENCES), 10.01.03 - LITERATURE OF THE PEOPLES OF FOREIGN COUNTRIES (WITH INDICATION OF SPECIFIC LITERATURE) (PHILOLOGICAL SCIENCES)
Российский гуманитарный журнал. 2014. Т. 3. № 5. С. 388-393.
6. Достоевский Ф.М. Кроткая // Достоевский Ф.М. Собрание сочинений в 12 томах. Т.12. М.: Правда, 1982. С. 463-501.
7. Есин А.Б. Внутренний монолог // Литературная энциклопедия терминов и понятий. М.: НПК «Интелвак», 2001. 1600 стб.
8. Есин А.Б. Психологизм русской классической литературы. М.: ФЛИНТА, 2017. 176 с.
9. ЛеманЮ. Русская литература в Германии. Восприятие русской литературы в художественном творчестве и литературной критике немецкоязычных писателей с XVIII века до настоящего времени. М.: Издательский Дом ЯСК, 2018. 480 с.
References
1. Akimova N.V. The role of the internal monologue and improperly direct speech in creating the images of the heroes in the novel by F.M. Dostoevsky's "The Idiot" // Scientific notes of Orel State University. Series: Humanities and Social Sciences. 2016. No. 3 (72). Pp. 104-109.
2. Andrianova I.S. The image of the stenographer in the "fantastic short story" "A Gentle Creature" by F.M. Dostoevsky // Problems of historical poetics. 2018. V. 16. No. 1. Pp. 155-172.
3. BollH. And never said a word [Electronic resource]. URL: https://www.litmir.me/br/?b=116078&p=1 (Accessed: 10/20/2019)
4. GrossmanL.P. Dostoevsky-artist //The works of F. M. Dostoevsky. M .: Izd-vo Acad. nauk SSSR, 1959. Pp. 330-416.
5. DenisovaA.V. "The suffering here is obvious ..." ("A Gentle Creature" by F. M. Dostoevsky in the context of "The Diary of the Writer" for 1876) // Russian Humanitarian Journal. 2014. V. 3. No. 5. Pp. 388-393.
6. Dostoevsky F.M. A Gentle Creature // Dostoevsky F.M. Collected Works: In 12 V. M.: Pravda, 1982. V.12. Pp. 463-501.
7. Esin A.B. An internal monologue // Literary encyclopedia of terms and notions. M .: NPK "Intelvak", 2001. 1600 p.
8. Esin A.B. The psychologism of Russian classical literature. M .: FLINTA, 2017. 176 p.
9. Leman Yu. The Russian literature in Germany. The perception of Russian literature in the works and literary criticism of German-speaking writers from the 18th century to the present. M.: Izdatelsky Dom YASK, 2018. 480 p.
