CC BY
87
Николай ПОЗДНЯКОВ
«ВЛАСТЬ ЭФИРА» И КОЛЛИЗИИ МАСС-МЕДИЙНОГО ПРОСТРАНСТВА
В статье анализируются особенности политических процессов в пространстве современных масс-медиа. В центре внимания автора находятся телекоммуникации как многомерная среда циркуляции типов взаимодействия власти и граждан, особая транзитивная способность информационного эфира.
The features of the political processes in the space of modern mass media are analyzed in the article. The author focuses his attention on telecommunication as a multidimensional environment of circulation of types of interaction between authority and citizens, and a special transitive capability of informational ether.
Ключевые слова:
власть, эфирное пространство, коммуникации, интерактивная среда, гражданские инициативы; authority, ether space, communication, interactive environment, civil initiatives.
Историческими проявлениями власти — по мере вторжения человека в околоземное пространство, Вселенную — предстают виды господства природы. К этой области относятся концепции геополитики, такие как воззрения Р. Челлена рубежа XIX—XX вв.: власть моря (галасократия), власть воздуха (аэрокра-тия), власть эфира (эфирократия)1. Сегодня актуальный смысл приобретают факторы эфирного пространства с последующими превращениями его системных взаимосвязей.
В философском смысле эфир является миросозидающей вещественностью, в особых смыслах доносящейся пластичностью мира и отдаленнейшими видимостями. Для Платона «стихия, объединяющая все прочее, — эфир»2. Современный эфир есть несомненная техно-электронная субстанция, реализующая (ускоряющая) средства и способы передачи сообщений, образующая особую сферу коммуникативной объединенности и связности. Так, система телевещания развивает эфирную конгломерацию мировидения и локальных (региональных) микротелестанций. Вместе с тем социально-человеческая реализация этих возможностей обнаруживает этапные противоречия.
В 70-е гг. ХХ в. упреки масс-медиа со стороны теоретиков франкфуртской школы (Т. Маркузе, М. Хоркхаймер, Т. Адорно) заключались в том, что структурная социализация телеэфира не устраняет «прозаизирование», т.е. буднично-повседневное, «без развертывания», общение, ограниченное непространственной коммуникацией. Например, возмущение Т. Адорно вызвано тем, что субъекты-зрители разобщены и рассредоточены по «по бесчисленному ряду», т.е. в линейной плотности программированных воздействий, «приземленной» адресуемости следующих друг за другом ситуаций3. В результате происходит «рассублимирование» «далево-близкой» сообщительности, тогда как необходимо возведение «моста» между эфирной всеобщностью и межгрупповыми интересами смотрящих.
Следует сказать о том, что телеэфир советского периода первоначально развивали иначе, во всяком случае, он не испытывал отсутствия связи с общественно-политическим пространством. «Воля власти может при современных средствах сообщения охватить самые отдаленные области и в любую минуту заявить о себе в каждом доме»,
1 См.: Халипов В.Ф. Кратология — наука о власти. Концепция. — М. : Экономика, 2002, с. 125, 126.
2 Платон. Диалоги. - М. : Мысль, 1986, с. 456.
3 Адорно Т. Может ли публика хотеть? // Сорок мнений о телевидении. — М. : Искусство, 1978, с. 55, 56.
ПОЗДНЯКОВ
Николай
Константинович — д.филос.н., профессор; руководитель НЦ Омского института (филиала) РГТЭУ пкрог4такоу@ mail.ru
— отмечает К. Ясперс1. Обобщенное заключение основателя открытой социально-человеческой коммуникации реализуется в организации «близкого круга» телеаудитории на дистанции «доверия», когда появляется «ответный» горизонт общественных впечатлений, в тех же передачах прямого эфира («Аудитория — 150 млн зрителей»
— симптоматичное издание теоретиков советского ТВ). Вместе с тем социальная функция телевещания признавала один срез отношений: между телеисточником и зрителем. «Зритель — единица, — подчеркивал болгарский исследователь Е. Николов, — совокупность зрителей равнозначна совокупности общественных связей». Телеаудитория является адресатом единого социально организованного общения, которое создает «равноправие» при односторонней направленности обращений. Телевидение существует в качестве представителя государства, отношения между ним и зрителями определяются «внешними для обеих сторон факторами»2.
