CC BY
49
ективным правам; апелляцией к высшей правде и справедливости в конфликтах и спорах, а не к формальным предписаниям закона; требованием судить «по правде», а не «по закону».
Наконец, с позиции политико-идеологической ориентации ценностной основы права можно обозначить как либеральное, консервативное и социалистическое понимание права. В основу либерального правопонимания положены следующие ценности и принципы: верховенство прав человека; рационализм; «свобода, равенство и братство» как ценность буржуазных революций; естествен-ноправовое равенство; ценности индивидуализма и атомарной модели общества; идея общественного договора, естественного права, народного суверенитета, разделения властей, гражданского общества и правового государства; свободный рынок; капитализация и глобализация. Консервативное правопонимание является результатом христианской правовой мысли и опирается на антилиберализм; скепсис по отношению к возможностям человеческого разума, конструкциям идеального общества; признание необходимости аристократического слоя в государстве; антииндивидуализм, неприязнь к рыночной экономике, капитализму; приверженность органическому подходу к государственному развитию; антропологический реализм, или признание несовершенства, даже поврежденности (первородным грехом)
человеческой природы; религиозность, церковность; антиэтатизм и критику государственного вмешательства в организацию народной жизни; признание необходимости этнокультурного плюрализма и защиту национальных ценностей; традиционный уклад жизни общества. Сторонники социалистического правопонимания исходят из того, что фундаментом общественного развития являются экономические отношения, и все социальные болезни произрастают именно из-за социально-экономического благополучия; государство всеобщего благоденствия служит целью развития общества; обязанности первичны, права производны; каждое общество проходит в своем развитии ряд стадий (формаций), поэтому все народы ожидает не либерально-рыночная, а социалистическая глобализация как финальный итог развития народов; право - возведенная в закон воля господствующего класса, и потому господствовать должен средний класс.
Литература
1. Гринберг Л. Г., Новиков А. И. Критика современных буржуазных концепций справедливости. Л., 1977.
2. Бартошек М. Римское право (понятия, термины, определения). М., 1989.
© 2015 г. Г. С. Працко,
О. Н. Болдырев
ВЛИЯНИЕ ИДЕЙ Л. И. ПЕТРАЖИЦКОГО НА РАЗВИТИЕ ПОЛИТИКО-ПРАВОВОЙ МЫСЛИ Г. Д. ГУРВИЧА
В статье исследуется влияние психологической теории Л. И. Петражицкого на формирование научных взглядов его ученика Г. Д. Гурвича. Отмечается, что Гурвич рассматривал диалектику как способ методологического поиска посредством схватывания противоречий природы социального. По мнению мыслителя, особой формой диалектики является очищение науки от остатков предшествующих познавательных систем, которые засоряют познавательное поле, препятствуя возникновению новых концепций.
Ключевые слова: психологическая теория права, социальная диалектика, социальная реальность, социальное право, правоотношение.
По мнению Г. Д. Гурвича, любое сообщество представляет собой некую целостность, состоящую из отдельных элементов, причем задачей социальной психологии права или социологии права должно стать уяснение роли данных элементов в структуре целого, а также характера связей между ними. Для этого необходимо выполнить несколько методологических приемов, основными из которых вы-
ступают типологизация и классификация всех социальных явлений. Современные исследователи отмечают, что в своем стремлении к построению классификации Г. Д. Гурвич доходил до того предела, за которым классификация превращалась из познавательного инструмента в самоцель, причем большинство пунктов классификации никак не следовали из эмпирического материала [1, с. 131-137].
Юристг-Прлвов^дъ, 2015, № 1 (68)
Принципы типологизации не диктуются самим материалом и не являются априорно заданными формами познания, а служат лишь методологическими инструментами, их цель сводится к выстраиванию определенных рамок, в которые могут быть «загнаны» изучаемые явления. Из этого следует, что выделенные исследователем типы социальных феноменов не обладают онтологическим статусом и не означают распад социальной реальности на множество отдельных элементов. Социальная реальность, по Гурвичу, слитна и неразделима, но это и порождает основную трудность ее изучения, с которой познающий разум спасается путем типологизаций.
