CC BY
36
10.00.00 - ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
УДК 82.091 АКИМОВА Н.В.
кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка и литературы, Орловского государственного института культуры E-mail: anatavi@mail.ru МЕРКУРЬЕВА Н.А.
кандидат филологических наук, профессор кафедры русского языка и литературы, Орловского государственного института культуры E-mail: matany1974@mail.ru
UDC 82.091 AKIMOVA N.V.
Candidat of philology, Associate Professor, Department of Russian language and literature, Orel State Institute of
Culture
E-mail: anatavi@mail.ru MERKUREVA N.A.
Candidate of Philology, Professor of the Department of Russian language and literature, Orel State Institute of
Culture
E-mail: matany1974@mail.ru
ВНУТРЕННИЙ МОНОЛОГ КАК СПОСОБ РАСКРЫТИЯ ХАРАКТЕРОВ В РОМАНЕ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО «БЕСЫ» INTERNAL MONOLOGUE AS A WAY TO REVEAL CHARACTERS IN A NOVEL F.M. DOSTOEVSKY'S «DEMONS»
Роман «Бесы» по степени насыщенности формами самосознания значительно отличается от других романов «великого пятикнижия». В статье раскрываются особенности внутреннего монолога как приема художественно-психологического изображения характеров героев в романе «Бесы». Своеобразие этого приема напрямую зависит от понимания писателем концепции личности, соотносится с идейно-художественным содержанием произведения и образов.
Ключевые слова: внутренний монолог, художественно-психологический анализ, характер героя, внутренний мир.
The novel "Demons "differs significantly from other novels of the Great Pentateuch in the degree of saturation with forms of self-consciousness. The article reveals the features of the internal monologue as a method of artistic and psychological representation of the characters of the characters in the novel "Demons". The originality of this technique directly depends on the writer's understanding of the concept ofpersonality, correlates with the ideological and artistic content of the work and images.
Keywords: inner monologue, artistic and psychological analysis, character of the hero, inner world.
Роман «Бесы», «почти исторический этюд», по утверждению Достоевского, раскрывает духовно-психологические и идейно-исторические закономерности зарождения в обществе чудовищных явлений, рождения Нечаевых и неожиданной эволюции высоких и благородных идей. Истоки бесовщины, нравственного вырождения, разрушения, перерождения святых общечеловеческих ценностей в их полную противоположность писатель видел в атеизме и отрыве от народной почвы, идеалов, самобытных начал русской жизни. Воплощение гуманистических ценностей «извне», с помощью социально-экономических расчетов, рассудочных теорий, практического внедрения высоких идей обречено на неудачу, если «благодетели» не учитывают духовные начала человека, противоречивую глубину его свободы и в целом оторваны от веры и нравственных основ жизни народа. Воплощения этих взглядов писатель достигает с помощью создания художественных типов мнимых борцов за справедливость, гиперболизации тенденций общественной жизни.
Мы уже писали, что в романе «Бесы» автор почти «не изображает характеры «изнутри», отказывается от художественно-психологического познания внутреннего мира действующих лиц, их сознания и психики. Это
объясняется тем, что главными героями романа являются нигилисты, персонажи, лишенные Бога в душе, а также герои, оторванные от православной веры и национальной народной почвы, и, соответственно, являющиеся для автора потерявшимися людьми. Однако в соответствии с концепцией личности писателя «бесы» и «потерявшиеся» герои сохранили пусть даже искаженную человеческую сущность, которая может быть восстановлена после покаяния [1]. Духовная омертвелость нигилистов выражена в том, что они лишены глубинных процессов внутренней психологической жизни -сомнения, анализа, душевных переживаний. Их жизнь, взаимоотношения, стремления чужды автору и хроникеру. В связи с этим внутренний мир персонажей закрыт и лишь изредка хроникер строит предположения о том, что они думают, а автор лишь приоткрывает завесу над процессами внутренней жизни.
Неоднозначным, парадоксальным характером, по общему признанию, обладает Ставрогин. Внутреннее противоречие герой не может победить, поэтому одновременно тяготеет к добру и злу, к вере и атеизму. Его душа - вместилище противоречивых идей, которые он внушает другим, не убедив себя до конца ни в одной из них. Однако осознаваемая им противоречивость не
© Акимова Н.В., Меркурьева Н.А. © Akimova N.V., Merkureva N.A.
