CC BY
135
11. Чувашская Республика: офиц. портал органов власти Чувашской Республики. 1^1.: http://gov.cap.ru.
12. Чувашский таможенный пост Нижегородской таможни: офиц. сайт. 1^1.: http://gov.cap.ru/ ?до^1<^=43.
КИРИЛЛОВА АЛЕНА МИХАЙЛОВНА - старший преподаватель кафедры гражданско-правовых дисциплин, Чувашский государственный университет, Россия, Чебоксары (semenova.alena.m@mail.ru).
KIRILLOVA ALENA - senior teacher of Civil Law Disciplines Chair, Chuvash State University, Russia, Cheboksary.
ШИРОКОВ ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ - доктор исторических наук, профессор кафедры истории и культуры зарубежных стран, декан историко-географического факультета, Чувашский государственный университет, Россия, Чебоксары (425954@rambler.ru).
SHIROKOV OLEG - doctor of historical sciences, professor of Foreign Countries History and Culture Chair, dean of History and Geography Faculty, Chuvash State University, Russia, Cheboksary.
УДК 271.22-36(470.40/43)(091)“1920/1930”
ББК 86.372.24-362.1-021.504(235.544)
Ф.Н. КОЗЛОВ
ЗАКРЫТИЕ ЦЕРКВЕЙ КАК ЭЛЕМЕНТ ГОСУДАРСТВЕННОЙ АНТИРЕЛИГИОЗНОЙ ПОЛИТИКИ В КОНЦЕ 1920-х - НАЧАЛЕ 1930-х ГОДОВ (по материалам национальных республик Среднего Поволжья)
Ключевые слова: Чувашия, Мордовия, Марийский край, советская власть, Русская православная церковь, коллективизация, закрытие церквей, антиколхозная агитация, бабьи бунты, «Головокружение от успехов».
Рассмотрены государственная конфессиональная политика рубежа 1920-х - 1930-х гг. и направления ее реализации в национальных регионах Среднего Поволжья. Основное внимание уделено практике закрытия церквей как элементу борьбы с Русской православной церковью. Анализируются применявшиеся формы и методы ликвидации религиозных организаций и закрытия культовых объектов, оцениваются достигнутые результаты и реакция населения на действия властей.
F. KOZLOV
CLOSING OF CHURCHES AS AN ELEMENT OF THE STATE ANTIRELIGIOUS POLICY IN THE LATE 1920s - THE EARLY 1930s (on materials of the National Republics of Central Volga Region)
Key words: Chuvashia, Mordovia, Mari Krai, Soviet power, Russian Orthodox Church, collectivization, closing of churches, anti-collective-farm propaganda, woman's revolts, «Dizziness».
In the article the state confessional policy of a boundary of the 1920s - 1930s and its realization in national regions of Central Volga Area is considered. The main attention is paid to practice of closing of churches as to an element of fight against Russian Orthodox Church. Applied forms and methods of liquidation of the religious organizations and closing of cult objects are analyzed, the reached results and reaction of the population to actions of the authorities are estimated.
Вектор государственной конфессиональной политики в СССР не был прямолинейным, отношение к религиозным организациям и в первую очередь к Русской православной церкви (далее - рПц) зависело от общей ситуации в стране и проводимых преобразований. Если в первые годы советской власти было законодательно ограничено и даже ликвидировано влияние РПЦ в различных областях общественно-политической, экономической и социокультурной жизни страны, то с 1923/24 г. - в условиях относительной экономической и политической стабилизации - установились сравнительно спокойные государственно-конфессиональные отношения, которые председатель Антирелигиозной комиссии при ЦК РКП (б) Е.М. Ярославский назвал «религиозным нэпом».
