CC BY
671
Л.Л. Кругликов
Кругликов Лев Леонидович — доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации, заведующий кафедрой уголовного права и криминологии Ярославского государственного университета им. П.Г. Демидова
Виды юридических конструкций в уголовном праве
1. Юридическая конструкция как одно из средств правотворческой техники представляет собой абстракцию, разновидность нормативной модели (что отражает сложное строение соответствующих явлений), призванной придавать праву внутреннюю форму, строение. Это «архитектурный элемент» нормотворчества, тип, «образ», трафарет, помогающий «строить» право, придавать ему логически завершенный характер.
По вопросу о видах юридических конструкций в правовой литературе мнения высказаны самые разные, что не случайно, ибо деление, согласно науке логики, мыслимо по различным признакам, основаниям1. Встречаются деления их на 1) универсальные (общие), межотраслевые и отраслевые. Примером межотраслевых может служить конструкция правонарушения, а отраслевых — конструкция преступления; 2) статические и динамические; 3) нормативные и теоретические; 4) истинные и ложные, фиктивные и ошибочные2.
Следует согласиться с С.С. Алексеевым, что в каждой отрасли права существуют устоявшиеся конструкции: в уголовном праве — типические схемы (модели) составов преступления, в гражданском праве — разнообразные конструкции договоров, конструкция «ответственность без вины» и т. д. Использование данного средства в любой отрасли права позволяет облегчить формулирование юридических норм, придает нормативной регламентации общественных отношений четкость и определенность3. А.В. Иванчин, различающий а) законодательные и б) уголовно-правовые конструкции, выделяет пять видов последних, говоря о конструкции 1) преступления, 2) деяния, совершенного при обстоятельствах, исключающих его преступность, 3) наказания, 4) освобождения от уголовной ответственности и 5) освобождения от наказания4. Вряд ли этот круг конструкций применительно к уголовному праву является полным. Любопытно, что еще в начале XIX века появились работы, посвященные юридическим конструкциям, и в частности формам виновности5, что также может свидетельствовать о несводимости видов конструкций к упомянутым выше пяти видам.
2. В уголовном праве наибольшее внимание, пожалуй, уделяется конструкциям составов преступлений. По подсчетам В.Н. Кудрявцева, теоретически мыслимы 576 различных конструкций состава, в зависимости от комбинации категорий признаков6. В действительности же их число значительно меньше ввиду того, что многих комбинаций в законе не встречается.
В соответствии со статьей 8 УК РФ, состав преступления входит в основание уголовной ответственности: последним признается совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного Кодексом. Под составом преступления в теории уголовного права принято понимать совокупность необходимых и достаточных признаков для признания поведения преступным. Свойство достаточности означает, что никаких иных признаков не требуется для констатации в содеянном преступления. Требование необходимости предусматривает, что при отсутствии хотя бы одного из признаков состава нельзя вести речь о наличии в поведении лица преступления.
1 См.: Кириллов В.И. Логика / В.И. Кириллов, А.А. Старченко. — М., 1982. — С. 52; Гетманова А.Д. Учебник по логике. — 2-е изд. — М., 1994. — С. 46—47.
2 См.: Баранов В.М. Юридические конструкции: сценарий компьютерного урока / В.М. Баранов, Ю.Л. Мареев // Проблемы юридической техники: Сборник статей / Под ред. В.М. Баранова. — Н. Новгород, 2000. — С. 734.
3 См.: Алексеев С.С. Проблемы теории права: В 2 т. — М., 1982. — Т. 2. — С. 276.
4 См.: Иванчин А.В. Уголовно-правовые конструкции и их роль в построении уголовного законодательства: Авто-реф. дис... канд. юрид. наук. — Екатеринбург, 2003. — С. 19.
5 См.: Фельдштейн С.Г. Психологические основы и юридические конструкции форм виновности в уголовном праве. — М., 1903.
6 См.: Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступлений. — М., 2006. — С. 77.
Какие же признаки признаются необходимыми? Принято выделять четыре группы признаков (или элементов) состава преступления: характеризующие объект; объективную сторону; субъективную сторону; субъекта преступления. Если говорить о признаках, непременно фигурирующих в каждом составе, то наибольшим их числом представлен субъект преступления: указывается в любом составе, что речь идет о лице 1) физическом, 2) вменяемом и 3) достигшем минимально установленного законом возраста уголовной ответственности. Субъективная сторона, как это единодушно признается отечественными юристами — теоретиками и практиками, — во всех случаях представлена виной в форме умысла или неосторожности (либо одновременно в обеих этих формах). Сложнее определиться с «представительством» двух других элементов. Один из них — объект: ясно, что им не может быть, скажем, факультативный его вид (поскольку, как следует из самого его наименования, он присутствует не всегда), равно как и любой вид объекта, выделяемый «по вертикали» — общий, родовой и т. д. (поскольку он един для всего массива преступлений или, по крайней мере, для больших либо меньших их групп). Наиболее очевидный «претендент» — основной объект, ради которого и создана соответствующая уголовно-правовая норма. Объективная сторона во всех составах представлена деянием (действием или бездействием) и — по мнению значительного числа ученых-юристов — также общественно опасными последствиями и причинно-следственной связью. С этим добавлением можно было бы согласиться, будь в законодательстве все составы «материальными». Однако ситуация в этом вопросе иная: большинство составов в УК РФ ныне — «формальные»1, то есть они не содержат указания на последствия преступления (а следовательно, и на причинную связь). В условиях, когда эти признаки отсутствуют в большинстве предусмотренных в законе случаев, некорректно признавать их безусловно обязательными.