10.01.01 - РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ), 10.01.03 - ЛИТЕРАТУРА НАРОДОВ СТРАН ЗАРУБЕЖЬЯ (С УКАЗАНИЕМ КОНКРЕТНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ) (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ) 10.01.01 - RUSSIAN LITERATURE (PHILOLOGICAL SCIENCES), 10.01.03 - LITERATURE OF THE PEOPLES OF FOREIGN COUNTRIES (WITH INDICATION OF SPECIFIC LITERATURE) (PHILOLOGICAL SCIENCES)
становится предметом внутренних размышлений, переживаний. Чаще всего он остается равнодушным или, по замечанию Тихона, «теплым». Даже совершенные аморальные поступки не легли тяжелым грузом на душу Ставрогина: в «исповеди» он не раскаивается, а бросает вызов. И все же самоубийство, совершенное героем, говорит о внутреннем несогласии с собой. Так как глубинные психологические процессы скрыты от автора, душевные изменения, поиск опоры в жизни главного героя находят отражение в динамических портретах и сценах драматического действия [1]. Таким образом, с помощью описания изменений во внешности героя раскрывается внутреннее состояние героя, нравственно-психологическая реакция на события, что позволяет приоткрыть внутренний мир героя, увидеть его растерянность, мучающее беспокойство.
На наш взгляд, только в поворотных сценах романа, когда происходят важнейшие события или ведутся решающие диалоги, автор приоткрывает внутренний мир героев.
Ключевой подвиг Ставрогина, как отмечает Л.И. Сараскина, в том, что он смог противостоять самозваной власти, наущениям беса-Верховенского. Среди множества падений (Ставрогин не совершил подвиг исповеди и покаяния, знал, что люди будут убиты, и не остановил убийц, не устоял в искушениях страсти и погубил Лизу, совершил смертный грех самоубийства) Ставрогин все же явил пример несоучастия в «крови по совести, в разрушении по принципу» [6, с. 312]. Именно в противостоянии Петру Верховенскому (герой слишком хорошо понимает, чего хочет Петр Степанович) и нежелании организации всеобщей смуты, разрушения всех основ жизни и проявляется человеческое начало Николая Всеволодовича, в связи с чем впервые приоткрывается внутреннее «я» героя -дается внутренняя реакция на происходящее. Именно в разговор с главным идеологом смуты - Петром Верховенским - включены реплики внутреннего монолога Николая Всеволодовича.
Петр Верховенский призывает Ставрогина «возглавить смуту», стать «Иваном-царевичем», но его поведение, мольбы удивляют и вводят в недоумение Ставрогина: «Ставрогин взглянул на него наконец и был поражен. Это был не тот взгляд, не тот голос, как всегда или как сейчас там в комнате; он видел почти другое лицо. Интонация голоса была не та: Верховенский молил, упрашивал. Это был еще не опомнившийся человек, у которого отнимают или уже отняли самую драгоценную вещь.
«С ним лихорадка, и он бредит; с ним что-то случилось очень особенное», (выделено нами, Н.А., Н.М.)—посмотрел на него еще раз Ставрогин» [3]. Когда Верховенский продолжает излагать теорию Шигалева приведения всех к равенству, превращения людей в послушное стадо, Ставрогин старается быстрее уйти от этого человека, добраться поскорее домой, в связи с чем появляется внутренняя реакция, еще одна мысленная реплика в ответ на слова Петра Степановича: «Если этот
человек пьян, то где же он успел напиться, - приходило ему на ум. - Неужели коньяк?» [3; 10, с. 323]. А после признания Верховенским того, что он «мошенник, а не социалист», цель его всеобщее порабощение и уничтожение основ, а Ставрогин должен возглавить всеобщее разрушение, Николай Всеволодович задается вопросом: «Что он, вправду помешался?» [3; 10, с. 326].
Таким образом, на весь роман даются только три эти реплики непосредственного самовыражения Ставрогина как реакции на призывы главного «беса» стать самозванцем, разрушить основы бытия. Реплики короткие, отражающие не сложные размышления над происходящим, а сиюминутные мысленные реакции, что еще раз говорит о том, что душевная жизнь героя не отличается глубокими нравственными исканиями, но в то же время не полностью лишена нравственных начал. Во внутренней реакции персонажа выражено неприятие того, что говорит Петр Верховенский. В целом, внутренний мир человека опустошенного, полного хаотических противоречий, оторванного от народной почвы и идеалов чужд автору-повествователю и лишь приоткрывается читателю.