Нельзя не согласиться с современным исследователем, что именно «такая познавательная модель позволяет Гурвичу создать грандиозную сложно структурированную концепцию общества как динамичного, постоянно изменяющегося единства исторической, культурной, правовой, психологической и иных видов действительности» [2, с. 15].
Способом изучения общества как принципиально плюралистичного бытия предстает диалектика, которую Гурвич в отличие от М. А. Рейсне-ра понимает не в марксистском, а в гегелевском ключе, то есть как способ методологического поиска посредством схватывания противоречивой природы социального. В этом случае диалектика превращается из собственно методологии в способ системного изучения общественной жизни, позволяющий предложить универсальную модель объяснения логики социальных процессов. Однако сам Гурвич подчеркивал, что диалектика в любом случае должна восприниматься как инструмент исследования, а не как отражение объективно протекающих социальных процессов, иначе возникнет соблазн приписать диалектич-ность развития самому общественному устройству, а это является упрощением многообразной социальной действительности [3, с. 118].
Особой функцией диалектики является очищение науки от остатков предшествующих познавательных схем, которые, по мнению Гурвича, засоряют познавательное поле, препятствуя возникновению новых концепций. Вспоминая историю становления психологической теории Л. И. Пет-ражицкого, его ученик считал, что сохранение устойчивых методов познания социально-правовой действительности не дает возможности появления новых взглядов и веяний. Диалектика должна осуществить эту методологическую операцию, которую Гегель назвал «снятием», то есть сохранить методологически плодотворные ходы мысли, но избавить их от устаревшего концептуального воплощения.
Для достижения данной цели диалектика должна быть выражена в трех основных аспектах. На онтологическом уровне она представляет стихийное развитие человеческих сообществ, сопровождающееся процессами становления и разрушения. На методологическом уровне диалектика выступает методом изучения социальных процессов, максимально приближенным к их непостоянной и изменчивой природе. На синтетическом уровне, который Гурвич считает самым важным, происходит соотнесение объективно существующих социальных конструкций с их методологическими реконструкциями, результатом чего становится появление метода изучения социальных явлений.
Парадоксальным свойством социальной диалектики является разнонаправленность ее процессов. Если онтологически развитие социума происходит от частного к общему, то есть индивиды образуют сначала локальные сообщества, затем социальные группы и классы, а потом уже складываются государства с развернутой структурой законодательных актов, то процесс объяснения социальных явлений направлен в обратную сторону. Исследователь права сначала схватывает правовую систему в целом, а затем уже от тотальности продвигается к пониманию конкретного юридического факта. Только всеобъемлющая картина правовой реальности делает возможным изучение частностей, но, понимая данный методологический принцип, ученый-правовед не должен забывать о том, что формирование правовой системы - это продукт социальной эволюции, начавшейся именно с отдельных положений интуитивного права.
Г. Д. Гурвич также предлагает не абсолютизировать возможности структурно-функционального метода в постижении правовых явлений, поскольку наше представление о том, что каждый правовой факт занимает конкретное место в структуре социальной действительности, исходит из презумпции исследования общества как статичной реальности. В действительности же имеет место непрерывный процесс формирования правовых норм, их трансформации под влиянием изменяющихся социальных условий, их закрепления в нормах позитивного права, а далее постепенное «размывание» этих норм под воздействием видоизменяющейся социальной реальности.
М. В. Антонов отмечает, что подобное противопоставление социальной действительности и способов ее изучения встречается у Гурвича постоянно. С одной стороны, это сознательное ограничение возможностей исследования, но, с другой стороны, именно понимание границ социального познания дает возможность полностью исследовать то пространство, которое этими границами определено. «Мыслитель настаивает на
необходимости разграничения между понятием "социальные закономерности", характеризующим абстрактные принципы и концептуальные рамки исследования процессов развития социума, вычленяемые исследователем при анализе социальных феноменов, и понятием "социальный детерминизм" - сущностного качества социальной действительности, позволяющего ей интегрировать в себя разнородные явления» [2, с. 23].
