CC BY
138
УДК 343.222
КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ВИНЫ В ДЕЙСТВУЮЩЕМ УГОЛОВНОМ КОДЕКСЕ РФ (ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ)
К.А. Сыч, О.В. Князева
Анализируются концепции вины, проблемы оценочной концепции вины в современном уголовном праве, поднимается вопрос о необходимости научного обсуждения, толкования оценочной теории вины. Отмечается, что содержание форм вины не может определяться уголовно-правовой догматикой, поскольку жизненные обстоятельства и мотивация поведения людей являются более разнообразными, которые трудно предусмотреть заранее в уголовном законе.
Ключевые слова: вина, принципы уголовно права, объективные и субъективные признаки вины, уголовный кодекс.
Вина, как известно, является одним из важнейших институтов уголовного права, который определяет субъективный аспект уголовной ответственности. Это аксиома, которая не оспаривается во всех мировых системах права. Однако проблема вины заключается в том, что методологические и концептуальные подходы к определению ее родового понятия, безусловно, разные. Более того, ряд уголовных законодательств, преимущественно европейских, например, УК Франции (ст. 123-3), УК Испании (ст.10), УК ФРГ (ст.15) и др., признают умысел и неосторожность в качестве форм вины, но не определяют их содержания нормативно, непосредственно в законе. Уголовно-правовая доктрина этих государств относит вопросы определения содержания вины исключительно к ведению суда.
Как известно, мировые тенденции развития вины в науке уголовного права основываются преимущественно на идеях нескольких концепций: психологической, оценочной и нормативной. Российское уголовное право традиционно основывается на положениях психологической теории вины, где интеллектуальный и волевой признаки выступают в качестве основных критериев определения вины.
В русской дореволюционной науке уголовного права психологическое направление развития вины было широко представлено работами ученых Н.С. Таганцева, Н.Д. Сергиевского, С.В. Познышева и других криминалистов. В этой связи представляет интерес точка зрения С.В. Познышева, который под виною понимал, «проявленное субъектом такое настроение, при котором он действует преступным образом, сознавая или, по крайней мере, имея возможность сознавать преступный характер своего поведения и находясь в таких обстоятельствах, что мог бы от данного поведения удержаться, если бы у него не были недоразвиты противодействующие последнему чувствования и представления» [1, с. 47]. Обращает на себя внимание в этом определении то, что отмеченный автор связывает интеллектуальный признак вины не с деянием, а с преступным характером поведения лица, то есть с противоправностью поведения. Это обстоятельство существенно отличает его от определения вины,
закрепленного в ныне действующем УК РФ. Вина представлена как оценочная категория, основанная на интеллектуальном и волевом аспектах личности.
Оценочную концепцию вины в юридической литературе традиционно связывают с именем немецкого криминалиста Р. Франка, который в 1907 г. опубликовал работу, где поставил под сомнение ряд положений психологической концепции вины: умысел и неосторожность не являются формами вины, по мнению этого автора, а только лишь элементами этого понятия [2, с. 294].
Упрек личности за ее поведение, по мнению сторонников оценочной концепции вины, является главным звеном, которое объединяет другие его элементы - вменяемость, умысел и неосторожность. Противоправное поведение во много определяет это обстоятельство, за которое можно упрекнуть лицо [3, с. 277]. Уголовный закон лишь в самой общей форме определяет, какое поведение заслуживает упрека. Упрек в этом случае выступает как оценочное суждение судьи.
В советской науке уголовного права оценочную концепцию вины отстаивал Н.Д. Дурманов, который еще в 1945 г. отмечал, что «виновность есть оценочная категория, ничего общего не имеющая с установлением совершенно объективного факта, является ли данное лицо причиной, так сказать, автором данного результата» [4, с. 258]. Вполне очевидно, что он признавал совершенное лицом деяние и наступившие его последствия, как признаки объективной стороны преступления, выступающие в качестве юридического факта для установления виновности.
Концептуальные идеи вины, как оценочной категории, были положены в основу известной работы Б.С. Утевского «Вина в советском уголовном праве», где последняя рассматривалась в качестве основания уголовной ответственности [5, с. 319].
Однако, к сожалению следует признать, что оценочная концепция вины в советской, как впрочем и в постсоветской, науке уголовного права не получила своего развития и была, как утверждают авторы учебника «Курс советского уголовного права», изданного в 1970 году в издательстве «Наука», категорически осуждена большинством советских криминалистов [3, с. 282].
Между тем, существующая судебная практика, которая опирается на законодательную модель вины, основанной на принципах психологической теории рассматриваемого правового явления (глава 5 УК РФ), лишь устанавливает, что совершенное лицом деяние является его сознательно-волевым актом, присущим, как известно, любому рациональному социальному поведению личности. Известный русский философ права И. Ильин, характеризуя виновность или невиновность человека отмечал, что эти уголовно- правовые категории определяются отношением руководящей воли лица к цели права [6, с. 416]: правонарушитель будет признан виновным даже в том случае, если он нарушил норму положительного права по недостаточной воли к цели права, и будет невиновен в том случае, если верный правопорядок был его целью и мотивом. Иными словами, еще в русском уголовном праве
ставился вопрос о том, что вина должна определяется через психическое (сознательно-волевое) отношение лица к цели права или права в целом, посредством оценки объективных признаков совершенного деяния.