Таким образом, всякий состав преступления состоит как минимум из шести признаков: основной объект; общественно опасное деяние (действие и бездействие); вина (в форме умысла или неосторожности); лицо физическое, вменяемое, достигшее установленного уголовным законом возраста. Конкретный вид состава включает в себя помимо упомянутых и иные признаки: дополнительный объект, предмет и потерпевшего (из группы элементов, характеризующих объект преступления); преступные последствия, причинно-следственную связь, место, время, обстановку, орудия и средства, способ совершения преступления (из блока элементов, характеризующих объективную сторону преступления); мотив, цель, эмоции (из группы элементов, характеризующих субъективную сторону); специальный субъект (из блока элементов, относящихся к субъекту преступления). В случае вхождения в состав эти признаки становятся для данного вида состава обязательными.
То, что в юриспруденции именуют признаком состава, есть не что иное, как признак преступления, «возведенный» в ранг признака состава. Говоря иначе, всякий признак состава преступления есть одновременно и признак преступления, однако не всякий признак преступления обретает статус признака состава. В логике словом «признак» обозначают любые черты, стороны, состояния предмета или явления, которые так или иначе характеризуют этот предмет или явление, помогают распо-
'■'2
знать их среди прочих предметов или явлений2.
При правильном построении законодательства, как отмечается в литературе3, признаком состава следовало бы считать лишь то, что соответствует совокупности требований: а) он вместе с другими признаками определяет общественную опасность, противоправность, виновность и наказуемость деяния; б) выражает его отличие от других преступлений и правонарушений; в) прямо указан в законе или однозначно вытекает из него при толковании; г) не является производным от других признаков; д) присущ всем преступлениям данного вида. Изложенные требования нуждаются, однако, в определенной корректировке, поскольку полностью ориентированы на признаки основного состава преступления и не учитывают, что квалифицирующие признаки — это тоже признаки состава.
В частности, с этой позиции неприемлем пункт «г», ибо в уголовном законодательстве немало квалифицирующих признаков, производных от других. Например, «совершение преступления в крупном размере» — «в особо крупном размере», существенный вред, существенные нарушения — тяжкие последствия и др. Кроме того, нуждается, по нашему мнению, в выделении еще одно требование: а1) он (признак) способен и сам по себе «дозировать» общественную опасность деяния (например, тайно — открыто; насилие — угроза насилием; насилие, опасное — не опасное для жизни или здоровья).
Раскрытие (описание) содержания признаков состава преступления большей частью осуществляется не в уголовном законодательстве, а в разъяснениях Пленума Верховного Суда. Следует заме-
1 Ю.Е. Пудовочкин и С.С. Пирвагидов применительно к бланкетным диспозициям утверждают, что конструкция материального состава «является самой распространенной», однако никаких данных, подтверждающих этот вывод, не приводят. См.: Пудовочкин Ю.Е. Понятие, принципы и источники уголовного права: сравнительноправовой анализ законодательства России и стран Содружества Независимых Государств / Ю.Е. Пудовочкин, С.С. Пирвагидов. — СПб., 2003. — С. 177.
2 См., например: ГорскийД.П. Логика. — М., 1963. — С. 30—31.
3 Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступлений. — М., 2006. — С. 94—95.
тить, что это не лучший путь обеспечения единой законности в осуществлении правосудия. Обращает на себя внимание та особенность, что в настоящее время законодательства многих стран взяли курс на выделение в Уголовном кодексе глав, посвященных толкованию употребляемых в последнем терминов и понятий. Именуются они по-разному: «Поясняющие положения», «Общие положения» и т. п. К сожалению, эта идея, заложенная и в Теоретической модели Уголовного кодекса1, не была воспри-
Вместе с тем, действующий Кодекс применительно к некоторым главам и группам составов преступлений содержит законодательные определения отдельных признаков (например, понятия крупного и особо крупного размера (ущерба) — см. примечания к статьям 158 и 169 УК, понятия должностного лица, представителя власти, субъекта воинского преступления). Кроме того, хотя и редко, используется практика аутентичного толкования отдельных признаков состава преступления. Все это несомненно сказывается благотворным образом на правоприменительной деятельности.