В конце 80-х — начале 90-х гг. ХХ в. позитивным следствием многоканального ТВ стало ослабление прямого идеологического воздействия. Постепенно политические субкультуры оказываются относительно независимыми, поскольку поглощаются потоками информации, и, соответственно, люди стремятся найти ненавязчивые источники сообщений. Роль органов массовой коммуникации в производстве властных отношений неотделима от их «распыления» в блоках и сетях разветвленной декомпозированной телеканальности. Таким образом, телевизионные вариации публики становятся творческой, причастной силой и образуют новые формы политики, когда они активно предвидят ее последствия (результаты появляются незамедлительно, что приучает постоянно следить за событиями)3.
1 Ясперс К. Смысл и назначение истории. — М. : Политиздат, 1991, с. 139.
2 Сорок мнений о телевидении. — М. : Искусство, 1978, с. 66, 67.
3 Это является родовым качеством телесообщений: «немедленная информация» как важнейшее качество телевидения создает «массу», подобно тому как «печатная техника вызвала к жизни публику». Хуже всего, если телевидение дает «пачки пассивных развлечений» и, например, политическое время новостей предлагает «вчерашние ответы на сегодняшние вопросы» (именно этого следует избегать телевидению).
См. об этом: McLuhan M., Fiore Q. The Medium is the Message. — ed. 1. — N.Y : Bantam Books, 1967.
Демократический характер информационной политики превращает телеаудиторию в группы дискурсивного участия, которые являются носителями открытой человеческой коммуникации. Именно в них кристаллизуются ценностные предпосылки общественной жизни и развиваются гражданские притязания. «Без гласности, — подчеркивал И. Кант, — не могла бы существовать никакая справедливость (которая может мыслиться только в качестве публично объявляемой)»4. В этих условиях развивается особый взгляд телевидения (не случайно известная в период советской перестройки телепередача называлась именно «Взгляд»). Телеаудитория постепенно переходит в естественное состояние участия в делах государства, положив начало отличительной активности людей. Однако коммуникативная власть как широта совместного понимания замещается «четвертой властью» — СМИ, не намеренной считаться ни с кем, кроме себя. А телеаудитория предназначается для демонстрации представлений в подчинении ритмике мира политики и ее мероприятий. Вместо этого необходим поиск новых форм и возможностей групповой интеграции, разнохарактерной дифференциации внимания к социально-политическим событиям.
Этому соответствуют этапы появления самих зрителей на телевидении (в его студиях и павильонах), соответственно теле-(1в1в, греч. — близь, даль) видение ^йвг, лат. — видеть) исчезает в качестве всеобщности эфирного пространства. Оно стало величиной заполнения «достигающими» сигналами с мест, разнородными и многочисленными приходами, которые означают усиление телевизации общественнополитической жизни. «Человек политический» не просто смотрит, а ведет свою жизнь у телеэфира в качестве interagens — человека «контактного», «проникающего». В дальнейшем пространство разговорных представлений (ток-шоу) усиливается интерактивной техникой, которая образует новое пространство межперсонального и межгруппового взаимодействия. На этой основе телевидение активно ведет поиск форм и возможностей групповой интеграции, способствует разнохарактерной дифференциации внимания в политике. В границах подвижного единства меньшинства и массы им активно устраняется разрыв
4 Кант И. Трактаты и статьи (1784-1796) // Сочинения в 4 т. - М., 1994, т. 1, с. 461.
между элитой и массовой аудиторией, когда получает выход актуализация политики, формируется полисубъектность политического процесса. Политизированные разговорные телепередачи вызывают в памяти высказывание Г. Гегеля: «Правда, такие собрания обременительны для министров, которые должны обладать остроумием и красноречием, чтобы парировать удары, направляемые против них; однако тем не менее публичность - величайшее формирующее средство для государственных интересов»1.
