CC BY
52
В.Н.Ерохин
— к.и.н., доцент Нижневартовского государственного гуманитарного университета
ВЛИЯНИЕ МЕТОДОЛОГИЧЕСКИХ ПОДХОДОВ СОЦИАЛЬНОЙ ИСТОРИИ НА ИЗУЧЕНИЕ РЕЛИГИОЗНОЙ СИТУАЦИИ В АНГЛИИ В XVI — ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XVII вв.
АННОТАЦИЯ. В статье рассматриваются работы современных британских историков, посвященные изучению религиозной ситуации в Англии в постреформационный период, и показывается, что на изучение этих проблем плодотворное влияние оказало использование методологических подходов социальной истории.
The article deals with the works of contemporary British historians on the religious situation during the postReformation period in England. The author showed that the influence of the methodological approaches of social history on the study of these problems was fruitful.
Социальная история как направление (этот термин используется с XIX в.) — весьма сложное и многоаспектное явление. Изначально возникновение и формирование социальной истории как методологического подхода опиралось на мысль о том, что событийная история — это лишь поверхностное отражение развития социальных процессов и структур, исследование которых как раз и дает возможность понять то, что происходит в обществе. Попытки определения задач социальной истории эволюционировали вместе с развитием этого направления [1. С. 163—178]. Для определения социальной истории необходимо, как считает Л.П.Репина, выявление актуальных — на каждом этапе эволюции этого направления — интерпретаций ее предмета, формулировки центральных проблем, особого угла их рассмотрения, методов анализа. В своем развитии социальная история выявила все многообразие возможных форм «социального» [2. С. 8—10].
Во второй половине XX в. социальная история испытала воздействие социологии, социальной антропологии, демографии и количественных методов. Появилась и так называемая «новая социальная история», которая исходит не только из необходимости объективной характеристики внутреннего состояния общества, социального статуса индивидов, групп, взаимоотношений между ними, но считает важным также изучение исторических форм осмысления индивидом своего социального статуса и того, как это влияет на человеческое поведение, историческое действие.
Изучение реформационного периода в истории Англии в 1980—1990-е гг. в британской историографии демонстрирует, что многие историки в это время формулировали свои познавательные задачи под влиянием методологических подходов социальной истории. Работа Дж.Эдди «Грех и общество в семнадцатом веке» основана на материалах суда консистории Честерской епархии. Автор рассмотрел судебные дела с целью изучить моральные стандарты в обществе и под этим углом зрения составить представление о социальных отношениях [3. Р 8]. Материал в работе разделен на главы, посвященные грехам духовных лиц, деятельности и прегрешениям церковных старост, случаям пьянства и блуда среди светских лиц, брачным проблемам и нарушениям, включая заключение браков в слишком раннем возрасте, споры по брачным договорам и тайные браки. Рассказы о разбираемых в суде делах изобилуют случаями сексуальных преступлений и насилия, нападениями на духовных лиц и даже самих духовных лиц на мирян, ссорами по поводу сидячих мест в церкви, развратом в пивных, клевете по поводу сексуальных и моральных проступков. Англия раннего нового времени в изображении Дж.Эдди выглядит очень буйным обществом. Автор считает, что под влиянием протестантских идей с конца XVI в. в течение всего XVII в. в Англии нарастала озабоченность поиском путей создания дисциплинированного и упорядоченного общества. Работа Дж.Эдди дает возможность составить представление о состоянии народной культуры в стране в XVI—XVII вв. [3. Р. 129].
Дж.Соммервилл в работе «Открытие детства в пуританской Англии» [14] утверждает, что в начальной стадии развития пуританского движения во второй половине XVI в. отношение пуритан к будущему было оптимистичным, и это, в частности, нашло выражение в относительно большем внимании к воспитанию детей в сочинениях пуритан. Но после реставрации Стюартов в 1660 г. в среде пуритан, утверждает Дж.Соммервилл, стали преобладать пессимистические настроения, что сказалось и в отношении к детям, хотя, возможно, со временем пуритане стали больше осознавать трудности воспитания и преодоления последствий первородного греха в человеке. Исследователи и ранее обращали внимание на то, что пуритане писали вплоть до XVIII века больше книг и памфлетов о воспитании детей, чем представители какого-либо другого религиозного направления в Англии, но специфика отношения пуритан к воспитанию детей остается еще в значительной мере не исследованной.
