CC BY
24
60 Соловьёв В.С. Жизненная драма Платона // Соловьёв В.С. Соч. В 2 т. М.: Мысль, 1988. Т. 2. С. 585.
61 Там же.
62 Там же. С. 588-589.
63 Соловьёв В.С. Несколько слов о настоящей задаче философии. С. 15-16.
64 Там же. С. 16.
65 Соловьёв В.С. Теоретическая философия. С. 826.
УДК [008+27-1] (497.2) ББК 71(47 Бл.:2):86.2
Н.И. ДИМИТРОВА
Институт исследования общества и знания Болгарской академии наук, г. София
ВЛАДИМИР СОЛОВЬЁВ В БОЛГАРСКОЙ КУЛЬТУРЕ (ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА ХХ ВЕКА)
Предпринята попытка показать присутствие личности Владимира Соловьёва в болгарской культуре первой половины ХХ века. Обосновывается положение о том, что среди представителей болгарской философии трудно было найти «единомышленников» русской религиозной философии, а значит, творчество Соловьёва было усвоеное, главным образом, болгарскими литераторами и богословами, за исключением сочинений философа Я. Янева, которым в тексте уделяется особое внимание.
The article describes the presence of Vladimir Solovyov's ideas in the Bulgarian cultural space in the first half of the 20th century. The autor claims that the Bulgarian philosophical life was not very hospitable to the Russian religious philosophy, hence Solovyov's ideas were accepted mainly in the sphere of literature and theology. With one exception - the works of the philosopher Janko Janev commented with a special attention.
Ключевые слова: болгарская культура первой половины ХХ века, Я. Янев, Г.Флоровс-кий, русско-болгарские культурные связи.
Key words: the Bulgarian culture in the first half of the 20th century, J. Janev, G. Florovsky, the Russian - Bulgarian cultural connections.
Для того чтобы показать присутствие какой-либо личности в рамках чужой для нее культуры, следует учитывать несколько факторов - характер этой заимствующей культуры; количество переводных публикаций за определенный период; количество публикаций, в которых это присутствие уже усвоено, т.е. в которых часто встречаются ссылки на идеи данной личности, и, наконец, количество специально посвященных ей исследований.
После освобождения страны (начиная с 1878 года) болгарская культура в философском отношении начала удаляться от своего прежнего духовного приоритета в лице России и ориентироваться на Германию, что стало особенно заметным в начале ХХ века. Именно в Германии училась большая часть болгарских интеллигентов, и они принесли оттуда на родину ряд интеллектуальных модных веяний. Поэтому в первые годы ХХ века присутствие Влади-
мира Соловьёва в Болгарии не было особенно ощутимым, хотя философ все-таки был известен болгарской публике, так как его сочинения переводились в Болгарии, о чем свидетельствует справочное издание Български книги (Болгарские книги)1, т. V 1878-1944.
И лишь двадцатые годы ХХ века принесли с собой зарождение подлинного интереса к личности и идеям Владимира Соловьёва - не в последнюю очередь благодаря влиянию русской послереволюционной эмиграции. Тогда в Болгарии оказалось множество русских интеллектуалов. Кто-то из них задержался здесь на короткое время, а некоторые выдающиеся русские богословы нашли в Софии постоянное прибежище2.
