CC BY
47
УДК 81'37
Н.П. Дронова
ВЕРБАЛЬНЫЕ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ КОНЦЕПТА NARR В НЕМЕЦКОМ ЯЗЫКЕ1
В статье рассматриваются состав и структура вербальных репрезентаций концепта NARR на основе микросистемы признаковых имен «интеллектуальной ущербности» в немецком языке. Номинации сгруппированы в девяти концептуальных группах в зависимости от релевантного концептуального признака.
Ключевые слова: репрезентация, концептуальная метафора «контейнер», признаковые имена, концепт культуры, двойственность оценки, тропологичность.
Научный интерес к проблеме репрезентации знаний в языке, их интерпретации обусловлен тем, что в связи с лингвистическим поворотом именно язык был признан философами, психологами, языковедами как важнейший источник и фундамент знания, как инструмент к познанию мира, развитию способностей человека к символической деятельности. «Язык, которым владеют, так устроен, - подчеркивал немецкий философ Г.-Г. Гадамер, - что в нем живут, то есть то, что хотят сообщить, «знают» не иначе, как в языковой форме... Герменевтический подход начинается с осознания того, что язык неизбежно отсылает за пределы себя самого, указывая на границы языковой формы выражения. Язык не тождественен тому, что на нем сказано, не совпадает с тем, что обрело в нем слово» [Гадамер 1991: 65]. Данное положение свидетельствует о сложности проблемы соотношения презентации различных явлений, фрагментов реального и постоянно усложняющегося мира как такового и репрезентации знаний о нем в языковой форме. «Знание есть результат процесса познания действительности, адекватное ее отражение в сознании человека в виде представлений, понятий, суждений, теорий. <...> Отношение знания к действительности носит многоуровневый и сложно опосредованный характер и развивается как в истории человеческой культуры, так и в процессе индивидуального развития личности» [ФЭС 1983: 192]. Вместе с тем, все человеческое познание осуществляется, прежде всего, с использованием языковых средств, что является отличительным признаком людей как биологического вида» [Аронов, Баксанский 2008: 104].
Особый интерес к языку в настоящее время связан не только с постоянным стремлением прояснить общие механизмы и закономерности
1 Исследование выполнено в рамках государственного задания Министерства образования и науки РФ, проект № 6.2772.2011.
мышления, но и понять то, как же человек способен перерабатывать, трансформировать огромные массивы знаний в крайне ограниченные промежутки времени [Петров 1987: 3]. Важнейшей ступенью в познании действительности является процесс понимания объектов мира, формирования представлений об объектах и их оязыковление. Р. Павиленис поясняет, что «понимание языка, равно как понимание мира, связано не только с перцептуальным, но и концептуальным выделением объекта восприятия среди других объектов мира путем соотнесения (атрибуции) смысла, или концепта, и объекта восприятия в качестве его семантической репрезентации, в качестве его концептуального образа, или концептуальной картины, какими бы ни были природа и содержание таких картин. Концептуальная система индивида, - подчеркивает далее Р. Павиленис, - являет собой базис для интерпретации объектов - знаков, т.е. основу для их понимания. Лингвистические знаки воспринимаются как любые другие знаки мира. Однако то обстоятельство, что в процессе усвоения языка они используются для обозначения других объектов - знаков, уже интерпретированных в концептуальной системе (т.е. они уже связаны со смыслами, отнесенными к этим объектам - знакам), делает их знаками знаков, при этом и одни, и другие интерпретируются в той же концептуальной системе [Павиленис 2006: 68-69].
Понятие репрезентации в когнитивной науке считается ключевым, оно относится «как к процессу представления мира в голове человека (ментальная репрезентация), так и к единице подобного представления, стоящей вместо чего-то в реальном или вымышленном мире и поэтому замещающей это что-то в мыслительных процессах» [КСКТ 1996: 157]. Данное понятие (особенно со времен Шопенгауэра и В. Вундта) трактуется также «как вспомогательное понятие, служащее для выяснения сущности представления» [ФС
2000: 393]. «Язык - особая репрезентационная система, ибо он тоже кодирует в знаковой форме нечто, стоящее за его собственными пределами. Слова и прочие единицы - эти языковые репрезентации - активизируют поэтому те сущности, знаковыми заместителями которых они являются, - они возбуждают в памяти человека связанные с ними концепты» [Anisfeld 1984: 7] (цит. по: [КСКТ 1997: 158]). Анализируя опыт исследования репрезентаций в зарубежной и отечественной лингвистике, Е.С. Кубрякова отмечала многообразие подходов к описанию организации репрезентаций, моделей, которые, в свою очередь, участвуют в их репрезентации (представлении). «Часть такой организации была описана в терминах ассоциативных сетей, - писала Е. С. Кубрякова, - часть в терминах коннекционизма, наконец, часть - в терминах фреймов, скриптов и сценариев. Но все эти описания охарактеризовали лишь отдельные аспекты когниции с помощью ментальных репрезентаций. Наступило время объединить и синтезировать эти попытки, представив более глобальную картину функционирования репрезентаций в еще большем разнообразии их форм и типов [КСКТ 1997: 159-160].
В настоящее время в зарубежной и отечественной лингвистике выполнено большое количество фундаментальных работ, посвященных теоретическому осмыслению и обоснованию важнейших схем и моделей представления знаний в языке, их применению в практическом анализе языковых репрезентаций (Дж. Лакофф, Р. Лан-гакр, Л. Тэлми, Е.С. Кубрякова, Н.Н. Болдырев, В.И. Карасик, Ю.С. Степанов, В.З. Демьянков, З.Д. Попова, И.О. Стернин и многие др.). Особое место в исследовании проблемы занимает концептуальный анализ, на основе которого были получены плодотворные результаты на материале описания различных языков. «Перспективы его развития, - отмечает Н.Н. Болдырев, - во многом определяются появлением разных направлений и подходов в изучении принципов и способов взаимодействия когнитивных и языковых механизмов формирования и передачи смыслов». Однако, несмотря на очевидные достижения в лингвистике благодаря применению концептуального анализа, «эти перспективы, в основном, связывают с расширением количества анализируемых концептов и способов их языковой репрезентации, в основе изучения которых лежат однотипные схемы и методики». Далее Н.Н. Болдырев концентрирует внимание исследователей на поиске новых приемов и частных методов анализа, направленных на
более глубокое проникновение в суть изучаемых явлений (например, категориально-матричный формат представления знания и др.). «При этом особого внимания заслуживает изучение и описание концептуально-сложных структур знания в их взаимодействии с языковыми структурами, которые их репрезентируют» [Болдырев 2010: 34-36]. Разделяя полностью мнение Н.Н. Болдырева, необходимо также акцентировать целесообразность продолжения дальнейшего использования некоторых «старых» оптимальных методов, позволяющих многие неисследованные объекты описать в рамках оправдавших себя методов (как, например, в случае концептуального анализа как базисного в описании различных моделей, схем представления знания).
