CC BY
34Влияние демографической саморегуляции на воспроизводство и миграцию населения
Синельников Александр Борисович
доктор социологических наук, кандидат экономических наук, доцент, кафедра социологии семьи и демографии социологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, sinelka@mail.ru.
Согласно концепции демографической саморегуляции, население - это автономная подсистема общества, которая сама приводит свой размер (численность жителей) в соответствие с экономической и экологической ситуацией. По мнению автора, саморегуляция может остановить рост населения, вызванный высокой рождаемостью или иммиграцией. Однако не существует никакой саморегуляции для защиты от естественной убыли населения (депопуляции) или от массовой эмиграции. Эти проблемы могут быть решены лишь с помощью демографической политики.
Ключевые слова: демографическая саморегуляция, население, воспроизводство населения, рождаемость, смертность, депопуляция, миграция, иммиграция, эмиграция, демографическая политика.
Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта «Межрегиональные исследования жизненных ценностей и нетранзитивности се-мейно-детных ориентаций женщин, мужчин и семейных пар на основе сквозного анализа сопоставимых данных (1976-2020 гг.)» №18-011-01037.
Прошло уже два столетия с тех пор, как Томас Роберт Мальтус - единственный демограф, имя которого известно всему миру, написал книгу о связи между динамикой численности населения с изменениями условий его жизни [14]. На этой же идее основан курс лекций А.Г Вишневского «Демографическая история и демографическая теория», вышедший в свет в 2019 г. [1]. Подобно Мальтусу, А.Г. Вишневский считает, что стихийно сложившийся механизм демографической саморегуляции тормозит рост населения, если его численность становится чрезмерной по сравнению с количеством средств существования (продуктов питания и других предметов первой необходимости). У низших, т.е. самых бедных социальных групп населения из-за хронического недоедания ослабевает сопротивляемость инфекционным и другим заболеваниям. Это приводит к эпидемиям, которые влекут за собой катастрофическое повышение смертности. Из-за этого численность населения сокращается и вновь приходит в соответствие с количеством средствами существования. Демографическая и экономическая ситуация нормализуются, но через некоторое время естественный прирост опять нарушает баланс, что, в свою очередь приводит к новым эпидемиям, т.е. к повторению цикла. Разумеется, количество средств существования может расти, как за счет освоения новых земель, (во времена Мальтуса европейские колонисты заселяли огромные территории в Северной Америке), так и из-за повышения урожайности в сельском хозяйстве и производительности труда в промышленности. Но, по мнению Мальтуса [14] и А.Г. Вишневского [1, с. 44], все это было (и остается) лишь временным решением проблемы, поскольку поднимает, но не отменяет «потолок» демографического роста, а превышение этого «потолка»
ц Гп::а 1
вновь вызывает необходимость в демографической саморегуляции.
До XVIII столетия главным механизмом саморегуляции была смертность. Ее уровень резко повышался в годы неурожаев, эпидемий и войн, которые тоже часто сопровождались эпидемиями. Мальтус считал эту саморегуляцию бесчеловечной и предлагал более гуманный путь - ограничение брачности и рождаемости. Но он был протестантским священником и поэтому выступал против известных в то время средств и методов контрацепции. С ортодоксально-религиозной точки зрения сексуальные отношения признавались допустимыми только в рамках законного брака и лишь ради продолжения рода. Иначе они считались греховными. Настаивая, чтобы в брак вступали только мужчины, способные материально обеспечить семью, и женщины, имеющие достаточное для нормальной жизни приданое, Мальтус не предлагал ничего принципиально нового. Он просто выступал за более строгое соблюдение неформальных социальных норм, т.е. неписаных законов, которые тогда действовали не только в его родной Англии, но и во всей Западной Европе.
В XVIII столетии условия жизни европейцев улучшились. Крестьяне стали выращивать картофель, менее подверженный неурожаям, чем зерновые культуры. Это спасало от голода. Борьба с эпидемиями стала более эффективной благодаря карантинам и оспопрививанию. Уровень смертности понизился, но рождаемость по-прежнему оставалась высокой. Из-за этого ускорился рост населения и стало намного больше семей, где не только родились, но и дожили до совершеннолетия несколько сыновей и (или) дочерей, претендующих на наследство. А.Г. Вишневский приводит слова Вольтера: «Большинство отцов семейств опасаются иметь много детей, тогда как правительства хотят умножения народа» [1, с. 171]. Это противоречие существует до сих пор, причем не только тогда, когда речь идет
о росте численности населения из-за повышения рождаемости, но и тогда, когда население увеличивается за счет иммиграции.
Французский демограф Альфред Сови отмечал, что, «как правило, любая иммиграция в страну с достаточно стабильными условиями приводит к некоторым нарушениям равновесия и отчасти вызывает сопротивление» [8, с. 345].
Об отношении населения к иммигрантам можно судить по данным Европейского социального исследования (European Social Survey - ESS). ESS -это академический проект, целью которого является попытка описать и объяснить взаимосвязь между изменениями, которые сегодня происходят в социальных институтах Европы, и установками, верованиями и ценностями, а также поведением различных групп населения. Инфраструктура проекта финансируется Европейским научным фондом, а конкретная реализация обеспечивается научными фондами и институтами в каждой из стран-участниц. По результатам исследования можно судить о том, насколько далеко зашел процесс общеевропейской интеграции в каждой из стран-участниц.
Исследование повторяется каждые два года. Первый раунд был проведен в 2002 г., последний (на данный момент), девятый раунд - в 2018 г. Россия приняла участие во всех раундах исследования с 2006 г. (3-й раунд) по 2018 г. (9-й раунд). Многие страны - участницы проекта ESS пропустили некоторые раунды. Общее число анкет в каждой стране за один раунд - от 700 до 3000, в том числе в России - около 2500. Анкеты заполнялись методом интервьюирования.
Подробная информация об этом исследовании на английском языке есть на сайте:
www.europeansocialsurvey.org. На территории Российской Федерации исследование проводилось Институтом сравнительных социальных исследова-
ний (www.cessi.ru). C анкетой на русском языке можно познакомиться на сайте www.ess-ru.ru. Координатор проекта от российской стороны - А.В. Ан-дреенкова. База данных ESS на английском языке опубликована на сайте: http://nesstar.ess.nsd.uib.no/webview и доступна для всех зарегистрированных пользователей с возможностью построения таблиц в программе SPSS в режиме он-лайн даже если на компьютере пользователя этой программы нет - она есть на самом сайте. База данных на русском языке опубликована на сайте http://ess-ru.ru. Эту базу данных также можно использовать для построения таблиц и графиков после регистрации на сайте.
