CC BY
74
ОТ ПОЛИТИКИ ЗАБВЕНИЯ К ПОЛИТИКЕ ПАМЯТИ
УДК 343.1(470+571) 118 |
ВЕРХОВНЫЙ УГОЛОВНЫЙ СУД В ПРОЕКТАХ РЕФОРМ И ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ 1820-х - 1830-х ГОДОВ
К.Г. Боленко
Государственный музей-усадьба «Архангельское», отдел редких книг, рукописей, фотофондов E-mail: [email protected]
В статье рассматривается процесс закрепления в Своде законов Российской империи 1832 г. прерогатив, принципов организации и процессуальных особенностей Верховного уголовного суда (ВУС). Одним из основных приемов, к которым прибегал М.М. Сперанский для достижения этой цели, была репрезентация ВуС как наследника высших судебных процессов 1764, 1771 и 1774-1775 годов. Показан процесс ослабления исключительного статуса ВУС в конце 1830-х годов.
Ключевые слова: Верховный уголовный суд, М.М. Сперанский, Николай I, Комитет 6 декабря 1826 г., законность, кодификация, Свод законов Российской империи, Свод военных постановлений, государственные преступления.
THE SUPREME CRIMINAL COURT IN THE PROJECTS OF REFORMS AND THE LEGAL SYSTEM OF THE SECOND HALF
OF 1820-IES - 1830-IES
K.G. Bolenko
The process of consolidation of remits, organization principles and procedural characteristics of the Supreme Criminal Court (SCC) in the Code of laws of the Russian Empire of 1832 is discussed in the article. One of the main strategies M.M. Speranskiy used to attain this goal was representing the SCC as an inheritor of supreme trials of 1764. 1771 and 1774-1775 years. The process of weakening of the SCC's distinguished status in the end of 1830-ies is demonstrated.
Key words: the Supreme Criminal Court, M.M. Speranskiy, Nicholas I, Committee of December 6 1826, legitimacy, codification,, Code of laws of the Russian Empire, Code of military decrees, political offences.
В одной из предшествующих работ мы уже писали об усилиях М.М. Сперанского по введению в число российских судебных орга-
нов Верховного уголовного суда как особого чрезвычайного учреждения, которому были бы подсудны наиболее тяжкие государственные преступления и преступления высших должностных лиц, и указывали на эти проекты как на важные источники при подготовке Сперанским в 1826 г. петербургского судебного процесса над декабристами. Сам Верховный уголовный суд 1826 г. явно замышлялся Сперанским как важный шаг в легализации и легитимации этого судебного органа, занимая существенное место в выстраиваемой им прецедентной цепочке «верховных» судебных процессов1.
Шанс на институционализацию Верховного уголовного суда в том виде, в котором он был предложен Сперанским в 1811 г., появился буквально через полгода, с созданием секретного комитета для разработки проектов реформ государственного и общественного устройства, который, по дате учреждения, получил название Комитета 6 декабря 1826 г. и куда Сперанский с самого начала был назначен одним из членов. Довольно скоро на повестку дня был вынесен проект сенатской реформы Сперанского, и обсуждение вопроса о Верховном уголовном суде стало лишь делом времени. 27 апреля 1827 г., на очередном заседании, Комитет обсуждал те изменения, которое надлежало внести в статьи, касающиеся Верховного уголовного и Верховного совестного судов (текст статей проекта 1811 г., касающихся Верховного уголовного суда).
Изменений этих было немного.
1) Из числа лиц, подсудных Верховному уголовному суду, исключались губернаторы (это было решено еще в 1811 году).
2) В § 25 вместо «открывается высочайшим постановлением, в Государственном совете изданным» сказано: «высочайшим повелением, издаваемым вследствие предварительного рассмотрения дела в Государственном совете».
3) К § 26 сделано дополнение, расширявшее состав Верховного уголовного суда: «Сверх того, от Высочайшей воли зависит, когда будет сие за нужное признано, назначать в члены Верховного уголовного суда членов Святейшего Синода и других лиц, к вы-шепомянутым трем верховным категориям непринадлежащих, но особым монаршим доверием облеченных».
4) Допросы обвиняемым должно была вести не «присутствие делопроизводителей» из «избранных обер-прокуроров», как предлагалось ранее в § 132, но комиссия, составленная из членов суда, а
1 См.: Боленко К.Г. Неслучайный эпизод: М.М. Сперанский и Верховный уголовный суд над декабристами / / Родина. 2009. № 3. С. 70-72.
«присутствие» выполняло скорее секретарскую работу: « собирает нужные сведения, приуготовляет дело к докладу <...>, и если найдет объяснения подсудимого в чем-либо неполными, то представляет о сем комиссии, § 201 учреждаемой».
5) Вместо рекетмейстеров, один из делопроизводителей выступал также и докладчиком по делу.
6) «Особая комиссия предварительного рассмотрения» переименовывалась в «Особую комиссию предварительного рассмотрения и ревизии следствия».
7) Была снята формулировка, что Верховный уголовный суд решает участь обвиняемых «по разуму закона и по правде», за исключением тех случаев, когда государь повелит это при учреждении суда.
