CC BY
71
ЛЕЧЕБНОЕ ПИТАНИЕ
Для корреспонденции
Сергиенко Виктория Александровна - кандидат медицинских наук, ассистент кафедры эндокринологии Львовского национального медицинского университета им. Данила Галицкого
Адрес: 79010, Украина, г. Львов, ул. Пекарская, д. 69 Телефон: (032) 276-94-96, (032) 260-30-66 E-mail: serhiyenko@inbox.ru
В.А. Сергиенко
#
Влияние омега-3 полиненасыщенных жирных кислот на показатели инсулиновой резистентности, содержание некоторых про- и противовоспалительных факторов у больных сахарным диабетом 2 типа с кардиоваскулярной вегетативной нейропатией
Effects of omega-3 polyunsaturated fatty acids on the state of insulin resistance, the content of some pro- and anti-inflammatory factors in patients with type 2 diabetes mellitus and cardiovascular autonomic neuropathy
V.A. Serhiyenko
Львовский национальный медицинский университет
им. Данила Галицкого, Украина
DanyLo HaLytsky Lviv National Medical University, Ukraine
Исследовано влияние длинноцепочечных а-3 полиненасыщенных высших жирных кислот (а-3 ПНЖК) на показатели инсулинорезистентности, содержание С-реактивного белка (СРБ), некоторых про- и противовоспалительных цитокинов у больных сахарным диабетом (СД) 2 типа с кардиоваскулярной автономной нейропатией (КАН). Обследованы 12 больных СД 2 типа без верифицированных сердечно-сосудистых заболеваний (ССЗ), 36 больных СД 2 типа с функциональной стадией КАН в возрасте 50-59 лет, длительностью заболевания СД 2 типа 1-6 лет, уровнем НЬА1с - 7,1±0,6%. Проводился скрининг КАН, включавший 5 кардиоваскулярных тестов. В крови определяли уровень глюкозы, НЬА1с,иммунореактивного инсулина (ИРИ),высокочувствительного СРБ (НзСРБ), фактора некроза опухолей а (ФНОа), интерлейкинов (ИЛ) 6, 8 и 10. Рассчитывали индекс инсулиновой резистентности (НОМА-ИР), коэффициент ФНОа/ИЛ-10. Пациенты с СД 2 типа и КАН были распределены на 2 группы. Пациенты 1-й группы (группа сравнения, п=15) в течение 3 мес получали стандартную сахар о снижающую терапию. Пациентам 2-й группы (п=21) помимо этого назначали по 1 капсуле в сутки препарата а-3 ПНЖК [-90% этиловых эфиров ПНЖК (1000 мг), в частности, эйкозапентаеновой - 460 мг, докозагексаеновой кислоты - 380 мг, и 4 мг а-токоферола ацетата]. В качестве контроля выступили 15 практически здоровых лиц аналогичного возраста. У больных СД 2 типа и, особенно, СД 2 типа с КАН наблюдалось увеличение концентрации ИРИ (26,6±1,73 мкМЕ/мл, р<0,001 в сравнении с контролем; р1<0,001 - с больными СД 2 типа без ССЗ); кзСРБ (2,77±0,24 мг/л, р<0,001, р1<0,001); ФНОа (5,75±0,24 пг/мл, р<0,001,
76
В.А. Сергиенко
р1<0,001);ИЛ-6 (5,88±0,38пг/мл,р<0,001,р1<0,001);ИЛ-8 (6,65±0,3 пг/мл,р<0,001,р1 >0,05);ИЛ-10 (15,86±1,4 пг/мл, р<0,05, р1>0,05); ФН0а/ИЛ-10 (44,2±3,57%, р<0,01, р1<0,05) и НОМА-ИР. В группе сравнения через 3 мес лечения изменение показателей было недостоверно (р>0,05) и составило для уровня ИРИ -6,8±2,0%; НбСРБ - -7,2±1,63%; ФНОа - -6,1±1,0%; ИЛ-6 - -5,8±1,77%; ИЛ-8 - -3,9±1,57%; ИЛ-10 - -3,7±2,34%; ФНОа /ИЛ-10 - -0,5±2,3%. Назначение пациентам с СД 2 типа с КАН препарата а-3 ПНЖК способствовало статистически достоверному снижению концентрации кзСРП (-14,8±2,91%, р<0,05), ФНОа (-14,1±2,15%, р<0,01), ИЛ-6 (-13,5±2,7%, р<0,05), ИЛ-8 (-9,8±2,13%, р<0,05), коэффициента ФН0а/ИЛ-10 (-34,6±1,93%, р<0,05); незначительному уменьшению содержания ИРИ (-10,3±1,1%, р>0,05), ИЛ-10 (+7,9±6,42%, р>0,05), НОМА-ИР. Полученные данные могут свидетельствовать о снижении активности провоспалительного звена иммунного ответа и позволяют рассматривать препарат а-3 ПНЖК в качестве перспективного агента в комплексном лечении и/или профилактике КАН у больных СД 2 типа.
