CC BY
33
УДк 81
влияние трудной жизненной ситуации на языковое сознание женщин
Завьялова наталья Борисовна
директор ГБУ «Кризисный центр помощи женщинам и детям» Москва, ул. Дубки, 9а nbz17@rambler.ru
В статье раскрывается актуальность исследования закономерностей общения в эмоционально напряженных условиях. Психолингвистический аспект данной проблемы представлен результатами анализа эмоциональной обусловленности языкового сознания человека, находящегося в трудной жизненной ситуации. Методологическую основу научного исследования составляют лингвистическая теория эмоций В.И. Шаховского, учение о психосемантике В.Ф. Петренко и теория языкового сознания Е.Ф. Тарасова.
Основной экспериментальной гипотезой автора выступает предположение о том, что восприятие речеязыковых единиц и средств человеком, находящимся в эмоционально напряженных условиях, осуществляется целенаправленно исходя из их жизненно-важной значимости. Данные обстоятельства приводят к эмоциональной окраске содержания текста и последующей его деформации. Результаты экспериментального исследования, представленные в статье, вскрывают закономерности изменения ассоциативной структуры терминов в языковом сознании человека под влиянием аффекта. Выявление деформаций языкового сознания осуществлялось в ходе сравнительного анализа результатов исследования группы респондентов «Норма» и группы респондентов «Трудная жизненная ситуация». Автором приводятся данные ассоциативного эксперимента, демонстрирующие перестройку ассоциативной структуры категорий и понятий (на примере терминов интимно-личностной сферы). Анализируются факторы деформации категоризирующей функции языкового сознания человека.
Ключевые слова: языковое сознание, аффект, трудная жизненная ситуация, ассоциативная структура термина, категоризация, ассоциативный эксперимент, эмоционально окрашенная лексика.
В настоящее время отмечается рост научного интереса к проблеме общения в условиях стресса, конфликта, агрессии. Особое внимание уделяется анализу особенностей наивного языкового сознания, проявляющихся в процессе аффективно-окрашенной речи в конкретной социальной группе.
Значимость данной проблемы обусловлена действием ряда факторов.
Во-первых, возрастанием числа исследований естественной неподготовленной речи, направленных на выявление речевых механизмов управления спонтанной коммуникацией и анализ имплицитно представленных смыслов коммуникантов. Результаты подобных научных работ существенно расширяют представления о
закономерностях развития речевой коммуникации, а также о структуре и функционировании наивного языкового сознания.
Во-вторых, востребованностью разработок целостных моделей реализации естественной коммуникации в условиях профессионального общения. Особенно остра проблема эффективного естественного общения для профессий с повышенной коммуникативной нагрузкой. Врачи, актеры, психологи, продавцы и социальные работники больше других подвержены риску профессионального и эмоционального выгорания, поскольку основной инструмент их профессионального взаимодействия - это речь. Интенсивность, глубина и частота коммуникативных контактов представителей этих профессий сопровождается высокой эмоциональной включенностью в процесс общения. В свою очередь, неконтролируемая эмоциональная окраска общения, а также отсутствие профилактических моделей коммуникации лежат в основе профессиональной деформации наивного языкового и неязыкового сознания и личности в целом.
В-третьих, необходимостью разработки средств анализа лингвистических признаков вербальной агрессии в бытовых и семейных условиях. Рост социальной напряженности, вызванный сложившимися в современной России специфическими социально-экономическими условиями, отражается на характере межличностных отношений между представителями как больших социальных групп (например нации, конфессии), так и малых групп (например семьи, трудового коллектива, ученического класса). В последнее время отмечается особое распространение различных видов психологического насилия, которое в большинстве случаев реализуется в вербальной форме: словесное давление на личность, оскорбления, уничижение, обезличивание, негативная оценка и т. п. Результатом подобной вербальной агрессии является деформация «образа будущего» жертвы, искажение ее образа мира.
