CC BY
69
УДК 81+ 811.133.1
В. Н. Аристова
Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» ул. Мясницкая, 20, Москва, 115000, Россия
ВЕРБАЛИЗАЦИЯ КОМИЧЕСКОГО ВО ФРАНЦУЗСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
НАЧАЛА XXI ВЕКА (НА ПРИМЕРЕ РОМАНОВ Ф. ГЕН, С. БЕНШЕТРИ, Г. ДЕЛАКУРА)
Рассматривается проблема вербализации комического в художественных произведениях современных французских авторов - Ф. Ген, С. Беншетри, Г. Делакура. Исследование реализовано в рамках нескольких подходов к анализу текста: функционально-прагматического, лексико-семантического, стилистического и социокультурного. Учитывая достижения отечественных и зарубежных ученых в области комического (лингвистов, социологов и философов), описываются наиболее продуктивные способы его вербализации в современных художественных текстах. Отдельное внимание уделяется роли инвективной лексики как самостоятельного инструмента и усиливающего элемента в создании комического в современном тексте.
Ключевые слова: комическое, современная французская литература, инвективная лексика, ирония, смешное.
Французскую литературу как культурный феномен невозможно представить без комической составляющей, проявлявшейся на протяжении столетий в многообразных ипостасях - от средневековых фаблио до эпатажного творчества Франсуа Каванны. Начало XXI века в этом плане не является исключением, продолжая традицию обращения к смешному в разных формах. Но при кажущейся традиционности темы изменились не только проблемы, которые высмеивают авторы, что вполне закономерно, но эволюционировали и приемы, которые они применяют. В данной статье мы представим основные способы вербали-
зации комического в трех произведениях современных французских авторов Faïza Guène «Kiffe kiffe demain», Samuel Benchetrit «Récit d'un branleur», Grégoire Delacourt 1 «La liste de mes envies».
Термин «комическое» в данном контексте мы понимаем как категорию, «обозначающую культурно оформленное, социально и эстетически значимое смешное, включая редуцированные его формы (сатиру, остроумие и пр.)». При этом комическое - не всегда смешное, хотя у них может быть общий смысловой фон [Дмитриев, 1996. С. 52]. Кроме того, комический эффект возникает в рамках национально-культурного контек-
1 В результате недосмотра, допущенного автором, в статье «Французская инвективная лексика и проблема ее классификации» (Вестн. Новосиб. гос. ун-та. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2016. Т. 14, № 1. С. 86-93) содержится недостоверная информация о написании фамилии автора французского романа La liste de mes envies (см. список источников). Правильным французским написанием фамилии является Delacourt (имя Grégoire), а русским - Делакур (имя Грегуар). Иное написание следует рассматривать как информационный шум Интернета - Примеч. ред.
Аристова В. Н. Вербализация комического во французской литературе начала XXI века (на примере романов Ф. Ген, С. Беншетри, Г. Делакура) // Вестн. Новосиб. гос. ун-та. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2016. Т. 14, № 3. С. 75-84.
ISSN 1818-7935
Вестник НГУ. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2016. Том 14, № 3 © В. Н. Аристова, 2016
ста, специфической социокультурной ситуации, без знания которых подобный эффект может не возникнуть. В основе текста, обладающего комическим эффектом (или попросту комического текста) лежит некая неожиданность, отклонение от привычного, иными словами, происходит фреймовая трансформация, «вызывающая когнитивный диссонанс, который разрешается смеховой реакцией» [Капацинская, 2007. С. 224-225].
Предлагаемое исследование реализовано в рамках нескольких подходов к анализу текста: функционально-прагматического (позволяющего принять во внимание обусловленность различных средств выражения смысла текста его установками, а также проанализировать взаимодействие автора текста и читателя в процессе коммуникации); лексико-семантического подхода (позволяющего проанализировать концептосферу французского художественного дискурса), стилистического (необходимого для полного и глубокого понимания художественного текста через анализ формы и содержания в их взаимосвязи), социокультурного (выводящего исследователя за рамки текста, помещающего текст в широкий культурный контекст). Среди основных методов использованы: метод сплошной выборки, учитывающий условия функционирования языковых элементов и влияние этих условий на процессы функционирования текста; метод стилистического анализа текста; метод социокультурного анализа текста.
Критерием отбора примеров послужило наличие в них некоторого комического содержания, безотносительно того, к какому виду комического оно принадлежит (ирония, юмор, сарказм), и с учетом того, что в основе комического всегда лежит, как было сказано выше, «некая неожиданность, отклонение от привычного» [Капацинская, 2007. С. 224225], либо «противоречие между мнимо значительной, "важной" формой и пустым, ничтожным содержанием того или иного явления» [Фененко, 2005. С. 97].
