CC BY
42
ЭЛЕКТРОННЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ «APRЮRI. CЕРИЯ: ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ»
WWW.APRIORI-JOURNAL.RU
УДК 392,1.3.7
ВЛИЯНИЕ ТРАДИЦИЙ СЕВЕРОКАВКАЗСКИХ НАРОДОВ НА СЕМЬЮ И СЕМЕЙНЫЙ БЫТ СЛАВЯНСКОГО НАСЕЛЕНИЯ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА
Данилова Елена Николаевна
канд. истор. наук Заседателева Лидия Борисовна
доктор истор. наук Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, Москва
Аннотация. Авторы рассматривают влияние традиций и обычаев северокавказских народов на семейную сферу славянского населения края. Приходят к выводу, что в результате взаимодействия славянских и горских народов сформировался особый региональный вариант восточнославянской культуры на Северном Кавказе.
Ключевые слова: горцы, казаки, менталитет, семья, обряд, обычай, пережитки.
TRADITION INFLUENCE OF THE NORTH CAUCASIAN PEOPLES TO THE FAMILY AND FAMILY LIFE OF THE SLAVIC POPULATION
OF THE NORTH CAUCASUS
Danilova Elena Nikolaevna
candidate of history Zasedateleva Lidia Borisovna
doctor of history Lomonosov Moscow State University, Moscow
Abstract. The authors examine the influence of traditions and customs of the North Caucasian peoples on the Slavic population family sphere of the province. They come to the conclusion that the interaction of Slavic and mountain peoples formed a special regional version of the East Slavic culture in the North Caucasus.
Key words: mountain peoples, Cossacks, mentality, family, rite, custom, remnant.
Кавказско-славянское пограничье представляет собой исключительно важный регион для историко-этнографических исследований. Народы Северного Кавказа и славянское население региона на протяжении многих веков живут рядом и вступали и вступают в многосторонние связи. Их взаимоотношения в различные исторические периоды на протяжении нескольких веков, начиная с первых русско-украинских переселенцев в XVI веке, в силу определенных исторических причин не оставались неизменными - переходя от конфронтационных к дружественным и наоборот.
Процессы взаимовлияния шли на всех этапах соприкосновения северокавказских этносов и славянского мира во многих сферах материально-хозяйственной и духовной жизни. Причем наиболее интенсивными и успешными они были в хозяйственной (экономической) сфере (торговля, приемы обработки земли, виды земледельческой техники и их применение, ассортимент высеваемых культур, обращение славянского населения к разведению мелкого рогатого скота и пр. и пр.). Второй по значимости областью взаимопроникновения и взаимовлияния в среде северокавказского населения была сфера материальной культуры (поселения, жилище, утварь, одежда). Особенно мужская одежда казака, которая полностью заимствована у горцев. Эти сюжеты неоднократно оказывались в центре внимания исследователей.
В научной литературе обращалось внимание на то, что более устойчивы к историческим переменам такие институты народной жизни как семья и семейно-бытовой уклад. Так, Л.И. Лавров в статье «Революция быта на Кавказе», посвященной пост революционным изменениям в жизни северокавказских этносов, писал, что «перестройка семейных отношений происходит медленнее, чем других сторон народного быта». Он обращал внимание на то, что «развитие семейных отношений и норм поведения в обществе всегда протекает в более острых конфликтах с
традициями, чем развитие материальной культуры или народного искусства» [1, с. 7].
Несмотря на все изменения в обществе (политические, социальные, экономические), семья оставалась и остается носителем традиционного менталитета и традиционных ценностей. Однако и в этой сфере можно обнаружить элементы взаимовлияний между разными этносами Северо-Кавказского региона.
В большей степени, на наш взгляд, влияние местного (кавказского) населения на семейно-брачную обрядность испытывали русско-украинские переселенцы (а не наоборот). Причем, на разных исторических этапах степень такого влияния различалась. Попадая в иноэтниче-скую среду с укоренившимися и очень давними традициями, которые складывались у северокавказских народов веками, переселенцы заимствовали у горцев некоторые их традиционные обычаи. Среди славянского населения в большей степени это проявлялось у гребенского, черноморского, терского и кубанского казачества, которые теснее других славянских групп были связаны с местным многонациональным населением края.
Например, казаки довольно рано переняли у кавказцев обычай умыкания невесты. Этот факт имеет свое историческое объяснение. Дело в том, что у казаков в первое время их пребывания на новых территориях, часто не хватало своих молодых женщин - невест. Например, по данным Е. Фелицына в 1801 г. в Черноморском войске на 100 мужчин приходилось 39 женщин [2, с. 66].