Следует отметить, что исследование языкового сознания, сущностной характеристикой которого является «образ мира», а также проявлений вербальной агрессии и психологического насилия в семье является трудновыполнимой научной психолингвистической задачей. Закрытость семейно-бытового общения для внешнего наблюдателя обусловлена в основном ментальными стереотипами национальной культуры и нежеланием членов семьи обсуждать с кем-либо семейные конфликты. Вместе с тем «замалчивание» фактов семейного насилия, как свидетельствует практика психологической помощи, лишь усугубляет агрессивный характер межличностного общения. Данные обстоятельства объясняют превалирование в исследованиях эмпирического материала, полученного post factum, т.е. работа ведется с последствиями уже произведенного воздействия на человека.
Профессиональные и семейные конфликты, повышенные коммуникативные нагрузки и психологическое насилие, характеризующиеся длительным воздействием на человека, приводят к восприятию им жизненной ситуации как трудной. При этом интерпретация человеком трудной жизненной ситуации обусловлена особенностями когнитивных и эмоциональных процессов и состояний, выходящих за рамки семантической и психологической нормы. Под действием аффекта структура представлений о мире у человека, находящегося в трудной жизненной ситуации, подвергается существенной трансформации, что отражается на процессе категоризации окружающей действительности. Следовательно, изучение влияния аффекта
на категориальную структуру языкового сознания, а также выявление принципов семантической трансформации при восприятии жизненной ситуации как трудной позволит решить важные задачи предотвращения и профилактики деформации личности вследствие неадекватной (разрушающей) коммуникации. В связи с этим исследование эмоциональной обусловленности языкового сознания человека, находящегося в трудной жизненной ситуации, является актуальной задачей современной психолингвистики.
Основной целью работы является исследование влияния эмоций на языковое сознание человека, оказавшегося в трудной жизненной ситуации. Следовательно, необходимым и логичным дальнейшим исследовательским шагом будет краткий анализ проработанности проблемы взаимосвязи эмоций и сознания в лингвистике и психологии.
В лингвистике эмоции в основном изучались в направлении выявления их структурно-системных связей с другими компонентами языка. К данному подходу можно отнести работы В. фон Гумбольдта, который отмечал, что язык, как и деятельность человека, пронизан чувствами [Гумбольт 1984]. Попытку выделить эмоции как структурную детерминанту языка мы встречаем у Ш. Балли, который утверждал, что человеческая мысль постоянно колеблется между логическим восприятием и эмоциями и чаще всего мысль складывается одновременно из логической идеи и чувства [Балли 1955]. Э. Сепир также указывал на инстинктивный характер структурных взаимоотношений эмоции и соответствующего ей знака, что обусловливает, по мнению автора, доминирование эмоциональных переживаний над их звуковым, словесным выражением [Сепир 1993]. Ученый пишет по этому поводу: «Звуковое выражение первого рода (эмоциональное - Н.З.), действительно, инстинктивно, но оно не символично; иными словами, возглас страдания или радости сам по себе не указывает на эмоцию; он, так сказать, неотделим от нее и не служит средством сообщения о том, что испытывается та или иная эмоция. Он служит лишь более или менее автоматической разрядкой эмоциональной энергии; можно сказать, что он есть составная часть или частичка самой эмоции» [Там же: 29].
В середине ХХ века проводились немногочисленные исследования влияния аффективной окраски на структуру значений в разговорной речи вскрыли взаимосвязь высокоэмоциональных и личностно значимых понятий с процессами ассоциирования [Pavio A., Yuill J.C., Madigan S. 1986]. Ученые показали, что эмоционально окрашенные слова обладают большой ассоциативной силой. Они (эмоции) порождают целые группы синонимичных слоев, увеличивают вариативность значений, количество смысловых нюансов и лексем для их обозначения.