Напомним, что в теории уголовного права выделяют признаки состава: позитивные и негативные, постоянные (признаки точного значения) и переменные, а среди последних — бланкетные и оценочные.
Что касается составов преступлений в целом, то существует несколько их классификаций. В зависимости от оснований деления различают составы: материальные, формальные и усеченные; основные, квалифицированные и привилегированные; простые и сложные (с альтернативными признаками, с двумя объектами, действиями, последствиями, формами вины). Некоторые ученые выделяют также общие и специальные, конкретизированные и обобщенные составы2. В случае, если логическое основание не выдерживается, классификация приобретает искаженный вид типа: материальный, формальный, усеченный, сложный.
Многочисленных сторонников деления составов на материальные, формальные и усеченные подчас критикуют как приверженцев «теоретически надуманной и практически вредной дифференциации»3. Но так ли это на самом деле? Если отвлечься от упреков чисто терминологического порядка (то есть насколько удачно обозначение: усеченный состав; формальный и т. д.), сосредоточив внимание на сути проблемы, то нельзя не видеть зависимости используемой законодателем в конкретном случае конструкции от его намерения так или иначе определить момент окончания вида преступления.
Когда он принимает решение передвинуть этот момент с наступления последствий на более раннюю стадию развития посягательства (совершение действий либо осуществление акта бездействия), то уместно и, по сути, неизбежно обращение к конструкции формальных составов. Когда же в целях общей и специальной превенции (либо же ввиду нематериального, трудно фиксируемого характера последствий) законодатель склоняется к необходимости, прибегнув к юридической фикции, связать момент окончания преступления с еще более ранней ступенью посягательства (с его начальной стадией, а то и с приготовительными действиями), без конструкции усеченного состава ему просто не обойтись.
Отрицание факта существования анализируемых конструкций наносит, безусловно, ощутимый урон и теории, и практике. В частности, вместо назревшей дискуссии об уточнении границ понятия каждой из конструкций, их разновидностей, об унификации взглядов на момент окончания преступлений и т. д., ведется вялотекущая и, как представляется, малопродуктивная дискуссия по вопросу, существуют в природе такие конструкции либо же нет. Вопрос сам по себе, может, и важный, но не пора ли делать серьезный шаг вперед?
Нетрудно заметить, что простой констатации использования законодателем различных конструкций в зависимости от его решения по определению момента окончания преступления явно недостаточно: в одних нормах этот момент связывается с фактическим наступлением последствий, в других — с угрозой их наступления, в третьих — с совершением действий (бездействия), причем оказавшихся успешными для виновного, хотя и не повлекшими преступных последствий (о них не говорится в диспозиции статьи), в четвертых — с формальным моментом окончания деяния, в пятых — с совершением хотя бы части деяния, описанного в законе, в шестых — с приготовительными действиями и т. д.
Следовательно, можно вести речь как минимум о шести видах состава только по одному основанию деления. Если оставаться в рамках выделяемых, обычно трех (а подчас и двух — материальные и формальные), конструкций состава, необходимо четче определить разграничительные линии между ними и объем каждого понятия, а затем обрисовать их разновидности. Нуждаются в дополнительном осмыслении причины, побуждающие законодателя прибегнуть к одной из шести разновидностей конструкций состава, равно как и то, насколько обоснованно толкуется момент окончания преступления применительно к той или иной конструкции его состава.
1 См.: Уголовный закон. Опыт теоретического моделирования. — М., 1987.
2 См.: ТрайнинА.Н. Общее учение о составе преступления. — М., 1957. — С. 97; и др.
3 Кузнецова Н.Ф. Классификация преступлений в Общей части Уголовного кодекса // Дифференциация формы и содержания в уголовном судопроизводстве. — Ярославль, 1995. — С. 23.
нята УК РФ.
Анализ УК РФ показывает, что доля материальных составов в нем относительно невелика. Это позволяет сделать ряд выводов. Во-первых, как уже упоминалось, далеко от действительности утверждение, приводимое почти во всех учебниках по уголовному праву, что последствия (а отсюда и причинно-следственная связь) — обязательный признак всякого состава преступления. Это столь же факультативный признак в рамках общего учения о составе преступления, как, например, способ, орудия и средства совершения преступления, мотив, цель и эмоции, предмет преступления, специальный субъект. Во-вторых, поскольку последствия — один из важнейших криминообразующих признаков, сомнительно относительно редкое применение в уголовном законодательстве конструкций материального состава.
В-третьих, теории и практике необходимо большее внимание уделять иным (помимо материальных) видам состава преступления, особенно в вопросах определения момента окончания посягательства. В некоторых случаях судебно-следственная практика в этих вопросах уже определилась. Скажем, относительно составов создания опасности сложилось твердое мнение, что речь идет о возникновении «такой ситуации либо таких обстоятельств, которые повлекли бы предусмотренные законом вредные последствия, если бы не были прерваны вовремя принятыми мерами или иными обстоятельствами, не зависящими от воли причинителя вреда. Угроза при этом предполагает наличие конкретной опасности реального причинения вреда.»1.