Во вновь возникавших небольших казачьих городках поначалу преобладали сплошь мужчины. Молодые казаки, стремившиеся создать семью, вынуждены были прибегать к умыканию девушек у соседей - горцев. Подобные случаи зафиксированы в трудах исследователей еще и в XIX веке. Так, известный историк гребенского и терского казачества И.Д. Попко писал: «Гребенская женщина во множестве случаев была
местного горского происхождения» [3, с. 7-8]. При этом такая ситуация с умыканием невесты не всегда заканчивалась заключением брака. Порой, когда девушку брали в плен как военную добычу или похищали, брак мог не заключаться [4, c. 58].
Со временем в результате развития и укрепления разнообразных дружеских связей между славянским населением и горцами, в результате заимствования казаками у горцев другого традиционного их обычая -обычая куначества, когда кунаки становились чуть ли не родственниками, браки заключались уже по взаимному согласию семей - побратимов (кунаков). Декабрист, известный писатель, публицист и поэт А.А. Бесту-жев-Марлинский, отправленный в 1829 г. служить рядовым на Кавказ, в «Кавказских очерках» отмечал: «Почти все они (казаки - Л.З., Е.Д.) водят дружбу с жителями аулов, чтят родство по похищенным женам» [5]. В результате заключались межнациональные браки. Конечно, создание национально-смешанных семей между русско-украинским населением и кавказцами не было в дореволюционное время массовым явлением. Но обычай куначества способствовал этому процессу. К слову, А.А. Бесту-жев-Марлинский имел немало кунаков среди горцев и восхищался их мужеством и удалью.
Чеченский историк Ш.Б. Ахмадов упоминает, что писатель и журналист, известный исследователь истории Москвы В.А. Гиляровский, в 1876 г. побывал на Северном Кавказе - в Кабарде. Во время этой поездки он приобрел кунака по имени «Ага», который всюду сопровождал его, заботился о нем. Когда Гиляровский во время путешествия в горы в результате обвала упал в пропасть, кунак спас его и вылечил [6]. Об этих событиях писатель позже поведал в своих воспоминаниях [7].
В коллективной монографии «История народов Северного Кавказа» авторы особо подчеркивают, что куначество играло большую роль «в освоении горцами культуры русского населения» [8, с. 178]. Это так. Но и славянское население осваивало через этот обычай культуру и быт
своих соседей, укрепляло межэтнические связи. В монографии приводятся конкретные интересные примеры многолетних кунацких отношений семей горцев и казаков. Почти все исследователи обращают особое внимание на то, что даже в годы Кавказской войны (1817-1867) куначество продолжало практиковаться и сохранило жизнь многим русским солдатам.
Кунацкие отношения заключались, преимущественно, между мужчинами. Нам не встречалось в литературе сведений о фактах установления подобных связей между женщинами. Но наши полевые материалы 60-х гг. ХХ в. указывают на подобные единичные случаи [9]. Казак (или горец) мог иметь несколько кунаков в одном или разных аулах (станицах). В литературе обращалось внимание на то, что межнациональные браки и куначество в определенных жизненных ситуациях использовались и с политической целью. Возможно женитьба русских офицеров на дочерях высших сословий кавказских народов (например, генерал А.П. Ермолов в период управления им Кавказом был женат на кумычке) [10, с. 150] способствовала смягчению военной обстановки и налаживанию дружеских отношений.
Особенности менталитета кавказских народов, их этикет, в том числе обычай куначества, в силу своей яркой специфики постоянно вызывали интерес у государственных российских чиновников, находившихся на службе на Северном Кавказе, фиксировались, описывались и изучались дореволюционными, а позже советскими учеными, писавших о горцах. Интерес к этой проблеме не угасает. В последние два десятилетия явление куначества стало вновь привлекать к себе внимание исследователей. Появились обстоятельные диссертации и публикации на эту тему по конкретным этносам (Р.М. Магомедова, С.Ш. Гаджиевой, М.М. Конакова, Э.В. Бурды, С.Н. Аралбаевой и др.)
Практически все исследователи связывают происхождение куначества с другим более древним горским обычаем - гостеприимством и
считают, что корни куначества надо искать именно там. Куначество, по мнению дагестанского историка А.Ш. Гамзатовой, представляет собой результат исторического развития обычая гостеприимства и является его особой формой [11].
