CC BY
75
УДК 94(47)«1929/1930»271.2
И. С. Дудина
«Великий перелом» в конфессиональной истории деревни центральной России: 1929-1930 гг.
Статья посвящена истории сопротивления крестьянства насильственному свертыванию традиционных религиозных практик в 1929-1930 гг. Основываясь на документах Центрально-Черноземной области России, автор показывает, что в данный период сельские жители сохраняли устойчивую конфессиональную идентичность и попытки советской власти быстро разрушить сложившийся церковный уклад были обречены на неудачу.
The work is devoted to the history of the peasantry resistance against forced curtailment of traditional religious practices in 1929-1930. Basing on documents of the Central Black-Soil region of Russia, the author shows that in this period the rural population remained stable confessional identity and the the Soviet authorities attempts to destroy quickly the established Church life were doomed to failure.
Ключевые слова: история советской деревни, православие, конфессиональная культура, атеистическая пропаганда, религиозные практики.
Key words: history of the Soviet village, Orthodoxy, confessional culture, atheistic propaganda, religious practices.
В ноябре 1929 г. в центральной отечественной газете «Правда» была опубликована знаменитая статья И.В. Сталина «Год великого перелома». В ней вождь заявил о судьбоносных достижениях молодого советского государства, связанных с резким повышением производительности труда, масштабной индустриализацией, быстрым наращиванием темпов коллективизации сельского хозяйства [10, с. 118-135]. Кроме того, Сталин говорил о решающих успехах «на всех фронтах социалистического строительства», скорой победе «нового мира» над «старым», в качестве залога этой победы называя культурное преображение многомиллионного крестьянства, «воспитываемого» партией [10, с. 128].
Если в советской историографии сталинские тезисы 1929 г. в принципе не ставились под сомнение, то в последние десятилетия они не раз становились предметом горячих дискуссий [8, с. 175182]. Однако, до сих пор историками преимущественно обсуждалась обоснованность статистических выкладок и прогнозов социальноэкономического развития. В то же время вопрос о том, насколько прав был вождь относительно «культурного преображения» масс (в первую очередь крестьянства), в отечественной науке исследован
© Дудина И.С., 2015
63
довольно слабо. В предлагаемой статье автор попыталась обратиться к истории одной из основных составляющих крестьянской культуры - конфессионального сознания и практик. Целью работы стало выяснение того, насколько готовы были среднестатистические крестьяне в центральной части России отказаться от «религиозных пережитков» к моменту «великого перелома», обеспечив тем самым «культурное преображение» деревни и создание «нового мира». Источниковой базой для исследования послужили архивные материалы Центрально-Черноземной области о событиях 19291930 гг., связанных с попытками властей свернуть традиционную конфессиональную жизнь села.
Говоря о периоде между приходом большевиков к власти и провозглашенным И.В. Сталиным «великим переломом», нужно отметить, что борьба с религией в сельской местности носила преимущественно характер атеистической пропаганды. Судя по имеющимся исследованиям, эта пропаганда была не слишком эффективна. Большинство крестьян центральной России продолжало следовать религиозному календарю и соблюдать церковные обряды, скептически относилось к антирелигиозной деятельности местных государственно-партийных и комсомольских организаций [2; 3; 6]. Кроме того, непрофессионально организованная антирелигиозная кампания разжигала конфессиональную и национальную рознь, в частности антисемитизм. В связи с вышеназванными причинами до конца 1920-х гг. в деревне атеистическое движение не получило широкого распространения (в него были вовлечены, главным образом, партийцы, комсомольцы и беспартийный актив) [4, с. 126-127].
Представители советской власти недооценили сложность решения вопросов, касающихся веры. Общественное мнение в пользу атеистических мероприятий государства к концу 1920-х гг. не было сформировано. Например, в 1928 г. в разных районах ЦентральноЧерноземной области, позже вошедших в состав Курской области, посещаемость церквей и молитвенных домов крестьянами в среднем составляла 85 % [2, с. 219-220]. В старообрядческих населенных пунктах, отличавшихся наибольшим консерватизмом [1, с. 109] достигала 95 °% [2, с. 220]. Некоторое снижение доли воцерковлен-ных селян по сравнению с дореволюционным периодом оказалось предопределено отходом от церкви части молодежи, связанной с комсомолом, ориентированной на получение советского образования и последующую интеграцию в слой «новой советской интеллигенции» или номенклатуры [3, с. 66].
