CC BY
62
Ольга ТЫНЯНОВА
ВЛАСТЬ И ГРАНИЦА: АНАЛИТИЧЕСКИЙ ЭКСКУРС
В условиях нарастания тенденций глобализма, с одной стороны, и регионализма -с другой, особую остроту приобретают такие проблемы государственного строительства, как территориальная целостность и сецессия, федерализм и автономии и отношения «центр - периферия». «Общим знаменателем» здесь все чаще становится тезис Р. Арона о том, что федерация есть «цивилизованная и добровольная версия империи»1. С распадом СССР и Югославии и объединением Германии от оценочного использования категорий «империя», «империализм», «имперский» как негативных и «федерация», «федерализм», «федеративный» как позитивных отказались и зарубежные, и отечественные политологи.
Исследователи, обращаясь в поисках концепций и моделей государственного единства к историко-политическому материалу, все чаще акцентируют унитаристскую — «имперскую» — сущность российского федерализма. Они приходят к выводу, что «конструирование федерации» есть возобновление империи2. Вывод этот, надо сказать, отнюдь не нов. Еще в годы Второй мировой войны он был сделан И. Солоневичем: «Нужно, наконец, назвать вещи своими именами: всякий народ есть народ империалистический, ибо всякий хочет построить империю и всякий хочет построить ее на свой образец: немцы на основах расовой дисциплины, англичане — на базе коммерческого расчета, американцы — на своих деловых методах, римляне строили на основах права, мы строим на основах православия. ...оценивая прошлые и нынешние попытки построения империй, мы обязаны судить их «без гнева и пристрастия». Без гнева по адресу конкурентов и без пристрастия — по своему собственному. Просто: как, когда и почему удалось, как, когда и почему не удавалось»3.
Такой подход предполагает понимание под «империей» специфическую форму «связывания пространства»4, а под «имперским строительством» — стратегию и тактику обеспечения государственного — территориального — единства. Такое единство достигалось за счет включения пограничной периферии в единую политико-административную систему империи, в рамках которой различия разнородных пограничных этнических и территориальных образований нивелировались настолько, насколько это позволяли возможности самой административной системы. Традиционными способами достижения такой цели являлись развитие на территориях приграничных административно-территориальных единиц (АТЕ) транспортной и социальной инфраструктуры, преодоление хозяйственной самодостаточности пограничной периферии,
ТЫНЯНОВА
Ольга
Николаевна — соискатель Пограничной академии ФСБ РФ
1 Арон Р. Мир и война между народами. М., 2002, стр. 835
2 Каспэ С. И. Конструировать империю — renovatio imperii как метод социальной инженерии // «Полис». 2000, № 5, стр. 55—69
3 Цит. по: «Реалист»: Литературный альманах. 1995. Выпуск первый, стр. 299
4 Ильин М. В. Геохронополитика — соединение Времен и Пространств // Вестник МГУ. Серия 12. «Политические науки». 1997, № 2, стр. 28—44; Лурье С., Казарян Л. Принципы организации геополитического пространства (введение в проблему на примере Восточного вопроса) // «Общественные науки и современность». 1994, № 4, стр. 85-96
формирование и поддержание на ней приоритета политической идентичности, а также военное строительство и поддержание особого социального статуса вои-нов-пограничников.
Последнее подчеркнем особо: во все века во всех «мировых державах» пограничные гарнизоны и сами защитники границ являлись социально-политической опорой империй, представителями и символом центральной власти на пограничной периферии. В то же время всегда и везде недооценка этой роли пограничных гарнизонов и снижение социального статуса воинов-пограничников сказывалось на статусе империй как геополитических центров силы — вплоть до утраты пограничных территорий.
Однако наиболее существенным показателем присутствия центральной власти на пограничной периферии всегда являлся сам характер включения приграничных АТЕ в политико-административную систему страны, а именно наличие и тип автономий на приграничных территориях. Пограничная периферия различных империй по-разному включается в их политико-административные системы. В этой связи интересен взгляд на характер связи имперского центра и пограничной периферии в парадигме географического детерминизма, позволяющий, как это сформулировал П. Савицкий, «мыслить пространством». При таком подходе легко увидеть различия между принципами «восточной» и «западной» социальности и, как следствие, между «восточным» и «западным» путями эволюции природы власти.
