CC BY
43
ВЛИЯНИЕ ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКИХ ТРАНСФОРМАЦИЙ В СТРАНАХ АФРИКАНСКОГО РОГА НА БЕЗОПАСНОСТЬ РЕГИОНА
Н.М. ПИСКУНОВА
Московский государственный институт международных отношений (У) МИД России пр. Вернадскими, 76, 119454 Москва, Россия
Форсированные внутриполитические изменения, происходившие в странах Африканского Рога в 1990-е годы под влиянием глобализации, показывают потенциальные угрозы безопасности, которые могут быть реализованы через действие механизма патронитно-клиентельных связей на фоне видимой консолидации «гибридных» форм политических режимов.
После окончания Холодной Войны на повестку дня стали выходить вопросы, которые ранее «составляли «низший» уровень политической безопасности, по сравнению с такими проблемами, как глобальное и полномасштабное противостояние сверхдержав, что составляло «высший» уровень безопасности» [9. С.329]. На настоящем этапе развития международных отношений это положение оценивается многими исследователями международной безопасности: «Две противоположные тенденции определяют ныне происходящие процессы: с одной стороны, переплетение современных обществ, связанное с глобализацией, подрывает механизмы демократического контроля национального государства, которое само по себе представляет уже пройденный этап. С другой стороны, новые технологии электронных коммуникаций открывают отдельным гражданам и группам столь широкий доступ к информации, что это все больше и больше осложняет дальнейшее существование авторитарных политических режимов» [22]. Также признается, что сущность того или иного режима власти в стране неизбежно влияет на экономику региона [30, 33].
В настоящее время особый интерес к внутриполитическим изменениям в странах Африканского Рога (Эфиопии, Эритрее, Сомали и Джибути) сочетается с наметившимся процессом «возвращения» российской дипломатии и бизнеса в Африку. Для восстановления связей двустороннего характера необходимо обращаться к осмыслению внутриполитической ситуации в этих странах. Учитывая крайне низкий уровень экономического развития стран региона и несмотря на многочисленные дискуссии о факторах отставания, эксперты по проблемам развития пришли к согласию в том, что «качество национального правления оказывает влияние на темпы развития страны» [7]. Более того, говорится о том, что «сегодня необходим такой междисциплинарный подход к изучению политических трансформаций в Африке, который бы базировался на эмпирических данных, учитывал историю развития региона и его специфику» [34. С.253]. При этом «специфика» региона (как изначальная, так и приобретенная в ходе
политического развития) заметна в первую очередь при рассмотрении внутриполитических изменений в этих странах на рубеже 20-21 века.
Одна из особенностей стран Тропической Африки состоит в том, что они ставят перед собой задачу следовать принципам «хорошего правления» в условиях недостаточного уровня экономического развития, и в итоге структурная отсталость, преодолевать которую из-за недостатка ресурсов можно лишь постепенно, тормозит прогресс стран. Учитывая, что мировое сообщество находится под влиянием процессов глобализации, необходимо отметить, что сеть международных и транснациональных взаимозависимостей, которые еще в 80-е годы привели к усилению тенденций «денационализации», также усилились. Для большинства развивающихся стлан это означает, что пшгоаммы помоши. кпелиты МВФ и
А X > 1 1 ' X ' 1
Всемирного банка, а также помощь со стороны стран-доноров могут быть, и чаще всего именно это и происходит, обставлены не только экономическими, но и политическими условиями. Таким образом, промышленно развитые страны, и в первую очередь МВФ и Всемирный банк, обладают рычагами воздействия на правительства, не желающие или неспособные эффективно управлять своими странами. Некоторые из этих программ-«стимулов» оказывают влияние на системы, решившиеся на открытие государства через либерализацию экономики и вынужденные, таким образом, ориентироваться на международные стандарты, чтобы создать у себя видимость правового пространства и климат для инвестиций. Этот фактор проявляется тем очевиднее, чем сильнее процесс обретения и поддержания легитимности политических элит зависит от экономических успехов. Через несколько десятилетий после обретения независимости африканскими государствами (в случае с Эфиопией - после свержения монархии) стало очевидно, что «первые лидеры освободившихся стран не осознавали того факта, что в большинстве случаев возглавляемые ими государства представляли собой мозаику плохо или вовсе не интегрированных местных сообществ, в которых существовали противоречащие друг другу схемы подчинения (то есть распределения власти), равно как и не учитывались пределы располагаемых ресурсов и возможностей» [10. С.5].
Под воздействием порождаемого глобализацией давления, заставляющего повышать конкурентоспособность и проводить модернизацию, правительства вынуждены «поддерживать процесс открытия собственных обществ или, соответственно, развивать его и тем самым ограничивать регулятивную способность в собственной стране» [22]. Для многих развивающихся и «пороговых» стран глобализация означает форсированную и во многом вынужденную адаптацию: «Лабильные системы с сильными центробежными тенденциями и утвердившимися властными картелями сужают пространство для политиков-реформаторов и широких коалиций» [36]. В итоге, сегодня Африка в целом является наиболее политически разобщенным континентом.