Лингвистический анализ отобранных из трех художественных текстов примеров -фрагментов, содержащих комические элементы (общее количество примеров - 203 единицы) - продемонстрировал многообразие способов вербализации комического,
наиболее продуктивные из которых мы и рассмотрим в данной статье, последовательно уделив внимание лексическим средствам, а именно - инвективой лексике, стилистическим приемам и так называемой социокультурной иронии. При этом необходимо отметить, что в анализируемых художественных текстах комическое практически всегда мно-гопланово - комический эффект стилистических приемов усиливается лексическими средствами, социокультурная ирония, которая по сути уже является стилистическим приемом, также может включать лексические средства, усиливающие комический эффект. Но вместе с тем в каждом конкретном случае вербализации комического выделяется определенная доминанта.
В ряду лексических средств наиболее продуктивным инструментом в реализации комического эффекта в исследуемом социокультурном материале является инвективная лексика, которую мы понимаем в широком смысле, «как сниженные лексические единицы, нарушающие литературную норму и выражающие негативные эмоции говорящего, в первую очередь, в конфликтной коммуникации и структурирующих ее дискурсах. При этом адресант, как правило, имеет цель оскорбить, унизить, девалоризировать оппонента или продемонстрировать негативную оценку предмета речи» [Носова, 2011. С. 167-168]. С другой стороны, инвектива может выполнять и аттрактивную функцию, и использоваться как художественный прием [Носова, 2011. С. 31-32].
Комическое, реализованное посредством инвективы, наполнено озлобленностью рассказчика, колкие и зачастую неприличные замечания которого передают читателю негативные характеристики того или иного персонажа или события:
«Des chiens, j'en avais jamais eu. C'est vrai que j'avais toujours rêvé d'en avoir un jour. Mais certainement pas un caniche. Non, Un vrai bâtard. Un mélangé pure race. Une espèce de gros pathétique...Mon chien j'aurais aimé qu'il dorme toute la journée. Qu'il ne se lève que pour manger et qu'il ne mange que pour mieux s'endormir. Un chien qui ne viendrait que quand on l'appelle. Qui dans la rue reniflerait tous les culs du monde» [Benchetrit, 2004. P. 34-35]. (Собаки, у меня их никогда не было. Правда,
я всегда мечтал завести когда-нибудь собаку. Но уж точно не пуделя. Нет, настоящую дворнягу. Чистокровную помесь. Самый настоящий пафос... Мне хотелось бы, чтобы мой пес спал весь день. Чтобы вставал он только, чтобы поесть, а ел, только чтобы лучше уснуть. Пес, который приходил бы, только когда его зовут. Который на улице нюхал бы все задницы, что ему попадаются) [Здесь и далее перевод наш. - В. А.].
Данный пример демонстрирует сложный характер выражения комического, когда ин-вективное словоупотребление сопровождается такими стилистическими приемами, как оксюморон - сочетание слов с противоположным значением «mélangé pure race» и плеоназм, в котором присутствуют и элементы стилистической градации («bâtard. Un mélangé pure race. Une espèce de gros pathétique»). Игра слов и гиперболизированное описание желаемого рассказчиком придают тексту ироничный смысл, в то время как сниженная лексика выражают злую насмешку и озлобленность.
В целом же, подобный «инвективный плеоназм», употребляемый с целью создания комического эффекта, отмечен как весьма характерный прием в проанализированных художественных текстах современной муль-тикультурной французской литературы. Широкий спектр сниженной лексики, от жаргонизмов до инвективной и даже обсценной, позволяет создавать как ироничные смыслы, так и открыто сатиричные, уничижающие объект высказывания:
«Comme réponse, j'ai cligné des yeux et serré fort les lèvres pour qu'il comprenne : "Je t'emmerde, Nabil gros nul, microbe boutonneux, homosexuel et confiant." J'espère qu'il a su traduire». [Guène, 2004. P. 162] («В качет-све ответа я моргнула и сильно сжала губы, чтобы он понял: "Насрать я на тебя хотела, Набиль, полное ничтожество, прыщавый микроб, самоуверенный гомик". Надеюсь, он смог перевести»).
Оксюморон (microbe boutonneux), ин-вективная градация - перечисление отрицательных характеристик персонажа - да-валоризируют его, представляют жалким и одновременно смешным в глазах читателя. Но комическое в данном примере многопла-ново, поскольку на насмешливо-злую атаку
персонажа накладывается образ рассказчицы, воспитанной и скромной юной девушки, которая лишь сжала губы и все ругательства произнесла «про себя», выразив при этом надежду, что ее оппонент «смог перевести» послание.
«Mais bon, il se trouve que je suis une fille. Une gonzesse. Une nana. Une meuf quoi. Je finirai bien par m'y habituer» [Guène, 2004. P. 174]. («Ну что ж, так получается, что я девушка. Девка. Тетка. Баба, так сказать. Закончится тем, что я к этому привыкну»).