Закономерность представляет собой «интеграцию частных фактов в ту или иную сферу социальной действительности (переживаемого, познаваемого, конструируемого), которая при этом сохраняет свою непредсказуемость; такая закономерность располагает социальные факты, то есть объясняет их путем интерпретативного понимания той или иной сферы» [4, с. 165]. В отличие от детерминизма социальные закономерности имеют очень ограниченное применение в сфере исследования права, что объясняется присущими праву, а также любому другому социальному феномену такими чертами, как процессу-альность, неповторимость и стохастичность.
Несмотря на стремление уйти от неокантианского противопоставления наук о природе и наук о культуре, исследователь не может не констатировать, что социальные закономерности имеют мало общего с аналогичными закономерностями в естественных науках. Существенным их отличием он считает функциональную привязку социальных закономерностей к определенным сферам социальной реальности, то есть каждая сфера общества обладает своим порядком диалектического развития, который не может быть по умолчанию применим к другим сферам. Поиск универсальных социальных закономерностей, проявляющихся в различных сферах социальной жизни, Гурвич считает одной из главных задач социальной психологии права.
Отказ от индивидуалистической природы права еще не означает критику права в качестве основы социального порядка, скорее наоборот, Г. Д. Гурвич определяет социальное право (право, базирующееся на выборе социальной группой определенных норм взаимоотношений, минимизирующих степень конфликтности внутри группы) как «объективный порядок, посредством которого элементы социального целого интегрируются в тотальные социальные явления» [3, с. 120]. Из этого проистекают основные характеристики социального права, которые и определяют принципиальное отличие данной категории от индивидуалистических трактовок права.
Основной функцией социального права является интеграция определенного сообщества, из чего следует, что сами правовые нормы возни-
кают не как совокупность абстрактных предписаний, вытекающих из образа абстрактного индивида, а как динамично меняющаяся система договоренностей между различными представителями данного сообщества.
По мнению К. М. Антонова, «исследуя проблему единства общественной жизни, ученый, исходя из формы психологического единства, проводит различие между типами социального единства (спонтанными и организованными - в терминологии Гурвича): между формами социабель-ности (способами связи с Целым и посредством Целого) и, соответственно, между социальным и индивидуальным правом» [2, с. 27].
Социальное единство складывается из отдельных взаимодействий между индивидами - в этом положении отчетливо улавливается отсылка к психологической теории Л. И. Петражицкого. Однако Г. Д. Гурвич рассматривает структуру социального единства как многоуровневую конструкцию, выделяя в ней «массу», «общность» и «всеединство». Каждый индивид обладает тремя формами сознания - индивидуальным, межличностным и коллективным, причем они находятся друг с другом в диалектической взаимозависимости.
Возрастание роли одного из компонентов приводит к естественному уменьшению значимости других, поэтому автор отмечает, что рост индивидуального самосознания приводит к падению социальной активности индивидов. Оригинальность его социально-психологической концепции придает выделение межличностного и коллективного типов взаимодействия как различных уровней организации социального единства, поскольку такая типологизация предполагает возможность их противопоставления друг другу. В самом деле, рассуждает французский правовед, возрастание межличностных связей ведет к ослаблению коллективного сознания, в то же время высшая степень социального единства, выражаемая в понятии «всеединство», означает полный отказ от индивидуального и межличностного сознания. Из этого следует, что создание всеедино-го общества не приводит к исчезновению социальных конфликтов между индивидами, поскольку создание коллективного «Мы» сопровождается разрывом социальных связей между отдельными элементами социального целого. Разрыву подвергаются те самые императивно-атрибутивные связи, которые, согласно концепции Л. И. Пет-ражицкого, устанавливают постоянное двустороннее взаимодействие между индивидами.
Как отмечает М. В. Антонов, «интуитивное ощущение общности и взаимопричастности, осознание реальности другого в данном случае воспринимается субъектами социального действия
Юристъ-Правов^дъ, 2015, № 1 (68)
скорее как препятствие для осуществления своих целей. Поэтому единство на уровне организованной социабельности в форме «отношений с Другими» достигается не за счет такой интуиции, как это происходит на спонтанном уровне, но посредством связующих социальное взаимодействие знаков и символов» [2, с. 29]. В качестве таковых знаков, определяющих порядок взаимодействия, и могут выступать правовые нормы.