Кроме того, в некоторых странах Африки проблемы глобализационного периода усугубляются и тем, что «отдельные фрагменты государственной власти продолжают существовать при расширении внутристранового конфликта, так как у власти отсутствует способность обеспечить даже минимальный уровень безопасности... это проблема для исследования международных отношений: если центральным положением исследований продолжает оставаться тезис о превалировании государства как участника международных отношений, каким образом в эту структуру можно включить феномен фрагментации, распада и «провала» государств?» [9. С.361]. Ситуация осложняется тем, что предполагаемое «уменьшение важности государственно-центричной модели международных отношений, которая доминировала в политической мысли в период Холодной Войны, было обращено вспять, когда на повестку дня в странах Африки вышли политические силы, борющиеся за национальные интересы» [4. С. 57]. В среде исследователей сегодня популярно мнение о том, что принцип трансформации оказал сильное влияние на международные отношения [12,
20, 11]. Однако на этом фоне возникает вполне резонный вопрос: не является ли декларируемое распространение демократии в странах Африки «мнимым триумфом» и содержат ли процессы политической трансформации потенциальные опасности для региона?
Особенности ситуации в регионе до начала трансформаций.
Страны Африки отождествляются с особым путем развития политических процессов. Одно из различий между странами Запада и Востока выражается в традиции рекрутирования правящей элиты через политические организации (партии): «Политические партии в странах Азии и Африки формируются в большинстве случаев не вокруг политической платформы или проводимой партией политики, а на основе взаимоотношений «патрон-клиент», то есть личных связей между лидерами и рядовыми членами, на взаимоотношениях клановости, этноплеменной общности, земляческих, религиозных и тому подобных принципах, никак не связанных ни с платформой, ни с политикой этой партии» [3].
При этом отношения субъектности (то есть определение объекта подчинения самими народами) могут быть довольно разнообразны: «в одних странах люди являются приверженцами своего Короля, которого они наделяют правами власти; в других - вождей, которые обладают властью до тех пор, пока могут поддерживать веру в себя у своих соплеменников, однако не обладающими постоянными властными полномочиями; в третьих -подчиняются главе клана (так называемая «клановая война» в Сомали является подтверждением тому); в четвертых - группе главенствующих деревень или городу; в некоторых же объект подчинения может быть вообще не понятен белому человеку» [35. С. 13].
В современной Африке продолжает действовать клиентелизм, определяемый как «распространение этнических, религиозных, клановых, семейно-родственных и тому подобных связей на политическую сферу» [3]. Классический пример — Сомали, где распределение мест в будущем
федеральном правительстве еще на стадии Артинской конференции сводилось к разделу сфер влияния между кланами, которые традиционно властвовали в стране - более того, такой принцип рекрутирования политической элиты для Сомали был совершенно естественен. Такая же ситуация была характерна и для выборов в Эфиопии 2000 года, несмотря на то, что формально все выглядело как идеальная схема выборов по западному образцу. Отсюда можно заключить, что в регионе велико влияние политической традиции, которая предполагает именно клановую или «клиентельную» схему власти. В странах Африки, где процесс государственного строительства в классическом европейском понимании так и не был завершен, ошибки и слабости государственного правления наиболее ярко выражены. В Сомали, невыполнение государством своих функций привело к хаосу, анархии и правлению воинственных неформальных групп. Важно, что способность государства выполнять свои функции, будь то из-за изначальной его слабости или же из-за обретения власти правителями, не заботящихся о благе государства, в случае резких политических изменений (в том числе форсированных) или в ситуации войны, ослабевает и может в итоге исчезнуть. Если же институты государства слишком слабы и легитимность не может их поддерживать, то возникает цикл, при котором степень легитимности неуклонно снижается. Проблема заключается в том, что страны региона склонны идеализировать быстрый переход к демократии, который на самом деле может усилить слабость государства и в итоге привести не к распространению желаемой формы правления, а к необратимому распространению нелегитимного правления.
