CC BY
25
Т. А. Михайлова (Смирнова) Ветхозаветный апокриф «Иосиф и Асенеф» и
НЕКОТОРЫЕ ТЕКСТОЛОГИЧЕСКИЕ ПАРАЛЛЕЛИ
Резюме. Статья посвящена анализу параллелей между двумя ветхозаветными апокрифами: «Иосиф и Асенеф» и «Книгой Иудифи». Сходства демонстрируют знакомства первого автора с сочинением второго. В статье разбираются лексические параллели между текстами и их роль в процессе установления датировок.
Ключевые слова: иудео-эллинистическая литература, апокрифы, «Иосиф и Асенеф», «Книга Иудифи», интертекст.
Иудейский ветхозаветный апокриф «Иосиф и Асенеф1» только в достаточно недавнее время получил более или менее определенный статус. Рассказ о женитьбе Иосифа Прекрасного на дочери гелиопольского жреца возникает, по мнению исследователей, в Египте, на греческом языке, примерно в период II в. до н.э. - II в.н.э. Однако промежуток этот достаточно широк, и вопрос о более точной датировке остается открытым. Работы современного израильского ученого Г. Бохака (БоЬак 1996), уточняя историю создания повести, связывают автора с общиной в Гелиополе, основанной в середине II в. до н.э. Онией IV, сыном законного первосвященника, бежавшего в Египет от гонений на иудеев селевкидского царя Антиоха IV Эпифана. Известно, что Ония, заручившись поддержкой Птолемея Филометора, создал в Египте новый иудейский храм и достаточно крупное поселение. Расшифровывая некоторые до этого неясные элементы сюжета, Бохак интерпретирует их как иносказательное описание бегства Онии и строительства храма в Египте. Привязывая возникновение текста к этим событиям, Бохак настаивает
1 Далее сокращенно «ИА» с согласованием по женскому роду как «повесть».
на несколько более ранней датировке, по сравнению с общепризнанной. Тем не менее, подобная же датировка может быть подтверждена и иным, независимым, способом: через сравнение ИА с другим ветхозаветным апокрифом - Книгой Иудифи2. Последняя, по общему мнению, сложившемуся на данный момент, была также написана во времена Хасмонеев, то есть во второй половине II в. до н.э., хотя более конкретная датировка пока не ясна.
Указывая на то, что автор ИА должен был читать Иудифь, сравнение двух текстов дает список из множества пересечений и сходств. Это и параллели в композиционном устройстве, и переклички в образах, и повторяющиеся мотивы (Михайлова 2007; 2009). Принимая датировку ИА II в. до н.э., мы получаем не просто два сочинения, написанные примерно в одно время, а литературный диалог, где второй автор с помощью цитат и аллюзий выразил свою позицию и вступил в некоторого рода полемику с произведением первого. Позиции сторон, вероятнее всего, можно было бы сформулировать следующим образом: Иудифь отражала взгляд правоверных иудеев, находившихся в трудный момент на родине и сохранивших свою веру, что в результате окончилось победой. Эта книга прославляет храбрость и уверенность в божественной помощи. ИА же написана человеком из общины, оказавшейся в непростой, двусмысленной ситуации. С одной стороны, во главе стоит законный первосвященник, действия которого даже предсказаны авторитетным пророком3. С другой стороны, это беглецы, «авантюристы», попытавшиеся противопоставить иерусалимскому храму новую святыню. Такое положение, видимо, требовало некоторой апологии и, возможно, не в последнюю очередь для самих себя. Уязвимое положение нуждалось в некой устойчивой базе, в нахождении того, на чем могла быть утверждена подобная
2 Далее просто «Иудифь».
3 Иосиф Флавий сообщает (Ant XIII.3.1), что Ония для подтверждения своего авторитета использовал слова пророка Исайи о египетских городах, которые заговорят на языке ханаанском и о жертвеннике Господу посреди земли египетской (Is 19: 18-19)
позиция. По предположению Бохака, именно в такой ситуации создавалась ИА. Представив же, что автор повести действительно читал написанную в Иудее Иудифь, мы увидим в ИА отклик на прочитанное, переосмысление, предложение своего варианта, более мягкого, склонного к компромиссу.
