CC BY
57
УДК: 341 (091)
ББК: 67.3(2)C
Дубовиченко С.В.
ВИНА И ОШИБКА В СОВРЕМЕННОМ КАНОНИЧЕСКОМ ПРАВЕ
Dubovichenko S. V.
WINE AND MISTAKE IN THE MODERN INITIAL RIGHT
Ключевые слова: вина, умысел, неосторожность, небрежность, юридическая ошибка, фактическая ошибка, аффект, эмоции, каноническое право, римское право, Кодекс канонического права.
Keywords: fault, intention, imprudence, negligence, legal mistake, actual mistake, affect, emotions, initial right, Roman right, Code of the initial right.
Аннотация: в статье анализируются вопросы субъективного вменения в современном каноническом праве на основе Кодекса канонического права. Автор обосновывает позицию о каноническом происхождении концепции вины в современном уголовном праве и пытается выявить связь светской и канонической традиций виновной ответственности. Обращает внимание на идентичность подходов к ответственности за преступления, заложенные в канонической и светской правовой традиции. Кроме того, прослеживается влияние римского права на концепцию канонической вины.
Abstract: in article questions of subjective imputation in the modern initial right on the basis of the Code of the initial right are analyzed. The author proves a position about an initial origin of the concept offault in modern criminal law and tries to reveal communication of secular and initial traditions of guilty responsibility. Pays attention to identity of approaches to responsibility for the crimes put in initial and secular legal tradition. Besides, influence of the Roman right for the concept of initial fault is traced.
В современном учении о вине можно выделить две взаимосвязанные исторические правовые традиции, которые в той или иной степени прослеживаются до настоящего времени. Первый исторический пласт своими корнями восходит к римскому частному праву. Римские юристы вину рассматривали как условие ответственности должника и выделяли две формы вины: умысел (dolus) и неосторожность (culpa). Умысел должника характеризовался предвидением и желанием, а неосторожность отсутствием предвидения при наличии обязанности такого предвидения. Для оценки неосторожности была выработана концепция «доброго хозяина», развито учение о фактической и юридической ошибке, случае как невиновном причинении вреда1. Наличие вины требовалось и для уголовно-правовой2 ответ-
1 См.: Римское частное право. Под ред. И.Б. Новицкого и И.С. Перетерского. - М.: Юристъ, 1997. - С.326-329, 349-355.
2 Использование терминов уголовное или
ственности, однако ее характеристика существенно отличалась от вины в частном праве. Наказуемы были только случаи «злого умышления», а неосторожные деяния рассматривались как частноправовые деликты. В содержательном плане умысел в уголовном праве связывался с мотивами (жадность, страсть, нахальство, дерзость). Ответственность за отдельные категории преступлений (святотатство, подделка монеты) определялась по принципу объективного вменения3. Публично-правовые воззрения на вину римских юристов не оказали значимого влияния на процесс восприятия римских правовых институтов.
гражданское право при характеристике римского права носит условный характер. С исторической точки зрения правомерно говорить только о публичном и частном римском праве.
3 См.: Омельченко О.А. Римское право. М.: Эксмо, 2006. - С.95-98; подробный анализ вины в римском уголовном праве см.: Фельдштейн Г.С. Учение о формах виновности в уголовном праве -М.: Тип. Т-ва В. Чичерин, 1902. - С.456-569.
Существенное влияние на развитие современных представлений о вине в уголовном праве оказало каноническое право1. Каноническое учение о виновности проводит границу между архаическими представлениями, основанными на оценке при вменении исключительно внешних актов поведения и субъективным вменением, на котором строится современное уголовное право. Канонисты «основывали свои идеи в области уголовного права на церковной традиции покаяния, в которой степень вины была прежде всего функцией умственного и морального умысла со стороны грешника, а ущерб, который принесли греховные действия и поведение был уже предметом последующих рассмотрений»2.
Влияние теории канонической виновности обусловлено широкой сферой уголовной юрисдикции церкви в средние века3, поэтому вполне закономерно, что светская уголовная юрисдикция, постепенно оттесняя церковную, вбирает в себя институт канонической вины.