Ключевые слова: сахарный диабет 2 типа, кардиоваскулярная автономная нейропатия, а-3 длинно-цепочечные полиненасыщенные жирные кислоты, инсулинорезистентность, маркеры воспаления
We have investigated the influence of the long-chain a-3 polyunsaturated fatty acids (a-3 PUFA) administration on the insulin resistance parameters, levels of high sensitivity C-reactive protein (hsCRP), some pro- and anti-inflammatory cytokines in patients with type 2 diabetes mellitus (T2 DM) and cardiovascular autonomic neuropathy (CAN). The study involved 12 patients with T2 DM without verified cardiovascular diseases (CVD), 36 patients with T2 DM and functional stage of CAN, of median age 50-59 years, disease duration 1-6 years and HbA1c levels - 7.1±0.6%. 15 healthy subjects were control group. Screening for CAN, that included five standard cardiovascular tests, was performed. The levels of blood glucose, HbA1c, immunoreactive insulin (IRI), hsCRP, tumor necrosis factor a (TNFa), interleu-kin (IL)-6, IL-8 and IL-10 were measured. The index of insulin resistance (HOMA-IR) and TNFa/IL-10 ratio were calculated. Patients with T2 DM and CAN were divided into 2 groups: patients of the 1st group (group of comparison, n=15) received standard glucose-lowering therapy; patients of the 2nd group (n=21) received one capsule/day of the a-3 PUFA (-90% ethyl ester of PUFA (1000 mg), in particular eicosapentaenoic - 460 mg, docosahexae-noic acid - 380 mg and 4 mg a-tocopherol acetate) in addition to the standard therapy. The duration of the study was 3 months. Obtained results showed, that development of CAN in patients with T2 DM is accompanied by increase of the IRI (26.6±1.73 mcIU/ml, p<0.001 - compared to the control; p1<0.001 - compared to T2 DM patients without CVD); hsCRP (2.77±0.24 mg/l, p<0.001, p1<0,001); TNFa (5.75±0.24 pg/ml, p<0.001, p1<0.001); IL-6 (5.88±0.38 pg/ml, p<0.001, p1<0.001); IL-8 (6.65±0.3 pg/ml, p<0.001, p1>0.05); IL-10 (15.86±1.4 pg/ml, p<0.05, p1>0.05) levels; TNFa/IL-10 (44.2±3.57%, p<0.01, p1<0.05) and HOMA-IR. After 3 months of treatment no statistically significant changes (p>0.05) of investigated parameters, in particular levels of IRI (-6.8±2.0%); hsCRP (-7.2±1.63%); TNFa (-6.1±1.0%); IL-6 (-5.8±1.77%); IL-8 (-3.9±1.57%); IL-10 (-3.7±2.34%); TNFa/IL-10 (-0.5±2.3%) in patients from the group of comparison were found. The administration of a-3 PUFA to patients with T2 DM and CAN promoted to the statistically significant decrease in hsCRP (-14.8±2.91%, p<0.05), TNFa (-14.1±2.15%, p<0.01), IL-6 (-13.5±2.7%, p<0.05), IL-8 (-9.8±2.13%, p<0.05), TNFa/IL-10 ratio (-34.6±1.93%, p<0.05); a slighty decrease in the content of the IRI (-10.3±1.1%, p>0.05), IL-10 (+7.9 ±6.42%, p>0.05), HOMA-IR was observed. Obtained results could witness, that prescription of a-3 PUFA leads to decrease of the proinflammatory immune response activity and allows to consider a-3 PUFA as a promising medicine in treatment and/or prevention of CAN in patients with DM 2. Keywords: type 2 diabetes mellitus, cardiovascular autonomic neuropathy, a-3 long-chain polyunsaturated fatty acids, insulin resistance, inflammation markers
Кардиоваскулярная автономная нейропатия (КАН) при сахарном диабете (СД) 2 типа характеризуется поражением нервных волокон парасимпатического и симпатического отделов вегетативной нервной системы и считается независимым фактором риска смертности от сердечно-сосудистой патологии [1, 2]. Следовательно, проблема эффективного лечения диабетической КАН особенно актуальна. Патогенетическое лечение КАН при СД включает здоровый образ жизни, контроль гликемии, лечение дислипопротеинемий (ДЛП), коррекцию нарушений метаболизма в мио-
карде, предупреждение и лечение тромбообразо-вания, использование ингибиторов альдозоредук-тазы, у-линоленовой кислоты, ацетил^-карнитина, антиоксидантов, препаратов длинноцепочечных (ДЦ) ш-3 полиненасыщенных высших жирных кислот (ш-3 ПНЖК), вазодилятаторов, бенфотиамина (жирорастворимого аналога витамина В1), амино-гуанидина и др. [1, 2].