Для более точного отражения существующего порядка уместно изучить исходную базу, на которой апробировались модели политической трансформации и «правильного правления». Однако перед этим необходимо указать на бытующее заблуждение о том, что исходным моментом для развития демократии был период, наступивший непосредственно после распада Советского Союза, который повлек за собой цепную реакцию крушения режимов в странах третьего мира. Представляется спорным категоричное утверждение о том, что отправная точка или внутренний контекст перехода к демократии в этих странах - это так называемое «открытие» социалистических режимов. Задолго до установления в этих странах модели социалистической демократии или ее вариантов там уже существовали достаточно эффективные схемы правления, которым не уделено должного внимания. Для сравнения, в странах третьего мира сам генезис государства и системы правления был отличен от процесса становления государственности в других регионах мира. Система государственного управления в странах Тропической Африки изначально развивалась по достаточно жесткому образцу, который условно причисляют к авторитарным. Действительно, страны Африки не пошли по пути создания полисов, общин или иных форм, при которых имеет место представительская форма власти. Характеристиками африканского государства на самом раннем
этапе развития являлись: обожествление правителя, экономическая и политико-идеологическая реципрокность, неравномерное участие в процессе материального производства, особая система делегирования власти, при которой принудительный принцип преобладал над согласительным [24, 4]. Колониализм и привнесенная им западная система правления были искусственными и не отталкивались от пласта традиционной формы государственного правления, свойственной странам региона. В итоге, после окончательного ухода метрополий из своих бывших колониальных владений, по странам континента прокатилась волна военных переворотов, в которых де-юре часто использовались демократические лозунги и цели, а де-факто образовывались диктатуры классического толка. Попытки сломить естественную для восточных обществ в целом и для африканских - в частности, патронатно-клиентельную систему правления, бесполезны и бессмысленны [8, 31, 26, 28], так как это не приводит к распространению демократических норм.
В настоящее время в Африке прослеживается процесс консолидации не демократии, а неких «гибридных» форм [17], сочетающих авторитаризм и демократию. Поэтому акцент в изучении моделей правления в странах развивающегося мира постепенно смещается в сторону анализа реально существующего положения вещей, а не проблемы неприменимости западного варианта правления. При построении анализа государственности стран региона сегодня уместнее говорить не о переходных, а о специфических формах правления.
На фоне политических изменений в регионе приобретает признание тезис о том, что «классическая концепция демократического осуществления власти все менее соответствует реальному функционированию современных демократий» [19] и что «причины вытеснения классической модели не случайны, а являются результатом переворота в общественной жизни, влияющего на современные общества» [19]. Хотя лидеры стран региона и считают улучшение правления в принципе желательным, это не означает, что государства готовы, тем более одновременно, отказаться от традиционных и неформальных нормативных ожиданий, связанных с их руководителями: «Те явления, которые Всемирный банк и Международный валютный фонд характеризуют как нежелательную коррупцию, может рассматриваться обществом как необходимая составная часть традиционного торга между правителями и подвластными им людьми» [27].
В целом, особую важность для актуальности подобного рассмотрения имеет тот факт, что на период осуществления перехода (начало 1990х годов) инициаторы процесса в странах региона были достаточно осведомлены об особенностях транзитологического перехода и процесса демократизации, когда принимали решения и действовали.
Ход политических трансформаций в странах Африканского Рога (1990-е гг.).
Известно, что с 1990 года (по мнению ряда исследователей, даже раньше) в большинстве стран суб-сахарской Африки начался процесс
внутриполитической трансформации с акцентом на демократизацию, который называли «второй африканской независимостью», или «вторым освобождением». По словам Л. Даймонда, этот процесс должен был «освободить народы Африки от тирании, притеснений, коррупции и отсутствия реального государственного правления, которые характеризовали политический процесс большинства африканских государств с момента деколонизации 1960-х» [16. С.З]. Считалось, что многие проблемы африканских государств коренятся в нерешенных проблемах периода Холодной Войны. Однако после ее окончания стало понятно, что проблемы стран не уйдут в прошлое вместе с противостоянием сверхдержав. Наоборот, континент практически «взорвался» в плане проблем, связанных с безопасностью как в ее классическом, так и в новом понимании - на повестку дня вышли такие острые проблемы, как притеснение прав автономий, проблема бедности, гражданские и международные войны\конфликты и так далее. При этом, как указывалось выше, проявился кризис легитимности правления в странах региона. В этом плане уместно рассмотреть сам процесс проведения политической трансформации в странах Африканского Рога -Эфиопии, Эритрее, Сомали и Джибути.
Теоретический анализ модели внутриполитических изменений, который наблюдался в регионе в начале 1990-х годов, невозможен без определений основных категорий анализа: под транзитом подразумевался переход от недемократического к демократическому режиму [23]. Следует описать и основные параметры существовавших в регионе режимов, которые опредяли ход развития процесса транзитологического перехода. X. Линц и А.Степан предложили работоспособную категоризацию основных параметров режима: идеология, лидерство, плюрализм, мобилизация [23]. Оперируя ими, можно определить степень значимости и воздействия отдельных характеристик конкретного режима в условиях перехода. Используя предложенные параметры, можно вывести, что до начала изменений в регионе существовал «чистый» (по определению X. Линца и А.Степана) вариант авторитарного режима. Характеристиками авторитарного режима являются ограниченный плюрализм, лимитированное лидерство, слабая мобилизация. Эти характеристики в полной мере относились к региону в целом: существовали протопартии в виде национально-
освободительных фронтов (Эритрейский Национальный Освободительный Фронт, Тыграйский Национальный Освободительный Фронт, Всеамхарская Народно-Освободительная организация и другие), лидерство глав государств региона было ограниченным (отсутствовал реальный контроль над некоторыми стратегическими государственными функциями, контролировалась не вся территория), население было слабо мобилизованным из-за многолетнего господства командного способа управления и влияния подданнической политической культуры.
