CC BY
178
А.С. Закотянский
Влияние Устава уголовного судопроизводства 1864 г. на современные требования к допустимости доказательств**
Аннотация. Предметом исследования в настоящей статье является влияние Устава уголовного судопроизводства 1864 г. на теоретические концепции и практическое применение института допустимости доказательств в уголовном процессе. Автором предпринята попытка рассмотреть не только положения о допустимости доказательств, сформировавшиеся в дореволюционной науке и судебной практике в период действия Устава, но и влияние, оказанное ими на последующее историческое развитие института допустимости доказательств в российском уголовном процессе. При написании статьи были использованы такие методы, как формальн-логический (синтез, анализ), сравнительно- правовой, а также исторический методы. До принятия Устава положения закона, которые можно было бы условно назвать требованиям к допустимости доказательств, были основаны на формальной теории доказательств, имевшей внерацио-нальные (ненаучные) основания. Хотя Устав не содержал общих положений, устанавливающих понятие и основы допустимости доказательств, содержащиеся в нем правовые нормы, проанализированные через призму современного понятия допустимости доказательств, образовывали вполне законченное регулирование допустимости доказательств в современном смысле (включая правила о свидетельском иммунитете, регламентацию порядка проведения и фиксации результатов следственных действий судебным следователем). Таким образом, именно благодаря принятию Устава понятие допустимости доказательств получило рациональную основу, используемую в нормативном регулировании российского уголовного процесса до настоящего времени. Вместе с тем отсутствие в Уставе общих положений о допустимости доказательств не было компенсировано ни дореволюционной наукой, ни судебной практикой, в которых отсутствовало единство, позволяющее создать законченную и системную концепцию.
Ключевые слова: Устав уголовного судопроизводства, допустимость доказательств, формальная теория доказательств, свободная оценка доказательств, вероятностный характер доказывания, судейское усмотрение, уголовно-процессуальная форма доказательств, несущественные нарушения закона, истина, доказывание.
Одним из наиболее дискуссионных институтов современного уголовного процесса является допустимость доказательств. Диапазон высказываемых относительно него мнений весьма широк — от признания основополагающего значения допустимости для обеспечения объективного и истинного познания по уголовным делам (М.С. Строгович1, С.А. Шейфер2) до отрицания ее значимости применительно к сведениям, собираемым отдельными категориями
участников уголовного процесса (В.А. Лазарева3, М.П. Поляков4), или в целом для уголовного процесса (А.А. Кухта5).
Учеными, высказывающими негативное отношение к данному институту, в его адрес выдвигаются весьма тяжкие обвинения: так, И.В. Грибов полагает, что признание доказательств недо-
1 См.: Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса: основные положения науки советского уголовного
процесса. М.: Наука, 1968. Т. 1. С. 296-297. 2 См.: Шейфер С.А. Доказательства и доказывание по уголовным делам: проблемы теории и правового регулирования. М.: Норма, 2009. С. 60, 72.
3 См.: Лазарева В.А. Проблемы доказывания в современном уголовном процессе России. Самара: Самарский университет, 2007. С. 134-136.
4 См.: Поляков М.П. Уголовно-процессуальная интерпретация результатов оперативно-розыскной деятельности. Н. Новгород: Нижегородская правовая академия, 2001. С. 54-55, 180.
5 См.: Кухта А.А. Доказывание истины в уголовном процессе: дис. ... д-ра юрид. наук. Н. Новгород, 2010. С. 15-16.
© Закотянский А.С., 2014
* Закотянский Алексей Сергеевич — аспирант кафедры уголовного процесса и криминалистики Самарского государственного университета. [zakotyanskyas@mail.ru]
443011, Россия, г. Самара, ул. Академика Павлова, д. 1.
** Материалы международной научно-практической конференции «Уголовное судопроизводство: история и современность», посвященной 150-летию Устава уголовного судопроизводства Российской империи.
пустимыми возвращает уголовное судопроизводство к формальной теории доказательств6.
В условиях такого разнообразия подходов к допустимости доказательств актуальным представляется ретроспективный анализ данного уголовно-процессуального института. Обратимся к периоду принятия Устава уголовного судопроизводства 1864 г. (далее — Устав), поскольку именно тогда наукой был заложен теоретический фундамент для преобразования отечественного уголовного процесса в духе нормативного регулирования, свойственного демократическому, правовому государству.