8) Если, по проекту, общее собрание Сената, ознакомившись с делом, через министра юстиции должно было представлять на высочайшее усмотрение причины, по которым дело требуется передать в Верховный уголовный суд, и монарх передавал дело в Государственный совет, который высказывал свое мнение, то теперь порядок несколько менялся. Так, представлять дело министру получали департаменты и отделения Сената, и кроме того вводилась особая процедура решения дел, когда оно не передавалось целиком Верховному уголовному суду: «Когда найдут в деле обстоятельства, кои относятся к сему суду и могут быть рассмотрены особо, то, решив дело по законам, отсылают в оный одни сии обстоятельства. Когда же, наконец, самое существо дела имеет столь тесную связь с сими обстоятельствами, что не может быть суждено правильно без предварительного их разрешения, то Сенат сообщает оные Верховному уголовному суду и на его заключении основывает свое решение»2.
По мнению Т.Г. Архиповой, изменения, внесенные в первоначальный проект, «ликвидировали буржуазные элементы и придавали ему более консервативный характер»3, и с этим можно согласиться, хотя и с некоторыми оговорками. Состав учреждения
2 Журналы комитета, учрежденного высочайшим рескриптом 6 декабря 1826 года / / Сб. РИО. СПб., 1891. Т. 74. С. 135-137. Текст первых 25 параграфов нового «Проекта учреждения Судебного Сената», в том числе со статьями, в которых упоминается Верховный уголовный суд. См. также: ШепелевЛ.Е. Аппарат власти в России: Эпоха Александра I и Николая I. СПб., 2007. С. 163-166. О компетенции Верховного уголовного суда в итоговом проекте комитета см.: Воронов А.Г. О преобразованиях в начале царствования императора Николая I // РВ. 1895. № 3. С. 261.
3 Архипова Т.Г. Высшие комитеты России 2-й четверти XIX в. (К истории кризиса феодально-крепостнической государственности). Дис. ... канд. ист. наук. М., 1970.
был архаизирован за счет введения членов Синода, а возможность вмешательства государя в установление состава суда вновь придавала ему черты чрезвычайного судебного органа, созданного около года тому назад. Также явно из опыта процесса 1826 г. заимствована идея лишить обер-прокурорское присутствие следственных функций и ввести понятие «ревизии» в название Особенной комиссии предварительного рассмотрения. По-видимому, процесс 1826 г. не только сам государь, но и члены Комитета считали вполне успешным и достойным продолжения примером.
Некоторые изменения не поддаются однозначной оценке. Так, подтверждение неподсудности губернаторов Верховному уголовному суду резко снижало шансы на его созыв, поскольку, в отличие от министров, они не относились к числу тех должностных лиц, которые воспринимались как доверенные лица императора, но, с другой стороны, в принципе облегчало привлечение их к ответственности. Замена особого принципа вынесения приговора («по разуму закона и по правде») на стандартное «по закону» имело скорее положительное значение, поскольку в представлении консервативных судей «правда» могла предусматривать не только смягчение, но и ужесточение наказания. И, наконец, последнее изменение, усложнявшее взаимоотношения Верховного уголовного суда с Сенатом, должно было, вероятно, упростить рассмотрение дел по должностным преступлениям с обвиняемыми разного статуса, что теоретически могло облегчить борьбу с этого рода правонарушениями. Однако от проведения сенатской реформы Николай I, как известно, отказался.
Наиболее подробную разработку идея Верховного уголовного суда получила при проведении кодификации законов. Реконструкция в деталях этой законотворческой работы, с привлечением всего сохранившегося массива материалов II Отделения Императорской канцелярии, заслуживает внимания как отдельная исследовательская задача, объем которой выходит за рамки нашей статьи. Мы не ставим задачей проследить, каким образом происходило движение идеи в рамках Отделения к цельному проекту, поступившему на рассмотрение Особого комитета под председательством министра юстиции, созданного 23 апреля 1828 г. (формально Отделение приступило к Своду уголовных законов в мае 1828 г. и в том же году сдало его в Комитет). Поэтому ограничимся некоторыми ключевыми наблюдениями над теми итогами кодификационных работ, которые нашли непосредственное воплощение в законодательстве и его публикациях.
В алфавитном указателе к Полному собранию законов Российской империи понятие «Верховный уголовный суд» еще отсутствует в каком бы то ни было виде4, и этот факт позволяет предполагать, что цепочка судебных процессов 1764-1771 - 1774-1775 гг. во второй половине 1820-х гг. рассматривалась Сперанским скорее как прецедентная, чем институциональная. Однако обращает на себя внимание то название, которое Сперанский, при создании Полного собрания законов, дал манифесту от 17 августа 1764 г.: «Об учреждении уголовного (курсив мой. - К. Б.) Суда над бунтовщиком Мировичем»5, и это при том, что ни слова «уголовный», ни даже его аналогов в манифесте не имеется; в российской юридической литературе конца XVIII - первой четверти XIX в. он обычно называется кратко: «О Ми-ровиче»6. И хотя учредительные указы и сентенции по делу о «чумном бунте» и Е.И. Пугачеве не содержали и намека на «верховный уголовный» судебный орган7, трудно отделаться от мысли, что Сперанский в данном случае сделал это не случайно, а продолжал те усилия, которые начал предпринимать еще в 1824 г.: не останавливаясь перед явными натяжками, сочинять своему учреждению предысторию куда более стройную, чем она была в действительности, что снова было актуально после провала сенатской реформы, обсуждавшейся в Комитете 6 декабря.
