CC BY
86
РЕЛИГИОВЕДЕНИЕ
УДК 266; 130.2
ВЛИЯНИЕ АФОНА И ОПТИНОЙ ПУСТЫНИ НА К.Н. ЛЕОНТЬЕВА
А. С. Куренков
Белгородская Православная Духовная семинария с миссионерской направленностью
e-mail: bpds@mail.ru
В статье рассматривается значение святоотеческого наследия в контексте консервативного проекта возрождения культуры России К.Н. Леонтьева, противоречивого религиозно-философского мыслителя. Византизм К.Н. Леонтьева как культурный и религиозный выбор располагал его к экзистенциальному пессимизму и критической позиции в философии культуры.
Ключевые слова: святоотеческое наследие, русская религиозная философия, К.Н. Леонтьев, византизм.
Вопросы, связанные с постижением духовным смыслов национальной культуры, носят долговременный, если не «вечный» характер. Применительно к судьбам отечественной культуры можно сказать, что это не только долгий, но и во многом драматический путь, который характеризует цивилизационная нестабильность. Здесь можно вспомнить проницательные и во многом пророческие слова Г.В. Флоровского, сказанные им в «Путях русского богословия»: «История русской культуры, вся она в перебоях, в приступах, в отречениях или увлечениях, в разочарованиях, изменах разрывах. Всего меньше в ней непосредственной цельности. Русская историческая ткань так странно спутана, и вся точно перемята и оборвана»1. Это достаточно суровые, но и справедливые слова, показывающие непростой, а часто трагический путь русской истории и культуры. Необходимо отметить, что отечественные мыслители уже в первой трети XIX века почувствовали этот болезненный разрыв внутри духовного организма национального бытия. Это, прежде всего, Н.В. Гоголь, ранние славянофилы, а также их последователи среди писателей и философов, в числе которых и Ф.М. Достоевский и К.Н. Леонтьев. С тех пор
1 Флоровский Г.В., прот. Пути русского богословия. Вильнюс, 1991. С. 500.
стремление к «непосредственной цельности», отсутствие которой констатировал Г.В. Флоровский, составляет сущностную черту отечественной философской культуры.
Религиозные и философские воззрения К.Н. Леонтьева никогда не вызывали единодушной оценки, поскольку отличались крайностями и противоречиями. Как правило, преобладает негативное отношение к религиозности Леонтьева. Пожалуй, Н.А. Бердяев, написавший одну из самых проникновенных книг о Леонтьеве, парадоксальным образом охарактеризовал религиозные воззрения философа в терминах «сатанинского христианства» в своей статье «К. Леонтьев - философ реакционной романтики»: «И Леонтьева - я решаюсь назвать сатанистом, надевшим на себя христианское обличие. Его религиозный пафос был направлен на апокалиптические предсказания об оскудении любви, о смерти мира и Страшном суде. Его радовало это мрачное будущее и не привлекала другая, положительная сторона предсказаний: о воскресении, об окончательной победе Христа, о «новом небе и новой земле». В раздвоенной и извращенной природе Леонтьева заложен был мрачный пафос зла, и насилием он дорожил больше всего на свете»2. Это не единичная резко отрицательная оценка религиозной стороны учения Леонтьева. Например, Д.С. Мережковский в статье «Страшное дитя» приводит слова А.Ф. Аксаковой, которые были направлены в адрес Леонтьева: «Не столько атеисты -враги Христа, сколько такие лица, как вы»3.
Возможно, что многое здесь может показаться несправедливым эмоциональным преувеличением, но Н.А. Бердяев и А.Ф. Аксакова высказывает некую общую точку зрения. Другие авторы выражались менее резко, но отрицательное отношение именно к религиозным воззрениям Леонтьева прослеживается четко. В статье «Разочарованный славянофил» С.Н. Трубецкой пишет: Безнравственное и вместе с тем вовсе не религиозное учение, которое он проповедовал, поневоле выходит непривлекательным. Кого могла обратить или наставить эта циничная проповедь! Она равно противоречит и заповедям Христа, и каждому из прошений молитвы Господней (прошению о царствии, о том, чтобы воля Отца была на земле так, как на небесах; о том, чтобы мы избавлены были от искушений и от лукавого). Словом, оно противоречит всему христианскому сознанию»4. Весьма кратно, но достаточно точно выразил свое отношение Т. Масарик к религиозной позиции философа: «Религия Леонтьева вступает в конфликт с естественной человеческой моралью»5. Подобных (в своей основе критических) точек зрения можно встретить много. Все они основываются на том, что «религия страха» Леонтьева противоречит самим основам христианского вероучения, которое является «религией любви».
