Научная статья на тему 'Внешнеполитические взгляды К. Д. Кавелина'

Внешнеполитические взгляды К. Д. Кавелина Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
1212
132
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Арсланов Рафаэль Амврович

В статье исследуется внешнеполитическая концепция одного из теоретиков российского либерализма, основоположника его национальной формы К.Д. Кавелина. Особое внимание уделяется его трактовке национальной политики и внешнеполитического курса России второй половины XIX века.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

K.D. Kavelyn Views about Foreign Policy

K.D. Kavelyn foreign policy conception is studied in the focus of Russian liberal thought. Special attention is paid to his understanding of Russian national and foreign policy in the second half of the XIX century.

Текст научной работы на тему «Внешнеполитические взгляды К. Д. Кавелина»

ПОРТРЕТЫ

ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ К.Д. КАВЕЛИНА

Р.А. АРСЛАНОВ

Кафедра истории России Российский университет дружбы народов ул. Миклухо-Маклая, 10а, 117198 Москва, Россия

В статье исследуется внешнеполитическая концепция одного из теоретиков российского либерализма, основоположника его национальной формы К.Д. Кавелина. Особое внимание уделяется его трактовке национальной политики и внешнеполитического курса России второй половины XIX века.

В начале 40-х гг. XIX века образованная часть российского общества, расколовшаяся на западников и славянофилов, вела бесконечные споры о месте и роли России в мировой истории. Западники, опиравшиеся на гегелевскую теорию универсальности исторических законов, обосновывали тождество русского и европейского путей развития, признавая некоторое отставание страны. Славянофилы, абсолютизируя национальные особенности, подчеркивали уникальность отечественной истории, находили в ней доказательства особой исторической миссии, предназначенной России свыше. Источники свидетельствуют, что в самом начале 40-х годов XIX века Константин Дмитриевич Кавелин, очарованный патриотической и по своей сути религиозной проповедью братьев Ивана и Петра Киреевских, а также Алексея Хомякова, воспринял славянофильские убеждения, что позволило ему лучше ощутить всю «полноту жизни» [8, с. 571].

Однако к началу 1843 года Кавелин преодолевает свои национальные увлечения и переходит на позиции западничества. Этот поворот, произошедший, на первый взгляд, достаточно быстро и безболезненно, подготавливался напряженной предшествующей духовной работой, опирался на глубинные архетипы дворянско-интеллигентского сознания и был сопряжен с мучительным и скрытым от внешнего мира процессом изживания веры, укреплением рационалистического восприятия действительности. Кавелин включился в полемику со своими недавними друзьями и соратниками, стал защищать от нападок славянофилов европейскую культуру, осуждать их национальное самолюбование и самонадеянность. Наиболее полно и отчетливо новые убеждения Кавелина нашли свое отражение в статье «Взгляд на юридический быт древней России» (1847 г.). Именно в ней Кавелин сформулировал идею развития личности как основополагающую в его мировоззрении и придающую западничеству более выраженное либеральное содержание. Историк также обратил внимание на особенности российской цивилизации, предопределенные тем, что, в отличие от стран Запада, у ее истоков стояла не личность, а коллектив - род. Следует заметить, что кавелинское противопоставление Европы и России, на первый взгляд, находилось в русле славянофильской исторической концепции и противоречило западническим установкам. Так, он утверждал, что в истории России и Запада невозможно обнаружить ни одной

сходной черты, но зато много противоположных: «В Европе дружинное начало создает феодальные государства; у нас дружинное начало создает удельное государство. ... В Европе сословия - у нас нет сословий; в Европе аристократия - у нас нет аристократии; там особенное устройство городов и среднее сословие - у нас одинаковое устройство городов и сел и нет среднего, как нет и других сословий; ... в России, в исходе ХУ1 в., сельские жители прикрепляются к земле - в Европе, после основания государств, не было такого явления» [3, с. 12].