Итак, несмотря на значительное число параллелей между данными произведениями, особую ценность составляют те из них, которые говорят именно о непосредственном заимствовании текстов, а не об идентичности их общего литературного окружения и единстве архетипов. На явную связь указывают текстовые переклички, то есть наличие уникальных лексем или их сочетаний. Разберем здесь примеры таких очевидных «неслучайных» пересечений, указывающих на знакомство одного автора с текстом другого.
Почти в самом начале ИА появляется «ключ», указывающий читателю, что текст, который необходимо сейчас вспомнить, это Иудифь. В данном случае толчком к развертыванию так называемой «интертекстуальной ин-дукции»4 ведет выражение виуаттлр тйп ' ЕРраьып - «Дочь евреев». В данном случае этот эпитет играет важную роль индикатора. Этот первоначальный текстовый указатель расположен автором так, чтобы навести читателя на нужное понимание, заставить его воспринимать произведение в особом ключе, в свете другого текста, использованного автором как прототекст. Дальнейшие указатели могут быть уже не столь очевидны и нуждаться в более внимательной дешифровке, так как основное направление уже задано. Чем больше явных текстовых указателей, тем
4 Так описывает процесс узнавания читателем «загаданного» автором текста Н. А. Кузьмина: «Авторская стратегия интертекстуальности срабатывает как пусковое устройство, включающее в читателе собственный механизм смыслопроизводства. Действует известный в механике «принцип камертона»: имплицитная энергия читателя, войдя в резонанс с соответствующей энергией автора, дает такой всплеск энергии, который распространяется на многочисленные элементы текста, заставляя увидеть в них глубинный интертекстуальный смысл» (Кузьмина 2006: 61).
уверенней читатель должен искать и находить остальные. В данном случае эпитет Асенеф является таким первичным «ключом»5. Если слово Виуаттлр достаточно обычно, то ‘Е|3ра'ю? довольно редко. Первое встречается в разных формах более 600 раз во всей Септуагинте, в то время как второе менее 50, и при этом три случая приходится как раз на Иудифь. Более того, в десятой главе оба слова появляются вместе, образуя то самое выражение: виуаттлр тйп ' ЕРраьып - «Дочь евреев». Иудифь, придя в лагерь к ассирийцам, отвечает на вопрос о том, кто она, следующими словами: «Я дочь Евреев и бегу от них, потому что они будут преданы вам на истребление»6. Это место является единственным, где оба слова встречаются вместе, то есть эпитет виуаттлр тйп ' ЕРраьып встречается в Септуагинте только один раз. В сочетании оба слова образуют узнаваемую формулу, использованную автором ИА для указания на нужный «фильтр» прочтения.
Еще одна важная точка пересечения повестей заключена в образе казалось бы второстепенного персонажа, который тем не менее заслуживает пристального внимания. Это сын египетского фараона, который практически не действует в первой части ИА, зато активно вступает в действие во второй7. Несмотря на отсутствие
5 Эпитет появляется при первом описании Асенеф уже в начале первой главы апокрифа. Кроме указания на необычайную красоту, о дочери гелиопольского жреца говорится, что «ничем не походила она на дев египетских, а была во всем подобна дочерям еврейским» -Kai auTh oU8èn elxen omoion Twn pap0énwn Twn AiyuPTiwv, alla hn ката тапта Omola таї" 0ugaTpaai Twn 'Eßpalwn. (JosAs 1: 5).
6 Judith 10: 12 виуатлр eim'i ™n 'Eßpalwn каі apo8i8paaKw apo ppoawpou auTwn oti méllouain 8i8oa0ai Umln el" KaTaßpwma. Иудифь цитируется по синодальному переводу.
7 Оба апокрифа имеют двухчастную структуру. В ИА первая половина посвящена знакомству героев и обращению Асенеф, а вторая - заговору и измене братьев. Иудифь подобным образом делится на две отдельные части: путешествие Олоферна и начало осады Ветулии, а затем собственно все, что касается самой Иудифи и ее плана.