Региональная модель перехода имела свои отличительные черты, в большой мере связанные с колониальным прошлым, спецификой протекания
любых политических процессов на Африканском Роге и периодом реализации (1990-е годы). Дополнительно характеризуя период реализации, следует отметить решающее воздействие факторов демократического перехода. Более поздний по сравнению с другими странами мира период осуществления перехода позволяет рассматривать модель демократии в странах региона в современных терминах [5]:
- наличие сформировавшейся национальной идентичности и государственного единства;
- наличие определенных культурных условий (ценности, установки);
- определённый уровень экономического развития.
Анализ региональной обстановки выявляет наличие ряда вышеперечисленных условий. Прежде всего граждане стран региона обладали сильной, сформированной национальной идентичностью, несмотря на то, что страны региона, кроме Эфиопии, были «поделены» метрополиями. В особенной мере это относится к Эритрее, которая находилась под контролем Италии, затем Великобритании, а после окончания Второй Мировой войны по решению Г енеральной ассамблеи ООН была присоединена к Эфиопии. В современных эритрейских источниках, монографиях, затрагивающих проблему национальной идентичности населения Эритреи, отмечается, что, несмотря на то, что эритрейский народ был разделен колониальными границами, он сохранил свою идентичность ввиду устойчивости народов Эритреи к внешнему воздействию и ассимиляционным процессам. При этом выделяют три общих типа исходной ситуации (д©колонизационного периода). При первом типе ситуации, империя (метрополия) становилась во главе уже существовавшей политической системы (в случае с Французскими и бельгийскими колониями): Франция делала ставку на унитарность, и французская колониальная система была сильно централизованной, что видно на примере Джибути. При втором типе исходной ситуации метрополия создавала и поддерживала существование нового, прежде не существовавшего политического порядка, вытеснив прежний (но не разрушив его, так как он продолжал существовать параллельно с новым) [18. С. 15-16]. При третьем типе метрополия создавала новый политический порядок, так как исходная политическая база в европейском понимании отсутствовала. Последние два типа ситуаций были характерны для британских колоний. В принципе, создавать «с нуля» политическую структуру необходимо было в Сомали, которое было поделено между несколькими странами сразу, и ошибки, допущенные в этом процессе, заложили базу для современной ситуации «распада» государства на этой территории [25. С. 236]. Далее, в регионе имелись определенные культурные условия для осуществления изменений. Например, в Эритрее стремление к независимости превратилось в основополагающую характеристику эритрейского народа. И в Эфиопии, и в Эритрее, и в Джибути существовала изначальная установка на независимость как вызов колониальному прошлому, отделение и стремление к построению демократического государства по модели западных стран.
Относительно фактора экономического развития можно утверждать, что он неприменим при анализе попыток перехода к демократии, так как в регионе недостаточно сформирована экономическая структура, есть глубокий экономический кризис, а уровень развития экономики низок. Основной показатель экономического развития - «валовой национальный продукт на душу населения», составлял менее 100 долларов (по данным ООН), а темпы экономического роста находились за отрицательной отметкой. В ходе исследования были применены выводы Д.А. Растоу, который приводил национальное единство как условие, которое должно предшествовать всем остальным стадиям процесса. Такое условие эффективнее всего реализуется тогда, когда национальное единство признается на бессознательном уровне. В странах региона, особенно в Эритрее, национальное единство присутствует в ярко выраженной форме, так как его подпитывает и укрепляет продолжительная освободительная борьба. Тезис о том, что национальное единство представляет собой единственное предварительное условие демократического перехода, подразумевает, что для демократии не требуется никакого минимального уровня экономического развития и социальной дифференциации. Экономические и социальные факторы подобного рода входят в модель опосредствованно, как составляющие основы национального единства.
Таким образом, введение в модель перехода условия «национального единства» Д. Растоу позволяет лучше понять происходящие процессы. Национальное единство имело важное значение в процессе перехода в странах региона, особенно в Эфиопии и Эритрее, где большинство граждан не имело сомнений относительно того, к какому политическому сообществу они принадлежат. По Д.Растоу, серьезный и продолжительный характер борьбы, как правило, побуждает соперников сплотиться: например, в случае с Эритреей ожесточенная борьба за независимость велась в течение 30 лет. Для того, чтобы состав правителей и характер политического курса могли свободно меняться, границы государства должны быть устойчивыми, а состав граждан - постоянным. Если рассматривать проблему границ, придется обратиться к анализу эфиопо-эритрейского конфликта 1998 года по поводу границ, который начал назревать уже на начальной стадии перехода. В отношении состава граждан можно утверждать, что он на протяжении всего процесса оставался однородным и постоянным.