Среди когнитивных схем и моделей (фреймов, скриптов и сценариев), «которые могут структурировать как отдельные концепты абстрактного характера, так и концептуальные структуры различной сложности» (Н. Н. Болдырев), наиболее часто применимой оказывается «образная схема» «контейнер», предложенная Дж. Ла-коффом. По мнению Е.С. Кубряковой, «понятие контейнера нередко используется как самоочевидное и редко дефинируется. Между тем, хотя оно, действительно, выступает, прежде всего, как понятие, связанное с телесным и довольно простым опытом человека, за ним стоит далеко не простая структура знания, которую в известном смысле надлежит реконструировать. <...> Сама идея контейнера - схематизированное и предельно упрощенное представление об универсуме лишь в его способности иметь что-то (держать или со-держать con-tain) в себе самом, внутри себя, это, прежде всего, идея «пустого пространства». Вполне возможно, что прообразом такой интерпретации всего сущего было и человеческое тело, что позволяет рассматривать двояко и сам этот объект. С одной стороны, «человек - это часть мира, это man in space; с другой стороны, занимая определенный объем, тело формирует space in man, которое «заполнено» или «заполняется» самыми разными сущностями - начиная от реальных органов и субстанций и кончая его мыслями и чувствами, состояниями и ощущениями, способностями и знаниями.» (подробней см.: [Кубрякова 2004: 480-484]).
Данная концептуальная метафора оказывается применимой в нашем случае при описании и интерпретации уникального концепта в немецком языке, вербально представленного ключевой лексемой «Narr (шут)» и его синонимическими суб-
ститутами. Ю.С. Степанов, анализируя концептуальное содержание имен человека в ряду констант русской культуры, подчеркивал, что в языке «ничто так не параметризовано, как человек. Сотни, если не тысячи слов в каждом языке - это названия одного и того же человека, но в зависимости от его разных «параметров». Определения таких слов в словарях обычно начинаются словом «человек», вслед за которым следуют указание сферы или ряда, в котором данное слово является в качестве специального имени человека» [Степанов 2001: 697]. «Такая единая по своей субстанциональной природе сущность, как человек, расщепляется на ряд номинатов, будучи охарактеризована относительно чего-либо или кого-либо, а также по своей функции. <...> Меняя свои роли, следуя разным моделям поведения, совершая множество разнообразных действий и поступков, человек в своих разнонаправленных проявлениях становится референтом многих функциональных, реляционных и других имен» (Н.Д. Арутюнова цит. по: [Уфимцева 2002: 120]). «Шут» - центральная фигура карнавала, начиная с античных времен, это человек, имеющий статус «антипода» человека «обычного», живущего по правилам и установлениям социума. «Такие фигуры, как шуты и дураки, - подчеркивал М.М. Бахтин, - характерны для смеховой культуры средневековья. Они были как бы постоянными, закрепленными в обычной (т.е. некарнавальной) жизни, носителями карнавального начала. Такие шуты и дураки, как, например, Трибуле при Франциске I (он фигурирует и в романе Рабле), вовсе не были актерами, разыгрывавшими на сценической площадке роли шута и дурака (как позже комические актеры, исполнявшие на сцене роли Арлекина, Гансвурста и др.). Они оставались шутами и дураками всегда и повсюду, где бы они ни появлялись в жизни. Как шуты и дураки, они являются носителями особой жизненной формы, реальной и идеальной одновременно. Они находятся на границах жизни и искусства (как бы в особой промежуточной сфере): это не просто чудаки или глупые люди (в бытовом смысле), но это и не комические актеры» [Бахтин 1991]. В высказывании М.М. Бахтина четко показано, что подобная категория людей характеризуется сложным комплексом противоречивых свойств, в том числе негативно-оценочных, экспрессивно-иронических, а также позитивно-оценочных, что в определенной степени находит отражение в смысловой структуре номинаций. Концепт NARR сохраняет свою актуальность как в собственно культурологическом зна-
чении, поскольку карнавал как празднично-площадная форма бытия человека сохраняется в различных странах мира до сих пор, так и в переносном значении применительно к сферам политической, повседневной и другим формам бытия человека. По содержательной структуре исследуемый концепт включает совокупность исторически сложившихся «напластовываний» смыслов, кроме того, он характеризуется также признаками «двуосмысленности» (двойственной оценочно-сти), (о чем говорилось выше), и тропологичности (способности выражать смысл на основе образных схем - метафоры, метонимии, символа и др.) (подробней см.: [Григорьев 2006: 67]).
Вербальные репрезентации исследуемого концепта составляют класс единиц, называющих людей, пользуясь термином А.А. Уфимцевой, по степени их «интеллектуальной ущербности», -основному концептуальному признаку, на основе которого данный класс номинаций объединен в некоторую микросистему признаковых единиц. Под признаковыми языковыми единицами понимаются антропонимы, характеризующие человека по какому-либо признаку субъективной оценки. В силу этого имена подобных номинальных классов в своем знаковом значении, больше сигнификативном, нежели денотативном, т.е. признаковом, помимо назывной семы содержат сему модальности положительной или отрицательной оценки. В английском языке на основе названного выше концептуального признака А.А. Уфимцева выделяет около 100 номинаций, которые могут быть классифицированы в зависимости от функциональной области на группы: стандартная лексика, жаргонизмы, диалектизмы, разговорная лексика, термины [Уфимцева 2002: 120-121] (ср. номинации в рус.: [Черкасова 2011: 79]). В немецком языке на основе анализа различных лексикографических данных, справочных источников было выявлено более 50 номинаций «шута / дурака» (и это не конечное число!), которые также могут быть дифференцированы в зависимости от функциональной сферы, как и в английском языке (см. выше). Примечательно, что в немецком языке для обозначения понятия «шут + дурак» используется лексема Narr, которая семантически содержит в своей структуре оба смысла.