Признание исключительности отечественного прошлого ослабляло теоретические позиции русского западничества, ибо ставило под сомнение тезис об универсальности исторических законов, а следовательно, и о европейском будущем России. Вместе с тем такая позиция отвечала интересам формирующегося либерального течения, пытавшегося в истории своего отечества обнаружить, во-первых, доказательства принадлежности России к общеевропейской судьбе, а во-вторых, собственные ростки самостоятельного прогрессивного развития. Вот почему статья Кавелина, воспринятая современниками как манифест западничества, на самом деле выходила за рамки узкопартийных споров представителей двух направлений общественной мысли и закладывала теоретические основы нового либерального течения.

К.Д. Кавелин не только отмечал особенности, но и находил общее в развитии России и Запада. Так, благодаря христианству у европейских народов появились общие цель и основание развития, им были присущи историческое движение и изменение общественного быта [3, с. 13]. Согласно концепции Кавелина, к концу XVII в. «древнерусская жизнь» себя полностью исчерпала и, пройдя ряд этапов, создала «первые зачатки государственности и начало личности». Новое вызревало в исторических условиях древней России, которая «сделала все, что могла, и, окончивши свое призвание, прекратилась. Ее порицать, пренебрегать ею или сожалеть об ней, думать о ее возвращении, доискиваться в ней, чего она не дала и не могла дать, - равно ошибочно» [3, с. 58]. Тем самым Кавелин, с одной стороны, выступал против славянофильской идеализации прошлого России, а с другой -осуждал западническое игнорирование усилий и достижений собственного народа. Основную задачу российского общества середины XIX в. Кавелин усматривал не в возвращении к петровским временам и, следовательно, не в переносе европейских ценностей на русскую почву, а в возрождении их творческого, реформаторского духа, призванного обеспечить самостоятельное развитие страны. Различия, существовавшие между Отечеством и Западом, остались, по мнению Кавелина, в допетровской эпохе. Начиная с XVIII в., у них «цель, задача, стремления, дальнейший путь один» - создание условий для всестороннего развития личности [3, с. 66]. Результатом взаимодействия усилий российского общества и позитивного европейского влияния Кавелин видел становление свободной и активной личности, гражданского общества, общего прогресса России.

После пребывания за границей в 1862-1864 гг. взгляды Кавелина претерпели изменения. Отстранившись от российской действительности, он получил возможность объективнее взглянуть не нее, сравнив с европейской цивилизацией. В письмах того времени он говорил как об отсталости и некультурности России, так и

о превосходстве ее над Западом: «Люблю Россию больше всего на свете, но думаю, что ей еще сотни две лет надо пожить, пока она выработается во что-нибудь похожее на Германию. Мы, русские, куда как прытки надо всем глумиться, ... а посади за дело - только и есть, что способности, да будущность; в настоящем - ничего или очень мало» [2, с. 142]. Вместе с тем он решительно противился обвинениям в адрес

России, «что она груба, неразвита, отчасти несчастна, что в ней нет ни дорог, ни отелей, ни хорошего климата, ни удобств в жизни». Такой взгляд он считал крайне поверхностным и односторонним, а главное - «черствым», то есть слишком отстраненным от ее бед и потребностей, лишенный нравственного содержания. «Удобства цивилизации, - утверждал Кавелин, - дело наживное», а Россия для мыслящего соотечественника является «единственно прочной основой деятельности, единственно верным центром тяжести всего нашего существа» [2, с. 180-181]. Кавелин полагал, что задача русского интеллигента состоит в критическом осмыслении российской действительности и в просвещении народа. Он осуждал свойственное части русского общества пренебрежительное отношение к родине и народу, поверхностные и безразличные суждения об их отсталости и некультурности. «Космополитизму удобств» Кавелин противопоставлял «подлинный космополитизм», который сродни патриотизму, ибо предполагал не отрешение от своей родины, а понимание и переживание ее «предрассудков и ограниченности». Отмечая достижения европейской цивилизации, ученый обращает внимание на острые социальные противоречия, формализм государственной системы, крайний индивидуализм западного человека. Так, характеризуя обстановку во Франции, он заявлял: «... Множество плохого у нас скопировано буквально с французского». И предлагал «дефрансизироваться» [10, № 1, с. 140].