Когда речь идет о конструкции состава, где окончание преступления связывается с совершением приготовительных действий (организация незаконного вооруженного формирования, создание банды, преступного или экстремистского сообщества и т. д.), состав и преступление полагаются осуществленными в момент возникновения преступного объединения, наделенного всей совокупностью присущих ему признаков. Соответственно Пленум Верховного Суда РФ в постановлении по делам о бандитизме2 указал: «В тех случаях, когда активные действия лица, направленные на создание устойчивой вооруженной группы, в силу их своевременного пресечения правоохранительными органами либо по другим не зависящим от этого лица обстоятельствам не привели к возникновению банды, они должны быть квалифицированы как покушение на создание банды».
Если деяние характеризуется в уголовном законе как «посягательство», «нападение», «требование», «призывы» и т. п., его окончание определяется моментом нападения, предъявления требования, озвучивания призывов и т. д. Так, «разбой считается оконченным с момента нападения в целях хищения чужого имущества, совершенного с применением насилия, опасного для жизни или здоровья, либо с угрозой применения такого насилия»3.
Сложнее оценить ситуации, когда в диспозиции статьи действие обозначается отглагольным существительным: «воспрепятствование», «вмешательство», «выращивание», «привлечение», «вовлечение», «фальсификация», «изготовление», «принуждение» и т. п. Ясно, что речь идет о процессе осуществления деяния, имеющем, следовательно, а) протяженность во времени, б) незавершенный или завершенный характер, в) а при завершении — как успешным, так и безуспешным, неудачным. Как в этом случае определить момент окончания преступления?
Юристы — и ученые, и практические работники — в этом вопросе весьма расходятся во мнении. Скажем, полагаются оконченными: изнасилование и совершение насильственных действий сексуального характера — с момента начала действий сексуального характера, независимо от их завершения и наступивших последствий; незаконные охота и добыча водных биологических ресурсов — с момента начала добычи, «независимо от того, были ли фактически добыты водные животные или растения, рыба или иные животные», угон транспортного средства — с момента отъезда либо перемещения с места, на котором оно находилось, изготовление фальшивых денежных знаков или ценных бумаг — с момента готовности хотя бы одной такого рода единицы, взяточничество — с момента принятия получателем хотя бы части взятки, посев запрещенных к возделыванию растений — «с момента посева независимо от последующего всхода либо произрастания растений»4 и т. д. Иначе говоря, в одних случаях момент юридического окончания деяний связывается с началом осуществления деятельности, в других — с ее физическим завершением, в третьих — с успешным (хотя бы частично) итогом для виновного осуществленного им поведения.
О неустойчивости позиции практики свидетельствуют и ее бесконечные колебания по определению момента окончания некоторых видов преступлений с формальным составом. Проиллюстрируем сказанное на составах «вовлечения» (ст. 150, 151 УК и др.), где момент окончания посягательства зависит от трактовки именно этого признака объективной стороны. В постановлении Пленума Верховного Суда СССР 1969 года говорилось, что вовлечение — это а) действия, направленные на подготовку несовершеннолетнего к участию в преступлениях, а также б) подстрекательство его к совершению
1 Бюллетень Верховного Суда РФ. — 1999. — № 1.
2 Бюллетень Верховного Суда РФ. — 1997. — № 3.
3 Бюллетень Верховного Суда РФ. — 2003. — № 2.
4 Бюллетень Верховного Суда РФ. — 2004. — № 8; 1999. — № 1; 2009. — № 2; 2001. — № 6; 2000. — № 4; 2006. — № 8.
преступления в качестве исполнителя или пособника1, то есть акцент делался на виды поведения взрослого в отношении подростка, на объективную сторону (подготовка, подстрекательство). В последующем постановлении (заменившем упомянутое) тем же Пленумом было дано уже иное понимание вовлечения несовершеннолетнего: в первоначальной редакции (п. 10) — как действий, направленных на возбуждение у него желания участвовать в совершении одного или нескольких преступлений, а спустя 10 лет — с добавлением, что речь идет о действиях, сопряженных с применением физического или психического воздействия. Что же касается ключевого момента — окончания посягательства, то вопреки приведенному определению (это «действия, направленные.») далее констатировалось: «Если несмотря на указанное воздействие подросток не стал участвовать в совершении преступления (хотя бы на стадии приготовления или покушения), действия взрослого должны расцениваться как покушение на вовлечение несовершеннолетнего в преступную деятельность»2. Таким образом, только при действиях, а) оказавшихся успешными в части возбуждения желания (его вызвать удалось), и к тому же б) когда желание хотя бы частично объективировалось в преступлении, можно — по мнению Пленума — вести речь об оконченном преступлении.