При этом можно встретить, (хотя гораздо реже) и довольно вдумчивые мнения о взглядах Леонтьева, который не представляется в одномерной бинарной оппозиции (аморалист/моралист, «сатанист»/христианин консерватор/либерал т.д.). Нас привлекли размышления о философии Леонтьева в целом, о его глубинной
2 Бердяев Н.А. К. Леонтьев - философ реакционной романтики // К.Н. Леонтьев: pro et contra. Антология. Кн. 1. СПб., 1995. С. 220-221.
3 Цит. по: Религиозно-философское общество в Санкт-Петербурге (Петрограде): История в материалах и документах: 1907-1917: В 3 т. Т. 2: 1909-1914. М., 2009. С. 541.
4 Трубецкой С.Н. Разочарованный славянофил // К.Н. Леонтьев: pro et contra. Антология. Кн. 1. СПб., 1995. С. 158.
5 Масарик Т.Г. Россия и Европа: Эссе о духовных течениях в России. Т. 11. Кн. II. Ч. 2-5; Кн. III. Ч. 1. СПб., 2004. С. 255.
мистической религиозной почве поэта В.В. Бородаевского, которые он озвучил в Христианской секции Религиозно-философского общества в С.-Петербурге в 1910 г. Вот что он говорит в докладе «О религиозной правде Константина Леонтьева»: «Константину Леонтьеву суждена посмертная известность. Возрастает интерес к его идеям и личности, имя его, лет 5 тому назад знакомое редким единицам, близкое лишь нескольким чудакам, которых можно было пересчитать по пальцам, слышится все чаще и чаще. Уже легенда слагается вокруг этого имени, зараз раздражающего и влекущего, а более всего пугающего. Его называют страшным и соблазнительным, пишут о гремучей змее эстетизма, погубившей неистового оптинского монаха»6.
Такова справедливая и объективная оценка восприятия Леонтьева в глазах его ближайших современников. При этом, В.В. Бородаевский высказывает иную позицию, позицию исполненную более проникновенного взгляда в мистические и метафизические платы религиозных воззрений Леонтьева. Он говорит, что «какая-то правда слышится нам в этой страстной, убежденной речи, не ведавшей масок и прикрытий. Я думаю, что изучение Леонтьева должно внести нечто новое в круг наших религиозно-философских представлений. ... Темы Леонтьева волнуют нас, ответы его нам ненавистны, мы стоим перед этим образом, как перед непонятным, темным феноменом, провидя в нем какую-то странную поучительность, указываем на него и предостерегаем. И никак не подберем ключа, который раскрыл бы нам тайну этой сильной уединившейся души»7. Это в целом апологетическая позиция по отношению к религиозным представлениям Леонтьева в то время не была сильно распространена. Русские религиозные философы были, как правило, настроены достаточно враждебно к «религии страха» К. Леонтьева, в которой они усматривали угрозу «религии любви». Современные исследователи, думается, подбирают «ключ» в тайне Леонтьева и сегодня выражают большую чуткость именно к глубинной духовной подоплеке «жестких» религиозных воззрений Леонтьева.
Например, известный исследователь жизни и творчества философа К.М. Долгов пишет: «Религиозные воззрения Леонтьева основывались на страхе перед Богом и Церковью, ибо именно этот страх он считал началом премудрости, началом истинной веры»8. Акцент на страхе как начале религиозности нисколько не умаляет, как считал Н.А. Бердяев и другие русские философы, начала любви. Более того, именно страх в глубинном смысле является истоком религиозного чувства как такового.
Не занимаясь специально вопросом о святоотеческом понимании страха, сошлемся лишь на одного весьма авторитетно автора - преподобного Авву Дорофея, - чтобы показать, что леонтьевское понимание страха находится в полном согласии со святоотеческой традицией. Преподобный приводит слова из посланий апостола Иоанна: «совершенна любы вон изгоняет страх» (1 Ин. 4, 18) и задает вопросы, похожие на те, которые задавали русские философы Леонтьеву, как бы упрекая его в том, что он предпочитает «религию страха» «религии любви».
Преп. Авва Дорофей разъясняет существо этого вопроса, выражая строгую святоотеческую точку зрения. Он спрашивает: «О какой любви говорит он нам и о каким страхе? Ибо пророк Давид говорит в псалме: «<бойтесь Господа вси святии Его» (Пс. 33, 10), и много других подобных изречений находим мы в Божественных
6 Бородаевский В.В. О религиозной правде Константина Леонтьева // Религиозно-философское общество в Санкт-Петербурге (Петрограде). М., 2009. С. 91.