В очередной раз ситуация изменилась в конце 1920-х гг. Этот период характеризуется усилением директивного планирования. Прошедший в декабре
1927 г. XV съезд ВКП (б) принял пятилетний план развития народного хозяйства, в основу которого были заложены высокие темпы индустриализации и усиление кооперирования деревни. ЦК партии постановлением от 5 января 1930 г. определил три группы районов страны по темпам проведения коллективизации [20. С. 383-386]. Марийская, Мордовская и Чувашская автономии являлись наимен1ее подготовленными к коллективизации районами и были отнесены к 3-й группе1, где социалистические преобразования предполагалось в основном провести к 1933 г. [17. С. 128; 34. С. 148; 43. С. 140; 48. С. 99]. Однако по договору «О социалистическом соревновании по реконструкции сельского хозяйства на
1929 - 1930 гг.» с Пензенским округом Мордовия взяла обязательство коллективизировать к осени 1930 г. 70% всех крестьянских хозяйств [2. С. 164-165; 34. С. 148; 35. С. 265]. Была «допущена ошибка» в определении темпов коллективизации и в Марийской АО, где всем кантонам был установлен чрезмерно высокий процент (50%) к концу 1930 г., при этом в пяти кантонах в указанном году намечалось вообще завершить коллективизацию [17. С. 130]. Прошедший 15-19 февраля 1930 г. объединенный пленум Чувашского обкома и областной контрольной комиссии ВКП (б) решил объявить автономию «республикой сплошной коллективизации» и осуществить эту задачу уже к концу 1930 г. [9. Оп. 11. Д. 21. Л. 118; 40. С. 8-9]. Республика, относившаяся к числу так называемых «потребляющих» регионов, в отношении коллективизации сильно отставала от «основных зерновых районов», поэтому в автономии развернулось «решительное наступление на капиталистические элементы», Чувашия пошла по одному пути «вместе со всем Союзом» [31. С. 62; 42. С. 5].
При этом «социалистическое наступление» разворачивалось в классическом жанре военных действий с открытием «фронтов» индустриализации, коллективизации, идеологического, культурного, антирелигиозного и др. Даже ряд местных периодических изданий менял вывески в «духе времени», подстраиваясь под «текущий момент». Например, выходившая ранее как «Смычка города с деревней» Краснослободская районная газета начала выпускаться под названием «За сплошную коллективизацию!», мордовский общественно-политический и литературно-художественный журнал «Валдо ян» («Светлый путь») был переименован в «Колхозонь эряф» («Колхозная жизнь») [28. С. 214; 45. С. 293]. В Чувашии были учреждены под характерными названиями или сменили «имена» сразу десяток «районок» (ибресинская «Новая жизнь» превратилась в «Колхозную жизнь», «За коллективизацию» принялась алатырская «Трудовая газета», «По колхозному пути» пошло цивильское издание, «Колхозная газета» появилась в Аликовском районе и т.д.) [37. С. 74-75, 82, 85, 105].
Массовая коллективизация сопровождалась массовым закрытием церквей. Как заметил французский русист Н. Верт, закрытие церкви и «раскулачивание попа» стали символом, обязательным атрибутом коллективизации в большинстве деревень и городов [53. С. 178]. В целом по стране в 1928 г. было закрыто 534 церкви, в 1929 г. - 1119 храмов [52. С. 436].
В автономиях Среднего Поволжья дело не дошло до конфискации икон и расстрела в буквальном смысле «за сопротивление колхозному строительству» изображенных на них святых, как это происходило в Западном крае [4. С. 53], но активно шел процесс закрытия церквей. Вопросы такого рода стали неотъемлемой частью различных проводившихся на селе собраний. Так, вопрос о передаче церкви под культурно-просветительское учреждение (связанный с «очередными
1 В некоторых изданиях говорится, что Мордовия вместе с другими регионами Средней Волги, была отнесена к 1-й группе, где коллективизацию предполагалась завершить весной 1931 г. (см.: Советская Мордовия. Саранск, 1950. С. 214-215) или к концу названного года (см.: История советского крестьянства Мордовии. Саранск, 1987. Ч. 1. С. 168).
задачами партии на селе») был вынесен на батрацко-бедняцкое собрание, собрание женского актива и собрание избирателей с. Алгаши Порецкого района [29. С. 487]. В национальных периодических изданиях публиковались отчеты о деятельности областных конференций крестьян-бедняков и батраков, делегаты которых приветствовали линию партии и призывали закрыть «ненужные» церкви и молитвенные дома и передать их «под школы и другие культурные учреждения» [19. С. 71]. Количественные показатели прекращения деятельности религиозных организаций и закрытия церквей стали качественными характеристиками в статистике «отхода от религии». Не удивительно, что в первое время в центральной и местной печати помещались призывы к скорейшему закрытию культовых объектов, размещению в освободившихся зданиях читальных залов и больниц, отчеты о проведении подобных мероприятий [5, 6, 16, 23, 49-51].