Новый поворот наметился в постановлении Пленума Верховного Суда РФ 2000 года. В соответствии с этим правовым актом преступление объявлялось оконченным «с момента вовлечения несовершеннолетнего. независимо от того, совершил ли он какое-либо из указанных противоправных действий», то есть важно, что 1) вовлечение состоялось, удалось (поскольку речь ведется о вовлеченном лице) и
2) необязательно, чтобы последовало со стороны вовлеченного совершение определенного преступления или иных антиобщественных действий. Наконец, в действующем ныне постановлении вовлечение признается состоявшимся с момента совершения подростком преступления (а равно приготовления, покушения) или после совершения упомянутого в статье 151 УК РФ антиобщественного действия3.
Думается, использование законодателем существительного, образованного от глагола несовершенного вида, в принципе, позволяет связывать момент окончания преступления с любой стадией процесса вовлечения. Другое дело, что начальная стадия такого противоправного поведения не достигает, по общему правилу, того уровня общественной опасности, который характерен для преступлений (например, начавшееся вовлечение было прервано по независящим от взрослого причинам и успело выразиться лишь в лести или уговорах).
При всех условиях подход к ситуациям с деяниями, обозначенными существительными, образованными от глаголов несовершенного вида, должен быть единообразным. Очевидно, следует остановиться на том варианте, что рассматриваемая конструкция деяния позволяет считать преступление оконченным с момента фактического завершения действия (бездействия).
3. В теории права справедливо замечено, что технико-юридические средства и приемы представляют собой «технические моменты» конструирования не только диспозиций, но и санкций уголовноправовых норм4. Подчас однако утверждается, что о конструкциях санкций говорить некорректно, поскольку они «не дотягивают» до уровня моделей. «Сложными образованиями, объективно нуждающимися в моделировании посредством юридической конструкции, выступают виды наказаний. Типы же санкций лишь отсылают к видам наказаний и, разумеется, даже различные комбинации таких «отсылок» сами по себе моделями не являются»5.
Думается, приведенные доводы выглядят недостаточно убедительными. Конструкция состава преступления также отсылает к определенным элементам, признакам, ибо ее образует «определенная комбинация элементов уголовно- правовой конструкции преступления»6. Санкция также конструируется на базе системы наказаний, видов последних в статье 44 УК РФ. Поэтому можно вести речь о законодательных конструкциях санкций, построенных на базе уголовно-правовых конструкций наказания, его видов.
Как известно, санкция представляет собой ту часть статьи Особенной части УК РФ, в которой определены вид и размер угрожающего виновному наказания в случае нарушения им содержащегося в диспозиции статьи уголовно-правового запрета. Наказуемость, признаваемая обязательным признаком понятия преступления, воплощается как раз в санкции статьи, без чего о преступлении в строгом смысле слова говорить не приходится. Другое значение санкции заключено в том, что она в значительной степени определяет пределы наказуемости, устанавливает для суда рамки судейского усмотрения, границы учета обстоятельств дела при назначении наказания в плане определения меры
1 Бюллетень Верховного Суда СССР. — 1969. — № 5. — С. 14.
2 Сборник действующих постановлений Пленумов Верховных Судов СССР, РСФСР и РФ по уголовным делам. С комментариями и пояснениями. — М., 1999. — С. 160.
3 Бюллетень Верховного Суда РФ. — 2000. — № 4; 2011. — № 4.
4 См.: Наумов А.В. Форма уголовного закона и ее социальная обусловленность // Проблемы совершенствования уголовного законодательства. — М., 1984. — С. 19.
5 Иванчин А.В. Уголовно-правовые конструкции и их роль в построении уголовного законодательства: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — Екатеринбург, 2003. — С. 18.
6 Там же. — С. 21.
их влияния на избираемое наказание. В зависимости от конструкции санкции, выбора законодателем ее вида и типа возможности суда по индивидуализации, назначению наказания соответственно возрастают или уменьшаются, становятся более широкими или, напротив, более узкими. В свете сказанного важно, чтобы «физиономия» каждой санкции была определена законодателем четко, однозначно, соответствовала бы по виду и размерам описанного в ней наказания типовым, а равно прогнозируемым индивидуальным свойствам содеянного виновным и его личности.
