CC BY
68
ВЛИЯНИЕ РЕГИОНАЛЬНЫХ ЦЕНТРОВ СИЛЫ НА ЦЕНТРАЛЬНУЮ АЗИЮ: КОНФЛИКТ ИНТЕРЕСОВ — СОТРУДНИЧЕСТВО ИДЕЙ — КОНФЛИКТ СТРАТЕГИЙ?
Нур ОМАРОВ
доктор исторических наук, профессор Кыргызско-российского славянского университета (Бишкек, Кыргызстан)
Эсен УСУБАЛИЕВ
кандидат исторических наук, ведущий эксперт Института стратегического анализа и прогнозирования при Кыргызско-российском славянском университете (Бишкек, Кыргызстан)
«Г
еополитическии вакуум», возникший в Центральной Азии после распада СССР, трансформиро-
вался в вакуум безопасности для расположенных здесь государств. Однако во второй половине 1990-х годов это простран-
ство стали интенсивно заполнять разнородные и разновеликие региональные и субрегиональные образования, в создании которых активно участвовали страны, расположенные вне их пределов. Для многих из них характерны претензии на региональное лидерство и монопольное положение в системе евразийской безопасности1.
Возобновление после 1991 года широких контактов государств региона с окружающим геополитическим и геоэкономи-ческим пространством положило конец их многолетней изоляции, восстановив естественный характер процессов взаимодействия с сопредельными регионами мира. Этим в некоторой степени усиливается их восприимчивость к воздействиям, «ретранслируемым» из внешнего окружения через граничащие с ними страны, входящие в другие структуры безопасности в рамках евразийского континента. Объективным следствием становится столкновение центробежных и центростремительных тенденций, порождающее как расслоение единого пространства, существовавшего в рамках Советского Союза, так и естественное стремление к возрождению прежних геополитических единиц на новой основе. На примере новых независимых государств Центральной Азии это проявляется в их сохраняющейся зависимости от прежних центров влияния (России, Китая, стран Ближнего Востока) наряду с определившимся поворотом к принципиально новым геополитическим партнерам (США и страны ЕС).
Оценивая данный процесс, необходимо отметить, что он проходил в контексте тенденций глобального развития, отражая
1 Интересный взгляд на ситуацию, складывающуюся в регионе, излагают следующие авторы: Фененко А. Американский фактор и кризис трансъевразийского пространства // Центральная Азия и Кавказ, 2003, № 3 (27); Лаумулин М. Столкновение интересов в Центральной Азии на современном этапе // Материалы международной конференции «Взаимоотношения между Россией и странами Центральной Азии в новом стратегическом контексте» (Алматы, 26 ноября 2003 г.) [Ьйр://ш№ж ipr.kz].
стремление постсоветских государств Центральной Азии к активной интеграции в мировое пространство и борьбе с транснациональными угрозами безопасности, в связи с чем внешняя политика республик ЦА основывалась на принципах многостороннего сотрудничества с активным использованием потенциала новых союзников. В значительной степени это обусловливалось спецификой трансформации и ограниченной ресурсной базой большинства малых стран Евразии, что предопределяло их слабость и повышенную потребность во внешней помощи. Данный факт — одно из наиболее ярких проявлений оборонительной стратегии их развития в условиях глобализации, что почти автоматически низводило государства, возникшие после распада СССР, к роли аутсайдеров, вынужденных следовать в русле политики более сильных мировых держав.
Рассматривая указанные факторы сквозь призму взаимодействия мировых и региональных государств на евразийском пространстве, необходимо отметить следующее.
Анализ их действий на современном этапе свидетельствует о наличии у каждой из этих стран собственного видения путей и методов обеспечения евразийской безопасности, основанного на долгосрочных национальных интересах. В данном случае наиболее адекватной оценкой выступает их определение в качестве самостоятельных проектов, активно реализуемых посредством разнообразных рычагов воздействия.
Постсоветский проект России направлен на восстановление в ЦА прежнего влияния, включая «привязку» стран региона в качестве одного из факторов последующей коррекции курса США на мировой арене. Если принять в расчет реалии нынешнего этапа развития новых независимых государств, то очевидна попытка выстроить новую модель отношений, в которой по возможности одинаково учитывались бы их интересы.