Рекомендации Американской диабетологической ассоциации (2014 г.) предусматривают использование препаратов ш-3 ПНЖК в лечении ДЛП у больных СД и сердечно-сосудистыми заболеваниями
77
ЛЕЧЕБНОЕ ПИТАНИЕ
#
(ССЗ) [3]. Однако исследования относительно эффективности ш-3 ПНЖК у больных СД 2 типа с КАН немногочисленны, а полученные результаты не всегда позволяют утверждать об их эффективности [4].
Цель работы - провести анализ влияния препарата ш-3 ПНЖК на показатели инсулиновой резистентности, содержание С-реактивного белка (СРБ), некоторых про- и противовоспалительных цитокинов у больных СД 2 типа с КАН.
Материал и методы
Обследованы 12 больных СД 2 типа без верифицированных ССЗ и 36 больных СД 2 типа с КАН в возрасте 50-59 лет, продолжительностью заболевания 1-6 лет, показателями HbA1c - 7,1±0,6%. Контрольную группу составили 15 практически здоровых лиц аналогичного возраста (p>0,05). КАН диагностировали согласно [2]. Всем больным был проведен скрининг, включающий 5 кардио-васкулярных тестов по D.J. Ewing [2], позволяющий выявить как клинические,так и субклиническую стадии КАН. Результаты ЭКГ анализировали с помощью 12-канального электрокардиографа «ЮКАРД-200» («UTAS», Украина); проводили анализ показателей векторкардиографии; анализировали результаты суточного мониторинга артериального давления [монитор АО «АВРМ-04» («Meditech», Венгрия)]; Холтер-ЭКГ [ЭКГ «ЕС-3Н» («Labtech», Венгрия)]. Концентрацию глюкозы в крови определяли глюкозооксидазным методом; HbA1c - методом высокочувствительной ионообменной жидкостной хроматографии; иммунореактивного инсулина (ИРИ) - с помощью тест-наборов Insulin IRMA Kit («Immunotech», Чехия). Индекс инсулиновой резистентности НОМА-ИР [Homeostasis Model Assessment (HOMA) HOMA-ИР] рассчитывали по формуле: НОМА-ИР=в0х^0/22,5, где G - уровень глюкозы в крови натощак (ммоль/л), lns0 - содержание ИРИ в крови натощак (мкМЕ/мл) [5]. Уровень высокочувствительного СРБ (ЛэСРБ) в крови определяли с помощью иммуноферментных тест-систем («DRG», США); содержание фактора некроза опухолей (ФНОа), интерлейкинов (ИЛ) 6, 8 и 10 - иммуноферментных тест-систем («Вектор-Бест», РФ).
Пациенты с СД 2 типа и КАН были распредены на 2 группы. Пациенты 1-й группы (группа сравнения, n=15) в течение 3 мес получали стандартную сахароснижающую терапию. Пациентам 2-й группы (n=21) помимо этого назначали по 1 капсуле/сут препарата ш-3 ПНЖК, который содержит в одной капсуле -90% этиловых эфиров ПНЖК (1000 мг), в частности, этиловых эфиров эйкозапентаено-вой (ЭПК) - 460 мг, докозагексаеновой кислоты (ДГК) - 380 мг и 4 мг а-токоферола ацетата.
Статистический анализ данных проводили [6] с использованием параметрического критерия Стьюдента, непараметрического критерия Вил-коксона, f-критерия Фишера и коэффициента корреляции Пирсона [ANOVA (MicroCal Origin v. 8,0)]. Работа проведена согласно принципам Хельсинкской декларации (2004 г.).
Результаты и обсуждение
В результате проведенных исследований установлено, что концентрация НЬА1с в крови обследованных больных СД 2 типа и КАН до и после завершения курса лечения статистически достоверно не отличались (р>0,05).
В табл. 1 приведены сведения о содержании ИРИ, ЬэСРБ и некоторых цитокинов в крови пациентов.
В результате проведенных исследований установлено, что у больных СД 2 типа без верифицированных ССЗ наблюдается нарастание концентрации ИРИ, показателей НОМА-ИР (4,36±0,47, р<0,001) по отношению к контрольной группе (2,41±0,13). Гиперинсулинемия и/или инсулиноре-зистентность (ИР), хроническая гипергликемия, ожирение, ДЛП могут влиять на результаты кардиоваскулярных тестов, показатели корригируемого интервала Q-T ^Тс) путем увеличения концентрации цитозольного Са2+ [1, 7].
