УДК 908 DOI: 10.12737/ 14577
видовая структура женских девиаций
в царицине в конце xix - начале xx вв.
Сухова Анна Сергеевна, кандидат социологических наук, доцент кафедры философии и права, belousov34@yandex.ru,
Селезнева Ирина Геннадьевна, кандидат социологических наук, доцент кафедры философии и права, irinaselezneva@bk.ru,
АОУ ВПО «Волгоградский государственный технический университет», Волгоград, Российская Федерация
В работе проанализирована природа и комплиментарная структура различных видов женских девиаций в Царицыне конца XIX — начала ХХ вв., описаны основные социально-экономические факторы, способствующие развитию данной аномии в данный исторический период в обществе. Исследован мотивационный комплекс, структура и формы женского девиантного поведения, представлены тенденции развития женских девиаций. Данное научное исследование посвящено теоретическим основам проблемы влияния экономической стабильности на видовую структуру девиантного и делинквентно-го поведения женщин. В исследовании предпринят анализ различных видов женских девиаций данного периода в Царицыне и разработаны технологии минимизации девиантного поведения женщин в условиях экономических изменений. Преимуществом исследования является логическая структурированность и группировка основных вопросов, связанных с динамикой и изменением видовой структуры девиантного поведения женщин Царицына, которые позволили проанализировать довольно обширный статистический материал. Авторы обращаются к рассмотрению основных факторов, активизирующих девиантное поведение женщин в период экономической трансформации общества.
Ключевые слова: женское девиантное поведение, видовая структура, аномия, личностная дезорганизация, маргинализация, экономическая стабильность, социальная норма, экономический кризис, поведенческие ожидания, социальное благополучие
Достаточно противоречивым историческим этапом для России была вторая половина XIX в. Этот период характеризовался совокупностью процессов индустриализации, урбанизации, изменения механизмов экономической системы. В Нижнем Поволжье в это время наблюдалось бурное экономическое развитие, активное вовлечение женщин в экономическую и социальную деятельность. В связи с этим в социальной системе шло эволюционное изменение восприятия правового статуса женщин и психологии поведения. Царицын быстро развивался и становился одним из торгово-промышленных центров, с каждым годом привлекающим все большее количество работников. Одни сезонные работники обосновывались в Царицыне на длительный срок, другие приезжали весной, а уезжали из Царицына с закрытием навигации.
Необходимо обратить внимание, что еще
в середине XIX в. Царицын отставал в своем развитии от быстро развивающихся соседних городов (например, Саратова). Общая площадь Царицына в то время равнялась 3 верстам (с предместьем — до 6 верст). Жители города разводили сады, выращивали бахчевые культуры, содержали постоялые дворы и ловили рыбу. В большом количестве из Волги вылавливали стерлядь, осетра, белорыбицу, севрюгу, судака, сазана ежегодно на 30 тыс. рублей серебром. В Царицыне также существовало много торговых точек: 30 молочных, 10 мучных, 4 рыбных, 15 мясных и др. Имелась городская больница на 45 коек, 3 частных богодельни для вдов, убогих и сирот. Современники и путешественники того времени отмечали, что простые люди ходили в одних рубашках, а муниципальные советники только в торжественных случаях надевали на себя ситцевые халаты и сапоги [2, Д. 1, Л. 3].
Сопоставление отчётности земских начальников и городских судей позволяет выявить специфику сельской и городской женской преступности. Дореволюционный исследователь А.Н. Трайнин, исследовавший общую городскую и сельскую преступность, утверждал, что преступность в городе выше, чем в деревне. Он объяснял это присутствием в городе сложной сети «благоприятствующих факторов, первое место среди которых принадлежит безработице». Как в городе, так и в сельской местности мелкая женская преступность носила скачкообразный характер и в перспективе обнаруживала тенденцию роста [3, с. 95].
Видовая структура женской сельской и городской преступности на примере правонарушений Царицына отличается от исследований А.Н. Трайнина. Он указывал, что сельская преступность характеризовалась обилием телесных повреждений, а в городе первенство принадлежало кражам. Вероятно, расхождение связано с тем, что А.Н. Трайнин изучал специфику общей городской и сельской преступности в масштабах страны, а мы ограничиваемся только анализом женских правонарушений в отдельно взятом городе.
