CC BY
292
УДК 343.222.1 ББК 67.408
© 2021 г. Хилюта Вадим Владимирович,
доцент кафедры уголовного права, уголовного процесса и криминалистики Гродненского государственного университета имени Янки Купалы доктор юридических наук, доцент. E-mail: [email protected]
ВИНА В УГОЛОВНОМ ПРАВЕ: ПОИСК НОВОЙ КОНЦЕПЦИИ
В статье рассматривается вопрос о понимании сущности вины в уголовном праве. Раскрываются особенности нормативной (оценочной) и психологической концепции вины. Автор стремится преодолеть несовместимость указанных концепций и заложить основы понимания социально-психологической концепции вины, где вина рассматривается не как элемент субъективной стороны состава преступления, а гораздо шире.
Ключевые слова: уголовное право, вина, виновность, теории вины, основание уголовной ответственности, преступление.
Khilyuta Vadim Vladimirovich - Associate Professor, the Department of Criminal Law, Criminal Procedure
and Criminology, Grodno State University named after Yanka Kupala, Doctor of Law, Associate Professor.
GUILT IN CRIMINAL LAW: LOOKING FOR A NEW CONCEPT
The article deals with the understanding of guilt in criminal law. Features of normative (assessment) and psychological concept of guilt are disclosed. The author tries to overcome the incompatibility of these concepts and lay the foundations for understanding the socio-psychological concept of guilt, where guilt is considered not as an element of the subjective side of the corpus delicti but much wider.
Keywords: criminal law, guilt, theories offault, basis of criminal liability, crime.
Вопрос о понимании вины в уголовном праве имеет давнее и принципиальное значение, потому как вина является неотъемлемым признаком преступления. Однако каким образом вина введена в число признаков преступления и что она отражает (субъективную составляющую, основание уголовной ответственности, признак состава преступления и т. д.) - непонятно. Эта неопределенность прямым образом сказывается на институциональном закреплении вины и виновности в уголовном законе и непосредственном отражении теоретических концепций в правоприменении.
Более того, доктрина уголовного права не может предложить четкую линию, в соответствии с которой на системном уровне вырисовывалась концептуальная идея о том, что же лежит в основании вины: психологический аспект, социальная упречность, состояние личности или что-то иное. Хотя следует признать, что психологическая концепция вины является превалирующей в сегодняшнем законодательстве.
Вина представляется центральным элементом уголовного права. Она является предварительным условием наказания, гарантируется конституционным принципом вины и является воплощением общего системного решения о возложении на лицо уголовной ответствен-
ности, основанной на виновности. В понятии преступления категория вины (или виновности) широко понимается как определение того, может ли лицо быть привлечено к ответственности за противоправное деяние. Более того, само понятие «вина» подразумевает серьезный проступок, который с моральной точки зрения заслуживает порицания или наказания. Как мы уже успели заметить, значение этого понятия и его использование в контексте уголовного права являются неопределенными и расплывчатыми. Вина априори является не только юридическим термином, но и широко используется в социальном, моральном и религиозном контексте, поэтому вину нельзя отделить от ее доюридического культурного контекста и значения в обществе. Кроме того, с данным юридическим термином связаны различные нормативные значения в зависимости от регулирующего механизма, в котором оно используется. Похоже, что различное понимание концепции вины лежит в основе виновности как элемента (признака) преступления. Таким образом, вина видится понятием, которое нелегко определить или, наоборот, определить вообще невозможно. Скорее сегодня понимание вины является всеобъемлющим термином, который охватывает различное нормативное его содержание и функции.
По этой причине вина может быть рассмотрена как набор предпосылок и оснований для привлечения лица к уголовной ответственности (1), как уголовно-правовой принцип (2), как признак преступления (3), как критерий наказания в контексте вынесенного обвинительного приговора (4), как нормативная идея, узаконивающая уголовную ответственность и формулирующая наказание. В этой связи среди исследователей в последнее время все чаще звучат призывы о необходимости реструктуризации концептуального поля вины в уголовном праве. Следовательно, нормативные проблемы, такие как уголовная ответственность новых социальных субъектов (корпораций и интеллектуальных агентов), подрыв концепции свободы воли ней-робиологией, а также интернационализация и гибкость уголовного права в целом, должны быть рассмотрены в контексте того, какое нормативное содержание и функции, связанные в настоящее время с концепцией вины, все еще необходимы и оправданы в современном уголовном праве, основанном на верховенстве закона.