Выступая против свойственной некоторым либералам-западникам идеализации Европы, их надежд на то, что осуществление реформ приведет Россию к сближению с Западом, ее вхождению в европейскую цивилизацию, Кавелин все более задумывался об опасности прямых заимствований и механического переноса на русскую почву европейских ценностей. Слепое копирование, по его мнению, могло привести к нарушению органического характера развития страны, вызвать противоестественный и крайне опасный для ее судьбы симбиоз. Он все чаще говорил о необходимости поиска собственного пути достижения благ цивилизации, соответствующего особенностям крестьянской страны, настаивал на сохранении и совершенствовании самобытных черт российского общества, предрекал стране великое будущее. «Россия освободилась от пут и начинает приобретать свой естественный образ, - писал он баронессе Раден в октябре 1863 г. ... Посмотрите, например, как в этом мужицком царстве уже теперь совершенно иначе поставился социальный вопрос, вызвавший социальные теории, социальные революции и борьбу» [9, № 12, ч. 2, с. 4-5]. Не случайно, что именно в это время Кавелин выступил против ортодоксального западничества в русском общественном движении. В отзыве на книгу одного из его идеологов Б.Н. Чичерина «О народном представительстве» он критиковал автора за «непонимание особенностей русского общественного и государственного строя» [6, с. 631].

Вместе с тем Кавелин был вынужден констатировать неразвитость в России такой личности, которая для Запада стала типичным явлением. Однако ее становление не могло быть, по мнению либерала, результатом прямого заимствования западных теорий и европейских учреждений. Слепое копирование, как полагал Кавелин, парализовало бы собственную творческую деятельность. «Мы считаем себя европейцами, - писал он, - и во всем стараемся стать с ними на одну доску. Но чтоб этого достигнуть в области науки и знания, нам не следует, как делали до сих пор, брать из Европы готовые результаты ее мышления, а надо создать у себя такое же отношение к знанию, к науке, какое существует там» [3, с. 317]. Если для европейских стран задача заключалась не в развитии, а в социализации личности,

обуздании крайностей индивидуализма и социальных противоречий, то для России -в ее создании.

В 40-50-е гг. Кавелин отстаивал идею свободы личности, достигаемой в результате действий крепнувшего государства, подчеркивал ее зависимость от общественных отношений. В 70-е гг., осмысливая неподготовленность личности к жизни в новых условиях, он все больший акцент делал на ее духовном саморазвитии и влиянии на общественную сферу. Такой подход был призван, с одной стороны, ускорить социально-политическое обновление общества, а с другой, - подготовить его к жизни в условиях политической свободы, не допустить взрыва народной стихии, угроза которого нарастала по мере ослабления традиционных интеграционных факторов. В пореформенную эпоху у Кавелина наметился отход от многих западнических стереотипов, усилилось противопоставление России и Европы. Коренное различие он видел в том, что и после отмены крепостничества в стране преобладало крестьянское население, что обусловливало, по его мнению, основные черты российской цивилизации, противостоявшей западной, городской в своем основании. Исходя из факта численного преобладания крестьянства, учитывая его положительные и отрицательные качества, общий крайне низкий уровень культуры, Кавелин пытался выстроить вектор развития России, который, полагал он, не мог быть ни простым повторением опыта Западной Европы, ни возвращением на путь изоляционистской самобытности. В ходе своего исторического развития Россия, убеждал Кавелин, оказалась на перепутье и могла превратиться либо в «призрак, фантом, случайно возникший, который должен исчезнуть, не оставя после себя другого следа, кроме громадного материального факта, подобного другим колоссальным созданиям Азии», либо «представить и осуществить новую социальную и политическую комбинацию, и чрез нее завоевать себе право на историческое бытие между прочими культурными народами» [4, т. 1, стлб. 598].