Одновременно наблюдается увеличение содержания ЛэСРБ, провоспалительных цитокинов ФНОа, ИЛ-6, ИЛ-8, а также противовоспалительного цитокина ИЛ-10. Коэффициент ФН0а/ИЛ-10 в данной группе составил 29,2±4,01%, что не отличается (р>0,05) от показателя контрольной группы (27,2±3,66%). У больных СД 2 типа наблюдается увеличение концентрации ЛэСРБ, что, вероятно, способствует усилению реактивности на специфические стимулы, которые продуцируют цитокины, в частности ФНОа, ИЛ-6 и ИЛ-1р, и имеет значение в активации воспалительных процессов [8]. У пациентов с гипертонической болезнью и ожирением выявлена взаимосвязь между показателями ИР, ростом ФНОа и индексом массы тела; положительная корреляционная взаимосвязь между уровнем ФНОа и концентрацией глюкозы, инсулина, НЬА1с и НОМА-индексами, что подтверждает влияние ци-токина на степень нарушений углеводного обмена [1, 7]. Вероятно, единственным представителем эффекторных цитокинов, способных оказывать непосредственное влияние на клетку-мишень и вызвать ее гибель, является ИЛ-6. Уровень ИЛ-6 является прогностическим фактором у пациентов с сердечной недостаточностью, имеет значение в поражении нервной системы в условиях гипоксии, в частности при СД. ИЛ-8 может принадлежать ведущая роль в механизмах развития повреждения
78
В.А. Сергиенко
Таблица 1. Содержание иммунореактивного инсулина, высокочувствительного С-реактивного белка и цитокинов в крови пациентов (М±т)
Группа обследованных ИРИ, мкМЕ/мл ЛзСРБ, мг/л ФНОа, пг/мл ИЛ-6, пг/мл ИЛ-8, пг/мл ИЛ-10, пг/мл
Контрольная группа (п=15) 11,23±0,67 0,51 ±0,06 2,65±0,36 2,06±0,35 3,85±0,27 10,46±1,08
Больные СД 2 типа без ССЗ (п=12) 16,12±1,15 р<0,01 0,85±0,07 р<0,05 3,76±0,27 р<0,05 3,2±0,38 р<0,05 5,3±0,7 р<0,05 15,13±1,86 р<0,05
Больные СД 2 типа и КАН (п=36) 26,6±1,73 р<0,001 р^0,001 2,77±0,24 р<0,001 р,<0,001 5,75±0,24 р<0,001 р^0,001 5,88±0,38 р<0,001 р,<0,001 6,65±0,3 р<0,001 р1>0,05 15,86±1,4 р<0,05 р1>0,05
П р и м е ч а н и е. р<0,05, р<0,01, р<0,001 - достоверность отличий от показателя контрольной группы; р1<0,05, р1<0,01, р1<0,001 - достоверность отличий от показателя группы больных СД 2 типа без верифицированных ССЗ.
Таблица 2. Динамика концентрации иммунореактивного инсулина, высокочувствительного С-реактивного белка и некоторых цитокинов в крови больных сахарным диабетом 2 типа и кардиоваскулярной автономной нейропатией по завершении 3-месячного курса (Д%, М±т)
Группа обследованных ИРИ, мкМЕ/мл Л«СРБ, мг/л ФНОа, пг/мл ИЛ-6, пг/мл ИЛ-8, пг/мл ИЛ-10, пг/мл
1-я группа (сравнения) (п=15) -6,8±2,0 р>0,05 -7,2±1,63 р>0,05 -6,1 ±1,0 р>0,05 -5,8±1,77 р>0,05 -3,9±1,57 р>0,05 -3,7±2,34 р>0,05
2-я группа (ю-3 ПНЖК) (п=21) -10,3±1,1 р>0,05 -14,8±2,91 р<0,05 -14,1 ±2,15 р<0,01 -13,5±2,7 р<0,05 -9,8±2,13 р<0,05 +7,9±6,42 р>0,05
П р и м е ч а н и е. % изменения уровня показателей в группах по сравнению с исходными данными (отражено в виде дельты).
тканей при гипоксии с последующей реперфузией [1, 9]. Сообщается, что с целью подавления дальнейшего роста концентрации ФНОа и сохранения физиологического соотношения ФНОа/ИЛ-10 более высокие уровни ФНОа ассоциируются с компенсаторной повышенной активацией ИЛ-10. Отсутствие же дальнейшего увеличения концентрации ИЛ-10 у больных СД 2 типа и КАН при последующей активации ФНОа способствуют увеличению коэффициента ФНОа/ИЛ-10 по отношению к пациентам без СД. Однако нельзя исключить и самостоятельную, независимую от ФНОа, возможно, негативную роль изменения уровня ИЛ-10 [10].