7 Там же, с. 91-92.
8 Долгов К.М. Восхождение на Афон: Жизнь и миросозерцание Константина Леонтьева. М., 2008. С. 13-14.
Писаниях. Итак, если и святые, столько любящие Господа, боятся Его, то как же святой Иоанн говорит: совершенна любы вон изгоняет страх»9.
Разъясняя суть слов апостола, Авва Дорофей выделяет два страха: первоначальный и совершенный. Первый свойствен начинающим, второй есть страх святых совершенных, «достигших в меру совершенной любви». Между собой они соотносятся следующим образом: «...кто исполняет волю Божию по страху мук, тот, как мы сказали, еще новоначальный: ибо он не делает добра для самого добра, но по страху наказания. Другой же исполняет волю Божию из любви к Богу, любя его, собственно для того, чтобы благоугодить Ему. Сей знает, в чем состоит существенное добро; он познал, что значит: быть с Богом. Сей-то имеет истинную любовь, которую святой называет совершенной. И эта любовь приводит его в совершенный страх, ибо таковой боится Бога и исполняет волю Божию уже не по (страху) наказания, уже не для того, чтобы избегнуть мучений, но потому что он, как мы сказали, вкусив самой сладости пребывания с Богом, боится отпасть, боится лишиться ее. И сей совершенный страх рождающийся от этой любви, изгоняет первоначальный страх: посему-то Апостол и говорит: совершенна любы вон изгоняет страх»10. Таким образом, на высшем уровне религиозного развития страх и любовь взаимно связаны, образуя единый духовный узел подлинной веры. Но очевидно, что ни страх не может быть без любви, ни любовь без страха. Религиозность Леонтьева, отринувшая «розовое христианство», основанное на одной лишь любви, которая есть человеколюбие (или в святоотеческой терминологии «человекоугодие»), понимает страх именно в таком вышеотмеченном смысле.
Из современных авторов оригинальную и одновременно глубокую трактовку леонтьевского понимания страха как начала религии, которое не противоречит любви как христианскому принципу, дал Г.Д. Гачев. В своей книге «Русская Дума» он пишет про Леонтьева следующее: «И понимание христианства у него было жестче и церковнее, нежели у современных ему писателей, что так гуманно-жиденько христианство Вали: Толстой, Достоевский - в них «ересь» христианства «сантиментального» или «розового» (в терминах Леонтьева): слишком уж в угоду человеку и его слабости, без священного трепета и чувства своего греха. Да, Бог есть Любовь - но это в итоге долгого труда и аскезы, а «начало премудрости - страх Господень». И наивно и еретично желать устроения рая на земле: «мир во зле лежит» - ясно сказано. Так что не в потакании сладости людской верное направление, но в самообуздании...»11.
Нам представляется, что Г.Д. Гачев на очень глубоком уровне поняло духовно-психологические основы и мотивы творчества Леонтьева, которые исходят из наиболее чистого и неповрежденного религиозного ядра. Действительно, восприятие страха как основы религии характерно и для монотеистических религий, и для языческой религиозности греков и римлян. Ветхозаветная сентенция: «Начало мудрости - страх Господень» (Псалтирь 110:10) является основой иудейско-христианской религиозности, в основании которой именно «страх» как подлинное человеческое чувство перед миром сакрального. Это ощущение повторяется и в Новом завете: «Страшно впасть в руки Бога живаго!» (Послание к Евреям 10:31).
Современный исследователь отмечает, что «в страхе проявляется нечто основополагающее, и едва ли случайно, что именно чувство страха первым
9 Аввы Дорофея душеполезные поучения и послания. Изд-во Почаевской Лавры, 1994. С. 54.
10 Там же.
11 Гачев Г. Русская Дума. Портреты русских мыслителей. М., 1991. С. 52.
упоминается в Библии: когда Адам вкусил от дерева познания и увидел свою наготу, он испугался прежде, чем устыдился»12. Поэтому полагание страха основой религии вполне закономерно для христианского, православного мировоззрения, ревностным адептом которого считал себя К.Н. Леонтьев.
