Научная статья на тему 'Внеклеточные нуклеиновые кислоты мочи: источники, состав, использование в диагностике'

Внеклеточные нуклеиновые кислоты мочи: источники, состав, использование в диагностике Текст научной статьи по специальности «Клиническая медицина»

CC BY
575
225
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Журнал
Acta Naturae (русскоязычная версия)
WOS
Scopus
ВАК
RSCI
PubMed
Область наук
Ключевые слова
АКТИВНАЯ СЕКРЕЦИЯ / АПОПТОЗ / ВНЕКЛЕТОЧНАЯ ДНК И РНК МОЧИ / НЕИНВАЗИВНАЯ ДИАГНОСТИКА / НЕКРОЗ / НУКЛЕАЗЫ МОЧИ

Аннотация научной статьи по клинической медицине, автор научной работы — Брызгунова О.Е., Лактионов П.П.

Внеклеточные нуклеиновые кислоты (внНК) могут появляться в моче в результате некроза и апоптоза клеток, а также активной секреции нуклеиновых кислот здоровыми и опухолевыми клетками мочеполового тракта, транспорта циркулирующих нуклеиновых кислот (цирНК) крови в первичную мочу. ДНК и РНК мочи фрагментированы, однако они могут использоваться для выявления маркерных последовательностей. МикроРНК также представляют интерес в качестве диагностического материала. Стабильность внНК определяется их структурой, упаковкой в надмолекулярные комплексы и активностью нуклеаз в моче. В обзоре описаны возможные источники, особенности строения внНК мочи, диагностическое использование внНК и факторы, влияющие на их стабильность.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Похожие темы научных работ по клинической медицине , автор научной работы — Брызгунова О.Е., Лактионов П.П.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Внеклеточные нуклеиновые кислоты мочи: источники, состав, использование в диагностике»

УДК 577.1 13;577.123

Внеклеточные нуклеиновые кислоты мочи: источники, состав, использование в диагностике

О. Е. Брызгунова1*, П. П. Лактионов1,2

'Институт химической биологии и фундаментальной медицины СО РАН, 630090, Новосибирск, просп. Академика Лаврентьева, 8

2Новосибирский научно-исследовательский институт патологии кровообращения им. академика Е.Н. Мешалкина, 630055, Новосибирск, ул. Речкуновская, 15 *E-mail: olga.bryzgunova@niboch.nsc.ru Поступила в редакцию 29.10.2014 После доработки 19.05.2015

РЕФЕРАТ Внеклеточные нуклеиновые кислоты (внНК) могут появляться в моче в результате некроза и апоптоза клеток, а также активной секреции нуклеиновых кислот здоровыми и опухолевыми клетками мочеполового тракта, транспорта циркулирующих нуклеиновых кислот (цирНК) крови в первичную мочу. ДНК и РНК мочи фрагментированы, однако они могут использоваться для выявления маркерных последовательностей. МикроРНК также представляют интерес в качестве диагностического материала. Стабильность внНК определяется их структурой, упаковкой в надмолекулярные комплексы и активностью нуклеаз в моче. В обзоре описаны возможные источники, особенности строения внНК мочи, диагностическое использование внНК и факторы, влияющие на их стабильность.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА активная секреция, апоптоз, внеклеточная ДНК и РНК мочи, неинвазивная диагностика, некроз, нуклеазы мочи.

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ внДНК - внеклеточные ДНК; внНК - внеклеточные нуклеиновые кислоты; внРНК -внеклеточные РНК; НК - нуклеиновые кислоты; цирНК - циркулирующие нуклеиновые кислоты.

ИСТОЧНИКИ ВНЕКЛЕТОЧНЫХ НУКЛЕИНОВЫХ КИСЛОТ МОЧИ (РИСУНОК)

Внеклеточные нуклеиновые кислоты (НК) могут появляться в моче в результате транспорта внНК крови через почки и непосредственно из клеток, контактирующих с этой биологической жидкостью. Механизмы генерации и общие свойства внеклеточных или циркулирующих НК крови суммированы в обзорах [1, 2]. Считается, что основной источник внНК - апоптоз клеток. В крови НК циркулируют в составе комплексов с биополимерами и могут быть упакованы в мембранные структуры [1, 3]. Циркулирующая ДНК сильно фрагментирована, а размер фрагментов пропорционален нуклеосоме [1]. В крови обнаруживаются как мРНК, рибосомная РНК, так и некодирующие РНК, микроРНК, которые могут циркулировать как в составе нуклеопро-теиновых комплексов, так и в составе покрытых мембранами микрочастиц, в том числе экзосом [4-6]. Транспорт нуклеиновых кислот из крови в первичную мочу подразумевает транспорт компонентов из приносящей артерии в полость почечного тельца.