имени, этот герой занимает немаловажное место в произведении, и его поступки приводят к весьма значительным последствиям для остальных героев и для него самого. В результате неудавшегося заговора сын фараона гибнет, а Иосиф замещает его, став как бы новым сыном фараона и правителем Египта.
Активное появление этого персонажа именно во второй части апокрифа не случайно. Рассматривая композицию ИА в целом, мы видим, что вторая часть его довольно значительно отличается от первой. Перед нами явно «продолжение», «вторая серия». Однако, несмотря на вторичность, построена она по всем законам драматургии. Сюжетные нити связывают ее с первой частью, и многие темы, намеченные ранее, здесь получают свое развитие. Одной из важных черт второй части является ее «сниженность». Однако отрицательных коннотаций тут нет. Перед нами смена жанра: из мистерии, пророчества, иносказания мы попадаем в приключенческий роман, «триллер», что, тем не менее, нисколько не исключает и здесь глубины и символичности.
Направив вначале внимание читателя в нужное русло, автор ИА на время отступает в область более расплывчатых намеков, которые обнаруживаются уже с большим трудом и становятся понятны только на фоне общего количества аллюзий. Однако композиционное разделение текста на две части дает возможность появиться как бы второму началу. Вероятно для симметрии, а также для подкрепления своей интертекстуальной стратегии, автор помещает именно здесь второй явный маркер, указатель на прототект. На этот раз построение оказывается более сложным, чем в первый. Уже указав ранее нужное направление, здесь автор получает возможность сыграть «более глубоко», т.е. нагрузить цитату еще и дополнительным смыслом. Достигается это как раз введением в действие сына фараона, с помощью которого тексты оказывается связанными и даже несколькими способами.
На фоне такого композиционного устройства этот второстепенный герой оказывается носителем важной функции. До того, как начать переговоры о заговоре с братьями Иосифа, сын фараона ненадолго появляется
перед читателем в кратчайшем эпизоде «тейхоскопии». Стоя на стене и видя красавицу Асенеф, обещанную ему в жены, а теперь ставшую женой Иосифа, он произносит короткую фразу, которая является результатом его недобрых размышлений: «Этому не бывать»8. В Иудифи это выражение находит достаточно неожиданную параллель. В эпизоде, предшествующем походу в ассирийский лагерь, героиня произносит подготовительную молитву. В ней она обращается к Богу, как к мстителю за нанесенное оскорбление, или вернее как к помощнику мстителей. Иудифь вспоминает историю в Сихеме, где жители города были уничтожены за оскорбление, нанесенное Дине, дочери Иакова. Обращаясь к Богу, Иудифь говорит следующее: «Господи Боже отца моего Симеона, которому Ты дал в руку меч на отмщение иноплеменным, которые открыли ложесна девы для оскорбления, обнажили бедро для позора и осквернили ложесна для посрамления! Ты сказал: да не будет сего, а они сделали»9. Таким образом, сын фараона употребляет здесь выражение Иудифи, «цитирует» ее.
Однако цепочка ассоциаций оказывается длиннее, и Иудифь не становится здесь конечной ступенью. К уже установленному точному совпадению фраз можно в качестве подтверждения интертекстуальной аллюзии добавить и тот факт, что в общем корпусе текстов Септуагинты, выражение это - «Оих оиты? ёсттаь» - встречается в общей сложности только два раза. Один из них - в уже упомянутой Иудифи. Однако другой случай говорит нам о том, что само появление фразы в Иудифи уже в свою очередь является вторичным. Более раннее употребление этого выражения мы находим в Книге Бытия 34:7. Не кажется совпадением, что и здесь речь также идет о событиях в Сихеме. После насилия над Диной вернувшиеся братья приходят в гнев, узнав о случившемся. Говорится, что «Сыновья же Иакова пришли с поля, и когда услышали, то огорчились мужи те и воспылали гневом, потому что
8 ouc ouTwç esTai {JosAs 23: 1).