В ряде случаев закрытие церквей и ликвидация религиозных объединений носили формально-добровольный характер. Так, в 1929 - начале 1930 гг. на основании решений собраний верующих были закрыты Христорожцественская церковь г. Чебоксары, церкви в с. Синьялы Чебоксарского района, с. Рындино, с. Большие Алгаши и с. Напольное Порецкого района, с. Хочашево Ядринского района, с. Орауши Вурнарского района, с. Арабоси Урмарского района, с. Большой Сундырь Татаркасинского района, с. Тенеево Аликовского района, с. Большие Яльчики Малояльчикского района, с. Бичурино Мариинско-Посадского района, Троицкая церковь г. Йошкар-Ола и др. [10. Д. 713. Л. 5, 6, 9, 46; Д. 714. Л. 82, 83, 87; 16; 38. С. 69]. В отчетах это характеризовалось как «закрытие церквей по желанию населения идет полным ходом» [12. Оп. 6. Д. 1. Л. 9].
Вместе с тем с начала 1930 г. полоса ликвидации религиозных объединений получила массово-принудительный характер. Так, за вторую половину января - начало февраля были закрыты 16 из 17 церквей Батыревского района Чувашской АССР [9. Оп. 10. Д. 275. Л. 36об.]. «Форсированное наступление на религиозные очаги», по свидетельству секретаря Чувашского обкома Иванова, проводилось потому, что «церковь являлась штабом, где ведется агитация против колхозного движения» [30. С. 93]. В результате масштабно организованной кампании в марте 1930 г. на территории Чувашской автономии осталось только 16 из 284 православных храмов, функционировавших в октябре 1929 г. [10. Д. 762. Л. 53-55]. В Мордовии по состоянию на 1 июля 1930 г. было закрыто 172 культовых объекта из 703, в том числе 131 православная церковь из 569 [1. С. 285]. Следует обратить внимание на характерную особенность Марийской АО, где акция по закрытию церквей началась с кантонов с преобладанием титульной нации. Расчет строился на том, что местное население, в значительной своей части придерживавшееся дохристианских обрядов, поддержит политику властей. В отдельных случаях (например, в с. Куприяново Сернурского кантона) это привело к действенным результатам, однако в других случаях (например, с. Старый Торъял Ново-Торъяльского кантона) этот подход не сработал, здесь жители воспротивились насильственному закрытию храма [38. С. 68].
В свете вышеизложенных фактов представляется обоснованным утверждение Л. Виолы, что в рассматриваемый период региональные и прочие различия отошли на задний план по сравнению с борьбой деревни против коллективизации. Конечно, некоторое меньшинство крестьян поддержало государственную политику, однако большая часть сельского социума не приняла этой политики и особенно методов ее проведения [4. С. 18]. На действия властей крестьяне реагировали срывом предвыборных кампаний или бойкотом выборов в местные Советы. Так, в 1929 г. в Оршанском и Новоторъяль-ском кантонах Марийской АО повестки на избирательные участки назывались «антихристовыми грамотами» [7. С. 33]. В центральные и местные органы
власти хлынул поток жалоб. Отложившиеся в фондах федеральных и региональных архивов документы свидетельствуют об обращении «за правдой» в ЦИКи и ВЦИК жителей практически всех районов Марийской и Чувашской автономий [7. С. 33-34; 10. Д. 761. Л. 111, 113, 115, 171; Д. 762. Л. 16].
Властным структурам пришлось иметь дело и с активным сопротивлением крестьян своим действиям. Конечно, пытались найти «причины». Так, в числе главных факторов, создававших трудности в «деле коллективизации», называлась «исключительно низкая культурность населения, особенно женщин» [54. С. 10]. Именно последние были активными участниками демонстраций и иных протестных выступлений против закрытия церквей, снятия колоколов, арестов священников [4. С. 231]. Не случайно, именно тот период характеризуется активным использованием термина «бабьи бунты» [28. С. 280]. Пришлось органам управления столкнуться и с неприятием своих действий со стороны бедняцкой части населения - «опоры» режима на селе, в отдельных местностях составлявшей до 70% членов церковных советов [26. Л. 98].
По статистике ОГПУ, в 1928 г. в целом по стране произошло 44 выступления на религиозной почве [44. С. 819]. В 1929 г. 23,5% из 1300 официально зарегистрированных «органами» случаев беспорядков в СССР оказались связаны с «религиозными мотивами» (притеснения духовенства и верующих, закрытие церквей и т.п.) [4. С. 168; 15. С. 46]. В 1930 г. 1487 из 13 754 случаев крестьянских волнений были направлены против закрытия церквей [15. С. 51].