Отвечающая за этот процесс клубочковая фильтрация веществ из плазмы крови ограничена проницаемостью базальной мембраны и щелевых мембран между «ножками» подоцитов. Так, в просвет нефро-на могут проходить комплексы диаметром не более 6.4 нм [7] и молекулярной массой не более 70 кДа [8], что соответствует ДНК размером около 100 п.н. Размер пор гломерулярного барьера равен примерно 30 А, хотя обнаружены и шунтоподобные поры радиусом 110-115 А, однако их количество очень мало [9]. Важную роль в прохождении веществ через юкста-гломерулярный аппарат играют отрицательно заряженные молекулы: полианионы, входящие в состав базальной мембраны, и сиалогликопротеины в выстилке, лежащей на поверхности подоцитов и между их «ножками» [7]. Как известно, ДНК [10-12] и РНК [13-15] в крови находятся преимущественно в составе надмолекулярных комплексов, таких, как нукле-осомы [1], комплексы РНК с липопротеинами крови [16, 17], или более крупных, защищенных мембраной микрочастиц и экзосом [4] или апоптотических телец. Однако размер мононуклеосомы превышает просвет

Циркулирующие нуклеиновые кислоты крови

Эндогенные

Экзогенные

Греция

и/или

3Д°Ров

КпоРаковь'ми

Ь1МИ

ДНК/РНК вирусы

Бактерии

оу ^

Транспорт циркулирующих нуклеиновых кислот из крови

ДНК/РНК МОЧА "иру1ы

жш щ "щ:

Мочевой пузырь Простата Уретра

Почка Мочеточник

Ь I

а

Бактерии |

Секреция здоровыми и/или раковыми клетками

Некроз и апоптоз нормальных или опухолевых клеток мочеполового тракта

Источники внеклеточных нуклеиновых кислот крови и мочи

даже самых больших пор почечного барьера и, поэтому, в своей классической конфигурации монону-клеосомы пройти сквозь барьер не могут.

На транспорт молекул нуклеиновых кислот из крови может влиять и общее состояние здоровья пациента. Еще в 1967 году обнаружили увеличение количества ДНК в моче больных острым панкреатитом [18], а в 2012 году показали, что моча курящих людей содержит больше ДНК, чем моча некурящих (9.46 и 9.04 нг/мкл - у женщин соответственно; 4.96 и 2.93 нг/мкл - у мужчин соответственно) [19]. Эксперименты, проведенные на мышах, показали, что действительно часть ДНК гибнущих клеток, введенных внутрибрюшинно, избегает внутриклеточной деградации и фагоцитоза и циркулирует в крови в форме полимеров, а также частично выводится с мочой в виде кислотонерастворимой формы [20].

Изучение продуктов деградации меченной [32Р] ДНК фага X, введенной в брюшную полость мыши,

показало, что большая часть этих продуктов используется клетками повторно или гидролизуется до кислоторастворимых фрагментов, только ~3.2% выводится с мочой в течение 3 дней. Небольшая часть введенной ДНК (0.06%) появляется в кислотонера-створимой фракции нуклеиновых кислот мочи (длиной >15-20 п.н.).

Необходимо обратить внимание и на тот факт, что выведение «незащищенных», очищенных от примесей ДНК/РНК и ДНК/РНК из умирающих клеток может быть различным. Некротическая и тем более апоптотическая ДНК связана с белками и защищена от нуклеаз несравненно лучше, чем чистая ДНК, используемая в модельной системе. При этом ДНК/ РНК-связывающие белки могут оказывать как положительное, так и отрицательное влияние на транспорт ДНК/РНК через почечный барьер. В пользу этих предположений может свидетельствовать и то, что в моче мышей, в брюшную полость которых вве-

ТОМ 7 № 3 (26) 2015 | АСТА ^ТОИАЕ | 55

ли клетки лимфомы человека Raji, апоптоз в которых был индуцирован у-излучением, обнаружены человеческие Alu-последовательности, отсутствующие в моче контрольных животных (не получавших инъекции клеток Raji) [20].

Другое доказательство транспорта циркулирующей ДНК крови в мочу - специфические ДНК Y-хромосомы, обнаруженные в моче женщин, которым перелили кровь доноров-мужчин [20]. Кроме того, в моче женщин, вынашивающих плод мужского пола, также обнаружены специфические ДНК Y-хромосомы [20, 21]. При этом показано, что эмбриональная ДНК в моче матери значительно короче, чем в плазме ее крови [21]. Еще одно подтверждение транспорта полимерной ДНК из крови в мочу получено при анализе внДНК онкологических больных. Известно, что в 80-90% опухолей поджелудочной железы и кишечника обнаруживаются мутантные формы гена K-ras, найденные Botezatu и соавт. [20] в составе внеклеточных ДНК в моче больных раком поджелудочной железы (стадия IV) и кишечника (стадии III-IV). Концентрация опухолевой ДНК в моче достаточно высока - мутантный ген K-ras обнаружен во внДНК мочи у пяти из восьми больных раком поджелудочной железы и у четырех из пяти больных раком кишечника [20]. Возможность поступления ДНК в мочу из крови доказывают результаты опытов по выявлению в моче больных туберкулезом ДНК Mycobacterium tuberculosis [22, 23].

Таким образом, встречающиеся в крови фрагменты ДНК размером 50-100 п.н., по-видимому, частично защищенные гистонами, тем не менее, потенциально могут проникать в мочу из крови. Кроме того, высказано предположение, что связывание ДНК с гисто-нами, например с H3K27me2, может способствовать экспорту внеклеточной ДНК [24].