Первый внутренний монолог Петра Верховенского в романе появляется как непосредственная реакция на раздражение Шатова, которого Петр Степанович выбрал жертвой, чтобы скрепить пятерку. Шатов соглашается прийти на встречу с «нашими», то есть попадается на крючок Верховенского, и последний доволен тем, что задуманное осуществится: «Ну, хорош же ты теперь! - весело обдумывал Петр Степанович, выходя на улицу, - хорош будешь и вечером, а мне именно такого тебя теперь надо, и лучше желать нельзя, лучше желать нельзя! Сам русский бог помогает!» [3; 10, с. 295]. Самодовольство, ощущение власти над другим человеком сквозит в этом размышлении.
Единственный подробный, развернутый внутренний монолог Петра Верховенского в романе дается в главе «Многотрудная ночь». Внутренняя реакция героя раскрывает стремление Петра Степановича удостоверится в самоубийстве Кириллова, заставив последнего взять на себя убийство Шатова. Обращение именно в этой сцене к внутреннему миру «беса» -идеолога связано с концепцией характера Верховенского-младшего и ролью, которую отводил в романе автор образу Кириллова.
Анализируя образ Кириллова, большинство исследователей сходятся во мнении, что писатель хотел показать пагубность атеизма и безверия, разрушающих личность и ведущих к неминуемой гибели. На наш взгляд, роль образа Кириллова в романе верно раскрывает И.И. Евлампиев, отмечая, что «именно Кириллов в наиболее радикальной форме ставит центральную проблему метафизики Достоевского - проблему веры и бессмертия» [2, с. 452]. Исследователь отмечает близость образа Кириллова с образом князя Мышкина. Благородство, доброжелательность, детская непосредственность, проницательность, умение угадывать скрытые душевные движения других людей, любовь детей
к герою, т.е. наиболее характерные черты «земного Христа» сближают два образа. Трагедия Кириллова, как верно подчеркивает И.И. Евлампиев, в «чрезмерном требовании к своей вере: он должен знать, что обладает верой». Как человек «верующий и проникнутый чувством долга, он не может и не хочет довольствоваться «привычным» и общепринятым в деле веры, он ищет абсолютных оснований той вере и тому долгу, которые он несет в своей душе, - и, в конечном счете, осознает, что таких абсолютных оснований у веры быть не может» (выделено автором - Н.А., Н.М.) [2, с. 454]. Кириллов своей жертвой хочет донести до людей истинное учение о бессмертии и достижимости совершенства. Достоевский в предисловии к роману писал: «В Кириллове народная идея - сейчас же жертвовать собою для правды. <...> Жертвовать собою и всем для правды - вот национальная черта поколения» [3; 11, с. 303]. Жертва Кириллова совершается поздней ночью, да еще и при понукании Петра Верховенского - мнимого борца за справедливое переустройство общества. Он человек самолюбивый, лишенный нравственных ценностей, семейных связей. Идеалы и традиции жизни русских людей для него ничего не значат. Провокатор-самозванец, Верховенский-младший виртуозно освоил правила манипуляции слабостями человеческой натуры, готов совершать провокации, организовывать убийства, ведь люди для него лишь «материал» для достижения его честолюбивых идей. Мертвые идеи и идеалы, обладающие лишь жизненной оболочкой, помогают привлекать доверчивых людей, к которым Петр Верховенский испытывает только презрение.