К началу ХХ в. куначество получило достаточно широкое распространение среди славянского, в первую очередь казачьего населения края. Во время экспедиций кафедры этнологии середины 1960-х гг. наши информаторы подтверждали эти сведения во многих районах Северного Кавказа. Они рассказывали, что по воспоминаниям их отцов и дедов, по семейным преданиям горские семьи укрывали и оказывали помощь многим беглым русским солдатам, за которых часто выдавали замуж своих дочерей. Дети и внуки породнившихся семей продолжали сохранять и поддерживать эти связи, взаимно помогали друг другу в различных жизненных ситуациях, оказывали материальную помощь, в случае необходимости защищали [9].
Известный специалист по истории и этнографии осетинского народа Б.А. Калоев обращал внимание на то, что куначество «способствовало укреплению дружбы осетин с соседними народами. Оно сыграло немалую роль в распространении здесь (в Осетии - авт.) знаний языков, особенно грузинского и русского, а также некоторых культурных достижений и традиций этих народов» [12, а 21].
Распространение обычая куначества между казаками и горцами (особенно в условиях войны) не приветствовалось российской властью. С ее стороны неоднократно предпринимались безуспешные попытки заставить казачество отказаться от него [4, а 59].
Немалую роль в укреплении взаимоотношений казаков и горцев играл другой традиционный обычай северокавказских горцев - отдача (принятие) ребенка на воспитание в другую семью. Этот обычай получил название «аталычество». «Бывало, - рассказывали информаторы в станице Наурской, - что в семье казака воспитывался какой-нибудь сирота-
ногаец, калмык или горец. Повзрослев, такие лица получали все казачьи права, становились настоящими казаками и за них могли выйти замуж девушки-казачки» [9]. Аталычество практиковалось как горскими, так и казачьими семьями, особенно состоявшими в куначеских отношениях. И казаки, и горцы, брали на воспитание детей. «С появлением русских поселений на Тереке, - пишет дагестанский историк С.Ш. Гаджиева, - ... кумыкская верхушка стала отдавать своих сыновей в семьи терских казаков и другие русские семьи для обучения русскому языку, для прохождения курса в станичных школах и пр.» [10, с. 318]. Отмечая, что обычай аталычества среди осетин был заметным явлением, Б.А. Калоев указывает: «Нередки бывали случаи, когда осетины отдавали своих детей в русские семьи, с которыми они находились в отношениях куначества, для обучения русскому языку» [12, с. 21]. Возможность овладеть русским языком в семье аталыка исследователями подчеркивается особо. Так Ш.Б. Ахмадов пишет: «Чеченцы посылали своих детей в русские станицы для обучения их русскому языку, а казаки гребенских станиц отправляли своих детей к горцам-кунакам для обучения их языку чеченскому. Известный дореволюционный чеченский этнограф Умалат Лаудаев, прежде чем поехать на учебу в Петербургский кадетский корпус, в 20-х годах XIX в. изучал русский язык в одной из станиц гребенских казаков» [13, с. 108].
В недавней публикации Э.В. Бурды приводятся конкретные фамилии казачьих семей станиц Пришибская, Екатериноградская, Александровская, Прохладная и др., у которых на воспитании находились дети ногайцев, адыгов, кумыков и др. народов региона. Подобную же информацию мы получали в экспедициях в станицах Наурская, Солдатская, Ищерская, Галюгаевская и др. [9] Этот материал свидетельствует о довольно широких масштабах данного явления среди казачьего населения Северного Кавказа, усилившегося по окончании Кавказской войны.
Гостеприимство, куначество и аталычество также как и у горцев постепенно становились неотъемлемыми и важными чертами быта казачьей семьи.
Что представляла собой семья казака? Как изменялись ее формы со временем?
На начальном этапе в районы Северного Кавказа переселялись в основном холостые мужчины и небольшие (малые) семьи. Любопытна фраза князя Куракина в докладе Александру I (1801 год). Он предлагал при переселении на Северный Кавказ русско-украинско-белорусского населения предпочтение отдавать тем семьям, «где более девок и вдов, в брак еще вступать могущих» [14, а 86]. Это указание свидетельствует о заинтересованности власти в создании в новых районах семей переселенцев и их закреплении в этих местах.
В первое время после переселения в трудных военных условиях семья казаков не имела благоприятных возможностей для существования и развития.