Очевидно, что еще одним и, по-видимому, основным источником внДНК и внРНК в моче является апоптоз/некроз клеток мочеполового тракта. Действительно, в норме за сутки в мочу может попадать до 3 х 106клеток эпителия мочевого пузыря и мочевыводящих путей (подсчет по методу Каковского-Аддиса) [25]. Очевидно, что эти клетки и клетки эндотелия частично могут вступать в апоп-тоз, и фрагментированная апоптотическая ДНК/ РНК из этих клеток неизбежно будет попадать в мочу [20]. Действительно, после трансплантации женщинам почек от доноров мужчин концентрация Y-хромосомной ДНК в моче увеличивается при развитии отторжения и возвращается к нормальному уровню при ингибировании иммунной реакции против трансплантата [26-28]. Во внеклеточной ДНК мочи при помощи MALDI-TOF-масс-спектрометрии также обнаружены SNP-аллели донорной почки [29].

Во внеклеточной ДНК мочи больных раком мочеполовой системы выявлены мутации и микросателлит-ные нарушения, характерные для злокачественных опухолей почки [30] и мочевого пузыря [31-33], аберрантно метилированные ДНК, характерные для опухолей предстательной железы [34, 35] и мочевого пузыря [33, 36-40]. В моче больных с гинекологическими, урологическими заболеваниями или с ВИЧ-инфекцией присутствует ДНК папилломавируса, который поражает глубокие слои кожи и слизистые оболочки внутренних органов [41]. При раке мочевого пузыря во внеклеточной ДНК мочи обнаруживаются последовательности не только геномной, но и мито-хондриальной ДНК [42].

Концентрация РНК в моче человека составляет 20-140 нг/мл [43, 44]. Доказательством того, что внРНК в моче появляется в результате апоптоза/ некроза клеток мочеполового тракта, может служить обнаружение в моче больных раком мочевого пузыря и пациентов с инфекциями мочевыводящих путей мРНК сурвирина, цитокератина 20, муцина 7 и Ю-67 [45, 46]. Данные о транспорте циркулирующей РНК из крови в мочу нам обнаружить не удалось.

Строго говоря, данные о присутствии в моче онко/ плодоспецифических НК не позволяют получить прямой ответ на вопрос о том, какая часть внНК образуется за счет апоптоза/некроза клеток, выстилающих мочеполовые пути (следует отметить, что клетки простатического происхождения составляют не более 10% от суммарного пула клеток мочи [47]). Данные о концентрации опухолеспецифических НК в моче и крови больных онкологическими заболеваниями мочеполовой системы свидетельствуют о том, что транспорт опухолеспецифических внНК из крови не является процессом, определяющим концентрацию этих внНК в моче. Действительно, метилированные формы генов GSTP1 и RASSF1A обнаруживаются в моче 15 и 65% больных раком почки и в крови 6 и 11% пациентов соответственно [48], т.е. эти маркерные ДНК не могут поступать из крови в мочу, а, скорее всего, транспортируются непосредственно в мочу. На основании этих и ряда других [49, 50] данных можно уверенно утверждать, что при онкологических заболеваниях мочеполового тракта основная доля онкоспецифических внеклеточных НК поступает в мочу не из крови, а, по-видимому, непосредственно при попадании опухолевых клеток или продуктов их распада в мочевыделительные пути либо в результате диффузии через ткани почки.

ОСОБЕННОСТИ СТРОЕНИЯ И СОСТАВА НУКЛЕИНОВЫХ КИСЛОТ МОЧИ

По размеру фрагментов внДНК мочи можно условно поделить на две группы: гетерогенная высокомоле-

кулярная (1 т.п.н. и выше) и относительно гомогенная низкомолекулярная ДНК (150-250 п.н.) [20, 43, 51, 52]. В моче обнаружена также низкомолекулярная ДНК размером 10-150 и 150-200 п.н. [53].

Изучению ДНК и РНК бесклеточной фракции мочи посвящены отдельные работы, тогда как в основной массе исследований проводится поиск он-коспецифических маркеров в суммарной моче или только в клетках мочи. В составе внДНК обнаружены практически такие же изменения, характерные для опухолевых ДНК, как и в ДНК, циркулирующих в крови, а именно, точечные мутации, нарушения состава микросателлитов, характерный профиль метилирования онкогенов, присутствие вирусной ДНК [30, 33, 36, 41].

ДНК-маркеры анализировали преимущественно методом ПЦР. Микросателлитные перестройки (в одном или нескольких из 28 маркеров: D1S251, HTPO, D3S1317, D3S587, D3S1560, D3S1289, D3S1286, D3S1038, D4S243, FGA, CSF, ACTBP2, D8S348, D8S307, D9S747, D9S242, IFNa, D9S162, D11S488, THO, vWA, D13S802, MJD, D17S695, D17S654, D18S51, MBP, D21S1245) обнаружены в моче 76% больных с опухолями почек [30]. Хотя бы одно из нарушений микросателлитной ДНК (D4S243, D9S747, D9S171, D17S695, D17S654) обнаружено у 27% больных с опухолями мочевого пузыря [31].

Внеклеточные ДНК с мутациями в гене FGFR3 обнаружены в моче 34.5% больных раком мочевого пузыря [33], Р53 - у 52.9% больных раком печени [54], K-ras - у 95% больных раком кишечника [55].