Психологическая концепция вины, которая преобладает в настоящее время в постсоветских странах, возникла из юридического мышления научного позитивизма. Во-первых, данная теория вины основана на строго концептуальной классификационной системе, состоящей из формирования родов, видов и подвидов, а во-вторых, на натуралистическом подходе. Именно натуралистическое мышление позволяло объяснить, почему правовые понятия можно выводить из естественных наук.
В принципе, это предполагает, что смысл закона и предпосылки уголовного преступления могут рассматриваться как эмпирические факты и могут быть познаны «индуктивно», без оценки. Установление того, что определенные условия выполнены, призвано повлечь за собой юридическую вину в уголовно-правовом смысле. Эта позиция, на которой основана психологическая концепция вины, изначально была разработана профессором Ф. Листом в его доктрине преступления, согласно которой «ориентация на преступление может быть установлена». Здесь психологическое состояние объединяется под общим термином, а именно «состояние души, при котором действие выглядит как характеристика человека». Вина призвана описывать внутреннее, психологическое отношение преступника к своему поступку и проявляется в двух проявлениях. Это умышленное неправомерное поведение и неосторожность.
Психологическая концепция вины доминировала в советском уголовном праве и осталась таковой в постсоветской уголовно-правовой догматике. Вкратце ее суть сводилась (и сводится по настоящее время) к тому, что психологическую сущность вины составляет единство отражательных и отношенческих аспектов психики конкретного человека. Поэтому чаще всего вина в правовой литературе определяется как «психическое отношение лица к совершенному им общественно опасному деянию и его последствиям в форме умысла и неосторожности» [1, с. 407]. Этот же постулат воспринят и законодателем. Согласно ч. 1 ст. 24 УК Российской Федерации «виновным в преступлении признается лицо, совершившее деяние умышленно или по неосторожности». В соответствии с ч. 1 ст. 21 УК Республики Беларусь, «вина - это психическое отношение лица к совершаемому общественно опасному деянию, выраженное в форме умысла или неосторожности». Статья 23 УК Украины говорит о том, что «виной является психическое отношение лица к совершенному действию или бездействию, предусмотренному настоящим Кодексом, и его последствиям, выраженное в форме умысла или неосторожности».
Таким образом, в законодательстве и судебной практике вина рассматривается «как объективная категория, существующая на момент совершения преступления конкретным лицом, проявляющаяся в его действиях и характеризующая психическое отношение лица к совершенному им деянию и его последствиям» [2, с. 274]. Правоведы сущность вины в рамках психологической концепции видят в особых свойствах и особенностях психики человека - наличии механизма психологической мотивации выбора и управления своим поведением с учетом личностной свободы действовать по своему усмотрению. При этом психологический процесс выбора рассматривается не с точки зрения механического отражения окружающей действительности, а с позиции социального отражения, т. е. способности человека в условиях личной свободы принимать осознанные решения и действовать определенным образом [3, с. 370].
Тем не менее, в правовой доктрине основной лейтмотив критических замечаний относительно психологической концепции вины сводится к тому, что:
- интеллектуальные моменты вины выражают действительное, наличное, актуальное отражение фактической и социальной значимости совершаемых действий, где потенция сознания не может рассматриваться как
форма его проявления. В таком случае возможность сознания и воли относится к вменяемости, а не к вине [4, с. 177];
- сегодня нельзя вывести формулу, которая бы указывала на то, что определенные психологические факты могут иметь отношение к вине [5, с. 100], охарактеризовать связь между намерением и небрежностью, осознанием и предвидением. В таком ракурсе психологическое отношение к внешнему событию не является единственной составляющей, исходя из которой устанавливается вина [6];
- при преступной небрежности вообще нельзя усмотреть сознательно-волевого отношения лица к совершаемому им деянию (формула «должен был и мог» предвидеть больше характеризует оценочный подход в понимании вины), поэтому в данном ракурсе небрежность представляет собой упрек со стороны общества или государства, но никак не сознательно-волевое деяние;
- лицо, находящееся во время совершения противоправного деяния в негативном состоянии сознания. Например, сознательно нарушает определенные правила и требования безопасности, но не осознает возможности или неизбежности наступления общественно опасных последствий от своих действий, не может осознавать его фактический характер и социальное значение [5, с. 100; 7, с. 139].