Таким образом, картина мелкой женской преступности существенно отличается от панорамы серьезных правонарушений. При сопоставлении количества осуждённых всеми инстанциями, созданными для разбора мелких правонарушений (фрагментарность цифрового материала некоторых инстанций позволяет сделать это только в отношении 1895 и 1896 гг.), с численностью женского населения в эти годы получается, что к наказанию было приговорено 0,2% от общего числа жительниц. Правонаруши-тельницы, осуждённые за совершение крупного преступления, составляли в среднем 0,0065% от общего количества женского населения Царицына (2—3 осуждённые на 100 тыс. жительниц).
При исследовании мелкой преступности необходимо учитывать несколько обстоятельств. Во-первых, количество осуждённых этими судами можно рассматривать как условные данные. По мнению Б.Н. Миронова, фактический уровень количества мелких преступлений был в 3—4 раза больше, чем официально зарегистрированный. Во-вторых, специфика судебных инстанций, занимавшихся мелкими правонарушениями, заключалась в том, что не было чёткого разграничения их функций.
Отчётность указанных судебных инстанций немногочисленна и фрагментарна. Наличие сведений мировых судей, земских начальников и го-
родских судей позволяет сформировать некоторое представление о мелких правонарушениях, проходивших в указанных инстанциях, выявить их динамику, видовую структуру, сословную принадлежность осуждённых. Недостаток делопроизводственных материалов позволяет привести лишь единичные примеры наиболее типичных правонарушений, становившихся объектом их разбирательства. Отчётность городских судов, характеризующаяся крайне отрывочными сведениями, не позволяет составить динамику правонарушений по делам, разбиравшимся в данной инстанции. Имеющиеся данные не создают полноценную картину, но дают возможность составить представление о мелкой уголовной женской преступности в Царицыне [5, с. 3].
Процесс активного экономического развития общества принёс в Царицын не только много прогрессивного и положительного, но, изменяя традиционный стиль общественной жизни, в определенной степени способствовал активизации девиантного поведения населения, в том числе женского. Расторжение брака как социальный механизм, регулирующий гендерные отношения в обществе, не был распространённым явлением в культуре патриархального общества, хотя изредка имел место во всех социальных слоях. Семьи, расторгнувшие брак, в Царицыне составляли всего 0,004%. Реальное количество разводов могло быть гораздо больше. Б.Н. Миронов отмечает, что на рубеже XIX—XX вв. население нередко прибегало к «самовольным разводам», которые церковью не санкционировались. По его словам, они практиковались среди всех сословий, но больше всего среди крестьянства [11, Т. 1, с. 176-177].
Рассмотрение динамики женских девиаций по пятилеткам показывает, что у женщин, напротив, в 70-80-е гг. XIX в. уровень делинквентного поведения был относительно стабилен, а наибольшее количество женских девиаций было зафиксировано в 90-е гг. XIX в. Показатели женской девиации в Царицыне были низкими и почти неизменными по пятилеткам. Осуждённые женщины-преступницы каждый год составляли от 0,003% до 0,08% от общего числа жительниц Царицына. Таким образом, в среднем на 100 тыс. женщин приходилось 5 преступниц. Значительного роста женского делинквентного поведения не наблюдалось.
С 1896 по 1901 гг. отмечается плавное понижение женской преступности, к наказанию было приговорено наименьшее число женщин за весь
исследуемый период. С 1901 г. женская девиация с небольшими корреляциями зачастую возрастает, однако число женских правонарушений было меньше, чем в 80-е гг. XIX в. Системный анализ динамики женской преступности обнаруживает ее сезонные изменения, что можно объяснить ежегодными «турами» профессиональных преступниц.