Важно здесь и то, что мировосприятие Леонтьева было окрашено в сильные эсхатологические тона. Смерть была главным пунктом его духовного бытия, через которую он воспринимал и личную, и всемирную судьбу. Смерть и страх связаны на глубинном онтогенетическом уровне религиозной ментальности. Известный религиовед Н. Фюстель де Куланж наглядно показал, что страх перед мертвыми, и, соответственно, перед смертью является основополагающим религиозным чувством. В книге «Древний город» он писал: «Религия мертвых была самой древней из всех верований этой человеческой расы. Прежде чем представить себе и возвеличить Индру или Зевса, человек обоготворил мертвых; они внушали ему страх, к ним он обращался с молитвою. Возможно, что религиозное чувство началось именно здесь. Быть может, именно при виде смерти у человека впервые блеснула мысль о сверхъестественном и он возжелал подняться надеждою над тем, что видели его глаза. Смерть была первой тайною; она указала человеку путь к другим мистериям. Она возвысила его мысль от видимого к невидимому, от преходящего к вечному, от человеческого к божественному»13.
Мы сделали такое религиоведческое отступление, чтобы показать аутентичность религиозных воззрений Леонтьева, их «нормальность» в системе архетипических моделей религиозного сознания. Чрезмерный акцент на страхе не выходит за рамки общих эсхатологических представлений в рамках христианского вероучения, но помогает понять духовное стремление философа к монашеству.
Архетипические национальные черты в личности К.Н. Леонтьева усматривает В.В. Буряченко: «К. Леонтьев - яркий пример нашего национального типа: духовно смел и свободен во всем, что говорил, писал или делал: был крайним консерватором, крайним реакционером, крайним эстетом. Это тип, который, по словам Д.С. Лихачева, оформился в России еще до крепостного права, и черты которого до сих пор можно назвать преобладающими в национальном отношении. В их числе. доминантными были любовь к свободе личности, доведение всего (и хорошего, и плохого) до предельных границ, до крайности и совмещение несовместимого в одной
14
личности» .
Интересные наблюдения над религиозностью Леонтьева можно встретить в книге М. Чижова, который сопоставляет ее с религиозностью Л. Толстого. Он пишет: Сравнивая мистические переживания двух великих людей XIX века, Толстого и Леонтьева, вызванные страхом смерти, можно сказать, что выходы из этого незавидного состояния они нашли сугубо противоположные. Леонтьев - через углубление веры в Бога, Толстой - через ее отрицание»15. Это тонкое психологическое наблюдение помогает понять действительную глубину религиозных исканий Леонтьева, которые на поверку оказываются ближе к исконному христианству, нежели «вера» его современников, уже протопанная западно-либеральными ценностями.
12 Свендсен Л. Философия страха. М., 2010. С. 24.
13 Куланж Н. Фюстель. Древний город // Классики мирового религиоведения. М., 1996. С. 339.
14 Буряченко В.В. К.Н. Леонтьев - «художник мысли» и «философ-поэт» // Оптина Пустынь и русская культура. Материалы VIII всероссийских чтений, посвященных братьям Киреевским. Калуга, 2011. 1С5. 46.
15 Чижов М. Константин Леонтьев. М., 2016. С. 267.
Для того, чтобы понять особенность религиозных воззрений Леонтьева, необходимо учитывать его собственный жизненный духовный путь, который многое объясняет. Дело в том, что судьба К. Н. Леонтьева была связана с тремя русскими православными обителями: Афоном, Оптиной Пустынью и Троице-Сергиевой лаврой. В 2016 году отмечалось 1000-летие русского монашества на Афоне, а также 185 лет со дня рождения философа. Роль и значение этих православных обителей для становления отечественной духовной культуры переоценить трудно16. Этот контекст особенно важен для понимания эволюции религиозных воззрений К.Н. Леонтьева. О.Л. Фетисенко пишет об «Афонских уроках» Леонтьева, раскрывая их огромную значимость, повлиявшую на духовную, эстетическую, политическую и даже физическую стороны его личности и жизни.
Исследователь говорит: «На Афоне Леонтьевым была испытана жесточайшая духовная борьба, продолжали преследовать его и телесные недуги. Но все было преодолено и завершилось обновлением и возрождением»17. Как пишет другой исследователь, на Афоне произошло подлинное рождение Леонтьева, именно здесь он обретает опыт воцерковленной жизни. Исследователь также отмечает, что именно на
Афоне вызрела и оформилась леонтьевская теория византизма, которая «неразрывно
18
связана с консервативной философией мыслителя» . Это принципиально важный момент для понимания всего мировоззрения Леонтьева, который создал теории, обнаруживающие во времени свою жизнестойкость и привлекательность. Во многом это связано именно с теорией византизма, которая стала предметом критики в русской религиозной философии, начиная с В.С. Соловьева. В этом контексте хотелось бы сослаться на авторитетную точку зрения богослова и историка прот. А. Шмемана, который показывает неразрывную связь Православной церкви и Византии, тем самым, оправдывая идеи Леонтьева относительно значимости византизма для России.