Отсутствиедуховногоначала,готовностьжертвовать людьми во имя поставленной цели раскрывается во внутреннем монологе Петра Верховенского. Петр Степанович после разговора с Кирилловым ждет, когда тот застрелится. Сначала внутренние размышления логически упорядочены, Верховенский удовлетворен запиской, написанной Кирилловым, уверен, что самоубийство совершится. Однако постепенно Петр Степанович начинает терять самообладание и злиться на промедление. Затем, уже не веря в самоубийство, начинает лихорадочно размышлять над причинами такого поведения Кириллова. Внутренний монолог становится обрывочным, сбивчивым, в нем отражаются переживания и мысли Верховенского о происходящем: «Стоял среди комнаты и думал, - проходило, как вихрь, в уме Петра Степановича. - К тому же темная, страшная комната... Он заревел и бросился - тут две возможности: или я помешал ему в ту самую секунду, как он спускал курок, или... или он стоял и обдумывал, как бы меня убить. Да, это так, он обдумывал... Он знает, что я не уйду, не убив его, если сам он струсит, - значит, ему надо убить меня прежде, чтобы я не убил его... И опять, опять там тишина! Страшно даже: вдруг отворит дверь... Свинство в том, что он в бога верует, пуще чем поп... Ни за что не застрелится!.. Этих, которые „своим умом дошли," много теперь развелось. Сволочь! фу, черт, свечка, свечка! Догорит через
четверть часа непременно... Надо кончить; во что бы ни стало надо кончить... Что ж, убить теперь можно... С этою бумагой никак не подумают, что я убил. Его можно так сложить и приладить на полу с разряженным револьвером в руке, что непременно подумают, что он сам... Ах, черт, как же убить? Я отворю, а он опять бросится и выстрелит прежде меня. Э, черт, разумеется промахнется!» [3;10 с. 474-475]. В этом внутреннем монологе много повторов, недоговоренностей, эмоциональных слов. Именно в этой сцене происходит со всей полнотой самораскрытие Верховенского, внутреннее «я» человека, который жаждет смерти другого для исполнения своей цели. Но в центре этой сцены все же Кириллов - ищущий, страждущий веры. Его боль и мучение раскрываются опосредованно, через поведение и через реакцию Петра Степановича на поступки героя. Именно Кириллов всходит на душевную Голгофу, а сочувствие ему выражается не в прямом высказывании, не в исчерпывающем, всеохватывающем комментарии, а косвенно. Можно утверждать, что эта сцена -символична: здесь идет столкновение «добра» и «зла», автор показывает столкновение бесовского индивидуалистического начала и жертвенного, ищущего основы для веры и спасения для людей.
В целом, внутренние монологи Петра Верховенского - это реакция на «получение душ», жертв Кириллова и Шатова, когда Петр Степанович добивается поставленных целей. Это голос пустодушия человека, лишенного сомнений, «принципиального атеиста и сознательного сеятеля социального хаоса» (Е.М. Мелетинский).
Если предыдущие внутренние монологи героев связаны с «организацией социальных изменений», со стремлением разрушать у Петра Степановича и недоумением по поводу своей роли в этом у Ставрогина, то внутренние монологи Степана Трофимовича Верховенского появляются в романе, когда герой впервые близко прикасается к жизни народа, узнает ее изнутри (глава «Последнее странствование Степана Трофимовича»).
Степан Трофимович человек эгоистичный, легкомысленный, почти не испытывающий внутренних сомнений и часто подвергающийся «нервным напряжениям и нравственным потрясениям» только тогда, когда что-то идет вразрез с его представлениями и нарушает спокойное течение жизни. Он живет в качестве приживальщика при богатой генеральше Ставрогиной, уверив себя, что карьера его разбита «вихрем обстоятельств». По верному замечанию Е.М. Мелетинского, «воззрения Степана Трофимовича нарочито пародийно-западнические: «Россия есть слишком великое недоразумение», «русская деревня, за всю тысячу лет, дала нам лишь одного комаринского», «вшивые головы», «я и всех русских мужичков отдам в обмен за одну Рашель», «наша национальность... сидит еще в школе... немец-учитель ставит ее на колени» [4, 123-124]. Однако в отличие от Петра Верховенского и Николая Ставрогина Степан Трофимович оказывается
10.01.01 - РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ), 10.01.03 - ЛИТЕРАТУРА НАРОДОВ СТРАН ЗАРУБЕЖЬЯ (С УКАЗАНИЕМ КОНКРЕТНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ) (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ) 10.01.01 - RUSSIAN LITERATURE (PHILOLOGICAL SCIENCES), 10.01.03 - LITERATURE OF THE PEOPLES OF FOREIGN COUNTRIES (WITH INDICATION OF SPECIFIC LITERATURE) (PHILOLOGICAL SCIENCES)
способен осознать ошибочность прежних воззрений и приходит к христианской вере, народу. Этот непростой переход к народной правде, вере автор передает, погружая читателя в мир субъективных переживаний героя. Рассказ о нем углубляется посредством звучания подлинного голоса самого персонажа.