Россия, освобождаясь от «азиатчины» (безличности общества, деспотизма власти, неуважения к закону, невежества масс) и не имея возможности копировать Запад, просто не совпадая с ним по ритмам развития, масштабам и своему существу, должна была найти собственный путь и свое место в мировом сообществе «культурных народов». Только внося свой вклад в мировую культуру и одновременно заново осмысливая и укрепляя свою идентичность, она, согласно предположениям Кавелина, могла быть принята в их состав. При этом мыслитель выступал против отождествления западноевропейского и общечеловеческого, считая, что «каждый народ смотрит на одну и ту же истину со своей, ему свойственной точки зрения. Чем больше таких различных точек зрения, таких различных способов понимания, тем лучше, тем полнее, многостороннее открывается истина» [4, т. 1, стлб. 721]. Выдвигая на первый план общечеловеческие ценности, он выступал против идеи национальной исключительности и превосходства какого-либо народа, ратовал за взаимодействие культур при сохранении их многообразия. Такое сочетание общего и особенного в историческом развитии должно было, как полагал Кавелин, с одной стороны, сделать мир многограннее и, следовательно, богаче, а с другой, - обеспечить его единство, основанное на идеях гуманизма. Россия в его концепции могла стать примером гармоничного взаимодействия национального и европейского, дающего возможность выстроить вектор развития для крестьянской страны, переживающей процесс модернизации.

Движение к будущему Кавелин полагал возможным только в условиях и с учетом российских реалий. Именно в особенностях российской социально-политической

структуры (преобладании крестьянства, общине, доминирующей роли государства), он надеялся найти основания для самостоятельного развития России по пути достижения общечеловеческих ценностей. В отличие от западников, в этих особенностях он видел не столько препятствия, сколько условия развития страны. Критикуя европейский мир, Кавелин и в пореформенный период своего творчества подчеркивал завоевания европейской цивилизации, ибо главным критерием уровня развития того или иного общества для него продолжала оставаться свободная самостоятельная личность. В России он не находил не только свободной, но и нравственно совершенной личности. Отмечая достижения европейской цивилизации и особенно науки, Кавелин был против некритического их использования в отечественных условиях, советовал формировать в России такое же отношение к творчеству и знанию, которые существовали в Европе. Таким образом, Кавелин ратовал за самостоятельное развитие, происходящее с учетом отечественных реалий на основании органического синтеза национальных и европейских ценностей.

Особое место в размышлениях Кавелина занимал национальный вопрос и, в первую очередь, положение дел в Польше. Либеральный теоретик не раз подчеркивал влияние польской проблемы на внутреннее развитие России, говорил о взаимосвязи судеб двух народов. Следует подчеркнуть, что до восстания 1863 года он осуждал правительственную политику в Польше и поддерживал устремления умеренной оппозиции, ратующей за восстановление польской автономии в рамках единого с Россией государства. По свидетельству современника, «Кавелин высказывал свои горячие симпатии к полякам и признавал совершенно ненормальным их тогдашнее положение» [7, с. 130]. Решение польской проблемы он считал возможным в результате проведения либеральных реформ во всей стране и совместных действий либералов Польши и России, направленных на сближение двух народов «на почве взаимного уважения национальных особенностей и без разрыва политической зависимости поляков от России». Существующие противоречия он объяснял взаимным непониманием, а также продолжением «николаевского» курса по отношению к Польше. «Старые приемы и старые люди портят все дело, - писал он в одном из писем. - Польшу можно было бы успокоить, приняв с ней другой путь. ... Правительство не понимает положения, не умеет взяться за дело и все надеется провести хорошее под заржавелыми формами, посредством отживших людей, при помощи устарелых приемов» [9, № 5, с. 34; 9, №

8, с. 5]. Для преодоления противоречий и сближения интеллигенции двух народов он принял участие в создании И.П. Огрызко и В.Д. Спасовичем в 1859 г. польской газеты «81о\уо» (Слово), сочувственно относившейся к русским либералам и либеральным начинаниям правительства [5, с. 133]. После ареста Огрызко, вызванного публикацией в газете письма польского эмигранта, главы демократической партии И. Лелевеля, Кавелин напрямую обратился к властям, пытаясь добиться его освобождения [7, с. 175].