Рассмотрение процесса перехода предполагает изучение вопросов обеспечения функционирования демократии. В этом плане применима классификация процедур обеспечения демократии, указанных Р.Далем в его работе «Процедуры обеспечения демократии» [2]:
1-Выборные официальные лица контролируют решения правительства и это закреплено в конституции. Это справедливо в отношении Эритреи после принятия Конституции 1993 года, предусматривающей обеспечение данного механизма, а также Эфиопии, конституция которой широко
обсуждалась в кругах эфиопской общественности и была принята в 1991 году.
2-Официальные лица периодически избираются в ходе честных
выборов. Этот признак выражен слабо: с начала осуществления
транзитологического процесса выборы в Эритрее проводились только дважды. Победу оба раза с огромным перевесом (более 90%) одерживал нынешний президент страны Исайяс Афеворки, что даёт основания усомниться в «честности» выборного процесса в стране. Более того, в 2003 году дальнейшие выборы были вообще отменены.
В Эфиопии выборы проводились регулярно и в присутствии международных наблюдателей, которые подтвердили их прохождение согласно правилам, тем не менее, некоторые скептически настроенные исследователи подвергли сомнению «честность» выборов, посчитав, что на них имели место многочисленные нарушения.
В Сомали же выборы как таковые не проводились, так как приоритетным являлось прекращение гражданской войны. Кроме того, на стадии Конференции по примирению в Арте на территории Сомали уже де-факто существовали Пунтленд и Сомалиленд - непризнанные самоуправляемые общности.
3-Право избирать официальные лица и претендовать на избрание имеет все взрослое население. По крайней мере, формально данный признак соблюдался, поскольку выборы всё же проводились (хотя бы один раз, в случае с Эритреей).
4-Свободное выражение своего мнения, отсутствие преследования по политическим мотивам. В Эритрее эти права декларируются, но фактически страна живет в условиях господства идеологии “осажденной крепости”, отмечается практика строгого преследования по политическим мотивам. В Эфиопии и Джибути ситуация значительно лучше. Столь гипертрофированной авторитаристской идеологии там нет, напротив, деятельность неправительственных организаций открыто не преследуется.
5-Есть альтернативные источники информации, и они защищены законом. Это в определённой мере применимо к Эфиопии и Джибути и абсолютно неприменимо к Эритрее, где все средства массовой информации принадлежат государству и подконтрольны ему.
6-Право граждан создавать независимые ассоциации и организации.
Этот право декларируется, но практикуется, в определенной мере,
только в Эфиопии и Джибути и не практикуется в Эритрее, где ведётся преследование по политическим мотивам.
7-Выборные официальные лица в своих действиях не подвергаются противодействию невыборных официальных лиц. Этот признак трудно определить за неимением достоверных открытых источников информации, освещающих соответствующие вопросы.
8-Государство должно быть суверенным и действовать независимо от политических систем более высокого уровня. Этот признак присутствует в искаженном виде: Эритрея закрыта для других стран, в Сомали -
искусственно поддерживается, а в Эфиопии и Джибути влияние внешних факторов достаточно велико.
Политические трансформации в странах Африканского Рога являются сложным и многоступенчатым процессом. В Эфиопии, по сравнению с другими странами региона, подобный процесс осуществляется весьма болезненно. Он осложняется этническими и социальными проблемами, которые чреваты политическими кризисами. Отмечаются факты высокой политизированности общества, что подтверждается значительным числом политических партий, которых в небольшой и экономически неразвитой Эфиопии насчитывается более 60; по сравнению с 1991 годом, число политических партий в Эфиопии увеличилось в 5 раз [6. С. 34-35].
Выводы и перспективы развития ситхаиии в регионе.
Л. X ✓ » X
Полученные данные позволяют заключить, что процесс перехода в странах региона, не завершившись, сразу начал трансформироваться в некие «гибридные» формы. При этом существует большая опасность оптации в пользу «псевдодемократии» [22], определяемой Л.Даймондом как некая форма между авторитаризмом и демократией и обладающей при этом признаками электоральной демократии: в странах формально действуют оппозиционные силы в виде политических фронтов, но нет поля для честного соперничества между оппозицией и правящей партией, которая могла бы привести к отстранению от власти правящей группировки. Пример тому -федеративная система Эфиопии, которая, как заявляется, позволяет проводить трансформации, так как обеспечивает представительность всех народностей и политических объединений. Этот тезис можно опровергнуть, так как именно провал построения федерации в Эфиопии в сочетании с гонениями неправительственных медиа-структур и притеснениями национальных меньшинств в итоге спровоцировали кризисы 2000 и 2005 годов, когда федеративным государственным структурам с трудом удалось удержать власть.