Впервые оказавшись на большой дороге, один, Верховенский-старший сначала испугался, и в его голове лихорадочно проносятся мысли о произошедшем: «Lise, Lise, - думал он, - а с нею ce Maurice... Странные люди... Но что же это за странный был там пожар, и про что они говорили, и какие убитые?.. Мне кажется, Stasie еще ничего не успела узнать и еще ждет меня с кофеем... В карты? Разве я проигрывал в карты людей? Гм... у нас на Руси, во время так называемого крепостного права... Ах боже мой, а Федька?». Этот внутренний монолог характеризуется разорванностью, непоследовательностью мыслей. Все размышления Степана Трофимовича обращены к тому, что его окружало, было хорошо знакомо. Новая реальность пугает героя, он ждет опасности и пока она ассоциируется у него со знакомым персонажем.
«Он весь встрепенулся в испуге и осмотрелся кругом: «Ну что, если где-нибудь тут за кустом сидит этот Федька; ведь, говорят, у него где-то тут целая шайка разбойников на большой дороге? О боже, я тогда... Я тогда скажу ему всю правду, что я виноват... и что я десять лет страдал за него, более чем он там в солдатах, и... и я ему отдам портмоне. Гм, j'ai en tout quarante roubles; il prendra les roubles et il me tuera tout de même» [3, 482]. От страху он неизвестно почему закрыл зонтик и положил его подле себя. Вдали, по дороге от города, показалась какая-то телега; он с беспокойством начал всматриваться:
«Grâce à Dieu это телега, и - едет шагом; это не может быть опасно. Эти здешние заморенные лошаденки... Я всегда говорил о породе... Это Петр Ильич, впрочем, говорил в клубе про породу, а я его тогда обремизил, et puis, но что там сзади и... кажется, баба в телеге. Баба и мужик - cela commence à être rassurant. Баба сзади, а мужик впереди - c'est très rassurant. Сзади у них к телеге привязана за рога корова, c'est rassurant au plus haut degré». Своеобразное «нанизывание» внутренних монологов героя становится ведущим средством при обрисовке внутренних переживаний героя, способствуя более полному самораскрытию. Постепенно во внутренние обрывочные размышления Верховенского врывается реакция на происходящее.
«Любопытная какая бабенка, - злился про себя Степан Трофимович, - и как они меня рассматривают... mais, enfin... Одним словом, странно, что я точно виноват пред ними, а я ничего не виноват пред ними».
Обеспокоенность Степана Трофимовича, растерянность от происходящего отражается в вихревом кружении мыслей, в его внутренней болезненной реакции на то, что с ним происходит: «Как это удивительно, - подумал он про себя, - что я так долго шел рядом с этою коровой и мне не пришло в голову попроситься к ним сесть... Эта «действительная жизнь» имеет в себе нечто
весьма характерное...» [3; 10, с. 483]. Можно сказать, что герой побаивается простых людей, плохо знаком с их нравами, поэтому его беспокойная мысль перескакивает с предмета на предмет: «Ужасно любопытный народ; бабенка, впрочем, лучше его говорит, и я замечаю, что с девятнадцатого февраля у них слог несколько переменился, и... и какое дело, в Спасов я или не в Спасов? Впрочем, я им заплачу, так чего же они пристают» [3; 10, с. 484]. Следует подчеркнуть, что множество внутренних монологов, насыщающих главу, - это реакции испуганного Степана Трофимовича на происходящее, на поведение простых людей, с которыми не часто приходилось ему так близко общаться. Такое обращение к приему самораскрытия, возможности услышать подлинный голос самого персонажа, переоценивающего свое прошлое и начинающего понимать истину, народную жизнь, достоверно позволяет читателю услышать и увидеть, как происходит постепенное перерождение героя, зарождается новое отношение к миру. Подобная эволюция героя отражает веру Достоевского в то, что человек может быстро измениться под влиянием трагедии или страдания: «В обыденной жизни людьми руководят инерциальные силы (привычка, нравы и обычаи среды) и не проявляется их глубинная сущность, -пишет О.Н. Осмоловский. - Человек более подлинно раскрывается и сознает себя в трагических экзистенци-ональных ситуациях, в период душевных переворотов и катастроф. «... в несчастье яснеет истина»,- считал Достоевский» [5, с. 118]. В то же время внутренние монологи героя не сопровождаются авторским комментарием, что показывает, что у повествователя нет установки на полное прояснение тайн внутреннего мира.