Анкета ESS содержит вопросы о том, в какой стране родился сам респондент, а также его отец и мать, а также о том, следует ли допускать в страну иммигрантов и каких именно.
Рисунок 1. Доля лиц, считающих, что следует позволить МНОГИМ людям той же расы или национальности, что и большинство населения, переезжать жить в нашу страну?», 2018 г.
Источник: Рассчитано по базе микроданных ESS-2018.
Данные ESS показывают, что далеко не все население согласно принимать даже тех иммигрантов и репатриантов,
которые принадлежат к той же национальности, что и большинство жителей страны. В 2018 г. лишь 29% российских респондентов считали, что следует допускать в Россию много русских из других государств. Остальные, по-видимому, не рады соотечественникам, которые возвращаются в Россию из «ближнего зарубежья», когда этих репатриантов много. Отношение к ним напоминает отношение так называемых коренных москвичей в советское время к т.н. «лимитчикам» и прочим выходцам из других регионов России. Однако россияне не так уж сильно отличаются от англичан, французов, итальянцев и жителей других стран. Наиболее толе-рантны в этом вопросе жители Германии. Но и среди них сторонники массового приема «своих» иммигрантов и репатриантов (включая советских и российских немцев) составляют лишь 44%, т.е. находятся в явном меньшинстве.
Значительно хуже отношение к выходцам из бедных неевропейских стран (а из богатых стран мало кто уезжает). Их происхождение заметно по чертам лица, цвету кожи, волос и глаз даже тогда, когда они говорят на языке страны прибытия без акцента. Еще важнее отличия в религиозной принадлежности, обычаях, традициях и образе жизни. Это касается не только самих иммигрантов, но во многих случаях также их детей и внуков.
Лишь 10% россиян готовы позволить многим людям из бедных неевропейских стран поселиться в нашей стране. Однако среди жителей бывших социалистических стран (Польша, Чехия, Венгрия, Болгария), еще меньше людей (от 1 до 6%), которые желают пускать в свои страны массы азиатских и африканских переселенцев. Считаясь с настроением своих граждан, правительства этих стран сопротивляются давлению властей Евросоюза, навязывающих им квоты на прием определенного количества беженцев. Но и сами беженцы хотят жить только в Западной Европе, где можно получать весомые социальные пособия.
Совместимо ли с принципами гуманизма и демократии, которые декларирует Европейский Союз, принудительное направление этих людей в страны, где они не хотят селиться, а власти и подавляющее большинство жителей не желают их принимать?
В Западной Европе отношение к выходцам из бедных азиатских и африканских стран более толерантное, но на их массовый прием согласна только небольшая часть населения (в Англии, Франции и Италии - по 16%, в Германии - 21%. В других странах «старой» капиталистической Западной Европы, этот процент колеблется от 9-10% в Австрии (тот же уровень толерантности, что в России) до 26% в наиболее толерантной в этом вопросе Норвегии. Допуская на свою территорию большие массы выходцев из азиатских и африканских стран руководство ЕС и правительства западноевропейских государств игнорируют волю большинства своих граждан.
Рисунок 2. Доля лиц, считающих, что следует позволить МНОГИМ людям из более бедных стран за пределами Европы переезжать жить в нашу страну?», 2018 г. Источник: Рассчитано по базе микроданных ЕЗЗ-2018.
Весьма распространено мнение о том, что прибытие новых иммигрантов приводит к росту преступности, повышению цен на жилье, усилению конкуренции на рынке труда, снижению уровня заработной платы и увеличению риска потери работы для местных уроженцев. Иммигранты согласны работать за очень низкую плату. Поэтому работодатели предпочитают нанимать их, а не коренных жителей. Из-за этого многие граждане стран, в которые прибывают массы иммигрантов, желают (а нередко и требуют) ограничить иммиграцию [6, с. 3].
Даже США, т.е. государство, возникшее в результате иммиграции, давно не является «страной иммигрантов», которой ее считают во всем мире. Еще в XIX веке ранее прибывшие переселенцы, а также их потомки, родившиеся уже в США и считавшие себя «урожденными американцами», опасаясь конкуренции со стороны новых иммигрантов, создавали общественные организации и группы лоббирования, вносившие законопроекты об ограничении въезда в страну. Антиимиграционные настроения в американском обществе резко усилились после Первой мировой войны, когда началась новая волна иммиграции из разоренной Европы. В это время страна была уже плотно заселена, свободных земель, пригодных для сельского хозяйства, нигде не осталось, все большие города были переполнены иммигрантами, а численность населения США по данным переписи 1920 года превысила психологический барьер в 100 миллионов. Поэтому в 1921 г. были введены жесткие количественные квоты на въезд и качественные требования к иммигрантам. Впоследствии эти правила неоднократно корректировались, но никогда не отменялись полностью [2]. Уже в течение целого столетия иммиграция в эту страну строго ограничена. Даже туристическую визу дают далеко не всем желающим.
Кроме легальной иммиграции, существует и нелегальная. Отношение к ней
раскололо американское общество. Одним из главных факторов победы Дональда Трампа на президентских выборах в 2016 году, было его обещание достроить до конца стену вдоль границы с Мексикой чтобы пресечь массовую нелегальную иммиграцию латиноамериканцев в США. Это принесло Трампу голоса миллионов избирателей. Одни из них потеряли свои рабочие места, занятые иммигрантами. Другие опасались того, что могут лишиться работы, которую иммигранты согласны выполнять за гораздо меньшие деньги, либо того, что им придется согласиться на резкое сокращение своей зарплаты, чтобы не быть уволенными.
Став президентом, Трамп действительно начал бороться с нелегальной иммиграцией. Кроме того, он выполнил и другое свое предвыборное обещание - с помощью протекционистских пошлин добился возвращения на территорию США ряда промышленных предприятий, принадлежащих американским фирмам и компаниям, но находившихся в Китае и других азиатских странах. В результате безработица в США сократилась до минимального за последние полвека уровня. Это «экономическое чудо» продолжалось до пандемии коро-навируса, из-за которой многие миллионы американцев вновь остались без работы.