Императивные предписания (как характеристика правовых норм) не переносятся из сферы индивидуального осознания в сферу коллективного действия, а изначально выражают интересы социального целого. Г. Д. Гурвич отмечает, что «социальное право всегда заимствует свою обязывающую силу из непосредственного правотворя-щего авторитета целого, внутреннюю жизнедеятельность которого оно регулирует, и является автономным правом социальной группы (активной и воплощающей позитивную и рациональную ценность), образующимся непосредственно из нее» [2, с. 58]. В этом случае императивные предписания, касающиеся личных отношений индивидов, возникают как побочный продукт коллективных правовых установлений. Нельзя не отметить, что ученый специально обращается к терминологии психологической теории права, обозначая психологический аспект правовых норм как императивные предписания [5, с. 99, 100].
Объектом социального права является само сообщество, которое данное право вырабатывает, поэтому и границы его использования определены границами сообщества. По отношению к другим субъектам (будь то отдельные индивиды или другие социальные группы) социальное право утрачивает свою императивную силу, заменяясь на право индивидуального. Впрочем, Г. Д. Гурвич указывает, что сообщество может стать элементом социальной системы более высокого уровня, и в этом качестве оно разделит социальное право данной системы. «В сфере обращенных вовне отношений группа также может быть интегрирована в более обширную целостность и может стать, таким образом, субъектом иного социального права (например, профсоюзы - члены Всеобщей Конфедерации Труда или государства - участники Лиги Наций)» [3, с. 60].
В рамках социального права происходит взаимопроникновение притязаний и обязанностей, что особенно отчетливо можно зафиксировать в ситуации создания определенным сообществом социального института (например, государства). Данный институт не противопоставляет себя членам сообщества и не устраняется из системы социального права, выступая в качестве равноправного элемента. Именно поэтому Гурвич приходит к выводу о том, что структура государственного
законодательства выстраивается по логике социального права, и только таким образом государство обретает легитимность и полномочия правового урегулирования общественных взаимоотношений.
Причем государственная власть в этом случае совсем не обязательно должна носить принудительный характер. Опираясь на нормы социального права, она апеллирует к сознанию индивида и не может полноценно реализовываться без учета желания индивидов. Г. Д. Гурвич отмечает: «Власть действовать в интересах всего общества принадлежит самой сложной коллективной личности, то есть полномочия этой власти, совместно осуществляемой отдельными лицами и "центральной личностью", не могут быть реализованы без согласия всех составляющих ее элементов» [3, с. 63].
Поскольку неорганизованное сообщество первично по отношению к любому организованному сообществу, попытки социальной организации отказаться от целей функционирования социального целого в пользу обеспечения собственных целей обречены на неудачу. По мысли Г. Д. Гурви-ча, «если организация социальной группы закрывается от воздействия лежащей в ее основе общности, а право такой организации оказывается оторванным от своих корней, то претензии такой организации и ее права представлять собой Целое и действовать от его имени не находят под собой никакого основания» [3, с. 65]. Иначе говоря, организация, отделяющая собственное понимание социального права от объективных характеристик его функционирования (соответствия социальной реальности), ставит под вопрос легитимность собственного существования.
Наконец, последним пунктом, характеризующим специфику социального права, исследователь считает понятие субъекта правоотношений. В качестве такого субъекта выступают «сложные коллективные личности», которые принципиально отличаются как от отдельных индивидов, так и от юридических лиц, которые лишают входящих в них субъектов малейших признаков автономии. «Сложные коллективные личности в качестве синтеза правоотношения и отдельно взятого субъекта права противопоставляют себя юридическим лицам - простым структурным единицам (субъектам индивидуального правопорядка); структура таких личностей состоит в организации внешнего единства некоей множественности, члены которой сохраняют свои личностные черты в рамках единства» [3, с. 70]. Любое смешение таких «коллективных личностей» с принципами субординации и доминирования приводит к деформации социального права, его смешиванию с правом индивидуальным. Таким образом, социальное право не устраняет индивида
из системы правовых отношений, а лишь указывает на тот факт, что возникновение правоотношений и сопутствующих им императивно-атрибутивных эмоций оказывается возможно лишь в условиях взаимодействия индивидов, возникновения социальных форм мышления и поведения.