Активный интерес к проблеме эмоций в лингвистике возник лишь во второй половине XX века, когда на 14-м Международном конгрессе лингвистов в г. Берлине (Германия) Ф. Данеш обозначил изучение эмоциональных аспектов в языке как приоритетное направление современного языкознания [Danes 1987]. Наряду с зарубежными учеными [Вежбицкая 1996 и др.] в разработку данной проблематики включились отечественные лингвисты [Шаховский 2008 и др.]. Так, В.И. Шахов-ский, основатель отечественной школы эмотиологии, направил свои исследовательские усилия на анализ когнитивных аспектов эмоций. Автор выдвинул следующие основания для развертывания своей теории. Во-первых, принцип логического сле-
дования или импликации, т.е. включенного множества: «...культура находит свое отражение в языке, а так как эмоции являются составной частью культуры любого народа, то они облигаторно концептуализируются и вербализируются в его языке» [Шаховский 2008: 18]. Данным логическим утверждением автор не только обосновывает существование объективных следов эмоций в языке, но и описывает «линг-вопространственные» отношения языка и эмоций. Во-вторых, принцип обусловленности знакового выражения эмоций типом сигнальной системы. Ученый пишет по этому поводу: «.эмоции имеют разные формы физиологической экстериори-зации (смех, слезы, тремор и др.) и разные способы вербализации - называние, выражение, описание. Другими словами, имеются как минимум две семиотические системы эмоций - Body Language и Verbal Language, находящиеся в соотношениях, которые науке еще предстоит изучить и описать» [Там же]. Таким образом, В.И. Шаховский, по-нашему мнению, отмечает доминантный характер физиологического фактора над какими-либо другими детерминантами в процессе выделения разновидности знаковых систем. Работа в этом направлении, на наш взгляд, существенно обогащает исследовательскую сферу биосемиотики, которая изучает свойства знаков и знаковых систем у живых организмов. В-третьих, это принцип единого выражения эмоций в различных языковых культурах, который позволяет говорить об их семантической универсальности. В основе данного принципа лежат исследования У Норта по изучению: симметриии и асимметрии эмоционально позитивных и негативных слов; типа оценочного знака в разных языках; соотношения негативности и позитивности в лексиконах; межкультурного сравнения способов выражения положительных и отрицательных эмоций [Noth 1992].
Как видно из приведенного анализа, В.И. Шаховский строит свою теорию на вычленении из языка тех эмоциональных фрагментов языковой действительности, которые отвечают требованию их общей видовой распространенности. Данный методический прием дает возможность ученому сделать вывод, что видовой эмоциональный опыт зафиксирован в универсальных эмоциях и имеет знаковое выражение в виде эмотивов, отражающих на лексическом уровне эмотивные смыслы. Также В.И. Шаховский установил когнитивный характер категории эмотивности: «Эмоция - это комплексно обусловленная референция к обобщенному конструкту - определенной эмоциональной ситуации, безотносительно к конкретной языковой личности. Эта референция регулируется знанием-рецептом, т.е. видовым когнитивным опытом конкретного этноса и варьируется индивидуально-личностным когнитивным опытом (знанием-ретушью), который в свою очередь участвует в формировании эмоционального дейксиса языковой личности» [Шаховский 2008: 22].
Опираясь на сформулированные принципы, В.И. Шаховский раскрывает внутригрупповые механизмы передачи эмоционального опыта, к которым относит специфические эмоциональные концепты. Так, по мнению ученого, партнеры по общению сначала фиксируют не сам концепт, а его аффективный знак. Далее коммуникант, опираясь на свою эмоциональную компетенцию, свободно достраивает оставшиеся элементы структуры. При этом значение таким образом «лексикализо-ванной» эмоции определяется соотношением в концепте, с одной стороны, базового (видового) опыта единого для общности и, с другой стороны, индивидуального опыта каждого члена. В этом случае значение приобретает форму особого менталь-
ного конструкта, который «является кодированным хранителем всех лингвистических и экстралингвистических знаний Homo Sentiens о ней (эмоции), входящих в его эмотивную/эмоциональную компетенцию» [Там же: 26].
Применительно к нашему исследованию данный подход представляет особую ценность в деле выявления языковых механизмов, обеспечивающих передачу знаний об эмоциях внутри отдельно взятой языковой группы [Мыскин 2013]. Эмоционально реагируя в процессе общения на эмотивный концепт, связанный с определенной сферой жизни, коммуникант фиксирует для себя ее значимость, т.е. осмысляет. Накопление в процессе общения таких эмоциональных маркеров может служить основой для целостного раскрытия субъектом личностного смысла в данной жизненной ситуации.