Восстание 1863 г. в Польше вызвало бурную реакцию российского общества, подняло волну патриотических настроений, которая захватила и Кавелина, несколько изменив его подходы к решению польской проблемы. Осуждая восстание как использование насильственных методов для достижения политических целей, Кавелин отметил тот факт, что оно во многом было вызвано политикой русского правительства, всей историей отношений Российского империи и Польши. «Дети мы были, - писал он А.И. Скребицкому, - надеясь, что столько злодейств, преступлений, ужасов, попрания самых святых человеческих и народных прав, сколько свершилось в течение последних полутораста лет русской истории, могут

кончиться и пройти идиллически... Тень зарезанной Польши не дает ныне покою» [2, с. 146]. Кавелин отдавал должное патриотическим чувствам поляков, отмечал доблесть и героизм борцов, готовых умереть за свое отечество [2, с. 164]. Вместе с тем он обращал внимание на то, что «польский мятеж» отвечал, в первую очередь, интересам «магнатов и ксендзов», нес бедствия простым людям, особенно русскому населению западных областей империи. Идею польских националистов о воссоздании «Великой Польши» он оценивал как утопичную и сеющую раздор между двумя народами империи [9, № И, с. 18]. Критиковал он и позицию правительств стран Запада, которые использовали польское восстание в своих корыстных целях, стремились ослабить Россию и дискредитировать ее в глазах общественного мнения Европы. Так, Кавелин обрушился на политику Наполеона III, готового «послать тысячи поляков на смерть, на виселицу, на каторгу, чтобы отвлечь внимание французов от мексиканских дел и неудачных для правительства выборов в палату» [9, № 12, с. 9].

Кавелин не раз обращал внимание на то, что страны Запада использовали любую возможность для нанесения удара по России, пытались ее изолировать и ослабить. Подобное отношение он объяснял различием культур, тем страхом, который внушала «дикая» Россия цивилизованным странам. «Вообще я не верю, - писал он в одном из писем, - чтобы когда-нибудь в Европе нас путем узнали, а еще того меньше, чтоб к нам стали справедливы. Мы слишком, слишком разнимся от Европы всеми чертами нашей общественной жизни и нравственной природы. Так как мы еще полудики и довольно безобразны, то они хотели бы смотреть на нас совсем свысока; но этого нельзя, потому что мы слишком для этого сильны и громадны. Они нас и побаиваются, и не понимают, и все вместе производит какое-то отчуждение» [2, с. 165]. Таким образом, Кавелин выступал против использования различными политическими силам польской проблемы для разжигания розни, существующей между Россией и странами Запада, и несмотря на сомнение, ратовал за сближение народов, надеясь, как уже отмечалось, преодолеть различия путем либерального реформирования общественных порядков и развития культуры в России. После подавления восстания он продолжал отстаивать идею осуществления в Польше либеральных реформ, направленных на обеспечение гражданских прав и культурной самостоятельности поляков. Он ратовал за создание там либеральной прорусской партии, защищающей интересы двух народов, работающей в целях их сближения. Он призывал поляков действовать легально и, при поддержке всех либералов, добиваться прав в языке, вере и культуре «под покровом русского государства». Таким образом, Кавелин оставался сторонником обеспечения гражданских прав и культурной автономии Польши в составе Российской империи.

Либеральный теоретик выступал против проводимой правительством с начала 80-х гг. политики насильственной русификации национальных окраин. По его мнению, «распространение в присоединенных областях нашего языка и нашей веры должно быть предоставлено естественному ходу вещей и никак не может быть предметом законодательных и административных мер» [4, т. 2, стлб. 977]. Отстаивая либеральные принципы в решении национального вопроса, он обосновывал и защищал идею равноправия народов и конфессий. «Пока племенная и вероисповедная равноправность не станет одной из бесспорных, всеми одинаково сознаваемых наших задач и живо ощущаемых потребностей, - писал Кавелин, - до тех пор культурное призвание и значение русского народа и государства остается сомнительным и спорным» [4, т. 2, ст. 1096].

Для Кавелина, как и для других либералов его эпохи, проблемы внутреннего развития оставались приоритетными по сравнению с внешнеполитическими задачами. Более того, стремление правительства вернуть России международное могущество, его активная внешнеполитическая деятельность не соответствовали, по мнению Кавелина, ни возможности страны, ни ее национальным интересам. «Лучшие наши силы, - писал он К.К. Гроту, - уходят на поддержание роли великой державы, а для серьезной деятельности на пользу страны нет ни средств, ни времени. В недалеком будущем нам придется за это горько поплатиться» [10, т. 97, кн. 2, с. 382].