Необходимо отметить также разнообразие немецких языковых репрезентаций в структурном плане: они представлены корневыми словами, дериватами, обширным рядом двучленных композитов, свободных словосочетаний (в том числе фразеологизмов, не учитываемых нами). Такое
разнообразие языковых образований обусловлено влиянием как экстралингвистических (культурологических), так и интралингвистических факторов: 1) территориальная раздробленность Германии почти до конца XIX в. благоприятствовала сохранению «местных», нередко диалектально-маркированных номинаций, характеризующих специфику мировидения, наличие традиций, обычаев в культуре исторически проживающего на данной территории народа; 2) стилистическая маркированность слов, их принадлежность к стандартной лексике, а также преимущественно разговорно-окрашенной, в которой, в свою очередь, обнаруживается «своя» градация (вульгаризмы, бранные слова и т.д.). Ср.: стандартные номинации: Narr, Närrin, Schalk, Schelm; разговорно-окрашенные: Verrückter, Dummkopf, Possenreißer, Holzkopf, Gipskopf, Schwachsinniger и др.; регионально-обусловленные: Depp, Hanswurst, Kasperl и др.; заимствования: Idiot, Kretin и др.
Многообразие признаковых имен «шута» -человека с «интеллектуальной ущербностью» -отражает особенности концептуализации человека в его многосторонних отношениях к другим людям, к обществу, его социальным институтам в особом «карнавально-праздничном контексте». «Шут / дурак» в народно-праздничных осмеяниях выполняет тройную функцию: 1) его осмеивают; 2) он сам осмеивает; 3) он служит средством осмеяния окружающей действительности [ЛЭТиП 2003: 939, 942]. Как отмечалось выше, исследуемые наименования относятся к «характеризующим» / признаковым словесным знакам, которые «репрезентируют предметы, явления внешнего и внутреннего мира человека как по свойствам, воспринимаемыми чувствами (визуально, тактильно и т.п.), по денотату, так и по их внутренним характеристикам, отображаемым мысленно, по сигнификату. <...> Каждая из сфер человеческой деятельности и его бытия представлена несколькими семантическими темами, обозначаемыми, в свою очередь, соответствующими именами врожденных, прижизненно приобретаемых или обществом приписываемых свойств и оценок человека» [Уфимцева 2002: 103, 115].
В номинациях фигуры «шута» акцентируются, прежде всего, негативно-оценочные свойства человека, которые подвергаются критическому осмыслению и осмеянию в контексте карнавала для преодоления аналогичных качеств в социуме (шут рассматривался в Средневековье как «зеркало» пороков и человеческих слабостей, иначе говоря, как «вместилище», наполненное свойства-
ми, не приемлемыми в социуме). В то же время исторически шут является правдоискателем, критиком устоев, власти, т. е. носителем позитивно-оценочных качеств, предписанных ему сценарием карнавала. На первоначальном этапе описания концепта NARR представляется целесообразным обратиться к «внутренней форме» слова, которая характеризуется как этимологический признак, раскрываемый путем анализа этимологии слова. Термин «внутренняя форма слова» был, как известно, предложен В. фон Гумбольдтом, однако в его работах отсутствует научная дефиниция понятия. «Первоисточником всех неясностей в учении Гумбольдта о внутренней языковой форме явилось его неотчетливое указание м е с т а, занимаемого внутренней формою в живой структуре слова. Понятие языковой ф о р м ы, установлено, казалось бы, точно», - подчеркивает русский философ, теоретик языка Г.Г. Шпет, - Ясен и предмет, который при этом имеется ввиду. Это - не та или иная часть языковой структуры, не какой-либо отвлеченный или условно взятый элемент языка, и не то или иное случайное эмпирическое языковое проявление (in ihrem wirklichen Wesen), а язык, как он есть в «своей действительной сущности» (in das Bild eines organischen Ganzen), и данный нам в образе органического целого. Язык в этом смысле - нечто текучее и ежемгновенно преходящее. Он есть деятельность, энергия, постоянная работа духа, направленная на то, чтобы сделать артикулированный звук способным к выражению мысли» [Шпет 2003: 61]. В современном понимании «внутренняя форма слова - это семантическая и структурная соотнесенность составляющих слово морфем с другими морфемами данного языка; признак, положенный в основу номинации при образовании нового лексического значения слова» [БЭС 1998: 85]. На наш взгляд, в интерпретации внутренней формы слова является наиболее продуктивным обращение к этимологическому компоненту (признаку - Ю.С. Степанов), на основе которого можно выделить конкретно-чувственный образ, вербализованный знаком. Ю.С. Степанов отмечает, что для пользующихся данным языком этимологический слой содержания концепта существует опосредованно, как основа, на которой возникли и держатся остальные слои значений [Степанов 2001: 48]. На основе семантической интерпретации ключевых лексем немецкоязычных этимологических словарей Ф. Клуге и Г. Пауля [Kluge 1934; Paul 1959] были выделены концептуальные характеристики (Н.Н. Болдырев) или признаки базового концепта.
В частности, для толкования содержания лексемы Narr Ф. Клуге, Г. Пауль используют синоним Verrückter (сумасшедший) не в смысле «медицинской патологии», а во вторичной функции - для обозначения свойства человека - его «умственной недостаточности, странности». Ср.: Narr ahd. narro, mhd. / mnd. narre, dän. nar, schw. Narr - Verrückter [Kluge 1934: 410]. Глагол verrücken (ahd. verrucchen) означает этимологически an eine andere Stelle rücken: Tische, Stellen usw. (сдвинуть с места, передвинуть столы и др. предметы - первичное значение). Таким образом, вербализация сложного абстрактного смысла «глупый, сумасшедший человек» осуществляется лексемой Verrückter на основе переноса диффузного комплекса признаков «смещения, перемещения» конкретных предметов в определенном пространстве (контейнере) и «смещения мыслей в мозге человека», в котором наблюдается «частичное смещение» вплоть до полного элиминирования структур интеллектуальной деятельности («незаполненности разумом»). В «Этимологическом словаре немецкого языка» также подчеркивается, хотя и спорная, по мнению Фр. Клуге, возможность образования данной лексемы от позднелатинской формы со значением «насмешник, высмеивающий, воротящий нос». Такая версия была предложена языковедом Фр. Дисом (Fr. Dieß). Ср.: «umschrittener Herkunft Ableitung aus einem spätlat. närio - Nasenrümpfer, Spotter hat Fr. Dieß empfohlen» [Kluge 1934: 410]. Несмотря на то, что Фр. Клуге считает предположение Фр. Диса спорным и в данном случае сомнительно возражать автору фундаментального словаря, но вместе с тем, представляется возможным учитывать и версию Фр. Диса, поскольку в содержательную структуру концепта ассоциативно входит и смысл Nasenrümpfer, Spotter (насмешник), которое сохраняется в современном немецком языке. Таким образом, на этимологическом уровне установлено, что концептуальная структура понятия Narr включает релевантные концептуальные признаки: 1) иметь неспособность к умственной деятельности; 2) отличаться от других странностью, проявлять чудачество; 3) выражать критическое отношение к окружающему миру. Наряду с этимологическим слоем Ю.С. Степанов выделяет в структуре концепта культуры актуальный, «активный» слой, а также «пассивный» с позиций их актуализации, поскольку разные слои являются результатом, «осадком» культурной жизни разных эпох. В частности, актуальный, «активный» слой - это смысловая часть концепта, которая «актуально
существует для всех пользующихся данным языком (языком данной культуры) как средство взаимопонимания и общения. <. > В дополнительных, «пассивных» признаках своего содержания концепт актуален лишь для некоторых социальных групп». «Концепты существуют по-разному в разных своих слоях, и в этих слоях они по-разному реальны для людей данной культуры» [Степанов 2001: 48].