Функциональная стадия КАН у больных СД 2 типа сопровождается более выраженными патофизиологическими изменениями исследуемых показателей (табл. 1). Помимо того, отмечается увеличение показателей НОМА-ИР (8,56±0,72, р<0,001, Р;<0,001); уровня коэффициента ФНОа/ИЛ-10, который составил 44,2±3,57% (р<0,01, р1<0,05), что может свидетельствовать о нарушении цитокино-вого соотношения, а именно наличии компенсаторного типа цитокинового дисбаланса [7].
Особенности динамики концентрации циркулирующего инсулина, ЛэСРБ, содержания некоторых цитокинов в крови больных СД 2 типа и КАН по завершении 3-месячного назначения препарата ш-3 ПНЖК приведены в табл. 2.
Как видно из результатов, представленных в табл. 2, применения препарата ДЦ ш-3 ПНЖК пациентам с СД 2 типа и КАН способствует
статистически достоверному (р<0,05) снижению концентрации факторов системного воспаления, а именно ЬэСРБ, ФНОа, ИЛ-6 и ИЛ-8. Помимо того, наблюдается статистически достоверное (р<0,05) снижение коэффициента ФНОа/ИЛ-10 (45,5±4,82% до лечения против 34,6±1,93% после 3-месячного применения препарата ш-3 ПНЖК) при неизмененном уровне противовоспалительного ИЛ-10 (р>0,05), что может свидетельствовать о снижении активности провоспалительного звена иммунного ответа.
Известно, что рацион человека необходимо обогащать такими биологически активными соединениями, как ПНЖК, которые активно участвуют во многих биохимических реакциях организма [11]. Принципиально новый подход к оценке биологической роли ЭПК и ДГК связан с результатами многолетних эпидемиологических исследований среди эскимосов, в результате которых выявлено незначительное количество ССЗ. У гренландских аборигенов наблюдалось увеличение длительности кровотечения; более низкий уровень общего холестерина, триглицеридов, холестерина липоп-ротеинов очень низкой плотности; значительное увеличение содержания ЭПК и ДГК, а также снижение содержания арахидоновой и линолевой кислот в липидах мембран тромбоцитов [12]. Результаты этих исследований позволили впервые предположить наличие защитного эффекта ДГК и ЭПК от повреждающего воздействия на сосудистую стенку эндогенных факторов, которые способны индуцировать феномен активации тромбоци-
79
ЛЕЧЕБНОЕ ПИТАНИЕ
#
тов и высокой вязкости крови, усиленного синтеза простагландина Н2, тромбоксана А2, активации пролиферации эндотелия, гиперхолестеринемии и гипертриглицеридемии [1, 13].
Инкорпорирование ЭПК и ДГК в клеточные мембраны, увеличение их ненасыщенности сопровождается увеличением текучести мембран, что способствует улучшению транспорта глюкозы; а также повышением связывания инсулина и экспрессии митохондриальных белков, участвующих в миграции GLUT4 [14, 15]. Другие плейотропные свойства ДЦ ю-3 ПНЖК могут способствовать уменьшению проявлений метаболического синдрома [14, 16, 17]. В контролируемом рандомизированном исследовании среди 10 000 пациентов с СД 2 типа при отсутствии верифицированных диабетических макро- и микроангиопатий выявлено, что назначение ДЦ ю-3 ПНЖК в течение 5 лет сопровождается уменьшением риска присоединения и частоты случаев смерти вследствие осложнений ССЗ [18].
Проявления противовоспалительных эффектов ДЦ ю-3 ПНЖК во многом опосредованы состоянием метаболизма эйкозаноидов, включая простагландины, тромбоксаны и лейкотриены, которые являются ключевыми медиаторами воспалительных реакций. ЭПК способна, в отличие от ДГК, выполнять функции субстрата для цик-лооксигеназного-1 (ЦОГ-1) и 5-липоксигеназного путей. Еx vivo ДЦ ю-3 ПНЖК способствуют уменьшению синтеза простагландинов Е2, лейкотри-енов B4, 5-гидроксиэйкозатетраеновой кислоты, лейкотриенов Е4 и образования тромбоксана В2, а ДГК подавляет активность и экспрессию ЦОГ-2 в эндотелиоцитах человека in vitro. Важность этого открытия заключается в выяснении значения активации ЦОГ-2 в процессах воспаления, роста и стабильности атеросклеротической бляшки [1, 19, 20]. Влияние ДЦ ю-3 ПНЖК на метаболизм эйкозаноидов может осуществляться различными путями. В частности ДЦ ю-3 ПНЖК оказывают непосредственное влияние на активность растворимой эпоксидгидролазы печени, которая регулирует доступность и метаболизм эпоксиэйкозатриеновой кислоты, характеризующейся кардиопротекторными и противовоспалительными свойствами [14]. Другой подход к верификации особенностей противовоспалительных эффектов ДЦ ю-3 ПНЖК основывается на принципах воспалительного «разрешения». Известно, что в «locus minorum» воспаления сначала проявляются эффекты провоспалитель-ных медиаторов нейтрофилов периферической крови, в частности простагландинов и лейкотри-енов. Однако простагландины E2 и проста-гландины D2 способствуют постепенной элиминации лейкоцитов и детрита клеток, а также синтеза противовоспалительных липоксинов,