Однако для нас особый исследовательский интерес представляют структурные изменения значения жизненной ситуации под воздействием аффекта.
Наиболее полно, по-нашему мнению, проблема эмоциональной обусловленности изменения структуры значений раскрыта в отечественной психосемантике [Петренко 2005]. Отметим, что в психосемантике (как и в психолингвистике) под психологической структурой значения понимается его ассоциативная структура [Брудный 2005; А.А. Леонтьев 2001 и др.]. В связи с этим В.Ф. Петренко указывает на динамический характер взаимосвязи эмоций с ассоциативной структурой значений. Автор пишет по этому поводу: «Значения существуют только в системе отношений и раскрываются через его систему. Поэтому изменение под влиянием аффективной окраски характера ассоциативных связей перестраивает и весь тезаурус (структуру) индивидуального сознания» [Петренко 2005: 55]. Представляется необходимым выявить, опираясь на данное положение, закономерности изменения ассоциативной структуры в языковом сознании человека, находящегося в трудной жизненной ситуации.
Следует обратиться к понятию «трудная жизненная ситуация», трактовка которой достаточно разнообразна. Вместе с тем анализ научной проработанности проблемы трудной жизненной ситуации в психологии, социологии, социальной психологии и других смежных науках позволяет сформулировать исходный исследовательский тезис: человек, реагируя на ситуацию, одновременно определяет себя в этой ситуации, тем самым сам создает тот субъективный и социальный миры, в которых живет. Следовательно, в построении концепции и методологии психолингвистического исследования факторов, обусловливающих возникновение трудной жизненной ситуации у женщин, мы будем опираться на следующие теоретические выводы. Во-первых, трудная жизненная ситуация возникает в ответ на восприятие и интерпретацию человеком стрессогенных, экстремальных воздействий окружающей действительности (социальных, психологических, экономических, физических и др.). Во-вторых, стрессогенные, экстремальные воздействия окружающей действительности в различной степени влияют на людей. В-третьих, интерпретация человеком жизненной ситуации как трудной обусловлена особенностями поведенческих (в том числе речевых), когнитивных и эмоциональных процессов и состояний, выходящими за рамки нормы. В-четвертых, вектор исследования факторов, обуславливающих возникновение трудной жизненной ситуации, направлен в
сторону сопоставительного анализа интерпретативных процессов социальной нормы, с одной стороны, и индивидуального сознания, с другой стороны.
Для дальнейшего экспериментального исследования были отобраны две группы респондентов: а) группа «норма» - люди, которые воспринимают собственную жизненную ситуацию как нормальную, позитивную, развивающую; б) группа «трудная жизненная ситуация» (ТЖС) - люди, воспринимающие свою жизненную ситуацию как трудную, негативную, угнетающую. В группу ТСЖ вошли женщины, пострадавшие от семейного насилия. Следует отметить, что реабилитационная работа с жертвами семейного насилия, по мнению специалистов-практиков [Алексеева и др. 2006], представляется наиболее сложной и продолженной во времени. И этому есть объяснение. Традиционные культурные ценности, бытующие в сознании российских супружеских пар [Здравомыслова 2003], препятствуют адекватной оценке семейно-бытового насилия в категориях гуманистического знания. Факты жестокого обращения в семье умалчиваются как насильниками, так и их жертвами. Зачастую мотивами такого поведения являются ментальные стереотипы («Кому я нужна с ребенком на руках?», «Бьет - значит любит» и др.), финансовая («На что я жить буду?» и др.), материально-бытовая («Где я буду жить?» и др.) или психологическая (например, страх расправы) зависимость. Следует отметить, что способы реагирования на агрессивное поведение супруга внутри семьи складываются индивидуально и в большинстве случаев стихийно. В этих условиях сознание жертвы подвергается длительному аффективному воздействию, которое приводит к его деформации, выраженной в изменении структуры значений.
Исследование языкового сознания женщин, находящихся в трудной жизненной ситуации, подтвердили данные утверждения [Социо- и психолингвистическое исследование... 2014]. Было выявлено существенное сокращение категоризирую-щих составляющих (до одной!) у экспериментальной группы по сравнению с группой нормы (до шести). Важно отметить, что наибольшей силой, деформирующей языковое и неязыковое сознание, обладает насилие в любых формах ее проявления.