На формирование внешней политики Вашингтона воздействует комплекс раз-
ных факторов, вследствие чего даже в трудах американских исследователей отсутствует единство мнений о ее будущем, а также о потенциальном влиянии на дальнейшее развитие2.
Однако нет сомнений в том, что к текущему моменту политическое руководство США определило стратегическое видение перспектив Центральной Евразии. «Неоимпериальный» проект Вашингтона направлен на заполнение геополитического вакуума при доминирующей роли Соединенных Штатов. Эта цель должна была быть достигнута путем создания по периметру границ Российской Федерации и КНР сети подконтрольных политических режимов, экономически и финансово «привязанных» к Белому дому, который в настоящее время переходит к более активной фазе действий на данном направлении. Одним из инструментов достижения отмеченной стратегической цели были избраны так называемые «цветные революции» с псевдодемократическим содержанием.
Этому противостоит «ассимиляционный» проект Пекина, порожденный сочетанием реалий современного мирового развития и внутренними установками политической элиты Китая, имеющими длительную историческую традицию. Практически это достигается посредством стратегии много- и двустороннего сотрудничества в сфере экономики и безопасности.
2 Cm.: The Future of American Foreign Policy. Second Edition / Ed. by Eugene R. Wittkopf. New York: St. Martin’s Press, 1994. 350 pp.; Washburn J.L. United Nations Relations with the United States: The UN Must Look Out for Inself. B kh.: The Politics of Global Governance. International Organizations in an Interdependent World / Ed. by Paul F. Diehl. Colorado: Lynne Rienner Publishers, 2001. P. 467—483; Chupchan Ch.A. The End of the American Era: U.S. Foreign Policy and the Geopolitics of the Twenty-First Century. New York: Knopf, 2002; Ray H.N. At Home Abroad: Identity and Power in American Foreign Policy. Ithaca, New York: Cornell University Press, 2002; Unilateralism and U.S. Foreign Policy. International Perspectives / Ed. by David M. Malone, Yuen Foong Khong. Colorado: Lynne Rienner Publishers, 2003. 480 pp.; Art R.J. A Grand Strategy of America. Ithaca, New York: Cornell University Press, 2003.
Несмотря на второстепенность региона для мировой политики КНР (в свете ее возможного противостояния с США в ЮгоВосточной Азии), усиливающееся влияние Китая в ЦА уже сейчас многие эксперты оценивают как неоспоримый факт.
Определенный интерес вызывает «интеграционный» проект Европейского союза, направленный на создание в Центральной Евразии интегрированных территорий «по своему образу и подобию». Усилия, предпринимаемые руководством ЕС, постепенно преодолевают накопившуюся в последние годы инерцию центробежных отношений, стимулируя совместный поиск государствами региона наиболее приемлемых решений. Второй позитивный момент выражается в стабилизирующей роли европейской политики в регионе СНГ. В частности, об этом свидетельствует принятие в 2007 году новой стратегии Евросоюза в ЦА на период до 2014 года, предусматривающей сотрудничество по семи направлениям.
Предполагается, что каждый из данных проектов должен создать наилучшие условия для обеспечения безопасности поддерживающих его стран Евразии или же государств, так или иначе вовлеченных в сферу его действия. Однако практика показывает, что проблемы безопасности малых стран Евразии чаще всего отступают на задний план перед интересами внереги-ональных игроков. В их числе необходимо указать на особую позицию «региональных центров влияния», пытающихся активно воздействовать на ситуацию в Центральной Азии.
В этой связи следует отметить, что особый интерес представляет анализ стратегий КНР и Японии относительно государств региона. Если в первой половине 1990-х годов главную интригу вызывала оценка конкурентного потенциала Турции и Ирана в их влиянии на развитие ЦА, то сегодня гораздо интереснее выглядит сопоставление моделей сотрудничества и возможностей, предлагаемых странам региона Китаем и Японией.