Рост нарушений на религиозной почве фиксировали и региональные органы правопорядка: если за 1928 г. в Чувашии было зарегистрировано всего 13 таких фактов, то за 1929 г. - уже 50 [11. Д. 14. Л. 27, 40об., 48об., 56об., 67об., 78об., 85об., 92об. и др.]. Характерной чертой при этом следует назвать массовость подобных выступлений. Только в октябре-ноябре 1929 г. произошли три случая (все - в Порецком районе): в с. Большие Алгаши в них участвовало около 300, в с. Урусово2 - 200 человек, в с. Гарт порядка 500 женщин собрались у здания исполкома, а вооруженные кольями мужчины стояли на гумнах и огородах [9. Оп. 10. Д. 30. Л. 157-158; 14. Д. 43. Л. 156; Д. 332. Л. 4]. В Козловском районе толпа женщин численностью до 150 человек явилась в местный административный отдел, требуя разрешить проведение крестного хода по селениям прихода, угрожая в противном случае «разнести в щепки» здание райисполкома [9. Оп. 10. Д. 32. Л. 153]. Похожим образом развивались события и в других национальных регионах. В январе - феврале 1930 г. закрытие церквей, запреты на крестные ходы, аресты и конфискация имущества священнослужителей послужили причинами массовых выступлений в селах Новая Карь-га, Старое Синдрово, Демина Поляна, Долговерясы, Селищи, Слободские Дубровки, Горяши и Черновские выселки Краснослободского района, с. Посоп Саранского района, с. Березники Ромодановского района, с. Н.-Ямская и с. Ельники Ельниковского района, Н.-Муравьевка Рузаевского района, с. Кученяево Ардатовского района, с. Н. Пырма Кочкуровского района и других населенных пунктах Мордовии [1. С. 325-326; 22. С. 221].
К весне 1930 г. ситуация стала критической. В национальных регионах Среднего Поволжья, как и в целом по стране, шло пассивное и активное сопротивление крестьянства. Повсеместно продолжались «бабьи бунты». Так, «сводка фактов, характеризующих политическое состояние Чувашской АССР», зафиксировала выступления «женской массы населения деревни за открытие церквей» и «организованные требования об исключении из колхозов» [14. Д. 313. Л. 16]. В начале апреля 1930 г. толпа крестьян с. Чуваш-Шерауты Батыревского района
2 14 февраля 1930 г. с. Урусово передано из состава Порецкого района Чувашской АССР в состав Мордовской АО.
потребовала открыть церковь, распустить колхоз, вернуть всех раскулаченных; под аналогичным требованием в приходе с. Шуматово Ядринского района было собрано 184 подписи [11. Д. 43. Л. 307; 18. С. 146]. «Особенно» церковники пытались настраивать верующих против колхозов, как отмечают авторы «Очерков истории Чувашской областной организации КПСС», в Ибресинском, Красноче-тайском и Козловском районах [36. С. 200]. Имели место подобные случаи и в других районах [9. Оп. 12. Д. 33. Л. 170. Д. 37. Л. 36]. В 1931 г. против самовольного изъятия властями взбунтовались прихожане церкви с. Вечкусы Ичал-ковского района Мордовии [3. С. 347]. В этой автономии действовали целые «монашеские бригады», агитировавшие крестьян против колхозов с помощью «святых писем», угрожавших «светопреставлением и прочей чепухой», стращавших «отсталых» мордовок Антихристом [24. С. 26; 27. Л. 162]. Выступления прошли в деревнях Кульбаш, Семисола Моркинского и Портянур Мари-Турек-ского кантонов Марийской АО [17. С. 131; 33. С. 206]. Агитировавшая против колхозов «кулацкая группировка» во главе с местным священником была «раскрыта» в с. Сидельниково Звениговского кантона той же автономии [33. С. 207]. В 1932 г. в связи «с усиленной агитацией церковников» на грани распада оказались Хундыкасинский колхоз и Тренькинская экономия Татаркасинского района Чувашии [13. Л. 52]. Власть реагировала соответствующим образом: там, где не удавалось решить дело мирным путем, в ход шли репрессии. Например, с применением силы были подавлены протесты в Ведянцах, Резоватове Ичал-ковского района, Большом Азясе Ковылкинского района и других населенных пунктах Мордовии [3. С. 341].