Дореволюционные ученые единогласно противопоставляли теорию доказательств, закрепленную в Уставе, формальной теории доказательств. Напомним, что в рамках формальной теории доказательств, главенствовавшей в российском уголовном процессе до принятия Устава, «судья не занимался оценкой уголовных доказательств: ему не приходилось решать, что истинно и что нет; он должен был только определить, в каком виде ему представляется результат деятельности по обнаружению доказательств... Основная идея, проходившая через все правила о доказательствах, составляющих сущность этой теории, заключалась в том, что судейский приговор должен опираться на общепризнанные объективные основания; признавалось, например, что свидетельство двух достоверных свидетелей является совершенным доказательством, исключающим предположение о невиновности подсудимого; в случаях противоречия свидетелей давалось преимущество мужчине пред женщиною, знатному перед незнатным»7.
Как отмечал И.Я. Фойницкий, действовавший до принятия Устава Свод законов Российской империи издания 1857 г. был основан на формальной теории доказательств, при которой «личная логическая оценка доказательств заменялась законной их оценкою по вперед установленным правилам, имеющим значение обязательных догм». Согласно данной теории, доказательственное значение обстоятельств предустанавливалось по их процессуальной форме, независимо от соотношения их фактического содержания с другими «несовершенными» доказательствами8.
На первый взгляд, формальная теория доказательств отдавала преимущество их форме над содержанием, что схоже с институтом исключения недопустимых доказательств в современном уголовном процессе, когда несоблюдение процессуальной формы влечет негативные последствия безотносительно к фактическому содержанию доказательств.
6 См.: Грибов И.В. Доказывание как способ разрешения противоречий уголовного судопроизводства: дис. ... канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2006. С. 92.
7 Случевский Вл. Учебник русского уголовного процесса. Судоустройство — судопроизводство. 4-е изд., доп. и испр. СПб.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1913. С. 376.
8 См.: Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизвод-
ства. СПб.: Сенатская тип., 1910. Т. II. С. 185-186.
Однако более внимательное рассмотрение «процессуальной формы» в формальной теории доказательств проясняет, что она основана на вне-рациональных основаниях. Формальная теория доказательств, призванная заменить умственную деятельность суда механическим подсчетом доказательств, сила которых прямо определена законом, фактически пыталась превратить уголовно-процессуальный закон в сакральный текст, который содержал ее положения, подобно тому как Святое Писание содержит десять заповедей. И.Я. Фойниц-кий писал, что формальная теория доказательств образовалась на основании «руководственных указаний для судьи при оценке доказательств в Святом Писании и Моисеевом праве»9.
Таким образом, «процессуальная форма» в теории формальных доказательств была основана на вне-рациональных основаниях. И в этом смысле теория формальных доказательств не имеет общих черт с современной концепцией допустимости доказательств, где требование соблюдения процессуальной формы преследует вполне рациональные цели обеспечения объективности познания и защиты прав вовлеченных в процессуальное познание лиц. Однако в случае абсолютизации требований уголовно-процессуальной формы в отрыве от целей обеспечения истинности познания и защиты прав граждан, современный уголовный процесс способен превратится в подобие инквизиционного, когда для разрешения уголовного дела вполне возможно применение пыток.
В этой связи теория формальных доказательств является историческим предостережением законодателю от придания чрезмерной роли процессуальной форме доказательств. Это особенно актуально сейчас, когда в уголовно-процессуальном законодательстве вводятся институты, позволяющие устранить свободную оценку доказательств судом при наличии признания обвиняемым (подсудимым) своей вины в совершении преступления и неоспаривании им доказательств, собранных стороной обвинения (дознание в сокращенной форме, установленное гл. 32.1 УПК РФ, особый порядок судебного разбирательства, урегулированный гл. 40 УПК РФ).
Альтернатива формальной теории доказательств была предложена в Уставе уголовного судопроизводства.
Согласно ст. 766 Устава, судьи должны определять вину или невинность подсудимого по своему внутреннему убеждению, основанному на обсуждении в совокупности всех обстоятельств дела.