Однако у политики Трампа (в том числе и миграционной) есть не меньше противников, чем сторонников. Либерально настроенные студенты и профессора, журналисты и другие работники СМИ, прочие интеллектуалы и представители многих других профессий, которые не опасаются конкуренции со стороны неквалифицированных и малообразованных выходцев из Латинской Америки, стали поддерживать нелегальных иммигрантов, несмотря на то, что последние нарушают американское законодательство, въезжая в США и работая в этой стране без официального разрешения.
Нечто подобное происходит и в странах Западной Европы, которые
тоже сталкиваются с проблемой иммиграции - как легальной, так и нелегальной. Либеральная правящая элита допускает в свои страны миллионы иммигрантов из стран Азии и Африки. Многие из них не могут и(или) не хотят интегрироваться в культурно чуждый им европейский социум, не принимают т.н. «общечеловеческие» (а на самом деле западные) ценности», живут обособленно в отдельных кварталах, заключают браки главным образом между собой, выписывают невест для своих сыновей с прежней родины и продолжают соблюдать социальные нормы поведения, принятые в тех странах, откуда они прибыли. Некоторые из этих норм, касающихся положения женщин (гендерное неравенство), внутрисемейных отношений, устройства браков родителями и ряда других вопросов, несовместимы с социальными нормами, принятыми среди коренного населения. Разумеется, это препятствует их интеграции в принимающее общество. Однако многие из них и не стремятся к этому, а создают свое параллельное общество, живущее по собственным законам и обычаям. Принадлежность к этому обществу часто передается по наследству детям и даже внукам иммигрантов, родившимся уже в Европе, которые считают себя принадлежащими к дискриминируемым группам населения не реже, чем их отцы и деды [7].
Во все времена считалось, что для успешной интеграции в принимающее общество иммигранты должны соблюдать все его формальные и неформальные социальные нормы, т.е. писаные и неписаные законы, и, соответственно, отказаться от несовместимых с ними социальных норм, принятых в странах исхода.
Однако на основании идей мульти-культурализма и толерантности западноевропейский истеблишмент фактически отменил правило «в чужой монастырь со своим уставом не хотят». Самое понятие интеграции было пересмотрено и стало трактоваться как ВЗАИМНОЕ приспособление иммигрантов и коренных жителей друг к другу. Но
многим из иммигрантов даже это показалось недостаточным. Они отвергли принцип взаимности и стали диктовать принимающему обществу свою волю, например, требовать убрать скульптурные фигуры распятия из школьных классов в Италии и некоторых других странах, поскольку вид этих изображений оскорбляет их религиозные чувства. В последнее время их отношение к странам, где они живут, выразилось также в сносе или попытках сноса памятников историческим деятелям, которые имели рабов или получали доходы от работорговли в США (это касалось даже Джорджа Вашингтона и других президентов, правивших страной до отмены рабства), либо были причастны к колониальной политике стран Западной Европы, где объектом гнева демонстрантов стали даже статуи национальных символов, включая Уинстона Черчилля и английскую королеву Викторию.
Массовый снос памятников виднейшим историческим деятелям может иметь место только во время революции, направленной на ниспровержение всех основ. То, что в этом протестном общественном движении в США участвуют не только темнокожие, но и белые, а в Западной Европе - не только иммигранты, но и коренные жители, не удивительно. Во Французской революции конца XVIII века и в русских революциях 1905 и 1917 годов принимали активнейшее участие (в том числе и в качестве лидеров) многие выходцы из дворянских и других богатых семей. Они по идейным соображениям поднимали низы общества на восстания против социальной элиты, из которой сами происходили. В итоге многие из них стали жертвами своих прежних соратников по революционной борьбе, которые «вышли из простого народа».
Нарушение общественного порядка вызывает противодействие. Хотя далеко не все эмигранты поддерживают снос памятников, те из них, которые причастны к этому, вольно или способствуют росту популярности и электо-
ральной поддержки националистических партий, выступающих против иммиграции.
Задолго до компании по демонтажу памятников британское правительство было вынуждено подчиниться воле большинства избирателей, проголосовавших на референдуме 2016 года за Брекзит, т.е. за выход Великобритании из Европейского союза (ЕС). Одним из главных аргументов сторонников Брекзита было то, что ограничить иммиграцию в страну можно только при наличии охраняемой границы между ней и континентальной Европой. Внутри ЕС границ фактически нет. Достаточно иммигрантам попасть в какую-нибудь страну, входящую в ЕС, и они могут перебраться из нее в любое другое государство - член Евросоюза. После завершения затянувшегося на три года процесса Брекзита правительство Бориса Джонсона ужесточило правила въезда в Великобританию.
В 2017 году лидер Национального фронта Марин Ле Пен получила более трети голосов на президентских выборах во Франции. Растет популярность «Альтернативы для Германии» в ФРГ, «Фламандского блока» в Бельгии и других партий, выступающим против эмиграции из неевропейских стран. С точки зрения западноевропейского истеблишмента, их лидеры считаются «нерукопожатными» политиками, которым не место в «приличном обществе». Тем не менее, к мнению этих людей приходится прислушиваться и включать их предложения по ограничению иммиграции в предвыборные программы своих «политкорректных» партий, чтобы не потерять голоса избирателей.
В 2010 году скандально известный немецкий автор Тило Саррацин опубликовал свою книгу «Германия: самоликвидация». Русский перевод вышел в свет в 2012 г. [4]. Он пишет о том, что не имеет ничего против иммигрантов любого этнического происхождения, которые стремятся к интеграции, работают, платят налоги и не являются социаль-
ными иждивенцами. Однако, по его мнению, не следует допускать в страну людей, которые приезжают только с целью получать социальные пособия, не хотят работать, перетаскивают вслед за собой многочисленных родственников в порядке «воссоединения семьи», и не становятся частью немецкого общества. Он обратил внимание на то, что некоторые пособия ненамного меньше минимальной заработной платы, из-за чего мало кто идет на низкооплачиваемые рабочие места. Для решения этих проблем Т. Саррацин предложил уменьшить социальные пособия и ужесточить условия для их назначения.
Власти ФРГ, по сути, последовали рекомендациям Тило Саррацина (разумеется, не ссылаясь на его мнение) и сократили величину пособий. Поскольку социальные пособия получают не только иммигранты, уменьшение размера этих выплат не выглядит как «расистская» мера, направленная специально против них. Однако эта мера гораздо больше влияет на сокращение масштабов иммиграции, чем все усилия по охране внешних границ Европейского Союза - как сухопутных, так и морских. Уже в 2016 году число прибывших беженцев и иммигрантов резко уменьшилось по сравнению с предыдущим годом.