Интерпретация выявленного факта сокращения категоризирующих составляющих может быть следующей. Так называемое «сужение» языкового сознания происходит вследствие исключения из межличностной коммуникации диалогичных форм общения. Экспериментальное исследование конфликтной коммуникации, проведенное Л.Р. Комаловой [2010] показывает, что адресант воспринимает речь отправителя локально, не учитывая контекст и ситуацию в целом: «Анализ устных речевых реализаций, индицирующих взаимодействие коммуникантов в условиях предконфликта, показал, что субъекты не ориентированы на диалогическую коммуникацию, в центре которой находится проблема, а реагируют стереотипно: либо предоставляют точную информацию (реагируют на содержание сообщения), либо обращают коммуникацию на себя через чувство вины, либо пытаются сохранить собственное «лицо» в глазах других коммуникантов (поддерживают свой имидж). Отвечающие «откликаются» на второстепенную интенцию, реагируют локально, не учитывая контекст и ситуацию в целом» [Там же: 102]. Автор указывает, что в ситуации конфликта воспринимающий не способен к адекватной интерпретации имплицитной информации сообщения. Отсутствие диалога характерно для конфликтной коммуникации, конфликтность которой возрастает по мере включения
в акт общения провокативных, оценочных, неуважительных, агрессивных, фамильярных и др. вопросов и суждений [Там же]. Это приводит к эскалации конфликта, агрессии и, как следствие, сужению языкового сознания.
В случае длительного воздействия аффекта (ТЖС) анализ общения может быть следующим. Конфликтный текст имеет как план выражения, так и план содержания. Первый представлен различными языковыми единицами, а второй, в том числе, контекстом. Причем контекстом становится личность коммуниканта, которая в ситуации конфликта оценивается как «угроза» и т.п. Прагматика «угрозы» затрагивает жизненно-важные потребности - витальные потребности, потребность в безопасности, что существенно повышает порог чувствительности в фиксации и отборе языковых единиц при восприятии речи коммуниканта, которые могут быть проинтерпретированы как агрессивные, или враждебные. Оценка воспринимаемых речеязыковых единиц и средств осуществляется целенаправленно, исходя из их жизненно-важной значимости, что приводит к эмоциональной окраске плана выражения и плана содержания текста. Принцип жизненно-важной интерпретации воспринимаемой речи в конфликтной ситуации становится доминирующим для всего процесса общения. Это обусловливает деформацию семантики текста (ее сужение): значение употребляемых слов и терминов ограничивается семантическими рамками, свойственным лишь участникам конфликтного взаимодействия.
Ассоциативный эксперимент выявил, что «сужение» языкового сознания сопровождается перестройкой ассоциативной структуры категорий и понятий. Так, например, фиксировались асимметричные семантические сдвиги понятий интимно-личностной сферы (Таблица № 1).
Таблица № 1
Асимметричная деформация семантических полей понятий интимно-личностной сферы
стимул Реакция (частотный ранг)
группа «норма» группа тЖс
Друг Товарищ (2) Любовник (1)
Любовница Секс (1) Друг (1)
Добрая Сказка (2)/Собака (31) Собака (2)/Сказка (27)
Нежная Кожа (1)/Роза (6) Роза (1)/Кожа (14)
Целеустремленная Карьеристка (2)/Девушка (23) Девушка (2)/Карьеристка (15)
Элегантная Одежда (1)/Дама (9) Дама (1)/Одежда (21)
Вредная Привычка (1)/Старуха (35) Старуха (1)/Привычка (19)
Женщина-вамп Яркая (3)/Фильм (45) Фильм (1)/Яркая (35)
Старуха Старая (1)/Пенсия (35) Пенсия (2)/Старая (6)
Обольстительная Девушка (1)/Женщина (4) Женщина (1)/Девушка (8)
Порядочная
Женщина (1)/Семья (9)
Семья (1)/Женщина (19)
Как видно из Таблицы № 1, базовые понятия интимно-личностной сферы «друг» и «любовница» обретают смыслы, выходящие за рамки их традиционного понимания, причем происходит данное семантическое смещение асимметрично. Семантическая структура терминов «добрая», «нежная», целеустремленная», «элегантная», «вредная», «женщина-вамп», «старуха», «обольстительная» и «порядочная» также демонстрирует асимметричное смещение.