Нормативная или оценочная концепция вины в большей части характерна для роман-но-германской правовой семьи. В немецкой уголовно-правовой науке вина рассматривается как один из ключевых уголовно-правовых принципов, как функциональная сторона уголовного права, выступающая в качестве предпосылки наступления уголовной ответственности и наказания, как элемент учения о преступлении и как самостоятельный феномен. Но в отличие от отечественных исследователей, рассматривающих вину главным образом как элемент субъективной стороны состава преступления и уделяющих значительное внимание сугубо формам и видам вины, немецкая доктрина уголовного права видит в вине иную составляющую.
В настоящее время в Германии преобладает нормативная концепция вины, установленная еще Р. Франком (1907 г.), в соответствии с которой вина означает личный упрек в умышленном или неосторожном поведении. Этот упрек основан на идее свободы воли, что предполагает то, что преступник мог принять иное решение при выборе возможного варианта своего поведения. В этом и состоит суть основания внутреннего упрека, где
личная упречность содеянного связана с противоправностью и по этой причине является «виновностью содеянного» [8, с. 15]. Как нередко указывается по этому поводу, эта теория опирается на современные представления общества о действительной ценности этических норм, прав личности, значимости правовых институтов.
Определение вины нормативно в силу того, что само определение преступления также нормативно. Характеристика того, что считать преступлением, дается в самом уголовном законе, поэтому трудно отрицать то, что дефиниция вины не носит нормативного характера. Направленность нормативной характеристики вины определяется тем, что «ее установление или отрицание, выявление ее содержания позволяет решать, можно ли за противоправное деяние «упрекнуть» данное лицо, поставить это деяние ему в упрек» [9, с. 211].
Личный упрек выражается в индивидуальном отношении и поведении по отношению к правовой системе. В конечном итоге это и указывает на виновность (minima non curat praetor) определенного лица. Таким образом, нормативность вины состоит в обосновании личного упрека, его легитимации, и вина в уголовном праве рассматривается как личный и свободный выбор человека, осуществляемый против закона. Это указывает на то, что с нормативной точки зрения вина определяется в упречности волеобразования и волеизъявления, т. е. происходит нормативная оценка психических элементов [10, с. 104]. Здесь уголовное право рассматривает вопрос атрибуции исключительно в отношении одного человека. Когда человек может быть обвинен в совершении противоправного деяния, то определяется, была ли у лица альтернатива возможному поведению. Любой, кто основывает обвинение на способности человека действовать иначе, должен предполагать, что лицо действительно имело такую возможность. Это обстоятельство указывает на проблему так называемой «свободы воли».
Суть ее состоит в том, что, согласно теории детерминизма, человеческие действия основаны на системных детерминантах и детерминантах окружающей среды. Если следовать этой теории, то принцип вины утратил свою основу из-за отсутствия у человека способности свободно выбирать между добром и злом. Однако это не влияет на ответственность нормального и здорового человека. Следовательно, тот факт, что наука не может доказать индетерминизм, не влияет на право и на вопрос об уголовной ответственности.
По сути, свобода воли лежит в основании вины, и никакие последние данные нейро-биологии не могут поколебать теорию вины.