В данном примере комичное передается за счет ивективного ряда. И конечно, смех читателя вызывает не сам факт наличия инвективных синонимов к слову «fille», но фреймовый диссонанс - читательница перечисляет ряд девалоризирующих, уничижающих женщину определений, и неожиданно останавливается на том, что она привыкнет к подобному положению.
В рамках исследования был проведен контент-анализ текстов, позволивший выделить самые продуктивные инвективы, используемые для создания комического эффекта, либо же присутствующие во фрагментах текста, имеющих комическую составляющую: con (и его производные), cul, gueule. Последняя инвектива в тексте реализуется, как в свободных словосочетаниях, так и в составе фразеологизмов, и прежде всего в составе выражения «se foutre de la gueule de quelqu'un»:
«Bande de vieilles connes. Moi, je le connais celui-là! Tout le monde l'appelle « Rachid l'âne bâté ». Même les petits de six ans le mettent à l'amende et se foutent de sa gueule. En plus, il lui manque quatre dents, il sait même pas lire, il louche et il sent la pisse» [Guène, 2004. P. 22]. («Шайка старых идиоток. Я-то его знаю! Все его зовут «Рашид - набитый дурак». Даже дети шестилетние его над ним издеваются и ни в грош не ставят. К тому же у него нет четырех зубов, он и читать-то не умеет, косоглазит, и мочой от него пахнет»).
При этом подчеркнем, что инвектива, как и во многих других примерах, комична не сама по себе, зачастую она создает некий отрицательный фон, привлекает внимание читателя и заражает его презрительной насмешкой рассказчика.
«Donc, M. Loiseau m'a demandé si je me foutais de sa gueule parce qu'il a cru que le papier, je l'avais signé à la place de ma mère. Il est vraiment con, parce que si j'avais voulu imiter une signature, j'en aurais fait une vraie». [Guène, 2004. P. 13] («И вот Месье Луазо меня спросил, не издеваюсь ли я над ним, поскольку он считал, что я подписала документ за мою мать. Он - настоящий идиот, потому что, если бы я хотела подделать подпись, я сделала бы ее как настоящую»).
Рассказчица наделяет директора характеристикой «con» - «дурак, идиот», поскольку он не верит в подлинность подписи. Отметим, что мать рассказчицы чрезвычайно плохо владела французским языком и совсем не умела писать, а вместо подписи ставила волнообразную линию. Комизм ситуации вновь двупланов - с одной стороны директор, который обвиняет рассказчицу в имитации подписи (подлинной на самом деле), с другой стороны - рассказчица, подчеркивающая глупость директора, который мог вообразить, что вообще так банально можно подделать подпись.
В целом же инвективная лексика в художественном тексте задает комическому резко отрицательную коннотацию, погружая читателя в контекст так называемого «черного юмора»:
«Ce qui nous avait le plus fait marrer, c'était la boule de sang qui en sortant de la gorge du chien nous avait pété à la gueule. On l'avait d'abord fermée et puis, pour se rassurer, Daniel s'était mis à quatre pattes pour tourner autour du clebs en aboyant comme un con». [Ben-chetrit, 2004. P. 36]. («Что нас больше всего развеселило, так это кровь, которая текла из шеи собаки и нас обрызгала прямо в рожу. Мы сначала ее закрыли и затем, чтобы успокоиться, Даниэль встал на четвереньки, и, обходя вокруг пса, лаял как придурок»).
Ситуация представляется комичной для рассказчика, натурализм, с которым она описана, способен сделать ее таковой и для читателя, если он приемлет подобный «черный юмор».
«S'il y a bien un truc qui m'énerve, ce sont les profs qui font un concours d'originalité pour les appréciations. Résultat : elles sont toutes aussi connes les unes que les autres...» [Guène, 2004. P. 45] («Если и есть что-то, что меня
раздражает, так это преподы, которые устраивают конкурс оригинального оценивания. Результат: все оценки одинаково идиотские...»).
Комизм фрагмента фокусируется на диссонансе: с одной стороны - это конкурс и стремление к оригинальному оцениванию, с другой - результат - они все «connes» — идиотские.
Таким образом, в ряду лексических средств для создания комического эффекта в анализируемых художественных текстах инвективная лексика безусловно занимает доминирующую роль. Однако гораздо более результативным является поиск средств вербализации комического на уровне стилистики.