Против власти сыграл фактор допущенной бесхозяйственности в распоряжении изъятым имуществом. В справке о состоянии антирелигиозной пропаганды в Чувашской АССР за 1929 г. «большим недостатком» в работе по закрытию храмов названо «отсутствие средств на переоборудование закрывающихся церквей». По указанной причине, например, довольно продолжительное время стояла заброшенной церковь с. Икково Чебоксарского района, в течение более чем двух лет было бесхозным здание церкви с. Тюрлема Козловского района [9. Оп. 8. Д. 213. Л. 55; 10. Д. 1050. Л. 48]. Вообще «никакого надзора» не имела закрытая церковь в бывшем женском монастыре г. Алатырь: газетная публикация зафиксировала «кругом раскрытые» двери, выламывающуюся на дрова внутреннюю отделку, занесенные снегом помещения, к тому же с оставленными скотом «отметками» и т.п. [25]. Даже при размещении в закрытых церквах различных учреждений (прежде всего, клубов) новые «хозяева» могли не обращать никакого внимания на состояние зданий. Видимо, по этой причине в Марийской автономии центральным органам управления пришлось включать в запросы на места обязательный пункт: «нет ли случаев, что организован клуб или красный уголок, но никто не следит. Здание в неблагоустроенном виде, что вызывает недовольство населения» [8. Л. 3-16].
Эскалация конфликта, вызванная непродуманными действиями и погоней за «цифрами» на местах, невозможность погасить противостояние одним лишь - пусть и массово проводимым - изъятием «смутьянов», заставили власти предержащих пересмотреть свои первоначальные планы. Был взят курс на некоторое смягчение политики. Информация по вопросу о закрытии церквей была заслушана 23 мая 1929 г. на особом заседании комиссии по вопросам культов при Президиуме ВЦИК. В принятом постановлении констатировалось, что закрытие молитвенных домов на местах производится «ненормально, хаотически», без соблюдения, а то и с нарушением партийных и советских директив, издевательством над предметами культа (стрельба в иконы, пускание ракет в верующую толпу и т.п.). Как результат - в ряде районов страны происходили волнения верующих, причем доходило и до вооруженных столкновений
[41. Л. 2]. Политбюро ЦК ВКП (б) на заседании 28 февраля 1930 г. поручило И.В. Сталину выступить со статьей против «перегибов» коллективизации. Появилась знаменитая публикация «Головокружение от успехов», в которой подчеркивалось, что нельзя дело организации артели начинать со снятия колоколов, «снять колокола - подумаешь, какая революционность!» [46]. «Совершенно недопустимые искривления партийной линии в области борьбы с религиозными предрассудками», связанные с административным закрытием церквей без согласия подавляющего большинства села, были отмечены в постановлении ЦК ВКП (б) «О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном строительстве» [21. С. 103]. Постановлением Политбюро ЦК от 25 марта 1930 г. был объявлен выговор редактору газеты «Рабочая Москва» за напечатанное неделей ранее сообщение о массовом закрытии церквей с предупреждением, что «в случае допущения впредь таких сообщений будет поставлен вопрос о его исключении из партии» [39. С. 184].
Начали корректировку действий и на местном уровне. Проиллюстрируем развитие ситуации на примере Чувашской АССР. Партийные структуры автономии констатировали, что «в деле закрытия церквей допускались крупнейшие ошибки. Без всякого оформления и разрешения свыше церкви закрываются самовольно. Предварительной работы среди массы в достаточной мере не проводится. В с. Баймашкино, например, задолго до получения разрешения на закрытие церкви сняли кресты и развесили флаги. ЦИК утвердил закрытие уже закрытой церкви» [9. Оп. 8. Д. 213. Л. 58]. Решением президиума ЦИК Чувашской АССР от 25 марта 1930 г. была образована специальная Комиссия по предварительному рассмотрению материалов о закрытии церквей [10. Д. 761. Л. 217]. Подключенная к «разработке» вопроса Прокуратура республики вынесла заключение о закрытии «с полным нарушением закона» ряда церквей в Вурнарском, Татаркасинском и других районах [10. Д. 762. Л. 17, 165]. ЦИК ЧАССР потребовал от райисполкомов и горсоветов в предельно короткий срок (7 дней) проверить законность принятых решений. Выполняя распоряжение, Президиум Порецкого райисполкома рассмотрел данный вопрос на особом заседании 16 апреля
1930 г. и отменил решения сельсоветов о закрытии церквей в селах Кудеиха, Тихомирово, Мишуково, Анастасово 1-е, Сыреси, Большие Алгаши «в силу их необоснованности» [12. Оп. 5. Д. 10. Л. 8-9].