Дж.Соммервилл посвятил еще одну свою работу «Секуляризация в Англии раннего нового времени: от религиозной культуры к религиозной вере» [15] анализу того, как происходили изменения в характере религиозности в Англии в этот период. Он считает, что накануне Реформации религиозность была для человека составной частью восприятия языка, времени и пространства [15. Р 17]. В течение же XVI—XVII вв. в сознании англичан стал происходить процесс осознания различий между религиозной культурой и религиозной верой, выразившийся в том, что стал совершаться переход от общинного образа жизни, проникнутого религиозными ценностями, символами и языком, к образованию нации верующих, чья религиозная вера была приватной по характеру, перестав быть публичной, отделившись от общественной жизни. Под процессом секуляризации культуры Дж.Сом-мервилл понимает процесс десакрализации культуры, в результате чего религиозная вера становится индивидуальным убеждением. Причины секуляризации он рассматривает в трех сферах: увеличение масштабов деятельности английской нации-государства, утверждение протестантской духовности, в которой проводилось различие между сакральным и профанным, и влияние печатного станка на распространение идей. Дж.Соммервилл также прослеживает последовательность политических событий в XVI—XVII вв. и обращается к рассмотрению изменений, происходивших в этот период в понимании пространства, времени, языка, труда, искусства, власти, личности и природы общественных связей, учености и науки. При этом британский историк не обращает должного внимания на различия внутри английского протестантского сообщества между умеренными и радикалами.
Дж.Соммервилл развивает мысль о том, что религиозная политика Генриха VIII привела к серьезному изменению религиозной культуры в Англии: разрушение монастырей, подчинение церкви королю и парламенту, переход к монарху права определения религиозной доктрины и другие мероприятия Генриха VIII глубоко изменили религиозную ситуацию и мировоззрение в Англии, поскольку протестантизм по природе нес в себе тенденцию к секуляризации [15. Р. 149]. Религиозность в средние века была по своему характеру имманентной, наделяя всю реальность религиозным значением, протестантизм же рассекал реальность на сферы сакрального и профанного. Публичные религиозные практики в обществе были разрушены протестантизмом и были заменены частными убеждениями и верованиями индивида. Этот акцент на трансцендентность Бога был неразделимо связан с развитием книгопечатания и распространением печатной литературы. Религиозные истины теперь, как считалось, следовало искать не в изображенном символе, а в печатном слове, и переход к такой вербальной по характеру культуре сделал частным делом поиск путей понимания истины и мироздания.
Работа Т.Уотт «Дешевая печать и народное благочестие, 1550—1640» [21] отвергает тезис К.Райтсона и Д.Левина, развитый в работе «Бедность и набожность в английской деревне. Терлинг, 1525—1700» (1979) [22] о том, что воинствующий протестантизм провоцировал раскол в культуре и образе жизни в деревенском сообществе из-за того, что пури-
тане делали основной акцент на интроспективные формы религиозности, семейную молитву. Т.Уотт также оспаривает утверждение П.Коллинсона о том, что примерно с 1580 г. в английском обществе произошли фундаментальные изменения в культуре, выразившиеся в том, что произошел переход от преимущественно речевых и визуальных способов воздействия к утверждению культуры печатного слова. В подкрепление своего мнения Т.Уотт рассматривает печатные баллады, дешевые издания народных сказок и преданий, гравюры на дереве. По ее мнению, к середине времени правления Елизаветы I религиозные реформаторы из-за враждебного отношения к танцам перестали считать баллады на религиозные темы подходящим средством распространения реформационных идей, но публикация религиозных баллад продолжалась, и многие из этих баллад были посвящены пропаганде патриотических и антикатолических идей. В социальных низах распространилась практика развешивания текстов таких баллад, отпечатанных в виде плакатов, на стенах внутри жилищ. Примерно с 1580 г., как пишет Т.Уотт, религиозные реформаторы действительно повели более активную кампанию против религиозных образов, хотя картины на религиозные сюжеты так и не ушли полностью из обихода в английской протестантской культуре, а в 1620—30-х гг. традиционная визуальная культура в Англии даже пережила некоторый подъем в связи с тем, что в это время в стране стала проявляться антикальвинистская реакция, представленная в деятельности лодианской группировки. Протестантизм также инициировал отход от образов Нового Завета к использованию образности из Ветхого Завета, античных и национально-английских героев, а также аллегорических тем. К концу XVII в. дешевые издания сказок и преданий вытеснили религиозные баллады как наиболее распространенную форму массовых изданий. Торговля дешевыми изданиями сказок и баллад стала активно разворачиваться с 1620-х гг. Т.Уотт также показала, что рынок потребителей дешевой печатной продукции охватывал, наряду с социальными низами, также джентри, средние слои общества, так что дешевые печатные издания обеспечивали возможность установления большей степени взаимопонимания и культурного общения между разными социальными группами. Для Т.Уотт спорным является мнение, что покупка дешевой печатной продукции на религиозные темы может быть показателем распространения протестантской набожности в народе. Она считает, что покупка этой продукции может означать лишь поверхностное следование условностям общественного вкуса. Чтобы понять, насколько такие покупки отражали действительные вкусы человека, нужно обращение к архивным материалам, к личным письмам и дневникам, но Т.Уотт не обращается к таким источникам. В результате Т.Уотт собрала много сведений о художественных вкусах и пристрастиях в народе, но в этих материалах не так много данных именно о религиозных верованиях, характерных для массы англичан. При этом Т.Уотт показала, что в течение долгого времени в постреформационный период люди почти всех социальных состояний (исключая самых бедных, у которых не было денег на покупку печатной продукции, и высшую аристократию, которая не рассматривается в работе) покупали книги, памфлеты и баллады, в которых были переплетены элементы старой и новой религии, так что раскол между элитарной и народной культурами, по ее мнению, был гораздо менее ярко выраженным, чем это утверждали многие историки, и распространенный тезис о совершавшемся в раннее Новое время в Англии переходе от преимущественно устной и визуально-образной культуры к печатной культуре нуждается в разного рода оговорках. Т.Уотт приходит к выводу, что протестантская Реформация и распространение печатного слова трансформировали традиционную культуру, но полностью не вытеснили ее.
