ВЛИЯНИЕ ИНСТИТУТОВ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА НА ПРОЦЕССЫ ТРАДИЦИОННОЙ ОБЩЕСТВЕННОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ
Ф.Д. Хайбулина, канд. филос. наук, доцент Кыргызско-Российский славянский университет (Кыргызстан, г. Бишкек)
DOI: 10.24411/2500-1000-2020-11100
Аннотация. Гражданское общество Кыргызстана выстраивается на взаимодействии традиционных ценностей, социальных установок советского времени и наслаивающихся процессов современного мира. Основные проблемы этого процесса - общественные коллизии, связанные с трансформацией и адаптацией гражданских институтов. В статье представлен анализ становления и основной сферы деятельности неправительственных организаций республики, являющихся неотъемлемой частью гражданского общества. Затрудняет работу НПО и тот факт, что до сих пор не принят Закон о лоббировании, что препятствует продвижению неправительственными организациями как своих, так и интересов своих целевых групп. В целом, несмотря на обозначенные недостатки можно отметить, что третий - гражданский сектор в Кыргызстане является довольно развитым и имеет заметное влияние на общественно-политическую жизнь в стране. Даны рекомендации по усилению эффективности работы гражданского сектора.
Ключевые слова: гражданское общество, коммуникация, публичная власть, модернизация, институализация, демократизация.
Кризисы последнего времени в экономике и политике, накладывающиеся на непрерывный процесс, в том числе и культурной глобализации, актуализируют проблему повышения эффективности диалога власти и общества в условиях необходимой модернизации большинства сфер общественной жизни.
Исследование и сопоставление разных парадигм развития гражданского общества в философском, культурологическом и семиотическом аспектах, позволяет найти сущностные характеристики кризисных этапов исторического развития и определить ключевые факторы, оказывающие воздействие на процессы, как общественного диалога, так диалога власти и общества.
В качестве системы национальных «фильтров» в Кыргызстане выступают этнокультурные ценности. Они являются ориентирами, которые направляют историю, приводят к возникновению новых общественных процессов и интегрируют их творческую активность. Эти ценности первичны по отношению к историческому бытию и не могут зависеть ни от непосредственной социально-исторической си-
туации, ни от случайных психологических факторов. Переход через такие «фильтры» переводит знаковое восприятие вещей, событий и поступков граждан на общепонятный для данного народа этнокультурный язык и обеспечивает общественный и политический диалог в данном национальном или государственном образовании.
Специфика этнокультурных ценностей, формирующих гражданские ценности, предполагает их понимание в коммуникативном измерении: в их трансляции в культурно-исторической традиции и в их интерпретации адресатом. Cемиотический подход, который применялся ранее только к сфере языка, позволяет также описать процесс трансляции и интерпретации этнокультурных ценностей в современном обществе. Однако, допуская понимание национальной ценности только в семиотической функции, можно оторвать их от той культурно-исторической традиции, в которой они транслируются и интерпретируются [1]. Нами в качестве гипотезы, предлагается новый междисплинарный генерирующий подход, предполагающий национальное описание института трансляции гражданского общества Кыргызстана, и по
его презентующей функции, создающей форму внутринационального гражданства.
Специфика восприятия этнокультурных ценностей через гражданское общество состоит в том, что хотя они и носят надындивидуальный характер, тем не менее, через институализацию гражданского общества они переживаются именно как индивидуальные ценности. Если человек сталкивается с требованиями закона или морали, то он прекрасно осознает их как императивы, первичные по отношению к собственной индивидуальности. Однако при этом, этнокультурные ценности не воспринимаются как императивы закона и морали. Этнокультурные ценности становятся обязательными только тогда, когда человек воспринимает их как свои личные убеждения [2, с. 88]. В данном процессе, как мы полагаем, есть зависимость традиционных ценностных категорий от внешних инноваций, проявляемых, в том числе и через национальную транскрипцию -«гражданского общества».
Если государственные и идеологические ценности предполагают, что их субъект остается неизменным в акте коммуникации, и потому не обеспечивают возможность культурного развития, то ценности гражданского общества, предполагающие, что субъект обращается сам к себе и тем самым изменяется, в нашем случае, являются главным фактором дальнейшего творческого развития культурной традиции. Например, характеризуя советского человека как часть общества, Ю.А. Левада, определял его основные черты следующим образом: принудительная самоизоляция, государственный патернализм, эгалитаристская иерархия, имперский синдром. Такой набор характеристик, свидетельствует «скорее об определенной принадлежности человека системе ограничений, чем о его действиях и интересах. Отличительные его черты - принадлежность социальной системе, режиму, его способность принять систему, но не его активность» [3, с. 24]. Следовательно, в этом процессе по отношению к России при формировании гражданского общества, должен учитываться следующий фактор - те способы поддержки общественным движениям, что были
эффективны в странах Центральной и Восточной Европы, явно недостаточны в стране с сильнейшими имперскими традициями, самыми длительными по времени периодами массового террора, полной прерывностью исторических связей с гражданским и общественным опытом советского и постсоветского XX века.