4 Ни в виде отдельной статьи, ни в качестве подраздела статей более сложных по составу.
5 ПСЗ-! Т. 16. № 12228.
6 В описании сенатского архива встречается указание на наличие копии манифеста «О смерти принца Иоанна Антоновича и об учреждении уголовного суда над подпоручиком Василием Мировичем. Кн. 111. Л. 370, 371», однако самая стилистика заголовка свидетельствует о его позднем происхождении» (Сенатский архив: В 15 т. / Изд. под рук. И.А. Блинова. СПб., 1910. Т. 14: Указы и повеления императрицы Екатерины II за февраль-декабрь 1764 года. С. 403).
Указание на недостаточно точную передачу содержания нормативных актов, помещенных в Полное собрание законов, в составленных к ним заголовках см., напр.: Воскресенский Н.А. Законодательные акты Петра Великого: Редакции, проекты, заметки, доклады. М., 1940. Т. 1: Акты о высших государственных установлениях. С. XI.
7 ПСЗ-! Т. 19. № 13695 («Приговор высочайше учрежденной особенной Генеральной комиссии над виновниками и соучастниками бывшего в Москве мятежа, при котором убит архиепископ Амвросий», 10.11.1771); № 14230 (манифест «О преступлениях казака Пугачева», 19.12.1774); Т. 20. № 14233 («Сентенция о наказании смертною казнию изменника, бунтовщика и самозванца Пугачева и его сообщников», 10.01.1775).
Об успехах этой мифологии свидетельствует, к примеру, сделанный Н.П. Огаревым в 1858 г. разбор книги М.А. Корфа «Восшествие на престол императора Николая I-го» (СПб., 1857) и, возможно, известное сочинение В.А. Бильбасова «История Екатерины Второй» (1896). У Огарева читаем: «Манифестом 17 августа 1764 года она учредила над ним (Екатерина II над Мировичем. - К. Б.) Верховный уголовный суд... (Собрание законов. Т. XVI. № 12.228)»8. «Верховным уголовным судом» именует судебную коллегию М.А. Корф9, что во многом объясняется его пиететом перед Сперанским, а также позволяет предположить, что заложенная в Своде законов 1832 г. конструкция Верховного уголовного суда создавалась не без его участия. «Верховным судом» называет судебную комиссию и Бильбасов, правда, употребляя это словосочетание скорее как характеристику, чем как термин - со строчных букв - и прибегая для обозначения суда к синонимам вроде «верховное образование» и даже «верховный совет»10. О том, что Бильбасов, несмотря на свою несравненно более высокую научную квалификацию, все-таки попал под авторитет Полного собрания законов, свидетельствует то, как он, ссылаясь одновременно на Полное собрание законов, а также еще на пять разных источников, включая мемуарные и архивный, привел позднейшее заглавие законодательного акта: «манифестом 17-го августа 1764 года <...> объявлялось об учреждении уголовного суда над бунтовщиком Мировичем»11, так что цитата из позднего собрания законов приобрела неподобающий ей вес.
Куда более значительное место, чем в Полном собрании законов, Верховный уголовный суд 1826 г. и Верховный уголовный суд вообще заняли в Своде законов Российской империи 1832 года12. Справедливости ради отметим, что еще до введения в действие Свода Верховный уголовный суд попал в юридическую литературу. Так,
8 Огарев Н.П. 14 декабря 1825 года и император Николай. Изд. ред. «Полярной звезды». По поводу книги барона Корфа // 14 декабря 1825 года и его истолкователи (Герцен и Огарев против барона Корфа) / Изд. подгот. Е.Л. Рудницкой и А.Г. Тартаковским. М., 1994. С. 197.
9 Корф М.А. Брауншвейгское семейство (Иоанн VI). М., 2007. С. 262.
10 Бильбасов В.А. История Екатерины Второй. Берлин, б.г. Т. 2: 1762-1764. С. 490, 503.
11 Там же С. 487.
12 Заметим, что даже в статье Ю.С. Воробьевой о Верховном уголовном суде как таковом в библиографии есть ссылка только на Устав уголовного судопроизводства 1864 г. и отсутствует - на Свод законов 1832 года (см.: Государственность России: Словарь-справочник / Сост. В.А. Владыкина, О.Ф. Козлов,
В.Ф. Янковая, И.В. Сабенникова, Н.М. Химина. М., 1996-2005. Кн. 1. С. 63).