Стратегия КНР в ЦА: современный этап и перспективы
Центральноазиатское направление внешней политики Пекина строится на создании вокруг КНР так называемого «пояса добрососедства». Основными инструментами для этого избраны как многосторонний уровень (ШОС), так и двусторонний, формируемый путем прямых межгосударственных контактов. Это обусловлено тем, что наибольшую угрозу для Китая создают ставшие глобальными проблемы международного терроризма и экстремизма. Трудно не согласиться с тем, что эта страна охвачена «дугой нестабильности»: государства Центральной Азии, Афганистан, Пакистан и Индия грозят ей с северо-запада, запада и юго-запада потенциальной дестабилизацией. Но именно северо-западная и западная области КНР являются наименее развитыми. Здесь расположены автономные территориальные образования, претендующие на самостоятельность (Синьцзян-Уйгурский автономный район, Тибет), что может стать благодатной почвой для роста протестных настроений и внутренних противостояний. Поэтому Китай старается нормализовать ситуацию, чтобы снизить в регионе риск возникновения новых очагов конфликтов3.
Следует отметить очевидные успехи дипломатии КНР, поскольку для отношений Поднебесной с республиками ЦА характерна тенденция к росту практически по всем направлениям. Основой для этого выступает расширение экономического сотрудничества, особенно характерное для предыдущих лет.
За последние годы КНР внесла ряд предложений по стимулированию экономических связей со странами региона. Они предусматривают создание зоны свободной торговли и региональной инфраструктуры в рамках ШОС, что способствует стабильному росту обмена товарами и услугами, а также снижению и постепенному устранению нетарифных барьеров; предполагает реализацию крупных проектов на транспорте, в энергетике, телекоммуникациях, сельском хозяйстве, легкой (в том числе текстильной) промышленности. Пока государства ЦА относятся к этим инициативам неоднозначно, в частности, высказывают опасения по поводу того, что их рынки заполнит китайский импорт и будет вытеснена их собственная продукция. К тому же вызывает тревогу активизация легальной и нелегальной трудовой миграции в сопредельные государства, а также увеличивающаяся китайская диаспора в других странах ШОС.
В то же время, как отмечают отдельные авторы, для расширения экономического сотрудничества с государствами региона КНР начинает вовлекать их в свои «национальные проекты». Одно из подтверждений тому — строительство новых транспортных магистралей4.
К 2010 году Пекин планирует проложить китайско-кыргызско-узбекскую железную дорогу. По информации ChinaPRO, решение, принятое 9 мая 2007 года Комитетом по делам развития и реформы Синьцзян-Уйгурского автономного района, в очередной раз подтверждает серьезность планов Пекина, который намерен в 11-й пятилетке (2006— 2010 гг.) соорудить участки железной дороги Китай — Кыргызстан — Узбекистан. Реализация данного проекта не только принесет экономическую выгоду упомянутым странам, но и будет способствовать развитию республик ЦА, активизации экономического сотрудничества со странами Южной Азии и Европы.
3 См.: Рашидов Б. Китай и Центральная Азия, 31 января 2007 ferghana. Ru].
4 См.: Сидоров О. Китай в XXI веке начинает постепенно вовлекать в свои национальные проекты республики Центральной Азии, 17 июля 2007 [http://gazeta.kz/].
Все участники указанного плана имеют свои интересы относительно данной магистрали. Для Узбекистана и Кыргызстана принципиальны экономические аргументы, благодаря которым появляется возможность влиять и на политическую ситуацию в этих республиках, а Китай создает благоприятные условия для своего бизнеса в плане расширения взаимодействия со своими соседями. Кроме того, Пекин сможет достаточно хорошо изучить политическую и социально-экономическую ситуацию не только в открытом для всех Кыргызстане, но и в Узбекистане. Это будет во многом способствовать выработке и корректировке КНР тактики дальнейшего сотрудничества с политическими элитами данных государств. Строительство железной дороги важно для Поднебесной и тем, что позволяет изменить транспортную структуру в СУАР и других западных районах страны, предоставит удобный случай форсировать их масштабное освоение. После реализации данного плана Пекин получит транспортный коридор, связывающий Восточную и ЮгоВосточную Азию с Центральной и Западной Азией, а также государствами Южной Европы. Становится очевидным, что Китай обретает возможность извлечь из этого транспортного проекта наиболее крупные дивиденды5.
Прокладка нефте- и газопроводов представляет особый интерес для Китая как крупного импортера углеводородного сырья. В настоящее время КНР занимает третье место в мире по потреблению энергоносителей (после США и Японии). Более того, согласно ожиданиям, уже через 10 лет Китай опередит Японию по использованию энергетических ресурсов. Согласно прогнозам экспертов КНР, в 2020 году потребность Поднебесной в нефти достигнет 380—400 млн т (при собственной добыче в 170—180 млн т).