Д.Кресси занимается изучением развития образования в протестантской Англии, изменениями в календаре под влиянием протестантизации страны, вопросами, связанными с влиянием протестантизма на ритуальную сторону жизни англичан в XVI—XVII вв. Он собрал очень подробную сводку сведений о повседневной жизни в Англии этого времени, испытавшей воздействие утверждения протестантизма в стране [4—6].
Сборник статей «Приход в английской жизни, 1400—1600» (1997) [18] свидетельствует о том, что на современных социальных историков в изучении Реформации оказали заметное влияние идеи историков-ревизионистов К.Хейга, Дж.Скарисбрика. Авторы сборника использовали в качестве источников приходские записи, завещания, отчеты церковных старост, где сообщается о покупке свечей, частоте посещений местными жителями пивных, частоте побелки церковных стен. В духе идей ревизионистов авторы сборника предупреждают, что данные по одному региону не следует экстраполировать на всю страну, данные по одному приходу нельзя переносить на всю национальную церковь, что, вообще говоря, делает затруднительными рассуждения об успехе или неудаче Реформации. Авторы сборника считают, что Реформация не началась до 1570-х гг.; они отстаивают тезис о том, что в английской позднесредневековой церкви не было никакого упадка; антиклерикализм был не причиной английской Реформации, а стал ее следствием; протестанты были «бесчувственными иконоборцами»; в результате Реформации не улучшилась жизнь женщин, поскольку английское общество стало еще более стратифицированным, так что авторы сборника буквально сожалеют о наступлении процесса модернизации на средневековье.
П.Маккаллоу в своей работе «Проповеди при дворе: политика и религия в проповедях при Елизавете и Якове I» (1998) отмечает, что в последние годы возрождается интерес к изучению проповедей. По его словам, стиль управления церковью при королеве Елизавете (1558—1603) и Якове I Стюарте (1603—1625) отличался, как отличался их стиль управления государством [11. Р. 6]. Елизавета недоверчиво относилась к проповедям и предпочитала молитву в уединенной обстановке, а также форму службы, установленную молитвенником англиканской церкви. Проповеди при дворе Елизаветы не были еженедельными и становились более частыми только во время великого поста, но при этом устраивались в соответствии со средневековыми обычаями в воскресенье после обеда, еще более учащаясь в пасхальную неделю. В пасхальное время Елизавета превращалась во внимательную слушательницу проповедей, любила в проповедях высокопарную риторику. В архитектуре королевских часовен было устроено так, что королева сидела близко к проповеднику на одном уровне с ним, практически с глазу на глаз, следила за содержанием проповедей, и был случай, когда в Уайтхолле в 1565 г. Елизавета прервала проповедь пуритански настроенного священника Александра Ноуэлла. В отличие от Елизаветы, Яков I в отношении к проповедям проявлял еще больше энтузиазма, симпатизировал кальвинистским проповедникам со взглядами, подобными Джорджу Эбботу, архиепископу Кентерберийскому (1610—1633). Яков I слушал проповеди даже на охоте [11. Р 126]. П.Маккаллоу полагает, что проповеди оказывали гораздо большее влияние на церковь и двор в правление Якова I, чем театр, и при дворе проповеди были более частными, чем театральные постановки [11. Р 101]. При этом при дворе слушались проповеди разных по взглядам проповедников от кальвинистов до представителей поднимавшейся арминианской группировки, что в дальнейшем способствовало обострению ситуации в церкви в правление Карла I. П. Маккаллоу также обращает внимание на то, что при Елизавете тщательно обставленные и подготовленные ею посещения проповедей составили королеве репутацию большой покровительницы проповедей по сравнению с Яковом I [11. Р. 113].