Соответственно, политические идеологии имеют своей целью достижение конкретной выгоды, то самосознание, ориентированное на общечеловеческие принципы, трансформированные через этнокультурные ценности, направлено не на выгоду, а на духовный идеал, который становится фундаментом взаимопонимания и взаимодействия в общем историческом творчестве. Так, в Кыргызстане обращение к этнокультурным ценностям, трансформированным в гражданских институтах, обнаруживает в человеке не просто личность, но историческую личность, которая самоопределяется по отношению к исторической жизни своей страны, региональной и этнической принадлежности, к цели и смыслу исторической деятельности.
Исходя из вышесказанного, анализируя современное состояние гражданского общества в Кыргызстане, мы наблюдаем те же характеристики, как и на всем постсоветском пространстве. Где инициаторы гражданских инициатив, используя опыт и поддержку западных (европейских и американских) организаций и фондов, стремились «привить» в Кыргызстане культуру взаимодействия общества с властью, расширить поле благотворительной работы, оптимизировать возможности просветительской и волонтерской деятельности в самых разных областях социальной и политической жизни [4]. Диапазон работы этих организаций и фондов, включает самый разный круг проблем: от защиты окружающей среды, прав этнических меньшинств, развития творческих способностей у детей и до общественного контроля над правоохранительными органами, а также отстаивания независимости журналистов от преследования властей. Вместе с тем, несмотря на все усилия участников этих организаций, и фондов, влияние гражданского общества на демо-
кратические процессы в Кыргызстане остаются очень ограниченными. Объяснять трудности его развития давлением государства, видящего в развитии сети некоммерческих организаций (НКО) угрозу собственному монополизму, логично и вполне оправданно, учитывая, что после установления авторитарного и традиционалистского по своим идеологическим установкам режимов экс-президентов - А. Акаева, К. Бакиева, они возросли многократно, поскольку общественные организации стали рассматриваться как каналы западного влияния.
Помимо этого, трудности демократизации и развития гражданского общества были обусловлены особенностями политической и гражданской культуры населения Кыргызстана, не знавшего никакой другой жизни, кроме советской, с ее идеологической установкой важнейших аспектов повседневности. Инерция этого опыта, как показывают различные исследования, была намного более мощной, чем это казалось в первые годы новых Среднеазиатских республик [5, с. 31-42]. И дело здесь не только в недостаточности усилий по просвещению якобы косного общества, слабой эффективности или непродуктивной деятельности по внесению новых идей и знаний о том, как устроены современные демократии, на какие структуры они опираются и т.п., а в недооценке степени и характера приспособленности массового постсоветского человека к репрессивному государству, психологических и моральных следствиях такой адаптации и симбиоза с традиционным азиатским режимом.
Модель гражданского общества, описанная выше, в ситуации краха советского режима нуждалась не только в дальнейшей проверке (насколько устойчивы ее элементы в отдельности и в целом сама система), но и в выяснении целого ряда вопросов: как ведет себя социум в ситуации обыденности исторического перелома, разложения закрытого общества.
Первые выводы, к которым мы приходим, заключаются в том, что с началом распада традиционных образов общественных институтов, общественные уста-
новки, воспринимаемые этноиндивидом утратили представление о своем будущем, чувство направленного времени, пафосной уверенности в завтрашнем дне. «В обстановке общественного кризиса латентные компоненты каждой антиномии выступают в это время на поверхность и пре вращаются в мощный дестабилизирующий фактор» [6, с. 50]. То, что составляло и образовывало «подсознание» традиционного общества: теневые, а потому аморфные, плохо артикулируемые значения социальности, касающиеся значений насилия как символического кода поведения, репрессивного контроля, недоверия к другому, страху перед ним, готовности к обману, агрессии, - все это стало выходить на первый план, обретая уже не негативные, а позитивные определения и смыслы коллективной солидарности (значения «наших», «своих», «национальных ценностей», «наследия предков» и т.д.) [7].
Первым симптомом деградации образца, можно считать изменение знака отдельных его составляющих (но не самой его структуры). Линии разложения вначале проходили по символическим значениям власти (объективациям государственного патернализма): сверхавторитет новых политических лидеров и надежды на новую «реформированную» власть (волнообразные процессы роста и падения популярности А. Акаева, К. Бакиева, А. Мадумарова, Ф. Кулова, К. Ташиев и т.п.), скоро обернулись разочарованием и дискредитацией власти в целом, а затем ростом ксенофобии и социальной зависти, что и было канонизировано современной администрацией в виде антипатии и враждебности к «олигархам» и Западу, проявляемые через спорадические акции - борьба с коррупцией, против привилегий, социальная справедливость и т.п.
Иначе говоря, распад традиционной системы институтов отнюдь не означал, что начались интенсивные процессы социально-структурных преобразований, предполагающих автономизацию ведущих групп общества и их ценностей. Важнейшие подсистемы гражданского общества -суд, образование, общественное управление, система массовых коммуникаций -
остались под прямым государственным контролем, которому собственно и принадлежат власть, ресурсы силового управления, а ведь именно эти структуры должны оставаться в ведении гражданского общества.