Результаты работы созданных комиссий были обобщены в специальных докладах. Так, в соответствующем докладе ЦИК Чувашской АССР приводились факты завышения оценки культовых зданий с целью принуждения крестьян к отказу от последних, отмечались случаи закрытия церквей без «добровольного согласия» крестьян и более того - настоящие погромы в церквях и случаи изъятия у крестьян икон и сжигание их на площадях по инициативе «общественного» или «деревенского» актива [10. Д. 762. Л. 55, 167]. 15 марта 1930 г. Бюро Марийского обкома ВКП (б) заслушало доклад о колхозном строительстве в МАО и «вскрыло ошибки, недостатки и искривления» в колхозном движении [17. С. 131]. Вопрос «Об исправлении допущенных ошибок и искривлений партийной линии в колхозном строительстве МАО» обсудил апрельский пленум Марийского обкома ВКП (б) [32. С. 195]. Власть была вынуждена отреагировать на выявленные факты: за допущенные искривления были сняты со своих должностей секретари Ма-ри-Турекского и Моркинского кантонных комитетов ВКП (б) Марийской АО; по Чувашской республике за допущенные нарушения закона «О религиозных объединениях» было заведено 28 уголовных дел, по которым к различной ответственности привлечено 39 человек; культовые здания, изъятые в административном порядке, были возвращены верующим, нарушенные договоры восстановлены [10. Д. 762. Л. 55; 33. С. 207].
Подытоживая наше небольшое исследование, считаем необходимым обратить внимание на следующие ключевые моменты. Индустриализация страны была необходима, чтобы «догнать» в развитии передовые государства, но при отсутствии возможностей для внешних заимствований рассчитывать приходилось на привлечение только внутренних средств, и нужны они были не по частям, а одномоментно. Решение задачи нашлось по принципу сообщающихся сосудов, где в качестве доноров выступили сельское хозяйство и Церковь. На наш взгляд, власть, уже неоднократно с разной степенью эффективности испытавшая к тому времени метод насильственных изъятий и перераспределений, просто не искала иных вариантов развития ситуации. Если крестьянство должно было предоставить дешевые трудовые ресурсы, то Русская православная церковь - материальные средства: колокольный «цветмет» для нужд промышленности, помещения - для осуществлявшейся попутно «культурной революции», а также решение более «мелких» задач (например, обеспечение учащихся школьными принадлежностями и дровами за счет икон).
По указанным выше причинам закрытие церквей стало необходимым фактором политического, экономического и социокультурного развития в рассматриваемый период. Более того, оно явилось составной частью широкомасштабного наступления на Церковь, в ходе которого ориентированная на строительство атеистического общества партийно-государственная номенклатура использовала практически весь арсенал доступных средств: разгульную антирелигиозную агитацию, массовые репрессии в отношении клира и мирян, секуляризацию церковного имущества. Резкое проведение акции и попытка добиться успеха сразу на нескольких «фронтах» натолкнулись на естественное сопротивление, и чем сильнее становился нажим со стороны властных структур, тем выше нарастало напряжение в обществе в целом. Провал очередной «кавалерийской атаки» вызвал отступление от выбранного курса на резкую конфронтацию и изменение политики на более гибкую - даже с показательным осуждением отдельных «переусердствовавших» чиновников.
Важен, на наш взгляд, и другой аспект. В распоряжении исследователей практически нет сведений о каком-либо серьезном противодействии проводившейся государственной политике со стороны горожан. Почему основное сопротивление оказывал именно крестьянский социум? Конечно, сельское население было численно преобладающим, но только ли это влияло на общую картину? Или суть ответа коренится в ментальном различии? Согласимся с мнением сотрудника Института этнологии и антропологии РАН Л.А. Тульцевой, что «сословное “крестьянин” и вероисповедное “христианин”» - эти понятия словно вытекают одно из другого. Такое слияние понятий, их своего рода «“близничность” является фундаментальной координатой в понимании крестьянского мирочувство-вания и его ментальных характеристик» [47. С. 303]. Более того, к концу 1920-х гг. религия поистине была делом крестьян, и советская власть, как никто другой, активно способствовала этому превращению: фактически религия «окрестьяни-лась» в результате целенаправленной государственной политики по отделению церкви от государства, различных мер «изъятия» из общественной жизни традиционных церковных иерархов и разрыва вековых связей последних с прочими элитами страны [15. С. 89]. Как заметила Л. Виола, церковь в культурном отношении оставалась антитетичным коммунизму символом, вместилищем автономной крестьянской культуры и традиций [4. С. 55]. При этом крестьянство было последним структурно сохранившимся социальным стратом общества.
Литература и источники
1. Абрамов В.К. Мордовский народ (1897 - 1939). Саранск: Изд-во Морд. ун-та, 1996. 412 с.
2. Агеев М.В. Победа колхозного строя в Мордовской АССР. Саранск: Морд. кн. изд-во, 1960. 414 с.