Поначалу преобладающей формой семьи у северокавказского казачества была малая семья. И.Д. Попко писал, например, о черномор-
п V V V
ских казаках: «В черноморской казацкой хате не то, что в великоросской крестьянской избе вы не найдете трех и четырех поколений на одних полатях. Здесь семьи вообще малолюдны: их не связывают в большие снопы ни рекрутская сказка, ни подушный оклад. Казаки призывного возраста роятся из отцовской хаты следуя пословице «не кайся рано вставши, а молод оженившись» и каждый городит себе особый двор» [15, а 71]. Т.е. молодожены стремились к самостоятельной жизни, отдельно от родителей.
С середины - конца XVIII в. у казаков происходит процесс вторичного формирования большесемейных коллективов - неразделенных семей. Причинами такого уникального явления в казачьей среде были два главных фактора: первый - хозяйственно-экономический (наделение ка-
зачества большими земельными наделами, при этом земли выдавались исключительно лицам мужского пола) и второй - этнические традиции (существование больших семей в местах исхода славянского населения). Государство и руководители казачества поощряли большую, «крепкую» семью как более надежную и устойчивую. Например, наказной атаман Гребенского казачьего войска Е.П. Ефимович в 1820 г. разработал и издал «Постановление для Гребенского казачьего войска, которыми станичные начальники и сотенные командиры во всякое время должны руководствоваться» [16]. Там, в том числе, наличествовали нормы, регламентирующие брачно - семейные отношения. Согласно им в брак могли вступать мужчины не моложе 18 лет, женщины - не моложе 14 лет. Запрещались разделы больших семей. При этом, надо особо отметить, что среди иногородних (переселенцы, не приписанные к казачьему сословию), проживавших в станицах, преобладали, по прежнему, малые семьи. В отличие от казаков иногородним не полагалось выделение земельных наделов. А «роднение» семей казаков и иногородних происходило крайне редко.
Еще одна особенность вновь возникавших больших казачьих семей - их устойчивость. Помимо славянских традиций, привнесенных с мест выселения, на эту устойчивость влияли характерные черты службы и быта казаков, а также отношение станичной администрации и войскового начальства к этим вопросам, о чем упоминалось выше. Разделение семей не только не поощрялось, но запрещалось и разрешалось лишь в случае выхода казака в запас (выход «на льготу»).
Во многих больших семьях казаков (обычно состоящих из трех, реже четырех поколений) число ее членов доходило до 25 и более человек [17, с. 28-29, 192-193] Например, в станице Карабулакской нам называли семью, состоявшую из отца, матери, 6 братьев и 6 снох и их детей; в станице Калиновской - семью, насчитывавшую 18 человек - отец, мать, 3 брата, 3 снохи, 3 сестры, дети женатых братьев [9]. В кубанской станице Пашков-
ской по сведениям 1884 г. семьи численностью свыше 10 человек и в три поколения составляли большинство - более 60 % [18, а 189].
П.П.Короленко писал: «У линейных казаков нередко можно было встретить в семье старого деда, у которого в полном послушании жили сыновья, внуки и правнуки целыми десятками. Такая семья, выделяя на службу казака, не горевала, потому что имела много рабочих рук, а в случае смерти мужа вдова находила поддержку у родных общего дома» [19, а 29]. Более многочисленными, как правило, были семьи зажиточных казаков. Определенную роль играл и конфессиональный фактор - в старообрядческих казачьих станицах большие семьи сохранялись дольше - до 20-30-х годов XX в.
Новая волна распада больших славянских (казачьих) семей на малые на Северном Кавказе началась во второй половине XIX века и усилилась в XX веке после установления здесь Советской власти. Этот процесс в дореволюционный период, в первую очередь был связан с развитием капиталистических отношений на Северном Кавказе. Он приводил к разрыву внутрисемейных связей, нарушению принципа беспрекословного подчинения младших старшим, детей - воле родителей. Увеличилось число случаев «своеволия» сыновей, требовавших выделения своей доли семейного имущества. Распад больших семей на Тереке и Кубани представлял собой длительный процесс, конкретные формы которого имели много локальных вариантов. Но пространственное разделение больших семей отнюдь не всегда означало разрыв тесных семейных связей. Дома выделившихся семей по возможности располагались вблизи родительского жилища. Нередко сохранялось традиционное разделение труда между самостоятельно поселившимися семьями.
Трагическими для казачества оказались первые годы Советской власти. Антибольшевистские настроения большей части казачества, их участие в выступлениях против новой власти привели к тому, что 24 ян-
варя 1919 г. Оргбюро ЦК РКП(б) одобрило «Циркулярное письмо ЦК об отношении к казакам». В нем предлагалось: «Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно. Провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем казакам вообще, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью» [20, а 177-178]. На местном уровне новой властью принимались многочисленные постановления о выселении казаков.