резолвинов и протектинов [13, 14], что позволяет восстановить гомеостаз, предотвращает манифестацию и переход воспалительного процесса в хроническую форму. In vitro и in vivo резолвин, производные ЭПК (E- серии) и ДГК (D-серии) являются биологически активными даже в низких концентрациях. Резолвин E1 защищает от чрезмерной экспрессии провоспалительных генов и блокирует трансэндотелиальную миграцию по-лиморфноядерных лейкоцитов, неотъемлемого элемента атерогенеза. Кроме того, резолвин E1 ~ 40% уменьшает подвижность лейкоцитов, подавляет агрегацию тромбоцитов, вызванную АДФ и агонистами рецепторов тромбоксана U46619. Эти антиагрегантные эффекты не обнаружены в тромбоцитах в ответ на стимуляцию кровяных пластинок коллагеном или предшественниками ДГК. Итак, вероятно, ш-3 ПНЖК являются аго-нистами отдельной антитромбоцитарной цепи [1, 14]. Таким образом, механизмы влияния ЭПК и ДГК на воспалительные процессы в тканях опосредованы воздействием на изменение синтеза эйкозаноидов и косвенным путем модификации транскрипции генов [21]. Предполагается, что ЭПК и/или ДГК могут изменять факторы транскрипции в ядре и таким образом влиять на синтез цитокинов и эйкозаноидов на уровне экспрессии генов. Согласно другой теории, ара-хидоновая кислота, ЭПК и ДГК воздействуют на синтез белка медиаторов воспаления с помощью модификации липидного бислоя рецепторов мембраны клетки или внутриклеточно путем подавления активации ядерных рецепторов [14, 21]. Дополнительное регулирование осуществляется рецепторами-активаторами пролиферации пероксисом (PPARy), которые являются ключевыми ядерными рецепторами и регулируют транскрипцию генов путем связывания лиганда с различными липофильными метаболитами, обладающими высоким сродством к ПНЖК. PPAR являются мощными регуляторами функции ади-поцитов, а также иммунных молекул, таких как лимфоциты и макрофаги, влияющих на торможение процессов транскрипции провоспалитель-ных цитокинов [14, 19, 21].
Результаты проведенного нами исследования свидетельствуют о том, что назначение препарата ДЦ ш-3 ПНЖК пациентам с СД 2 типа и КАН способствует статистически достоверному снижению концентрации пэСРБ, ФНОа, ИЛ-6 и ИЛ-8, коэффициента ФНОа/ИЛ-10, однако существенно не влияет на содержание ИЛ-10, ИРИ, а также НОМА-ИР. Полученные данные могут свидетельствовать о снижении активности провоспалительного звена иммунного ответа и позволяют рассматривать ш-3 ПНЖК в качестве перспективного агента в комплексном лечении и/или профилактике КАН у больных СД 2 типа.
80
В.А. Сергиенко
Литература
1. Серпенко В.О., Серпенко О.О., eфiмов А.С. Довголанцюговi ю-3 вищi полiненасиченi жирнi кислоти: серцево-судинн захворюван-ня i цукровий дiабет (огляд лiтератури та власних дослщжень) // Журн. НАМН УкраГни. 2011. Т. 17, № 4. С. 353-367.
2. Spallone V., Ziegler D., Freeman D. et al. on behalf of The Toronto Consensus panel on diabetic neuropathy. Cardiovascular autonomic neuropathy in diabetes: clinical impact, assessment, diagnosis, and management // Diabetes Metab. Res. Rev. 2011. Vol. 27, N 7. P. 639-653.
3. American Diabetes Association. Standards of medical care in diabetes-2014 // Diabetes Care. 2014. Vol. 37, N 1. P. 14-80.
4. N-3 fatty acids and cardiovascular outcomes in patients with dysglycemia. The ORIGIN Trial Investigators // N. Engl. J. Med. 2012. Vol. 367, N 7. P. 309-318.
5. Levy J.C., Matthews D.R., Hermans M.P. Correct homeostasis model assessment (HOMA) evaluation uses the computer program // Diabetes Care. 1998. Vol. 21, N 10. P. 2191-2192.
6. Лапач С.Н. Статистические методы в медико-биологических исследованиях с использованием Excel. Киев : Морион, 2000. 320 с.