3. Бахмустов С.Б. Православие в Мордовском крае: историко-культурологический аспект. Саранск: Красный Октябрь, 2006. 384 с.
4. Виола Л. Крестьянский бунт в эпоху Сталина: коллективизация и культура крестьянского сопротивления: пер. с англ. М.: РОССПЭН, 2010. 367 с. (История сталинизма).
5. Вместо убежища контрреволюции, очагов лжи, тунеядства и мракобесия - школы // Красная Чувашия. 1930. 1 янв. С. 4.
6. Вместо церкви - школа // Красная Чувашия. 1934. 14 сент. С. 1.
7. Востриков В. Г. Сопротивление богоборчеству в 20-30-е годы ХХ века в Марийской автономной области // Христианское просвещение и русская культура: материалы IV науч.-бого-слов. конф. Йошкар-Ола, 2002. С. 33-35.
8. Государственный архив Республики Марий Эл. Ф. Р-471. Оп. 1. Д. 433.
9. Государственный архив современной истории Чувашской Республики. Ф. П-1.
10. Государственный исторический архив Чувашской Республики (ГИА ЧР). Ф. Р-202. Оп. 2.
11. ГИА ЧР. Ф. Р-784. Оп. 5.
12. ГИА ЧР. Ф. Р-828.
13. ГИА ЧР. Ф. Р-2669. Оп. 2. Д. 3646.
14. Государственный общественно-политический архив Нижегородской области. Ф-2. Оп. 1.
15. Грациози А. Великая крестьянская война в России. Большевики и крестьяне. 1917 -1933: пер. с англ. М.: РОССПЭН, 2001. 96 с.
16. Закрыли церковь // Красная Чувашия. 1930. 19 янв. С. 4.
17. История Марийской АССР: в 2 т. Т. 2. Эпоха социализма (1917-1987). Йошкар-Ола: Мар. кн. изд-во, 1987. 328 с.
18. История Чувашии новейшего времени. 1917 - 1945 / ЧГИГН. Чебоксары, 2001. 262 с.
19. Киселев А.Л. Социалистическая культура Мордовии. Саранск: Морд. кн. изд-во, 1959. 320 с.
20. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898 - 1986): в 15 т. Т. 4. 1926 - 1929 / под общ. ред. А.Г. Егорова, К.М. Боголюбова. 9-е изд., доп. и испр. М.: Госполитиздат, 1984. 575 с.
21. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898 - 1986): в 15 т. Т. 5. 1929 - 1932 / под общ. ред. А.Г. Егорова, К.М. Боголюбова. 9-е изд., доп. и испр. М.: Госполитиздат, 1984. 446 с.
22. Красная слобода / В.А. Юрченков и др. Саранск: НИИГН, 2008. 464 с.
23. Лява П. Манкун йали - тискер йала [Пасхальные традиции - злые традиции] // Сунтал. 1929. № 4. С. 4-5.
24. Мартынов В. Советское и хозяйственно-культурное строительство Мордовской автономной области. М.: Изд-во «Власть Советов» при Президиуме ВЦИК, 1930. 40 с.
25. М.С. [псевдоним]. Нет надзора // Красная Чувашия. 1930. 24 февр. С. 4.
26. Научный архив Научно-исследовательского института гуманитарных наук при Правительстве Республики Мордовия (НА НИИГН). И-672.
27. НА НИИГН. И-674.
28. Незабываемые годы / сост. В.И. Лопатова, Н.Н. Сластухин. Саранск: Морд. кн. изд-во, 1967. 360 с.
29. Общество и власть. Российская провинция: в 3 т. Т. 1. 1917 г. - середина 1930-х годов / сост. А.А. Кулаков, В.В. Смирнов, Л.П. Колодникова. М.: Ин-т российской истории РАН, 2002. 640 с.
30. Общество и власть. Российская провинция: в 3 т. Т. 2. 1930 г. - июнь 1941 г. / сост. А.А. Кулаков, В.В. Смирнов, Л.П. Колодникова. М.: Ин-т российской истории РАН, 2005. 1152 с.
31. Орлов Д. Опыт колхозного строительства в Чувашии // Чувашское хозяйство. 1930. № 1. С. 62-70.
32. Очерки истории Марийской АССР (1917 - 1960) / под ред. А.В. Хлебникова. Йошкар-Ола: Мар. кн. изд-во, 1960. 252 с.
33. Очерки истории марийской организации КПСС / под ред. В.Ф. Пашукова. Йошкар-Ола: Мар. кн. изд-во, 1968. 484 с.