Еще более радикальным было содержание ст. 801, 803 Устава, согласно которым присяжным заседателям подлежат разъяснению только общие основания к суждению о силе доказательств, причем не в виде непреложных положений, но лишь в смысле предостережения от всякого увлечения
Фойницкий И.Я. Указ. соч. Т. II. С. 184.
к обвинению или оправданию подсудимого. Задача такого предостережения возлагалась на председательствующего профессионального судью.
Как отмечал А. Мирлес, «с этого времени сила доказательств должна была определяться не законом, а внутренним убеждением судей и присяжных заседателей... В начале предполагалось дать правила предъявления и пользования доказательствами, но впоследствии эта мысль была оставлена без осуществления»10.
Но означали ли данные положения Устава отрицание процессуальной формы и абсолютизацию судейского убеждения? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо подробнее рассмотреть теоретическую концепцию доказывания, разработанную дореволюционными учеными в период действия Устава.
В дореволюционной науке указывалось на значительную специфику уголовно-процессуального доказывания по сравнению с научным познанием: «научное исследование может продолжаться столько времени, сколько это нужно для получения несомненных результатов; в судебных же исследованиях обязательна известная скорость в решении дел, так как суд работает в видах насущных интересов жизни, требующих возможно скорого применения уголовной кары к виновнику совершенного преступления; в научных исследованиях число существенных для дела фактов может быть увеличиваемо посредством экспериментов, в судебных же исследованиях число фактов, подлежащих судебной оценке, ограничивается существенными обстоятельствами данного случая и не может быть увеличиваемо помощью экспериментов»11.
Отрицая научный характер уголовно-процессуального знания, ученые придерживались зародившегося в английской процессуальной науке подхода, что результат судебного познания, хотя и имеет общность с научным познанием, является менее достоверным в сравнении с ним и носит характер «практической достоверности». Под такой «практической достоверностью» понималось «ни за что иное, как вероятность, приближающаяся к достоверности не иначе, как через накопление вероятностей», причем вероятность была основана на том, что то или иное положение принимается за истину на основе доверия, веры или мнения12.
В связи с этим процессуалистами делался вывод о том, что «о полной несомненности не может быть и речи в области судебного исследования, и в делах судебных судья вынужден, по несовершенству средств человеческого правосудия, удовлетворяться по необходимости лишь более или менее высокой степенью вероятности»13.
10 Мирлес А. Краткий курс русского уголовного процесса. 2-е изд. Киев: Изд-во И.И. Самоненко, 1912. С. 51.
11 Случевский Вл. Указ. соч. С. 379-380.
12 См.: Фойницкий И.Я. Указ. соч. С. 179.
13 Случевский Вл. Указ. соч. С. 379.
Достоверность знания, достигаемого в ходе уголовно-процессуального познания, определялась только как «высокая степень вероятности, при которой известное решение подкрепляется твердо установленными фактами при отсутствии фактов, ему противоречащих или указывающих на недостаточную обследованность дела и недостаточность собранных данных»14.
В рамках этого направления в дореволюционной науке уголовно-процессуальное доказательство понималось как «общее название, даваемое каждому факту, когда он представляется на рассмотрение судьи с целью вызвать в последнем убеждение в существовании факта, долженствующего послужить основанием для судебного приговора»15.
Все приведенные положения дореволюционной процессуальной науки, абсолютизирующие роль судейского убеждения в доказывании и умалчивающие о процессуальной форме доказательств, были востребованы процессуалистами в 30—40 гг. XX в., когда российское государство приобрело тоталитарный характер. Так, А.Я. Вышинский утверждал, что «условия судебной деятельности ставят судью в необходимость решать вопрос не с точки зрения установления абсолютной истины, а с точки зрения установления максимальной вероятности тех или иных факторов, подлежащих судебной оценке»16.
Аналогичную позицию высказывал и М.А. Чельцов, по мнению которого «специально в отношении уголовно-судебной достоверности надо заметить, что в большинстве случаев она основывается не на законах природы, даже не на эмпирических правилах, а только на приблизительных обобщениях»17.