Аберрантно метилированные ДНК, характерные для клеток опухолей предстательной железы (ген GSTP1), найдены в моче 36% больных раком предстательной железы [34, 56] и у 3.2% лиц с доброкачественной гиперплазией предстательной железы [35]. Изменения метилирования обнаружены в ряде генов внДНК мочи больных раком мочевого пузыря: CDKN2A (46.7%), ARF (26.7%), GSTP1 (46.7%), MGMT (26.7%), RARß2 (60%), TIMP3 (46.7%), CDH1 (66.7%), RASSF1A (53%) и АРС (53%) [37]. Кроме того, определение статуса метилирования одновременно четырех генов: MYO3A, CA10, NKX6, SOX11 или MYO3A, CA10, NKX6, DBC1, внДНК мочи позволяет детектировать рак мочевого пузыря c высокой чувствительностью (81.3%) и специфичностью (97.3%), а определение статуса метилирования одновременно пяти генов: MYO3A, CA10, NKX6, DBC1, SOX11 или MYO3A, CA10, NKX6, DBC1, PENK, позволяет выявлять рак мочевого пузыря с чувствительностью 85.2% и специфичностью 94.5% [40].

В моче женщин с патологиями шейки матки ДНК папилломавируса человека типа 16 была обнаружена у 88.8% больных раком, 76.5% пациенток, имею-

щих поражения высокой степени, и у 45.5% больных с поражениями низкой степени [57]. В моче больных раком предстательной железы, получивших хирургическое лечение, папилломавирусная ДНК обнаружена в 50% случаев [58].

Что касается маркерной внеклеточной РНК, то у двух из четырех больных раком мочевого пузыря и у двух из четырех пациентов с инфекциями мочевыводящих путей при помощи количественной ОТ-ПЦР обнаружена специфическая мРНК Ki-67, не найденная в моче пяти здоровых доноров [46]. Кроме того, методом ОТ-ПЦР в моче больных раком мочевого пузыря обнаружены мРНК сурвирина (чувствительность 90.4%, специфичность 94.7%), цитоке-ратина 20 (чувствительность 82.6%, специфичность 97.4%) и муцина 7 (чувствительность 62.6%, специфичность 94.7%) (Р < 0.001). Комбинация этих трех маркеров позволяет выявлять рак мочевого пузыря с чувствительностью 100% при специфичности анализа 89.5% [45].

Определение концентрации мРНК CD147, BIGH3, STMN1 в бесклеточном супернатанте мочи (после центрифугирования суммарной мочи при 10000 об/ мин) показало, что у пациентов с уротелиальным раком мочевого пузыря концентрация этих мРНК в 2-67 раз выше, чем у здоровых доноров [59].

Перспективный маркер, специфически экспрес-сирующийся при раке предстательной железы, -мРНК AMACR (a-methylacyl coenzyme A racemase). Детекция мРНК AMACR в осадке мочи 92 мужчин, из которых у 43 диагностирован рак предстательной железы, позволяет выявлять больных с чувствительностью 70% и специфичностью 71%, тогда как определение мРНК PCA3 обеспечивает чувствительность 72% и специфичность 59% [60]. Одновременное определение мРНК AMACR и PCA3 повышает чувствительность и специфичность теста до 81 и 84% соответственно.

Анализ соотношения мРНК ETS2 (v-ets erythroblastosis virus E26 oncogene homolog 2) и мРНК uPA (urokinase plasminogen activator) во внеклеточной РНК в суммарной моче (без центрифугирования/ осаждения клеток) позволил диагностировать рак мочевого пузыря со 100% специфичностью и 75.4% чувствительностью [61].

Однако использование мРНК мочи для разработки систем диагностики различных заболеваний до сих пор представляет довольно сложную задачу, поскольку моча содержит большое количество нуклеаз, в том числе и РНКаз (их разнообразие описано в следующей главе). Высокая концентрация ферментов, гидролизующих РНК, осложняет работу с внеклеточными РНК, в том числе и на стадии выделения. В отличие от длинных молекул мРНК, микроРНК

более устойчивы к атакам нуклеаз в связи со своим небольшим размером (20-25 нуклеотидов), способностью формировать прочные комплексы с биополимерами или упаковываться в различные микрочастицы, например, экзосомы [4]. Действительно в моче обнаружены m-, sca-, sno-, sn-, pi-, miPHK, в том числе и в составе экзосом [4, 62]. Основываясь на этих данных, все больше исследователей пытаются разработать тест-системы для диагностики различных онкологических заболеваний путем анализа микроРНК в моче.

Так, например, показано, что соотношение концентрации микроРНК-126 и микроРНК-152 в моче позволяет обнаружить рак мочевого пузыря со специфичностью 82% и чувствительностью 72% [63]. Определение концентраций микроРНК-210, -10b и -183 повышает специфичность детекции рака мочевого пузыря до 91% при чувствительности не менее 71% [64].

В моче здоровых доноров, онкологических больных и беременных женщин обнаружено более 204 микроРНК, отличающихся в этих группах, часть из которых может быть потенциальными маркерами (например, miR-515-3p, 335, 892a, 509-5p, 223*, 873, 302d, 616*, 134) [44].