Сравнительный анализ показателей значимости семейных ценностей контрольной и экспериментальной группы показывает существенное изменение их иерархии в сознании испытуемых (Таблица № 2).
Таблица № 2
Сравнительный анализ показателей частотности терминов семейных ценностей в контрольной и экспериментальной группах
стимул: «жена» Частотный ранг ассоциата
группа «норма» группа тЖс
Й « ц «верная» 23 6
«хозяйственная» 14 3
о о о а «любимая» 13 4
«преданная» 12 3
стимул: «женщина» Частотный ранг ассоциата
группа «норма» группа тЖс
т «мужчина» 17 1
та « ц «мать» 12 5
о с £ «красивая» 6 1
стимул: «родительница» Частотный ранг ассоциата
группа «норма» группа тЖс
«мать» 20 2
та и ц о о с а «мама» 5 3
стимул: «кормилица» Частотный ранг ассоциата
группа «норма» группа тЖс
«молоко» 8 1
£ «мать» 7 3
ц О с «няня» 5 2
£ «грудь» 3 1
стимул: «заботливая» Частотный ранг ассоциата
группа «норма» группа тЖс
«мама» 21 7
£ «мать» 10 6
ц О с «жена» 4 1
с ев «бабушка» 3 1
Из Таблицы N° 2 видно, что показатели частотности терминов семейных ценностей в группе ТЖС значимо отличаются от таковых в группе «норма». В таблице приведены частотные показатели ассоциативных реакций испытуемых на стимулы «жена», «женщина», «родительница», «кормилица» и «заботливая». В группе «норма» обозначенные ассоциаты занимают верхние частотные позиции, а в группе ТЖС - низшие. В связи с этим можно утверждать, что женщины, находящиеся в трудной жизненной ситуации, ощутимо мало руководствуются традиционными семейными ценностями при оценке супружеских отношений.
Подобная деформация восприятия мира наблюдается и в других личностных сферах: эмоциональной, мотивационно-потребностной, социально-ролевой и др.
Проведенное экспериментальное исследование позволяет сформулировать следующие выводы:
В условиях стрессогенного, экстремального воздействия (в том числе, продолженного во времени) возникающие эмоциональные состояния человека обусловливают «сужение» или «уплощение» его сознания.
На речеязыковом уровне «сужение» сознания проявляется в асимметричной перестройке ассоциативной структуры категорий и понятий, существенном снижении частотности употребления в речи социально-нормированных терминов, а также к частичной утрате сознанием категоризирующей функции.
«Сужение» сознания способствует деформированному восприятию и интерпретации человеком окружающей действительности.
Итоговые выводы экспериментального исследования задают общее направление дальнейшей исследовательской работы с указанным контингентом, а именно: выявление закономерностей восстановления категоризирующей функции сознания человека, находящегося в трудной жизненной ситуации, а также вскрытие механизмов приведения структуры значений в соответствие с общепринятой нормой. В качестве предположения можно утверждать, что включение человека в различные
виды деятельности и общения (психологическую, социальную, правовую, экономическую, творческую и т.д.) восстановит функцию категоризации окружающей действительности в социально приемлемых рамках. Это следует из общепсихологического принципа формирования сознания в деятельности [А.Н. Леонтьев 1977]. В свою очередь, способность адекватно воспринимать и оценивать мир обеспечит самостоятельный выбор и реализацию субъектом эффективных форм поведения и общения в значимых жизненных ситуациях.
литература
Алексеева И.А., Новосельский И.Г. Жестокое обращение с ребенком. Причины. Последствия. Помощь. М.: Генезис, 2006. 256 с.
Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. М.: Изд-во иностранной литературы, 1955. 416 с.