Литература
1. Антонов М. В., Поляков А. В. Г. Д. Гурвич и русская постклассическая правовая мысль конца XIX - начала XX века // Правоведение. 2005. № 4.
2. Антонов М. В. Мир права Г. Д. Гурвича // Философия и социология права: избранные сочинения. СПб., 2004.
3. Гурвич Г. Д. Идея социального права // Философия и социология права: избранные сочинения. СПб., 2004.
4. Гурвич Г. Д. Философия и социология права: избранные сочинения. СПб., 2004.
5. Петражицкий Л. И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. СПб., 2000.
© 2015 г. А. В. Варданян,
Д. В. Андреянченко
ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ УЧЕНИЯ О КРИМИНАЛИСТИЧЕСКОЙ ХАРАКТЕРИСТИКЕ ПРЕСТУПЛЕНИЙ КАК ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ ОСНОВА ДЛЯ ФОРМИРОВАНИЯ КРИМИНАЛИСТИЧЕСКОЙ ХАРАКТЕРИСТИКИ ПРЕСТУПЛЕНИЙ, СВЯЗАННЫ1Х С ОРГАНИЗАЦИЕЙ НЕЗАКОННОЙ МИГРАЦИИ
В статье анализируются теоретические основы учения о криминалистической характеристике преступлений, с учетом которых разрабатывается авторская структура криминалистической характеристики преступлений, связанных с организацией незаконной миграции.
Ключевые слова: миграция, мигранты, иммигранты, организация незаконной миграции, миграционная политика, преступление, расследование, криминалистическая характеристика преступлений, элементы криминалистической характеристики преступлений.
Глобальные экономические, политические, социальные реформы, проведенные в Российской Федерации на рубеже веков, одним из объектов которых явилась миграционная политика, оказали значительное влияние на формирование демографической ситуации. Постепенно из некогда «закрытой» для въезда иностранных граждан и лиц без гражданства страны Россия трансформировалась в субъекта активной внешнеэкономической деятельности, международного туризма, миграционного обмена. Она даже приобрела статус мигра-ционно привлекательного государства для представителей целого ряда стран. Разумеется, во многом этому способствовали ее достаточно выгодное географическое расположение, обширная территориальная протяженность, более стабильная экономическая ситуация по сравнению с другими странами СНГ и некоторыми государствами бывшего социалистического лагеря. В результате в Российскую Федерацию ежегодно стали пребывать более 20 миллионов иностранцев. Однако в структуре миграционных потоков наметилась и такая негативная тенденция, как незаконная миграция. Таким образом, крупные города оказались переполненными приезжими из экономически не-
благополучных стран ближнего и дальнего зарубежья, находящимися в России нелегально. Это неминуемо отразилось и на росте различных видов преступности, в структуре которой стабильно существенный удельный вес приходится на незаконных мигрантов [1, с. 4].
Следует отметить, что проблема незаконной миграции в современных условиях не ограничивается локальным, региональным масштабом, поскольку она характерна и для многих других цивилизованных государств. Россией ратифицированы международные нормативно-правовые акты, касающиеся регулирования миграционной политики, а именно Протокол против незаконного ввоза мигрантов по суше, морю и воздуху, являющийся дополнением к Конвенции Организации Объединенных Наций против транснациональной организованной преступности, что потребовало реформирования национального законодательства. Уголовный закон нашей страны был дополнен группой новелл: ст. 322.1 «Организация незаконной миграции»; ст. 322.2 «Фиктивная регистрация гражданина Российской Федерации по месту пребывания или по месту жительства в жилом помещении в Российской Фе-