Конец 1920-х гг. ознаменовался для советского государства ужесточением внутриполитического курса. Началось строительство «однородного социалистического общества», в сфере экономики предполагавшее полную ликвидацию рыночных отношений, а в ду-
64
ховной сфере - монополию коммунистической идеологии. Небольшие успехи в деле духовного «перевоспитания» сельских жителей заставили власть интенсифицировать борьбу с религией. В феврале 1929 г. Л.М. Каганович разослал по стране письмо под названием «О мерах по усилению антирелигиозной работы». В этой директиве партийцы, комсомольцы, члены профсоюзов и других советских организаций подвергались разносу за недостаточную активность в «процессе изживания религиозности». Тут же давались четкие приказы по вопросам усиления антирелигиозной пропаганды [11, с. 191]. 8 апреля 1929 г. президиум ВЦИК принял постановление «О религиозных объединениях», по которому религиозным общинам дозволялось лишь «отправление культов» в стенах молитвенных домов, просветительская и благотворительная деятельность категорически воспрещалась [7, с. 10-24]. Названные документы были восприняты на местах как однозначный сигнал к началу кампании по закрытию храмов и уничтожению духовенства как социальной категории.
В первые же месяцы этой кампании верующие ощутили сильнейший пресс со стороны партийно-управленческих структур. Для закрытия сельских храмов использовалось два основных механизма: налоговое давление и «требования общественности». В первом случае администрациям помогало то, что во время первой пятилетки, когда в 1929 г. развернулась борьба против частного предпринимательства, Церковь рассматривалась как частное предприятие. Священники и приходы облагались совершенно непомерным налогом, как «доходные» частные предприятия. Порой прихожане находили возможность спасти церковь. Например, когда на церковь с. Никольского Чемлыка Россошанского округа ЦЧО было наложено 500 р. налога, богомольные люди созвали в церкви собрание, выбрали двух стариков и поручили им произвести по селу сбор ржи, овса, кур и тому подобного в пользу церкви. Старики ходили по селу с ведрами и мешками и собирали подаяние, в конечном итоге набрав необходимое количество продуктов для последующей продажи и уплаты налога [5. Д. 243. Л. 55]. Однако, оперативно организовать сбор помощи (особенно в бедных приходах) не всегда удавалось. Если налог не уплачивался, священники и члены приходских советов могли быть арестованы и их приходы закрывались.
Во втором случае («требования общественности») для закрытия храма на специальные собрания руководители сельсоветов приглашали коммунистический «актив», который выступал как бы от лица всех односельчан. На таких собраниях выносились решения закрыть церковь.
Закрытия пробрели массовый характер. Например, только в 14 районах центрально-черноземной области (ЦЧО) таким образом
65
было закрыто более 200 храмов (закрытия 195 из них уже через года были признаны незаконными) - более половины существовавших на тот момент [5. Д. 243. Л. 55].
Порой антрилигиозная кампания превращалась в настоящее издевательство над чувствами верующих. Например, в информационной справке по Солнцевскому району Курского округа говорится о масштабном действе, призванном осмеять «религиозные предрассудки»: «23 февраля в день Красной армии из Максимовского сельсовета организована была демонстрация: поднята была тысячная толпа, лошадей одели в ризы, на головы лошадей надели венцы, побрали иконы и двинулись в РИК. Райком и РИК эту демонстрацию приветствовали и позволили сжечь иконы против РИКа и райкома» [5. Д. 243. Л. 52]. На эту провокационную демонстрацию ни окружные, ни областные власти не обратил внимания, видимо считая такие действия «нормальными» в период разгоревшейся борьбы с религиозными культами.