Из-за отсутствия пособий, подобных западноевропейским, в Россию приезжают не социальные иждивенцы, а трудовые мигранты. Большинство среди них составляют выходцы из государств Средней Азии и других бывших союзных республик. В культурном и цивилизаци-онном отношении они гораздо ближе к коренным жителям центральной России, чем индусы и пакистанцы - к англичанам, а африканцы - к французам и бельгийцам. В нашей стране мигранты не живут в отдельных кварталах и часто вступают в смешанные браки. Они не создают таких проблем, как в Западной Европе. Однако положение может измениться, если западноевропейские государства все-таки закроют ворота перед выходцами из своих бывших колоний и
полуколоний и эти люди станут массами приезжать в Россию. Серьезные проблемы может создать и увеличение иммиграции из Китая.
Из всех демографических процессов миграция труднее всего поддается прогнозированию. Масштабы и даже направление миграционных потоков меняются под воздействием множества факторов, действующих как в странах въезда, так и в странах выезда.
А.Г. Вишневский критикует британского демографа Дж. Коулмена - автора теории «миграционного перехода» [9], за односторонний подход к проблемам «инокультурной» иммиграции только с точки зрения принимающего общества, т.е. стран европейской культуры [1, с. 303]. По мнению А.Г. Вишневского, ситуация в развивающихся странах сильнее влияет на отток части их населения в развитые страны, чем ситуация в регионах прибытия. Поэтому он считает, что остановить иммиграцию практически не реально [1, с. 304].
Однако в отношении будущего миграции в Западную Европу из стран Азии и Африки возможны, как минимум, еще два других варианта развития событий.
При первом варианте, правительства западноевропейских государств резко ограничат иммиграцию. Это может произойти либо в случае прихода к власти националистических партий, либо потому, что «политкорректным» лидерам ныне правящих традиционных партий придется взять на вооружение антииммигрантские программы националистов, чтобы сохранить за собой власть. Они нередко принимают непопулярные решения [3], (не только по вопросам иммиграции) и презрительно называют «популистами» политиков, ориентирующихся на возможную реакцию коренного населения. Однако невозможно полностью игнорировать антииммигрантские настроения в обществе, которые становятся тем сильнее, чем больше требований предъявляют иммигранты.
ц Гп::а 1
Второй вариант представляется менее вероятным. О нем можно говорить лишь применительно к отдаленному будущему, и только в том случае, если массовый приток неевропейских иммигрантов превратит их (вместе с потомками) в демографическое большинство, а их лидеры станут править странами, коренное население которых уже сейчас вымирает из-за низкой рождаемости и массовой добровольной бездетности. Они могут прийти к власти не только в результате массовых беспорядков, но и демократическим путем, опираясь на неевропейское большинство населения, которое будет голосовать за них.1
Но это большинство, как и любые другие укоренившиеся в стране иммигранты и их потомки, не захочет конкуренции со стороны новоприбывших, в том числе из тех же стран, откуда в свое время приехали они сами, либо их отцы и деды. Общественное мнение вынудит новые власти резко ограничить или вообще запретить иммиграцию. В любом случае массовая иммиграция в конце концов будет остановлена тем или иным механизмом демографической саморегуляции.
В то же время эмиграция части коренного населения не вызывает негативной реакции у оставшихся на родине. На макроуровне эмиграция ослабляет государство, поскольку меньше становится работников, налогоплательщиков, военнообязанных. Кроме того, возникает проблема «утечки мозгов» -уезжают специалисты высокой квалификации. В прошлом СССР и почти все другие социалистические государства резко ограничивали или даже полностью запрещали эмиграцию. Но в наше время столь жесткие запреты сохранились лишь в Северной Корее.
Однако на микроуровне эмигранты не создают проблем для тех, кто не уез-
1 Подобный сценарий не исключен и для США, где, согласно демографическим прогнозам, т.н.
жает. Напротив, освобождаются рабочие места, облегчается решение жилищной проблемы, приходят денежные переводы от эмигрантов для оставшихся в стране членов семьи и других родственников. Альфред Сови писал: «Что касается общественного мнения, то оно проявляет достаточно мало интереса к эмиграции. Отъезд людей привлекает гораздо меньше внимания, чем их прибытие» [8, с. 345].
Процесс уменьшения населения из-за эмиграции может замедлиться лишь по причине исчерпания эмиграционного потенциала из-за массового выезда населения в активных трудоспособных возрастах, на которые приходится основная масса эмигрантов. Проще говоря, эмиграция остановится лишь тогда, когда некому будет уезжать. Но в таком случае некому будет и рожать -наибольшая активность трудовая активность (и основная масса эмигрантов) приходится на те же самые возраста (от 20 до 40 лет), на которые приходится и подавляющее большинство матерей-рожениц (и их мужей, которые в среднем, лишь на 2-3 года старше своих супруг). Поэтому массовая эмиграция в итоге приводит к снижению доли населения в активных репродуктивных возрастах и, соответственно, к увеличению доли пожилых людей, которые уезжают реже, чем молодые. Из-за старения демографической структуры уменьшаются общие коэффициенты брачности и рождаемости. По этой же причине повышаются общие коэффициенты смертности и естественной убыли населения -депопуляции. Данная ситуация имеет место в странах Восточной Европы. Это показывает, что миграционная «саморегуляция» далеко не всегда «компенсирует» депопуляцию. Такое положение существует в Западной Европе, хотя и там иммиграция стала лекарством, которое хуже болезни. А в Восточной Европе, напротив, массовая эмиграция
«белые» американцы европейского происхождения к середине XXI века, а возможно и раньше, станут меньшинством.
молодежи сочетается с высокими показателями естественной убыли среди тех, кто не уехал. Это ускоряет сокращение общей численности населения.
Рост численности населения всегда саморегулировался (и в итоге тормозился) также через снижение брачности и рождаемости. Со средних веков до XIX столетия включительно были широко распространены два типа семьи -миноратная и майоратная. В минорат-ной семье дом и двор наследовал самый младший (лат. minor - «меньшой») сын, если все его братья уже женились и ушли от родителей. Минорат существовал в России и в ряде других стран с низкой плотностью населения, где сын, желающий отделиться, мог уйти из семьи и создать свое хозяйство на свободном земельном участке. Британский историк Дж. Дж. Фрэзер утверждал, что в древности так было и в Западной Европе, но после того, как население увеличилось и свободной земли не осталось, большинство жителей перешло к майорату [10].