7. Sandireddy R., Yerra V.G., Areti A. et al. Neuroinflammation and oxidative stress in diabetic neuropathy: futuristic strategies based on these targets // Int. J. Endocrinol. 2014. Vol. 2014. Article ID 674987. 10 p. [Electronic Resource]. Mode of access: URL: http:// dx.doi.org/10.1155/2014/674987. Title from the screen.
8. Семенченко И.Ю., Шарафетдинов Х.Х., Плотникова О.А. и др. Маркеры иммунного воспаления у больных сахарным диабетом типа 2 с ожирением // Вопр. питания. 2013. Т. 82, № 5. С. 46-50.
9. Mirza S., Hossain M., Mathews C. et al. Type 2-diabetes is associated with elevated levels of TNF-alpha, IL-6 and adiponectin and low levels of leptin in a population of Mexican Americans: a cross-sectional study // Cytokine. 2012. Vol. 57, N 1. P. 136-142.
10. Серик С.А., Ченчик Т.А., Сердобинская-Канивец Э.Н., Бондарь Т.Н. Интерлейкин-10 и про-/противовоспалительный цитокино-вый баланс при сердечной недостаточности у больных сахарным диабетом 2 типа // Укр. тер. журн. 2012. № 3-4. С. 58-63.
11. Вржесинская О.А., Бекетова Н.А., Коденцова В.М. и др. Влияние обогащения витаминдефицитного рациона крыс полиненасы-
щенными жирными кислотами семейства ю-3 на биомаркеры витаминного и антиоксидантного статуса // Вопр. питания. 2013. Т. 82, № 1. С. 45-52.
12. Bang H.O. Dyerberg J. The bleeding tendency in Greenland Eskimos // Dan. Med. Bull. 1980. Vol. 27, N 1. P. 202-205.
13. von Schacky C., Harris W.S. Cardiovascular benefits of omega-3 fatty acids // Cardiovasc. Res. 2007. Vol. 73, N 2. P. 310-315.
14. de Roos B., Mavrommatis Y., Brouwer I.A. Long-chain n-3 polyunsaturated fatty acids: new insights into mechanisms relating to inflammation and coronary heart disease // Br. J. Pharmacol.
2009. Vol. 158, N 2. P. 413-428.
15. Figueiras M., Olivan M., Busquets S. et al. Effects of eicosapentaenoic acid (EPA) treatment on insulin sensitivity in an animal model of diabetes: improvement of the inflammatory status // Obesity.
2010. Vol. 19, N 1. P. 362-369.
16. Коркушко О.В., Шатило В.Б., Ищук В.А. Применение омега-3 полиненасыщенных жирних кислот для нормализации эндо-телиальной функции и реологических показателей крови при патологии сердечно-сосудистой системы // Укр. мед. часопис. 2010. № 2 (76). С. 46-49.
17. Крыжановский С.А., Вититнова М.Б. Омега-3 полиненасыщенные жирные кислоты и сердечно-сосудистая система // Физиология человека. 2009. Т. 35, № 4. С. 110-123.
18. Bowman L., Haynes R., Armitage J. on behalf of the ASCEND study coolaborative group. ASCEND: A pandomized controlled trial of aspirin and of omega-3 fatty acids supplementation for the primary prevention of vascular disease in people with diabetes // Diabetes Vasc. Dis. Res. 2008. Vol. 5, Issue 4. P. 357-358.
19. Chapkin R.S., Kim W., Lupton J.R., McMurray D.N. Dietary docoahexaenoic and eicosapentaenoic acid: emerging mediators of inflammation // Prostaglandins Leukot. Essent. Fatty Acids. 2009. Vol. 81, N 1. P. 187-191.
20. Gazem R.A.A., Chandrashekariah S.A. Omega fatty acids in health and disease: A review // J. Pharm. Res. 2014. Vol. 8, N 8. P. 10271044.
21. Calder P.C. Omega-3 polyunsaturated fatty acids and inflammatory processes: nutrition or pharmacology? // Br. J. Clin. Pharmacol. 2013. Vol. 75, Issue 3. P. 645-662.
References
Serhiyenko V.A., Serhiyenko A.A., Efimov A.S. Long-chain ro-3 poly- 8. unsaturated fatty acids: cardiovascular diseases and type 2 diabetes mellitus (review of literature and own data). J NAMS Ukraine. 2011; Vol. 17 (4): 353-67. (in Ukrainian)
Spallone V., Ziegler D., Freeman D. et al. on behalf of The Toronto 9. Consensus panel on diabetic neuropathy. Cardiovascular autonomic neuropathy in diabetes: clinical impact, assessment, diagnosis, and management. Diabetes Metab Res Rev. 2011; Vol. 27 (7): 639-53. 10.