Однако, в глазах крестьянства эта кампания «нормальной» отнюдь не выглядела, что вскоре стало ясно властям. Уже к середине 1929 г. начало приходить понимание того, что насильственные действия по «избавлению от религиозных пережитков» наносят огромный ущерб имиджу власти, и без того резко ухудшенному ходом сплошной коллективизации. В июне 1929 г. во все обкомы, губкомы и окружкомы ВКП(б) поступило письмо с грифом «совершенно секретно» за подписью В. Молотова, в котором давались установки на свертывание насильственных антирелигиозных действий. В письме отмечалось, что «в последнее время участились случаи совершенно нетерпимого искажения партийной линии в области борьбы с религией» и что многие партийные организации недооценивают численность верующего населения, «степень его неизжитых религиозных суеверий», а также преувеличивают рост антирелигиозного движения в массах [5. Д. 18. Л. 49]. В письме Молотова констатировалось, что «искажение партийной линии» в вопросе закрытия церквей, затрагивающие значительную массу крестьянства, приводит к тому, что в целом ряде районов за последние 4-5 месяцев происходили волнения верующих на почве отобрания церквей, причем в отдельных случаях дело доходило до вооруженных столкновений. ЦК ВКП(б) «категорически» предлагало всем местным организациям повести решительную борьбу с указанными «извращениями». При этом предписывалось, во-первых, усилить идеологическую борьбу с религией, не подменяя ее административными мероприятиями; во-вторых, не допускать закрытия церквей, если это могло встретить недовольство со стороны значительной части населения; в-третьих, предотвратить саму возможность издевательств над верующими при подготовке закрытия приходов; в-четвертых, учитывать общую
66
политическую обстановку в каждом районе при проведении антирелигиозных мероприятий; в-пятых, решительно бороться с самоуправством и нарушениями советского законодательства со стороны администраций в процессе их взаимодействия с верующими; в-шестых, запретить ликвидацию молитвенных домов, церквей по мотивам неисполнения распоряжения о регистрации или невзноса налогов [5. Д. 18. Л. 49]. В течение второй половины 1929 - первой половины 1930 г. на места также поступил ряд секретных циркуляров с требованиями отмены чрезмерного налогообложения священнослужителей и прекращения практики произвольного изъятия культовых зданий у верующих [9, с. 161].
Архивные документы свидетельствуют, что ЦК ВКП(б) действительно имел поводы для серьезного беспокойства. Наиболее красноречиво об этом говорят донесения в Обком ВКП(б) ЦЧО, весной 1930 г. инициировавшего (после получения директив сверху) разбирательства по фактам незаконных действий в отношении верующих.
«В Золотухинском районе (Курского округа) ячейка ВКП (б) ... допустила административный подход к закрытию церквей - арест, избиение попов и отобрание церковных ключей. Эти действия вызвали пятидневную демонстрацию 1500 крестьян. Демонстрация возглавлялась кулаками».
«В Бесединском сельсовете были закрыты две церкви, потому что два попа были арестованы за зажим хлеба. Кулаки собрали толпу крестьян и требовали освобождения попов».
«В с. Нижнее Покровское, Больше-Полянского района, когда туда явилась группа ребят от РИКа для снятия колоколов только по решению пленума сельсовета и одного земельного общества, на колокольный звон собралась толпа, которая кричала, что не допустит снятия колоколов, выражала негодование против колхоза и пыталась убить одного из приехавших. После отъезда ребят толпа выставила посты на улице, несмотря на разъяснение, что колокола сниматься не будут. На другой день при приезде в село секретаря РК, прокурора и других работников - снова набат, собираются женщины с рогачами, которые требовали отмены страховки на церковь, возвращения попу дома, проданного за недоимки и т. д.».
«В сл. Гназды, Воронцовского района 8.12.1929 г. сельсоветом было решено закрыть последнюю церковь (одна там закрыта месяц назад). Для осуществления этого постановления сельсоветом был послан милиционер и один член сельсовета к местному попу для отбирания ключей от церкви. Население, узнав об этом, начало собираться на собрание и ударило в колокольный набат. Собравшаяся толпа около 600 чел. Подняла шум и беспорядок, избила милиционера, ключей от церкви не дала и разошлась» [5. Д. 243. Л. 51].
67
«В слободе Донской Павловского района после ареста местного попа верующие пригласили другого. Когда он отслужил в церкви, его вызвали в сельсовет, где в категорической форме предложили в два часа убраться из села. Поп это выполнил, но верующие крестьяне проявляют возмущение».
«В с. Нижне-Дубовом Хлевенского района дело началось с того, что в день годовщины Октябрьской революции на собрание был выпущен с антирелигиозным выступлением расстригшийся местный дьякон. Было вынесено предложение закрыть церковь. Так как присутствовала на собрании молодежь, предложение прошло. Воспользовавшиеся этим кулаки подожгли баню. На пожар собрались у церкви крестьяне до тысячи человек. Появился до этого скрывавшийся поп. При попытке арестовать попа из толпы ... раздались выкрики: «не надо нам председателя сельсовета, не нужна нам советская власть» и др. Партячейка, сельсовет растерялись. Председатель сельсовета ускакал в другую деревню. Толпу успокаивал секретарь комсомольской ячейки. После обещания, что церковь не будет закрыта толпа разошлась» [5. Д. 243. Л. 52].