Концепт NARR вербально представлен в немецком языке достаточно большим количеством синонимических единиц, характеризующих различные свойства и оттенки свойств характера фигуры шута + дурака, что позволяет выделить более широкий диапазон концептуальных признаков концепта и, соответственно, составить более полный портрет образа в эволюционном формате. Следует отметить, что под синонимами нами понимаются традиционно слова, близкие по значению или родственные по смыслу. „Wörter, deren Bedeutungsumfänge und - komponenten sich zu einem mehr oder weniger großen Teil überschneiden und decken, die in einer bestimmten Zahl von Fällen <...> in der gleichen Textumgebung für einander eingesetzt werden können" [Lewandowski 1979: 776]. Согласно дефиниции Теодора Левандовского, синонимы - это слова, семантический объем которых пересекается в той или иной степени, в данном случае имеется ввиду не абсолютное совпадение содержательного потенциала лексических единиц. В приведенном высказывании речь идет также о том, что подобные единицы могут быть в ряде текстов взаимозаменяемыми, т. е. в основном совпадать по релевантным смысловым компонентам слова, хотя и не в полном объеме. Данная точка зрения представляется вполне приемлемой, поскольку концептуальный анализ множества синонимических единиц, как правило, показывает широкий спектр общих и дополнительных признаков, эксплицирующих особенности концептуализации в рамках языковой картины мира. Таким образом, создается «возможность описать «одно и то же» по-разному, используя разные языковые средства. Но в силу того, что каждое из них оттеняет или высвечивает тоже разное, появляется возможность отразить в самом «одном и том же» разные детали, свойства, признаки или особенности» [Кубрякова 2004: 486]. Выделение концептуальных признаков осуществляется на основе интерпретации значений языковых единиц, репрезентирующих данный концепт, их словарных толкований, речевых контекстов, других справочных источников [Болдырев 2000: 31].
Синонимические номинации можно представить в виде нескольких групп в зависимости от релевантных концептуальных признаков:
1. Номинации, выражающие релевантный концептуальный признак: «интеллектуальную ущербность, умственную неполноценность, глупость» субъекта: Verrückter, Dummkopf, Holzkopf, Gipskopf (глупец); Schwachsinniger (слабоумный), Blödmann, Blödling, Närrin.
В «оязыковлении» концепта участвуют образные лексические единицы, репрезентирующие представления человека о человеке в рамках наивной картины мира. Составляющие компоненты композитов называют органы тела человека (-kopf), имена вещественные (Holz, Gips), прилагательные, характеризующие физические негативно-оценочные свойства человека, например, слабость как отсутствие ума и т.д. Как отмечают российские исследователи Т.В. Булыгина, А.Д. Шмелев, «уникальность человека, как она представлена языком, в значительной степени определяется тем, что его интеллектуальные и «душевные» качества неразрывно связываются с порождающими их органами» [Булыгина, Шмелев 1997: 525]. Данное высказывание подтверждается тем, что в немецком языке для концептуализации «отсутствия ума -разума» используются достаточно многочисленные композиты, в структуре которых представлены соматизмы - наименования внешних частей тела - и прежде всего, лексема -kopf (голова) в метафорическом значении «разум человека». «Мы представляем собой физические существа, ограниченные в определенном пространстве и отделенные от остального мира поверхностью нашей кожи; воспринимаем остальной мир как находящийся вне нас. Каждый из нас есть вместилище, ограниченное поверхностью тела и наделенное способностью ориентации типа "внутри -вне"». «Ограниченные объекты, будь то люди, камни или территории, обладают размерами. В силу этого их можно характеризовать по количеству образующей их или содержащейся в них субстанции [Лакофф 2004]. «По образу и подобию вместилищ объясняются самые сложные вещи, и концептуальную метафору можно обнаружить повсеместно - для интерпретации вселенной и языка, человека и социума», подчеркивает Е.С. Кубрякова [Кубрякова 2004: 489]. «На основе метафорических трансформаций лексема Kopf репрезентирует ментальные вторичные концепты (Sinn, Gedanke, Verstand, Weisheit). <...> Как правило, Kopf используется с позитивной коннота-
цией, но при подключении дополнительных ква-лификаторов (leer, dick, hochmütig, grob) лексема может получать негативную оценку» [Кузьмина 2002: 15]. Kopf в нашем случае имеет негативно-оценочную коннотацию, поскольку второй компонент композита (квалификатор) Holzkopf, Gipskopf употребляется в переносном смысле: голова, созданная из дерева, гипса характеризуется «незаполненностью» - отсутствием мысли и мыслительной деятельности. Близкая по смыслу номинация Dummkopf включает качественное прилагательное dumm, которое этимологически имеет основное значение „stumpf an Sinnen" (тупой по признаку отсутствия разума), иными словами, «вместилище» характеризуется «отсутствием содержащейся субстанции». По аналогии образован композит Dummbart (досл. глупая борода). Заметим, что «борода» традиционно ассоциируется в основном с позитивными признаками: возраст, мудрость и др., однако включение компонента dumm (отсутствие мыслей) в композит Dummbart переводит весь смысл слова в негативно-оценочную плоскость. С компонентом dumm в словарях отмечаются также регионально-окрашенные дериваты Dummling, Dümmling, (österr.) Dummerjan, Dummian, Dummrian< контаминация из: dummer Jan (=Johann) [Wahrig 2006: 390; Paul 1959: 133]. В аналогичной функции выступает прилагательное blöde = dumm: Blödmann, Blödling. Прилагательное schwach в метафорическом смысле (слабый) в композитах Schwachkopf, Schwächling, Schwachsinniger также служит для метафорической экспликации «интеллектуальной слабости» человека.