American Diabetes Association. Standards of medical care in diabe-tes-2014. Diabetes Care. 2014; Vol. 37 (1): 14-80. N-3 fatty acids and cardiovascular outcomes in patients with dysgly-cemia. The ORIGIN Trial Investigators. N Engl J Med. 2012; Vol. 367 (7): 309-18. 11.
Levy J.C., Matthews D.R., Hermans M.P. Correct homeostasis model assessment (HOMA) evaluation uses the computer program. Diabetes Care. 1998; Vol. 21 (10): 2191-2.
Lapach S.N. Statistical methods in biomedical research using Excel. Kiev : Morion, 2000: 320 p. (in Russian) 12.
Sandireddy R., Yerra V.G., Areti A. et al. Neuroinflammation and oxidative stress in diabetic neuropathy: futuristic strategies based 13. on these targets. Int J Endocrinol. 2014; Vol. 2014. Article ID 674987: 10 p. [Electronic Resource]. Mode of access: URL: http://dx.doi. 14. org/10.1155/2014/674987. Title from the screen.
Semenchenko I.Y., Sharafetdinov K.K., Plotnikova O.A. et al. Markers of immune inflammation in patients with type 2 diabetes and obesity. Vopr Pitan [Problems of Nutrition). 2013; Vol. 82 (5): 46-50. (in Russian)
Mirza S., Hossain M., Mathews C. et al. Type 2-diabetes is associated with elevated levels of TNF-alpha, IL-6 and adiponectin and low levels of leptin in a population of Mexican Americans: a cross-sectional study. Cytokine. 2012; Vol. 57 (1): 136-42. Serik S.A., Chenchik T.A., Serdobinskaya-Kanivets E.N., Bondar T.N. Interleukin-10 and the pro-/anti-inflammatory cytokine balance in heart failure patients with type 2 diabetes mellitus. Ukrainskiy terapevticheskiy zhurnal [Ukrainian Therapeutical Journal]. 2012; Vol. 3-4: 58-63. (in Ukrainian)
Vrzhesinskaya O. A., Beketova N. A. Kodentsova V. M. et al. Effect of diet enriched with vitamin deficient rats polyunsaturated fatty acids ro-3 family on biomarkers of vitamin and antioxidant status. Vopr Pitan [Problems of Nutrition). 2013; Vol. 82 (1): 45-52. (in Russian)
Bang H.O. Dyerberg J. The bleeding tendency in Greenland Eskimos. Dan Med Bull. 1980; Vol. 27 (1): 202-5.
von Schacky C., Harris W.S. Cardiovascular benefits of omega-3 fatty acids. Cardiovasc Res. 2007; Vol. 73 (2): 310-5. de Roos B., Mavrommatis Y., Brouwer I.A. Long-chain n-3 poly-unsaturated fatty acids: new insights into mechanisms relating to
81
2
5.
6
7
ЛЕЧЕБНОЕ ПИТАНИЕ
inflammation and coronary heart disease. Br J Pharmacol. 2009; 18. Vol. 158 (2): 413-28.
15. Figueiras M., Olivan M., Busquets S. et al. Effects of eicosapentae-noic acid (EPA) treatment on insulin sensitivity in an animal model of diabetes: improvement of the inflammatory status. Obesity. 2010;
Vol. 19 (1): 362-9. 19.
16. Korkushko O.V, Shatilo V.B., Ishchuk V.A. The use of omega-3 polyunsaturated fatty acids for the normalization of endothelial function and blood clotting in the pathology of the cardiovascular system. Ukrainskiy meditsinskiy zhurnal [Ukrainian Medical Journal]. 2010; 20. Vol. 2 (76): 46-9. (in Ukrainian)
17. Kryzhanovsky S.A., Vititnova M.B. Omega-3 polyunsaturated fatty 21. acids and the cardiovascular system. Fiziologiya cheloveka [Human Physiol]. 2009; Vol. 35 (4): 110-23. (in Russian)
Bowman L., Haynes R., Armitage J. on behalf of the ASCEND study coolaborative group. ASCEND: A pandomized controlled trial of aspirin and of omega-3 fatty acids supplementation for the primary prevention of vascular disease in people with diabetes. Diabetes Vasc Dis Res. 2008; Vol. 5 (4): 357-8.
Chapkin R.S., Kim W., Lupton J.R., McMurray D.N. Dietary docoa-hexaenoic and eicosapentaenoic acid: emerging mediators of inflammation. Prostaglandins Leukot Essent Fatty Acids. 2009; Vol. 81 (1): 187-191.
Gazem R.A.A., Chandrashekariah S.A. Omega fatty acids in health and disease: A review. J Pharm Res. 2014; Vol. 8 (8): 1027-44. Calder P.C. Omega-3 polyunsaturated fatty acids and inflammatory processes: nutrition or pharmacology? Br J Clin Pharmacol. 2013; Vol. 75 (3): 645-62.
#
82