В современной британской историографии в изучении Реформации активно развиваются локальные исследования. Работа М.Скитерс «Сообщество и духовенство: Бристоль и Реформация в 1530—1570 годах» посвящена изучению Реформации в этом городе — третьем по величине после Лондона и Нориджа городе в Англии в период религиозных реформ. Как пишет М.Скитерс, в позднесредневековом Бристоле было 18 приходов, и прихожанам даже можно было выбирать священников, проповедников и церковные хоры. В городе были также монахи, часовни, религиозные братства. Церковь была относительно независима от светской власти. М. Скитерс насчитала в Бристоле накануне Реформации 140 духовных лиц, 73 из которых принадлежали к приходскому духовенству. Это состав-
ляло 1,5% населения города, которое оценивается в 9,5—10 тыс. человек. Накануне Реформации число духовных лиц относительно уменьшилось по сравнению с более ранним периодом. В городе были два монастыря и были представлены четыре монашеских ордена. Реформация в Бристоле началась с проповедей известного реформатора Хью Латимера в 1533 г. К 1570 г. духовенство в Бристоле состояло из соборного духовенства и сильно ослабленного приходского духовенства, причем значительно понизился социальный статус духовенства, в результате чего ранее существовавшая компетентная и независимая религиозная община духовенства Бристоля превратилась в группу, состоявшую из небольшого ядра элиты и плохо образованного, бедного приходского духовенства, находившегося под влиянием местных светских лиц. Работа М.Скитерс подтверждает тезис об уменьшении социальной роли духовенства в результате Реформации [13. Р 153].
В работе Д.М.Ожье «Реформация и общество на Гернси» (1996) [12] рассматриваются изменения в общественной жизни на острове Гернси в 1540—1640 гг., когда совершился переход от исповедания католицизма к утверждению кальвинизма. Как считает Д. Ожье, кальвинизм обеспечил возможность состоятельным лицам взять под свой контроль общественную жизнь, при этом ослабив социальную сплоченность местного населения. Помощь бедным стала более избирательной по сравнению с неразборчивостью в этой сфере при католицизме. Способность человека оказать помощь бедным стала рассматриваться как доказательство избранности с предположением, что бедные к числу избранных не относятся, так что, утверждает Д. Ожье, местная элита вполне приспособила реформацион-ные идеи к своим интересам [12. Р 181].
Примером продолжающихся локальных исследований в изучении истории Реформации в Англии является также сборник «Реформация в английских городах, 1500—1640» (1998) [19] под редакцией П.Коллинсона и Дж.Крейга. Среди статей сборника К.Кросс посвятила свое исследование религиозным изменениям в Донкастере, важном городе в графстве Йоркшир. Как видно из статьи, переход к протестантизму в городе происходил без заметных религиозных конфликтов: в правление Елизаветы в церковный суд с обвинением в принадлежности к католическому рекузантству была представлена лишь одна женщина. В Донкастере доминировала евангелическая протестантская группировка, и местные священники не соблюдали официальные церемонии, отказывались носить стихарь. Д.Лэм-берн посвятил свою статью еще одному городу в графстве Йоркшир — Беверли, рассмотрев на материалах, относящихся к 1615 г., активизацию пуритански настроенных прихожан, которые после службы оставались в церкви, чтобы обсудить ее проведение и петь псалмы, несмотря на осуждение их со стороны священника. Американская исследовательница К.Лиценбергер, тесно взаимодействующая со своими британскими коллегами, обратилась к изучению города Тьюксбери недалеко от Глостера. В Тьюксбери население сравнительно долго сохраняло приверженность к традиционной религиозности, и протестантизм стал укореняться только в 1570-е гг., но до конца XVI в. в городе проводились церковные праздники с потреблением пива и ставились спектакли на религиозные темы, осуждавшиеся пуританами. Д.Мак-Каллок исследовал религиозную ситуацию в Вустере. В этом городе местный собор быстро реагировал на официальные требования в проведении религиозной политики, стараясь строго ей следовать. При Марии Тюдор в Вустере успели установить органы и алтари, которые затем были быстро убраны после восшествия на престол Елизаветы, и в городе стали усиливаться радикалы, а католики составляли незначительное меньшинство. Авторы сборника отмечают также широкое распространение в Англии к концу XVI в. добровольных форм религиозных объединений, которые собирались по своей инициативе в установленное ими самими время и в выбранных ими местах, слушали проповедников, исповедовавших близкие им взгляды, и поддерживали их добровольными финансовыми взносами.