В книге «Исторический путь Православия» прот. А. Шмеман пишет о «подлинном значении этого тысячелетнего этапа на нашем пути»: «Византия никак не может считаться только прошлым, завершенной и изжитой главой церковной истории. Она не только продолжает жить в православной Церкви, но, в известном смысле, до сих пор определяет само Православие, составляя его «историческую форму». . Православие - свой теперешний вид, свой исторический «канон» приобрело именно в Византии. Какой бы стороны нашей церковной жизни мы не
16 Сборник «Духовное наследие Византии и Афона в истории и культуре России» содержит доклады конференции, которая регулярно проводилась в ходе ежегодных просветительных Рождественских чтений в рамках направления «Жизнь Церкви и святоотеческое наследие» в период с 2007 по 2015 гг. Статьи посвящены влиянию Византии на русскую культуру в области искусства и книжности, литургическому, богословско-философскому и политическому наследию Византии. Отметим также некоторые работы, включая диссертационные исследования, представляющие интерес для нашей темы: Церковь. Богословие. История (Екатеринбург, 2014); Рузанова Н.П. Монастырь Оптина пустынь в общественной жизни России XIX века. Saarbrücken, 2014. Трушина И.А. Оптина пустынь в творчестве и жизни Гоголя // Управленческое консультирование. 2009. № 1 (33); Запальский Г.М. Оптина пустынь и ее воспитанники (1825-1917): автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. М., 2007; Котельников В.А. Оптина пустынь и литература // Русская литература. 1989. № 1; Кургузов А.В. Оптинское старчество как феномен культуры: источники изучения: Автореф. дисс. ... канд. культурологии. М., 2007; Ореханов Ю.Л. Л.Н. Толстой и Оптина пустынь // Ярославский педагогический вестник. 2011. Т. 1. № 3; Першикова А.Н. Оптина пустынь как социокультурный феномен: Автореф. . дисс. канд. культурологии. М., 2008 и др.
17 Фетисенко О.Л. «Гептастилисты»: Константин Леонтьев, его собеседники и ученики. СПб., 2012. С. 62.
18 Гаврилов И.Б. «Память об Афоне живет в моем сердце». К 185-летию со дня рождения К.Н. Леонтьева // Научные труды кафедры богословия. СПб., 2016. С. 127.
коснулись, простая справка покажет, что свою настоящую форму она нашла именно в византийский период. . в Византии окончательно сложился тот свод Отцов, который доныне составляет основу православного богословия и, наконец, в этом же периоде расцвел тот стиль и дух благочестия, который на русском языке хорошо выражается словом «церковность». В известном смысле византийский период должен быть признан решающим в истории Православия, эпохой кристаллизации церковной жизни. Современная Православная Церковь есть - с исторической точки зрения -Византийская Церковь, на пятьсот лет пережившая Византийскую империю»19.
О духовно-культурной органичности Византии для Руси писал И.М. Концевич: «Византия на закате своих дней передала Руси огонь истинной веры, и Русь, несмотря на все испытания и искушения, выпавшие на ее долю, донесла этот огонь до наших дней. В этом великая заслуга Святой Руси, в этом ее миссия. ... Запад просмотрел восточную мудрость. Его ученые до тонкости изучили все философии с древнейших времен: египетскую, персидскую, китайскую, индусскую и т.д. Но мистика православного Востока для них была закрыта. Мы же унаследовали от Византии сокровища этой духовной мудрости, заключенной в творениях св. отцов. И наша историческая задача была построить на богатом византийском наследии новую духовную культуру, которая бы оплодотворила весь мир. Киреевский поставил проблему во всей ее полноте»20. Эти слова многое проясняют.
В современной ему действительности Леонтьев искал очаги византизма, где был жив «свод Отцов». Закономерно его обращение к Афону. Об огромном духовном влиянии Афона сам Леонтьев пишет следующее в «Моей исповеди»: «Афон показал мне примеры высокого и даже страшного аскетизма; - старцы Руссика выучили меня послушанию, посту и молитве; заставили понимать 10 жития Святых; раскрыли мне истинный дух Церкви. - Халкинские богословы познакомили меня с Канонами
Церкви, с ее администрацией и с современным состоянием Церквей на Востоке. -
21
Меня это очень все утешало и расширяло мои познания» . Это важнейшие свидетельство самого автора, позволяющие пролить свет на его мировоззрение.