Так, если «восточная» форма социальности и соответствующая ей государственность возникли из системы родовых отношений как их продолжение и дополнение, то «европейские» социальность и государственность оформились и эволюционировали в процессе разрушения и замещения таких отношений. В результате политической эволюции на «Востоке» происходило огосударствление большинства сторон жизни общества, а на «Западе» — снижение интегрального характера власти и формирование дифференцированной власти-«тех-нологии».
При этом, как отмечал отечественный географ Н. В. Морозов, увеличение глубины дифференцированности политичес-
кой организации государств происходило с Востока на Запад1. Данная зависимость прослеживается и в административнотерриториальной организации империй. Проследим ее, продвигаясь по евразийскому континенту с востока на запад.
Китай. С началом деления империи на уезды (в эпоху Чжоу) и, особенно, с заменой последних при династии Цинь (200-е гг. до н.э.) на единообразные АТЕ, пограничное пространство отличалось максимальной унификацией и отсутствием каких-либо форм автономии. Его развитие подчинялось характерной для Китая динамике так называемых династийных циклов — усиления централизации при первых правителях каждой династии и нарастания сепаратизма при ее последних правителях. Лишь в эпоху Тан политический кризис был связан с сепаратизмом получивших особые привилегии военных наместников именно пограничных областей.
Монгольская империя после первого раздела на улусы. Наиболее оформленный вид получили пограничные пространства владений Чагатая — после того, как откупную систему среднеазиатских земледельческих районов сменила административно-территориальная, делившая страны на тумены во главе с туменными начальниками из числа царевичей-чин-гизидов, местной и кочевой феодальной знати. Западная часть улуса Джучи (Золотая Орда) не имела четких границ: ее власть распространялась не столько на территорию, сколько на различные покоренные Чингисханом племена и народы.
Мусульманские империи: Делийский султанат и империя Великих Моголов2. Наибольшее внимание проблемам границ в Делийском султанате уделялось в 60-70-х гг. XIII в., когда в целях военно-политического укрепления северных и северо-западных пограничных наместничеств они были отданы под управление ближайших родственников султана. Однако сколько-нибудь последовательной пограничной политики ни в Султанате, ни в империи Великих
1 Морозов Н. В. Продвижение цивилизации от Передней Азии к Северо-Западной Европе (Предварительные тезисы) // «География и хозяйство». М., 1968, стр. 180-181
2 О мусульманских империях на территории Индии см. подробнее: История Востока. В 6 тт. М., 1998-2000; Васильев Л. В. История Востока. В 2 тт. М., 1998
Моголов не проводилось, результатом чего стал рост сепаратизма пограничных провинций, прежде всего восточных (особенно Бенгалии). Насильственная же их исламизация при Великих Моголах и военные кампании по подавлению сепаратистских движений не только не имели успеха, но и спровоцировали возникновение мощной военной организации сикхов и создание ряда практически самостоятельных государств.
Иран. В Ахеменидской державе населенные небогатыми племенами пограничные сатрапии, а также сатрапии, где, как, например, в Финикии, политические связи исторически основывались на добровольном подчинении государств, сохраняли традиционную систему управления, подчиненную тем не менее сатрапам провинций. Впоследствии в сасанид-ском, сефевидском и каджарском Иране, в пограничных автономиях (Картли, Кахетии, Луристане, Курдистане) сохранялась хотя и подчиненная центру, но все же собственная традиционная система управления, что являлось - особенно при характерной для северных политических автономий ориентации на соседние государства (Турцию и Россию) — дополнительным фактором дезинтеграции.
Ассирия. Здесь государственное единство территории обеспечивалось частичным истреблением местных жителей пограничных территорий и частичной депортацией их вглубь империи с последующим перемещением на освободившиеся пространства выходцев из других районов страны. В то же время на пограничной периферии создавалось множество новых незначительных по размеру провинций без учета прежних государственных и этнических границ. Кроме того, широко практиковалось назначение на должность «областных начальников» евнухов, что исключало создание на периферии новых династий.