Обнаружено, что уровень экспрессии микроРНК 483-5p в бесклеточной фракции мочи статистически значимо повышен (критерий Манна-Уитни, Р = 0.013) при раке предстательной железы [65].

Исследование микроРНК, относящихся к эпители-ально-мезенхимальному переходу (EMT, epithelialmesenchymal transition) [66], в осадке и супернатанте мочи у 51 больного раком мочевого пузыря и 24 здоровых доноров выявило уменьшение количества семейства микроРНК-200, микроРНК-192 и -155 в осадке, а также снижение экспрессии микроРНК-192 и повышение экспрессии микроРНК-155 в суперна-танте мочи больных. Кроме того, уровень экспрессии семейства микроРНК-200, микроРНК-205 и ми-кроРНК-192 в осадке мочи больных статистически значимо коррелировал с экспрессией маркеров ЕМТ в моче, включая мРНК Е-бокссвязывающего гоме-обокса 1 с цинковыми пальцами (zinc finger E-box-binding homeobox 1), виментина, трансформирующего фактора роста 1 и гена гомолога семейства Ras (член А). Обнаружено, что уровни микроРНК-200с и микроРНК-141 в осадке мочи больных нормализуются после удаления опухоли мочевого пузыря.

ДНК- И РНК-ГИДРОЛИЗУЮЩИЕ ФЕРМЕНТЫ МОЧИ

Моча человека представляет собой подходящую среду для функционирования НК-гидролизующих ферментов: суточная моча взрослого человека содержит 2.0-4.0 г калия, 100-400 мг кальция, 50-150 мг маг-

ния, 3-6 г натрия, 270-850 мкг цинка [25], величина рН мочи в норме варьирует от 5.0 до 7.0.

Основным ДНК-гидролизующим ферментом в моче, как и в крови [1], является ДНКаза I [6770], причем ее активность в моче превышает активность в сыворотке крови более чем в 100 раз

[71] и составляет 400^ 1200 ед. акт./л (удельная активность ДНКазы I - 2000 ед. акт./мг, в крови 4.4 ± 1.8 ед. акт./л). Внеклеточную ДНК в моче могут гидролизовать все изоформы ДНКазы I, которые, как известно, отличаются по значению р1, первичной структуре и/или по содержанию сиаловой кислоты

[72]. Кроме того, сообщалось о генетическом полиморфизме ДНКазы I в моче [69]. На мышиной модели показано, что концентрация ДНКазы I в моче может значительно повышаться при развитии системной красной волчанки (от 24 до 521 нг/мл), тем самым косвенно отражая нарушения, происходящие в организме [73]. В крови активность ДНКазы I ингибиру-ется актином [68, 74, 75], однако в моче концентрация актина, по-видимому, существенно ниже, чем в крови (концентрацию актина определяют по концентрации 3-метилгистидина, специфического метаболита актина и миозина) [76].

ДНКаза II [70, 71, 77] также обнаруживается в моче. Активность ДНКазы II в моче человека приблизительно в 30 раз ниже, чем ДНКазы I [77]. При этом активность этого фермента примерно в 1.55 раз выше, чем в крови [78], и составляет примерно 13-40 ед. акт./л мочи.

Наряду с ДНКазами в моче присутствует и фос-фодиэстераза I, имеющая рН-оптимум 9.0 (фермент стабилен при рН от 3.0 до 11.0) [71, 79].

Что же касается РНК-гидролизующих ферментов мочи, то, к сожалению, работы по их исследованию велись, в основном, в прошлом веке (70-е-90-е гг.). РНКаза 2 - наиболее представлена в моче человека, где ее примерно в 20 раз больше, чем РНКазы I. Молекулярная масса РНКазы 2, определенная методами электрофореза в SDS-PAGE и гель-фильтрацией, составляет 32 и 38 кДа соответственно, рН-оптимум находится в диапазоне 7.2-7.6 [80].

Рибонуклеаза I (РНКаза I) - второй по представленности РНК-гидролизующий фермент мочи [81]. Молекулярная масса этого фермента составляет ~16 кДа, фермент активен при рН 7.0 и ингибируется ионами Си2+, Hg2+ и Zn2+. РНКаза I является пиримидин-специфичным ферментом, более эффективно гидролизует поли(С) и поли(и), в отличие от поли(А) и поли^). Кроме того, РНКаза I способна гидролизовать гетеродуплексы РНК:ДНК [82].

Наряду с РНКазами 2 и I в моче человека обнаружены РНКазы С и и с рН-оптимумами 8.5 и 7.0 соответственно [83], а также РНКазы 7, UL, US, ир!-

1 и ир1-2. РНКаза С (33 кДа) представляет собой гликопротеин, предпочтительно гидролизующий синтетический гомополимер поли(С), аналогичный РНКазам поджелудочной железы млекопитающих. РНКаза и (18 кДа) также является гликопротеином, использует в качестве субстрата РНК, но практически не активна в отношении поли(С) и обладает меньшей гомологией с РНКазами поджелудочной железы. По аминокислотному составу этот фермент сходен с РНКазой селезенки человека. РНКазы с молекулярной массой 33 [84] и 21.5 кДа [85], рН-оптимумом 6.5 и более эффективным гидролизом поли(С) обнаружены в моче человека и другими исследователями. РНКаза 7 (14.5 кДа) присутствует в моче в концентрации 235-3467.2 мг/л [86]. РНКаза 7 проявляет антибактериальную активность при щелочных значениях рН.

