CC BY
32
С.А.Матяш
“ВИЗИТНЫЕ” ПЕРЕНОСЫ (ЕШАМВЕМЕЭТБ)
В ПОЭМАХ ПУШКИНА
Статья посвящена изобразительным функциям е^атЬете^э. Проанализированы, в терминологии автора, “визитные” е^атЬете^э - те, которыми Пушкин (и вслед за ним другие поэты) маркировали появление персонажей в поэмах. Рассмотрены модификации “визитных” еп]атЬетеп1э, показана их судьба.
Характеризуя повествование в романтических поэмах Пушкина, В .М. Жирмунский ещё в 20-е годы в монографии “Байрон и Пушкин" проницательно отметил умение поэта прервать эмоционально слитное, обобщенное описание и развернуть изображение.1 Размышляя о механизмах изменения повествовательной манеры поэта, мы пришли к мысли о важной роли стиховых формантов, в частности - переносов (еэдатЬетеПз), которые в аспекте их изобразительных возможностей не были предметом рассмотрения ни в выдающейся работе самого Жирмунского, ни в более поздних работах других исследователей.
Как известно, переносы в зависимости от лексического наполнения текста могут выполнять как изобразительные, так и выразительные функции,2 которые подчас трудно дифференцировать. Ср. три (соответствующих) случая в “Цыганах”
Все вместе тронулось: и вот Толпа валит в пустых равнинах 3
'. . > Я готов
С тобой делить и хлеб и кров (208)
Во сне душа твоя терпела Мученья. '. . > (222)
Понимая это, мы, тем не менее, в настоящей статье остановимся главным образом на заинтересовавших нас изобразительных функциях переносов. В результате обследования в данном аспекте 10 поэм Пушкина 2030-х годов 4 выявлен характерный для его манеры повествования прием такого композиционного звена поэмы как “первое появление персонажа”.5 Перенос с этой изобразительной функцией мы называем “визитным” и делаем его модификации и судьбу предметом специального рассмотрения.
Художественный эффект “визитного” пере-
носа обеспечен самой ритмико-синтаксической природой еп|атЬетеп1, при котором перенесенное (или оставленное) слово, с повышенной выделен-ностью и выпуклостью,6 создает как бы “крупный план”, акцентирующий внимание на объекте. Отсутствие переносов у Пушкина, как правило, характерно для повествования более обобщенного, дистанцированного в той или иной степени от героев,7 что может вызвать ассоциации с “общим” или “средним” планами в кинематографе.8
“Визитный” перенос поэт применил уже в “Руслане и Людмиле”. Так, в 13 абзаце второй песни, где концентрация переносов превращает средний по поэме показатель в 5 раз, Пушкин с помощью трех ещатЬетеПз изображает “крупным планом” Людмилу, очнувшуюся в покоях Черномора:
До утра юная княжна Лежала, тягостным забвеньем,
Как будто страшным сновиденьем, Объята - наконец она
Очнулась............ (35)
“Затяжной” перенос 9 “... тягостным забвеньем, / Как будто страшным сновиденьем, / Объята ...” создает физическое ощущение медленного пробуждения героини. До этого момента Людмила упоминалась несколько раз в первой песне, но именно упоминалась, а не изображалась: “Владимир -солнце пировал; / Меньшую дочь он выдавал / За князя храброго Руслана” (2 абзац); “И славит сладостный певец / Людмилу - прелесть и Руслана” (3 абзац); “И вот невесту молодую / Ведут на брачную постель” (5 абзац). В двух первых случаях - обобщенное, дистанцированное от героев, повествование (“общий план”), в третьем - повествование о Людмиле в авторском восприятии, сливающемся с восприятием Руслана (“средний план”). В
выделенном “крупным планом” эпизоде Людмила изображена в авторском восприятии, совпадающем с восприятием самой героини. После этого “представления” Людмила становится активной фигурой сюжетного действия. В поэме “Руслан и Людмила” крупным планом, маркированным переносами, изображена Людмила, а не Руслан, что вполне понятно, если иметь в виду, что первоначально Пушкин хотел назвать поэму “Людмила и Руслан”. Найденный способ представления героя (героини) Пушкин продолжал использовать и в дальнейшем. Так, в “Кавказском пленнике” “визитные” переносы появляются дважды - при представлении черкешенки, которая дается в восприятии главного героя (“Очнулся русский. Перед ним, / С приветом нежным и немым / Стоит черкешенка младая” (110) и заглавного персонажа: “Текут беседы в тишине; / Луна плывет в ночном тумане; / И вдруг пред ними на коне / Черкес. От быстро на аркане / Младого пленника влачит” (107). Второй случай особенно эффектен: переносом типа ге] е! на передний план выдвинут не пленник, а черкес, влачащий пленника, что создает исключительно точный ракурс изображения сюжетной ситуации.