В духовной жизни межвоенной Болгарии особое место занимал русский эмигрантский религиозно-философский кружок; он несомненно был менее известен, чем другие, из-за короткого срока своего существования, но благодаря своей деятельности бесспорно был одним из наиболее значимых. Характерные для него публичные выступления («Кризис европейской культуры», «Исторические пути России», «Религиозно-нравственная проблема наших дней» и др.) были посвящены темам, которые из-за недавних событий в России сильно волновали болгарскую общественность. Среди выступавших были М. Поснов, А. Рождественский, Н. Трубецкой, Г. Шавельский и, что особенно интересно с точки зрения нашей темы, недавно приехавший из Одессы Георгий Флоровский (1893-1979), будущий автор знаменитого труда «Пути русского богословия» (1937) и ряда экспертных исследований, посвященных восточной патристике. Более того, он был среди учредителей религиозно-философского кружка, в котором участвовало также немало болгар. Среди представителей русского эмигрантского философского сообщества в Болгарии именно Флоровский являлся эмблематической фигурой, так как именно он был типичным выразителем феномена русской религиозной философии, сведения о которой регулярно появлялись на страницах Духовной культуры (философского и культурного приложения к Церковной газете), Славянского голоса и др. Будучи наследником блистательного русского Серебряного века, Флоровский отличался присущей этой плеяде мыслителей впечатляющей эрудицией - он был философом, богословом, историком, культурологом... Конечно, он провел в Софии немного времени - Флоровский приехал сюда с семьей в 1920 году, а уехал в Прагу в декабре 1921 года. Но его философское присутствие в Болгарии было исключительно активным; за этот короткий период он выступил с множеством лекций и докладов, опубликовал ряд статей и студий, установил близкие отношения с Стефаном Бобче-вым, Василом Златарским и другими болгарскими интеллектуалами, с которыми он поддерживал связь и в дальнейшем, во время своего пражского и парижского периодов. Результатом этого сотрудничества стали публикации его сочинений в болгарской гуманитарной периодике и на страницах ряда тематических сборников. Его тексты публиковались также в выходившем некоторое время в Софии журнале Русская мысль, с чьим главным редактором Петром Струве Флоровский был в дружеских отношениях. Разумеется, широкой болгарской общественности он был более известен благодаря сво-
ему участию (совместно с Н. Трубецким, П. Сувчинским. П. Савицким) в первом евразийском сборнике, опубликованном тоже в Софии в 1921 году издательством Балкан. В Болгарии Флоровский закончил и некоторые из начатых еще в Одессе своих трудов, а также набросал планы новых, законченных гораздо позже. Нельзя не отметить философский характер его творчества в этот период; в дальнейшем, как хорошо известно, он работал главным образом в области богословия. Но именно в качестве философа Флоровский был той фигурой, в лице которой болгарская интеллигенция вступила в непосредственный контакт с подлинной русской религиозной философией. Хотя и в течение короткого времени Георгий Флоровский был живой связью болгарских интеллектуальных кругов с тем уникальным культурным феноменом, каким являлся русский религиозно-философский ренессанс начала ХХ века.
Как раз в это время в Софии был создан Союз истинных младороссов, чей печатный орган Младорос в своем первом номере опубликовал очень интересный текст Флоровского, который сразу же был переведен на болгарский на страницах Духовной культуры (1921, № 11 и 12). Речь идет о статье Человеческая мудрость и премудрость Божья. В ней Флоровский рассматривает именно тот духовно-культурный феномен, который впоследствии стал известен под именем Серебряного века. Особенной глубиной в этой статье отличается анализ идей Владимира Соловьёва, анализ, ярко обрисовывающий религиозный утопизм философа, чьи проекции, согласно дальнейшему объяснению Флоровского, оказались фатальными для целостного духа «русской религиозной философии». В этой связи Флоровский доказывает, что представление Соловьёва о Царстве Божьем «всецело совпадает с идеями теоретиков безбожного общественного идеала, которые тоже ожидают победы над всеми жизненными дисгармониями здесь, а не там, за историческим горизонтом, у Отца Светов». И Соловьёв, как и они, в конечном счете верил в «естественный ход вещей», в нерушимые законы имманентного развития мира, наиболее удачного из всех возможных3.
Но не только рассуждения о судьбоносном воздействии христианской политики Соловьёва на провозглашенный новым христианским сознанием идеал религиозной общественности привлекают наше внимание в этом тексте; данная статья в сущности является целостным очерком развития новой русской философии с её богоискательскими настроениями и с её главными представителями - Бердяевым, Булгаковым, Флоренским. Она появилась как раз вовремя, прекрасно дополняя начинание Духовной культуры, поставившей себе цель представить болгарской публике русских богоискателей; это было сделано с помощью очерков К. Юрьева, опубликованных в четырех последовательных номерах журнала за 1920 год.