Вина в немецком уголовном праве вбирает в себя не только умысел и неосторожность (она фактически не сводится к данным формам), а рассматривается как своеобразное основание уголовной ответственности, включающая в себя элементы противоправности и общественной опасности (именно в том понимании, в котором мы привыкли этот термин употреблять). Этим обстоятельством и объясняется то положение, что вина не включается в состав преступления, поскольку она отражает упречность поведения лица, и эта упречность связана с общественной опасностью его действий (бездействия). В данном случае степень виновности лица указывает на то, является ли совершенное им деяние преступным.
Следует сказать также о том, что немецкая правовая доктрина отказалась от психологической концепции вины. Сделано это было по той причине, что психологическое понятие вины рассматривает вину в качестве отношения лица к его действиям на основе аспектов знания (не знания) и желания (не желания). В изложенном же контексте природа вины проявляется в субъективно-психологическом (душевном) отношении лица к деянию. Вина здесь исчерпывается зеркальным отражением реальности психологических процессов.
Сравнивая эти две концепции вины, не стоит их противопоставлять и отрицать тот же элемент оценочности в психологической теории вины. Ведь, если мы говорим о вине, то рассматривать данное фундаментальное понятие и то, что скрывается за ним, можно с различных точек зрения. С одной стороны, действительно, крайне важна субъективная составляющая, намерение лица, именно его отношение к совершаемому деянию. Но с другой стороны, важно и то, как само общество в лице его различных институтов относится к тому поступку - деянию, которое учинено лицом. Можно ли его считать противоправным, вредоносным, опасным, и отсюда констатировать виновность лица, его совершившего? И речь здесь идет не столько об упреке, правовой оценке совершенному деянию, сколько о своеобразном основании уголовной ответственности.
К сожалению, классики советской уголовно-правовой школы уголовного права упрекали своих идеологических противников в том, что элемент оценочности всегда опасен, и упрек может пониматься по-разному, что чревато про-
изволом. Однако, если мы все это переложим на реальную действительность, то окажется, что те же самые стандарты применимы и в психологической теории вины. Например, когда совершено деяние, подпадающее под признаки состава преступления, но суд не привлекает виновного к уголовной ответственности по причине малозначительности деяния, то он тем самым указывает на то, что это деяние не обладает общественной опасностью (либо обладает, но крайне малой). В данном случае речь идет об оценочной деятельности суда, ибо он, исходя из совокупности всех обстоятельств дела, объективных и субъективных признаков совершенного деяния, дает правовую оценку тому, что произошло. Эта же операция происходит и при установлении вины лица. Поэтому наивно утверждать, что никакой оценочной деятельности суд не осуществляет при установлении в признаках совершенного деяния преступления. Вина всегда базируется на фактах, объективных обстоятельствах, и именно на этих составляющих выводится субъективный элемент в действиях лица - его психическое отношение к содеянному.
В настоящее время психологическая концепция вины позиционирует себя исключительно в формате психической оценки виновного к своему деянию. Но на деле этого никогда не происходит, потому как только лишь по одному представлению лица вина не устанавливается. Она всегда выводится из объективных данных, которые должны подтверждать или опровергать субъективную составляющую лица, его намерение. Это свидетельствует о том, что вина имеет «двойную окраску»: формальную и материальную. С одной стороны, важно то, как виновный относится к своему деянию, а с другой - как его деяние оценивается в глазах общества, порицаемо ли оно или же нет, и насколько глубоко (существенно).
Эта вторая составляющая фактически никак не учитывается сегодня. Понятно, что вина устанавливается не только лишь на основе субъективного представления виновного о совершенном им деянии, но и на основе объективных обстоятельств, характеризующих самого виновного, степень его вины, мотивы совершения преступления, наличие иных обстоятельств, которые могут вообще освобождать лицо от уголовной ответственности и т. д. Фактически в данном случае речь не идет сугубо об упречном поведении лица, ибо этот упрек не может носить абстрактный характер. Оценочный компонент вины предполагает, что в каждом конкретном случае учитываются различные обстоятельства, определяющие
виновность лица. Поэтому, даже когда мы говорим о том, что вина должна определяться через психическое отношение лица к содеянному, то делаем этот вывод исходя из объективных признаков совершенного деяния.