В тоже время исследователь творчества Леонтьева отмечает, что «для русской
религиозной философии Серебряного века характерно игнорирование главного
22
события в жизни Леонтьева - его религиозного обращения и жизни на Афоне»22. Действительно, если посмотреть на труды философов русского религиозного возрождения начала XX века, писавших о Леонтьеве, то «афонская веха» обходится стороной. Но это имело огромное значение и для духовного миропонимания Леонтьева, и для его экзистенциального состояния, связанного с его физической болезнью. М. Чижов отмечает: «. чувство страха за жизнь еще не совсем покинуло его, одна мечта спасает его сознание - Афон поможет, Афон вылечит его духовно и физически, и он станет монахом. Сильным, здоровым монахом, которому покорится подъем на высокую гору Афон (2033 м), с которой он обозрит вс. Священную местность и свою собственную жизнь, облегченно и с улыбкой вздохнет и вернется
23
исполнять свои монашеские обязанности, выше которых ничего нет»23.
Однако, не только исключительно религиозный подъем чувствует Леонтьев на Афоне, но что не менее важно, творческий. Исследователь продолжает: «Несмотря на
19 Шмеман А. прот. Исторический путь Православия. М., 1993. С. 243-244.
20 Концевич И.М. Стяжание Духа Святого в путях Древней Руси. М., 1993. С. 203, 207.
21 Леонтьев К.Н. Моя исповедь. С. 232.
22 Гаврилов И.Б. «Память об Афоне живет в моем сердце». К 185-летию со дня рождения К.Н. Леонтьева // Научные труды кафедры богословия. СПб., 2016. С. 131.
23 Чижов М. Константин Леонтьев. М., 2016. С. 280.
болезненное состояние, Леонтьев на Афоне ощущает небывалый творческий взлет.
Словно намоленная сотнями лет святость этих мест питает его и подвигает на
24
литературные подвиги»24. На Афоне философом были созданы «Письма с Афона», набросаны черновые варианты статей «Панславизм и греки» и «Панслазвизм на Афоне» и, что самое главное, здесь он начинает свой главный труд «Византизм и славянство».
Следующим этапом церковной жизни Леонтьева станет Оптина Пустынь, где он будет много и интенсивно общаться со старцем Амвросием. Из Оптиной Пустыни Леонтьев будет общаться со своими 25учениками, и его переписка станет ценной частью его художественного наследия25. Не касаясь специально вопроса о духовно-культурной значимости этого монастыря, приведем лишь несколько показательных мнений об Оптиной Пустыни. И.М. Концевич посвятил этому специальное исследование «Оптина Пустынь и ее время», в котором он писал: «Значение Оптиной пустыни очень велико в духовной жизни России. Она является лучшим представителем того духовного возрождения, возникшего в конце 18-го века в
России»26.
А.С. Стрельцов писал: «Оптина Пустынь с самого своего зарождения была призвана показать тот пример трудного решения общественных проблем через удивительно тонкое и естественное соединение внешне казалось бы несоединимых нитей общества: Духа и природы, веры и знаний, себялюбивого искусства (писательского труда, например) и признание ничтожной сущности человека перед Высшим началом - Богом, горделивых вожделений человека и его ограниченных возможностей в обществе. ... В XIX веке монастырь сыграл чрезвычайную роль в создании русской религиозной философии и в деле духовного просвещения русского народа. Связь с Оптиной и ее благодатное влияние испытывали Иван и Петр Киреевские, основоположники славянофильства и собиратели русской культуры, К. Н. Леонтьев, живший около стен обители и принявший по благословению старца о. Амвросия постриг. В первой половине XIX века в монастыре были изданы большим тиражом церковные книги: преподобных отцов: Исаака Сирина, Нила Сорского, Семеона Нового богослова, Максима Исповедника, Аввы Дорофея, которые
27
разошлись по всей России» .
Исследователи отмечают также важное педагогическое значение Оптиной пустыни в образовательном процессе. Вот показательное мнение: «В процессе образования осуществляется духовно-нравственное становление личности, т. е. целенаправленный, организованный процесс создания условий, помогающих человеку в ходе духовного саморазвития, преображения, реализации духовного потенциала применительно к различным сферам жизнедеятельности. Знание святоотеческого наследия помогает осознать воспитаннику себя как целостного человека в целостном мире в контексте определенного времени и пространства. Святоотеческое наследие хранит для нас множество прекрасных образцов. Один из них - подвиг Оптинских новомученников - иеромононаха Василия, инока Ферапонта, инока Трофима. Здесь уместно сравнение. Старцы - исихасты Святой Горы Афон
24 Чижов М. Константин Леонтьев. М., 2016. С. 293.