Более того, по нашему мнению, римская правовая традиция виновного вменения в частном праве была воспринята именно каноническим правом и через него перешла в светское уголовное право. Е.В. Плеш-ков правильно обращает внимание, что рецепция римского права в значительной степени проводилась канонистами, а Свод Юстиниана рассматривался ими как дополнительный источник канонического права .
Основной источник современного канонического права - Кодекс канонического права, который стал обязательным для всех канонических судов с 1583 г.5 Последняя редакция Кодекса канонического права была в 1983 г.6 Исторически кодекс восходит к
1 См.: Аннерс Э. История европейского права. М.: Наука, 1994. - С. 188.
2 Плешков Е.В. Каноническое право средневековой Европы: Дисс. на соиск. уч. ст. к.ю.н. - Ставрополь, 2002. - С. 103.
3 См.: Плешков Е.В. Каноническое право средневековой Европы: Автореф. дисс. на соиск. уч. ст. к.ю.н. - Ставрополь, 2002. - С. 22-24.
4 См.: Там же. - С. 19.
5 Васильев А.А. Каноническая школа права в средневековой Европе // Международное публичное и частное право, 2009, №1 // КонсультантПлюс, Версия Проф. 2015.
6 См. подробнее об истории кодификации ка-
декрету Грациана XII в. Впервые в полном объеме на русском языке Кодекс канонического права был опубликован в 2007 г.
§1 кан. 1321 части I «Преступления и наказания в общем» Кодекса канонического права (далее - Кодекс) закрепляет принцип виновной ответственности: «Наказанию не подлежит никто, если только внешнее нарушение закона или предписания, совершённое тем или иным лицом, не будет тяжко вменимым вследствие злоумышления или вины». Приведенные положения закрепляют классический принцип - actus non facit reum nisi mens sit rea («действие не делает виновным, если не виновата мысль»), который приписывают Аврелию Августину. Необходимость учета побуждений человека при осуществлении правосудия отстаивали в своих трудах выдающиеся богословы: Тертуллиан, Григорий Великий, Ансельм Кентерберийский. Последний в частности писал: «Разница между грехом, совершенным умышленно, и тем, что совершается по неведению, такова, что грех, который невозможно совершить умышленно по причине его чудовищности, простителен, если
8
совершен по неведению» .
Для современного уголовного права принцип вины является базовой категорией, на которой строится вся отрасль права.
Далее это положение конкретизируется в §2 кан.1321 Кодекса, где закрепляются формы вины: «Наказание, установленное законом или предписанием, распространяется на того, кто сознательно нарушил этот закон или это предписание. Тот же, кто совершил это по небрежению, не проявив должного тщания, не наказывается, если закон или предписание не предусматривают иного». Здесь можно увидеть аналог форм вины, хорошо известных светскому уголовному праву, хотя Кодекс прямо их не называет. Примечательно и то, что неосторож-
нонического права: Джероза Л. Каноническое право в католической церкви. - М.: Христианская Россия, 1996. - С. 71-84.
7 Кодекс канонического права. - М.: Институт философии, теологии и истории св. Фомы, 2007. -624 с.
8 Царьков И.И. Концепция безопасности в христианской теологии // Вестник Волжского университета имени В.Н. Татищева. - Тольятти. - № 1(80). - 2014. -С. 206.
ность наказуема только при наличии соответствующего указания1. Такой подход характерен для уголовного законодательства континентальной Европы. Так, например, в §15 УК ФРГ установлено, что «наказуемо только преднамеренное действие, если закон отчетливо не предусматривает наказание за небреженое действие». Такие же условия предусмотрены в ст.121-3 УК Франции. Как известно, в действующем УК РФ такую формулу привлечения к уголовной ответственности за неосторожные преступления реализовать не удалось, хотя первоначальная редакция ч.2 ст.24 УК РФ предусматривала привлечение к уголовной ответственности за такие деяния, только в том случае, если это было специально предусмотрено соответствующими нормами Особенной части УК РФ.