Пиримидин-специфичные РНКазы UL (38 кДа) и US (13 кДа), имеющие рН-оптимумы 8.0 и 6.75 соответственно, обнаружены в моче взрослых индивидов [87]. В моче беременных женщин обнаружены РНКазы ир1-1 (34 кДа) и ир1-2 (38 кДа) с рН-оптимумами 7.7 и 6.6 соответственно [88].

Таким образом, внеклеточные ДНК и РНК гетеро-генны по своему размеру и составу. В мочу они могут поступать как из крови, так и из клеток мочеполовой системы преимущественно в результате апоптоза, некроза, онкоза и активной секреции (в составе экзо-сом). Биологические функции внеклеточных нуклеиновых кислот мочи не исследованы, однако ДНК, РНК и малые РНК представляют интерес для ранней неинвазивной диагностики онкологических заболеваний различной этиологии. •

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Bryzgunova O., Laktionov P. // Biochemistry (Moscow). Supplement Series B: Biomed. Chem. 2014. V. 8. P. 203-219.

2. Fleischhacker M., Schmidt B. // Biochim. Biophys. Acta. 2007. V. 1775. P. 181-232.

3. van der Vaart M., Pretorius P. // Ann. N.Y. Acad. Sci. 2008. V. 1137. P. 18-26.

4. Li M., Zeringer E., Barta T., Schageman J., Cheng A., Vlassov A. // Phil. Trans. R. Soc. B. 2014. V. 369. P. 20130502.

5. Sita-Lumsden A., Fletcher C., Dart D., Brooke G., Waxman J., Bevan C. // Biomark. Med. 2013. V. 7. P. 867-877.

6. Rykova E., Morozkin E., Ponomaryova A., Loseva E., Za-porozhchenko I., Cherdyntseva N., Vlassov V., Laktionov P. // Expert Opin. Biol. Ther. 2012. V. 12. Suppl 1. P. S141-S153.

7. Покровский В., Коротько Г. Физиология человека. М.: Медицина, 1997. C. 277-280.

8. Lote C. Principles of Renal Physiology. London: Chapman & Hall, 1994. P. 33-44.

9. Tencer J., Frick I., Oquist B., Alm P., Rippe B. // Kidney Int. 1998. V. 53. P. 709-715.

10. Holdenrieder S., Stieber P., Bodenmüller H., Busch M., von Pawel J., Schalhorn A., Nagel D., Seidel D. // Ann. N.Y. Acad. Sci. 2001. V. 945. P. 93-102.

11. Kiroi K., Tanaka C., Toi M. // Breast Cancer. 1999. V. 6. P. 361-364.

12. Lin J., Fan R., Zhao Z., Cummings O., Chen S. // Am. J. Surg. Pathol. 2013. V. 37. P. 539-547.

13. Ng E., Tsui N., Lam N., Chiu R., Yu S., Wong S., Lo E., Rainer T., Johnson P., Lo Y. // Clin. Chem. 2002. V. 48. P. 1212-1217.

14. Halicka H., Bedner E., Darzynkiewicz Z. // Exp. Cell Res. 2000. V. 260. P. 248-256.

15. Hasselmann D., Rappl G., Tilgen W., Reinhold U. // Clin. Chem. 2001. V. 47. P. 1488-1489.

16. Gahan P., Stroun M. // Cell Biochem. Funct. 2010. V. 28. P. 529-538.

17. Vickers K., Palmisano B., Shoucri B., Shamburek R., Re-maley A. // Nat. Cell Biol. 2011. V. 13. P. 423-433.

18. Sorenson G. // Clin. Cancer Res. 2000. V. 6. P. 2129-2137.

19. Simkin M., Abdalla M., El-Mogy M., Haj-Ahmad Y. // Epig-enomics. 2012. V. 4. P. 343-352.

20. Botezatu I., Serdyuk O., Potapova G., Shelerov V., Alechina R., Molyaka Y., Anan'ev V., Bazin I., Garin A., Narimanov M., et al. // Clin. Chem. 2000. V. 46. P. 1078-1084.

21. Koide K., Sekizawa A., Iwasaki M., Matsuoka R., Honma S., Farina A., Saito H., Okai T. // Prenatal Diagnosis. 2005. V. 25. P. 604-607.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

22. Tuuminen T. // Front. Immunol. 2012. V. 3. P. 1-6.

23. Peter J., Green C., Hoelscher M., Mwaba P., Zumla A., Dheda K. // Curr. Opin. Pulm. Med. 2010. V. 16. P. 262-270.

24. Peters D., Pretorius P. // Clin. Chim. Acta. 2011. V. 412. P. 806-811.

25. Чиркин А., Окороков А., Гончарик И. Диагностический справочник терапевта. Минск, 1993. 688 c.

26. Zhang J., Tong K., Li P., Chan A., Yeung C., Pang C., Wong T., Lee K., Lo D. // Clin. Chem. 1999. V. 45. P. 1741-1746.