Начиная с 1919 г. и в начале 1920х гг. шло интенсивное вытеснение казачьего населения из мест их поселений и передача их земель иногороднему и коренному населению края. Например, в Приказе № 01721 /оп (осень 1920 г.) командующего Кавказской армией А. Медведева говорилось: «Член РВС Кавфронта приказал: «Станицу Калиновскую сжечь, станицы Ермоловскую, Заканюртовскую, Самашкинскую, Михайловскую отдать безземельному населению и в первую очередь всем бывшим преданным Советской власти нагорным чеченцам. Для чего все мужское население вышеозначенных станиц от 18 до 50 лет погрузить в эшелоны и под конвоем направить на Север для тяжелых принудительных работ. Стариков, женщин и детей выселить из станиц, разрешив им переселяться в хутора и станицы на Север...» [21, а 86].
Эти процессы вкупе с введением нового Советского законодательства, отменявшего привилегии для казаков, ускоряли распад их больших семей.
Таким образом, за время от начала переселения населения из России в Предкавказье и на Северный Кавказ в XУI в. до начала XX века формы казачьей семьи претерпели эволюцию от малой семьи к больше-семейной общине и от неразделенной семьи вновь к малой семье.
В большой семье существовали более благоприятные условия для сохранения и поддержания семейных традиций - семейных праздников, обычаев и обрядов. XVIII - первая половина XIX века - время усложнения семейных обрядов среди казачества. И это усложнение в значи-
тельной степени шло за счет заимствования отдельных элементов у местного населения.
Оставляя в стороне свадебную и похоронную обрядность, где такие заимствования более заметны (это особые темы для исследования), обратимся к другим семейным традициям, обычаям и обрядам.
Некоторые общие черты в горских и славянских традициях можно проследить в обрядах и обычаях, связанных с рождением ребенка и его воспитанием.
Также как и у горцев, у восточнославянского населения края родильные обряды были опутаны множеством магических действий и приемов, направленных на удачное разрешение роженицы. Беременность старались скрыть от посторонних, «утаить» (от недобрых людей, от завистников, от «сглазу» или от «порчи»). Женщина продолжала трудиться чуть ли не до самых родов. Особенно это характерно было для малых казацких семей, где в отсутствие мужа, несшего военную службу, на ее плечах, по сути, лежало все домашнее хозяйство.
Роды у женщин в казацких станицах, как и у других восточнославянских народов, проходили чаще за пределами дома (в чулане, сарае, хозяйственной постройке, бане). Мужчины и свекровь уходили из дома. Оставалось несколько замужних родственниц [9; 22, а 397]. Сходные обычаи существовали у некоторых горских народов. Так, по сведениям Б.А. Калоева у моздокских осетин женщина не должна была рожать в доме. Например, знаменитый поэт Коста Хетагуров родился в хлеву [23, а 169]. У других кавказских народов (у абазин, ногайцев, карачаевцев и пр.) роды проходили в доме. При этом есть любопытное указание на то, что у карачаевцев и ногайцев, а также у ряда дагестанских народов (части аварцев, лакцев, андийцев и некоторых других) первого ребенка женщина, как правило, рожала не в доме мужа, а в доме своих родителей [10, а 273; 24, а335] Возможно, в этом можно увидеть отголоски архаичного матрилокального поселения на Кавказе.
В случае трудных родов в славянской (казачьей) семье совершали обряды развязывания узлов, открывания замков и других запоров, вынимания клинков из ножен, роженице расплетали косы. У абазин для облегчения родов использовались подобные же приемы - в доме «открывали все замки, раскрывали ножницы, все женщины, находящиеся с роженицей, развязывали и снимали пояса, рожавшей расплетали волосы» [25, а174]. Похожие действия предпринимались и в ногайской семье.
Появлению мальчика казаки радовались особенно. По этому случаю устраивалось щедрое угощение. Так было и у других славянских и кавказских народов. Рождение мальчика в семье казака сопровождалось оружейной стрельбой, многодневными пиршествами с многочисленными тостами, с преимущественным присутствием мужчин, песнями, танцами. По нашему мнению, характер торжества по случаю появления мальчика - оно было достаточно пышным и шумным со стрельбой и тостами -могло быть заимствовано у соседних горских народов (адыгов, кабардинцев, абазин, чеченцев, кумыков, лакцев и др.).