Одним из инструментов расширения влияния КНР в регионе призвано стать формирование так называемых «четырех платформ» сотрудничества Урумчи — административного центра СУАР — и республик ЦА, предпринимаемое по инициативе Пекина6.
■ Во-первых, планируется создать платформу для развития многоканальной торговли с государствами региона. В Урумчи, установившем связь с восьмью сопредельными странами, созданы две зоны освоения государственного значения, одна зона обработки экспортной продукции, пять КПП второй категории и около 200 товарных рынков, 32 из которых — с годовым объемом торговли, превышающим 100 млн юаней, а 10 — с более 1 млрд. В 2006 году на Урумчи приходилось свыше 50% объема внешнеторгового оборота всего Синьцзяна.
■ Во-вторых, предполагается сформировать высокоэффективную платформу обмена. Соотношение сельского хозяйства, промышленности и индустрии услуг составляет в городе Урумчи 1,5:37,0:61,5. На отрасль обращения и услуг приходится более 60% ВВП. Вместе с тем этот город имеет более совершенную логистическую систему и базу для высокоэффективного товарообмена.
■ В-третьих, намечено создать платформу для перемещения производства с востока и расширения взаимовыгодного сотрудничества в регионе Центральной Азии. В Урумчи насчитывается порядка 10 основных отраслей — нефтехимия, металлургия, текстильная промышленность, машиностроение, высокие технологии, стройматериалы, фармацевтика, пищевые продукты, мебель и одежда.
■ В-четвертых, предусматривается сформировать платформу для проведения форума по вопросам торгово-экономического взаимодействия в ЦА.
5 См.: Сидоров О. Указ. соч.
6 См.: Урумчи планирует создать «четыре платформы», ориентированные на Центральную Азию [http://easttime.rU/analitic/3/8/305.html].
Отмеченное позволяет прийти к выводу об интенсивно растущем экономическом и политическом сотрудничестве КНР со странами Центральной Азии, вследствие чего Китай имеет все шансы уже в среднесрочной перспективе стать их доминирующим внешнеполитическим партнером.
Стратегия Японии в ЦА: трансформация региона в коридор мира и стабильности
В 1992 году Япония приступила к планомерному изучению Центральной Азии и постепенному выдвижению инициатив в этом новом для нее регионе. Соответственно, внешняя политика Токио в ЦА определенным образом изменилась. В этой связи, несмотря на сравнительно короткий срок дипломатической деятельности страны в регионе, при изучении перспектив ее сотрудничества с республиками ЦА необходимо помнить, что Токио представляет не только собственные интересы, но и в первую очередь интересы Вашингтона. Следует также учитывать, что более 50 лет их связывают тесные отношения, основанные на Договоре о безопасности и взаимозависимости экономических систем обоих государств. В связи с этим невозможно рассматривать инициативы Японии в регионе без учета интересов Соединенных Штатов.
1992—1996 годы. В этот период Япония, США и страны ЕС начали оказывать бывшим республикам СССР материальную помощь, направленную на поддержку их демократических, экономических и иных реформ. Дотации, кредиты и гранты, выделявшиеся по программе Официальной помощи развитию, были вкладом Японии в общее дело стабилизации постсоветского пространства. Финансовое содействие Токио странам ЦА отвечало следующим целям:
— способствовало переориентации бывших советских республик на страны западного сообщества, что отвечало духу союзнических отношений с США;
— содействовало созданию позитивного имиджа Японии в республиках региона и международном сообществе, что соответствовало ее стремлениям играть более значимую роль в мировой политике, а в конечном счете — стать постоянным членом Совета Безопасности ООН.
1996—2001 годы. Для первой половины этого периода характерна резкая активизация Японии на центральноазиатском пространстве, что связанно с выдвижением «Евразийской дипломатии» Р. Хасимото (1997 г.) и «Программы действий по дипломатии Шелкового пути» К. Обути (1998 г.). Наряду с пропагандистскими лозунгами о необходимости доверия, взаимовыгодного и долгосрочного сотрудничества, продвижения идеи о развитии транспортной инфраструктуры региона для дальнейшего выхода на внешние рынки значительных энергоресурсов ЦА, главные цели этих инициатив имеют довольно простое объяснение.