По свидетельству одного из крестьян, столкнувшегося с закрытием церкви в своем селе (с. Карманово Дмитриевского района Курского округа), тем самым ему была нанесена «горькая обида». Он, как и его односельчане, в 1929 г. не мыслил своей жизни без церкви: «любили, хоронили, работали, женились - все с батюшкой» [12, с. 95].
Выступления крестьян, грозившие стать массовыми, заставили власть изменить свою политику. Вслед за общими директивами из центра начали появляться конкретные предписания по открытию храмов на местах. Например, в упоминавшихся выше 14 районах ЦЧО в 1930 г. открылись 43 церкви, при этом власти признали, что незаконно было закрыто 195 храмов [5. Д. 243. Л. 55]. Интересно отметить, что возобновление приходской жизни зачастую шло параллельно с временной ликвидацией колхозов. «Волна открытия церквей - говорится в отчете руководителя агитбригады из Белгородского округа - идет вслед за развалом колхоза. Очистив церковь от семян, на другой же день или через день привозят попа из Белгорода. Например, в Моловском сельсовете за семенами и суперфосфатом никто ехать не хотел, а за попом за 7 верст в Белгород в два счета смотали. И интересно то, что кто разваливал колхоз, первым брал лошадей, тот является инициатором открытия церкви. Крестьяне по этому поводу выражаются о тов. Сталине: все-таки у него есть искра - церкви открывать разрешил» [5. Д. 243. Л. 55].
Таким образом, объявленный И.В. Сталиным «великий перелом» отнюдь не был таковым в отношении конфессиональной жизни села. В 1920-е гг. крестьянство далеко не утратило своей традици-
68
онной религиозности и попытки властей принудительно свернуть устоявшиеся конфессиональные практики встретило «в штыки». Как и в случае с колхозным строительством, советская власть в 1930 г. была вынуждена дать «задний ход» вульгарной антирелигиозной кампании и преследованиям верующих и отказаться от попыток построить новый безрелигиозный мир немедленно.
Список литературы
1. Апанасенок А. В., Симоненков К. В. «Старообрядческий вопрос» в жизни предреволюционной российской провинции: 1905-1916 гг. // Вестн. Ленингр. гос. ун-та им. А.С. Пушкина. Сер. «История». - 2012. - № 3. - С. 109-119.
2. Апанасенок А.В., Апанасенок Е.С. Традиции в эпоху модернизации: эволюция конфессиональных практик курского села в XX в. // Изв. Юго-Западного гос. ун-та. - 2012. - № 2 (41). - С. 217-224.
3. Апанасенок А.В., Пудякова И.С., Апанасенок Е.С. Православная культура курян в зеркале статистики и оценках современников: XX - начало XXI в. // Провинциальные науч. зап. - 2015. - №1. - С. 64-71.
4. Бунин А.Ю. Православное сообщество Курского края в условиях советской антирелигиозной политики 1920-х - 1930-х гг. // Науч. ведомости Белгородского государственного университета. Сер.: История. Политология. Экономика. Информатика. - 2012. - № 19. - С. 124-129.
5. Государственный архив общественно-политической истории Курской области. Ф. П-11. Оп. 1.
6. Дудина И.С. К вопросу о религиозной активности сельского населения Курского края в 1900-е - 19б0-е гг. // Провинциальные науч. зап. - 2015. - №1. -С. 72-77.
7. Законодательство о религиозных культах. - М., 1971.
8. Кузнецов И. С. «Великий перелом» в контексте современной российской и региональной историографии // Вестн. НГУ. Сер.: История, филология. - 2010. -Т. 9. - Вып. 1. - С. 175-182.
9. Поспеловский Д.В. Русская Православная церковь в XX веке. - М., 1995.
10. Сталин И.В. Год великого перелома: к XII годовщине Октября / Сочинения. - Т. 12. - М., 1949. - С. 118-135.
11. Цыпин В. Русская Православная Церковь. 1925-1938. - М., 1999.
12. Юрковецкий В. Л. Церковь и государство. Эволюция взаимоотношений. -Курск, 2000 / Курский край. Научно-популярная серия: в 20 т. - Т. 14.
69