Полевые материалы свидетельствуют, что у казаков как и у горцев были распространены обряды «принятия ребенка в семью» (поднесение к домашнему очагу) и первого укладывания ребенка в люльку с наречением имени. Чаще всего имена давались в честь умерших близких родственников. Еще один важный обряд детского цикла общий для казаков и горцев - первая стрижка волос, Детские первые волосы хранили и использовали как магическое средство в случае болезни ребенка. Такой же обряд зафиксирован у абазин, у карачаевцев, у дагестанских народов [10, а 282; 25, а 176, 258]. Исследователи отмечают особую роль дяди по материнской линии в осуществлении этого обряда.
В казацкой среде имел место и еще один обычай, по-видимому, воспринятый от горских соседей - так называемое «люлечное обручение». Отметим, что он не имел повсеместного распространения среди казачества. Обряд заключался в том, отцы - главы двух семей с ново-
рожденными мальчиком и девочкой проводили их обручение. Это событие, также как и рождение ребенка, считалось важным праздником и сопровождалось приглашением большого числа гостей, угощением, многочисленными тостами, песнями и танцами, взаимным одариванием членов породнившихся семей. Правда, впоследствии это обручение не всегда приводило к свадьбе повзрослевших детей.
Обычай «одаривания» в различных случаях семейных торжеств был широко распространен у всех северокавказских народов, и постепенно эту традицию перенимало и население станиц. Информаторы часто упоминали об обязательных подарках при проведении тех или иных семейных празднеств.
В ряде обрядов детского цикла у горцев и казачьего населения наблюдались сходные приемы и моменты. Например, и у тех, и у других в возрасте, когда ребенок начинал ходить, проводился праздник выбора ребенком будущих занятий - «выбор профессии». А именно. В определенный день перед ребенком на столике раскладывали предметы разной принадлежности. Если это была девочка, то помещали предметы, связанные с женскими занятиями - зеркальце, ножницы, гребенку, предметы женского рукоделия, небольшую медную утварь, куклу, книгу и пр. Для мальчиков набор был другим - уздечка, кинжал, молоток, нож, деньги, книга и пр. Гости, это были в основном женщины - родственницы и соседки, внимательно наблюдали за тем, к чему ребенок потянется, какой предмет выберет [9]. Так определяли - кем он может стать в будущем. Семья готовила угощение, а гости приходили с обязательными подарками.
У абазин этот праздник соединялся с другим важным действием -обрядом «первого шага». Нарядно одетого малыша с перевязанными нитками ножками опускали на пол, и он делал первые шаги, направляясь к столику с вышеназванными вещами [25, а 176]. Тождественный обряд практиковался и у карачаевцев [26, а 258] Исследователи отме-
чают, что этот обряд существовал практически у всех северокавказских народов. Сходство данного обряда у славянского населения и северокавказских народов свидетельствует об универсальном и очень древнем его происхождении. Можно отметить для казачества расширение со временем ассортимента предлагаемых на выбор ребенка предметов, например, появление ножниц, зеркальца, медной посуды, книги.
На обряды и обычаи детского цикла в славянских семьях большое влияние оказало христианство, а в национально - смешанных семьях -ислам. Вместе с тем все они включают реминисценции древних верований - анимизма, фетишизма, тотемизма и магии.
Таким образом, к началу ХХ века семейная обрядность русско-украинского казачьего населения Северного Кавказа представляла собой своеобразное переплетение преобладающей казачьей специфики и некоторых традиций, заимствованных у горского населения.
В наименьшей степени взаимовлияние различных северокавказских этносов и казацкого населения отражалось на внутрисемейных личностных отношениях. Подчиненное положение жены, женщины в семье, обычаи ограничения в общении невестки с родственниками мужа (традиции избегания), соблюдение субординации в отношениях младших и старших в большинстве семей северокавказских народов сохранялись устойчиво и после революции.
Также как и в горской семье у казаков ее главой считался отец, его называли «большак», а среди женщин главной была его жена. Отец был распорядителем всего семейного имущества, управлял всем хозяйством. Сравнивая положение женщины - горянки и женщины - казачки отчетливо видно в целом, что последняя была более свободна и более самостоятельна, чем горянка в решении бытовых и хозяйственных вопросов. А в отсутствии мужа, который часто и подолгу находился на военной службе или на военных сборах, она исполняла роль главы семьи и принимала ответственные решения. В случае необходимости она мог-
ла защитить свой дом (селение) с оружием в руках. Существует даже предание по поводу защиты женщинами - казачками Кизляра от нападения неприятеля.