Для обрисовки характера других героев романа Достоевский не прибегает к приему самораскрытия. Это объясняется тем, что чаще всего это персонажи с «завершенными» характерами, их судьба раскрывается с помощью приемов косвенного психологизма.
Таким образом, если традиционно во внутренних монологах героев других романов Достоевского идет борьба противоположных чувств - духовные начала борются с иррациональными или рациональными началами и обнаруживают духовно-психологические возможности к эволюции героя, то в «Бесах» внутренний монолог меняет свое назначение. Он становится исключительно реакцией на сиюминутные поступки, внутренней реакцией на происходящее, почти не касается душевных глубин, не затрагивает нравственного чувства героев. Это связано с нравственно-психологическим содержанием произведения, концепцией характеров героев. Так, Петру Верховенскому не свойственны духовные переживания, он чужд нравственного чувства и лишен потенциала к изменению. Ставрогин, обладающий амбивалентным характером, находится в трагическом конфликте с собой, однако внутренний неоднозначный мир Ставрогина большей частью закрыт от повествователя, и борьба его внутренних чувств передается лишь через внешние детали, портретные изменения. Герой своей нечеловеческой гордостью, оторванностью от по-
чвы лишает себя возможности духовного возрождения. Лишь однажды, когда Николай Всеволодович противостоит разрушительным идеям Петра Верховенского, автор обращается к элементам внутреннего говорения как способу самораскрытия героя. К качественному изменению взглядов и образа жизни приходит лишь Степан
Трофимович Верховенский - его постепенное постижение народной жизни отражается во внутренних монологах, однако в целом глубокого изменения внутреннего мира героя не происходит, а переосмысление жизни находит отражение в сценах драматического действия.
Библиографический список
1. Акимова Н.В. Портретная характеристика как отражение драматизированной биографии героя (по роману Ф.М. Достоевского «Бесы») //Учёные записки Орловского государственного университета. 2019. № 3 (84). С. 48-52.
2. Евлампиев И.И. Философия человека в творчестве Ф. Достоевского (от ранних произведений к «Братьям Карамазовым»). СПб.: Издательство Русской христианской гуманитарной академии, 2012. 585 с. //Режим доступа: https://fedordostoevsky.ru/ research/creation/023/ (Дата обращения: 28.03.2021)
3. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. в 30 тт. Л., 1972-1990. Т.10, С. 322 Далее ссылки на это издание даются с указанием тома и страницы.
4. Мелетинский Е.М. О «Бесах» Достоевского// Мелетинский Е.М. Заметки о творчестве Достоевского М.,2001
5. Осмоловский О.Н. Ф.М. Достоевский и русский роман XIX века. Орел, 2001.
6. Сараскина Л.И. «Бесы»: роман-предупреждение. М.: Советский писатель, 1990. 480 с.// Режим доступа: https:// fedordostoevsky.ru/research/creation/001/ (Дата обращения: 28.03.2021)
References
1. Akimova N.V. Portrait characteristics as a reflection of the dramatized biography of the hero (according the novel "Demons" by F.M. Dostoevsky») // Scientific notes of the Orel State University. 2019. № 3 (84). С. 48-52.
2. EvlampievI.I. Philosophy of man in the works of F. Dostoevsky (from early works to "The Brothers Karamazov"). SPb .: Publishing house of the Russian Christian Humanitarian Academy, 2012. 585 с. // Access mode: https://fedordostoevsky.ru/research/creation/023/ (Reference date: 28.03.2021)
3. Dostoevsky F. M. Poln. Coll. Op. b 30 TT. L., 1972-1990. Vol. 10, P. 145 Further references to this publication are given with an indication of the volume and page.
4. Meletinsky E.M. About Dostoevsky's "Demons" // Meletinsky E.M. Notes on the work of Dostoevsky M., 2001
5. Osmolovsky, O. N. F. M. Dostoevsky and the Russian novel of the XIX century. Orel , 2001.
6. SaraskinaL.I. "Demons": a warning novel. M .: Soviet writer, 1990. https:// Access mode: fedordostoevsky.ru/research/creation/001/ (Reference date: 28.03.2021)