Установление лишь умысла или неосторожности в действиях лица вовсе не означает, что тем самым доказывается и вина лица в совершенном противоправном деянии. Можно сказать, что объективные обстоятельства поведения виновных указывают не только на субъективную составляющую, но и говорят о том, что вина (а точнее ее степень) служит неким катализатором общественной опасности совершенного деяния и в таком ракурсе, как составной элемент преступления, является своеобразным основанием уголовной ответственности (в рамках общего понятия «преступление»). Наверное, это обстоятельство и предопределяет суждения германской уголовно-правовой доктрины, где вина рассматривается шире, чем просто субъективная сторона состава преступления и включает в свой объем элемент общественной опасности совершенного деяния, раз судом дается оценка поведения виновного в социально-политическом значении, и упрек его действия (бездействии) ставится ему в вину.
В контексте изложенного можно привести ряд иных примеров из действующей су-дебно-следственной практики, когда понимание заложенного в уголовном законе термина крайне вариативно и зависит не от того, как его воспринимает сам виновный, а как оно оценивается в общественном сознании. Так, ст. 107 УК РФ устанавливает ответственность за убийство в состоянии аффекта. Сам аффект может быть вызван разными обстоятельствами, среди которых тяжкое оскорбление. Однако оценка степени тяжести, спровоцировавшее аффективное состояние, дается правоохранительными органами. В этой связи очень часто на практике имеют место случаи, когда убийство или причинение тяжких телесных повреждений совершается по причине того, что один из супругов застиг другого при супружеской измене. Вот здесь и встает вопрос: действовало ли данное лицо в состоянии аффекта? При этом считал ли сам супруг себя тяжело оскорбленным, в данной ситуации не имеет принципиального значения (наверное, ввиду понятного ответа на него). Такая оценка дается правоприменителем исходя из ряда обстоятельств. Тем не менее, и в правоприменительной практике, и в доктрине уголовного права ответ на поставленный вопрос различен: одни полагают, что супру-
жеская измена не является тяжким оскорблением, другие считают это тяжким оскорблением (варианты здесь могут быть, правда, относительно того, кому из потерпевших причиняется вред, обстоятельства измены, носила ли она публичный характер и др.). Существует и позиция, согласно которой супружеская измена - это аморальное поведение потерпевшего (потерпевшей), поэтому при внезапности такого события аффект может иметь место.
Однако для нас важно то, что тяжесть оскорбления или аморального действия устанавливает суд, а не потерпевший, исходя из сложившихся правил общежития и норм социально-правовых отношений, существующих в конкретный временной период в обществе. Для установления вины и ее степени учитываются разные по своему содержанию обстоятельства.
Указанные примеры могут также свидетельствовать о том, что вина понимается не только в смысле психического отношения лица к содеянному, но и в смысле социально-политического реагирования, как бы мы не доказывали обратное. Именно социально-политическая оценка содеянного позволяет в некотором роде говорить об общественной опасности совершенного деяния и выступает одним из звеньев в общей цепи основания уголовной ответственности. А таким основанием является исключительно преступление (содержащее все его признаки), но никак не состав преступления.
Как видно, проблема в данном случае состоит только в том, что - если таким образом ставить вопрос, то вина выступает уже здесь в качестве основания уголовной ответственности. Это совсем иной ракурс видения проблемы, потому что необходимо решать вопрос о том, какие именно - объективные или субъективные признаки лежат в основании уголовной ответственности. А если и те и другие, то, как тогда соотносятся между собой понятия - «преступление» и «состав преступления», и где же место вине в такой конфигурации. Нередко по этому поводу в правовой литературе утверждается, что основной порок оценочной концепции вины состоит в том, что «она фактически предполагает отказ от признания состава преступления единственным основанием для применения уголовной ответственности и противоречит принципу законности» [11, с. 370]. Тем не менее, вопрос о том, что является основанием уголовной ответственности - состав преступления или же само преступление является открытым [12].