В те времена 50-летних мужчин и 45-летних женщин уже считали старыми людьми. После женитьбы с родителями оставался старший (лат. major - «больший») сын, который раньше других мог помогать им и заботиться о них в старости. Другие дети уходили из дома задолго до вступления в брак. Но если они не обзаводились собственным домом и хозяйством, то и жениться было не легко. Как правило, отцы и матери не выдавали дочерей за экономически несостоятельных мужчин, не способных обеспечить семью. В семье, где были только дочери, старшая из них имела права старшего сына и считалась завидной невестой. А младшим дочерям было очень трудно выйти замуж без приданого.
Из-за перехода к майорату повысился, как средний возраст вступления
в брак, так и процент никогда не состоявших в браке среди мужчин и женщин в репродуктивных и пострепродуктивных возрастах. Увеличилось число «старых холостяков» и «старых дев», понизился уровень брачности и рождаемости. Такая демографическая саморегуляция существовала еще в средние века, но тогда ее масштабы, из-за высокой смертности, были не столь велики. Хотя у большинства супружеских пар рождалось не менее пяти детей, но не так уж много оставалось семей, имеющих двух и более взрослых сыновей или нескольких взрослых дочерей.
А.Г. Вишневский различает многодетность и «многорождаемость» [1, с. 188], утверждая, что в XVI-XVII веках и даже в XVIII столетии было относительно мало семей с большим числом выживших детей. Однако приведенные им данные о среднем числе детей в эту эпоху [1, с. 150-153], весьма близкие к аналогичным показателям по тем же европейским странам с низкой рождаемостью в наше время, относятся ко всем семьям и домохозяйствам на разных этапах жизненного цикла: от «предроди-тельской» стадии, т.е. молодоженов, у которых еще никто не родился, до стадий «пустого гнезда» и одинокой старости, т.е. пожилых пар, вдов и вдовцов, от которых отделились все дети. В прошлом это было более типично для родителей, имеющих только дочерей, которые вышли замуж и покинули отчий дом.
Из союзных республик СССР самой высокой рождаемостью отличался Таджикистан, где в 1970 г. суммарный коэффициент рождаемости был равен 5,931, т.е. одна женщина в среднем рожала за всю жизнь шесть детей, из которых примерно 5,5 доживали до репродуктивного возраста. Однако по данным переписи 1970 г. о распределении семей по числу детей до 18 лет можно рассчитать, что в среднем на семью в
1 Демоскоп Weekly - Приложение. Справочник статистических показателей. 15 новых независимых государств. Коэффициент суммарной
рождаемости, 1958-2017. [Электронный ресурс] - Режим доступа:
http://www.demoscope.ru/weekly/ssp/sng_tfr.ph
р (дата обращения 04.08.2020).
этой многодетной республике приходилось лишь трое детей.1 Во всех советских республиках наибольшее среднее число детей в семье было у женщин 3539 лет. Но это еще не конец репродуктивного периода: возможны новые рождения. Кроме того, у многих матерей этого возраста старшие дети уже взрослые, проживают отдельно и в составе родительских семей при переписи населения не учитываются.
Среднее число детей в западноевропейских семьях в XVI-XVШ веках было намного ниже среднего числа не только рожденных, но и доживших до репродуктивного возраста детей. Если бы семьи всегда были столь малодет-ными, как пишет А.Г. Вишневский, то Западная Европа давно бы вымерла.
До XVIII столетия демографическое равновесие было весьма неустойчивым, но, несмотря на множество эпидемий, население не исчезло. Общество противопоставляло высокой смертности высокую рождаемость, которая ограничивалась лишь брачностью, но в браке почти не регулировалась.
Социальные нормы удерживали от вступления в брак женщин без приданого и мужчин, не способных содержать свои семьи на уровне, принятом у людей «своего круга». Но снижение рождаемости произошло не столько через брачность, сколько через регулирование деторождения в браке [1, с. 169].
Хотя в Западной Европе в XVШ-XIX вв. из каждых 100 мужчин и женщин старше 50 лет от 10 до 20 человек никогда не состояли в браке, подавляющее большинство населения, включая и бедняков, в брак все-таки вступало. Нормы, осуждавшие «старых холостяков», «старых дев», внебрачные сексуальные связи и рождение детей у незамужних женщин, заставляли людей проявлять экономическую активность, чтобы создать материальную базу для своих будущих семей. Но в качестве
этой базы выступали не только земельные участки.
Промышленная революция позволила зарабатывать деньги в городах, куда стали переселяться сельские жители. Прогресс в науке повысил эффективность медицинской помощи. Это привело к резкому снижению смертности. В XIX веке население росло быстрее, чем в XVIII столетии [1, с. 168]. Но снижение детской смертности со временем привело и к снижению рождаемости. Семьи уже не стремились производить на свет столько детей, сколько Бог пошлет, в надежде на то, что хотя бы один выживет. Вопреки церковным запретам все шире применялись контрацепция и аборты. Возможность отложить рождение детей, начиная с первенцев, позволило вступать в брак людям с низкими доходами. Хотя аренда жилья обходилась не дешево, от родителей стали уходить все женатые дети, включая и старших, (из-за чего исчез майорат). Понизился возраст вступления в брак и уровень безбрачия. Несмотря на это, рождаемость продолжала снижаться.
В первой половине XX века уровни рождаемости и смертности сблизились, а темпы роста населения в Европе замедлились. Анализируя эту динамику за длительный период, французский демограф Адольф Ландри в 1934 г. [11] и его американский коллега Фрэнк Ноутстайн в 1945 г. [15] разработали теорию демографического перехода. Ландри именовал этот переход демографической революцией. А.Г. Вишневский считает это название более подходящим, чем общепринятый в наше время термин «демографический переход». Впоследствии данная теория неоднократно дорабатывалась разными авторами и до сих пор признается очень многими демографами, включая и А.Г. Вишневского, основной объяснительной концепцией в демографии. По мнению
1 Рассчитано по: Итоги Всесоюзной переписи населения 1970 года. Т. VII. М.: Статистика, 1974. С. 251.