В середине 1990-х годов (по мере накопления и анализа информации) Токио приступает к активным экономическим действиям. Осознание существенного ресурсного потенциала Центральной Азии, в частности Каспийского моря, вызвало необходимость принять четко сформулированные концепции, определяющие основные положения центральноазиатской политики Японии с учетом стран, граничащих с этим регионом, а также предлагающие соответствующие меры для активизации взаимодействия с государствами ЦА в приоритетных сферах.
Все эти концепции строились на том, что при географической изолированности республик ЦА их ресурсный потенциал способен принести взаимную выгоду только в том случае, если по территории региона будут проходить современные и хорошо интегрированные транспортные артерии, в частности современный Шелковый путь, основным товаром которого стали бы энергоресурсы стран ЦА. Данные инициативы придали импульс развитию дальнейшего сотрудничества с республиками региона, активизировали практику оказания адресного содействия приоритетным сферам их экономики. Кроме того, деятельность Японии в ЦА способствовала привлечению внимания мирового сообщества к проблемам региона.
Во второй половине указанного периода Япония оставалась активным участником проектов по разработке и освоению энергетических ресурсов Центральной Азии в рамках «евразийских инициатив», а также продолжала тесное экономическое взаимодействие в условиях нестабильной обстановки у южных границ региона. В силу этих факторов особенное значение политики Токио заключается в долгосрочности его интересов в ЦА и ожидании позитивных изменений ситуации в регионе (решение проблемы обеспечения безопасности), что позволило бы в будущем реализовать упомянутые проекты.
Практически сразу после объявления «евразийских инициатив» Японии обнаруживается главное препятствие на пути претворения в жизнь грандиозных планов по созданию моста между Востоком и Западом — проблема обеспечения безопасности в Центральной Азии. Нестабильность в Афганистане вызывает серьезные сомнения в жизнеспособности одного из основных путей доставки энергоресурсов. В этой связи Токио, неспособный кардинально повлиять на ситуацию в регионе, концентрирует внимание на дальнейшем развитии и углублении двусторонних отношений с ключевыми государствами ЦА: Казахстаном и Узбекистаном.
Расстановка политических приоритетов в регионе, подкрепляемая финансовой помощью, соответствовала необходимости Японии опираться в своей политике в Центральной Азии на ведущие страны региона, что обусловливалось их географическим положением, ресурсным потенциалом и внешнеполитическими ориентирами.
Понимая значимость резервов Казахстана и его лидирующего положения в ЦА, в 1999 году Япония установила с республикой стратегическое партнерство, включающее тесные и регулярные связи, а также консультации по наиболее важным проблемам международных отношений, поскольку от РК зависит один из основных путей транспортировки энергоресурсов в государства АТР, а точнее — единственно возможный при нестабильности в Афганистане.
После событий 11 сентября 2001 года в США и последующего военного присутствия в регионе американских войск Токио налаживает стратегическое партнерство с Узбекистаном, который сыграл одну из ключевых ролей в поддержке военной операции в Афганистане. С 1996 года Узбекистан — самый крупный в ЦА получатель финансовой помощи Японии и объект инвестирования.
Тем не менее эти выводы — лишь одна сторона политики Токио в ЦА, именно военное присутствие в регионе Соединенных Штатов позволило рассмотреть деятельность Японии под несколько иным углом зрения и привело к мнению о наличии в Центральной Азии особо не афишируемого японо-американского сотрудничества.
Политика Страны восходящего солнца обнаруживает использование различных подходов к решению идентичных проблем республик ЦА в соответствии с их значением для региональных приоритетов Японии: соблюдение прав человека, реализация демократических и экономических реформ, либерализация экономики. Практика «двойных стандартов в Центральной Азии», а также предоставление экономической помощи в зависи-
мости от внешнеполитической ориентации этих государств демонстрируют связь с политикой США в регионе.
Многие инициативы Японии не соответствуют поставленным целям и задачам, которые они призваны решать, и декларативны по своему характеру. Намерение Токио содействовать демократизации и либерализации экономик стран ЦА — при довольно частом использовании этих формулировок — не имеет принципиального значения и не оказывает существенного влияния на двусторонние отношения, если речь идет о заинтересованности в ресурсах той или иной республики.