Своеобразной разновидностью “визитных” переносов являются переносы, в которые попадают имена героев. Так, в “Руслане и Людмиле” “перенесенными” (а точнее - “оставленными” в “верхней” строке, поскольку в этой поэме превалировал тип соп1ге-ге]е1;) оказываются имена Руслана (“... Руслан / Идет и на коня садится”), Людмилы (“В слезах отчаянья, Людмила / От ужаса лицо закрыла”), Фарлафа (“И важно подбочась, Фар-лаф / Надувшись ехал за Русланом”), Рогдая (“И слышно было, что Рогдая / Тех вод русалка молодая / На хладны перси приняла”), Ратмира (“В кругу прелестных дев, Ратмир / Садится за богатый пир”). Позднее, в реалистическом “Графе Нулине”, аналогичным образом маркировано имя главной героини Натальи Павловны: “К несчастью? героиня наша... / (Ах! я забыл ей имя дать. / Муж просто звал её Наташа, / Но мы - мы будет называть / Наталья Павловна) к несчастью...”.
“Визитные” переносы как своеобразный ритмико-синтаксический курсив для маркирования появлений героя (зачастую не первых, а последующих) был разработан Пушкиным в поэмах первой половины 20-х годов (от “Руслана и Людмилы” до “Полтавы”), условно называемых нами “ранними”. Он сразу был взят на вооружение многими современниками поэта. Ср. у Рылеева: “Я Вой-наровский. Обо мне / И о судьбе моей жестокой / Ты, может быть, в родной стране / Слыхал не раз с тоской глубокой...” (“Войнаровский”, 1824-25);10 у Баратынского: “Неблагодарный! Им у Нины / Все мысли были заняты” (“Бал”, 1825 -28);11 “Один оставшися, Елецкой / Брюзгливым
оком обозрел...” (“Цыганка”, 1829 - 31, 1842).12 Особенно впечатляет этот прием в “Сашке” (1825) Полежаева, где перенос маркирует имя главного героя, создавая “крупный” план при описании важнейшей для сюжетного развития сцены: “Капоты, шляпы и фуражки / С героев буй-ственных летят. / И - что я зрю? - О небо! Сашке / Веревкой руку уж крутят”.13 Пушкинским открытием пользовались и в середине Х1Х в. (См., например “визитные” переносы в поэмах Огарева: “Милей мне в этой деревушке / Воспоминанье об одной / Соседке, добренькой старушке” (“Зимний путь”. 1854 - 55),14 “Старик за письменным столом / Сидит, в расчеты погруженный” (“Матвей Радаев”, 1856 - 58).15
У самого Пушкина “визитные” переносы продолжали функционировать и в “поздних” поэмах, что говорит об определенном стилевом единстве стихотворного эпоса Пушкина. Так, в “Полтаве” переносами типа ^иЫе-ге]е1 (и “затяжным” в том числе) изображено появление Петра: “... Из шатра / Толпой любимцев окруженный, / Выходит Петр. Его глаза / Сияют...” (295 - 296). Примечательно, что военный противник Петра “Карл могучий” описан без переносов, т.е. в переводе на язык кинематографа, он как бы дан сначала “общим” планом (“И злобясь видит Карл могучий / Уж не расстроенные тучи / Несчастных нарвских беглецов” (292), а затем “средним” (“И перед синими рядами / Своих воинственных дружин, / Несомый верными слугами, / В качалке, бледен, недвижим, / Страдая раной, Карл явился” (297), и только в момент бегства - крупным планом. (“Опасность близкая и злоба / Дарует силу королю. / Он рану тяжкую свою / Забыл...” (300). Маркированный переносом глагол “забыл”, корреспондирующий с находящимися тремя строками выше глаголом “бегут” (“Бегут. Судьба связала их” (300), обретает большую семантическую емкость, демонстрируя пушкинский лаконизм в передаче гаммы разноплановых переживаний персонажа.