Большинство вышеперечисленных синонимов характерны для разговорно-окрашенной речи. «Разговорные слова обнаруживают некоторую предрасположенность к номинации явлений, свойств, предметов, так или иначе причастных к нарушению нормы в широком смысле слова. К окружающему миру человек относится не безучастно, а заинтересованно, отмечает В.М. Девкин. Поэтому все задевающее его получает соответствующие номинации, которые имеют общие свойства; это, как правило, какой-либо вид деструкции (порчи, ломки, некачественности), если это артефакты или какое-то отступление от среднего состояния человека с его физическими, умственными, душевными или эмоциональными свойствами. Если это трудовая или иная деятельность, поведение, коммуникация, отношения между людьми, то обычно такого характера, что это тоже затрагивает интересы человека и порождает назва-
ния субъективно окрашенные, уже несущие не нейтральное, чаще критическое отношение к отрицательным явлениям» [Девкин 1994: 17]. Опыт описания первой группы номинаций подтверждает высказывание В.М. Девкина о том, что во всех приведенных номинациях эксплицитно актуализируется признак умственной недостаточности, «некачественности» свойств человека.
2. Номинации, выражающие концептуальный признак «наивность, простоватость» субъекта: Trottel (дурак, простофиля) от < Trott (повседневная суета / бесполезность); Tölpel (остолоп, бестолочь, деревенщина), Tor / Törin (глупец, безумец), Depp (ю.-нем., австр. глупец, простофиля, увалень), Deppin (лицо женского рода), Hoppeditz (ю.-нем.), Dussel (простофиля, дурак).
Номинации по содержательной структуре слова достаточно близки к номинациям группы 1, поскольку они также репрезентируют «интеллектуальную ущербность», «отступление от среднего состояния человека» (В.М. Девкин). Однако профилирующим концептуальным признаком данных номинаций является свойство определенной категории людей наивно реагировать на окружающий мир, проявлять неосведомленность в своем поведении, неловкость, суетливость. Например, Tölpel восходит этимологически к средневерхненемец-кой лексеме mhd. dörper, dörpel (Bauer / крестьянин) zu dorp Dorf (деревня) [Wahrig 2006: 1481]. Негативно-оценочный признак «пренебрежительности» к жителю деревни как более традиционному, консервативному и отстающему в социальном развитии сформировался в связи с ростом и расцветом городов средневековой Европы. Интересна историческая судьба слова «Tor» в немецком языке, которое первоначально использовалось для обозначения непосредственно больного человека, утратившего умственные способности (медицинский диагноз), затем - во вторичной функции для обозначения человека, некомпетентного в профессиональном плане, а также «придворного шута» или «шута на сцене» [Paul 1959: 427]. В словарях отмечается также синонимичность и принадлежность к разговорной лексике лексем Tor и Dussel. Вместе с тем, слово Tor возможно в немецком языке в иронически-высоком смысле. Например, знаменитый Фауст произносит известное изречение: „Habe nun, ach, Philosophie, Juristerei und Medizin, / Und leider auch Theologie / Durchaus studiert, mit heißem Bemühn. / Da steh ich nun, ich armer Tor, und bin so klug als wie zuvor!.." (Goethe «Faust», 1, Nacht). Сочетание ich armer Tor (я ста-
рый дурак) эксплицитно понимается как выражение низкой самооценки героя, самокритичности, имплицитно - как «умудренный жизнью, многое испытавший». Все упомянутые номинации употребляются в основном в разговорной речи, как правило, с негативно-оценочной коннотацией. «Когда конкурируют ареальные варианты, сниженную оценку получает более захолустное, менее известное слово» [Девкин 1994: 14]. Так, номинация Depp - регионально-окрашена, используется в южных областях Германии и в Австрии как бранное слово. Ср: den Deppen spielen - имитировать, разыгрывать шута / дурака. Hoppeditz -фигура шута, характерная для карнавала рейнской области (Дюссельдорф).
3. Номинации, выражающие концептуальный признак: «веселый нрав, веселость, умение острословить» субъекта: Spaßmacher (шутник, остряк), Spaßvogel (шутник, весельчак), Possenreißer (балагур, скоморох). Определяющий компонент приведенных композитов эксплицирует склонность субъекта к «удовольствию, шуткам Spaß, Possen. К этой группе относятся также свободные словосочетания lustige Figur, lustige Person, в которых атрибутивный квалификатор маркирует признак «веселого нрава» субъекта, независимо от пола.
4. Номинации, выражающие концептуальный признак: «хитрость, плутовство» субъекта: Schalk (плут, хитрец), Schelm (шутник, остряк). В средние века schelme означало Bösewicht, Verführer, durchtriebener Mensch (злой дух, соблазнитель, пройдоха, хитрец). В средневековье «образ плута и дурака» часто сливаются. «Плут (как и шут - Н.Д.) не столько сам осмеивается и разоблачается, сколько служит пробным камнем для окружающей действительности, для тех организаций и сословий средневекового мира, к которым он привязывается или с которыми соприкасается... Плут, как и дурак, не бытовой насмешник, а фольклорный образ, своего рода реалистический символ двойственного значения, сатирическое зеркало для отрицания плутовского мира» [ЛЭТиП 2003: 945].