В первую очередь это касается Казахстана и Узбекистана, с которыми Япония оформила стратегические отношения и налаживает тесные экономические связи. Квазидемок-ратические режимы Астаны и Ташкента не испытывают давления со стороны Токио по проблемам нарушений прав человека и преследований по политическим или религиозным мотивам. Это касается и тоталитарного режима Туркменистана, который не препятствует участию Японии в совместных проектах в газовой и в других сферах.
В условиях географической заблокированности республик ЦА и нестабильности в регионе столь масштабное экономическое содействие Токио и участие во многих проектах свидетельствует о наличии несколько иных целей в ЦА, где ряд лет Япония проводила скрытую политику, задачи которой стали ясны лишь с началом военного присутствия США в регионе. Таким образом, становится очевидным, что решение проблем обеспечения безопасности, столь необходимое для стабильных поставок энергоносителей в будущем, связывалось, по мнению Токио, с военным присутствием Вашингтона.
Глобализация внешней политики Страны восходящего солнца диктует необходимость соответствующих изменений ключевых принципов международной деятельности державы и их перевода на новый глобальный уровень. В XXI веке японо-американское взаимодействие все больше обретает общемировой характер. Нестабильность в Афганистане, растущее влияние в регионе Китая и другие объективные причины стимулировали сотрудничество Японии и США, направленное на вовлечение Центральной Азии в сферу их влияния посредством различных экономических и политических инициатив.
Стремительное развитие ситуации в регионе после событий 11 сентября 2001 года — антитеррористическая операция в Афганистане, создание с этой целью военных баз США в Кыргызстане и Узбекистане и последующее устранение режима «Талибан» — открыло новую страницу в политике Японии в Центральной Азии, выявило конечные цели ряда ее инициатив и позволило обнаружить взаимосвязь между 12-летней деятельностью Токио в регионе и стремлением Вашингтона реализовать стратегическое присутствие в ЦА. В целом политика Японии оценивается как один из элементов финансового обеспечения будущего присутствия США в данном регионе.
Столь явные совпадения с исторической ролью японо-американского сотрудничества времен «холодной войны», за счет которого достигалась безопасность Японии и решались стратегически важные задачи Соединенных Штатов по сдерживанию СССР на Дальнем Востоке и в АТР указывают, по всей видимости, на «второе рождение» данных реалий, трансформировавшихся в современных геополитических условиях.
Совершенно очевидно, что события в Афганистане, усиление Китая в АТР и ЦА, пересмотр Японско-американского договора о безопасности и руководящих принципах военного сотрудничества (1996 г.), а также евразийские и центральноазиатские инициативы Токио находятся в тесной связи.
В первую очередь необходимо исходить из идеи о взаимозависимости АТР и Центральной Азии, связующим звеном которых служит Китай. Усиление КНР, ее растущий военный и экономический потенциалы вызывают озабоченность как Японии, так и США. Пересмотр некоторых положений их Договора о безопасности и руководящих
принципах военного сотрудничества имел ярко выраженную антикитайскую направленность и свидетельствовал о намерении сдерживать Поднебесную в АТР и Юго-Восточной Азии.
Возрастание роли Китая на центральноазиатском направлении вызвало обеспокоенность Соединенных Штатов и Японии, выразившись в понимании необходимости сдерживания КНР в данном регионе. В этой связи обозначаются новые аспекты «Евразийской дипломатии» и «Программы действий по дипломатии Шелкового пути», направленные на решение конкретных задач, выходящих за рамки экономических отношений. Указанные инициативы активизировали субсидирование транспортных проектов в Центральной Азии, в частности в Узбекистане и Кыргызстане. Именно эти две республики впоследствии стали основным плацдармом военного присутствия в регионе США, которые сполна использовали результаты вышеупомянутой деятельности.
Финансовая помощь Токио Ташкенту направлялась и на поддержание стабильности режима последнего и его лояльности Вашингтону. Это в большей степени было необходимо для решения военных задач США в Афганистане. Бишкек, также получавший поддержку, был необходим не только для войсковой операции 2001—2002 годов, но и для последующего сдерживания Китая, имеющего с Кыргызстаном общую границу.