При этом, фактически повторяя научные концепции дореволюционных процессуалистов, указанные советские юристы не акцентировали специфических признаков доказательств, свойственных им как исходным данным для процессуального познания. Доказательства определялись как «обычные факты, те же происходящие в жизни явления, те же вещи, те же люди, те же действия людей», являющиеся доказательствами лишь постольку, «поскольку они вступают в орбиту судебного процесса, становятся средством для установления интересующих суд и следствие обстоятельств»18.
14 Познышев С.В. Элементарный учебник русского уголовного процесса. М.: Изд-во Г.А. Леман, 1913. С. 182.
15 Владимиров Л.Е. Учение об уголовных доказательствах. Тула: Автограф. 2000. С. 133-134.
16 Вышинский А.Я. Проблема оценки доказательств в советском уголовном процессе. Цит. по: Теория доказательств в советском уголовном процессе. Часть общая / отв. ред. Н.В. Жогин. М.: Юрид. лит., 1966. С. 60.
17 Чельцов М.А. Уголовный процесс. М.: Юрид. изд-во Мин-ва юстиции СССР, 1948. С. 252, 259.
18 Вышинский А.Я. Теория судебных доказательств в советском праве. 3-е изд., доп. М.: Госюриздат, 1950. С. 223.
Во многом благодаря тем репрессиям, которые оправдывались разработанными дореволюционными учеными положениями теории доказательств, концепция судейского убеждения, основанная на положении о вероятностном характере процессуального познания, стала ассоциироваться с теоретическим оправданием произвола19.
Но дореволюционные процессуалисты, утверждая вероятностный характер уголовно-процессуального познания, вовсе не стирали грань между усмотрением должностных лиц и произволом государства. Заложенная в Уставе теория свободной оценки доказательств, по выражению В. Случев-ского, с полным основанием отвергнув объективную мерку оценки доказательств и отказавшись от созданной ею искусственной юридической достоверности, при этом не отвергла существования той потребности, для служения которой правила эти в прошлом были созданы20.
Подчеркивавшийся процессуалистами того времени вероятностный характер уголовно-процессуального знания и значительная роль судейского убеждения не означали реализации в Уставах «того начала внутреннего судейского убеждения, которое вырабатывалось на почве французского права и по которому требуется только одно, а именно: чтобы судьи после выслушивания судебного следствия, "молча и углубясь в свои мысли,
искали в глубине своей совести, какое впечатле-
21
ние произвели на их разум доказательства »21.
Напротив, как отмечал И.Я. Фойницкий, чтобы судейское убеждение «не переходило в личный произвол, закон, не связывая судью легальными правилами, заботится, однако, о выработке его убеждения при условиях и в порядке, которыми обеспечивается, что всякий рассудительный и здравомыслящий человек при тех же данных пришел бы к одинаковому заключению»22.
Таким образом, хотя Устав не содержал каких-либо общих положений, устанавливающих понятие доказательств или доказывания, эти понятия были разработаны в науке — причем подчеркивалась основополагающая роль допустимости доказательств как гарантии, обеспечивающей, что судейское усмотрение не перерастет в произвол.
Но несмотря на признание высокой роли допустимости доказательств как гарантии объективного познания, ее содержание в дореволюционной процессуальной науке не было раскрыто с достаточной ясностью. Так, С.И. Викторский, утверждая, что каждое отдельное доказательство должно оцениваться сообразно своей сущности или природе, приводит в качестве примеров не требования
19 См., напр.: Теория доказательств в советском уголовном процессе. С. 46, 60.
20 См.: Случевский Вл. Указ. соч. С. 378-379.
21 Там же. С. 377-378.
22 Фойницкий И.Я. Указ. соч. С. 192-193.
Устава, устанавливающие порядок производства следственных действий, а, по существу, не урегулированные законом критерии оценки доказательств. Он писал, что при оценке показаний «необходимо принимать в соображение такие обстоятельства, как, например, насколько может почитаться данный эксперт специалистом, знатоком по обсуждаемому вопросу, какова заинтересованность в исходе дела свидетеля или какова его нравственная личность, как близко он наблюдал событие, о котором повествует»23. Иными словами, требования к процессуальной форме получения доказательств фактически отражали общепринятые представления о гарантиях их содержания.