Само географическое месторасположение Царицына — достаточно крупного узла железнодорожного и водного транспорта — оказывало существенное влияние на то, что он стал перевалочным пунктом как для проезжающих через него профессиональных преступниц, так и для транспортировки и сбыта разного рода преступного имущества. Криминологический анализ правонарушений, в которых принимали участие женщины, свидетельствуют о том, что вместе с основными для женщин методами хищения имущества они часто стали использовать традиционно мужские приемы хищения такие, как проникновение в помещение путем взлома окна (в общей сложности в 27% случаев) [2, Д. 1, Л. 9]. На фоне общей преступности, характерной для того периода Царицына, имеют место и типично женские преступления — плодоизгнание и детоубийство. Девиации против общественного порядка совершались женщинами довольно часто и были очень схожи с мужскими правонарушениями [2, Д. 1, Л. 12,]
Порой женщины выступали в преступном деянии лишь в качестве соучастниц. Не принимая активного участия в совершении преступления, они сбывали краденые вещи, в некоторых случаях даже не догадываясь о том, каким способом они получены. Подобный случай произошёл в Царицыне в феврале 1892 г. Крестьянка А. Ку-бракова попыталась продать вещи, ранее похищенные её любовником, мещанином. Несмотря на попытки оправдания, А. Кубракова была лишена всех прав и сослана на поселение в отдалённые места Сибири.
Кражи церковного имущества в Царицыне были частым явлением. Только за ноябрь — декабрь 1903 г. в разных районах Царицына было обворовано около 10 церквей.
Около 8% выявленных в Царицынских районных судах уголовных дел было заведено в отношении женщин за покушение ими на чужую собственность посредством поджога [6, с. 10—14].
Комплиментарный анализ основных показателей женского делинквентного поведения в Царицыне показал, что они были очень низкими и фактически неизменными по пятилет-
кам, особенно в сопоставлении с численностью женского населения. Женщины, осуждённые за тяжкие и особо тяжкие преступления, ежегодно составляли от 0,004% до 0,010% от общего числа жительниц Царицына. Всплесков показателей преступности, подобных мужским, у женщин не было [2, Д. 3, Л. 4].
Преобладание среди осуждённых представительниц крестьянского сословия закономерно, правонарушения представителей других сословий рассматривались в волостных судах в крайне редких случаях. По данным городских судей, в 1891—1900 гг. чаще всего женщины совершали преступления, связанные с оскорблением чести, угрозами и насилием. За указанные правонарушения в среднем ежегодно несли наказание 29% (от 21% до 39%) правонарушительниц от общего числа осуждённых женщин. В подавляющем большинстве случаев женщины ограничивались оскорблением, реже прибегали к насилию.
Второе место занимали проступки против благочиния, порядка и спокойствия, за совершение которых в среднем ежегодно осуждалось 18% (от 10% до 26%) женщин. Основная масса женских проступков этого вида была связана с нарушением порядка и спокойствия, в пять раз реже они подвергались наказанию за нарушение устава о питейных сборах. Крайне редко, лишь в 1891—1893, 1900 гг., правонарушительницы осуждались за нарушение благочиния во время богослужения [8, с. 43—44].
На третьем месте находились проступки против чужой собственности, в среднем ежегодно осуждалось около 16% (от 9% до 25%) женщин. Основную массу правонарушений данного вида, 80%, составляли кражи.
Похищение и повреждение леса совершалось горожанками крайне редко, лишь в 1894 и 1901 гг. за данный вид преступления правона-рушительницы были подвергнуты наказанию.
В среднем ежегодно 14,5% (от 4% до 28%) правонарушительниц приговаривались к наказанию за совершение проступков против общественного благоустройства. За проступки против порядка управления в среднем ежегодно к наказанию приговаривалось 7,5% (от 1% до 17%) правонарушительниц. Довольно часто женщины подвергались наказанию за нарушение разного рода уставов: о паспортах, строительного и путей сообщения, пожарного, почтового и телеграфного. По этому поводу в среднем ежегодно осуждалось 6,5% (от 2% до 11%) правонарушительниц. Реже всего женщины несли наказа-
ние за совершение проступков против личной безопасности. За данный вид правонарушения в 1891-1900 гг. городскими судьями было приговорено к наказанию не более 1,7% от общего числа осуждённых женщин.