Несмотря на стремление Японии играть большую роль в международных отношениях, она остается в русле американской политики. В Центральной Азии Токио выступил в уже привычной ему по недавней истории (война в Персидском заливе 1991 г.) роли финансового источника обеспечения стратегических интересов США.
В 2006 году министр иностранных дел Японии Таро Асо внес на заседании национального пресс-клуба новую центральноазиатскую инициативу, в которой обозначил основные цели Токио в регионе. Содержание выступления можно условно разделить на две части:
— общие концептуальные позиции, с которых Япония рассматривает страны ЦА в качестве объекта своей внешней политики;
— новый взгляд Токио на систему региональных отношений, указывающий на постепенное переосмысление им собственной роли в Центральной Азии.
В выступлении подчеркивалась особая роль ЦА в XXI веке — как региона, богатого природными ресурсами, и важного элемента глобальной безопасности. Обеспечение таковой в Центральной Азии крайне важно для Токио с точки зрения стабильной добычи и доставки природного сырья.
По мнению ряда аналитиков, географическая замкнутость Центральной Азии и, как следствие, отсутствие выхода на мировой рынок энергоносителей бассейна Каспийского моря делают бессмысленными старания Японии и других стран, направленные на развитие нефтегазовой отрасли, ориентированной на экспорт, по крайней мере до тех пор, пока не будет решен вопрос об обеспечении безопасной и стабильной доставки углеводородов до любого из подготовленных портов в Персидском заливе либо в Индийском океане. При этом учитывался фактор стран Ближнего Востока, запасы нефти которых и ныне играют определяющую роль на мировом рынке, в то время как каспийское черное золото обусловливает переизбыток, что, несомненно, невыгодно ряду государств. Тем не менее такие рассуждения уместны лишь в краткосрочной и среднесрочной перспективе.
В долгосрочном же плане, если учитывать бурный экономический рост и увеличивающиеся потребности в нефти, энергетические ресурсы Каспия в любом случае найдут выход на мировой рынок. Главные вопросы в том, кто будет контролировать пути доставки энергоресурсов Каспия и от кого будет зависеть прокладка технически сложных,
сопряженных с большими финансовыми затратами нефте- и газопроводов. Совершенно очевидно, что страны ЦА, несмотря на богатые запасы углеводородов, неспособны самостоятельно построить эти объекты, а также обеспечить их безопасность на всем протяжении.
Налицо сложная задача, решение которой вынуждает государства региона сотрудничать со странами, располагающими возможностями в данной сфере, в том числе с Японией (наряду с США, Россией и Китаем). При этом важно учитывать роль Токио в контексте его союзнических отношений с Вашингтоном.
Регулярно продлеваемый и корректируемый Японско-американский договор о безопасности, который в скором времени может обеспечить полноценный военно-стратегический альянс двух ведущих экономических, а в случае отказа от пацифистской Конституции Японии — и военных держав мира, в условиях глобализации уже привел к тому, что союзнические отношения этих двух государств вышли далеко за пределы АТР.
В этой связи при попытке анализа политики Токио в Центральной Азии необходимо учитывать союзнические отношения между Японией и США, а также устоявшийся механизм распределения ролей, которые в XXI веке распространяются в глобальном масштабе. Таким образом, руководствуясь этими факторами, мы подходим к раскрытию сути второй части инициативы Токио — «Трансформации Центральной Азии в коридор мира и стабильности».
Япония определила три направления, на основе которых будет строить свою политику в регионе: подход к нему с учетом долгосрочной перспективы, поддержка открытого регионального сотрудничества и поиск партнерства, основанного на общих универсальных ценностях. Остановимся на анализе первых двух пунктов, поскольку третье направление — декларативный лозунг, призванный придать новой политике Токио красивое обрамление.
Долгосрочные интересы Страны восходящего солнца в ЦА неоднократно подчеркивались во всех известных инициативах и вообще свойственны ее политике. Япония не ограничивалась «разовыми» акциями, а ее политика — с присущим ей японским прагматизмом — всегда направлялась на разработку долгосрочных мер.