Несмотря на некоторые позитивные сдвиги в развитии демократии в регионе, отмечается ряд трудностей: при проведении выборов имели место подтасовка результатов, давление на избирателей, другие формы принуждения [13. С. 290]. Существенный момент, заставляющий сомневаться в эффективности процесса демократического перехода в регионе, заключается в том, что в большинстве случаев при «открытии» страны и после проведения выборов к власти приходят те же политические деятели и партии, которые составляли правящую элиту в авторитарный период; несмотря на существование оппозиции, её действие направлено на неконструктивную критику правящего класса. Серьёзное критическое замечание в отношении выборной демократии в регионе связано с тем обстоятельством, что даже если путь политической партии к власти относительно «чист», сам факт демократических преобразований в стране редко приводит к прогрессу в экономической или политической сфере. Парадокс всей ситуации заключается также в том, что «в традиционной
политической структуре африканского общества цари и вожди избираются большинством. При этом подданные осведомлены о правах и обязанностях правителя, равно как и о своих, и могут оказывать на него давление или сместить его» [18. С. 12-13]. Иными словами, фактически существует база для демократических институтов, которая при этом учитывает особенности традиционного общества. Боле того, принципы «протодемократического» традиционного общества апеллируют также к принципам поклонения предкам, так как правители традиционных обществ стремились разрешать существовавшие разногласия внутри общности, и принцип представительности (в своеобразной форме) присутствовал и иногда являлся доминирующим. Главы представляемых общностей могли быть смещены входившими в эту общность, и мог быть переназначен новый представитель общности перед верховным правителем. При этом ничем не контролируемая и не сдерживаемая исполнительная власть, при которой парламент либо был неэффективен, либо вовсе служил прикрытием для реальных действий правителей (равно как и судебная система), стала одним из факторов коллапса экономических систем африканских стран, равно как и расцвета политической коррупции, отсутствия реального правления, повсеместного нарушения прав человека и других проблем. Именно чрезмерная «концентрированность» исполнительной власти объясняет столь долгие периоды продолжительности нахождения у власти некоторых африканских правителей, равно как и многочисленные перевороты и политическую нестабильность в целом. При этом правители требовали «беспрекословного подчинения народа, хотя вопрос о его приверженности не ставился вовсе. Практически такие режимы отвергали любые проявления критики со стороны общества, и все политические институты контролировались доминирующей партией» [29. С. 35]. Оппозиция и инакомыслие приравнивались к измене. Фактически это идет в параллели с ситуацией кризиса или же отсутствия легитимности в современной политической системе стран региона.
Видно, что классические модели перехода к демократии, рассматриваемой как залог устойчивого развития и обеспечения безопасности не учитывают африканской специфики политических процессов: в регионе исторически сложились клиентельные отношения власти, основанные на патронате как схеме политического развития и поэтому до сих пор наблюдается несоответствие между современной формой государства и традиционалистской «логикой» его функционирования. Патронат является решающим инструментом для достижения власти. В большинстве стран региона кланы рассматривают парламент, партии, профсоюзы и другие общественно-политические организации и институты как средство легитимизации своей власти: «...сложившаяся на данный момент ситуация показывает, что демократия является инструментом, средством борьбы за власть, а именно, явление многопартийности зачастую создается искусственно и доводится до абсурда. Возникают многие десятки, сотни партий, большинство из которых, по сути, представляют собой политические клики. В сочетании с острыми социальными и политическими
конфликтами это превращает плюрализм и политические свободы в пустые лозунги, в средства дестабилизации общества» [6. С. 34-35]. Кроме того, «длительный период авторитарного колониального, равно как и постколониального, правления в условиях продолжающихся гражданских войн и нехватки ресурсов, трудно вообще вести речь о поддержании демократических институтов и норм» [29. С. 35].
Показательно, что в странах региона с однопартийными системами (например, в Эритрее) правящая партия внешне имеет вид мощной массовой организации (нередко охватывающей все взрослое население или его подавляющую часть), при этом декларируются ее идеологический характер и руководящая роль в общественном развитии. Продолжает действовать скрытый механизм внутрипартийных связей, основанный на патронате и клиентеле. Организационная структура таких партий, порядок выдвижения их лидеров и внутрипартийная дисциплина построена на авторитарных принципах. Они представляют собой пирамиду кланов, на вершине которой стоит лидер, выступающий в качестве объединяющей силы. Вокруг руководителя партии, являющегося одновременно главой государства и правительства, складывается правящий «президентский» клан. Это неформальное объединение политиков, занимающих ключевые позиции в партийном и государственном аппарате. Основной структурообразующий элемент клана - система личных связей между его лидером и членами, базирующаяся в первую очередь на этнической, религиозной, семейнородственной общности (которые при этом сталкиваются и друг с другом в том числе, порождая еще большую нестабильность), а также на общности политических и деловых интересов.