9 Judith 9:2 etpaç gap Gj ouTwç estai, rai époínaav.
бесчестие сделал он [Сихем] Израилю, переспав с дочерью Иакова, а так не надлежало делать»10. Собственно говоря, это как раз и есть то самое место, на которое «ссылается» Иудифь.
Таким образом, если признать, что читатель должен распознать в монологе Иудифи цитату из книги Бытия, то следующим шагом будет предположить, что и создатель ИА аналогичным образом использовал цитату, предлагая своему читателю в качестве прототекста на этот раз уже не одно произведение, а два.
Однако, как уже было сказано, второе место гораздо сложнее. Здесь уже мало ограничиться просто констатацией наличия отсылки к другому тексту. Автор уже давно сделал это и может позволить себе более многогранное построение. Чтобы понять, в чем оно заключается, нужно изучить функцию сына фараона как персонажа. В контексте ИА одной из его функций является связывание частей произведения друг с другом, привнесение некой симметрии. В соответствии с исходным порядком вещей, он и Асенеф являются женихом и невестой. Каждая часть открывается напоминанием об этом. В начале первой части сам сын фараона просит отца дать Асенеф ему в жены, а затем на это указывает и Асенеф, отвергая предложение отца выйти за Иосифа. Подобным же образом и в начале второй половины повести снова звучит реплика молодого царевича о том, что Иосиф «взял Асенеф, жену мою, от начала мне обрученную»11.
Параллелизм с Асенеф проявляется и в другом эпизоде. Сначала героиня, увидев сверху из окна Иосифа, внезапно влюбляется в него, а затем и сын фараона в свою очередь оказывается в подобной ситуации. Несмотря на то, что получить в жены дочь Пентефрея он хотел и раньше, однако настоящую любовь к ней он испытывает
10 Сеи. 34: 7 оі 8є иіоі ’Іакш(3 ¿к тої рє8іои' 8є гікоїстап, катєпихблстап оі ап8рє", каі 1ир^Р°п аїто!" стфо8ра оті астхлт°у єроі'лстєу єп ’Істра^І коїтлбеі? тєта тл" 0иуатро" ’Іакш(3, каі оїх оты" єсттаї.
11 ¡ввАв 23: 3.
только в тот момент, когда видит ее со стены. Одинаковые эпизоды приводят к совершенно разным последствиям. Внезапная любовь, возникшая у Асенеф от вида Иосифа, заставляет ее сменить веру и затем ведет к счастливому браку. Героиня меняется и перерождается, получает «новую жизнь» и бессмертие. Сын фараона напротив продолжает упорствовать в своем ослеплении и, в конце концов, погибает.
Таким образом, уже только в контексте ИА этот персонаж оказывается довольно важным. Роль, которую он играет, это роль своеобразного двойника Асенеф, правда «перевернутого». Своими действиями он как бы оттеняет ее достоинства, подчеркивает ее праведность. Разлучитель влюбленных, в каком-то смысле даже комический, вступающий в дело слишком поздно, он «сшивает» части вместе и делает композицию более стройной.
Но как мы знаем, кроме своего значения непосредственно для ИА, фигура сына фараона важна и в плане сравнения с Иудифью. Во-первых, уже упомянутая нами реплика «да не будет сего» если уже не устанавливает впервые, то укрепляет связь двух произведений.
Чтобы понять, какую еще дополнительную нагрузку несет эта реплика, рассмотрим еще раз контекст, где она появляется в Бытии: «Сыновья же Иакова пришли с поля, и когда услышали, то огорчились мужи те и воспылали гневом, потому что бесчестие сделал он [Сихем] Израилю, переспав с дочерью Иакова, а так не надлежало делать». Из приведенной цитаты видно, что фраза Оих оиты? ёсттаь не принадлежит здесь какому-либо из братьев Дины. Это не прямая речь одного из персонажей, а общее положение, универсально относящееся ко всем. На это указывает и будущее время глагола е’ьщ., употребленное здесь12. Иудифь именно в этом смысле и понимает фразу, и уже без колебаний прямо приписывает ее настоящее «авторство» самому Богу: «Ты сказал: да не будет сего, а они сделали».
12 Русский канонический перевод не отражает этого смысла, используя прошедшее время - «надлежало».