В следующем за “Полтавой” Тазите переносами подчеркивается появление отца Тазита (“Все ждут. Из сакли наконец / Выходит между жен отец” (313) и его самого -“затяжным” соп1ге-ге]е1 (“... Смотрит терпеливо / Гасуб на отрока. Тазит / Главу потупя молчаливо, Ему недвижим предстоит” (315).
Стиховеды справедливо заметили, что в “Медном всаднике” “переносы являются своеобразным ритмико-интонационным лейтмотивом образа Евгения”.16 Помимо Евгения, ещатЬетеПз оформляют включение в повествовательную ткань произведения невесты героя Параши (“Пройдет, быть может, год - другой - / Местечко получу. Параше / Препоручу хозяйство наше...” (385), а также такого своеобразного героя поэмы, как Нева
На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел. Пред ним широко Река неслася, бедный челн По ней стремился одиноко. (380) Знакомый по предыдущим поэмам “визитный” перенос сразу отводит Неве роль одного из главных героев. В дальнейшем эта роль подтверждается постоянным одушевлением реки,17 в результате чего “бушующая Нева” становится образом символическим,18 участвующим вместе с другими образами поэмы в развертывании её социально-философской проблематики.
“Визитные” переносы “поздних” поэм свидетельствуют о верности Пушкина найденным ещё в ранних поэмах приемам изображения. Одновременно можно отметить, что в “поздних” поэмах эти приемы значительно трансформировались. Это выражается в двух моментах. Первый: переносами стали выделяться не только главные персонажи, но и эпизодические. Так, в “Полтаве” крупным планом, созданным, главным образом, благодаря ещатЬетеп^, изображается не только Петр, но и убитый выстрелом Войнаровско-го полтавский казак, влюбленный в Марию: “Старик (Мазепа - С.М.), подъехав, обратился / К нему с вопросом. Но казак / Уж умирал ... ” (299). Любопытно, что полтавский казак упоминался ещё в первой песне, где Пушкин на протяжении 22 строк рассказывал (без переносов!) о его любви к Марии: “Между полтавских казаков, / Презренных девою несчастной, / Один с младенческих годов / Её любил любовью страстной...” (265). Это - обобщенное повествование с подчеркнутой временной дистанцией - общий план, тогда как смерть казака показана крупным планом.19 С помощью переноса создается крупный план и для такого эпизодического персонажа как “покойный царь” (Александр I):
. . . На балкон
Печален, смутен, вышел он И молвил: “С божией стихией Царям не совладеть”. Он сел И в думе скорбными очами На злое бедствие глядел. (387)
Второй момент трансформации “визитных” переносов в “поздних” поэмах Пушкина заключается в стремлении поэта иногда маркировать переносами не имя и не зримые черты персонажа, а производимые им впечатления:
“И то сказать: в Полтаве нет / Красавицы, Марии равной”. Эффектный прием Пушкина был подхвачен современниками. Ср.: в “повести” Жуковского “Суд в подземелье” (1831 - 32): “... Чтобы собором сотворя / Кровавый суд, проклятье дать / Отступнице, дерзнувшей снять / С себя монашества обет”.20 Первое упоминание героини Жуковский сопровождает эмфатическим (благодаря переносу) названием её главного греха
(подобно тому, как Пушкин переносом подчеркивал главное достоинство героини).