Арабский Халифат. Пограничные пространства Халифата находились в ведении эмиров, стоявших во главе пяти намест-ничеств, на которые была разделена территория страны, и бывших фактическими хозяевами в своих эмиратах. Со временем в отдельных пограничных наместничес-твах возникают - и все более вытесняют иранскую знать с высших административных постов - династии, создаваемые выходцами из гулямов (гвардии из числа
профессиональных воинов-рабов), а также шиитскими имамами.
Турция. С формированием Османской империи для управления иноверческой пограничной периферией были созданы так называемые миллеты - экстерриториальные автономные религиозно-политические образования иноверческого населения. Это не означало единообразия административного устройства пограничных провинций. В систему османской администрации было включено сохраненное у покоренного населения Балкан их местное самоуправление, и в малодоступных горных районах здесь в XVI—XVII вв. сложились политические автономии. Однако контроль над немусульманскими западными и северо-восточными рубежами империи был значительно жестче, чем над исламскими пограничными АТЕ, и основывался на политике тотальной исламизации. Исламские южные и югозападные пограничные АТЕ империи сохраняли значительную политическую автономию, что привело к образованию в начале XVIII в. независимых арабских государств, лишь формально считавшихся частью Османской империи.
Римская империя и Византия. Первоначальным инструментом контроля Рима над своей пограничной периферией был институт неравных договоров, сменившийся в период Империи перечнем «царств и провинций» как частей единого территориального государства, на которые распространялась система римского права. Власть наместника — консула или претора — была военной, судебной и административной, однако сохранялись и прежние учреждения завоеванных стран — в той мере, в какой они не противоречили римским порядкам. При этом в качестве верховного главнокомандующего Август принял в свое ведение провинции, в которых были размещены войска, назначив туда наместниками командующих легионами, сенату же и сенатским наместникам были выделены полностью замиренные провинции (в дела которых император также мог вмешиваться). Включение лимеса в имперскую систему и романизация населения шли с различной эффективностью на востоке и на западе, что в условиях снижения социального статуса легионеров и ветеранов привело к активизации сепаратистских движений на восточных
границах и, в итоге, к разделу империи на Западную и Восточную. Последняя первоначально делилась на две префектуры, и пограничные пространства с расположенными на них воинскими частями находились в ведении двух соответствующих префектов претория. Как и во всей империи, руководство администрацией пограничных АТЕ Византии, судом и сбором налогов на их территории осуществлялось подчиненными префектам претория викариями. С введением в империи фемного строя военная и гражданская власть в пограничных фемах сконцентрировалась в руках стратига.
Франкская империя на территориях всех покоренных племен устанавливала власть герцогов, быстро превращавшихся из должностных лиц в племенную знать. Другой формой административно-территориального управления пограничных пространств были маркграфства (марки), создаваемые путем объединения нескольких графств. Они могли объединяться с герцогствами в одну префектуру, во главе которой, как и во главе всех префектур империи, стояли королевские посланцы, имевшие широкие полномочия. Первоначально в ряде областей на юго-восточных границах империи под контролем маркграфов были оставлены местные князья; впоследствии звенья управления были сокращены, и власть на восточных границах была сосредоточена в руках одного лица.
Священная Римская империя. Первые маркграфства на окраинах империи создавались с целью окончательного покорения автохтонного населения. Однако под влиянием внешней угрозы маркграфы, и так обладавшие в своих марках всей полнотой судебной, военной и административной власти, были наделены дополнительными полномочиями. Это привело к формированию территориальной власти маркграфов и оформлению в пограничных пространствах империи двух геополитических центров силы. И хотя ряд императоров добивался определенного территориально-политического единства, оно существовало лишь в пределах собственно Германии, но не Империи в целом.