Учитывая ресурсы региона, Токио связывает свои ожидания с решением вопроса обеспечения безопасных путей доставки сырья через Афганистан и Пакистан. Не случайно в упомянутом выше выступлении Таро Асо отмечает, что стабильность Афганистана непосредственно влияет на ситуацию в Центральной Азии, а для Японии важна безопасность в странах, граничащих с регионом. В то же время очевидно, что гарантировать эту стабильность должны США, которые, несмотря на сложную обстановку в Афганистане, сохраняют там военное присутствие. Безусловно, сейчас практически невозможно предугадать, смогут ли Соединенные Штаты обеспечить безопасность этого маршрута, но в долгосрочной перспективе важно другое: у Токио и Вашингтона есть время и возможности удержать свои позиции в регионе, по крайней мере до тех пор, пока страны Ближнего Востока сохраняют статус главного поставщика нефти на мировой рынок.
Следующим направлением политики Токио в Центральной Азии станет поддержка открытого регионального сотрудничества. Япония считает, что основным препятствием на пути процветания ЦА (наряду с уже отмеченной географической замкнутостью) является то, что в период СССР экономика каждой его республики была построена по принципу узкой отраслевой специализации, а после распада Советского Союза страны региона, выйдя из единой экономической системы, оказались в весьма уязвимом положении. Без регионального взаимодействия, как полагает Токио, у республик Центральной Азии нет будущего.
В этой связи суть данного направления политики Японии — не просто поддерживать сотрудничество государств региона, а стать его инициатором в определенных сферах в надежде на то, что эти страны будут рассматривать содействие со стороны Токио как возможность укреплять друг с другом связи и сотрудничество. Другой аспект этого варианта заключается в том, что Токио предлагает республикам Центральной Азии развивать сотрудничество в духе полной открытости, концентрируя внимание на координации действий с другими главными международными «донорами» программы ОПР, а также с иными транснациональными финансовыми институтами.
Предложение Японии стать инициатором регионального взаимодействия в отдельных сферах — показатель ее стремления качественно изменить свою роль в процессах, отмечаемых в ЦА. Если раньше Страна восходящего солнца старательно формировала положительный имидж державы, желающей помочь молодым независимым государствам Центральной Азии, руководствуясь сугубо «альтруистическими побуждениями», а в действительности пыталась заручиться их поддержкой для обретения статуса постоянного члена Совета Безопасности ООН, то ныне Токио предлагает «работать вместе ради всеобщего блага» при своей инициирующей роли. Правда, за этим, возможно, скрываются более серьезные намерения.
Вполне вероятно, что интенсивное развитие взаимодействия государств региона в рамках Шанхайской организации сотрудничества не соответствует стратегическим интересам США и Японии в ЦА. И в Токио, и в Вашингтоне отчетливо осознают, что если не принимать активных мер, то в скором времени этот форум обретет формы открытого раздела сфер влияния и их последующего закрепления на евразийском пространстве (кстати, это понимают и в республиках ЦА).
Можно предположить, что инициирующую роль Японии в отдельных сферах регионального сотрудничества следует рассматривать в долгосрочном плане в качестве альтернативы любым формам интеграции государств ЦА с участием РФ и КНР. Более того, Страна восходящего солнца может быть намного предпочтительнее для республик региона, поскольку, во-первых, она уникальный пример экономического успеха, технического прогресса и процветания, во-вторых, ввиду отдаленности от региона, возможный рост ее влияния не будет восприниматься как потенциальная угроза, которую зачастую видят в Китае и, возможно, в России.
Тем не менее с момента объявления этой инициативы главы внешнеполитического ведомства страны Токио не предпринимал конкретных шагов на данном направлении, организовав лишь ряд встреч в рамках диалога «Япония плюс Центральная Азия», в ходе которых рассматриваемое начинание обсуждалось более подробно. Это связано с тем, что сегодня Страна восходящего солнца занята сугубо внутренними делами: пересмотром статуса Управления национальной обороны, отказом от наследия «холодной войны», изменением «мирной» Конституции государства. Не последовала и отчетливая реакция стран ЦА, которые лишь приветствовали стремление Японии активнее участвовать в их делах, однако вполне очевидно, что республикам региона есть над чем подумать.
Следует помнить, что активизация Токио в республиках Центральной Азии будет тесно связана с политикой США в регионе. В долгосрочном плане военная мощь Соединенных Штатов и экономический потенциал Японии (если учитывать отлаженный механизм их взаимодействия по этой схеме в других зонах планеты) могут стать серьезными факторами влияния при распределении энергетических ресурсов государств ЦА.