Автор ИА, вкладывая данную реплику в уста персонажа с именно такими характеристиками, добивается этим весьма интересного эффекта. И так уже достаточно «вывернутый» герой становится таковым еще более. Сын фараона, практически цитируя упомянутое высказывание, становится на место даже не Иудифи, а самого Бога, и даже в каком-то смысле пародирует его, ложно представляя, что наделен какой-то властью. Фраза, которая должна ассоциироваться с божественным наказанием за незаконное насилие, попадает теперь к персонажу, который собирается ровно это насилие и совершить. Нарушителями же, грешниками, оказываются здесь сами Иосиф и Асе-неф, якобы преступившие некий высший закон. Сын фараона будто бы пытается поставить себя на место законодателя, пытается диктовать правила, которые людям нельзя нарушать, но оказывается наказан за это, и возможно, в конечном итоге, именно за это, потому что похищение Асенеф - лишь частное проявление его «гиб-ристичного» характера. Посягнувший на замещение истинного божества должен быть уничтожен, как уничтожается и сам Олоферн, заменяющий Навуходоносором богов других земель13. Ассоциация подкрепляется и еще одной лексической параллелью, хотя и не столь уникальной, как приведенное до этого выражение. Один из глаголов, которым описывается, в частности, эмоциональное состояние коварного царевича, увидевшего Асенеф, звучит как катапшсто|іаі, т.е. «огорчаться», «сокрушаться». Глагол, сам по себе очень редкий, почти не встречается в Септуагинте. Одно из его редчайших появлений приходится как раз на Бытие и как раз снова на эпизод с Диной. Этим словом характеризуется настроение Симеона и Левия, узнавших о происшествии с их сестрой14. Таким образом, это еще одна нить, скрепляющая ИА с Бытием, и
13 Judith 3: 8 «ему Юлоферну] приказано было истребить всех богов той земли, чтобы все народы служили одному Навуходоносору, и все языки и все племена их призывали его, как Бога».
14 См. примечание 10.
усиливающая характеристику сына фараона как отрицательного двойника Асенеф и Иудифи.
Однако переклички с Иудифью на этом не заканчиваются. Тему перевернутого параллелизма образов Иудифи и сына фараона можно продолжить и дальше. В исследованиях, посвященных образу героини этого апокрифа, в частности отмечается один момент: оказавшись в двусмысленной ситуации, героиня, обманывая свою будущую жертву, прибегает к иносказаниям, к сложным многозначным фразам, которые собеседник понимает одним образом, а читатель должен понять совершенно другим (White: 1992). Речь Иудифи построена так, чтобы правда не была искажена даже и в разговоре с врагом. Отсюда и оттенок иронии, неоднократно подмечаемый исследователями. Так, приступая к рассказу о причинах ее появления в ассирийском лагере, Иудифь предваряет свою речь словами: «И если ты последуешь словам рабы твоей, то Бог чрез тебя совершит дело, и господин мой не ошибется в своих предприятиях» - каі ean катакоХоиОг|СТ^? тої? Хоуоі? rh? pai8iaKh? стои, теХеіш? ррауца рої^стеї цета стой ô Oeôç, каі оик арорестеїтаї ô Kupiôç mou tûv ерітіп8еита™п аитой15. Употребление двух разных слов - о Оео? и о кйріо? -казалось бы, относится и к разным объектам: под первым имеется в виду Бог, а под вторым - Олоферн. И это как раз то, что хочется услышать ассирийскому военачальнику. Однако слова Иудифи можно понять и совершенно иначе. Если понять «о киріо?» как синоним для «о Оео?», фраза приобретает другое значение, гораздо более угрожающее, а дело, которое будет совершено через Олоферна, становится уже не победой, а его страшной гибелью. Также зловещая ирония звучит и в реплике Иудифи о еде, принесенной ею с собой. Удивленный небольшим количеством запасов, которые вскоре должны закончиться, Олоферн спрашивает: «а когда истощится то, что с тобою, откуда мы возьмем, чтобы подавать тебе подобное этому?». На это Иудифь отвечает все так же честно, но одновременно двусмысленно: «Да живет душа твоя,
15 Judith 11: 6
господин мой; раба твоя не издержит того, что со мною, прежде, нежели Господь совершит моею рукою то, что Он определил» - Zh h фихл sou, Kupié mou, otl ou 8apanf|sei h 8ouXh sou та опта тет ’ émou, ewiç an pohah icupioç en xeipi mou a é|3ouXeuaaTo16. Олоферн ожидает своей скорой победы, а читатель понимает, что смысл фразы сложнее и страшнее.