Австрийская империя формируется, когда противостояние османам требовало радикальной реорганизации геополитического пространства Центральной
Европы, разделенного между тремя монархиями, их объединение означало создание так называемой «Военной Границы», просуществовавшей почти до последней трети XIX в. С ее учреждением образовывались так называемые «край-ны», в которых сербскому населению предоставлялись особые автономные привилегии в ущерб местному автохтонному населению — хорватам и мадьярам. Между тем и после формального объединения трех корон на западе успешное сопротивление империи оказывали швейцарские кантоны, подчинить которые Габсбургам так и не удалось, а другие части империи — венгерские, итальянские и польские — на протяжении длительного периода времени сохраняли локальную специфику политических и социальных структур, включая национальную элиту. Это, а также неудачи унификации пограничных АТЕ путем их германизации обусловили консервацию прежних этнических и государственных границ и этно-политической напряженности.
Империя Наполеона. По всему периметру границ «Великой империи» была создана сплошная полоса подконтрольных Наполеону государств, в большинстве которых монархи были назначены Наполеоном в основном из числа его родственников. Лишь в восточных пограничных пространствах и на наиболее отдаленных зависимых территориях было сохранено управление местных династий или должностных лиц. Здесь император имел титул протектора и полномочия, позволявшие ему в любой момент лично вмешиваться в управление. Компромисс с местной знатью обусловливался и стратегическим положением завоеванной территории (Великое герцогство Варшавское, Папская область, Неаполитанское королевство).
Испания. характерной чертой политико-административной системы Испанской империи Габсбургов было отсутствие экономического и политического единства. Во всех некастильских владениях, включая колонии, исполнительная власть осуществлялась вицекоролями или королевскими наместниками, полномочия которых были весьма широки, но ограничивались королевскими инструкциями и системой королевских судов. За Португалией было сохранено ее прежнее устройс-
тво, административными автономиями были Астурия и Галисия, промежуточное положение между административной и политической автономией занимали Наварра и Страна Басков, политической автономией обладали Арагон, Валенсия и Каталония.
Даже беглый обзор особенностей взаимоотношений имперского центра с пограничной периферией позволяет проследить определенную тенденцию к нарастанию политической децентрализации и неустойчивости центральной администрации уже в государствах Ближнего Востока, Передней и Центральной Азии. Своеобразное положение на шкале «восточное (интегральное) — западное (дифференциальное)» занимает Россия, где, начиная с середины XVI в., то есть с начала активной политики присоединения инонациональных территорий, и по сей день определенная степень функциональной и институциональной дифференциации политического устройства сочетается с «интегральным» характером самой власти. Такое сочетание сохраняется, несмотря на проведение федеральным центром ряда реформ, направленных на построение модели централизованного федерализма. Административно-политическая система и политико-правовая сфера современной России остаются по-прежнему неунифицированными. Более того, статьи 5, 73 и 76 Конституции РФ 1993 г., ряд законов РФ, Основные законы пограничных субъектов РФ факти-
чески образуют нормативно-правовую базу дезинтеграции российского пограничного пространства. В условиях же непреодоленных олигархизации власти и «феодализации» пограничной периферии России, а также отсутствия конкретизированной ответственности субъектов РФ сохранение в их ведении части земельного фонда, природных ресурсов и объектов инфраструктуры (при активном разгосударствлении последних) создает материальную базу дезинтеграции российского пограничного пространства.
Как показывает история империй, пренебрежение центральной властью проблемой сепаратизма приграничных территорий неизбежно ведет к утрате государством и их, и статуса геополитического центра силы. Между тем всем этапам укрепления политической мощи России с древнейших времен предшествовало усиление ее центральной власти и «собирание земель», скорее, по «восточному», нежели по «западному» образцу. Однако в отличие от евразийства в XXI в. это не реминисценция на ордынскую тему, а пристальное внимание к наиболее унифицирующей пространство китайской модели государственности — в том числе и для того, чтобы таковая не распространилась на российские дальневосточные территории. Специфика геополитического положения России как «моста» между Западом и Востоком заключается, по-видимому, в том, что и ныне ее путь на Запад лежит через Восток.