в «Кратком руководстве к познанию правил, для производства следственных и военно-судных дел» В.И. Назанского в § 1 1-й главы, в котором дается общее представление «о суде и судиях воинских», в примечании указаны предметы, требующие дальнейшего знакомства со стороны читателя, а именно: «Об Уголовном Суде, принадлежностях и форме оного и об обрядах Судебного производства. О Верховном Уголовном Суде, Карантинном Суде и проч[ее]»13. Однако вряд ли в данном случае мы имеем дело с самостоятельным интеллектуальным усилием автора или, напротив, общим местом тогдашнего юридического сознания. Наиболее вероятные объяснения этому факту (в настоящее время это лишь предположения) - знакомство Назанского, преподававшего юридические науки в кадетских корпусах Петербурга, с печатавшимся Сводом законов или даже его непосредственное участие в кодификации военноуголовного законодательства. Вскоре в «Своде военных постановлений» (1838) Верховный уголовный суд занял важное место.
Сам Сперанский не упомянул нормативные материалы, регулировавшие деятельность суда над декабристами, и его решения в «Обозрении исторических известий о Своде законов», ограничившись собирательным описанием места судебных решений в подготовленном Своде, причем в таких выражениях, что прямого указания на Верховный уголовный суд 1826 года и не требовалось. Так, по словам Сперанского, при составлении Свода было решено, что «судебные решения имеют силу закона единственно в тех случаях, по коим они состоялись», однако были сделаны исключения, так как «есть судебные решения, коих сила распространена в самом их изложении на все случаи, им подобные; есть другие, кои, быв вначале частными, приняты впоследствии примером и образцом других решений и таким образом соделались общими; есть решения частные, но в них сделано изъяснение закона общего, установлен точный смысл его и отвергнуты толкования, с разумом его несообразные. <...> Подобное сему изъятие положено сделать и в решениях дел уголовных. Важнейшие из оных, особенно по преступлениям государственным (курсив мой. - К. Б.), признано полезным сохранить в собрании»14.
13 Назанский В.И. Краткое руководство к познанию правил, для производства следственных и военно-судных дел, на существующих узаконениях основанное. СПб., 1832. Ч. 1. С. 17.
14 Сперанский М.М. Обозрение исторических известий о Своде законов / / Сперанский М.М. Руководство к познанию законов / Отв. ред. И.Д. Осипов.
Всего ссылки на Указ от 1 июня 1826 г. о создании Верховного уголовного суда и особенно на указ «О преступниках, осужденных к разным казням и наказаниям» от 13 июля с высочайше конфирмованным докладом суда (ПСЗ-П. № 381 и 464) встречаются в Т. XV Свода (Свод законов уголовных) в 28 статьях15, и это само по себе доказывает, что нормативным материалам и решениям процесса 1826 года отводилась роль серьезного прецедента.
Свод утверждал Верховный уголовный суд как особую судебную инстанцию по государственным преступлениям «высшей и особенной степени их важности» (ст. 17, 1221); согласно ссылкам на законы, послужившие основанием к появлению данной статьи, примерами такового суда в России были процессы по делам В.Я. Мировича, о «чумном бунте», Е.И. Пугачева и декабристов: «По бывшим доселе примерам известно, что над преступниками противу первых двух пунктов учреждаемы были особые Верхов-
СПб., 2003. С. 160-161. Как подчеркивала советская исследовательница Свода 1832 года, «деятельность по созданию Свода не была простым воспроизведением источников, а в отдельных случаях являлась переработкой нормативно-правового материала»; также и «окончательная деятельность по созданию Свода была отмечена творческим подходом к разработке системы сборника, принципов его построения, отбора нормативного материала и т.д.» (Сидорчук М.В. Систематизация законодательства России в 1826-1832 годах. Автореф. ... канд. юрид. наук. Л, 1983. С. 15, 20-21). И гибкое отношение к судебным решениям было важной частью подобного творчества.
15 Ст. 17-18 (Кн. 1: О преступлениях и наказаниях вообще. Раздел 1: О существе преступлений и разных родах казней и наказаний. Гл. 2: О разных родах казней и наказаний. Отд. 1: О смертной казни); ст. 19 (Там же. Отд. 2: О смерти политической); ст. 22, 24 (Там же. Отд. 3: О лишении прав состояния); ст. 141 (Там же. Гл. 5: Об освобождении от наказания, отсрочке и отмене оного. Отд. 2: О обстоятельствах, по коим наказание отлагается или вовсе отменяется. I: Побег преступника); ст. 148 (Там же. VII: Помилование); ст. 217-220, 222 (Там же. Разд. 3: О преступлениях государственных по первым двум пунктам. Гл. 2: О наказаниях за преступления противу священной особы государя императора и членов императорского дома); ст. 223-224, 227-228 (Там же. Гл. 3: О наказаниях за бунт и государственную измену); ст. 248 (Там же. Разд. 4: О преступлениях против правительства. Гл. 5: О запрещенных сходбищах и незаконных и тайных обществах); ст. 1221-1222 (Кн. 2: О судопроизводстве по преступлениям. Разд. 7: Об особенных родах судопроизводства по делам уголовным. Гл. 3: О судопроизводстве по государственным преступлениям против первых двух пунктов. Отд. 1: О подсудности); ст. 1249-1257 (Там же. Отд. 2: О производстве по преступлениям противу первых двух пунктов в особо-учреждаемых Верховных судах и в Правительствующем Сенате. I: Производство в Верховном уголовном суде).