Но для успешного решения этой задачи важно иметь полную ясность прежде всего в исходном — какие варианты санкций теоретически мыслимы, какие из них наиболее приспособлены к целям правосудия и т. п. В этом вопросе, к сожалению, мало что изменилось за последние десятилетия. Так, в учебной литературе и ранее, и ныне классификации санкций как таковой по общему правилу не проводится. При характеристике же санкций действующего законодательства традиционен разнобой. В одних источниках утверждается, что «в новом УК встречаются санкции двух видов: относительно-определенные и альтернативные»1, в других — что «действующее уголовное законодательство знает четыре вида санкций: абсолютно-определенные, относительно-определенные, альтернативные и отсылочные»2 или относительно-определенные, альтернативные, отсылочные и кумулятивные3; в третьих — абсолютноопределенные, относительно-определенные, альтернативные и абсолютно-неопределенные санкции4, в четвертых утверждается, что в отечественном уголовном законодательстве существует три вида санкции: абсолютно-определенная, относительно-определенная и альтернативная5, в пятых называется лишь один вид санкции. «Относительно-определенная санкция, — по мнению профессора М.И. Ковалева, — практически единственная в действующем ныне уголовном законодательстве, так как ею же одновременно является альтернативная санкция»6. Разделяя данное мнение в вопросе о соотношении относительно-определенной и альтернативной санкции, А.П. Козлов склоняется все же к выделению двух основных видов санкций: абсолютно-определенной и относительно-определенной7.
Столь же значительные расхождения наблюдаются и по поводу соотношения отдельных видов санкций, особенно таких, как абсолютно- и относительно-определенные (с одной стороны) и альтернативные (с другой). По мнению одних ученых, альтернативная санкция по своему содержанию шире относительно-определенной, «поскольку она устанавливает не одну, а две и более меры наказания, различные по своему роду и виду»8. Другие, напротив, рассматривают альтернативную санкцию в качестве одной из разновидностей относительно-определенной санкции либо в качестве способа выражения «основных видов санкций» (абсолютно- и относительно-определенной)9.
Наконец, нельзя не обратить внимания на терминологическую неустойчивость в наименовании видов санкции: абсолютно-определенные нередко именуются «определенными», «вполне определенными», «точными» и т. п., ссылочные — отсылочными, кумулятивные — сложными, суммирующими и т. д. Налицо, таким образом, неоднозначность мнений о видах санкции статей Особенной части УК РФ, их соотношении и наименовании.
Приведенные расхождения показывают, насколько далеки от истины утверждения, что проблема видов санкций «теоретически решена и по этому поводу в науке уже нет никаких дискуссий»10, что существует общепринятое их деление на абсолютно-определенные, относительно-определенные, альтернативные и кумулятивные11, и проч.
Думается, противоречивость суждений по поводу видов санкций сохранится, если не удастся достичь единства в том, что, как и любое другое правовое явление, понятие, они могут быть охарактеризованы с различных позиций, по различным классификационным основаниям. При этом необходимо строгое соблюдение логических правил деления понятий: о непрерывности (последовательности) деления, о недопустимости подмены одного основания деления другим, о полноте деления. Пока, к сожалению, по всем этим моментам подходы отечественных теоретиков права небезупречны.
1 Уголовное право России. Общая часть. — М., 1996. — С. 39. См. также: Уголовное право Российской Федерации.
Общая часть / Под ред. А.И. Рарога. — М., 2002. — С. 32; Российское уголовное право. Общая часть / Под ред. В.Н. Кудрявцева и А.В. Наумова. — М., 1997. — С. 60; Иванов Н.Г. Уголовное право Российской Федерации: Об-
щая и Особенная части. — М., 2000. — С. 35; и др.
2 Уголовное право Российской Федерации: В 2 т. / Под ред. Л.В. Иногамовой-Хегай. — М., 2002. — Т. 1: Общая часть. — С. 30. См. также: Уголовное право Российской Федерации. Общая часть: Конспект лекций / Под ред. Л.В. Иногамовой-Хегай. — М., 2002; Курс советского уголовного права: В 5 т. — Л., 1968. — Т. 1. — С. 80.
3 См.: Российское уголовное право: В 2 т. / Под ред. А.И. Рарога. — М., 2002. — Т. 1: Общая часть. — С. 26.
4 См.: Уголовное право. Общая часть / Отв. ред. И.Я. Козаченко и З.А. Незнамова. — М., 1997. — С. 31 —32.
5 См.: Галиакбаров P.P. Уголовное право. Общая часть. — Краснодар, 1999. — С. 50.
6 Ковалев М.И. Советское уголовное право: Курс лекций. — Свердловск, 1974. — Вып. 2. — С. 91.
7 См.: Козлов А.П. Уголовно-правовые санкции. — Красноярск, 1989. — С. 60.
8 Шнейдер М.А. Советское уголовное право. Часть Общая. — М., 1955. — С. 31 —32.
9 См.: Герцензон А.А. Уголовное право. Часть Общая. — М., 1948. — С. 189; Шаргородский М.Д. Уголовный за-
кон. — М., 1948. — С. 94.
10 См.: Ковалев М.И. Советское уголовное право: Курс лекций. — Свердловск, 1974. — Вып. 2. — С. 77.
11 См.: Веремеенко И.И. Административно-правовые санкции. — М., 1975. — С. 22.