Таким образом, демократизация политической жизни подрывает устойчивость публики как промежуточной структуры между избранной аудиторией и массой, приводя к подвижности собирательных групп телезрителей. В условиях демократии, подчеркивал К. Манхейм, нельзя рассчитывать на публичность как «гарантированное единство»2. По этой причине развитие телевидения соответствует стадиям ее реинтеграции, и если одноканальный телеэфир обращен к неуловимой «мы-йности» участия, то многоканальный заключает более зримые зрительские очертания. Можно утверждать поэтому, что телевизионная публика развивается от промежуточной структуры между массовыми увлечениями и узконаправленными интересами до полного своего «расшатывания». Она используется как открытое пространство внимания, достигая уровня принужденно организованной публичности, когда телеканал создает передачи для конкретной аудитории.
В диагнозе социально-исторического космоса К. Манхейм прогнозировал возрастающее обращение политиков к законам массовой психологии и утрату такого механизма, достаточно открытого регулятора отношений между элитой и массами, как публика. «Эта беда», как именует подобный феномен К. Манхейм, предотвращается насильственным решением по созданию «феномена организованной публики». В будущем возникнет, вероятно, стремление заменить «органическую публику и публику атомизированную искусственно организованной публикой в качестве третьей ступени развития»3. На
1 Гегель Г. Философия права. — М. : Мысль, 1990, с. 351.
2 Манхейм К. Диагноз нашего времени. — М. : Юрист, 1994, с. 321.
3 Там же, с. 321.
основе типологии К. Манхейма можно предположить, что «органические» и «ато-мизированные» структуры заменяются «искусственно организованной публикой» в качестве последующей ступени развития. Таким образом, периоду «флюидности масс» (всеобщей эфирности сообщений) соответствует первичная одноканальность телевидения, спонтанно атомизированно-му состоянию — конкретная телеканаль-ность, нацеленно сфабрикованному (искусственному) — плюралистический телеэфир, органически естественному — развитие путей зрительской совместности.
В этом контексте актуальными предстают рассуждения Х. Ортеги-и-Гассета о развитии техники, характере взаимосвязей людей в социально-пространственной системе, например, о новых возможностях радио- и телесвязи как «ресурсосберегающих усилий и свойствах мира»4. Для Х. Ортеги-и-Гассета проблема вещей и их бытия заключается в «союзе человека с далью» как основе современной техники, универсальном приеме «action in distance», в результате чего появляется «бесконечная (не имеющая предела во времени и пространстве) периферия», и именно она составляет совокупность потенциальных восприемников5. Одновременно человек должен быть обеспокоен своей «технической безграничностью» и преодолевать «опустошение человеческой жизни», бессодержательность происходящих собы-тий6. Можно сказать: рассмотрение техники происходит в направлении средств знаний и деятельности, достижении результатов как умелых действий и контактов, социально-человеческих значений, конструировании их смыслов до уровня гуманитарных технологий.
В современной российской философии мотивы соотношения человека и окружающего мира, в т.ч. в обстановке нарастания массовых коммуникаций, рассматривает Г.С. Батищев. Преобладание массово тиражируемых средств коммуникации, «засилье» репродуктивных функций превращает средства общения в подобие «фабричного производства», одержимого «внешним потоком событий». Отсутствие истинно взаимных диалогичных отно-
4 Ортега-и-Гассет Х. Размышления о технике // Избранные труды. — М. : Весь Мир, 2000, с. 181, 182.
5 Там же, с. 213.
6 Там же, с. 220.
шений порождает привязанность к псевдозрелищности, когда вместо стремления «вглубь» преобладают внешние пространственно-временные перемещения. В результате, подчеркивает Г.С. Батищев, преобладают общественные связи «социально атомического типа», в которых человеческие интересы превращаются в нечто пестрое, бессвязное1. Различается «циркуляция» (прием и передача) информации, контакты-соприкосновения как преобладающее качество лингвопси-хокоммуникации, которая находится в резком контрасте с онтокоммуникацией, предполагающей глубинную культурную межчеловеческую связь2.