К.Лиценбергер в работе «Английская Реформация и светские лица: Глостершир, 1540— 1580» (1997) [10] в качестве основного источника использует завещания, продолжая обсуждать вопросы об их использовании в изучении религиозной истории XVI в. Вопросами анализа завещаний занимался целый ряд современных британских историков [23. Р. 246— 249; 17. Р. 28—43; 16. Р. 320—334; 7. Р. 171—172, 220—221]. К.Лиценбергер обращает внимание на то, что А.Дж.Диккенс в своей работе «Английская Реформация» использовал 559 завещаний, составленных представителями джентри, духовными лицами и состоятельными йоменами Йоркшира и Ноттингемшира. А.Дж.Диккенс обозначил рассмотренные им завещания в рамках 1538—1551 гг. как «традиционные» и «нетрадиционные». Решающим годом в эволюции содержания завещаний ему представлялся 1549 г., когда нетрадиционные завещания (24) превзошли традиционные (23). На основе этого А.Дж.Дик-кенс считал, что правление Эдуарда VI можно считать водоразделом в истории распространения протестантизма в Англии. Со времени публикации этой важной работы А.Дж.Диккенса в историографии английской Реформации распространилась ревизионистская волна, которая отрицает раннее и быстрое распространение протестантизма в Англии в народной среде, но работа А.Дж.Диккенса важна еще и тем, что она стимулировала изучение религиозности в народе, так что историки стали активно использовать материалы церковных судов, отчеты церковных старост и завещания. К.Лиценбергер проанализировала материалы церковных судов из Глостерской епархии, рассмотрела финансовое состояние церковных приходов, особое внимание уделив приходам Тьюксбери и Сент-Майклз в Глостере, а также проделала очень большую работу по анализу 3,5 тыс. завещаний, представив результаты в таблицах и схемах в своем исследовании, и внесла новый значительный вклад в изучение завещаний для понимания английской Реформации в современной историографии.
К.Лиценбергер приходит к выводу, что в 1540—1580 гг. религиозные взгляды жителей графства Глостершир обоего пола представляли собой широкий спектр мнений, в котором можно обнаружить как образцы страстного консерватизма, так и убежденного протестантизма. К. Лиценбергер также выявила, что многие люди, сталкиваясь с колебаниями религиозной политики в данный период, искали выход в двойственности составленного завещания, и такие тексты бывали по содержанию и не традиционными, и не полностью протестантскими. Такая ситуация сохранялась даже на протяжении большей части 1570-х гг., что приводит К.Лиценбергер к заключению, что к 1580 г. протестантизация Глостершира только началась. Такой вывод соответствует оценкам, предлагаемым во многих современных ревизионистских работах, авторы которых придерживаются мнения о медленном распространении идей Реформации в Англии. От периода 1541—1580 гг. сохранились примерно 8 тыс. завещаний. Преамбулы этих завещаний, как считает К. Лиценбергер, можно сгруппировать в три типа: традиционные, протестантские и двусмысленные. Исследователи в последнее время приходят к выводу, что следует анализировать не только преамбулу завещания. Предлагается выявить, кому и какое имущество оставляется в завещании, каковы распоряжения завещателя об организации похорон, кем предположительно были свидетели и исполнители завещания по их религиозным взглядам, но даже после этого обычно всегда остаются неясности. В то же время К.Лиценбергер очень осторожно подошла к истолкованию завещаний: например, ни в один из 1541—1580-х годов она не смогла найти более 10 завещаний с отчетливо протестантскими преамбулами, но в то же время к 1550 г. в завещаниях прекращаются упоминания о необходимости молитв за умерших, что можно считать отчетливо протестантским признаком. Вряд ли также стоит по мере хода времени рассматривать неопределенно-двусмысленные завещания как оппозиционные по отношению к протестантизму: например, между 1570 и 1580 гг. 88% завещаний, составленных в народной среде, были двусмысленными. В дореформационных завещаниях постоянными были упоминания о молитвах у алтаря, заупокойных молитвах и мессах, о мор-
туариях, о десятинах на помин души, так что их отсутствие по умолчанию все же, по ее мнению, можно рассматривать как свидетельство распространения протестантизма.