ные суды: в 1764 году, над подпоручиком Мировичем; в 1771 году, по происшедшему в Москве бунту во время заразы; в 1775 году, над донским казаком Емелькою Пугачевым с соучастниками; в 1826 году, по бунту 14 декабря 1825 года» (ст. 17, примечание). В толковании к ст. 18, определяющей назначение вида смертной казни Верховным уголовным судом, цепочка процессов дана еще раз: «Подпоручик Смоленского полка Василий Мирович приговорен был к смертной казни, отсечению головы, каковая казнь и была над ним исполнена [1764 сент. 15 (12241)]. - По приговору Верховного суда двое из главных участников в бунте, происшедшем в Москве во время заразы, казнены были смертью, повешены <...> [1771 нояб. 10 (13695)]. - Донской казак Емелька Пугачев казнен был по приговору Верховного суда четвертованием; <...> [1775 янв. 10 (14233)]. - Главные виновники заговора и возмущения, происшедшего 14 декабря 1825 года противу Высочайшей власти и всего Августейшего дома, казнены были смертью, повешены, а прочие, наиболее участвовавшее в заговоре и бунте, с лишением чинов и дворянства сосланы в каторжную работу [1826 июл. 13 (464)]». Третий раз та же цепочка дана в примечании к ст. 218: «Наказание соучастникам в преступлениях по первым двум пунктам, если иногда уменьшается по мере вины их, то сие происходит единственно из монаршего милосердия. - См. доклады Верховного уголовного суда и указы: 1764 сент. 15 (12241). -1771 нояб. 10 (13695). - 1775 янв. 10 (14233). - 1826 июл. 13 (464)».
Несмотря на отсылки к указам, определявшим порядок создания и состав судебных коллегий на всех четырех процессах, впредь таковой порядок и состав Верховного уголовного суда устанавливался по примеру суда над декабристами: «Верховный уголовный суд составляется особенным высочайшим указом из членов Государственного совета, Правительствующего Сената и Святейшего Синода и известного числа военных и гражданских особ» (ст. 1222).
Впервые в российском законодательстве - в качестве не проекта, но совокупности правовых норм, - появлялось сжатое описание особенностей судоустройства и судопроизводства по особо важным государственным преступлениям. Второе отделение третьей главы (О судопроизводстве по государственным преступлениям против первых двух пунктов) седьмого раздела (Об особенных родах судопроизводства по делам уголовным) второй книги (О судопроизводстве по преступлениям) пятнадцатого тома Свода называлось «О производстве по преступлениям противу
первых двух пунктов в особо-учреждаемых Верховных судах и в Правительствующем Сенате»; первый подраздел, ст. 1249-1257, содержал «Производство в Верховном уголовном суде».
«Производство следствия по высшим государственным преступлениям препоручается по высочайшему повелению особенно для того назначенным лицам или комиссии» (ст. 1249). «По окончании следствия все дело поступает в Верховный уголовный суд. Заседания Верховного суда открываются чтением высочайшего указа по делу, потом донесения о произведенном следствии и подробных о каждом подсудимом сведений, составленных из поданного о них производства» (ст. 1251). «Верховный суд лично удостоверяется в подлинности актов произведенного следствия, и для сего или призывает порознь подсудимых, или наряжает для сего комиссию, им же избранную и из среды его составленную» (ст. 1252). «Таковое личное удостоверение состоит в узнании, точно ли ответы на допросные пункты учинены подсудимыми, их ли руками подписаны, не утаили ль они чего и не имеют ли еще чего объявить и дополнить» (ст. 1253). «По окончании таким образом ревизии следствия, Верховный суд приступает к чтению законов, на преступления сего рода постановленных; и если в особенных правилах, на тот случай предписанных, назначено будет определить постепенность вины: то, по соображении с делом, он определяет, в какой постепенности увеличивается или уменьшается вина подсудимых частными и особенными каждого лица обстоятельствами, и в случае значительного числа подсудимых назначает разряды разных степеней виновности, полагает наказание, каждой степени соразмерное, и по сим разрядам и степеням распределяет подсудимых» (ст. 1254). «Составя сии положения о казнях и наказаниях, Верховный суд постановляет приговор по большинству голосов. Члены Святейшего Синода, присутствующие при заключении общего протокола, сообразно правилам звания их не обязуются подписывать приговоров о смертной казни» (ст. 1255). «По постановлении таким образом приговора Верховный суд вносит оный на высочайшее усмотрение» (ст. 1256). «Последовавшее по сему высочайшее решение Верховный суд объявляет в полном присутствии осужденным преступникам и потом обращает все к надлежащему исполнению (ст. 1257).