Гораздо полнее роль допустимости доказательств была определена И.Я. Фойницким. Во многом это связано с тем, что другие процессуалисты периода действия Уставов не рассматривали уголовно-процессуальное знание в качестве научного, а И.Я. Фойницкий утверждал, что, как и окружающий мир, каждое уголовное дело имеет свои объективные «естественные законы», с которыми должны сравниваться все собираемые доказательства по делу. Совокупность имеющихся доказательств по делу дает возможность субъекту, осуществляющему расследование, воспроизвести путем логического процесса «естественную историю» дела, отрешившись от влияния веры (которая приводит к получению вероятного знания), и получить тем самым знание, ничем не отличающееся по степени достоверности от научного24.
«Естественные законы» уголовного дела, благодаря которым процессуальное знание являлось научным (истинным), включали в себя необходимые свойства, которыми должно обладать уголовно-процессуальное доказательство — его относи-мость и допустимость.
Под допустимостью доказательств И.Я. Фойницкий понимал меры «по очищению доказательств в пределах, допускаемых законодательством и выделения из них материала ненадежного, могущего ввести суд в заблуждение». Эта ненадежность доказательств, по мнению автора, «может корениться или в излишней отдаленности данного доказательства от подлежащего доказыванию обстоятельства, так что установление связи между ними крайне трудно и рискованно (то есть в отсутствии свойства относимости. — А.З.), или в подозрительности источников доказательств (то есть в недопустимости доказательств. — АЗ.)». В качестве примеров правил, обеспечивающих допустимость доказательств, И.Я. Фойницкий рассматривал только правила об исключении показаний со слов третьего лица и показаний лиц, заинтересованных в исходе дела, либо обладающих физическими или ментальными недо-
23 Викторский С.И. Русский уголовный процесс. М.: Изд. А.А. Карцева, 1912. С. 57-58.
24 См.: Фойницкий И.Я. Указ. соч. С. 180, 181.
статками25, и очевидно, что во всех перечисленных случаях речь идет более о форме доказательств, нежели о содержании.
Требования закона, обеспечивающие объективность познания при производстве иных следственных действий, помимо допроса, И.Я. Фой-ницким в понятие допустимости доказательств не включались. Правила производства осмотров и освидетельствований, правила об участии понятых именовались мерами по обеспечению достоверности доказательств26.
Таким образом, несмотря на разработку дореволюционными учеными концепции о необходимости нормативного ограничения судейского усмотрения путем установления того, «какие способы и пути добывания доказательств более совершенны»27, единство мнений относительно конкретного содержания таких ограничений, образующих институт допустимости доказательств, в науке отсутствовало.
Не вносила ясности в понимание института допустимости доказательств и судебная практика высшей инстанции (Сената), решения которой в силу ст. 933 Устава служили для руководства к единообразному исполнению и применению законов. Сенат в одних случаях абсолютизировал значение процессуальной формы (допустимости) доказательств, а в других случаях полностью игнорировал его.
Примером первого подхода может служить практика, согласно которой непредставление обвиняемым замечания на протокол допроса перед его подписью лишает его возможности затем жаловаться на неправильное изложение показаний28.
Гораздо больше примеров второго подхода, при котором допустимость подчинялась произвольному усмотрению суда. Так, несоставление протокола следователем, получившим вещественные доказательства посредством обыска, выемки или каким-либо другим законным способом, рассматривалось в одних случаях как основание для невозможности оглашения этих документов в суде, а в других случаях как несущественное нарушение, от которого «не произошло какого-либо нарушения прав обвиняемого»29. Аналогично Сенат определение значения неправильности составления акта осмотра поставил в зависимость от усмотрения судьи, так как признал, что если мировой судья нашел возможным приступить к постановке приговора, то нарушение не имеет существенного значения30.
Сложившееся после принятия Устава положение, когда теоретическое признание высокой роли
25 См.: Фойницкий И.Я. Указ. соч. 247-249.
26 См.: Там же. С. 250-259.
27 Викторский С.И. Указ. соч. С. 56.
28 См.: Устав уголовного судопроизводства: систем. комм. / под общ. ред. проф. М.Н. Гернета. М.: Изд-во А.И. Мамонтова, 1914. Вып. 3. С. 792.
29 Там же. С. 770.
30 См.: Случевский Вл. Указ. соч. С. 391.