В работе Р.Хоулбрука «Смерть, религия и семья в Англии, 1480—1750» (1998) [8] автор показал, что в эпоху Реформации в Англии происходили изменения в социальной структуре, рост уровня грамотности и индивидуализма в обществе, уменьшение уровня смертности. При этом, по мнению Р.Хоулбрука, секуляризация не была важнейшей чертой рефор-мационного периода в Англии, и к тому же, учитывая внимание автора к пониманию смерти в этот период, по его словам, «понимание смерти в обществе подвергается секуляризации в последнюю очередь». Автор фактически не анализирует используемые источники, не занимается их интерпретацией, и польза исследования состоит главным образом в том, что он собрал эти свидетельства, но остается неясным, насколько репрезентативны собранные им сведения.
Вопрос о возможности использования методов социальной антропологии и фольклористики обсуждает в своей статье «Английская Реформация и свидетельства фольклора» Р.Хаттон [9. Р 89—116]. Он высказывает мнение, что споры между сторонниками подхода А.Диккенса и К.Хейга в понимании темпов распространения реформационных идей в Англии в значительной степени являются результатом концентрации представителей этих двух подходов на разных аспектах того, что, в сущности, является той же самой картиной. В настоящее время, по его мнению, споры между либеральными историками и историка-ми-ревизионистами возникают из-за разности в акцентах, частично как следствие использования разных источников. Историки-ревизионисты, которые подчеркивают популярность старой церкви и широко распространенную враждебность к религиозным реформам, склонны использовать главным образом отчеты церковных старост, записи материалов церковных судов, материалы визитаций, в то время как историки, поддерживающие точку зрения о быстром распространении Реформации в Англии, придают больше значения завещаниям, а также печатной продукции. Р.Хаттон обращает внимание на работу Т.Уотт «Дешевая печатная продукция и народное благочестие» [21]. Британская исследовательница привлекла к исследованию до сих пор мало использовавшиеся в качестве источников баллады, плакаты, и РХаттон отмечает, что мнение Т.Уотт сходны с его точкой зрения о том, что в этих источниках можно найти подкрепление и для позиции А. Диккенса, и К. Хейга, и в то же время сами эти источники однозначно не дают аргументы в пользу ни той, ни другой позиции. Эта печатная продукция для народа несла в себе и ориентировавшиеся на Библию протестантские идеи, и традиционную набожность, опиравшуюся на визуальные образы, но подавалось в ней все это таким образом, что не возникало ощущение конфронтации между старыми и новыми религиозными идеями и формами, и виден был лишь сохранявшийся и после перехода к реформированной религии интерес к смерти, спасению, чудесам, заслуживавшим подражания образцам поведения. Были видны различия в акцентах, выражавшиеся, например, в частичной замене использования в качестве главных героев святых, вместо которых теперь стали выступать библейские персонажи и исторические деятели, но, в общем, элементы преемственности с прошлым были сильнее, и происходила безболезненная интеграция религиозных перемен в старые традиционные формы. При этом в литературе, издававшейся для народа, те вопросы, которые очевидно разделяли соперничавшие церкви и разные направления в протестантизме, обычно игнорировались, и внимание сосредоточивалось на тех ценностях и идеях, относительно которых существовало всеобщее согласие, и которые основывались на простых поведенческих правилах и выражались преимущественно в развлекательной форме. Эта печатная продукция обслуживала народную культуру, которая была восприимчива к воздействию изменений в религиозной сфере и была способна их абсорбировать [9. Р. 90—91].
Р. Хаттон отмечает, что для изучения истории Реформации можно воспользоваться источниками, практически не изучавшимися пока что историками — фольклорными мате-
риалами XVIII—XIX вв. На основе анализа фольклорных свидетельств он предлагает переосмыслить вопрос о том, какую роль играли элементы старых религиозных верований после начала Реформации. Сохранение прежних религиозных практик, считает Р.Хаттон, не обязательно следует считать подтверждением мнения о том, что протестантская Реформация была чуждой и нежелательной для населения страны. Увидев, что реформаторы осуждают некоторые обряды, которые прихожане еще считали значимыми для себя, верующие в некоторых районах Англии переместили эти обряды из церковной жизни в сферу народных обычаев, соблюдая их для себя. С течением времени протестантские священники перестали воспринимать эти действия прихожан как сознательное противостояние Реформации, признав, что все это не имеет первостепенной важности. Р.Хаттон предлагает, следовательно, считать этот процесс не столько эпизодом в истории сопротивления распространению Реформации, а скорее частью процесса восприятия Реформации, при этом облегчавшего трансформацию английского общества из католического в протестантское. Ритуалы старой религии при этом постепенно умирали в модернизирующемся обществе, что составляло часть общего процесса «упадка магии». Такой подход, считает Р. Хаттон, позволяет понять еще один аспект сложного процесса перемены религии в Англии в раннее новое время: приспособление к религиозным переменам тех, кто принадлежал к народной культуре, и понимание протестантами того, что нужно сосредоточиться в своей деятельности на определенных приоритетах, которые дали бы возможность населению страны воспринять протестантизм, не пытаясь быстро изменить весь облик и содержание народной культуры [9. Р. 115].