Бреслав Г. Психология эмоций. 2-е изд., стер. М.: Смысл: Изд. центр «Академия», 2006. 544 с.
Брудный А.А. Психологическая герменевтика. М.: Лабиринт, 2005. 336 с.
Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание/ Пер. с англ. М.: Русские словари, 1996. 416 с.
Гумбольдт В. ф. Избранные труды по языкознанию / Пер. с нем. яз. под ред. и предисловием Г. В. Рамишвили. М.: Прогресс, 1984. 396 с.
Здравомыслова О.М. Поведение людей в семье // Базовые ценности россиян: Социальные установки. Жизненные стратегии. Символы. Мифы / Отв. Ред. Рябов А.В., Курбангалеева Е.Ш. М.: ДИК, 2003. С. 207- 220.
Комалова Л.Р. Диагностика уровня конфликтности предконфликтной коммуникации (по просодическим параметрам). М.: Вестник МГЛУ, 2010. №13 (592). С. 100-114.
Леонтьев А.А. Деятельный ум. (Деятельность, Знак, Личность). М.: Смысл,
Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М.: Политиздат, 1977.
Мыскин С.В. Психолингвистические аспекты профессионального общения // Вестник волгоградского государственного университета. Серия 2: Языкознание. Волгоград: ВолГУ, 2013. № 2(18). С. 199-206.
Петренко В.Ф. Основы психосемантики. 2-е изд., доп. СПб.: Питер, 2005. 480 с.: ил.
Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. Переводы с англ. М.: Прогресс, 1993. 656 с.
Социо- и психолингвистическое исследование женщин, находящихся в трудной жизненной ситуации / Отв. ред. Мыскин С.В. М.: ГБУ «Кризисный центр помощи женщинам и детям», 2014. 320 с.
Шаховский В.И. Лингвистическая теория эмоций: Монография. М.: Гнозис, 2008. 416 с.
Danes F. (1987). Conition and Emotion in Discourse Interaction: A Pre-liminary-Survey of the Field // Preprints of the Plenary Session papers / XlVth International Congress of Linguists. Berlin? 10-15 August 1987. Berlin. pp. 272-291.
2001. 392 с.
304 с.
Noth W. (1992). Symmetries and Asymmetries between Positive and Negative Emotion Words // Anglistentags "1991, Dusseldorf". Proceedings / edit. By Wilhelm G. Busse, Max Niemeier Verlag. Tubungen. pp. 72-89.
Pavio A., Yuill J.C., Madigan S. (1968). Concreteness Imagery and Meaning Fullness Values for 925 Nouns // Journal of Experimental Psychology Monograph Supplement. V 76.
THE impact of difficult life situations on language consciousness in women
Natalia B. Zavjalova
Director of GBU «Crisis center assistance to women and children» Moscow, street Dubki, 9a
nbz17@rambler.ru
The article reveals the relevance of the study of patterns of communication in emotionally stressful conditions. Psycholinguistic aspect of the problem is demonstrated by the results of the analysis of emotional determination of language consciousness of a person in a difficult situation. Methodological basis of the research includes linguistic theory of emotions of V I. Shakhovsky, the doctrine of psychosemantics of V F. Petrenko and the theory of linguistic consciousness of E. F. Tarasov.
The main experimental hypothesis of the author is the assumption that the perception of speech by a person who is in an emotionally stressful condition, is purposefully based on its vital importance. These circumstances lead to the emotional coloring of the plan of expression and plan of content of the text, and subsequent deformation of the semantics of the text. The results of experimental research presented in the paper reveal the patterns of change in associative structure of the terms in the linguistic consciousness of a person under the fit of passion.
Identification of changes in the language of the consciousness was carried out based on the data obtained in the comparative analysis of the results given by the two groups of respondents: the «Norm» group of respondents and the «Difficult life situation» group of respondents. The author gives data of associative experiment demonstrating the restructuring of the associative structure of categories and concepts (for example, the terms of intimate and personal sphere). The factors of deformation of the language consciousness function of categorization are analyzed.
Keywords: language consciousness, affect, difficult life situation, the associative structure of the term, categorization, associative experiment, the emotive lexicon.