По существу столь сильно трансформированный “визитный” перенос выполняет в произведениях уже не изобразительную, а выразительную функцию.
Судьба “визитных” переносов завершается в “Медном всаднике”, где они функционируют в новом контексте: Во-первых, в последней поэме резко возросло общее число переносов (с 2-5 % до 20 %), т.е. ещатЬетеп1 из экзотического выразительного приема превратился в стилевую норму. Во-вторых, так же резко увеличилась доля переносов, имеющих выразительные функции. Ощущение полноты и масштаба изображения наводнения при относительно небольшом объеме произведения (481 строка) создают не столько зримые картины разбушевавшейся стихии, показанные, благодаря переносам, “крупным” планом, сколько впечатление от бунтующей природы и постигшей людей катастрофы. При этом зримые картины и вызванные ими переживания маркируются соответственно изобразительными и выразительными переносами, находящимися зачастую на одной текстовой площадке: “Скривились домики, другие / Совсем обрушились, иные / Волнами сдвинуты; кругом, / Как будто в поле боевом, / Тела валяются. Евгений / Стремглав, не помня ничего, / Изнемогая от мучений, / Бежит туда...” (391). Первые три переноса (последний из которых “затяжной”) изображают картины бедствия, четвертый (также “затяжной”) выразительно имитирует напряжение бега отчаявшегося человека. В третьих, в “Медном всаднике”, больше, чем в какой-либо другой поэме, ещатЬетеп^ выполняют изобразительные и выразительные функции одновременно: “И вдруг, ударя в лоб рукою, / Захохотал...” (392), “...Чело / К решетке хладной прилегло... ” (395) и т.п. В этих условиях “визитные” переносы (за исключением ещатЬетеп1 “... Пред ним широко / Река неслася...”) перестали останавливать быстрый бег рассказа, как это было в “ранних” поэмах и даже в “Полтаве”. Они оказались как бы поглощенными непрерывным потоком набегающих друг на друга ритмико-синтаксических волн резко участившихся ещатЬетеп^.
1 См.: Жирмунский В.М. Байрон и Пушкин. Пушкин и западные литературы. Л., 1978. С. 194.
2 См.: Федотов О.И. Основы русского стихосложения: Метрика и ритмика. М., 1997. С. 240.
3 Пушкин А.С. Полное собрание сочинений в 10-ти томах. Т. 4. М.: Изд-во АН СССР, 1963. С. 210. Далее текст
цитируется по этому изданию с указанием страниц.
4 Для удобства сопоставления данных обследованы поэмы одной метрической формы - написанные астрофичес-ким 4стопным ямбом вольного рифмования: “Руслан и Людмила”, 1817 - 20, “Кавказский пленник”, 1820 - 21, “Вадим”, 1821 - 22, “Братья - разбойники”, 1821 - 22, “Бахчисарайский фонтан”, 1821 - 23, “Цыганы”, 1824, “Граф Нулин”, 182S, “Полтава”, 1828 - 29, “Тазит”, 1829 - 30, “Медный всадник”, 1833.
5 О “первом появлении персонажа” как способе характеристики романтического героя см.: Манн Ю.В. Поэтика
русского романтизма. М., 1976. С. 100 - 108.