допустимости доказательств не было поддержано ее всесторонним теоретическим осмыслением и единообразной судебной практикой, оказало, по нашему мнению, существенное влияние на все последующее развитие российского уголовного процесса.
Непоследовательность науки и практики при концептуальной разработке допустимости доказательств позволили использовать разработанные в дореволюционной науке теоретические конструкции о вероятностном характере уголовно-процессуального познания в качестве теоретического оправдания фактов судебного произвола периода сталинских репрессий.
Более того, заложенное в дореволюционной судебной практике деление нарушений процессуальной формы доказательств на существенные и несущественные было унаследовано не только в теории доказательств советского периода, но и вошло в повседневную практику современного российского уголовного судопроизводства.
Вместе с тем возможность для разработки полноценной концепции допустимости доказательств у дореволюционной науки и практики имелась. При анализе содержащихся в Уставе правовых норм через призму современного понятия допустимости доказательств можно отметить наличие всех элементов допустимости, свойственных и современному законодательству, в частности, правила о свидетельском иммунитете при производстве у мирового судьи (ст. 93 Устава), правила о свидетельском иммунитете при предварительном следствии, проводимом судебным следователем, и при судебном рассмотрении дела (ст. 444, 704 Устава), регламентация порядка проведения следственных действий судебным следователем (гл. 4—9 Устава).
Обобщая изложенное, можно сделать следующие выводы:
1. Требование допустимости доказательств, рассмотренное в его историческом развитии, никак не связано с формальной теорией доказательств. Напротив, в российской процессуальной науке оно получило разработку только после принятия в 1864 г. Устава, то есть при переходе от формальной теории доказательств, предусматривавшей внерациональные основания допустимости, к теории свободной оценки доказательств по усмотрению суда, в рамках которой допустимость доказательств приобрела рациональный характер.
2. Таким образом, имеющаяся в современном уголовном процессе тенденция к отказу от свободной оценки доказательств по усмотрению суда при согласии обвиняемого (подсудимого) с предъявленным обвинением является своеобразным регрессом к формальной теории доказательств.
3. Несмотря на высокую роль, которая отводилась дореволюционными процессуалистами требованию о допустимости доказательств, Устав не
содержал общих положений, устанавливающих понятие и основы допустимости доказательств. Хотя содержащиеся в нем правовые нормы, проанализированные через призму современного понятия допустимости доказательств, образовывали вполне законченное регулирование допустимости доказательств в современном смысле (включая правила о свидетельском иммунитете, регламентацию порядка проведения и фиксации результатов следственных действий судебным следователем), полноценная концепция допустимости доказательств в науке и судебной практике отсутствовала.
4. Отсутствие системной концепции допустимости доказательств после принятия Устава оказало негативное влияние на последующее развитие российского уголовного процесса, выразившееся как в использовании концепций дореволюционных ученых о вероятностном характере уголовно-процессуального познания для теоретического обоснования судебного произвола в период сталинских репрессий, так и в сохранении вплоть до настоящего времени деления в теории доказательств и судебной практике нарушений допустимости доказательств на существенные и несущественные.
Библиография:
1. Викторский С.И. Русский уголовный процесс. М.: Изд. A.A.Kарцева, 1912. 439 с.
2. Владимиров Л.Е. Учение об уголовных доказательствах. Тула: Aвтограф. 2000. 464 с.
3. Вышинский АЯ. Теория судебных доказательств в советском праве. 3-е изд., доп. М.: Госюриздат, 1950. 308 с.
4. Грибов И.В. Доказывание как способ разрешения противоречий уголовного судопроизводства: дис. ... канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2006. 232 с.
5. Кухта A.A. Доказывание истины в уголовном процессе: дис. ... д-ра юрид. наук. Н. Новгород, 2010. 660 с.
6. Лазарева ВА. Проблемы доказывания в современном уголовном процессе России. Самара: Самарский ун-т, 2007. 303 с.
7. Мирлес A. Краткий курс русского уголовного процесса. 2-е изд. Киев: Изд-во И.И. Самоненко, 1912. 106 с. S. Познышев С.В. Элементарный учебник русского уголовного процесса. М.: Изд-во LA. Леман, 1913. 337 с.