Рассматривая дальнейшую судьбу идей Соловьёва в Болгарии, нельзя пройти мимо того обстоятельства, что в тогдашней болгарской философской мысли доминировали настроения, далекие от духа Серебряного века и от идей одного из его фактических инициаторов, Владимира Соловьёва. Основные философские интересы в Болгарии были сосредоточены главным образом на проблемах гносеологии; популярностью пользовалась и социологическая тематика.
В истории болгарской философской мысли общепринято мнение, что в межвоенный период философский климат в стране формировался под воздействием двух основных философских систем - версии ремкеанства и версии марксизма. По традиции в Болгарии «несистематическая философия», т.е. синкретический философский жанр, использующий соответствующий «цветущий язык», не воспринималась в качестве серьезного конкурента «классического» философствования. Нельзя отрицать, что усиление влияния новых философских жанров (сочетающих философию и литературу), претендующих быть альтернативой классической онтологико-гносеологической проблематики, было вполне в духе «виталитета» эпохи - как говорил Герман Гессе, истину можно пережить, но не преподавать. Но все-таки «философия жизни» оставалась на периферии болгарской философской культуры. А именно среди её представителей можно было бы найти «единомышленников» русской религиозной философии.
Среди болгарских философов, оппонирующих классическому восприятию философии, наиболее яркой фигурой был Янко Янев. Он требовал конкретности и живости философствования, его непосредственной связи как с внешней действительностью, так и с иррациональными творческими импульсами философствующего, с его неразумной («безразумной») сущностью. С этой точки зрения философия оказывается не просто иррациональной, а антирациональной, частью нового типа культуры, преодолевшей рассудочность в пользу непосредственности. А классическая онтологико-гносеологическая (т. е. «западная») парадигма, по существу, рассматривается как «философия примирения», примирения человека с абсолютным. Именно эта парадигма вызывала романтическую критику Янева.
Итак, философские дебаты в Болгарии велись в то время в основном между представителями ремкеанства и марксизма; ориентирующиеся на философию жизни мыслители были вытеснены на периферию, а как раз среди них можно было бы искать сторонников религиозного типа философствования - такого типа, каким отличался русский национальный феномен. Следовательно, не философия была тем компонентом болгарской культуры, в чьем контексте прорисовывалось присутствие Владимира Соловьёва; таким компонентом были литературоведческие исследования (нельзя не отметить, что литература Серебряного века пользовалась в Болгарии большой популярностью - и в большинстве переводных антологий, наряду с Сологубом, Брюсовым, Блоком, Ахматовой, Волошиным, Гумилевым, Вячеславом Ивановым, неизменно присутствовал со своим поэтическим творчеством и Владимир Соловьёв), а также творчество болгарских богословов -именно в его рамках популяризировались и воспринимались идеи русского мыслителя. Как упоминалось выше, Церковная газета и её приложение Духовная культура были среди важнейших источников информации о русской религиозной философии. В межвоенный период на страницах этих изданий публиковались как переводы самого Соловьёва, так и множество оригинальных исследований, в которых его философия активно использовалась в целях аргументирования выдвигаемых теорий - из области этики,
философии всеединства, культурологии, социологии, идей о Богочеловече-стве и многих других4. Хотелось бы отметить и тот факт, что в конце 30-х годов в Германии, в Марбурге, под руководством Фридриха Хайлера защитил диссертацию, посвященную этике Владимира Соловьёва, выдающийся болгарский богослов Константан Цицелков.
Вернемся, однако, к Янко Яневу, единственному болгарскому философу (а не богослову), который был автором произведений, дающих глубокий анализ русской духовности. Небезынтересен тот факт, что он тоже был немецким воспитанником, сторонником правого политического проекта, неогегельянцем (ему были близки идеи Ивана Ильина, и он популяризировал их в Болгарии), чей интерес к русской (славянской) духовности выглядел несколько странно на фоне его общей ориентации на Германию.