Различие в облике правонарушительницы, осуждённой за малозначительный проступок в сельской и городской местности, вероятнее всего, было связано со спецификой образа жизни селянки и горожанки. В сельской местности подавляющее большинство нарушительниц закона являлись крестьянками, обремененными большим количеством нелегких повседневных забот и постоянной экономической нуждой. Основная масса их проступков была связана с покушением на частную собственность, большинство которых составляли лесные порубки. Среди осужденных горожанок почти в равной степени были мещанки и крестьянки, что приблизительно было пропорционально сословному составу женской части городского социума. Мещанки чаще осуждались за проступки, связанные с оскорблением чести, угрозами и насилием, что, вероятно, связано с большим количеством контактов в городской среде и с большей поведенческой открытостью. Крестьянки, проживавшие в городе, осужденные в большинстве случаев за правонарушения против чужой собственности, как правило, мелкие кражи, на наш взгляд, от-
части демонстрировали маргинальную модель поведения [10].
Общим для селянок и горожанок было то, что женщины не всегда расценивали свои противоправные действия как нарушение закона. Многие их проступки являлись для них нормой обыденного поведения. Однако увеличение в конце XIX—начале XX вв. числа обращений в судебные инстанции по малозначительным правонарушениям свидетельствовало об изменениях в правовом сознании, в том числе и женского населения [9, с. 300-301].
Крайне незначительную долю правонару-шительниц, осужденных как окружными судами, так и уличенных в малозначительных проступках, составляли представительницы других сословий: почётные гражданки и купчихи, дворянки, что объяснялось не только небольшой их долей в общей структуре женского населения, но и особенностями их образа жизни, моделями повседневного поведения, социального и культурного облика. Следовательно, можно утверждать, что социально-экономические изменения, происходящие в Царицыне конца XIX - начала XX вв., в большей степени оказывали влияния на мужское население. Сфера активной деятельности женщин по-прежнему ограничивалась кругом семейных забот, они были ограждены от активной экономической жизни.
Литература
1. Гончарова О. В. Повседневная жизнь провинциального российского города на рубеже XIX—XX вв.: на материалах Нижнего Поволжья: Дис. ... канд. ист. наук. Астрахань, 2007. 203 с. 2. Го с уд ар -ственный архив Волгоградской области (ГАВО). Ф. Р-249. Оп. 2.
2. Зорина Н.М. К вопросу о презентации теории дискурса в рамках речеведческих дисциплин // Вестник Ассоциации вуз туризма и сервиса. 2009. № 3. С. 93—98.
3. Краснова О.Н. Развитие гражданских инициатив в политическом процессе (на материалах ФРГ). Автореф. ... канд. полит. наук / Мос. гос. ун-т им. М.В. Ломоносова. М., 1998.
4. Клецина И.С. Самореализация личности и тендерные стереотипы. СПб., 1998.
5. Коршунов В.В. Человек между реальностью и киберпространством // Современные исследования социальных проблем (электронный научный журнал). 2013. № 1 (21). С. 3.
6. Коршунов В.В., Шелекета В.О. К вопросу о философско-культурологическом обосновании гуманитарной экспертизы социально-политических процессов // Сервис plus. 2014. Т. 8. № 4. С. 9—14.
7. Тард. Г. Преступления толпы / Пер. д-ра И. Ф. Иорданского, под ред. Проф. А.И. Смирнова. Казань: Н.Я. Башмаков, 1893. 44 с.
8. Kortunov V. Modernization of Russia in the Context of Cultural Experience of the East and West // Middle East Journal of Scientific Research. 2013. Т 14. № 1. С. 41-46.
9. Kortunov V.V., Platonova N.A. Philosophical and Socio-Cultural Aspects of the Economic Type of Thinking // Middle East Journal of Scientific Research. 2013. Т 16. № 2. С. 296-303.