Содержание форм вины в §2 кан.1321 Кодекса раскрывается через интеллектуальные признаки, необходимо сознательное нарушение закона или предписания, а неосторожность раскрывается через субъективный критерий небрежности («не проявив должного тщания»). Виды умысла и неосторожности не конкретизируются, хотя в каноническом праве этот вопрос разрабатывался. С.В. Познышев, в частности, упоминал о теории dolus indirectus (непрямой умысел) в каноническом праве2.
Кан.1326 дает судье возможность «наложить более суровое наказание, нежели установленное законом или предписанием... на виновника, который, зная о наказании, установленном за неумышленное преступление, предвидел исход событий, но не принял таких мер к его предотвращению, какие принял бы любой благоразумный человек». Здесь обращает на себя внимание, во-первых, использование римской концепции «culpa lata» (грубая небрежность) для оценки мер по предотвращению вреда, во-вторых, уточнение сферы наказуемой не-
1 Например, § 2. Кан. 1389 предусматривает, что «того... кто по небрежности, вменимой в вину, незаконно совершает или не совершает какой-либо акт церковной власти, служения или должностных обязанностей в ущерб другому лицу, следует подвергнуть справедливому наказанию».
2 Познышев С.В. Основные начала науки уго-
ловного права. Общая часть уголовного права. Москва, 1912. - С. 282-283.
осторожности, которая не очень четко прослеживается в §2 кан.1321 Кодекса. Требование более строгого наказания при наличии грубой небрежности также несет на себе отпечаток римского права, поскольку римские юристы приравнивали грубую вину к умыслу3.
В целом формулировки вины в Кодексе довольно лаконичны, но это в определенной степени компенсируется регламентацией правил вменения при наличии юридической или фактической ошибки.
Далее в §3 кан. 1321 содержится презумпция вменимости субъекта: «Если совершено внешнее нарушение, то предполагается вменимость, если не явствует иного». Эти положения нормативно закрепляют презумпцию вменяемости субъекта, если иное не вытекает из обстоятельств. Российское уголовное и уголовно-процессуальное законодательство закрепляет презумпцию вменяемости субъекта преступления не прямо, а косвенно, это, в частности, вытекает из п.3 ст.196 УПК РФ, где установлено, что судебная экспертиза подозреваемого, обвиняемого обязательна, «когда возникает сомнение в его вменяемости. ».
Кан.1322 Кодекса включает еще одно положение, касающееся субъекта преступления: «Те, кто обычно не в состоянии пользоваться здравым рассудком, считаются неспособными к преступлению — даже в том случае, если, преступая закон или предписание, они казались здоровыми». Данная норма демонстрирует четкое понимание канонистами различия между вменяемостью (вменимостью - по терминологии Кодекса) и виной. Вменимость понимается как способность лица к преступлению, а реализация этой способности выражается в виновном отношении лица к содеянному.
Кан.1323 перечисляет основания, исключающие применение наказания. К их числу относятся: недостижение возраста, ошибка в праве, физическое принуждение и случай, состояние сильного страха, крайняя необходимость, необходимая оборона, неспособность к здравому суждение и фактическая ошибка, связанная с состоянием
3 См.: Римское частное право. Под ред. И.Б. Новицкого и И.С. Перетерского. - М.: Юристъ, 1997. -С. 350.
крайней необходимости или необходимой обороны. Остановимся на некоторых из перечисленных обстоятельств, имеющих отношение к субъективным признакам преступления.
В разрез с римской традицией Кодекс канонического права закрепляет положения о заблуждении в праве в качестве основания, исключающего наказание: «Никакому наказанию не подлежит тот, кто, нарушив закон или предписание...не по своей вине не знал о том, что он нарушает закон или предписание; к неведению приравниваются также невнимательность и ошибка» (п.2-е кан. 1323). Как следует из Кодекса заблуждение в законе или предписании является релевантным, при условии, что оно допущено не по вине лица.
Такое же значение имеет, если нарушение закона произошло «в силу случайности, которой он (нарушитель - С.Д.) не мог предвидеть или же, предвидя её, не сумел избежать» (п.3-е кан. 1323). Из текста видно, что случай устанавливается по субъективному критерию, то есть лицо не могло предвидеть нарушения закона. Как невиновное причинение вреда расценивается также невозможность лица предотвратить предвидимый вред. Похожее основание предусмотрено ч.2 ст.28 УК РФ, правда, российский законодатель уточняет, почему предвидимый результат не мог быть предотвращен лицом («.в силу несоответствия своих психофизиологических качеств требованиям экстремальных условий или нервно-психическим перегрузкам»). В Кодексе основания, в силу которых лицо не могло предотвратить предвидимый вред, не указаны.