Религия, будучи реабилитированной в постсоветское время, фактически превратилась в один из государственных департаментов. СМИ, получив полную свободу после 1991 года, с приходом К. Бакиева и укреплением вертикали власти, практически ее утратили. Все вместе это означает, что «элиты» по-прежнему ориентируются на власть и не в состоянии выполнять свои собственные социальные функции, то есть остаются псевдо или квази элитами, эти процессы ведут к искаженному восприятию гражданских ценностей как на уровне индивида, так социума в целом [8].
Вместе с тем, попытки восстановить централизованный государственный контроль в прежнем объеме, без сопутствующих социальных механизмов (политической полиции, насаждения единой идеологии, атмосферы страха и т.п.) невозможны, поскольку без них нельзя сдержать постоянно возникающие неформальные (теневые, «серые», сетевые) связи и структуры обмена ресурсами и коммуникации между различными группами и институтами [9, с. 97-117]. В данном случае, расцвет коррупции свидетельствует не столько о падении социальной морали, сколько о настоятельной потребности институционального согласования частных, групповых и институциональных интересов, поэтому коллизии такого рода оказывают разлагающее воздействие на саму систему централизованного государственного контроля.
Библиографический список
1. Лотман Ю.М. Семиосфера. - СПб., 2000.
2. Данилевский И.Я. Россия и Европа. - М., 2001. - С. 88.
3. Советский простой человек: опыт социального портрета на рубеже 1990-х // Авт. кол. А.А. Голов, А.И. Гражданкин, Л.Д. Гудков, Б.В. Дубин, Н.А. Зоркая, Ю.А. Левада (руководитель проекта), А.Г. Левинсон, Л.А. Седов. - М., 2013. - С. 24.
4. Байматов Б.Специфические местные аспекты «гражданского общества» в Кыргызстане: взгляд с социальной и географической периферии // Центральная Азия и Кавказ. -2006. - №4 (46). - С. 17-29.
В связи с этим интересно, что еще в первые годы после краха советской системы, среди более образованной части кыр-гызстанского общества были довольно широко распространены представления о том, что новое поколение, социализированное уже в других условиях, окажется носителем совершенно иных ценностей, будет характеризоваться другой этикой, мотивироваться иначе, чем их предки. Отчасти такие ожидания подкреплялись и данными социологических исследований, свидетельствовавших о том, что молодежь не только более образована, ориентирована на другие стандарты потребления, но и на то, что она не испытывает обычных для старшего поколения страхов. Однако эти предположения оказались скорее набором стереотипов и иллюзий, а не прогнозами, основанными на теоретическом знании и анализе фактического материала. Таким образом, в настоящее время при формировании национального гражданского общества в Кыргызстане, возобладали эклектические тенденции имитации прежних символических структур: ностальгия по советскому величию, идеализация слабоизучен-ного а соответственно не активного исторического прошлого, прежде всего мифологизация побед «Киргизского великодер-жавия», обрядово-магическая сторона религиозного «возрождения» и пр. Настоящее (требования к самим себе, мотивы собственного достижения) по-прежнему воспринимается гражданским населением в категориях хронического развала, кризиса, состояния дезориентированности и безвременья, как фактор удовлетворения своих личных запросов и потребностей.
5. Гудков Л., Пчелина М. Бедность и зависть: негативный фон переходного общества // Экономические и социальные перемены: Мониторинг общественного мнения. - 2005. -№6. - С. 31-42.
6. Афанасьев М.Н. Клиентелизм и российская государственность. - М., 1997. - 50 с.
7. Зотова Н. Центральная Азия: пути и возможности эволюции существующих режимов. - [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.arba. ru/news/1493
8. Мусаев Б. Несколько критических замечаний в связи с вопросом о кланах Узбекистана. - [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http:// www.centrasia.ru
8. Моска Г. Правящий класс // Социологические исследования. - 1994. - №10. - С. 187198.
INFLUENCE OF CIVIL SOCIETY INSTITUTIONS ON THE PROCESSES OF TRADITIONAL SOCIAL MODERNIZATION
F.D. Khaibulina, Candidate of Philosophical Sciences, Associate Professor Kyrgyz-Russian Slavic University (Kyrgyzstan, Bishkek)
Abstract. Civil society in Kyrgyzstan is built on the interaction of traditional values, social attitudes of the Soviet era and the overlapping processes of the modern world. The main problems of this process are social conflicts related to the transformation and adaptation of civil institutions. The article presents an analysis of the formation and main sphere of activity of nongovernmental organizations of the Republic, which are an integral part of civil society. The fact that the law on lobbying has not yet been adopted makes it difficult for NGOs to work, which hinders the promotion of both their own and the interests of their target groups by nongovernmental organizations. In General, despite these shortcomings, it can be noted that the third - civil sector in Kyrgyzstan is quite developed and has a significant impact on social and political life in the country. Recommendations are given to improve the efficiency of the civil sector.
Keywords: civil society, communication, public power, modernization, institutionalization, democratization.