К. Роксин, характеризуя рассматриваемое явление, приходит к выводу, что господство психологической теории вины в национальных доктринах уголовного права объясняется натуралистическим мышлением прошлого, когда считалось, что правовые понятия можно вывести из данных естественных наук [7, с. 143-148]. Приведенная позиция представляется нам справедливой, поскольку этот отголосок прошлого по-прежнему не преодолен современной наукой уголовного права, которая должна рассчитывать только на результаты своих достижений, понимая при этом, что психологические категории не всегда удается воплотить в категорию права. К примеру, законодательное определение прямого умысла (ч. 2 ст. 25 УК РФ) есть не что иное, как конкретизация юридического критерия вменяемости, который является, как известно, предтечей вины.
Кроме того, определить неосторожную форму вины в виде небрежности, основываясь на критериях психологической теории вины ныне действующего УК РФ, крайне затруднительно, если не использовать оценочные критерии установления виновности или невиновности лица, совершившего общественно опасное деяние, подпадающее под признаки статей Особенной части УК РФ. В частности, ч. 3 ст. 26 УК РФ указывает, что преступление признается совершенным по небрежности, если лицо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), хотя при необходимой внимательности и предусмотрительности должно было и могло было предвидеть эти последствия, где виновность представлена волевым признаком или, скорее, его отсутствием. В этой связи не трудно заметить, что установить законодательные признаки «должно было» и «могло было», при определении преступной небрежности, можно лишь посредством оценки объективных обстоятельств содеянного. Психологические критерии определения вины в приведенном случае оказываются, по-видимому, малопригодными. Более того, законодательные признаки «должно было» и «могло было» составляют юридический аспект рассматриваемой проблемы, поскольку устанавливаются не в результате судебно-медицинской экспертизы, а оценкой объективных доказательств, собранных по уголовному делу, а также оценкой статуса личности, ее позитивных и негативных характеристик и других обстоятельств, если лицо имело правую обязанность предвидеть такие последствия.
Вместе с тем необходимо заметить, что психологическая характеристика лица принципиально не влияет на определение преступной небрежности содеянного. К примеру, по темпераменту лицо является флегматиком, который определяет психические процессы, связанные с тем, что торможение явно преобладает над возбуждением, в результате этого обстоятельства оно не могло своевременно предвидеть наступления негативных последствий своего бездействия. Однако суд все же должен будет признать в его бездействии
признаки преступной небрежности, поскольку категория «должно было» связывается с требованиями закона или иного нормативно правового акта, который налагает обязанность по необходимой внимательности или предусмотрительности (ч. 3 ст. 26 УК РФ).
Вполне очевидно, что психологическая теория вины, на которой основывается законодательная ее концепция, не способна предложить необходимых критериев оценки мотивов лица, побудившего его вступить в противоречие с уголовным законом. Установление в деянии лица того факта, что оно есть его сознательно-волевой акт, еще не говорит о его виновности или невиновности. С момента установления сознательно-волевых признаков совершенного деяния, только начинается процесс определения виновности или невиновности лица.
В этой связи обращает на себя внимание то обстоятельство, что в постановлениях Верховного суда РФ прямо указывается на глубокий анализ всех обстоятельств совершенного преступления лицом, включая, естественно, его мотивы и цели, при определении судом виновности или невиновности личности. Более того, суд присяжных при определении вины лица основывается на принципах оценочной теории вины. Из этого следует, что суд, определяя виновность лица, устанавливает только сознательно-волевой аспект его поведения, с которого только начинается определение вины. Суд присяжных, напротив, опираясь на оценку всех обстоятельств совершенного лицом деяния, свободную от правовой догматики вины действующего УК РФ (глава 5), определяет действительно, что оно виновно в совершенном деянии. Сам факт совершения лицом деяния, запрещенного уголовным законом, рассматривается судом присяжных лишь формально правовым поводом, для установления его вины.
В этой связи представляет интерес доктрина уголовного права Франции, которая предусматривает разные ступени умысла: преднамеренный, неопределенный и специальный. При этом УК Франции (ст.121-3) только указывает на умысел или неосторожность как формы вины, не определяя их содержания. Преднамеренность признается обстоятельством, отягчающим преступность деяния, например убийства (ст. 221-3 УК Франции), поскольку она формируется на протяжении значительного времени до начала действий по совершению определенного преступления или проступка. Неопределенный умысел предусматривается тогда, когда лицо желало причинить вред охраняемому уголовным законом объекту, но не осознавало точного размера такого вреда. Специальный умысел признается в том случае, когда в диспозиции статьи уголовно правовой нормы есть указание на совершение деяния с определенной целью, которая подлежит доказыванию.