Нам все же представляется, что состав преступления - излишня конструкция в уголовном праве. Причем данное понятие ретуширует дефиницию преступления. Образно говоря, в определении преступления нет признаков, которые бы не упоминались в составе преступления, однако в составе преступления нет всех тех признаков, которые содержатся в дефиниции преступления. И если мы при квалификации занимаемся тем, что пытаемся соотнести совершенное деяние с тем, которое описано в уголовном законе, то соотносим его именно с преступлением и его признаками, описанными в законе. Поэтому все элементы состава преступления «раскидываются» по тем признакам, которые сегодня зафиксированы в определении понятия «преступление». В этом отношении вина включает в себя субъективные признаки преступления, которые характеризуют не только умысел или неосторожность, но и вменяемость лица, степень вины, мотивы его поведения, обстоятельства, исключающие виновность и др. [13, с. 66].
Итак, вина в уголовном праве может пониматься по-разному. Такое положение дел во многом связано с тем, что вина указана в качестве самостоятельного признака в понятии преступления. Этот дает почву для того, чтобы не только в контексте субъективной стороны состава преступления рассматривать вину. Иначе другие признаки также пришлось бы выводить через призму иных элементов состава преступления (например, деяние как признак объективной стороны и т. д.), но и определять ее в ином контексте - как основание уголовной ответственности, как один из центральных принципов уголовного права и т. д.
Следовательно, если рассматривать вину в качестве признака преступления, то это понятие может характеризовать (указывать на):
а) основание уголовной ответственности;
б) исключительно субъективный элемент психической деятельности лица при совершении противоправного деяния; в) принцип личной виновной ответственности.
Сказанное вовсе не говорит о том, что на место вины должно ставиться опасное состояние лица или его действие (бездействие). Отнюдь нет. При установлении психического отношения лица к содеянному важно устанавливать и вторую составляющую - отношение общества к тому, что было осуществлено. Заслуживает ли деяние человека порицания, и в какой степени? Понятно, что здесь имеет место оценочный элемент. Но он также имеет место и сегодня, когда, например, суд оценивает совершенное деяние с позиции
его правомерности, и неважно при этом, как само лицо, его совершившее, относилось к тому, что произошло. Например, в случае констатации необходимой обороны или крайней необходимости психическое отношение лица не имеет принципиального значения, его деяние оценивается совсем по иным критериям. И порой они довольно существенны. Безусловно, в любом случае мы должны устанавливать умысел или неосторожность в действиях лица, потому как, если этого нет, то никакая социальная оценка его действий не сможет заменить собой вину.
Поэтому, когда мы говорим о вине и ее выраженности, то мерилом этому выступает степень вины, которую невозможно охарактеризовать через интеллектуальный или волевой компонент. Очевидно, что характер предвидения и осознания, а тем более желания не могут быть одинаковыми во всех случаях, но установить этот момент исходя из заложенной законодателем формулы - невозможно, поскольку это совсем иные объективные и субъективные обстоятельства (личность виновного, последствия, условия, мотивы совершения преступления и др.), которые характеризуют отношение виновного к своим действиям и возможным последствиям.
Вина является личностным феноменом, и она может идентифицироваться через внутренние связи, когда значение имеет психическое отношение лица к содеянному, и через внешние связи, когда природа вины устанавливается на основании того, как к деянию и его последствиям относятся другие.
С другой стороны, «вина» и «виновность» неравнозначные дефиниции. Виновность -более емкое понятие, которое включает в себя вину, т. к. вина - это сугубо догматическая конструкция, характеризующая в настоящее время интеллектуально-волевые аспекты деятельности определенного лица. Установление в деянии того, что это сознательно-волевой акт этого лица, еще не указывает на то, что это лицо виновно или же невиновно в содеянном. В данном случае имеет место характеристика только сознательно-волевого аспекта поведения лица, с которого и начинается определение вины [14, с. 447]. Виновность в содеянном неравнозначна установлению в действиях лица вины (умышленной или неосторожной), потому как предполагает решение иных вопросов, связанных с возможностью привлечения лица к уголовной ответственности. У лица может присутствовать вина, но он не будет признан виновным по уголовному делу.