Но вместе с тем такие общекавказские традиции как уважение старших, подчиненное положение младших мужчин и женщин в семье, сдержанность в проявлении чувств отца и мужа по отношению к своим детям и супруге наблюдались и в казачьей среде. Мужчина-казак, как и мужчина-горец, стеснялся в присутствии посторонних брать на руки своих детей, проявлять излишнее внимание к своей жене. Специалисты по восточным славянам, проживавших в других регионах, не фиксируют среди них таких ограничений.
Военизированный быт казачьего населения, готовность в любой момент с оружием в руках в случае необходимости встать под ружье требовал от казачьей семьи достаточно сурового воспитания подрастающего поколения, особенно мальчиков. Существовало раздельное воспитание мальчиков и девочек. Мальчиков с раннего детства приучали ездить верхом, владеть оружием, серьезно готовили к будущей казачьей службе. Проведение праздников, включавших джигитовку, скачки, различного рода соревнования в ловкости, стрельбе и т.д. - обычные явления в жизни северокавказской казачьей общины. И в этом также можно усматривать влияние соседей-горцев, у которых воспитание мальчиков было достаточно строгим, а приобщение их к оружию начиналось довольно рано. Детей последовательно приучали к участию в трудовой жизни семьи: мальчиков к уходу за домашними животными, за посевами, огородами; девочек учили рукоделию и домашнему хозяйству, приготовлению пищи.
Конечно, в Советский период шли процессы интернационализации жизни горских и славянских народов Северного Кавказа, сближение и усиление сходства в образе жизни. Но это в первую очередь, на наш взгляд, определялось не столько взаимовлиянием, сколько последова-
тельной и целенаправленной государственной политикой в национальной сфере в советские годы. Проблема раскрепощения горской женщины, втягивание ее в производственную и общественно-полезную активную деятельность - едва ли не главная в довоенный период, постоянно обсуждаемая на страницах периодической печати (например, таких журналов как «Революция и горец», «Революция и национальности» и т.д.). Точно также актуальными и часто освещаемыми были проблемы ликвидации неграмотности местного населения, необходимости изучения русского языка как языка межнационального общения.
Большое внимание Советская власть уделяла борьбе с так называемыми «вредными» пережитками. В советский период северокавказская семья, опутанная многовековыми и укоренившимися традициями и обычаями, болезненно расставалась с ними. Этот процесс, активно начавшийся после революции, происходил под сильным влиянием и давлением власти и при мощном сопротивлении мусульманского духовенства и бывших высших сословий северокавказских этносов. Все 1920 годы шла усиленная борьба (в том числе согласно УК РСФСР от 1928 г. (гл. X) с привлечением к уголовной ответственности) с так называемыми «пережитками» прошлого в семейной жизни, которые в законодательных актах характеризовались как «бытовые преступления». К ним относились такие широко распространенные на Северном Кавказе явления как многоженство, обряд умыкания невесты, женитьба на несовершеннолетних, ранние браки, выплата или получение калыма, кровная месть. Издавалось множество государственных законодательных актов. Для борьбы с «пережитками» привлекалась советская и партийная общественность. Достаточно подробно эта сторона деятельности Советской власти в предвоенные годы освещена в работах Я.С. Смирновой [27, а 185-273]. И эта борьба преподносилась как необходимая и составная часть советизации населения Северного Кавказа.
Но оглядываясь назад, в прошлое, с высоты сегодняшнего дня вряд ли можно считать эту борьбу успешной. Несмотря на мощь всей агитационно-пропагандистской советской машины, многие досоветские семейные традиции не хотели исчезать. Сохраняясь, чаще они принимали трансформированные, порой завуалированные формы. Наши полевые материалы 60-70-х гг. ХХ в. подтверждают бытование среди населения и некоторых прежних обрядов и обычаев, в частности калыма. Это яркое свидетельство того, что традиции, являясь элементами культурного наследия, обнаруживают значительные адаптивные возможности.
Итак, за несколько столетий жизни на Северном Кавказе переселенцы, в целом успешно адаптировались к местным природно-географическим и этническим условиям. В результате постоянных межнациональных контактов между вновь прибывшими и местными жителями Северного Кавказа, они восприняли не только многие элементы их материальной культуры (например, мужской костюм), но и ряд семейных обычаев и обрядов. Взаимодействие приводило к взаимовлиянию на культуры друг друга, что вело к созданию собственного регионального варианта восточнославянской культуры, особенно типичного для казачества.