Весьма необычным является следующее основание исключающее применение наказания, предусмотренное п.4-е кан.1323: наказание не применяется, если нарушитель «.действовал, принуждаемый сильным страхом (пусть даже сильным лишь относительно) (выделено нами. - С.Д.) либо по необходимости или вследствие значительного неудобства, если только совершённый им акт не был по существу злонамеренным и не причинил вреда душам.». Текст Кодекса дает основание предположить, что речь идет об аффективном состо-
янии, вызванным страхом. Отрицательно окрашенное эмоциональное состояние, обусловленное страхом, приравнивается к необходимости и исключает наказание. Полагаем, что разработчики Кодекса не случайно объединили положения о сильном страхе и необходимости, поскольку лицо в состоянии крайней необходимости действует под влиянием страха за себя или других лиц.
В кан. 1323 регламентируется фактическая ошибка относительно наличия крайне необходимости (страха) и необходимой обороны: не подлежит наказанию тот, кто «по своей вине полагал, что имеет место одно из обстоятельств, о которых говорится в пунктах 4-е или 5-е»1. Светскому уголовному праву эти положения известны как мнимая необходимая оборона и мнимая крайняя необходимость. Каноническое и светское право дают им одинаковую оценку, то есть рассматривают в качестве извинительной фактической ошибки.
Кан. 1324 определяет основания смягчения наказания, здесь сказано, что «лицо, совершившее правонарушение, не освобождается от наказания; однако наказание, установленное законом или предписанием, должно быть смягчено или заменено покаянием, если преступление было совершено...». Далее перечисляются основания для смягчения наказания, в числе которых, упоминаются перечисленные выше основания, исключающие наказания, однако, по обстоятельствам совершения правонарушения неизвинительные.
Кан.1324 содержит предписание смягчения наказания, если правонарушение совершено «в пылу сильной страсти, который, однако же, не полностью опередил и сдержал собою способность к сознательному суждению и согласие воли, если только сама страсть не была вызвана или взлелеяна
1 Кан.1323 «Никакому наказанию не подлежит тот, кто, нарушив закон или предписание:. 4-е действовал, принуждаемый сильным страхом (пусть даже сильным лишь относительно) либо по необходимости или вследствие значительного неудобства, если только совершённый им акт не был по существу злонамеренным и не причинил вреда душам;
5-е действовал, законно защищая себя самого или кого-либо другого от несправедливо нападающего, соблюдая должную сдержанность.».
добровольно» (п.3-е кан.1324). В Кодексе последовательно аффективные состояния связываются с мерой ответственности, ранее описывался сильный страх, как основание исключения наказания, здесь же эмоциональное состояние учитывается, как основание смягчения наказания. Данное положение является более широким и не связано с индикацией эмоций. Кодификаторы только включили два условия, позволяющие учитывать эмоции, первое - лицо сохраняет контроль над своим поведением, и второе -причина «сильной страсти» связана с действиями другого человека, думаем, именно так нужно трактовать указание на то, что «...сама страсть не была вызвана или взлелеяна добровольно».
В п. 5-е кан.1324 сильный страх рассматривается как основание смягчения наказания: «тем, кто действовал, принуждаемый сильным страхом — пусть даже сильным лишь относительно — либо по необходимости или вследствие значительного неудобства, если преступление было по существу злонамеренным или причинило вред душам». Отличие от такого же основания исключения наказания заключается в характеристике совершенного деяния, в норме сказано, что «преступление было по существу злонамеренным или причинило вред душам». Напомним, что для исключения наказания нарушителю по этому основанию необходимо было, чтобы «.совершённый им акт не был по существу злонамеренным и не причинил вреда душам» (п.4-е кан.1323).