При этом существует более обширная проблема политических изменений в регионе: вопрос распределения власти и приспособления традиционных институтов к новым формам правления. Традиционные институты общества в регионе в ходе всего периода постколониального развития восстанавливались, возрождались, реформировались и пытались приспособиться к процессам либерализации, демократизации и экономической трансформации в период обретения Африкой «второй независимости», причем с переменным успехом. Но первое поколение африканских лидеров не смогло эффективно справиться с центральной проблемой передачи власти и независимости, трудностями связи между новыми формами политического устройства (как в ценностном, так и в институциональном плане) и традиционными политическими институтами и формами лидерства. В реальности практически в каждой бывшей стране-колонии западные политические институты, обеспечивавшие работу трех ветвей власти и бюрократического аппарата, сосуществовали с традиционными африканскими институтами, что особенно ярко проявлялось на локальном уровне. Эта двойственность создавала дополнительные линии разграничения (барьеры) между разделенными колониальными границами
этносами и культурными группами, что приводило к искажению политической идентичности и в итоге подрывало весь политический процесс.
Одна из обнадеживающих перспектив развития ситуации связана с идеями «смешанного правления», при которых традиционные и новые институты могут существовать, обеспечивая адаптацию к происходящим трансформационным процессам: «легитимность власти и ее реформ будет достигаться не путем искусственного создания легитимности со стороны власти, а естественным путем, через легитимацию трансформаций локальными политическими общностями» [32. С. 110]. Это сочетается с положением о том, что «В современной Африке существуют параллельные политические структуры - такие, как клановые сообщества, традиционно возглавляемые вождями общности, старые и новые религиозные группы, этнические и социальные группы, и многие другие. Проблема заключается в том, что сегодня они зачастую стремятся к конкуренции с государством в плане распределения ресурсов, в том числе власти» [34. С. 253]. В этой связи понятно, что эти группы и их влияние должны учитываться при анализе процессов политической трансформации в Африке.
Таким образом, предположения о том, что наличие и активная деятельность легальных оппозиционных партий, влияние таких факторов, как национальное единство, постоянный состав граждан, мобилизация населения для участия в общенациональных политических процессах, наличие благоприятствующей демократии культуры и сформированность национальной идентичности граждан создают условия для строительства в исследуемом регионе демократии, фактически несостоятельны. Легитимность «преобразованных» режимов в большой степени зависима от внешней поддержки. Проведенный анализ показывает, что поскольку традиции развития политических процессов разнятся от общества к обществу, от страны к стране и от региона к региону, то и варианты типов правления должны быть различными, поскольку существует необходимость сохранения равновесия между экономической результативностью и, определяемыми культурой, политическими ожиданиями. Возможно, что секрет успешной трансформации в гораздо большей степени связан с этим отношением, чем со скоростью реализации правительствами мер структурной адаптации посредством политической трансформации. Важно осознать, что любые внутриполитические трансформации в регионе должны учитывать традиционные политические институты и децентрализованность на локальном уровне; «Доколониальные формы политического участия граждан сегодня могут стать применимыми в процессе эволюции постколониальных форм демократии» [15. С. 224].
Центральной проблемой демократических трансформаций в современной Африке является не отсутствие демократических норм и ценностей, а проблема создания (или же воссоздания) эффективных институциональных структур, которые основывались бы на существовавших до колонизации (или же параллельно с ней) традиционных образованиях с целью восстановления легитимности власти, так как без этого ключевого
фактора никакие трансформации вообще не смогут проводиться, а любое изменение политической структуры в «ослабленном» государстве, в сочетании с конфликтогенным контекстом политической ситуации, может привести к «взрыву конфликтов» сначала на местном уровне, а потом, возможно, и на уровне всего региона, создав «спираль» кризиса.
Таким образом, демократизация в странах Африканского Рога представляет собой долгий и трудный процесс, искусственное форсирование которого может не только негативно сказаться на ситуации в отдельных государствах, но и разбалансировать обстановку в регионе. Очевидно, что происходившие в 1990-х годах процессы политических трансформаций в регионе были изначально претенциозны, так как практически всегда эти процессы были чрезмерно политизированы группами и индивидуумами, которые под прикрытием этих трансформаций стремились легитимизировать свое доминирование или стремление к нему. Разрушение внутренней стабильности в ряде осуществляющих преобразования стран является потенциальной угрозой региональной безопасности, так как сегодня именно государство при любой форме правления и режима является поддерживающей конструкцией, которая управляет конфликтогенностью в неразвитом регионе, в отличие от ситуации в развитом мире, где государство вынуждено соперничать с новыми участниками международных отношений. При этом слабость государства в неразвитом регионе, в том числе и усиленная политическими трансформациями, опасна не сама по себе, а в плане неспособности контролировать выход потенциала насилия на уровень открытого и ничем не сдерживаемого кровопролития.