В результате стилистического анализа были выявлены многочисленные стилистические приемы (единичные, либо несколько раз повторяющиеся): литоты, эпифоры, анафоры, эвфемизмы. Между тем в ряду стилистических средств, используемых многократно и создающих в текстах комическое, следует прежде всего обозначить сравнение. При этом сама специфика комического, требующая наличия эффекта неожиданности, объясняет тот факт, что чаще всего сравнению подвергаются самые, казалось бы, несопоставимые объекты:
«Il doitfaire partie de ces gens qui croient que l'illettrisme c'est comme le sida. Ça existe qu'en Afrique» [Guène, 2004. P. 14]. («Он должно быть один из тех людей, которые считают, что безграмотность это как СПИД. Это существует только в Африке»).
Однако чаще всего в центре сравнения стоит человек, и тогда одно лишь его сопоставление с каким-либо животным гарантировано позволяет автору рассчитывать на комический эффект. Например, рассказчик причисляет пожилую женщину к семейству черепах на основе сходства морщин на коже:
«Désormais elle [Olga, grand-mère de Roman] appartenait à la famille des tortues, tant sa peau était ridée» [Benchetrit, 2004. P. 156]. («Отныне она [Ольга, бабушка Романа] принадлежала к семейству черепах, настолько ее кожа была морщиниста»).
Сравнение головы одного из персонажей с крысиной также создает комический эф-
фект и одновременно девалоризирует его в глазах читателя:
«On regrettera rien. Ni les horaires, ni le salaire ni cette tête de rat de M. Schihont qui lui servait de patron». [Guène, 2004. P. 79] («Ни о чем не будем жалеть. Ни о рабочем графике, ни о зарплате, ни об этой крысиной башке Месье Шихона, который был его начальником»).
Сравнение с человеком с ограниченными умственными способностями:
«Elle a dit ça de sa voix aiguë, en séparant chaque syllabe de la phrase, ça faisait débile mentale». [Guène, 2004. P. 68] («Она сказала это своим пронзительным голосом, отделяя каждый звук во фразе, как умственно больная »).
Рассказчица описывает отрицательного персонажа, показывает его ничтожным, смешным и жалким одновременно, используя такой стилистический прием как насмешку, основанную на сравнении.
Сравнение несопоставимых ситуаций также продуцирует комический эффект. Один из наиболее распространенных примеров - сравнение школы с тюрьмой - активно обыгрывается в произведениях:
«Alors à côté de ça, annoncer au père de Youssef que son gosse est en prison jusqu'au printemps prochain, c'est du gâteau. Comme lorsque je vais annoncer à Maman que je redouble ma classe cette année». [Guène, 2004. P. 95-96] («Итак, сообщить отцу Юссефа, что его сын проведет время до следующей весны в тюрьме, это проще простого. Это тоже самое, что я сообщу моей маме, что я остаюсь на второй год»).
Отметим при этом, что в примере наблюдается относительное сравнение школы и тюрьмы, по сути сравниваются две ситуации, две семьи. И комизм сконцентрирован на фигуре отца Юсефа, для которого заключение сына под стражу ничуть не большая трагедия, чем для других родителей ребенок, оставшийся на второй год в школе. Но между тем параллельно рассказчица иронизирует на тему своего признания маме в том, что она останется на второй год (читатель романа знает, что для рассказчицы это признание не будет легким). А это в свою очередь объяснят ироничное употребление выражения «c'est du gâteau». Таким образом, мы на-
блюдаем ситуацию трехпланового комизма, основанного на одном сравнении.
Сравнение лежит в основе метафоры и метонимии - тропы, активно используемые авторами для реализации в тексте комических эффектов. Метафора позволяет заострить внимание читателя и образно передать внешность персонажей. Например, «bec» употребляется в значении «la bouche de l'homme» [Robert]:
«Ma mère, elle s'imaginait que la France, c'était comme dans les films en noir et blanc des années soixante. Ceux avec l'acteur beau gosse qui raconte toujours un tas de trucs mythos à sa meuf, une cigarette au coin du bec». [Guène, 2004. P. 21] («Моя мама представляла себе, что Франция - это как в черно-белых фильмах 60-х. Тех самых, в которых молодой красавчик-актер морочит голову болтовней своей подружке, с сигаретой в уголке рта»).
Другой стилистический прием, задающий комичный тон произведениям - гротеск. Так, например, гротескное описание ежедневного рациона животного призвано погрузить читателя в атмосферу раблезианского карнавала, когда перед читателем возникает образ откормленной избалованной собаки, питающейся трижды в день паштетом из трюфелей и икрой:
«Elle partait pour trois mois se faire purger le foie, et elle évaluait un trimestre de soins pour Véra à soixante-dix mille balles. Sept briques. Quelle bouffe voulait-elle que je lui achète ? De la pâtée de truffe matin, midi et soir, des croquettes au caviar?» [Benchetrit, 2004. P. 3637]. («Она [хозяйка собаки Веры, очень богатая женщина, страдающая алкоголизмом] уезжала на три месяца, чтобы прочистить себе печень, оценив триместр ухода за Верой в 70 тысяч. Семь кусков. Какую жратву она хотела, чтобы я покупал? Паштет из трюфелей утром, вечером и в обед, собачий корм с икрой?»).