Поэтому, когда законодатель в определении преступления обозначает его признак, который указывает на субъективную составляющую (виновность), то этот признак преступления вовсе не ограничивается установлением вины в действиях лица, а предполагает ответ на более широкий спектр вопросов, связанных с пониманием того, что есть преступление.
В этом отношении социально-психологическое понимание сущности вины позволяет
Литература
1. Наумов А.В. Российское уголовное право. Общая часть: курс лекций. М., 2017.
2. Уголовное право. Общая часть. М., 2008.
3. Хомич В.М. Безуспешный методологический анализ вины в национальной юриспруденции // Современные подходы к пониманию права и их влияние на развитие отраслей юридической науки, законодательства и правоприменительной практики. Минск, 2017.
4. Дубовиченко С.В. Умышленная форма вины в уголовном праве. М., 2021.
5. Назаренко Г.В. Содержательный и законодательно-технический аспекты принципа субъективного вменения (вины) в уголовном праве России // Вестник Нижегородской академии МВД России. 2020. № 2.
6. Nöding J. Schuld und Strafe im Strafrecht, München, 2019.
7. Векленко С.В. Сущность, содержание и формы вины в уголовном праве // Правоведение. 2002. № 6.
8. Головненков П.В. Уголовное уложение (Уголовный кодекс Федеративной Республики Германия. М., 2014.
9. Жалинский А.Э. Современное немецкое уголовное право. М., 2006.
10. Дубовик О.Л. Вина в немецком уголовном праве // Правоведение. 1993. № 3.
11. Филиппова Е.О. Юридическая конструкция вины в уголовном праве России: становление и история развития, понятие и содержание // Балтийский гуманитарный журнал. 2020. № 4.
12. Хилюта В.В. Состав преступления как онтологическая реальность непознанного бытия // Lex russica. 2020. № 12.
13. Утевский Б.С. Вина в советском уголовном праве. М., 1950.
14. Сыч К.А. Концептуальные проблемы вины в действующем Уголовном кодексе Российской Федерации (постановка проблемы) // Человек: преступление и наказание. 2019. № 4.
более взвешено и глубже установить психологические признаки (интеллектуальные и волевые), которые бы отражали субъективное представление лица к совершенному им деянию и последствиям, т. к. социальная оценка учитывает степень и объем вины, личность правонарушителя, его индивидуальные особенности и иные обстоятельства. Именно в таком контексте и следует определять виновное деяние как признак преступления.
Bibliography
1. Naumov A.V. Russian criminal law. General part: lecture course. M., 2017.
2. Criminal law. General part. Moscow, 2008.
3. Khomich V.M. Unsuccessful methodological analysis of guilt in national jurisprudence // Modern approaches to understanding law and their impact on the development of branches of legal science, legislation and law enforcement practice. Minsk, 2017.
4. Dubovichenko S.V. Intentional form of guilt in criminal law. M., 2021.
5. Nazarenko G.V. Substantive and legislativetechnical aspects of the principle of subjective imputation (guilt) in criminal law of Russia // Bulletin of the Nizhny Novgorod Academy of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 2020. №» 2.
6. Nöding J. Schuld und Strafe im Strafrecht, München, 2019.
7. Veklenko S.V. Essence, content and forms of guilt in criminal law // Law. 2002. № 6.
8. Golovnenkov P.V. Criminal code (Criminal code of the Federal Republic of Germany). M., 2014.
9. Zhalinsky A.E. Modern German criminal law. M., 2006.
10. Dubovik O.L. Wines in German criminal law // Law. 1993. № 3.
11. Filippova E.O. Legal construction of guilt in the criminal law of Russia: formation and history of development, concept and content // Baltic Humanitarian Journal. 2020. № 4.
12. Khilyuta V.V. The composition of the crime as an ontological reality of an unrecognized being // Lex russica. 2020. №2 12.
13. Utevsky B.S. Wine in Soviet criminal law. Moscow, 1950.
14. Sych K.A. Conceptual problems of guilt in the current of Criminal Code of the Russian Federation (setting the problem) // Man: crime and punishment. 2019. №2 4.