5. Зооморфные метафорические образования, выражающие концептуальный признак «неспособность субъекта что-либо понять вообще»: Affe (обезьяна), Esel (осел), Mondkalb («недоношенный теленок», уродец), Spinner (шелкопряд). Метафорический перенос свойств
животного мира, птиц, насекомых на свойства человека в различных языках имеет давно сложившуюся традицию, связанную с изучением мира природы, накоплением опыта, знаний об этом мире. По мнению А.А. Уфимцевой, «способ выражения оценочных значений человеком через имена животных является почти универсальным» [Уфим-цева 2002: 114]. «Метафорический перенос не произволен, существует некое содержание, инвариантно присутствующее в областях Источника и Цели, которое и составляет основание переноса» [Кондратьева 2011: 36]. Зооморфные метафоры создаются на основе ассоциативных признаков сходства человека и животного по внешности, поведению, некоторым привычкам и т.д. Как подчеркивает Н.Д. Арутюнова, «сходство предполагает нетождественность, тождество часто устанавливается вопреки несхожести. Вместе с тем, вердикт о сходстве выносится на основе впечатлений, и поэтому сходство может быть обманчивым...» [Арутюнова 1999: 275]. Однако именно на основе признаков сходства осуществляется метафорический перенос имени животного на человека. Поскольку речь идет в основном об умственных недостатках человека, то и имена животных употребляются с негативно-оценочной коннотацией. Примечательно, что выбор многих животных для образной концептуализации человека нередко совпадает во многих языках. Так, например, Esel (осел, ишак) - животное, которому приписываются свойства «дурь, лень и упрямство», служит для обозначения человека с ограниченными умственными способностями (тупица, болван) (ср. также в русском языке). Метафорическо-символическое толкование животных, птиц в мировой культуре характеризуется в основном двойственной оценкой, с одной стороны, образ оценивается с опорой на примарный опыт познания мира положительно, с другой, - негативно. Так, например, в Древнем Египте к обезьянам относились с почтением, однако уже в древнем мире выдрессированные артистами обезьяны использовались для «театральных представлений». Назвать человека «обезьяной» считалось ругательством, ибо она была символом коварства и уродливой внешности [Бидерманн 1996: 182]. Перенос свойств обезьяны на «шута» осуществляется по признаку некоего внешнего сходства («комического уродства шута»). Аналогично используется номинация Mondkalb, значение которой отражает устаревшие предрассудки германцев об отрицательном влиянии луны на «рождение» уродливого теленка, недоноска и т.д. Ср.: missges-
taltetes Kalb, Mißgeburt einer Kuh [Wahrig 2006: 1025]. Лексема Spinner (шелкопряд) обозначает человека (фантазер, сумасшедший), который произносит много глупостей, чепухи, «плетет» фантазии как шелкопряд свою нить. Ср.: Spinner -(fig., umg.) jemand, der spinnt, der verrückt ist, dummes Zeug redet oder anstellt [Wahrig 2006: 1389]. Kuckuck (кукушка) в европейском сознании ассоциируется с негативно окрашенным образом. В древних текстах кукушкой часто называется «простофиля», «дурак», вероятно, из-за монотонно повторяющегося однообразного крика птицы. По достоверным источникам 16 века имя кукушки употребляется также в качестве заместителя для слов «черт, гром, коршун» [Бидерман 1996: 140]. На одной из гравюр немецкого художника XVI в. А. Дюрера изображается Венера с ангельскими крыльями, при ней три шута, один из которых - монах, его шутовской колпак как символ находится не на голове, а лежит на плечах. Кроме того, на гравюре изображены также обезьяна, осел и кукушка. Как отмечается в источнике, все три образа животных и птиц равнозначны в Средневековье по смыслу понятию «шут». Ср.: Außerdem befinden sich auf dem Bild ein Affe, ein Esel und ein Kuckuck (mittelalterlich Gouch). Alle drei Tierbezeichnungen sind gleichbedeutend mit Narr [URL: hausarbei-ten.de>faecher/vorschau/106441.html].
6. Метонимические образования - композиты, выражающие концептуальный признак: «простота, умственная неполноценность» субъекта: Einfaltspinsel (простак, простофиля, досл. «наивная кисть»), Armleuchter (канделябр), Flasche (букв. пустая бутылка = бездарь, не справившийся с чем-то), Tropf (букв. капля = разг. простак, простофиля). «Довольно значительная часть слов имеет шутливый оттенок, фиксируемый словарями. Юмор в слове строится на конфликте смыслов, на несуразности столкновения того, что в норме несопоставимо. Раскрывая нелогичность нелепого в слове, человек испытывает удовлетворение, ему становится смешно» [Девкин 1994: 18]. Так, в номинациях группы 6, образованных на основе метонимического переноса признаков предметов домашнего обихода на свойства человека, отмечается «комический» эффект, создаваемый путем соединения семантически разных слов и их смыслов. В частности, лексема Einfaltspinsel содержит наименование бытового предмета «кисть для краски», образ которой можно с трудом ассоциировать с человеком, разве что по признаку смежности «пользования» предме-
том, в свою очередь, дополнительный квалифика-тор - Einfalt (наивность как свойство человека) участвует в профилировании общего смысла номинации. Аналогично обозначение наивного человека в виде канделябра Armleuchter: номинация включает компонент Arm (рука человека) в метонимической функции + leuchter (светильник, светить), что в переносе на человека порождает особый комический эффект: человек «наивный» в форме светильника. «В основе денотативного компонента значений первообразных наименований частей тела (в нашем случае Arm) лежит индуктивное, эмпирическое понятие, добытое человеком в ходе его познавательно трудовой деятельности, в силу чего такие понятия осложнены различными ассоциациями по внешнему виду, по назначению. Такие наименования представляют собой в той или иной мере имена, передающие «инвентарный образ предмета» (Серебренников) (в нашем случае - человека) [Уфимцева 2002: 123]. В целом, подобное обозначение является эвфемизмом для выражения вульгарной оценки умственных способностей человека, его умения, точнее неумения вести себя в социальной среде: ср. перевод: балда, остолоп.
При анализе такого рода номинаций следует подчеркнуть особый характер образности, лежащий в основе слова: «комический эффект» отражает специфику концептуализации и категоризации субъекта в рамках наивных, бытовых, в определенной мере специфичных, представлений этноса о мире. Например, образ «пустой бутылки» Flasche или образ «капли» Tropf от Tropfen формируют представление о человеке «простом, наивном, не наполненным субстанцией» и одновременно характеризуют специфичность ассоциативно-образного мышления немецкого этноса. Такого рода номинации относятся к сниженному регистру разговорной лексики и, говоря словами В.М. Девкина, они «лишь с трудом и с большой натяжкой, либо совсем не переводимы в другие регистры. У быта своя номенклатура, которая по причине конкретности и сугубой специфичности не проходит разбивку по регистрам» [Девкин 1994: 16].
7. Иноязычные имена, выражающие концептуальный признак: «интеллектуальная беспомощность, слабоумие» субъекта: Kretin, Idiot, Idiotin, Imbezile, Imbeziler.
Номинации, заимствованные из греческого, латинского и французского языков первоначально относились к классу имен - терминов из медицинской сферы, психологии и т.д. Например: Idiot /
in grch. idiotes (veraltet: med., psych. an Idiotie leidende Person). В процессе исторического развития семантика слова подверглась модификации, слово стало использоваться для обозначения человека -несведущего, т.е. недостаточно умного, незнающего, непонимающего (gewöhnlicher Mensch, Privatmann, unkundiger Laie im Gegensatz zum Fachmann), затем слово подверглось дальнейшей семантической редукции, перешло в разряд слов -ругательств со сниженной оценкой fig.; umg. Dummkopf (Wahrig). Ср. также: Imbezile/r (lat. im-becillus „haltlos", „schwach") (имбецильный, слабоумный). Аналогичный смысл содержит заимствование из французского языка Kretin - dummer, töricht handelnder Mensch (frz. cretin „Schwachsinniger") (abwertend). Лексемы иноязычной этимологии можно рассматривать практически как абсолютные синонимы, имеющие разные корни происхождения.