Сегодня прежде всего следует изменить роль, в которой зритель предстает перед телевидением. В условиях демократии каждый человек имеет «ход» собственной жизни, и необходимо достигать «плюраль-ности действующих лиц» (Ю. Хабермас). Но недостаточно, когда осуществляется «своя» пропаганда. Нужны телепередачи «народного суверенитета», признаком которых является не только репрезентация большинства (поскольку права личности неотделимы от институциональных мне-ний)3. Сверхзадача — добиваться развитых суждений во взаимопонимании, совместности публично образованных оценок. Современные разговорные представления преподносятся как вид солидаризации, возможность граждан влиять на власть. Но они должны воздействовать и сами на себя, на смысл межличностной жизни. На этой основе появляется «большая ассоциация», самоопределяющаяся посредством своих прав и демократической власти. В противном случае государство и масс-медиа осуществляют каждый свою циркуляцию властных и гражданских отношений.
Пренебрежение личностью во имя «об-
1 Батищев Г.С. Найти и обрести себя // Вопросы философии,1995, № 3, с. 115, 116.
2 Батищев Г.С. Особенности культуры глубинного общения // Вопросы философии, 1995, № 3, с. 121, 122.
3 Это находит отражение в конкретных трактовках демократии. Как отмечает А.И. Соловьев, понимание ее процедурных основ не может игнорировать техническое развитие общества. В частности, нарастание роли электронных систем в структуре массовых коммуникаций неизбежно вызвало к жизни идеи теледемократии («кибе-рократии»), которые связываются с технической оснащенностью власти и гражданских структур.
См.: Соловьев А.И. Политология. — М. : Аспект
Пресс, 2003, с. 273.
щества» приводит к потере, но не сохранению самого общества. Спасение общественной системы в том, чтобы исключить исчезновение совокупности разрозненных индивидов и, как следствие, превращение их во враждующие элементы социального целого4. Х. Ортега-и-Гассет иронически замечает: «Только ангелам, вероятно, не нужно друг с другом здороваться — они бестелесны, то есть прозрачны и абсолютно ясны друг другу». Что же остается людям? У них — особый привкус «сопереживания», когда следует употребить «новую эфирную жизнь, лишенную постоянных столкновений с ближним»5. Сегодня эта реальность получает воплощение, прежде всего виртуальное, в сетях Интернета, в перспективных коммуникативных взаимосвязях, когда пространство публичного взаимодействия проходит новые стадии развертывания в on-line эфире.
На этом пути возникают не только новая типичность, но и рекомбинации публичной сферы, принципиально иное сочетание видимости и слышимости в метафорических обозначениях (пространства «появления, увиденности, встречаемости») одновременно с утратой прежних настроений, традиционных свобод и впечатлений. Так, коллизии соотношения «публичное — приватное» черпают цели из различных публик (публика публик, приватное приватного, приватное-публичное-приватное и т.д.), в ориентациях на неизвестные ранее ресурсы влияния, раскрытие внешнего изнутри и наоборот. История создания новоявленного сайта Wikileaks во главе с Д. Ассанжем демонстрирует развертывание перспективы «покорения» масс-медиа, которую аналитические авторы еще должны понять и объяснить.
Появляется развернутый модус-интеракция в притяжениях и отталкиваниях, когда происходит обмен позициями в универсалиях космосах, времени и пространства (вся вселенная, по мысли Я.-Л. Морено, находится в «телевзаимодействии») на основе когнитивных и коммуникативных способностей.
4 Никитина А. Г. Структура «Я» и «фундаментальная политическая альтернатива» // Вопросы философии, 1999, № 12, с. 27, 28.
5 Ортега-и-Гассет Х. Человек и люди // Ортега-и-Гассет Х. Избранные труды. — М. : Весь Мир, 2000, с. 652.