большинства сторонников этой теории, демографический переход ведет от равновесия высокой неконтролируемой смертности и высокой неконтролируемой (в браке) рождаемости к равновесию низкой контролируемой смертности и низкой контролируемой рождаемости [1, с. 267 и др.], т.е. к стабилизации численности населения. Однако еще А. Ландри предполагал, что этот переход в итоге приведет не к стабилизации, а к депопуляции. Современная демографическая ситуация подтверждает его правоту.
В конце XX - начале XXI века почти во всех развитых и даже во многих развивающихся странах рождаемость сократилась до уровня, не обеспечивающего простое замещение поколений. В России, в других странах европейской части бывшего СССР, во всей Европе в целом, а также в Японии число родившихся меньше числа умерших. Рождаемость не обеспечивает простое замещение поколений и в странах Восточной Азии, и в некоторых мусульманских государствах. В США, в Китае и во многих других странах, где замещение поколений также не обеспечено, естественный прирост еще продолжается в силу демографической инерции, связанной с благоприятной возрастной структурой населения, которая, в свою очередь, обусловлена высокой рождаемостью в прошлом (в США - еще и притоком молодых мигрантов). Согласно прогнозам, и в этих странах потенциал инерционного роста в ближайшие десятилетия будет исчерпан и начнется депопуляция.
А.Г. Вишневский упоминает об этих тенденциях [1, с. 184-186], но не видит в этом угрозы будущему всего человечества. Он пишет: «сегодня ни отдельная страна, ни отдельный регион мира, ни группа выделенных по какому-либо признаку стран (по географическим критериям, степени развитости, уровню дохода и т.п.) не могут рассматриваться как замкнутая система, внутри которой независимо формируются ее собствен-
ные демографические цели. Географические или политические границы не обеспечивают необходимой для этого изоляции. Только все население планеты, все человечество представляет собой замкнутую систему, применительно к которой можно говорить о демографической самоорганизации» [1, с. 192]. А во всем мире в целом уровень рождаемости пока что обеспечивает не только простое, но и расширенное замещение поколений. Непонятно, почему он вообще анализирует данные по отдельным странам. При его глобалист-ском подходе, «система в целом все еще нуждается в снижении рождаемости. В этом смысле падение рождаемости ниже уровня возобновления поколений в отдельных частях системы не противоречит ее общим целям, хотя и может порождать проблемы для отдельных стран или регионов» [1, с. 193]. Для него депопуляция в России - это всего лишь локальная проблема.
Согласно теории демографического перехода, все страны мира проходят одни и те же этапы этого перехода. В развивающихся странах это происходит позже, чем в развитых. Нет оснований ожидать, что где-либо в мире снижение рождаемости остановится хотя бы на уровне простого замещения поколений или что саморегуляция вернет слишком низкую рождаемость к этому уровню.
«Чрезмерный» рост населения может создавать проблемы не только на для общества в целом, но и для очень многих людей - нехватку средств существования, жилья, рабочих мест, земельных участков, природных ресурсов, загрязнение окружающей среды. Население может реагировать на это повышением смертности, снижением брач-ности и рождаемости, миграционным оттоком в более благополучные страны и регионы [1, с. 219-256].
Однако убыль населения создает проблемы только для государства (из-за уменьшения числа работников, военнообязанных и налогоплательщиков), но не для отдельных лиц и семей. Для
простого замещения поколений требуется, чтобы среднее число рожденных детей на одну женщину (без учета брачного статуса и способности к деторождению) составляло не менее 2,12 [1, с. 135], а на одну женщину, состоящую в браке и способную к деторождению, -не менее 2,5, т.е. чтобы не менее половины замужних матерей к концу репродуктивного возраста имели трех и более детей. Но это необходимо только для государства. Семья же не испытывает неудобств из-за того, что имеет «всего лишь» двоих детей. Напротив, серьезные материальные, бытовые, жилищные и другие проблемы или обостряются появляются из-за рождения третьих и последующих детей.
По данным выборочного наблюдения репродуктивных планов населения, проведенного Росстатом в 2017 г. в 81 из 85 субъектов РФ (15021 респондент), лишь 27% женщин 18-44 лет хотели бы иметь трех и более детей при наличии всех необходимых условий и только 17% собираются иметь столько детей (включая уже имеющихся) с учетом реальных условий жизни своих семей.1 Согласно социальные нормам в России и во многих других странах, для подавляющего большинства семей первый ребенок необходим при любых условиях (хотя постепенно увеличивается доля добровольно бездетных «чайлд-фри» [5, с. 57]), второй - желателен при благоприятных условиях, третий - лишний при любых условиях. Третьи дети, как минимум, в каждой второй семье, необходимы государству для воспроизводства населения, но основная масса семей вообще не имеет потребности в третьем ребенке.
На формирование потребности в семье и детях влияют социальные нормы. В прошлом они требовали, чтобы все здоровые мужчины и женщины, кроме принявших церковный или монашеский обет безбрачия, вступали в практически
нерасторжимый брак, и имели столько детей, сколько Бог пошлет. «Старые холостяки», «старые девы», разведенные женщины, бездетные пары и матери с внебрачными детьми рассматривались как вольные или невольные нарушители социальных норм. Окружающие смотрели на них с сожалением, или даже с осуждением либо с презрением, в зависимости от конкретной ситуации. По мнению А.Г. Вишневского, эти нормы лишали людей права на свободный выбор жизненного пути [1, с. 45]. Но они обеспечивали выживание общества.
Поскольку демографическое равновесие так и не наступило, в 1980-х годах демографы Рон Лестеже (Лестэг) в Бельгии и Дирк ван де Каа в Голландии пришли к выводу, что классическая теория демографического перехода относится лишь к «первому переходу». Для наступившей после него депопуляции они разработали теорию второго демографического перехода [12; 13; 16; 17], сторонником которой стал и А.Г. Вишневский. Уже в эпоху первого перехода постепенно смягчались социальные нормы в отношении контрацепции, абортов, разводов, внебрачных рождений и в некоторых других вопросах. Второй переход ведет к плюрализму норм семейной жизни [1, с. 202-218]. Это означает, что можно создавать бездетную или неполную семью. Можно (даже при наличии детей) разводиться по любой причине, которую считает уважительной инициатор развода, несмотря на то, что другой супруг ни в чем не виноват и на развод не согласен. Можно жить вместе без регистрации, часто менять партнеров, либо вообще ни с кем не поддерживать длительных отношений, рожать внебрачных детей либо оставаться в одиночестве. Все это стало социально приемлемым и не осуждается окружающими. Традиционные семьи (супруги с несколькими
1 Федеральная служба государственной статистики / Выборочное наблюдение репродуктивных планов населения/итоги наблюдения / Распределение по желаемому и ожидаемому
числу детей. [Электронный ресурс] - Режим доступа:
http://www.gks.ru/free_doc/new_site/RPN17/index .html (дата обращения 04.08.2019).