Статья Р.Хаттона дает возможность получить представление о том, как с помощью описательных методов социальной антропологии и фольклористики можно изучать влияние Реформации на развитие английской культуры и на этой основе приходить к значимым выводам. Р. Хаттон в этой статье высказывает, как представляется, заслуживающие внимания идеи о дискуссии между сторонниками либеральной концепции А.Дж.Диккенса о быстром развитии Реформации в Англии и ревизионистской концепцией английской Реформации, которая обращала внимание на медленное укоренение протестантизма в народе. Как видно, Р.Хаттон предлагает рассматривать приверженность англичан к соблюдению некоторых обычаев, по происхождению связанных с католицизмом, не как пример намеренного противостояния Реформации, а как инерционные явления, сохранявшиеся в народной культуре в связи с тем, что изменения во всем облике культуры не происходят быстро. В истории Реформации в Англии, таким образом, подводит свои рассуждения к выводу Р. Хаттон, можно найти и свидетельства, подкрепляющие либеральную концепцию А. Дж.Диккенса о быстром распространении протестантизма в Англии, и факты, позволяющие историкам-ревизионистам развивать идеи о медленной протестантизации Англии в течение нескольких десятилетий во второй половине XVI в. Использование описательных методов антропологии и фольклористики, как представляется Р. Хаттону, позволяет понять, как можно сгладить остроту противостояния между либеральной и ревизионистской концепциями истории английской Реформации.
В изучении XVI в., как считает либеральный историк П.Коллинсон, пришло время воссоединения политической и социальной истории, поскольку все политические события происходят в определенном социальном контексте, и все, что происходит в обществе, является в известном смысле слова политическим. При этом, по его мнению, социальные и экономические историки должны продолжить разработку тех вопросов, которыми они занимались, и нужно также продолжать изучение истории государственных учреждений. Остаются еще неисследованными материалы заседаний центральных судебных учреждений. Стало также ясно, что для понимания политической жизни английского общества в XVI в. недостаточно того, что Дж.Элтон обращал главное внимание в исследовании на публичную, официальную бюрократическую часть управления. Еще с 1970-х гг. Д.Старки
стал проводить мысль о том, что политическая деятельность и политическое влияние в этом обществе часто были неформальными, сосредоточивались в ближайшем королевском окружении, в королевском дворе. Нереалистичным для того времени было жесткое разделение лиц в королевском окружении на придворных, значение которых Дж. Элтону виделось, в сущности, в исполнении ими лишь орнаментальных функций и роли прислуги, и более важных в королевском окружении «советников». Эти люди вполне могли быть одними и теми же лицами — на первый взгляд, прислугой, но реально также политическими деятелями [20. Р. 9].
Религиозные верования и практика в жизни английского общества XVI в., считает П.Коллинсон, занимали центральное место, но, изучая религиозную ситуацию этого времени, исследователь религиозной истории должен пытаться понять ее место во всей социальной ткани общества. Механизмы управления церковью — предмет исследования для церковных историков (ecclesiastical historians). В то же время материалы церковных судов несут в себе множество свидетельств о повседневной жизни, о языке того времени, пользуясь которым, англичане XVI в. общались друг с другом и самовыражались [20. Р. 10—11].
С 1970-х гг. историки стали уделять больше внимания ментальности, образу мысли, языку англичан XVI в. Этим занимаются историки идей, интеллектуальной культуры этого периода, но реально этот предмет является более широким. В результате появляется возможность глубже осмыслить политическую культуру тюдоровской Англии путем изучения циркулировавших в обществе идей, способов их артикуляции и формализованного языка риторики этого времени. Форма и во многом содержание этих выступлений заимствовались из античной литературы. П.Коллинсон обращает внимание на большое влияние идей и образов античности на сознание англичан, и считает, что, например, идеи Цицерона, Тацита в Англии XVI в. были настолько влиятельны, что «участвовали в формировании текущей политики». Но Реформация расколола мировоззрение английского общества. До Реформации, в начале XVI в., как полагает П.Коллинсон, Англия была «одной из самых набожных христианских стран в Европе», фактически солидаризируясь в этой оценке с идеями ревизионистов [20. Р 11—12].