10. ZorinaN.M., Kortunov V.V. The Issues of Methodology of a Discourse-Analysis in Teaching of Professional Speech to the Students of Non-Philological Specialties // Middle East Journal of Scientific Research. 2014. Т. 19. № 4. С. 554-559.
specific structure of female deviancy in tsaritsyn at the end of xix -early xx centuries
Sukhova Anna Sergeevna, PhD (Cand. Sc.) in Sociology, Associate Professor at the Department of philosophy and law, belousov34@yandex.ru,
Selezneva Irina Gennad'evna, PhD (Cand. Sc.) in Sociology,
Associate Professor at the Department of philosophy and law, irinaselezneva@bk.ru,
Volgograd State Technical University, Volgograd, Russian Federation
This article analyzes the complementary nature and structure of different types of female deviancy in Tsaritsyn at the end of XIX — beginning of XX centuries, describes the main socio-economic factors contributing to the development of this anomie in this historical period in society. The authors examine the motivational complex, the structure and form of the female deviant behavior, present trends in the development of female deviancy. This scientific research is devoted to the theoretical foundations of the influence of economic stability on the species structure of deviant and delinquent behavior of women. In this study, there is the analysis of various types of female deviancy of this period in Tsaritsyn and the development of technologies of minimization of the deviant behavior of women in situations of economic change. Advantage of the research is a logical structuring and grouping of key issues related to the dynamics and species structure of deviant behavior women of Tsaritsyn, which permitted to analyze quite extensive statistical material. The authors examine the main factors that activate the deviant behavior of women in the period of economic transformation of society.
Keywords: female deviant behavior, specific structure, anomie, personal disorganization, marginalization, economic stability, social norm, economic crisis, behavioral expectations, social welfare
References
1. Goncharova O. V. Povsednevnaya zhizn' provintsial'nogo rossiiskogo goroda na rubezhe XIX—XX vv.: na materi-alakh Nizhnego Povolzh'ya: Dis. ... kand. ist. nauk. [The daily life of a provincial Russian town at the turn of XIX— XX centuries: on materials of the Lower Vfolga region. A Candidate of History thesis]. Astrakhan', 2007. 203 p.
2. GAVO [State archive of Volgograd region]. f. R-249. Op. 2.
3. Zorina N.M. K voprosu o prezentatsii teorii diskursa v ramkakh rechevedcheskikh distsiplin [On the question of the presentation of the theory of discourse within speech disciplines]// Vestnik Assotsiatsii vuzov turizma i servisa [Universities for Tourism and Service Association Bulletin]. 2009. № 3. pp. 93—98.
4. Krasnova O.N. Razvitie grazhdanskikh initsiativ v politicheskom protsesse (na materialakh FRG). Avtoref. dis. ... kand. polit. nauk [The development of civil initiatives in the political process (on materials of the Federal Republic of Germany). A Candidate of Politics thesis] / Mos. gos. un-t im. M.V. Lomonosova [Lo-monosov Moscow State University]. M., 1998.
5. KletsinaI.S. Samorealizatsiya lichnosti i tendernye stereotypy [Self-actualization and gender stereotypes]. SPb., 1998.
6. Kortunov V.V. Chelovek mezhdu real'nost'ju i kiberprostranstvom [Person between reality and cyberspace] // Sovremennye issledovanija social'nyh problem (jelektronnyj nauchnyj zhurnal) [Modern research of social problems (electronic scientific journal)]. 2013. № 1 (21). P. 3
7. Kortunov V.V., Sheleketa V.O. K voprosu o filosofsko-kul'turologicheskom obosnovanii gumanitarnoj jek-spertizy social'no-politicheskih processov [To the question of philosophical and cultural justification of humanitarian examination of socio-political processes] // Servis plus. 2014. V. 8. № 4. pp. 9—14.
8. Tard. G. Prestupleniya tolpy [Crimes of crowd] / Ed. Iordanski I. F., Smirnova A.I.. Kazan': N.Ya. Bashma-kov, 1893. 44 p.
9. Kortunov V. Modernization of Russia in the Context of Cultural Experience of the East and West // Middle East Journal of Scientific Research. V. 14. № 1. 2013. pp. 41-46.
10. Kortunov V.V., Platonova N.A. Philosophical and Socio-Cultural Aspects of the Economic Type of Thinking // Middle East Journal of Scientific Research. V. 16. № 2. 2013. pp. 296-303.
11. ZorinaN.M., Kortunov V.V. The Issues of Methodology of a Discourse-Analysis in Teaching of Professional Speech to the Students of Non-Philological Specialties // Middle East Journal of Scientific Research. V. 19. № 4. 2014. pp. 554-559.