27. Zhong X., Hahn D., Troeger C., Klemm A., Stein G., Thomson P., Holzgreve W., Hahn S. // Ann. N.Y. Acad. Sci. 2001. V. 945.

P. 250-257.

28. Zhang Z., Ohkohchi N., Sakurada M., Mizuno Y., Miyagi T., Satomi S., Okazaki H. // Transplantation Proc. 2001. V. 33.

P. 380-381.

29. Li Y., Hanh D., Wenzel W., Hanh S., Holzgreve F. // Ann. N.Y. Acad. Sci. 2006. V. 1075. P. 144-147.

30. Eisenberger C., Schoenberg M., Enger C., Hortopan S., Shah S., Chow N., Marshall F., Sidransky D. // J. Natl. Cancer Inst. 1999. V. 91. P. 2028-2032.

31. Utting M., Werner W., Dahse R., Schubert J., Junker K. // Clin. Cancer Res. 2002. V. 8. P. 35-40.

32. Mao L., Lee D., Tockman M., Erozan Y., Askin F., Sidransky D. // Proc. Natl. Acad. Sci. USA. 1994. V. 91. P. 9871-9875.

33. Karnes R., Fernandez C., Shuber A. // Mayo. Clin. Proc. 2012. V. 87. P. 835-839.

34. Goessl C., Krause H., Muller M., Heicappell R., Schrader M., Sachsinger J., Miller K. // Cancer Res. 2000. V. 60. P. 5941-5945.

35. Jeronimo C., Usadel H., Henrique R., Silva C., Oliveira J., Lopes C., Sidransky D. // Urology. 2002. V. 60. P. 1131-1135.

36. Goessl C., Muller M., Straub B., Miller K. // Eur. Urology. 2002. V. 41. P. 668-676.

37. Hoque M., Begum S., Topaloglu O., Chatterjee A., Rosenbaum E., Criekinge W., Westra W., Schoenberg M., Zahurak

M., Goodman S., Sidransky D. // J. Nat. Cancer Inst. 2006. V. 98. P. 996-1004.

38. Reinert T., Modin C., Castano F., Lamy P., Wojdacz T., Hansen L., Wiuf C., Borre M., Dyrskjot L., Orntoft T. // Clin. Cancer Res. 2011. V. 17. P. 5582-5592.

39. Reinert T. // Adv. Urol. 2012. V. 2012. P. 503271.

40. Chung W., Bondaruk J., Jelinek J., Lotan Y., Liang S., Czer-niak B., Issa J. // Cancer Epidemiol. Biomarkers Prev. 2011. V. 20. P. 1483-1491.

41. Vorsters A., Micalessi I., Bilcke J., Ieven M., Bogers J., van Damme P. // Eur. J. Clin. Microbiol. Infect. Dis. 2012. V. 31. P. 627-640.

42. Ziegler A., Zangemeister-Wittke U., Stahel R. // Cancer Treatment Rev. 2002. V. 28. P. 255-271.

43. Bryzgunova O., Skvortsova T., Kolesnikova E., Starikov A., Rykova E., Vlassov V., Laktionov P. // Ann. N.Y. Acad. Sci. 2006. V. 1075. P. 334-340.

44. Weber J., Baxter D., Zhang S., Huang D., Huang K., Lee M., Galas D., Wang K. // Clin. Chem. 2010. V. 56. P. 1733-1741.

45. Pu X., Wang Z., Chen Y., Wang X., Wu Y., Wang H. // J. Cancer Res. Clin. Oncol. 2008. V. 134. P. 659-665.

46. Menke T., Warnecke J. // Ann. N.Y. Acad. Sci. 2004. V. 1022. P. 185-189.

47. Truong M., Yang B., Jarrard D. // J. Urology. 2013. V. 189. P. 422-429.

48. Hoque M., Begum S., Topaloglu O., Jeronimo C., Mambo E., Westra W., Califano J., Sidransky D. // Cancer Res. 2004. V. 64. P. 5511-5517.

49. Payne S., Serth J., Schostak M., Kamradt J., Strauss A., Thelen P., Model F., Day J., Liebenberg V., Morotti A., et al. // Prostate. 2009. V. 69. P. 1257-1269.

50. Goessl C., Muller M., Heicappell R., Krause H., Miller K. // Ann. N.Y. Acad. Sci. 2001. V. 945. P. 51-58.

51. Su Y., Wang M., Brenner D., Ng A., Melkonyan H., Umansky S., Syngal S., Block T. // J. Mol. Diagn. 2004. V. 6. P. 101-107.

52. Su Y., Wang M., Aiamkitsumrit B., Brenner D., Block T. // Cancer Biomarkers. 2005. V. 1. P. 177-182.

53. Melkonyan H., Feaver W., Meyer E., Scheinker V., Shek-htman E., Xin Z., Umansky S. // Ann. N.Y. Acad. Sci. 2008. V. 1137. P. 73-81.

54. Lin S., Dhillon V., Jain S., Chang T., Hu C., Lin Y., Chen S., Chang K., Song W., Yu L., et al. // J. Mol. Diagn. 2011. V. 13. P. 474-484.