Судопроизводство в Верховном уголовном суде также в основном соответствовало тому, что было установлено на последнем процессе; кроме собственно содержания статей это подкреп-
ляется и ссылками на законы: так, во всех девяти статьях третьей главы, в которых идет речь о Верховном уголовном суде (ст. 12491257), имеются ссылки на соответствующие указы 1826 г., причем в пяти - исключительно на указ «О преступниках.» и всеподданнейший доклад Верховного уголовного суда 1826 года. И все это при том, что, подчеркнем, ничто не мешало рассматривать процесс над декабристами как частный случай, а не как прецедент, достойный возведения в норму.
В примечании к ст. 1255 все четыре верховные процесса снова ненавязчиво объединяются единым названием: «В Верховных судах, доселе бывших, члены Святейшего Синода изъявляли свое мнение следующими словами: "Слушав в Верховном уголовном суде следствие о поименованных государственных преступниках <...>" [1764 сент. 15 (12241) - 1826 июл. 13 (464)]. Разумеется, в суде над Мировичем «мнение» членов Синода, согласно сентенции, звучало несколько иначе, а именно: «Слушав в собрании следственное о Мировиче и его сообщниках дело.».
О важном месте Верховного уголовного суда среди российских судебных учреждений свидетельствует тот факт, что этот суд наделялся исключительным правом выносить смертные приговоры по преступлениям «противу первых двух пунктов» (ст. 17, 217, 223, 227)16, причем, в отличие от военных судов, он обладал правом самостоятельного выбора вида смертной казни (ст. 18); в тех же случаях, когда таковые преступления рассматривали обычные суды, они должны были ограничиваться лишением прав состояния, ссылкой в каторжную работу на поселение и прочее17. Исключительно Верховный уголовный суд мог приго-
16 Смертная казнь предусматривалась также за некоторые военные преступления, а также преступления, связанные с нарушениями карантинного режима.
17 Эта норма, в отличие от прочих, нередко привлекала внимание правоведов, хотя они и не связывали Верховный уголовный суд как таковой с судом над декабристами. См.: Есипов В.В. Очерк русского уголовного права. Часть общая. Варшава, 1894. С. 357-358; Червонецкий ДА. Государственные преступления по русскому праву: Введение и 1-я глава. Юрьев, 1913. С. 28; Миненок М.Г. Наказание в русском уголовном праве: Историко-правовой очерк: Учеб. пос. Калининград, 1985. С. 11; Таганцев Н.С. Русское уголовное право / Предисл. А.В. Наумова. Тула, 2001. Т. 2. С. 139; Андрусенко О.В., Кодан С.В. От Свода законов уголовных к Уложению о наказаниях уголовных и исправительных. Екатеринбург, 2000.
С. 43; Жильцов С.В. Смертная казнь в истории России. М., 2002. С. 183-184. Впрочем, можно встретить и указания на сохранение в Своде 1832 г. смертной казни и без всякого упоминания Верховного уголовного суда (см., напр.: Русское уго-
варивать и к политической смерти (ст. 19). Таким образом, несмотря на то, что соучастники, злоумышленники и «произноси-тели дерзких слов» против императора и его фамилии формально должны были нести то же наказание, что организаторы и другие основные участники преступлений против жизни и чести государя (ст. 215-222), применение смертной казни за подобные преступления фактически резко ограничивалось уже тем, что передаваться в Верховный уголовный суд должны были только особо важные дела. По мнению некоторых исследователей, оставление смертной казни исключительно за Верховным уголовным судом стало прямым следствием разногласий, возникших на заседаниях этого суда в 1826 году18.
К сожалению, ограничение это просуществовало только до 1845 г., когда монополия Верховного уголовного суда на назначение смертной казни (среди невоенных судов) была уничтожена19.
Вместе с Общим учреждением министерств в первый том Свода законов (Свод учреждений государственных и губернских. Ч. 1) перешли §§ 295-296, касающиеся суда над высшими чиновниками (ст. 1707-1708), а также в Своде законов уголовных появились и развивающие их содержание статьи:
«1262. Когда откроются важные государственные вины в преступлении должности, учиненной министрами и генерал-губернаторами: тогда дело предается Верховному уголовному суду. 1811 июн. 25 (24686) § 295 - 1822 июл. 22 (29125) §§ 589-596.
1342. Верховный уголовный суд, наряжаемый над министрами и генерал-губернаторами в случаях, когда со стороны их откроются важные государственные вины, не производит вновь следствия, но, определив существо и степень вины по следствию, произведенному в Государственном совете, полагает окончательный приговор по законам.
ловное право: Пособие к лекциям Н.Д. Сергеевского: Часть общая. Изд. 11-е, испр. и доп. С.Н. Трегубовым. Пг., 1915. С. 122).
18 «Противоречия в уголовном законодательстве, породившие споры между Мордвиновым и Сперанским при квалификации Верховным уголовным судом преступлений декабристов и вынесении наказания за них, были учтены при составлении Свода законов 1832 г.» (Жильцов С.В., Малько А.В. Смертная казнь в России: историко-теоретическое исследование. Тольятти, 2001. С. 173).