В Шотландии, как считает П.Коллинсон, протестантизм сыграл революционную роль и способствовал формированию самостоятельного национального мышления в шотландской нации. В целом на Британских островах религиозные споры способствовали усилению идеологических конфликтов, и эти конфликты составляют значительную составную часть интеллектуальной истории этого периода, но П.Коллинсон отмечает, что эти религиозные конфликты все же разворачивались в рамках признания общих моральных норм. Попытки рассмотрения религиозно-политической истории XVI—XVII вв. в контексте истории Британских островов составляют новейшую тенденцию в современной британской историографии, появившуюся под влиянием так называемого процесса деволюции, в результате которого в 1990-е гг. в рамках Соединенного Королевства стали обретать более широкие политические права Шотландия и Уэльс [20. Р 13—14].
П. Коллинсон считает также, что в конце XX в. было вновь осознано значение литературных произведений как исторических источников, поскольку литература и история нации взаимодействуют и взаимозависимы. По его словам, амбиции современных историков тюдоровского периода безграничны, их можно назвать «холистскими», но «история, которая попытается быть историей всего, в итоге не расскажет нам ничего, или не будет иметь смысла» [20. Р 13—14]. Призывая к специализации в исторических исследованиях, П. Коллинсон предполагает также необходимость взаимодействия в изучении истории XVI—XVII вв. между историками, принадлежащими к разным направлениям в современной британской историографии.
Влияние методологических подходов социальной истории на изучение Реформации в Англии в 1960—90-е гг. было плодотворным. В британской историографии ранее основное
внимание традиционно уделялось религиозно-политическим событиям XVI—XVII вв., а во второй половине XX в. рассмотрение Реформации как явления религиозно-политической истории удалось дополнить социально-экономической интерпретацией и культурноантропологическим подходом к ее анализу, и для современных британских историков характерно стремление к изучению Реформации в широком социокультурном контексте.
ЛИТЕРАТУРА
1. Зидер Р. Что такое социальная история? Разрывы и преемственность в освоении «социального» // THESIS. 1993. Т. 1. Вып. 1.
2. Репина Л.П. «Новая историческая наука» и социальная история. М., 1998.
3. Addy J. Sin and Society in the Seventeenth Century. L., 1989.
4. Birth, Marriage and Death Ritual, Religion and Life-Cycle in Tudor and Stuart England. Oxford, 1997.
5. Bonfires and Bells: National Memory and the Protestant Calendar in Elizabethan and Stuart England. Berkley, 1989.
6. Cressy D. Literacy and the Social Order: Reading and Writing in Tudor and Stuart England. Cambridge, 1980.
7. Dickens A.G. Lollards and Protestants in the Diocese of York, 1509—1558. Oxford, 1959.
8. Houlbrooke R. Death, Religion and the Family in England, 1480—1750. Oxford, 1998.
9. Hutton R. The English Reformation and the Evidence of Folklore // Past & Present. 1995. № 148.
10. Litzenberger C. The English Reformation and the Laity, Gloucestershire, 1540—1580. Cambridge, 1997.
11. McCullough P.E. Sermons at Court: Politics and Religion in Elizabethan and Jacobean Preaching. Cambridge, 1998.
12. Ogier D.M. Reformation and Society in Guernsey. Woodbridge, 1996.
13. Skeeters M.C. Community and Clergy: Bristol and the Reformation c. 1530—1570. Oxford, 1993.
14. Sommerville J. The Discovery of Childhood in Puritan England. Athens, Ga., 1992.
15. Sommerville J. The Secularization of Early Modern England: From Religious Culture to Religious Faith. N.Y., 1992.
16. Spufford M. Contrasting Communities: English Villagers in the Sixteenth and Seventeenth Centuries. Cambridge, 1974.
17. Spufford M. The Scribes of Villagers’ Wills in the Sixteenth and Seventeenth Centuries and Their Influence // Local Population Studies. 1971. Vol. 7.
18. The Parish in English Life, 1400—1600 / Ed. by Katherine L. French, Gary G. Gibbes, Beat A. Kumin. Manchester, 1997.
19. The Reformation in English Towns, 1500—1640 / Ed. by Patrick Collinson and John Craig. L., 1998.
20. The Sixteenth Century 1485—1603 / Ed. by Patrick Collinson. Oxford, 2002.
21. Watt T. Cheap Print and Popular Piety, 1550—1640. Cambridge, 1991.
22. Wrightson K., Levine D. Poverty and Piety in an English Village. Terling, 1525—1700. N.Y., 1979.
23. Zell M.A. The Use of Religious Preambles as a Measure of Religious Belief in the Sixteenth Century// Bulletin of the Institute of Historical Research. 1977. Vol. 1.