55. Su Y., Wang M., Brenner D., Norton P., Block T. // Ann. N.Y. Acad. Sci. 2008. V. 1137. P. 197-206.

56. Bryzgunova O., Morozkin E., Yarmoschuk S., Vlassov V., Laktionov P. // Ann. N.Y. Acad. Sci. 2008. V. 1137. P. 222-225.

57. Daponte A., Pournaras S., Mademtzis I., Hadjichristodoulou C., Kostopoulou E., Maniatis A., Messinis I. // J. Clin. Virol. 2006. V. 36. P. 189-193.

58. Zambrano A., Kalantari M., Simoneau A., Jensen J., Villar-real L. // Prostate. 2002. V. 53. P. 263-276.

59. Bhagirath D., Abrol N., Khan R., Sharma M., Seth A., Sharma A. // Clin. Chim. Acta. 2012. V. 413. P. 1641-1646.

60. Ouyang B., Bracken B., Burke B., Chung E., Liang J., Ho S. // J. Urol. 2009. V. 181. P. 2508-2513.

61. Hanke M., Kausch I., Dahmen G., Jocham D., Warnecke J. // Clin. Chem. 2007. V. 53. P. 2070-2077.

62. Miranda K., Bond D., McKee M., Skog J., Paunescu T., Silva N., Brown D., Russo L. // Kidney Int. 2010. V. 78. P. 191-199.

63. Hanke M., Hoefig K., Merz H., Feller A., Kausch I., Jocham D., Warnecke J., Sczakiel G. // Urol. Oncology. 2009. V. 28.

P. 665-661.

64. Eissa S., Matboli M., Hegazy M., Kotb Y., Essawy N. // Transl Res. 2015. pii. S1931-5244(15)00003-1.

65. Korzeniewski N., Tosev G., Pahernik S., Hadaschik B., Hohenfellner M., Duensing S. // Urol. Oncol. 2015. V. 33. P. 16.e17-22.

66. Wang G., Chan E., Kwan B., Li P., Yip S., SzetoC., Ng C. // Clin. Genitourin. Cancer. 2012. V. 10. P. 106-113.

67. Dittmar M., Bischofs C., Matheis N., Poppe R., Kahaly G. // J. Autoimmun. 2009. V. 32. P. 7-13.

68. Eulitz D., Mannherz H. // Apoptosis. 2007. V. 12. P. 1511-1521.

69. Kishi K., Yasuda T., Ikehara Y., Sawazaki K., Sato W., Iida R. // Am. J. Hum. Genet. 1990. V. 47. P. 121-126.

70. Ito K., Minamiura N., Yamamoto T. // J. Biochem. 1984. V. 95. P. 1399-1406.

71. Nadano D., Yasuda T., Kishi K. // Clin. Chem. 1993. V. 39. P. 448-452.

72. Yasuda T., Awazu S., Sato W., Iida R., Tanaka Y., Kishi K. // J. Biochem. 1990. V. 108. P. 393-398.

73. Macanovic M., Lachmann P. // Clin. Exp. Immunol. 1997. V. 108. P. 220-226.

74. Mannherz H. // J. Biol. Chem. 1992. V. 267. P. 11661-11664.

75. Hitchock S. // J. Biol. Chem. 1980. V. 255. P. 5668-5673.

76. Calles-Escandon J., Cunningham J., Snyder P., Jacob R., Huszar G., Loke J., Felig P. // Am. J. Physiol. 1984. V. 246. P. e334-338.

77. Murai K., Yamanaka M., Akagi K., Anai M. // J. Biochem. 1980. V. 87. P. 1097-1103.

78. Yasuda T., Takeshita H., Nakazato E., Nakajima T., Hosomi O., Nakashima Y., Kishi K. // Anal. Biochem. 1998. V. 255.

P. 274-276.

79. Ito K., Yamamoto T., Minamiura N. // J. Biochem. 1987. V. 102. P. 359-367.

80. Mizuta K., Yasuda T., Ikehara Y., Sato W., Kishi K. // Z. Rechtsmed. 1990. V. 103. P. 315-322.

81. Yasuda T., Sato W., Kishi K. // Biochim. Biophys. Acta. 1988. V. 965. P. 185-194.

82. Potenza N., Salvatore V., Migliozzi A., Martone V., Nobile V., Russo A. // Nucl. Acids Res. 2006. V. 34. P. 2906-2913.

83. Cranston J., Perini F., Crisp E., Hixson C. // Biochim. Biophys. Acta. 1980. V. 616. P. 239-258.

84. Rabin E., Weinberger V. // Biochem. Med. 1975. V. 14. P. 1-11.

85. Reddi K. // Prep. Biochem. 1977. V. 7. P. 283-299.

86. Spencer J., Schwaderer A., Dirosario J., McHugh K., McGil-livary G., Justice S., Carpenter A., Baker P., Harder J., Hains D. // Kidney Int. 2011. V. 80. P. 174-180.

87. Iwama M., Kunihiro M., Ohgi K., Irie M. // J. Biochem. 1981. V. 89. P. 1005-1016.

88. Sakakibara R., Hashida K., Kitahara T., Ishiguro M. // J. Biochem. 1992. V. 111. P. 325-330.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.