Уголовная ответственность за преступные деяния, которые характеризуются неосторожной формой вины, наступает только тогда, когда неосторожность причинила тяжкие последствия (смерть, телесные повреждения, пожар и т.д.), или когда преступное деяние совершено специальным субъектом, обязанным быть особо осторожным, например, лицом,
которое охраняет секреты национальной обороны (абз. 3 ст. 413-10 УК Франции) [8, с. 294]. При этом следует заметить, что в соответствии с УК Франции неосторожные преступные деяния, какой бы они вред не причинили, являются проступками, которые наказываются мерами наказания, не связанными с лишением свободы (тюремным заключением).
Особый интерес представляют преступные деяния со специальной формой вины, которая предполагается в определенных случаях и не подлежит доказыванию, например, водитель проехал на красный сигнал светофора, совершая, таким образом, преступное деяние.
Таким образом, приведенные примеры из законодательной и правоприменительной практики доказывают, что сводить вину только лишь к значению сознательно волевого акта не совсем рационально. Содержание форм вины не может определяться уголовно правовой догматикой, поскольку жизненные обстоятельства и мотивация поведения людей являются более разнообразными, которые трудно предусмотреть заранее в уголовном законе. Представляется, что оценочная теория вины, воплощенная в законодательную и судебную практику, потенциально имеет больше возможностей установления виновности или невиновности лица, совершившего деяние, запрещенное уголовным законом.
Настоящая статья имеет своей целью лишь поставить на научное обсуждение вопросы концепций вины и оценочную теорию вины в связи с двойственным подходом судебной практики при определении виновности или невиновности лица. Суд присяжных, к примеру, не руководствуется уголовно -правовой догматикой при определении виновности или невиновности, а использует оценочные категории, связанные с обстоятельствами совершения деяния, характеристикой личности, мотивов и целей совершения деяния. В этой связи вполне очевидно, что мотив и цель имеются практически во всех умышленных преступлениях, которые не могут рассматриваться, на наш взгляд, в качестве лишь факультативных признаков субъективной стороны для большинства преступлений. Отмеченные категории являются важнейшими оценочными критериями установления вины.
Список литературы
1. Познышев С.В. Основные начала науки уголовного права. Общая часть уголовного права. М., 1912. 668 с.
2. Уголовное право зарубежных государств. Общая часть / под ред. И.Д. Козочкина. М.: Омега-Л, 2003. 576 с.
3. Курс советского уголовного права в шести томах. Т.2. Преступление. М.: Изд-во: Наука, 1970. 672 с.
4. Дурманов Н.Д. Общие основания учения о причинной связи в уголовном праве // Вопросы уголовного права. 1945. Сб.1. С. 25-28.
5. Шнейдер М., Утевский Б.С. Вина в советском уголовном праве // Социалистическая законность. 1951. № 2. С. 81-89.
6. Ильин И. Общее учение о праве и государстве. М.: АСТ, 2006. 510 с.
7. Роксин К. Основания уголовно-правовой ответственности и личность преступника // Актуальные вопросы современного уголовного права, криминологии и уголовного процесса: сб. науч. тр. / Отв. ред. О. Дубовик, Ю.С. Пивоваров. М.: ИНИОН, 2003. С. 143-148.
8. Уголовный кодекс Франции. Законодательство зарубежных стран. СПб.: Юридический центр Пресс, 2002. 650 с.
Сыч Константин Антонович, д-р юрид. наук, проф., проф. кафедры, vladimir 1@inbox.ru, Россия, Рязань, Академия права и управления Федеральной службы исполнения наказаний
Князева Ольга Васильевна, канд. юрид. наук, ст. преподаватель кафедры, pervay-1@yandex.ru, Россия, Рязань, Академия права и управления Федеральной службы исполнения наказаний
CONCEPTUAL PROBLEMS OF GUILT IN THE CURRENT CRIMINAL CODE OF THE RUSSIAN FEDERATION (STATEMENT OF THE PROBLEM)
K.A. Sych, O.V. Knyazeva
The author analyzes the concepts of guilt, the problems of the estimated concept of guilt in modern criminal law, raises the question of the need for scientific discussion, interpretation of the estimated theory of guilt. It is noted that the content of forms of guilt can not be determined by criminal law dogma, because life circumstances and motivation of people's behavior are more diverse, which are difficult to foresee in advance in the criminal law.
Keywords: guilt, principles of criminal law, objective and subjective signs of guilt, criminal
code.
Sych Konstantin Antonovich, Doctor of Law sciences, professor, professor, vladimir1@inbox.ru, Russia, Ryazan, Academy of Law and Administration of the Federal Penitentiary Service
Knyazeva Olga Vasilievna, Ph.D. legal Sciences, Art. Lecturer, pervay-1@yandex.ru, Russia, Ryazan, Academy of Law and Management of the Federal Penitentiary Service