Были ярко выраженные заимствования у горцев (гостеприимство, куначество, аталычество), прочно укоренившиеся в казачьей семье и ставшие ее неотъемлемой частью. Но было и менее заметное влияние горской этики, семейных традиций (степень почитания родителей, старших в семье, соблюдение субординации во взаимоотношениях разных поколений, отношение к женщине, гостю). Общеславянское и то, что восприняли переселенцы от горцев, формировало особый менталитет северокавказского казачества и других групп славянского населения региона.
Список использованных источников
1. Лавров Л.И. Историко-этнографические очерки Кавказа. Л.: «Наука», 1978. 183 с.
2. Фелицын ЕД. Материалы для истории колонизации Северного Кавказа // Памятная книжка Кубанской области на 1881 г. Краснодар. С. 66.
3. Попко И.Д. Терские казаки со стародавних времен. 1. Гребенское войско. СПб., 1880. С. 7-8.
4. Заседателева Л.Б. Культура и быт русского и украинского населения Северного Кавказа в конце XVI-XIX в. // Кавказский этнографический сборник. М.: «Наука», 1984. С. 38-64.
5. Бестужев-Марлинский А.А. Кавказские очерки. ПСС. Ч. 9-10. СПб., 1838-1839.
6. Ахмадов Ш.Б. Куначество как одна из форм развития межэтнических связей на Кавказе в XVIII-XIX вв. Доклад на конференции по теме: «Ф.А. Щербина и народы Юга России. История и современность». Краснодар, 2006.
7. Гиляровский В.А. Собрание сочинений в 4-х т. Т. 1. М., 1968.
8. История народов Северного Кавказа (конец XVIII - 1917 г.). М.: «Наука», 1988. 659 с.
9. Северо-Кавказская экспедиция кафедры этнографии (этнологии) исторического факультета МГУ им. М.В.Ломоносова. Полевые материалы авторов.1960-1970-е годы.
10. Гаджиева С.Ш. Семья и брак у народов Дагестана в XIX - начале XX в. М.: «Наука», 1985. 358 с.
11. Гамзатова А.Ш. Гостеприимство и куначество у горцев Центрального и Западного Дагестана в X-X - начале XX веков: дис. ...канд. ис-тор. наук. Махачкала, 2007.192 с.
12. Калоев Б.А. Осетины М.: «Голос-пресс», 2005. 480 с.
13. Ахмадов Ш.Б. Кунаки // Вехи единства: Сб. статей, посвященный 200-летию добровольного вхождения Чечено-Ингушетии в состав России. Грозный: Чечено-Ингушское книжное издательство, 1982. 163 с.
14. Кубанский сборник. Екатеринодар. 1901. Т. 7. С. 86.
15. Попко И.Д. Черноморские казаки в их гражданском и военном быту. СПб., 1858. С. 71.
16. Нефедов В.Н. Письменное оформление норм обычного права у казаков в первой половине Х!Х в. // Проблемы развития казачьей культуры. Матер. науч.-практ. конф. Майкоп, 1997.
17. Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа (СМОМПК). Вып. 3. Тифлис. 1883. С. 28, 29, 192-193.
18. Кубанские станицы: Этнические и культурно - бытовые процессы на Кубани. М.: «Наука», 1967. 356 с.
19. Короленко П.П. 200-летие Кубанского казачьего войска. 1696-1896. Екатеринодар, 1896. С. 29.
20. Известия ЦК КПСС. 1989. № 6. С. 177-178.
21. Бугай Н.Ф., Гонов А.М. Кавказ: народы в эшелонах (20-60-е годы). М.: ИНСАН, 1998. 365 с.
22. Этнография восточных славян. Очерки традиционной культуры М.: «Наука», 1987. 557 с.
23. Калоев Б.А. Моздокские осетины. М.: «Наука», 1995. 245 с.
24. Керейтов Р.Х. Ногайцы. Особенности этнической истории и бытовой культуры. Ставрополь: «Сервисшкола», 2009. 463 с.
25. Алексеева Е.П., Данилова Е.Н., Кунижева Л.З. и др. Абазины. Исто-рико-этнографический очерк. Черкесск: Ставропольское книжное издательство, 1989. 237 с.
26. Невская В.П., Шаманов И.М. Студенецкая Е.Н. и др. Карачаевцы. Историко-этнографический очерк. Черкесск: Ставропольское книжное издательство, 1978. 335 с.
27. Смирнова Я.С. Семья и семейный быт // Культура и быт народов Северного Кавказа. М.: «Наука», 1968. С.185-273.