Предвидение Кавелина сбылось в годы Первой мировой войны, когда стремление властей всеми силами довести войну до победного конца привело к социальной катастрофе. Весьма скептически Кавелин воспринимал политику правительства и активизацию прославянских настроений в обществе в связи с обострением восточного вопроса в середине 70-х гг. Подчеркивая плачевное состояние дел в самой России, он писал: «В деревнях нищета, анархия, дичь, невежество -невообразимые, а мы делаем сборы в пользу балканских славян! Точно у нас все так благоустроено, что дома делать нечего, и есть избытки, которые мы можем употреблять на пользу страждущего мира» [10, т. 97, кн. 2, с. 381].

Вместе с тем Кавелин полагал, что внешнеполитические события могли пробудить российское общество, сплотить его в силу, способную оказать влияние на правительство. «У нас в России, - писал он, - увлечение славянскими страданиями и славянской свободой в интеллигентной публике, как мне сдается, есть пробуждение от какой-то нравственной летаргии, в которую она была погружена в последние десять лет». Одновременно он критиковал правительственные планы по «завоеванию Турции и созданию славянской федерации», что, по его словам, «было бы вредно для России» [10, т. 97, кн. 2, с. 385]. Начавшуюся в 1877 г. русско-турецкую войну Кавелин рассматривал с точки зрения интересов народа: «Много сил и средств уходит на войну, а народ нищает. Правящим кругам следует не истощать страну ради облагодетельствования других народов и усиления внешнего могущества и влияния, с которыми мы не знаем что делать» [10, т. 97, кн. 2, с. 387].

В условиях патриотической эйфории, охватившей российское общество в те годы, «изоляционистская позиция» Кавелина едва ли могла найти поддержку даже среди либералов. Вместе с тем он со всей Россией радовался успехам русских войск на Балканах, переживал неудачи и просчеты дипломатии на Берлинском конгрессе. Вероятно, не без влияния Кавелина «Вестник Европы» достаточно сдержанно оценивал дипломатическую неудачу России на Берлинском конгрессе: «Того, чего требовала наша дипломатия в Сан-Стефанском договоре, а тем более - разных фантазий шовинистов осуществить было невозможно» [1, с. 740]. Таким образом, решение внешнеполитических задач он подчинил необходимости либеральной модернизации страны. В его отношении к внешнеполитической сфере проявилось понимание отечественной истории как результата действия внутренних закономерностей. Отсюда недооценка внешнеполитических факторов.

Предложенное Кавелиным решение вечной национальной дилеммы - как России стать процветающей, оставаясь самой собой, сохранить свою идентичность, но войти в состав наиболее развитых народов - не потеряло своей актуальности и сегодня.

ЛИТЕРАТУРА

1. Вестник Европы. - 1878. - № 8.

2. Вестник Европы. - 1917. - № 3.

3. Кавелин К.Д. Наш умственный строй. Статьи по философии русской истории и культуры.-М., 1989.

4. Кавелин К.Д. Собр. соч. В 4-х тт. - СПб., 1897-1900.

5. Корнилов А.А. Общественное движение при Александре II.- М., 1909.

6. Корсаков Д.А. К.Д. Кавелин. Материалы для биографии // Вестник Европы. - 1887. - № 2.

7. ПантелеевЛ.Ф. Воспоминания.-М., 1958.

8. Русский архив. - 1900. - №4.

9. Русская мысль. - 1899.

10. Русская старина. - 1899.

K.D. KAVELYN VIEWS ABOUT FOREIGN POLICY

R.A. ARSLANOV

Russian History Chair Peoples' Friendship University of Russia 10a Miklukho-Maklaya St., 117198 Moscow, Russia

K.D. Kavelyn foreign policy conception is studied in the focus of Russian liberal thought. Special attention is paid to his understanding of Russian national and foreign policy in the second half of the XIX century.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.