Подобную схему поведения выбирает для своего персонажа и автор ИА. Сын фараона, подобно описанной выше героической женщине, планирует совершить убийство с целью наказания нарушителя высшего закона, хотя в данном случае - его собственного. В план входит, в частности, и убийство самого фараона, покровителя Иосифа. Отправляясь, чтобы выполнить задуманное, сын фараона встречается со стражей, причем далее следует такой эпизод: «И в эту ночь встал сын Фараонов и пошел в покои отца своего, чтобы отца своего заколоть мечом. И стража отца его преградила ему путь к отцу его, говоря: "Что прикажешь, господин?" И сказал им сын Фараонов: "Я желаю видеть отца моего, потому что отправляюсь я срезать виноград мой, новосаженный". И сказали ему стражники: "Головная боль мучает отца твоего, и не спал он всю ночь и только сейчас задремал немного»17. Используя такую практически притчеобразную метафору, сын фараона снова узурпирует место праведника, хотя то, что он собирается сделать в этом эпизоде, опять явно противоречит такому статусу.
Таким образом, автор ИА наделяет одного из второстепенных персонажей достаточно важной функцией. С помощью него произведение еще один раз сцепляется со своим прототекстом, причем несколькими способами. С одной стороны, это происходит через лексическое соответствие фраз, которое рассчитано на узнавание читателем. С другой стороны, этот персонаж связывает обеих героинь и на сюжетном уровне, являясь их «пере-
16 Judith 12: 4. Последняя фраза демонстрирует еще раз неоднозначность слова Kupioç в устах Иудифи, так как употребляется здесь дважды, но в различных значениях.
17 JosAs 25: 1-3.
вертышем», их отрицательным двойником. Эта сторона его роли самоценна и в пределах только одного текста, собственно ИА, где эта параллель с главной героиней важна уже для связи частей произведения друг с другом. Кроме этого, данный герой становится таким же искаженным двойником и для Иудифи.
Данный эпизод вписывается в общую концепцию датировок и взаимоотношений двух произведений. Автор ИА наказывает своего персонажа, посмевшего претендовать на божественный авторитет Иудифи, положение которой непререкаемо, но вместе с тем мирная позиция Асенеф, прощающей врагов, предлагается здесь как альтернатива жестокой борьбе и мщению. Такой расклад точек зрения в целом соответствует нашим представлениям о настроениях в общине Онии и Иудее Маккавейского времени.
Литература
Михайлова Т. А. Проблема датировки ветхозаветного апокрифа «Иосиф и Асенеф» / Antiquitas Iuventae III. Сборник научных трудов студентов и аспирантов Под. ред. Е. В. Смыкова, А. В. Мосолкина. Саратов 2007. С. 241-251.
Михайлова Т. А. «Иосиф и Асенеф» и «Книга Иудифи»: проблема датировки / От Библии до постмодерна. Статьи по истории еврейской культуры. М. 2009. С. 221-233.
Кузьмина Н. А. Интертекст и его роль в процессах эволюции поэтического языка. М., 2006.
Bohak G. Joseph and Aseneth and the Jewish Temple in Heliopolis.
Atlanta: Scholars Press, 1996.
White S. A. In the Steps of Jael and Deborah: Judith as Heroine / "No One Spoke Ill of Her": essays on Judith. Atlanta: Scholars Press, 1992.
Summary
This article is dedicated to the analysis of some textual parallels existing between two Old Testament pseudepigrapha "Joseph and Aseneth" and "The Book of Judith". The aim of this paper is to find out unique expressions uniting the two texts and to define the specific role of these quotations.