25 См.: Каширина В.В. Преподобный Амвросий Оптинский как литератор // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. 2007. № 4 (48).
26 Концевич И.М. Оптина Пустынь и ее время. М., 1995. С. 84.
27 Стрельцов А.С. В Оптиной Пустыне должен звучать культурный набат России // Оптина Пустынь и русская культура. Материалы VIII всероссийских чтений, посвященных братьям Киреевским. Калуга, 2011. С. 13, 15.
говорят, что молитвенники, сподобившиеся видеть Нетварный свет, - пророки Нового Завета, ибо, подобно пророкам Ветхого Завета, опережавшим время и
видевшим Вочеловечение Христа и Первое Пришествие, созерцающие Свет, также
28
опережают время и видят Славу Христа - то есть Царство Небесное»28.
Знаменательно, что пути столь близких и по мироощущению, и по формальным признакам своего творчества писателей пересекаются в истории русской словесности в таком месте, как Оптина Пустынь, которая не только является местом, где вызревают духовные пути отечественных мыслителей и писателей, или куда их приводят их духовные пути, но еще и местом, которое деятельно участвует в умозрении. Таково место Оптиной Пустыни в творчестве Н.В. Гоголя, И.В. Киреевского и К.Н. Леонтьева.
Для К.Н. Леонтьева Оптина Пустынь играла особую роль. «Сердцем ближе других к Оптиной был К. Леонтьев, тайный постриженик ее, - пишет И.М. Концевич.
- Там жил он несколько лет там сложил бремя ошибок и грехов молодости, которые
29
он искупал болезнями и искреннейшим покаянием»29. В письме своей корреспондентке в Лондон философ писал об Оптиной Пустыни словами Пушкина: «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет!». «Здесь - именно тот русский византизм, <...>, без которого будет конец не только для России, но и для всего остального славянства»30. Византизм как духовное начало философ связывает с фактическим существованием России, и духовным, и политическим. При этом очень важно отметить, что Леонтьев говорит о «русском византизме», имея в виду не прямой перенос одной культурной модели в другую, но органическую рецепцию31.
Это во многом соответствовало глубинному мироощущению самого Леонтьева, которое всегда было окрашено в сильные эсхатологические тона. Византизм Леонтьева как культурный и религиозный выбор располагал его к экзистенциальному пессимизму, к разочарованности ко всему земному, когда даже стремление установить на земле высшую правду оказывается иллюзией. На отягощенной злом земле правды быть не может. Отсюда логично вытекает стремление Леонтьева уйти от мира, тяга к церковным стенам и жизни у них.
Таким образом, «русский византизм» Леонтьева есть наиболее сильное усвоение святоотеческого наследия в творчестве мыслителя, которое повлияло на все его аспекты, в том числе и на государственно политические взгляды, которые принято трактовать в терминах консерватизма.
28 Востроилова Е.В. Святоотеческое наследие в контексте образования // Русский Афон как фактор духовного просвещения России: к тысячелетию русского присутствия на Святой Горе (1016-2016). 2016. С. 109-110.
29 Концевич И.М. Стяжание Духа Святого в путях Древней Руси. М., 1993. С. 213.
30 К.Н Леонтьев. Письма ИЗ Оптиной Пустыни // Литературная учеба. Кн. 3. М., 1996. С. 141.
31 Примечательна в этом контексте альтернативная Леонтьеву точка зрения на византизм современного богослова и историка о. Иоанна (Экономцева): «Не будем забывать, что истоки русской культуры носят вселенский характер. Византинизм, на базе которого возникла она, впитал в себя традиции Запада и Востока, Рима и Греции, Египта и Палестины, он органически усвоил достижения языческой античной цивилизации. Само местоположение Руси на границе между Западом и Востоком делало ее в высшей степени подверженной перекрестному влиянию различных культур. Игнорировать этот факт -значит вставать на позиции русского раскола» (См.: Экономцев Иоанна. Православие, Византия, Россия. М., 1992. С. 192).
Список литературы
1. Аввы Дорофея душеполезные поучения и послания. Изд-во Почаевской Лавры, 1994.
2. Бердяев Н.А. К. Леонтьев - философ реакционной романтики // К.Н. Леонтьев: pro et contra. Антология. Кн. 1. СПб., 1995.
3. Бородаевский В.В. О религиозной правде Константина Леонтьева // Религиозно-философское общество в Санкт-Петербурге (Петрограде). М., 2009. С. 91-105.