В целом, анализ политического развития стран Африканского Рога важен не только для осмысления процессов в этом регионе на теоретическом уровне, но и в плане воплощения усилий российской дипломатии по улучшению условий для двустороннего политического диалога.
ЛИТЕРАТУРА
1. Даймонд Л. Прошла ли «Третья волна» демократизации? - Полис. - №1.
2. Даль Р. Процедуры обеспечения демократии,- М., 1994.
3. Ефимова Л.М. Политическая культура стран Азии и Африки. - М., 1999.
4. КочаковаН.Б. Раннее Государство. - М., 1999.
5. Мельвиль А.Ю. и Ильин М.В. Демократия и демократизация. - Полис, 1996.-№5.
6. Тадессе Д.М. Проблемы конституционного контроля: соотношение права и политики // Право и политика. - 2001.- №8.
7. Тьерри П. Коррумпированные режимы. Стратегии борьбы против «bad governance» // Internationale Politik, - 1999. - №11.
8. Эволюция традиционных институтов в колониальной и постколониальной Африке: Материалы научной конференции «Африка: общества, культуры, языки». Ин-т Африки РАН. - М., 2001.
9. Armstrong D. A turbulent world: an uncertain IR // Journal of International Relations and Development. - 2004. - Vol.7
10. Austin D. Politics in Africa. - Hannover: University Press of New England, 1984-
11. Buzan B. From International to World Society? - H.: Cambridge University Press, 2005.
12. Cardoso F.H. Democracy as a Starting Point // Journal of Democracy. - 2001.-V.12.
13. Chabal P. A few considerations on democracy in Africa // International Affairs.
- 1998.
14. Coward M. International Relations in the Post-Globalisation Era // Politics. -2006. - Vol.26(l).
15. Davidson B. The Black Man’s Burden, Africa and the Curse of the Nation-State. - New York, 2001.
16. Diamond L. Ex-Africa...A new Democratic Spirit has loosened the grip of African dictatorial rule // Times Literary supplement. - 1993.
17. Diamond L. Thinking about Hybrid regimes // Journal of Democracy. - 2002. -Volume 13, Number 2, April
18. Fortes M., Evans-Pritchard E. African Political Systems. - Oxford: Oxford University Press, 1940.
19. Guhenno J. A brink of Democracy? // Internationale Politik. -1998
20. Huth P.K., Allee T.L. The Democratic Peace and Territorial Conflicts in 21st century. - Cambridge University Press, 2002.
21. International Order and the Future of World Politics, 2005.
22. Kaiser K., Otto V. Globalisation as a Problem of Democracy // Internationale politik. - 1998.
23. Linz J., Stepan A. Problems of democratic transition and consolidation. Baltimore and London: the John Hopkins University Press, 1996.
24. Lloyd P. The Study of the State. African Kingdoms and the Early State. The Hague, 1981.
25. Low D.A. Lion Rampant // Journal of Commonwealth Political Studies. - . 1964. - 2:3, November.
26. Lumumba-Kasongo T. The rise of Multipartyism and Democracy in the context of Global Change: the case of Africa. - Westport: Praeger Publishers, 1998.
27. Marfie E.S. Good Governance // Internationale Politik, 2001.
28. Onwumechili Ch. African Democratization and Military Coups. - Westport: Praeger Publishers, 1998.
29. Owusu D.S. The process, prospects and constraints of Democratization in Africa // African Affairs, 1992. - 91\7.
30. Schedler A. The menu of Manipulation // Journal of Democracy. - 2002.- V.13.
31. Schraeder P.J. African Politics and Society: A mosaic in transformation. -Boston: Bedford, 2000.
32. Sklar R.L. The African Frontier for Political Science, 1993 in: Bates R., Mudimbe V. Africa and the Disciplines. The contributions of research in Africa to the Social Sciences and Humanities. - Chicago: Chicago University Press, 1993.
33. Spears I.S. Africa: The Limits of Power-Sharing //Journal of Democracy. -2002.-V.13.
34. Wilson E. Creating a research agenda for the study of the political change in Africa, 1994. In: Widner J. Economic Change and Political Liberalization in Sub-Saharan Africa. - Baltimore: The John Hopkins University Press, 1994.
35. Wraith R. Local Government. - London: Penguin books, 1953.
36. Yanning J. Weak states in Globalised Era // Internationale Politik. - 1998.
THE INFLUENCE OF INTERNAL POLITICAL TRANSFORMATIONS IN THE AFRICAN HORN COUNTRIES ON THE SECURITY OF THE
REGION
N.M. PISKUNOVA
Moscow State Institute of International Relations (U), MFA of Russia 76 Vernadsky Av., 119454 Moscow, Russia
The forced internal political transformations of 1990's in the countries of African Horn under the process of globalization reveal the potential security threats which could be realized due to the patron-clientele links on the background of the visible consolidation of ‘hybrid’ political regimes.