Гротеск используется авторами и для создания трогательной иронии, например, в отношении юной рассказчицы романа Ф. Ген:
«Donc je suis allée à Malistar pour acheter des serviettes hygiéniques, celles sans marque, avec le paquet orange [...]Déjà, vu l'aspect du paquet, c'est trop l'affiche. T'es vraiment pas en planque, après dans la cité, tout le monde sait que t'as tes règles. Au moment où j'arrive
à la caisse, comme par hasard, la queue fait la distance du Paris-Dakar [...]Quand arrive enfin mon tour, encore un autre hasard de la vie : le paquet ne passe pas à la caisse. [...]Monique n'arrivait toujours pas à le passer [...] elle a pris le micro pour faire une annonce. Là, mes jambes ont commencé à trembler et des perles de sueur me coulaient sur le front comme les démineurs de bombes avant de couper le fil rouge. Elle crie alors de sa voix grave - elle avait pas compris que ça servait à rien de crier puisque c'est fait pour à un micro à la base : « Raymond !!! C'est combien le paquet de serviettes hygiéniques de 24+2 gratuites, modèle normal avec coussinets absorbants et ailettes latérales protectrices ?! » [...] Là, on a entendu une voix diabolique s'exclamer que ce putain de paquet valait deux euros trente-huit». [Guène, 2004. P. 83-84] («Таким образом, я пошла в Малистар, чтобы купить гигиенические прокладки, такие, недорогой марки, в оранжевой упаковке [...]. Уже судя по упаковке, ясно, что там внутри и зачем. Этого не утаить, в квартале тут же все знают, что у тебя начались месячные. В момент, когда я пришла на кассу, словно бы случайно, образовалась очередь длиной от Парижа до Дакара [...]. Когда наконец-то настала моя очередь, еще одна случайность: упаковка не проходит через кассовый аппарат [...]. У Моники (кассир) никак не получалось пропустить штрих-код, [... ] она взяла микрофон, чтобы сделать анонс. В этот момент, мои ноги дрожали, пот градом струился по лбу, как у саперов перед тем, как разрезать красный провод. И она кричит внушительным голосом - она не поняла, что кричать не обязательно, для этого по идее и есть микрофон: Раймонд!!! Сколько стоит упаковка гигиенических прокладок 24 штуки + 2 в подарок, классическая модель с абсорбирующими эффектом и защитными крылышками по бокам? [...] В ответ раздался дьявольский голос и сообщил, что эта чертова упаковка стоит 2 евро 38»).
Повторы, придающие тексту эмоциональность («Elle crie», «ça servait à rien de crier» ; «le paquet orange», «Déjà, vu l'aspect du paquet» и т. д. ), гиперболы («desperles de sueur me coulaient sur le front comme les démineurs de bombe» ; «la queue fait la distance du Paris-Dakar» «une voix diabolique») и ирония («comme par hasard, la queue fait la distance
du Paris-Dakar»; «Elle crie alors de sa voix grave...», «ça servait à rien de crier puisque c'est fait pour à un micro à la base») позволяют рассказчику - юной девушке передать в ярких красках эту комическую историю, произошедшую с ней. Конечно, в момент самого события ситуация казалась девочке кошмарной и драматичной, но в описании она позволяет читателю смеяться над ней и делает это сама над собой. Именно в таких фрагментах особенно ярко реализуется неповторимый авторский юмор, это смех ситуативный, захватывающий читателя.
Наконец, в анализируемых художественных текстах комическое зачастую реализуется посредством аллюзий на современные реалии, то есть так называемая «социокультурная» ирония. Данный способ создания комического не просто неразрывно связан с реалиями и бытом конкретного общества и эпохи, но именно в этой связи и заложено его смеховое ядро. В частности, не зная, что «Parapoux» - это марка шампуня от паразитов, читатель вряд ли увидит в этом описании комический эффект и жалкий образ персонажа не будет столь очевиден, как задуман автором: «Mme Burlaud, elle est vieille, elle est moche et elle sent le Parapoux» [Guène, 2004. P. 9]. («Мадам Бурло старая, страшная и пахнет от нее шампунем от вшей»).
Чувство юмора рассказчика также будет недоступно читателю, который не знает, что Carrefour - это сеть гипермаркетов, в которых есть сеть послепродажного обслуживания.
«Papa, il voulait un fils [...] Mais il n'a eu qu'un enfant et c'était une fille. Moi. Disons que je correspondais pas tout à fait au désir du client. Et le problème, c'est que ça se passe pas comme à Carrefour : y a pas de service après-vente». [Guène, 2004. P. 10] («Папа хотел сына. Но у него родился только один ребенок, и это была девочка. Я. В общем, я не соответствовала запросу клиента. А проблема, что происходит это не как в Карфуре: нет послепродажного сервиса»).