детьми) теряют свои социально-нормативные преимущества, превращаются в меньшинство и не могут компенсировать массовую малодетность и бездетность людей, создавших семьи прочих типов или не имеющих семьи.
Во многих развитых странах, прошедших второй демографический переход, (в России он еще не закончен) естественная убыль населения полностью «компенсируется» миграцией из развивающихся стран.
До миграционного перехода люди переселялись главным образом из одних стран европейской культуры в другие страны той же культуры. Несмотря на трудности адаптации, большинство иммигрантов успешно интегрировались. В эпоху миграционного перехода массовый характер приобрела «инокультур-ная» иммиграция, многие участники которой (и даже их дети и внуки) не могут и (или) не хотят интегрироваться в ци-вилизационно чуждый им социум. Они создают «эмигрантские анклавы в развитых странах, нередко представляющие собой слепки с тех обществ, из которых они вышли» [1, с. 304]. Различия между нормами, действующими в этих анклавах и в странах прибытия, столь велики, что миграция создает больше проблем, чем решает [6, с. 17].
Миграция снижает темпы роста населения развивающихся стран и арифметически «компенсирует» естественную убыль населения развитых стран. Но во многих странах Восточной Европы естественная убыль сочетается с массовым миграционным оттоком на Запад. По мнению А.Г. Вишневского, в наше время «демографическая самоорганизация» имеет место лишь на уровне всего человечества. Странно, почему он, придерживаясь идей глобализации, уделяет так много внимания международной миграции, которая для глобалистов подобна перекладыванию денег из одного кармана пиджака в другой. Миграция не может компенсировать депопуляцию, которая наступит во всем мире после того, как все страны пройдут «второй демографический переход».
В наше время причина естественной убыли состоит не в эпидемиях, которые в прошлом приводили к большим, но временным людским потерям, а в низкой рождаемости, которая приводит к хронически неполному замещению поколений и постоянному сокращению численности населения. Это создает проблемы для государства и общества, но не для отдельных лиц и семей. Подавляющее большинство из них не только имеют, но и желают иметь (даже при самых благоприятных условиях) лишь одного или двух детей, а многие вообще предпочитают навсегда остаться бездетными. По данным Европейского социального исследования, общественное мнение в странах Западной Европы толерантно относится к «чайлдфри». Поэтому и доля бездетных среди супружеских пар, вышедших из репродуктивного возраста, намного выше, чем в России [5, с. 57]. Согласно теории второго демографического перехода, толерантность к чайлдфри должна установиться во всем мире. Это резко повысит частоту бездетности и сильно понизит рождаемость.
Демографическая саморегуляция может затормозить чрезмерный рост населения, но не в состоянии остановить его естественную убыль, которая будет продолжаться и после того, как население уменьшится до «золотого миллиарда» либо другой цифры, рассчитанной экологами или экономистами. Если демографическая политика не повысит рождаемость хотя бы до уровня простого воспроизводства, то депопуляция закончится полным вымиранием.
Саморегуляция демографических процессов происходит сама собой, стихийно. Целенаправленное регулирование этих процессов со стороны государства - это уже не саморегуляция, а демографическая политика. Ее цели могут соответствовать общему направлению саморегуляции и даже зависеть от последней.
Как уже упоминалось, введение законов об ограничении иммиграции в
США было связано с антиммиграцион-ными настроениями простых американцев. Нечто подобное может произойти и отчасти уже имеет место в странах Западной Европы, население которых раздражено массовым наплывом иммигрантов и нежеланием многих из них интегрироваться в общество.
Если же численность населения сокращается из-за слишком низкой рождаемости либо по причине массовой эмиграции за рубеж, то ни в том, ни в другом случае не возникает никаких проблем на микроуровне, т.е. для отдельных лиц и семей. Это создает проблемы только на макроуровне, т.е. для государства. Лишь оно и может решить эти проблемы с помощью демографической политики.
Надежды на демографическую саморегуляцию в эпоху депопуляции столь же наивны, как и на то, что свободный рынок решит все экономические проблемы. В наше время все государства контролируют экономику. Реформы 1990-х годов, когда этот контроль был сведен к минимуму, вызвали экономический кризис, который, в свою очередь, негативно повлиял на демографическую ситуацию. Резко упала и без того низкая рождаемость, сильно повысилась смертность, численность населения стала уменьшаться.
В 2000-х годах, когда государство активизировало экономическую и демографическую политику, ситуация как в экономике, так и в демографической сфере улучшилась. Проблемы не были полностью решены. Но без этой политики положение было бы еще хуже. Для совершенствования демографической политики анализируется эффективность ее мер, проводятся социологические опросы с целью выяснить мнения граждан об этих мерах и их пожелания о том, какие еще меры помощи семьям с детьми следует ввести.
В аннотации к учебнику А.Г. Вишневского указано: «Цель курса лекций — выработать у студентов концептуальное видение демографического развития как исторического процесса, способ-
ствовать формированию их демографического мировоззрения» [1, с. 4]. Судя по содержанию курса, это мировоззрение состоит в признании автономности демографических процессов, вмешиваться в которые государству не следует. Но демографические проблемы обостряются. Саморегуляция их не решает. Студенты, изучающие демографию и социологию семьи, должны знать закономерности этих процессов, включая и саморегуляцию через социальные нормы брачного, репродуктивного и миграционного поведения, чтобы разрабатывать предложения по демографической политике. Им требуются другие учебники, формирующие принципиально иное мировоззрение.
Литература
1. Вишневский А. Г. Демографическая история и демографическая теория: курс лекций. М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2019. - 368 с. - [Учебники Высшей школы экономики]. doi:10.17323/978-5-7598-1706-2.
2. Иванов M.M. США: правовое регулирование иммиграционного процесса (условия и процедуры приобретения статуса постоянного жителя США). М.: Международные отношения, 1998. -480 с.