С целью проиллюстрировать философскую ситуацию в Болгарии в межвоенный период (с интересующей нас точки зрения) хотелось бы упомянуть следующий любопытный факт: в 1932 году Янко Янев опубликовал юбилейную книгу, посвященную Петру Чаадаеву. (Впрочем, он был автором и других эрудированных исследований русской философии.) Эта книга превратилась в заметное для болгарской культуры событие, но была встречена не слишком ласково выдающимся (и узурпировавшим право на авторитетные оценки) болгарским философом-ремкеанцем Димитром Михалчевым. В своем критическом отзыве Михалчев утверждал, что посвященная Чаадаеву книга не может рассчитывать на интерес болгарского общества, что он не видит смысла в её публикации, что из-за специфики своей темы она не сможет завоевать публи-ку5. Михалчев, редактор единственного тогда специализированного философского журнала, охотно предоставлял его страницы русским философам-эмигрантам, публиковал информацию о разнообразных инициативах русской эмигрантской мысли (например, о состоявшемся в 1930 г. в Софии V конгрессе русской эмигрантской науки); в данном случае его реакция выдает скорее удаленность от духа религиозного философствования, а не его отношение к участи русской интеллигенции. Благодаря авторитету, которым он пользовался среди болгарских философов, эта удаленность от религиозной философии (и значит, от идей Владимира Соловьёва) была присуща преобладающей части тогдашних философов в Болгарии. Разумеется, нельзя объяснять единственно ad Иоттет отсутствие такого подлинного философского интереса к личности Соловьёва, какой наблюдался среди болгарских богословов и частично литераторов. Этот вопрос требует особого внимания, но рассмотреть его здесь не представляется возможным. Поэтому ограничимся констатацией того факта, что исследования, специально посвященные Соловьёву, чьими авторами были бы профессиональные философы, в Болгарии были редкостью. Среди них, однако, можно найти короткий очерк, заслуживающий нашего внимания. Его автором является Янко Янев (и писал он его, между прочим, в Гейдельберге), и это, наверное, лучший болгарский текст, посвященный Соловьёву. В нем Соловьёв изображен как философ, воплотивший в себе разнообразные идеи, волновавшие непрестанно целые поколения. Приведем несколько пространную цитату из этого сочинения:
«Кто такой Владимир Соловьёв? Русский монах, русский Алеша, романтик мирового единства и братства всех народов. Соловьёв не был человеком действительности и фактов. Он мыслил об этом мире и жаждал раскрыть его тайну, но его мысль о мире не была мыслью, а, скорее, мечтой. Озаренный неведомыми силами, он поёт; его мудрость становится стихом, его слово сливается со словом Божьим. Все существующее для Соловьёва было откровением вечности, безымянной сущности, в лоне которой вещи находят свое оправдание. Безумец, фантаст, утопист: он величайший утопист в истории восточной мистики, он смелее всех русских революционеров и всех мечтавших о вселенском, всечеловеческом мире.
Соловьёв был воплощенным сном. Он не жил в этом мире, он был как будто гостем среди людей, пришедшим напомнить им о том, что они забыли: напомнить им о небе...»6.
Примечания
1 См. Данкова Р. Първото представяне на Соловьов у нас // Вл. Соловьов. Кратка повест за антихриста. Три речи в памет на Достоевски. Велико Търново, 1994 (послеслов).
2 См. Шавельский Г Русская школа в Болгарии // Труды V Съезда Русских Академических Организаций за границей. София, 1932.
3 Флоровски Г Човешката мъдрост и премъдростта Божия // Духовна култура. 1922. Кн. 11 и 12. С. 87
4 См. напр. Попстоименов Б. Проблемата за войната и мира у Ф. М. Достоевски, Вл. Соловьов и Н. Бердяев // Духовна култура. 1940. Кн. 1 - 2; Цанков Ст. Православното християнство // Годишник на Софийская университет, Богословски факултет. 1941/42. Т. 19; Станчев Ст. За личността, за културата и за войната // Литературен глас. 1940. Бр. 459 и др.
5 Михалчев Д. Критичен отзив за: Янев Я. П. Чаадаев // Философски преглед. 1932. Кн. 2. С. 190-191.
6 Янев Я. Владимир Соловьов. По случай 30 години от смъртта му // Пряпорец. 1930. Бр. 29.