19 См. недоумение М.А. Дмитриева при слухах, что в России с Уложением о наказаниях будет введена смертная казнь и нежелание ввиду этого идти в уголовный департамент Сената (Дмитриев М.А. Главы из воспоминаний моей жизни. М., 1997. С. 469).
1811 июн. 25 (24686) §§ 295, 296 - 1822 июл. 22 (29125) §§ 589-596»20.
При этом вопреки букве «Учреждении для управления сибирских губерний» 1822 г., подсудными Верховному уголовному суду оказывались уже все генерал-губернаторы, а не только сибирские.
Впоследствии статьи 1221-1222, 1249-1257, 1262 и 1342 пятнадцатого тома Свода 1832 года перешли в позднейшие его редакции - 1842 и 1857 гг.21 - без всяких изменений, если не считать того, что, согласно высочайше утвержденным 9 апреля 1840 г. «Правилам о должности товарищей министров», эти товарищи пополнили круг лиц, дела которых о должностных преступлениях подлежали рассмотрению Верховным уголовным судом22. Отдельной статьей «Верховный уголовный суд» был представлен в указателе к Своду законов23.
Таким образом, можно утверждать, что в Своде законов 1832 г. Верховный уголовный суд был формально институционализирован как высшее чрезвычайное судебное учреждение по наиболее важным государственным преступлениям и преступлениям высших должностных лиц; были установлены состав суда и особенности судебной процедуры, единое название, исключительные полномочия среди гражданских судов в назначении смертной казни. По сравнению с имевшейся до этого прецедентной цепочкой, оставлявшей едва ли не полный простор для творчества по всем этим направлениям, прогресс был значительным. Вместе с тем, неоднократное упоминание в Своде нескольких «Верховных уголовных судов», особенно бросающееся в глаза в сравнении с проектами 1809, 1810-1811 (и модифицированным вариантом 1827) годов, оставляет открытым не только вопрос о причинах такого отступления Сперанского от предлагавшихся ранее формулировок, но и о том, можно ли считать институционализацию Верховного уголовного суда в 1832 г. законченной в полном смысле этого слова. В том случае, если за множест-
20 Гл. 4: О производстве дел следственных в преступлении должностей. Отд. 1: О подсудности; Отд. 5: О производстве дел следственных в преступлении должности над министрами и генерал-губернаторами, судимыми в Верховном уголовном суде.
21 В Сводах 1842 и 1857 гг. изменились только номера статей - соответственно ст. 1420-1421, 1448-1456, 1462, 1580 и 592-593, 619-628, 633, 716.
22 ПСЗ-П. Т. 15. Отд. 1. № 13361. Строго говоря, Верховный уголовный суд в «Правилах» не упоминался, но восстанавливалось в полной мере действие «Общего учреждения министерств», ограниченного 30 декабря 1826 г., и в том числе пределы ответственности товарищей министров.
23 Указатель алфавитный к Своду законов Российской империи. СПб., 1834. С. 64.
венным числом стояли исключительно представления о чрезвычайности и априорной редкости проводимых им процессов, то на этот вопрос следует ответить положительно. В том же случае, если таким образом авторы и/или редакторы Свода хотели подчеркнуть внеположенность «верховных» коллегий регулярной системе российских судебных учреждений и особенный характер каждого процесса, то об окончательной институционализации Верховного уголовного суда говорить не приходится, поскольку в этом случае в описании и состава суда, и его процессуальных особенностей введенный в норму процесс 1826 г. мог быть истолкован просто как последний в цепочке казусов, не служащий ни в коей мере ограничителем монарших желаний. На наш взгляд, имеет смысл вести речь об окончательной и безусловной институционализации в 1832 г. не Верховного уголовного суда как судебного органа, но верховных уголовных судебных процессов. Оформление же этого суда как учреждения (устойчивой модели судоустройства и судопроизводства для определенного рода дел) было произведено в таких выражениях, которые оставляли простор для разных толкований соответствующих статей: и как модели на будущее, и как иллюстрации последнего дела. Ясный ответ на этот вопрос могла бы дать правоприменительная практика, однако дел соответствующей важности до судебной реформы 1864 г. в России не было.
Как уже было сказано выше, согласно Своду, «особенными высочайшими указами дела о государственных преступлениях могли быть переданы и «Суждению Правительствующего Сената» (ст. 1221, 1223). Рассмотрение дел должно было идти «сообразно общему порядку уголовного судопроизводства и с наблюдением тех правил, какие в особенности для сего в высочайшем повелении будут назначены» (ст. 1258). Источником этих статей стал указ о суде над польскими заговорщиками от 16 ноября 1797 г. (№ 18248), ссылок на процесс 1827-1829 гг. не было.
Учитывая то значение, которое при Николае I имела в гражданских делах военная юстиция, было бы логично выяснить место Верховного уголовного суда в Своде военных постановлений 1838 г., особенно если принять во внимание, что роль Сперанского в его создании была очень велика24.
24 См.: Столетие Военного министерства: 1802-1902 / Гл. ред. Д.А. Скалон. СПб., 1902. Т. 3. Отд. 1: Кодификационный отдел / Сост. Э.М. Лисенко. Гл. 2; За-устинский П.Ф. Кодификация русского военного права в связи с историей развития русского войска до реформ XIX века. СПб., 1909. С. 496-501, 504.