Рассказчица иронизирует над собственным отцом, называя его «клиентом», который не удовлетворен полом ребенка, но обменять его, как не подходящий по качеству товар, нельзя.
Читателю, не знающему выражения «forme de Frisbee» (мяч в форме диска для одноименной игры) не представится комичным описание внешности одного из персонажей:
«Pour le [Hamoudi] consoler, je lui ai dit que, de toute façon, elle avait une tête en forme de Frisbee. Ca l'a fait bien marrer». [Guène, 2004. P. 98] («Чтобы успокоить его (Хаму-ди), я сказала, что в любом случае у нее голова в форме мячика для фрисби. Это его здорово развеселило»).
Ирония социокультурного порядка затрагивает в произведениях самые актуальные для современного французского общества темы и прежде всего - культурного многообразия. Мусульманские традиции неоднократно становятся объектом иронии персонажей, обнажая тем самым и наиболее распространенные стереотипы французов в отношении арабов. Например, тема имен (прежде всего, арабских, но также китайских или африканских) и отношение французов к выбору имени в мусульманских семьях иммигрантов:
«Et puis, ils égorgeront un énorme moutin pour donner un prénom au bébé. Ce sera Mohamed. Dix contre un». [Guène, 2004. P. 11] («А затем они зарежут огромного барана, чтобы дать имя ребенку. Это будет Мухамед. Десять против одного»).
«Ca doit bien le faire marrer, M. Schihont, d'appeler toutes les Arabes Fatma, tous les Noirs Mamadou et tous les Chinois Ping-Pong. Tous des cons, franchement...» [Guène, 2004. P. 14] («Должно быть это его здорово веселит, этого Месье Шихона, называть всех арабок Фатимой, всех черныхМамаду, а всех китайцев - Пинг-понг. Все идиоты, честное слово»).
В свою очередь и французские фамилии становятся объектом насмешек. Так, рассказчица - дочь иммигрантов, описывает социальную ассистентку, которая приходила к ним в дом каждую неделю смотреть, как воспитывается девочка. Комичность реализуется за счет игры слов - все перечисленные фамилии начинаются с распространенной приставки Du, которую рассказчица «интерпретирует» иронично.
«Depuis que le vieux s'est cassé, on a eu droit à un défilé d'assistantes sociales à la maison. La nouvelle, je sais plus son nom. C'est un truc du genre Dubois, Dupont, ou Dupré,
bref un nom pour qu'on sache que tu viens de quelques part». [Guène, 2004. P. 17] («С тех пор, как страрик ретировался [бросил рассказчицу с мамой. - В. А.], мы получили право на череду визитов социальных ассистенток к нам домой. Последняя была..., не помню ее фамилии. Что-то наподобие Дюбуа, Дюпон, или Дюпре, короче, у нее фамилия, по которой сразу становится понятным, откуда ты»).
Комический эффект создается и за счет гиперболизированного описания стереотипов в отношении русских, имена которых представляются рассказчице сложными, а девушки - все блондинки:
«Et puis, si j'étais russe, j'aurais un prénom super compliqué à prononcer et je serais sûrement blonde. Je sais, c'est des préjugés de merde». [Guène, 2004. P. 109]
(«И к тому же, если бы я была русской, у меня было бы супер сложное для произношения имя, и я точно была бы блондинкой. Я знаю, все это дурацкие предрассудки»).
К социокультурной можно отнести и иронию, порожденную игрой слов, связанную в свою очередь с фонетическими ошибками или особенностями произношения. В центре иронии оказывается культурное соседство французов и арабов:
«Cet enfoiré de M. Schihont, il a cru que Maman se moquait de lui parce qu'avec son accent elle prononce son nom "Schihanf » [Guène, 2004. P. 14] («Этот ублюдок Месье Шихон считал, что мама смеялась над ним, потому что из-за ее акцента она произносила его фамилию "Шьян"»).
Комическое создается за счет игры слов и фонетической аллюзии «Schihant» на «Chiant» - «занудный», «достающий» или же более грубые синонимы. Мама рассказчицы - иммигрантка - произносила так фамилию директора в силу своего плохого владения французским языком, в то время, как он воспринимал это как насмешку и издевательство.