Схожее положение мы находим в кан. 1345: «Если виновник не полностью обладал здравым рассудком или совершил преступление, движимый страхом (выделено нами. - С.Д.), необходимостью, страстью (выделено нами. - С.Д.), либо под воздействием опьянения или другого подобного умственного расстройства, то судья также может воздержаться от наложения какого-либо наказания, если сочтёт, что можно успешнее способствовать исправлению виновника иным способом».
В п. 8-е кан. 1324 регламентируется смягчение наказания при фактической ошибке относительно наличия крайне необходимости (страха) и необходимой оборо-
ны, если она допущена по вине лица («.тем, кто ошибочно, однако по собственной вине, полагал, что имеет место одно из обстоятельств, о которых говорится в кан. 1323, 4-е или 5-е.»).
П. 9-е кан.1324. содержит еще одно правило о вменении при наличии юридической ошибки. Наказание может быть смягчено «.тем, кто не по своей вине не знал о том, что с данным законом или предписанием связано наказание.». Заблуждение в наказуемости рассматривается как релевантное, что совсем не характерно для светского уголовного права.
Кодекс также содержит указания относительно причин заблуждения (1325): «Неведение грубое, а также вызванное небрежением или страстью, никогда не может учитываться при применении предписаний канн. 1323 и 1324; то же относится и к опьянению, и к другим помешательствам рассудка, если они были умышленно вызваны для совершения преступления или для смягчения вины, а также к страсти, вызванной или взлелеянной добровольно». Такой подход к оценке добросовестности заблуждения заслуживает определенный интерес, поскольку содержит критерии позволяющие сделать вывод об извинительной или неизвинительной ошибке. В светском уголовном праве такие критерии формулируются доктриной. В содержательном плане сформулированные в кан.1325 критерии не бесспорны, но в контексте совершенствования уголовного законодательства заслуживает интереса сама попытка их формального определения.
Анализ положений Кодекса канонического права, касающихся вины, позволяет сделать вывод об идентичности принципов ответственности нарушителя в каноническом и светском праве. Она строится строго на основе принципа субъективного вменения. На наш взгляд такая идентичность обусловлена заимствованием уголовным правом института вины из канонического права.
Обращение к исследованию Кодекса канонического права, как правового памятника, в котором отразилось наследие канонической юриспруденции, оправдано не только с точки зрения истории уголовного
права, но и с позиции оценки современного уголовного права и законодательства. Очень показательным в аспекте de lege ferenda является закрепление в Кодексе норм о юридической и фактической ошибке, а также наличие целого ряда положений, позволяющих давать оценку эмоциональному состоянию. В российском уголовном законодательстве нет норм об ошибке, а эмоциональное состояние учитывается только при
совершении конкретных преступлений, перечень которых очень ограничен (ст.ст.107, 113 УК РФ). В доктрине уголовного права и законодательстве продолжает господствовать «концепция интеллектуализма», которая искажает реальную психологическую картину поведения человека. Парадоксально, но в этой части Кодекс канонического права гораздо современнее УК РФ 1996 г.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Аннерс, Э. История европейского права. - М.: Наука, 1994.
2. Васильев, А.А. Каноническая школа права в средневековой Европе // Международное публичное и частное право. - 2009. - №1 // КонсультантПлюс, Версия Проф. 2015.
3. Джероза, Л. Каноническое право в католической церкви. - М.: Христианская Россия,
1996.
4. Кодекс канонического права. - М.: Институт философии, теологии и истории св. Фомы, 2007.
5. Плешков, Е.В. Каноническое право средневековой Европы: автореф. дис. ... к. ю. н. -Ставрополь, 2002.
6. Плешков, Е.В. Каноническое право средневековой Европы: дис. . к. ю. н. - Ставрополь, 2002.
7. Познышев, С.В. Основные начала науки уголовного права. Общая часть уголовного права. - М., 1912.
8. Фельдштейн, Г.С. Учение о формах виновности в уголовном праве. - М.: Тип. Т-ва В. Чичерин, 1902.
9. Царьков, И.И. Концепция безопасности в христианской теологии // Вестник Волжского университета имени В.Н. Татищева. - Тольятти. - № 1(80). - 2014.