Так, поскольку в соответствии с логикой выделяемые виды должны в совокупности исчерпывать делимое (род), иначе деление нельзя признать полным («объем членов деления должен быть равен в своей сумме объему делимого понятия»1), выглядит недостаточным выделение лишь санкций кумулятивных (от латинского сити!айо — скопление), то есть таких, которые наряду с основным предусматривают одно или несколько дополнительных наказаний. Их доля в первоначальной редакции УК РФ 1996 года не достигала 28% и, естественно, они не исчерпывают объема понятия. Поскольку же не называется второе множество — санкции простые, не упоминающие о дополнительном наказании, складывается мнение, будто все санкции в уголовном праве являются кумулятивными.
Неполное деление налицо и в случаях, когда выделяют лишь отсылочные и ссылочные санкции, которые в совокупности могут быть названы опосредованно-определенными. Дихотомия (деление на две части) исходит из того положения, что каждое явление имеет свою противоположность, свой антипод, что «каждое положительное понятие имеет соответствующее ему отрицательное понятие»2, и наоборот. Поэтому, выделяя опосредованно-определенные санкции, резонно предположить существование иного множества — непосредственно- определенных санкций.
Примером нарушения логического правила, именуемого «скачком в делении», может служить весьма распространенное деление санкций на абсолютно-определенные, относительно-определенные и альтернативные. Последние из них (альтернативные санкции) включают несколько видов основного наказания, а относительно- и абсолютно-определенные — согласно сложившимся ныне взглядам — только одно основное наказание и, следовательно, выступают разновидностями единичной санкции. При строгом следовании правилу о непрерывности (последовательности) деления3 надлежало бы вначале выделить единичные и альтернативные санкции (по числу основных наказаний), а уж затем называть подвиды каждого из этих видов, в том числе абсолютно- и относительноопределенные санкции.
В этом плане следует согласиться с Н.Д. Дурмановым, заметившим в свое время, что в теории распространено нарушение принципа единства основания деления санкций и, в частности, выделение альтернативной и сложной (кумулятивной) санкций «может иметь место (в действительности — «имеет место». — Л.К.) по другому логическому основанию деления, чем выделение абсолютно- и относительно-определенных и неопределенных санкций»4.
Разделяя идею о множественности критериев классификации санкций, мы полагаем, что ее реализация позволяет построить не одну какую-либо вертикаль («дерево»), как это предлагается подчас в литературе, а дать несколько различных классификаций санкций. В зависимости от основания деления, санкции в уголовном праве делятся на:
— простые (в УК РФ их 51,4%) и кумулятивные (48,6%);
— единичные (29,1%) и альтернативные (70,9%);
— относительно-определенные и абсолютно-определенные.
Кроме этих видов, УК РСФСР 1960 года были известны санкции опосредованно-определенные (ссылочные) наряду с непосредственно-определенными, а также с указанием на иные меры воздействия (общественного, дисциплинарного) наряду с содержащими только уголовное наказание. Ныне в Уголовном кодексе все санкции — лишь непосредственно-определенные и содержащие исключительно уголовное наказание. Нет и абсолютно-определенных санкций, в то время как в прежнем УК РСФСР 1960 года они встречались, причем не только как единичные (ст. 187), но и в качестве альтернативных — статьи 263, 264.
По нашему мнению, абсолютно-определенной правильно именовать ту санкцию, в которой содержится указание на единственный размер каждого из названных в ней видов наказания (например, «лишение свободы сроком на три года» или «лишение свободы сроком на двадцать лет или смертная казнь»). Соответственно относительно-определенная санкция — это та, в которой каждое из наказаний градировано, то есть указаны его низшие и (или) высшие пределы. В этой связи утверждения о том, что абсолютно-определенная санкция лишает суд какой-либо возможности индивидуализировать наказание5, могут быть признаны достоверными только применительно к единичным абсолютно-определенным санкциям. Если же последние носят альтернативный характер, возможность выбора наказания — пусть и довольно ограниченная — у суда имеется.
Отталкиваясь от того, что санкция может быть охарактеризована с различных позиций, по разным основаниям (критериям), мыслимо создание различных сочетаний, состоящих из трех элементов (по одному
1 Кириллов В.И. Логика / В.И. Кириллов, А.А. Старченко. — М., 1982. — С. 51.
2 Логика / Г.А. Левин, В.И. Бартон и др. — Минск, 1974. — С. 74.
3 В соответствии с этим правилом, в процессе деления необходимо «переходить к ближайшим видам, не пропус-
кая их» (Кириллов В.И. Логика / В.И. Кириллов, А.А. Старченко. — М., 1982. — С. 52).
4Дурманов Н.Д. Советский уголовный закон. — М., 1967. — С. 130.
5 См.: Уголовное право России. Общая часть / Под ред. Ф.Р. Сундурова. — Казань, 2003. — С. 88; Уголовное право.