4. Буряченко В.В. К.Н. Леонтьев - «художник мысли» и «философ-поэт» // Оптина Пустынь и русская культура. Материалы VIII всероссийских чтений, посвященных братьям Киреевским. Калуга, 2011. C. 45-48.
5. Востроилова Е.В. Святоотеческое наследие в контексте образования // Русский Афон как фактор духовного просвещения России: к тысячелетию русского присутствия на Святой Горе (1016-2016). 2016. С. 109-113.
6. Гаврилов И.Б. «Память об Афоне живет в моем сердце». К 185-летию со дня рождения К.Н. Леонтьева // Научные труды кафедры богословия. Санкт-Петербург, 2016. С. 126-134.
7. Гачев Г. Русская Дума. Портреты русских мыслителей. М., 1991.
8. Долгов К.М. Восхождение на Афон: Жизнь и миросозерцание Константина Леонтьева. М., 2008.
9. Духовное наследие Византии и Афона в истории и культуре России. М., 2016.
Запальский Г.М. Оптина пустынь и ее воспитанники (1825-1917): Автореферат дисс. ... канд. ист. наук. М., 2007.
10. Каширина В.В. Преподобный Амвросий Оптинский как литератор // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. 2007. № 4 (48).
11. Концевич И.М. Оптина Пустынь и ее время. М., 1995.
12. Концевич И.М. Стяжание Духа Святого в путях Древней Руси. М., 1993.
13. Котельников В.А. Оптина пустынь и литература // Русская литература. 1989. № 1.
14. Куланж Н. Фюстель. Древний город // Классики мирового религиоведения. М., 1996.
15. Кургузов А.В. Оптинское старчество как феномен культуры: источники изучения: Автореф. дисс. ... канд. культурологии. М., 2007.
16. Леонтьев К.Н. Моя исповедь. URL: http://sadsvt.narod.ru/leontev.html
17. Леонтьев К.Н. Письма из Оптиной Пустыни // Литературная учеба, Кн. 3. М., 1996. С. 141-173.
18. Масарик Т.Г. Россия и Европа: Эссе о духовных течениях в России. Т. 11. Кн. II. Ч. 2-5; Кн. III. Ч. 1. СПб., 2004.
19. Ореханов Ю.Л. Л. Н. Толстой и Оптина пустынь // Ярославский педагогический вестник. 2011. Т. 1. № 3.
20. Першикова А.Н. Оптина пустынь как социокультурный феномен: Автореф. . дисс. канд. культурологии. М., 2008.
21. Религиозно-философское общество в Санкт-Петербурге (Петрограде): История в материалах и документах: 1907-1917: В 3 т. Т. 2: 1909-1914. М., 2009.
22. Рузанова Н.П. Монастырь Оптина пустынь в общественной жизни России XIX века. Saarbrücken, 2014.
23. Свендсен Л. Философия страха. М., 2010.
24. Стрельцов А.С. В Оптиной Пустыне должен звучать культурный набат России // Оптина Пустынь и русская культура. Материалы VIII всероссийских чтений, посвященных братьям Киреевским. Калуга, 2011.
25. Трубецкой С.Н. Разочарованный славянофил // К.Н. Леонтьев: pro et contra. Антология. Кн. 1. СПб., 1995.
26. Трушина И.А. Оптина пустынь в творчестве и жизни Гоголя // Управленческое консультирование. 2009. № 1 (33).
27. Фетисенко О.Л. «Гептастилисты»: Константин Леонтьев, его собеседники и ученики. СПб., 2012.
28. Флоровский Г.В., прот. Пути русского богословия. Вильнюс, 1991.
29. Церковь. Богословие. История. Екатеринбург, 2014.
30. Чижов М. Константин Леонтьев. М., 2016.
31. Шмеман А. прот. Исторический путь Православия. М., 1993.
32. Экономцев Иоанн. Православие, Византия, Россия. М., 1992.
THE INFLUENCE OF MOUNT ATHON AND OPTINA FOR K.N. LEONTIEV
A.S. Kurenkov
Belgorod Orthodox Theological Seminary missionary orientation e-mail: bpds@mail.ru
The article discusses the importance of patristic heritage in the context of the conservative project of revival of culture of Russia K.N. Leontiev, contradictory religious and philosophical thinker. Byzantism K.N. Leontiev as a cultural and religious choice had it to the existential pessimism and critical positions in the philosophy of culture.
Keywords: patristic legacy of Russian religious philosophy, K.N. Leontiev, byzantium.