«20. Виды смертной казни суть: расстреляние и повешение. Когда в законе определяется простая смертная казнь, то под сим разумеется расстреляние; смертная же казнь повешением определяется в тех только случаях, которые подлежат Верховному уголовному суду и назначается в его приговоре».
22. Из сей общей замены изъемлются следующие три случая, в коих и в мирное время виновные подлежат смертной казни: 1) Когда государственные преступления, совершенные лицами, состоящими в военном ведомстве, по особенной их важности предаются рассмотрению и решению Верховного уголовного суда (а). 2) <...>. В первом случае вид смертной казни определяется Верховным уголовным судом в приговоре его (г); во втором и третьем полагается расстреляние (д).
В примечании (а) к ст. 22, даны ссылки на процессы 1764-1826 гг. в полном соответствии с соответствующим пунктом Свода законов: «1764 сент. 15 (12241); 1771 ноябр. 10 (13695); 1775 янв. 10 (14233); 1826 июл. 13 (464)», а в прим. (г) - перечень этих процессов с более определенным называнием ведших их учреждений, чем в Своде законов 1832 года: «Подпоручик Смоленского полка Василий Мирович приговорен был к смертной казни отсечением головы, каковая казнь и была над ним исполнена 1764 сент. 15 (12241). - По приговору Верховного уголовного суда (здесь и далее в этом абзаце курсив мой. - К. Б.), двое из главных участников в бунте, происшедшем в Москве во время заразы, казнены были смертию, повешены; другие же наказаны кнутом и с вырезанием ноздрей сосланы в каторжную работу, 1771 нояб. 19 (13695). - Донский казак Емелька Пугачев казнен был, по приговору Верховного уголовного суда, четвертованием; <...>, 1775 янв. 10 (14233). - Главные виновники заговора и возмущения, происшедшего 14 дек. 1825 года, противу высочайшей власти и всего августейшего дома, тоже, по приговору Верховного уголовного суда, казнены были смертию, повешены, а прочие, наиболее участвовавшие в заговоре и бунте, с лишением чинов и дворянства сосланы в каторжную работу, 1826 июл. 13 (464)»25.
Таким образом, картина «верховных уголовных» процессов, нарисованная в ст. 22 Свода военных постановлений, оказывается, казалось бы, еще более ясной и четкой, чем в Своде законов. Позднее эти статьи без всяких изменений, кроме нумерации, вошли в новые редакции Свода военных постановлений: 1855, 1858 и 1864 годов26.
25 Свод военных постановлений. СПб., 1839. Ч. 1, кн. 1.
26 Там же. 1855. Ч. 5; 1859. Ч. 5; 1866. Ч. 5. Кроме того, в Сводах 1858-1859 и 1864-1866 гг. опущены ссылки на гражданский Свод законов уголовных.
Однако этой ясной картине «верховных уголовных» процессов противоречат два факта, которые позволяют предположить, что место Верховного уголовного суда в российской судебной системе в действительности не было столь значительным, как было представлено в Своде законов и первой книге Свода военных постановлений, или - второй вариант - с начала по конец 1830-х годов успело несколько деградировать. Во-первых, в вышедшем в 1841 г. указателе к Своду военных постановлений Верховный уголовный суд отсутствует; его нет ни в виде отдельной статьи, ни в виде упоминаний в статье «Император и императорский дом» (во втором ее разделе «Преступление противу священной особы государя императора»), ни в статье «Бунт», ни в статье «Военный суд», ни в статье «Подсудность» (разд. III «Подсудность гражданскому уголовному суду»).
Во-вторых, Верховного уголовного суда вообще нет во второй книге Свода 1838 г. («О военном суде»). Так, согласно ст. 256, «Преступления противу первых двух пунктов, означенных в 1 книге сей части, судятся в постоянных или временных комиссиях, или учреждается для сего особый суд (курсив мой. - К. Б.), по высочайшему его императорского величества указанию». Впрочем, особых судов в указателе тоже нет.
Не составляет труда заметить, что если всякий Верховный уголовный суд в том виде, в котором он введен в Свод законов, безусловно «особый суд» (или «особо-учреждаемый», как он обозначен), то далеко не всякий «особый» может быть назван «верховным уголовным». При этом традиционное право монарха творить чрезвычайные судебные учреждения по собственному разумению получало дополнительное формальное юридическое обоснование. Тем более серьезное, что подсудность государственных преступлений органам военной юстиции даже в тех случаях, когда вовсе не требовалось особенной скорости судебного разбирательства, была для Николая I вполне допустимой. Усилия Сперанского по институционализации Верховного уголовного суда достигли своих целей лишь отчасти. Едва появившись, он почти сразу начал терять свой высокий статус. Правда, проведенная законодательная регламентация его функций, принципов организации и процедурных вопросов не пропали даром и послужили основой для возрождения Верховного уголовного суда в Судебных уставах 1864 года.