References
Alekseeva IA, Novosel'skij I.G. Zhestokoe obrashhenie s rebenkom. Prichiny. Posledstvija. Pomoshh' [Cruelty to a child. Reasons. Consequences. Help]. M.: Genezis, 2006. 256 р.
Balli Sh. Obshhaja lingvistika i voprosy francuzskogo jazyka [General linguistics and questions of the French language]. M.: Izd-vo inostrannoj literatury, 1955. 416 р.
Breslav G. Psihologija jemocij [Psychology of emotions]. 2-e izd., ster. M.: Smysl: Izd. centr «Akademija», 2006. 544 p.
Brudnyj A.A. Psihologicheskaja germenevtika [Psychological hermeneutic]. M.: Labirint, 2005. 336 p.
Vezhbickaja A. Jazyk. Kul'tura. Poznanie [Language. Culture. Knowledge] / Per. s angl. M.: Russkie slovari, 1996. 416 p.
Gumbolt V. f. Izbrannye trudy po jazykoznaniju [Selected works on linguistics] / Per. s nem. jaz. pod red. i predisloviem G. V Ramishvili. M.: Progress, 1984. 396 p.
Zdravomyslova O.M. Povedenie ljudej v sem'e [The behavior of people in the family] // Bazovye cennosti rossijan: Social'nye ustanovki. Zhiznennye strategii. Simvoly. Mify [Basic values of Russians: Social attitudes. The life of the strategy. Characters. Myths] / Otv. Red. Rjabov A.V., Kurbangaleeva E.Sh. M.: DIK, 2003, pp. 207-220.
Komalova L.R. Diagnostika urovnja konfliktnosti predkonfliktnoj kommunikacii (po prosodicheskim parametram) [Diagnostics of the level of conflict pre-conflict communication (prosodic parameters)]. M.: Vestnik MGLU, 2010. №13 (592), pp. 100114.
Leont'ev A.A. Dejatel'nyj um. (Dejatel'nost'. Znak. Lichnost') [Active mind. (Activity. Sign. Personality)]. M.: Smysl, 2001. 392 p.
Leont'ev A.N. Dejatel'nost'. Soznanie. Lichnost' [Activity. Consciousness. Personality]. M.: Politizdat, 1977. 304 p.
Myskin S.V Psiholingvisticheskie aspekty professional'nogo obshhenija [Psycholinguistic aspects of professional communication] // Vestnik volgogradskogo gosudarstvennogo universiteta. Serija 2: Jazykoznanie. Volgograd: VolGU, 2013. № 2(18), pp. 199-206.
Petrenko VF. Osnovy psihosemantiki [Basics psychosemantics]. 2-e izd., dop. SPb.: Piter, 2005. 480 p.
Sepir Je. Izbrannye trudy po jazykoznaniju i kul'turologii [Selected works on linguistics and cultural studies]. Perevody s angl. M.: Progress, 1993. 656 p.
Socio- i psiholingvisticheskoe issledovanie zhenshhin, nahodjashhihsja v trudnoj zhiznennoj situacii [Socio- and psycholinguistic study of women in difficult situations] / Otv. red. Myskin S.V. M.: GBU «Krizisnyj centr pomoshhi zhenshhinam i detjam», 2014. 320 p.
Shahovskij V.I. Lingvisticheskaja teorija jemocij [Linguistic theory of emotions]: Monografija. M.: Gnozis, 2008. 416 p.
Danes F. (1987). Conition and Emotion in Discourse Interaction: A Pre-liminary-Survey of the Field // Preprints of the Plenary Session papers / XIVth International Congress of Linguists. Berlin? 10-15 August 1987. Berlin. pp. 272-291.
Noth W. (1992). Symmetries and Asymmetries between Positive and Negative Emotion Words // Anglistentags "1991, Dusseldorf". Proceedings / edit. By Wilhelm G. Busse, Max Niemeier Verlag. Tubungen. pp. 72-89.
Pavio A., Yuill J.C., Madigan S. (1968). Concreteness Imagery and Meaning Fullness Values for 925 Nouns // Journal of Experimental Psychology Monograph Supplement. V 76.