Тунисский акцент также может порождать игру слов и создавать комические эффекты. Так, приятель рассказчицы Набиль помогает ей заниматься химией и неправильно произносит слово изотопы, что дает рассказчице аллюзию на название рок-группы:
«Moi, je me dis que Nabil est nul, il m'est bien utile quand je comprends rien en chimie et
qu'il m'éxplique les pages d'exercices que Mme Benbarchiche nous donne à faire. C'est des devoirs sur les isotopes. Avec son accent tunisien, ça donnait les «zizitope», comme le groupe de rock de vieux barbus avec leurs lunettes de soleil» [Guène, 2004. P. 80]. («Я же говорю себе, что Набиль ничтожество, он мне полезен, когда я ничего не понимаю в химии и он мне объясняет упражнения, которые мадам Бенбаршиш нам задала. Это задание об изотопах. Со своим тунисским акцентом, получается «зизитоп», словно речь идет о рок-группе старых бородачей в темных очках»).
Наконец, еще один частотный и заслуживающий отдельного изучения способ создания комического эффекта в литературе - диссонанс регистров. Забавным для читателя звучит выражение высокого регистра «à l'intention», употребленное в отношении собаки, да еще и обозначенной пейоративным «cabot».
«Véra et moi avions tranquillement pris nos marques dans l'appartement. Et mon imagination prétencieuse qui croyait que le caniche dormirait avec moi la nuit fut vexée quand il choisit de pioncer sur le tapis de la salle à manger. J'avais fait en sorte que ce tapis soit le plus agréable possible à la chienne. Je lui installai même le pull en cachemire que Julia m'avait laissé à l'intention du cabot. Soi-disant pour odeur» [Benchetrit, 2004. P. 43]. («Мы с Верой спокойно пометили каждый свои места в квартире. И мое высокомерное воображение, которое считало, что пудель будет спать рядом со мной, было уязвлено, когда он выбрал коврик у гостиной. Я же постарался сделать этот коврик максимально приятным для собаки. Я ей даже постелил кашемировый свитер, который Юлия оставила для пуделя. Так сказать, для запаха»).
Отметим, что стилистический диссонанс, создаваемый автором с целью выражения комического, довольно часто встречается в современной литературе и безусловно заслуживает отдельного исследования.
Подводя итог, стоит подчеркнуть, что в проанализированных художественных произведениях современных французских авторов комическое многопланово и многогранно, а изучение его вербализации открывает перспективные для изучения направления. В данной статье мы осветили лишь некото-
рые, наиболее употребительные способы вербализации комического, сконцентрировавшись на лексической стороне, а в частности, на роли инвективной лексики и основных стилистических приемах, используемых для создания комического эффекта. Отдельно стоит рассматривать случаи стилистического диссонанса, имеющего комический эффект. Наконец, интересны и многогранны случаи иронии, имеющей социокультурный контекст, демонстрирующей актуальные ценности мультикультурного французского общества и акцентирующей внимание на его полярных проблемах: интеграция во французское общество и сохранение собственных культурных корней.
Список литературы
Дмитриев А. В. Социология юмора: Очерки. М., 1996. 214 c.
Капацинская В. М. Комический текст. Проблема выделения речевого и ситуативного комического в тексте // Вестн. Нижего-род. ун-та им. Н. И. Лобачевского. 2007. № 3. С.224-228.
Носова В. Н. Французская инвективная лексика в прагмалингвистическом и коммуникативно-дискурсивном аспектах: Дис. ... канд. филол. наук. Воронеж, 2011. 198 с.
Фененко Н. А. Комическое в тексте оригинала и перевода // Вестн. ВГУ. Серия «Лингвистика и межкультурная коммуникация». 2005. № 2. С. 97-104.
^исок словарей
Cellard J., Rey A. Dictionnaire du français non conventionnel. Paris: Hachette, 1991. 928 p.
Dictionnaire Le Petit Robert de la langue française. Paris: le Robert, 2013. 2838 p.
Enckell P. Dictionnaire des jurons. Paris: Presses Universitaires de France, 2004. 800 p.
Список источников
Benchetrit S. Récit d'un branleur. Paris: Pocket, 2004. 174 p.
Delacourt G. La liste de mes envies. Paris: JCLattès, 2012. 187 p.
Guène F. Kiffe kiffe demain. Paris: Hachette Littératures, 2004. 194 p.
Материал поступил в редколлегию 01.07.2016
V. N. Aristova
National Research University Higher School of Economics 20 Myasnitskaya Str., Moscow, 101000, Russian Federation
VERBALIZATION OF THE COMIC AT THE BEGINNING OF THE 21st CENTURY
IN THE FRENCH FICTION (IN NOVELS BY F. GUÈNE, S. BENCHETRIT, G. DELACOURT)
The article is devoted to the problem of verbalization of the comic in novels by three modern French writers: Faïza Guène, Samuel Benchetrit, Grégoire Delacourt. The research is based on several approaches to text analysis: functional and pragmatic, lexico-semantic, stylistic and sociocultural. To find out how to describe the comic in the modern French fiction, achievements of Russian and foreign scholars (linguists, sociologists, philosophers) in the field of the comic are considered, and the most productive methods of introducing the comic in the text are elicited. Special attention is paid to the role of invectives as a special tool and additional element used to create comic sociocultural effects in the modern French text.