Общая часть / Отв. ред. И.Я. Козаченко и З.А. Незнамова. — М., 1997. — С. 32.
«представителю» от каждой из трех групп санкций, присутствующих в действующем законодательстве). Такой набор различных видов санкций может именоваться «типом», конструкцией санкции. В современной редакции Уголовного кодекса 1996 года использовано четыре основных типа (конструкции):
1) простая, альтернативная, относительно-определенная (40%);
2) простая, единичная, относительно-определенная (11%);
3) кумулятивная, альтернативная, относительно-определенная (30,2%);
4) кумулятивная, единичная, относительно-определенная (17%).
Помимо этого, поскольку в ряде статей Особенной части санкции носят смешанный характер, являются абсолютно-относительно определенными или простыми кумулятивными (см., например, ч. 3 ст. 205: «...наказываются лишением свободы на срок от пятнадцати до двадцати лет с ограничением свободы на срок от одного до двух лет или пожизненным лишением свободы»), заслуживает быть упомянутым еще один, пятый тип:
5) альтернативная, смешанная (1,8%).
В сравнении с прежним Уголовным кодексом по действующему УК РФ в целом можно констатировать некоторое расширение возможностей суда по индивидуализации наказания, ибо альтернативные и кумулятивные санкции более благоприятны в этом плане.
Кроме того, в актив современного законодателя следует отнести также отказ от абсолютноопределенных (единичных и альтернативных), ссылочных и отсылочных (опосредованно-определенных) и содержащих описание иных мер воздействия (помимо уголовного наказания) санкций. В итоге последние приобрели большую определенность, логичность, подчиненность целям наказания.
Для Уголовного кодекса 1996 года характерны и другие особенности. Так, самым распространенным в кумулятивных санкциях дополнительным наказанием является лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью (189 санкций), причем, как правило, оно сочетается с таким основным видом наказания, как лишение свободы. На втором месте по частоте упоминания находится штраф (133 санкции). На третьем — ограничение свободы (122).
Обращает на себя внимание определенная непоследовательность в описании дополнительных наказаний: подчас отсутствует о них упоминание в частях 2 и 3 статьи, в то время как применительно к менее тяжкой разновидности состава (ч. 1 или 2) возможность применения таких наказаний предусматривается.
Видимо, предполагается само собой разумеющимся распространение возможностей санкции предыдущей части (ч. 1, 2) статьи на более тяжкий вариант совершения виновным преступления, предусмотренный последующей частью. В действительности же, на наш взгляд, суд лишается нередко возможности в упомянутых случаях применить дополнительное наказание.
Обобщая сказанное, заметим, что оперирование категорией «тип» санкции позволяет:
— законодателю наметить для применения в определенной статье ту или иную конструкцию санкции;
— практическому работнику дать установленной в Кодексе санкции комплексную всестороннюю оценку, раскрыть возможности, заложенные в ней законодателем в плане назначения наказания.
Скажем, альтернативная, кумулятивная, относительно-определенная санкция позволяет суду с учетом всех данных по делу: 1) избрать тот или иной вид наказания; 2) варьировать наказание в части срока, размеров; 3) применить дополнительное наказание. Ясно, что такого рода санкции благоприятствуют глубокой индивидуализации наказания, позволяют наиболее полно учесть всю совокупность обстоятельств дела.
В заключение обратим внимание на еще два позитивных факта. Во-первых, предложенные нами в 1983 году1 и в ряде последующих публикаций новые подходы к делению санкций на виды получают — пусть и не так быстро, как этого хотелось бы — поддержку не только в научной, но и в учебной литературе2.
Во-вторых, произошло заметное «насыщение» санкций штрафом как видом наказания: законодатель использует его и в качестве заменителя такого «изгнанного» из УК РФ имущественного наказания, как конфискация имущества, и как альтернативу иным, более строгим, мерам уголовно-правового воздействия, а подчас — и в том, и в другом качестве.
Самобытны в этом плане санкции частей 2 и 3 статьи 183, статей 204 и 290 УК РФ, предусматривающие за совершение преступления штраф с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью. Подобная конструкция уязвима, поскольку дополнительное наказание не должно быть более строгим, нежели основное. Видимо, законодателю следовало указать в санкции упомянутой статьи на лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью как на альтернативный вид основного наказания и в случае необходимости — на штраф как дополнительное к этому виду наказание.
1 См.: Кругликов Л.Л. Классификация уголовно-правовых санкций // Советское государство и право. — 1983. — № 5.
2 См., например: Уголовный закон и преступление. — Иваново, 1997; Уголовное право. Общая часть / Под ред. В.Н. Петрашова. — М., 1999. — С. 70—72; Уголовное право Российской Федерации. Общая часть / Под ред. Л.В. Иногамовой-Хегай. — М., 2004. — С. 25—26.