9. Поляков М.П. Уголовно-процессуальная интерпретация результатов оперативно-розыскной деятельности. Н. Новгород: Нижегородская правовая академия, 2001. 262 с.
10. Случевский Вл. Учебник русского уголовного процесса. Судоустройство — судопроизводство. 4-e изд., доп. и испр. СПб.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1913. 683 с.
11. Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса: основные положения науки советского уголовного процесса. М.: Наука, 1968. Т. 1. 470 с.
12. Теория доказательств в советском уголовном процессе. Часть общая | отв. ред. Н.В. Жогин. М.: Юрид. лит., 1966. 583 с.
13. Устав уголовного судопроизводства: систем. коммент. | под общ. ред. проф. М.Н. Гернета. М.: Изд-во A. И. Мамонтова, 1914. Вып. 3. 368 с.
14. Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. СПб.: Сенатская тип., 1910. Т. 11.583 с.
15. Чельцов МА. Уголовный процесс. М.: Юрид. изд-во Мин-ва Юстиции СССР, 1948. 313 с.
16. Шейфер СА. Доказательства и доказывание по уголовным делам: проблемы теории и правового регулирования. М.: Норма, 2009. 240 с.
References (transliteration):
1. Viktorskii S.I. Russkii ugolovnyi protsess. M.: Izd. A.A. Kartseva, 1912. 439 s.
2. Vladimirov L.E. Uchenie ob ugolovnykh dokazatel'stvakh. Tula: Avtograf, 2000. 464 s.
3. Vyshinskii A.Ya. Teoriya sudebnykh dokazatel'stv v sovetskom prave. 3-e izd., dop. M.: Gosyurizdat, 1950. 308 s.
4. Gribov I.V. Dokazyvanie kak sposob razresheniya protivorechii ugolovnogo sudoproizvodstva: dis. ... kand. yurid. nauk. N. Novgorod, 2006. 232 s.
5. Kukhta A.A. Dokazyvanie istiny v ugolovnom protsesse: dis. ... d-ra yurid. nauk. N. Novgorod, 2010. 660 s.
6. Lazareva VA. Problemy dokazyvaniya v sovremennom ugolovnom protsesse Rossii. Samara: Samarskij un-t, 2007. 303 s.
7. Mirles A. Kratkii kurs russkogo ugolovnogo protsessa. 2-e izd. Kiev: Izd-vo I.I. Samonenko, 1912. 106 s.
S. Poznyshev S.V. Elementarnyi uchebnik russkogo ugolovnogo protsessa. M.: Izd-vo G.A. Leman, 1913. 337 s.
9. Polyakov M.P. Ugolovno-protsessual'naya interpretatsiya rezul'tatov operativno-rozysknoi deyatel'nosti. N. Novgorod: Nizhegorodskaja pravovaja akademija, 2001. 262 s.
10. Sluchevskii Vl. Uchebnik russkogo ugolovnogo protsessa. Sudoustroistvo — sudoproizvodstvo. 4-e izd., dop. i ispr. SPb.; Tip. M.M. Stasjulevicha, 1913. 683 s.
11. Strogovich M.S. Kurs sovetskogo ugolovnogo protsessa: osnovnye polozheniya nauki sovetskogo ugolovnogo protsessa. M.: Nauka, 1968. T. 1. 470 s.
12. Teoriya dokazatel'stv v sovetskom ugolovnom protsesse. Chast' obshchaya | otv. red. N.V Zhogin. M.: Yurid. lit., 1966. 583 s.
13. Ustav ugolovnogo sudoproizvodstva: system. komment. | pod obshch. red. prof. M.N. Gerneta. M.: Izd-vo A.I. Ma-montova, 1914. Vyp. 3. 368 s.
14. Foinitskii I.Ya. Kurs ugolovnogo sudoproizvodstva. SPb.: Senatskaja tip., 1910. T. II. 583 s.
15. Chel'tsov M.A. Ugolovnyi protsess. M.: Yurid. Izd-vo Min-va Yustitsii SSSR, 1948. 313 s.
16. Sheifer S.A. Dokazatel'stva i dokazyvanie po ugolovnym delam: problemy teorii i pravovogo regulirovaniya. M.: Norma, 2009. 240 s.
Материал поступил в редакцию 28 февраля 2014 г.