8. Имена - антропонимы из сферы искусства (литература, театр, цирк), выражающие концептуальный признак «дурачество, фокусничество»: Hanswurst, Hansnarr, Kasperl/ Kasperle, Clown, Faxenmacher (фокусник), Harlekin, Hampel / Hampelmann (марионетка (кукла), (петрушка= дурак, мягкотелый человек) от глагола <hampeln (делать судорожные движения, махать руками), Bajazzo (паяц, шут).
Имена шута, имеющие литературные корни или другие источники происхождения (сфера искусств: цирк, театр) семантически сохраняют доминирующее свойство личности - «наивность, простота = глупость». Дополнительно выделяются на основе толкования дефиниции словарных статей свойства: «веселый нрав», «способность вести себя развязно, дурачиться», что граничит со свойством «глупости». Однако назначение этих персонажей заключается, как правило, в попытке сказать другим скрытую правду с подмостков сцены. Наиболее распространенным этноспе-цифичным именем шута является Hanswurst, известным по немецким фастнахтшпилям - пьесам, разыгрываемым на Масленицу. В XVII-XVIII вв. в немецкой пьесе действовал персонаж по имени Hans Wurst. По аналогии имя стало использоваться для характеристики человека - «наивного, простоватого, который может дурачиться, выкидывать фокусы, говорить все, что заблагорассудится». Ср.: (danach) etwas einfältiger, possentreibender Mensch, Spaßmacher, Narr [Wahrig 2006: 675]. Синонимичность двух имен Hanswurst и Narr послужило основанием для формирования в том же
значении шуточного антропонима Hansnarr, смысл которого поясняется в словарях на основе ключевых лексем: einfältiger Mensch, Dummkopf (наивный человек, глупец). В качестве синонима выступает также регионально-окрашенная номинация Kasperl. Исторически Kasperl - главный веселый персонаж пьес бродячих кукольных театров в Баварии, Австрии, Швейцарии, (его аналог в России - Петрушка). Шутовское начало проявляется в его веселье, дурачестве, произнесении нелепых, но и иронических, сатирических речей. Ср.: Kasperl / Kasperle - sich sehr albern benehmen, alberne Reden führende Person (nach dem männlichen Vornamen Kaspar); 2) österreichische Sonderform des Hanswursts im Volksstück [Wahrig 2006: 818]. Необходимо добавить, что Kasperl в австрийских народных пьесах приравнивается к Hanswurst^). Harlekin - имя персонажа итальянской комедии дель арте, самая популярная маска итальянского площадного театра. Имя представлено в итальянском и французском языках, и семантически оно равнозначно антропониму Hanswurst (frz. arlequin, ital. arlecchino) [Wahrig 2006: 676]. Clown - заимствование из английского языка, первоначально означавшее веселого человека на английской театральной сцене, в цирке, варьете, во вторичном значении оно служит для обозначения веселого, наивного простака с негативно-оценочной коннотацией. Ср.: Clown = Hanswurst и др.; stetig unernste, oder alberne Person, Possenreißer. Заметим, что для описания образа добавляется новый признак -свойство «несерьезности». Происхождение номинации Hampel / Hampelmann также связано со сферой кукольного театра, смысл «быть кем-то приводимым в движение, быть марионеткой» равнозначен смыслу «не иметь собственной головы», отсюда следует и значение «дурака» / шута. Концептуальные признаки данной группы номинаций близки номинациям группы 3.
9. Особая группа слов - историзмов: Hofnarr, Hofzwerg.
Номинации Hofnarr, Hofzwerg были выделены в особую группу понятий - историзмов в связи с тем, что данные номинации изначально служили для обозначения «субъекта», реально выполняющего функции шута /дурака в определенном временном пространстве (при дворе князя, правителя и т.д.). C наступлением эпохи Реформации и Просвещения традиция найма шутов прервалась. В немецком языке, как видим, для обозначения шута может быть использована лексема Narr, а также композит, в состав которого
входит уточнитель Hof-, конкретизирующий принадлежность шута к определенному двору / династии и т.д. Его функции при дворе достаточно разнообразны, хотя в основном они связаны с развлечением господина, которому он служит. Композит Hofzwerg содержит в своей структуре не только общий уточнитель Hof-, но и лексему -zwerg, которая характеризует шута по признаку его особого внешнего вида. В этом отношении вызывает интерес определение шута, предложенное в Толковом словаре Брокгауза, Ефрона: «Шуты - это лица (большей частью карлы и уроды), которых в старину держали у себя для потехи цари и вельможи, известны были у греков и римлян, но мода на них распространилась преимущественно в средние века» [Брокгауз, Ефрон 2003: 645]. В дефиниции отмечается, что среди наемных шутов доминировали карлики и уроды, т.е. люди невысокого роста, имевшие во внешности признаки уродства. В немецкой номинации уточняется в основном только рост, слово Zwerg может переводиться двояко: карлик и гном. Карлики выполняли различные функции при дворе, они служили в качестве дворецкого, слуг, пажей, секретарей, (Zwerg als Kammerdiener, Page, Butler oder Sekretär). Номинация семантически приравнивается к лексеме Hofnarr в ситуации, если карликом выполнялась функция шута.
Деятельность шута в период современного карнавала описывается следующим образом: «Er lärmt und tobt, führt lästerliche Reden, ist übermäßig im Essen und Trinken, macht sich häßlich und schmutzig, streitet und richtet sich gegen die Obrigkeit [Woll 1991: 33]». В приведенном фрагменте текста представлены релевантные признаки актуального слоя образа «шута»: 1) его поведение («шумит и неистовствует», т.е. ведет себя бесконтрольно) в соответствии со своей ролью; 2) активная речевая деятельность (произносит кощунственные речи, богохульствует); 3) отношение к еде и питью (неумеренность / чрезмерность во всем); 4) отношение к внешнему виду (безобразный и грязный); 5) отношение к власти, начальству (спорит с властью, выступает против нее). Таким образом, релевантные признаки образа «шута», главным образом, отступление от нормы в поведении, речевой деятельности сохраняются и в настоящее время в соответствии с «игровым» контекстом, сценарием карнавала. Шут / Narr является разрушителем традиционного (обыденного) немецкого уклада: его отношение к церкви, критика Бога / церкви в современном «постсеку-ляризованном» пространстве (термин Ю. Хабер-
маса), критика «властей предержащими» рассматриваются в комическом, ироническом формате. Таким образом, актуальный слой концепта подвергается дополнительному переосмыслению применительно к новым условиям, картине мира новейшей истории. Примечателен тот факт, что именно в период карнавала NARR считается прототипом народа, поэтому в немецком языке для обозначения «карнавального народа» имеется композит Narrenvolk (шутовской народ), которым подчеркивается ироническое отношение народа к себе, собственным недостаткам, необходимость их преодоления. Таким образом, в целом, слово Narrenvolk служит, на наш взгляд, для объединения этнической общности, ее самоидентификации.