Keywords: comic, modern French literature, invective, irony.
References
Atayan V. Mécanismes argumentatifs de l'ironie dans «Le Canard enchaîné» // Atayan V., Wie-nen U. Ironie et un peu plus. Frankfurt: Peter Lang, 2010 (Vol. 2).
Attardo S. Violation of conversational maxims and cooperation: The case of jokes // Journal of Pragmatics, № 19, 1993. P. 537-558.
Bakhtin M. M. Tvorchestvo Fransua Rable i narodnaya kul'tura srednevekov'ya i Renessansa [Francois Rabelais's works and national culture of the Middle Ages and Renaissance]. 2-e izd. M.: Khudozh. lit., 1990. 543 p.
Berrendonner A. Portrait de l'énonciateur en faux naïf // SEMEN: Revue de sémio-linguistique des textes et discours, № 15, 2002. P. 113-125.
Deirdre W. The pragmatics of verbal irony: Echo or pretence? Lingua №116, 2006. P. 1722-1743.
Dmitriev A. V. Sotsiologiya yumora: Ocherki. [Sociology of humour] M., 1996. 214 c.
Ekkehard E. Rhétorique et argumentation: de l'ironie // Argumentation et Analyse du Discours [En ligne], № 2, 2009. URL: http://aad.revues.org/219.
Fenenko N. A. Komicheskoe v tekste originala i perevoda [Comic in the original and translated text] // Vestnik VGU, Seriya «Lingvistika i mezhkul'turnaya kommunikatsiya», 2005, № 2. S. 97104.
Giora R., Federman S., Kehat A. Irony aptness // Humor, № 18-1, 2005 P. 23-39.
Hamon P. L'Ironie littéraire. Essai sur les formes de l'écriture oblique // Romantisme, 1997, № 98. P. 145-147.
Haverkate H. A speech act analysis of irony // Journal of Pragmatics, № 14 1990. P. 77-109.
Hong Zhao A relevance-theoretic approach to verbal irony: A case study of ironic utterances in Pride and Prejudice // Journal of Pragmatics. Vol. 43, Issue 1, January 2011. P. 175-182.
Kapatsinskaya V. M. Komicheskiy tekst. Problema vydeleniya rechevogo i situativnogo komicheskogo v tekste [Comic text. The problem of determination of speech and situation comic in the text.] // Vestnik Nizhegorodskogo universiteta im. N. I. Lobachevskogo, 2007, № 3. S. 224-228.
Kerbrat-Orecchioni C. L'ironie comme trope // Poétique № 41, 1980. P. 109-128.
Lagerwerf L. Irony and sarcasm in advertisements: Effects of relevant inappropriateness // Journal of Pragmatics, №39, 2007. P. 1702-1721.
Laurent P. L'Ironie mise en trope. Du sens des énoncés hyperboliques et ironique. Paris: Kim, 1996.
Nosova V. N. Frantsuzskaya invektivnaya leksika v pragmalingvisticheskom i kommunikativ-no-diskursivnom aspektakh [French Invective Vocabulary in Pragmatic, Communicative and Discursive Approach]. Dis. ... kand. filol. nauk: 10.02.05. Voronezh, 2011. 198 p.
Ortega A., Belén M. Las marcas de la ironía. Interlingüística. № 16, 2006. P. 1-11.
Partington A. Phrasal irony: Its form, function and exploitation. Journal of pragmatics, № 43, 2011, P. 1786-1800.
Priego-Valverde B. L'humour dans la conversation familière: description et analyse linguistique. Paris: Harmattan, 2003.
Reyes G. La ironia verbal y su enfoque pragmático. Fundamentos teóricos, VII Jornadas de Estudios de Lingüistica, Universidad de Alicante, 2005. P. 1-11.
Utsumi A. Verbal irony as implicit display of ironic environment: Distinguishing ironic utterances from nonirony. Journal of Pragmatics, № 32, 2000, P. 1777-1806.
Utsumi Y. The mental space structure of verbal irony. Cognitive Linguistics, №16-3, 2005. P. 513-530.
Dictionary sources
Cellard J., Rey A. Dictionnaire du français non conventionnel. Paris: Hachette, 1991. 928 p.
Dictionnaire Le Petit Robert de la langue française. Paris: le Robert, 2013. 2838 p.
Enckell P. Dictionnaire des jurons. Paris: Presses Universitaires de France, 2004. 800 p.
Analyzed sources
Benchetrit S. Récit d'un branleur. Paris: Pocket, 2004. 174 p.
Delacourt G. La liste de mes envies. Paris: JCLattès, 2012. 187 p.
Guène F. Kiffe kiffe demain. Paris: Hachette Littératures, 2004. 194 p.