6 О природе переноса и его ритмико-синтаксических возможностях см.: Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литерату-
ры. Кино. М., 1977. С. 72 - 75; Тимофеев ЛИ. Очерки теории и истории русского стиха. М., 1958. С. 397 и др.; Лузина Л.Г. Лингвистическая природа стихотворного переноса и его стилистические функции (на материале английской поэзии XIX века) / Автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1972. Лобанова М.С. Синтаксическая характеристика стихотворного переноса (на материале рус. поэзии XVIII- первой пол. XIXв.) /Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Л.,
1981. Golomb Н. Enjambement in Poetry: Language and verse in Interaction. The Portev Institute for Poetics and Semiotics Tel Aviv University, 1979. P. 163.; Федотов О.И. Ук. соч. С. 240 - 246 и др.
I О различных соотношениях авторской точки зрения и точки зрения персонажей см.: Успенский Б.А. Поэтика
композиции. М., 1970. С. 78 - 88; Ильин И.П. Нарративная типология // Современное зарубежное литературоведение. Энциклопедический словарь. М., 1996. С. 64 - 74.
8 О планах в кинематографе см.: Эйзенштейн С.М. Крупным планом // Эйзенштейн С.М. Избранные произведения
в 6-ти томах. Т. S. М., 1963. С. 290 - 294.
9 “Затяжными” мы предлагаем считать такие переносы, при которых дистанция между синтаксически связанными
по вертикали словами не 0 (случаи контактных связей) и не 1-2 слова (типичные случаи дистантных связей), а 3 и более, благодаря чему структура переноса включает не 2 строки (“верхнюю” и “нижнюю”) а 3 (чаще всего) и более. Подробно “затяжные” переносы рассмотрены нами в специальной работе.
10 Рылеев К.Ф. Полное собрание стихотворений. Л.: Сов. писатель, 1971. (Б-ка поэта Б.С.) С. 198.
II Баратынский Е.А. Полное собрание стихотворений. Л.: Сов. писатель, 1989. (Б-ка поэта Б.С.) С. 2SS.
12 Там же, с. 276.
13 Полежаева А.И. Стихотворения и поэмы. Л.: Сов. писатель, 1987. (Б-ка поэта Б.С.) С. 221.
14 Огарев Н.К. Стихотворения и поэмы. Л.: Сов. писатель, 19S6. (Б-ка поэта Б.С.) С. S43.
15 Там же, с. 613.
16 Холшевников В.Е. Типы интонации русского классического стиха // Слово и образ: Сб. статей. М., 1964. С. 1S4. О
роли переносов в формировании противопоставления образов Евгения и Петра см. также: Брюсов В.Я. Медный всадник // Брюсов В.Я. Собрание сочинений в 7-ми томах. Т. 7. М., 197S. С. S6 - S7; Тимофеев Л.И. Ук. соч. С.
397 - 404; Федотов О.И. Ук. соч. С. 241 - 243. Рудаков С.Б. Ритм и стиль “Медного всадника” // Пушкин. Исследо-
вания и материалы. Л., 1979. С. 313 - 324.
11 Об этом см.: Альми И.Л. Образ стихии в поэме “Медный всадник” (Тема Невы и наводнения) // Болдинские чтения. Горький, 1979. С. 19 - 27.
18 О символичности образа Невы см.: Макогоненко Г.П. Творчество А.С. Пушкина в 1830-е годы (1833 - 1836). Л.,
1982. С. 17S - 177.
19 Нам уже приходилось писать о том, что рассмотренный выше перенос “... Но казак / Уж умирал... ” ритмико-
синтаксическая цитата из поэмы “Пери и ангел” (1821) Жуковского и является свидетельством усвоения в “Полтаве” опыта “побежденного учителя”. См.: Матяш С.А. Переносы (enjambements) в поэмах А.С. Пушкина и В.А. Жуковского и проблема эволюции русского стихотворного эпоса // Два века с Пушкиным: Материалы Всероссийской науч.-практич. конф. 17 - 18 февраля 1999 г. Ч. 1. Оренбург, 1999. С. 96.
20 Жуковский В.А. Собрание сочинений в четырех томах. Т. 2. М.-Л.: ГИХЛ, 19S9. С. 309.
Статья поступила в редакцию 17.09.99