Концептуальный анализ микросистемы вербальных репрезентаций позволил выделить интегральный концептуальный признак, объединяющий все концептуальные группы: «отступление от нормы умственной деятельности человека - интеллектуальная ущербность», «экспликация слабых умственных способностей до полного их отсутствия, глупость» как важнейший недостаток личности, высмеиваемый социумом. Вместе с тем, особое место в социокультурном контексте отводится признаку «критическое отношение к власти, церкви, порокам человека, смелость, мужество в речах и поступках», направленных на совершенствование бытия и самого человека в его взаимоотношении с миром. Синонимические единицы репрезентируют также ряд дополнительных дифференциальных признаков (наивность, простота, веселость, несерьезность, фокусничество, хитрость, плутовство), включенных в перечень осмеиваемых этносом пороков и слабостей, граничащих с «глупостью». В целом же, весь спектр перечисленных признаков образует своеобразную номенклатуру концептов, структурирующих сложное смысловое наполнение концепта. Большинство номинаций используются в качестве синонима в разговорно-окрашенной речи, при этом некоторые из них относятся к лексическим единицам сниженного регистра (фамильярно-пренебрежительные, вульгаризмы, в том числе и территориально-маркированные).
Список литературы
Аронов Р.А., Баксанский О.Е. Происхождение знания: истоки и основы // Вопр. философии. 2008. № 4. С. 98-108.
Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.: Языки русской культуры, 1999.
Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса.
2 изд. М.: Худ. лит., 1990. URL: http://bioserge. narod.ru/bahtin_rable.html
Бидерманн Г. Энциклопедия символов. М.: Республика, 1996.
Болдырев Н.Н. Когнитивная семантика: Курс лекций по английской филологии. Тамбов: Изд-во Тамб. гос. у-та им. Г.Р. Державина, 2000.
Болдырев Н.Н. Проблемы концептуального анализа // Когнитивные исследования языка. Международный конгресс по когнитивной лингвистике: сб. материалов. 29 сентября - 1 октября 2010 г. Тамбов: Изд. дом Тамб. гос. ун-та им. Г.Р. Державина, 2010. С. 34-38.
Брокгауз Ф., Ефрон И. Энциклопедический словарь. Современная версия. М.: ЭКСМО, 2003.
Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Дух, душа и тело в свете данных русского языка // Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М.: Языки русской культуры, 1997. С. 523-540.
БЭС - Большой энциклопедический словарь. Языкознание. М.: Бол. рос. энцикл., 1998.
Гадамер Г.-Г. История понятий как философия // Актуальность прекрасного. М.: Искусство, 1991.С. 16-26.
Григорьев А.А. Концепт и его лингвокуль-турологические составляющие // Вопр. философии. 2006. № 3. С. 64-76.
Девкин В.Д. Немецко-русский словарь разговорной лексики. М.: Русский язык, 1994.
Кондратьева О.Н. Метафорическая репрезентация религиозных концептов в литературе древней Руси // Вопр. когнитивной лингвистики. 2011. № 4. С. 36-47.
КСКТ - Кубрякова Е.С., Демьянков В.З., Панкрац Ю.Г., Лузина Л.Г. Краткий словарь когнитивных терминов. М.: Филол. фак. МГУ им. М.В. Ломоносова, 1997.
Кубрякова Е.С. Язык и знание. На пути получения знаний о языке: части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. М.: Языки славянской культуры, 2004.
Кузьмина Е.А. Паремии как лингвокультур-ная репрезентация языковой личности (на материале немецкого языка): автореф. дис. ... канд. филол. наук. Тамбов, 2002.
Лакофф Дж., Джонсон М. Дж. Метафоры, которыми мы живем // Теория метафоры / пер. Н.В. Перцова. М., 1990. С. 387-415. URL: http://kant.narod.ru/lakoff.htm
ЛЭТиП - Литературная энциклопедия терминов и понятий. М.: Интелвак, 2003.
Павиленис Р. О смысле и тождестве // Вопр. философии. 2006. № 7. С. 67-73.
Степанов Ю. С. Константы русской культуры. М.: Академический проект, 2001.
Уфимцева А. А. Лексическое значение. Принцип семиологического описания лексики. М.: Едиториал УРСС, 2002.
ФС - Дидье Ж. Философский словарь. М.: Международные отношения, 2000.
ФЭС - Философский энциклопедический словарь. М.: Сов. энцикл., 1983.
Черкасова М.Н. К вопросу о фреймо-слотовой структуре концепта ДУРАК // Вопр. когнитивной лингвистики. 2011. № 4. С. 74-82.
Шпет Г.Г. Внутренняя форма слова. Этюды и вариации на темы Гумбольта. М.: Едиториал УРСС, 2003.
Esterluß Kl. Das Bild des Narren in Sebastian Brandts Narrenschiff. URL: hausarbeiten.de>faecher/ vorschau/106441.html
Kluge Fr. Etymologisches Wörterbuch der deutschen Sprache. Elfte Auflage. Berlin und Leip-zig& Walter de Gruyter u. Co, 1934.
Lewandowski Th. Linguistisches Wörterbuch. Heidelberg: Quelle und Meyer, 1979.
Paul H. Deutsches Wörterbuch. Halle/Saale, 1959.
Wahrig G. Deutsches Wörterbuch. Gütersloh: Bertelsmann Lexikon Verlag, 2006.
Woll Johanna. Alte Festbräuche im Jahreslauf. Stuttgart: Ulmer, 1991.
N.P. Dronova
VERBAL REPRESETATIONS OF THE CONCEPT NARR IN GERMAN
The article studies the inventory and structure of the verbal representations of the concept NARR in the German language in the micro system of the nominations with the characteristics of «intellectual deficiency». The nominations are united in ten conceptual groups dependent on the relevant characteristic features.
Key words: representation, conceptual metaphor «container», the characteristic nominations, concept of culture, ambivalence of valuation, tropologism.