3. Малахов В.С. Культурные различия и политические границы в эпоху глобальных миграций. М.: Новое литературное обозрение, 2014. - 227 с.
4. Саррацин Т. Германия: самоликвидация. М.: Рид Групп, 2012. - 400 с.
5. Синельников А. Б. Возможна ли полная свобода выбора жизненного пути? // Социология. 2020. № 1. С. 51-65. URL: http://soziologi.ru/upload/iblock/61 b/№1 %20 2020.pdf (дата обращения 06.08.2020)
6. Синельников А.Б. Могут ли иммигранты и их потомки стать большинством в России и Западной Европе? // Социология. 2012. № 4. С. 14. URL: http://soziologi.ru/upload/iblock/d99/№4-2012.pdf (дата обращения 07.08.2020).
7. Синельников А. Б. Семейные и демографические факторы дискрими-
нации иммигрантов и их потомков в России и Западной Европе // Социология. 2014. № 1. С. 35-55. URL: http://soziologi.ru/upload/iblock/fd0/№1%2 02014%20Социология^ (дата обращения 07.08.2020).
8. Сови А. Общая теория населения. Т. 2: Жизнь населений. М.: Прогресс, 1977. - 519 с.
9. Coleman D. Immigration and ethnic change in low-fertility countries: A third demographic transition // Population and Development Review. 2006. Vol. 32(3). P. 401-446.
10. Frazer J.G. Folk-Lore in the Old Testament. Studies in Comparative Religion Legend and Law in Three Volumes. Vol. I. London: McMillan & Company, 1918.
11. Landry A. La révolution démographique. Paris: Recueil Sirey, 1934.
12. Lesthaeghe R. A century of demographic and cultural change in Western Europe: An exploration of underlying dimensions // Population and Development Review. 1983. Vol. 9 (3). P. 411-435.
13. Lesthaeghe R. The unfolding story of the second demographic transition // Population and Development Review. 2010. Vol. 36 (2). P. 211-251.
14. Malthus T.R. An Essay on the Principle of Population. 6th ed. App. 2.14. 1826. URL: http://www.econlib.org/library/Malthus/mal Plong41.html#Appendix II. (Дата обращения: 06.08.2020)
15. Notestein F.W. Population — the long view // Food for the World / ed. by Th. Schultz. Chicago: University of Chicago Press, 1945. P. 37-57.
16. van de Kaa D.J. Demographic transitions // Encyclopedia of life support systems (EOLSS) // Demography / ed. by Zeng Yi. Vol. 1. Oxford, UK: EOLSS Publishers, 2010. P. 65-103.
17. van de Kaa D.J. Europe's second demographic transition // Population Bulletin. 1987. Vol. 42. No. 1. P. 1-59.
Influence of demographic self-regulation on
population reproduction and migration. Sinelnikov A.B.
According to the concept of demographic self-regulation, the population is an Autonomous subsystem of society, which itself brings its size (the number of inhabitants) in accordance with the economic and environmental situation. According to the author, self-regulation can stop population growth caused by high birth rate or immigration. However, there is no self-regulation to protect against natural population decline (depopulation) or mass emigration. These problems can only be solved by demographic policy.
Keywords: demographic self-regulation, population, population reproduction, birth rate, mortality, depopulation, migration, immigration, emigration, demographic policy.
References
1. Vishnevsky AG Demographic history and demographic theory: a course of lectures. Moscow: Ed. House of the Higher School of Economics, 2019 .-- 368 p. - [Textbooks of the Higher School of Economics]. doi: 10.17323 / 978-5-7598-1706-2.
2. Ivanov M.M. USA: legal regulation of the immigration process (conditions and procedures for acquiring the status of a permanent resident of the United States). M .: International relations, 1998 .-- 480 p.
3. Malakhov V.S. Cultural differences and political boundaries in the era of global migrations. M .: New literary review, 2014 .-- 227 p.
4. Sarrazin T. Germany: self-destruction. M .:
Reed Group, 2012 .-- 400 p.
5. Sinelnikov A. B. Is complete freedom of choice in life possible? // Sociology. 2020. No. 1. P. 51-65. URL: http://soziologi.ru/upload/iblock/61b/№1%2 02020.pdf (date of access 06/08/2020)
6. Sinelnikov A.B. Can immigrants and their descendants become the majority in Russia and Western Europe? // Sociology. 2012. No. 4. P. 14. URL: http://soziologi.ru/upload/iblock/d99/ No. 4-2012.pdf (date of access 07.08.2020).
7. Sinelnikov AB Family and demographic factors of discrimination against immigrants and their descendants in Russia and Western Europe // Sociology. 2014. No. 1. P. 35-55. URL: http://soziologi.ru/upload/iblock/fd0/N91%020 2014%20 Sociology.pdf (date of access 07/08/2020).
8. Sovi A. General theory of the population. T. 2:
The life of the population. Moscow: Progress, 1977 .-- 519 p.
ц Гп::д. 1
9. Coleman D. Immigration and ethnic change in
low-fertility countries: A third demographic transition // Population and Development Review. 2006. Vol. 32 (3). P. 401-446.
10. Frazer J.G. Folk-Lore in the Old Testament. Studies in Comparative Religion Legend and Law in Three Volumes. Vol. I. London: McMillan & Company, 1918.
11. Landry A. La révolution démographique. Paris: Recueil Sirey, 1934.
12. Lesthaeghe R. A century of demographic and cultural change in Western Europe: An exploration of underlying dimensions // Population and Development Review. 1983. Vol. 9 (3). P. 411-435.
13. Lesthaeghe R. The unfolding story of the second demographic transition // Population and Development Review. 2010. Vol. 36 (2). P. 211-251.
14. Malthus T.R. An Essay on the Principle of Population. 6th ed. App. 2.14. 1826. URL: http://www.econlib.org/library/Malthus/malP long41.html#Appendix II. (Date of treatment: 06.08.2020)
15. Notestein F.W. Population - the long view // Food for the World / ed. by Th. Schultz. Chicago: University of Chicago Press, 1945. P. 37-57.
16. van de Kaa D.J. Demographic transitions // Encyclopedia of life support systems (EOLSS) // Demography / ed. by Zeng Yi. Vol. 1. Oxford, UK: EOLSS Publishers, 2010. P. 65-103.
17. van de Kaa D.J. Europe's second demographic transition // Population Bulletin. 1987. Vol. 42. No. 1.P. 1-59.