34. Очерки истории Мордовской АССР: в 2 т. Т. 2. Саранск: Морд. кн. изд-во, 1961. 544 с.
35. Очерки истории Мордовской организации КПСС / редкол. Г.М. Измалкин и др. 2-е изд., перераб. и доп. Саранск: Морд. кн. изд-во, 1979. 712 с.
36. Очерки истории чувашской областной организации КПСС. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во, 1974. 628 с.
37. Периодические издания Чувашской Республики. 1969-2000: справочник / сост. С.В. На-лимова, И.Я. Углева, Т.И. Соколова и др. Чебоксары: Новое время, 2008. 300 с.
38. Попов Н. С. Православные приходы Марийского края в 30-е годы ХХ века // Марийский археографический вестник. 2006. № 16. С. 61-76.
39. Православная энциклопедия. Русская православная церковь / под общ. ред. Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. М.: Православная энциклопедия, 2000. 655 с.
40. Резолюции и постановления III объединенного пленума Чувашского обкома и ОКК ВКП (б) (15-19 февраля 1930 г.). Чебоксары: Чуваш. гос. изд-во, 1930. 54 с.
41. Российский государственный архив социально-политической истории. Ф-89. Оп. 4. Д. 125.
42. Самарин П. Я. Чувашия к XVI съезду ВКП (б). Чувашия к 10-летию своей автономии // Чувашское хозяйство. 1930. № 1. С. 3-8.
43. Сельское хозяйство и крестьянство Чувашской АССР. 1920 - 1937 (Осуществление коллективизации): сб. документов. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во, 1990. 432 с.
44. Советская деревня глазами ВЧК - ОГПУ - НКВД. 1918 - 1939. Документы и материалы: в 4 т. Т. 2. 1923 - 1929 гг. / под ред. А. Береловича, В. Данилова. М.: РОССПЭН, 2000. 1168 с.
45. Советская Мордовия: очерки, посвященные 20-летию республики. Саранск: Морд. гос. изд-во, 1950. 342 с.
46. Сталин И.В. Головокружение от успехов // Сталин И.В. Соч. Т. 12. Апрель 1929 - июнь 1930 г. М.: Госполитиздат, 1949. С. 191-199.
47. Тульцева Л.А. Божий мир православного крестьянина // Менталитет и аграрное развитие России (XIX - XX вв.): материалы Междунар. конф. М.: РОССПЭН, 1996. С. 294-305.
48. Хлебников А.В. Развитие советской автономии марийского народа. 1929-1936. Йошкар-Ола: Мар. кн. изд-во, 1976. 164 с.
49. Церкви закрыты // Красная Чувашия. 1930. 5 февр. С. 3.
50. Церкви - под культурные очаги, а колокола - на индустриализацию страны // Красная
Чувашия. 1930. 14 февр. С. 4.
51. Церкви переоборудуются под школы // Красная Чувашия. 1936. 14 сент. С. 4.
52. Цыпин В. История Русской Православной церкви. Синодальный период. Новейший период. М.: Изд-во Учебного комитета Русской православной церкви, 2004. 840 с.
53. Черная книга коммунизма: преступления, террор, репрессии / под ред. Ч. Ронсака; пер. с
фр. М.: Три века истории, 2001. 766 с.
54. Шапошников И.В. Сельское хозяйство Мордовии на подъеме // Известия НИИМК. Саранск, 1935. Кн. 1. С. 9-24.
КОЗЛОВ ФЕДОР НИКОЛАЕВИЧ - кандидат исторических наук, докторант кафедры истории России, Мордовский государственный университет, Россия, Саранск; главный архивист отдела использования документов Государственного исторического архива Чувашской Республики, Россия, Чебоксары (fedor1977@yandex.ru).
KOZLOV FEODOR - candidate of historical sciences, doctoral candidate of Russia History Chair, Mordovian State University, Russia, Saransk; chief archivist of the documents use department of the State Historical Archive of the Chuvash Republic, Russia, Cheboksary.
УДК 811.111'367/37 ББК 123.34
Н.Ю. КУЗНЕЦОВА, Е.К. МИНЕЕВА
ПОМОЩЬ ЭВАКУИРОВАННЫМ В ЧУВАШСКОЙ АССР В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ (1941 - 1945 гг.)
Ключевые слова: эвакуация, эвакуированное население, эвакогоспитали, эвакуированные детские дома.
Показан процесс эвакуации, даны количественные и качественные показатели эвакуации населения в Чувашию, рассмотрены проблемы размещения и адаптации, определены основные регионы и национальность прибывавших граждан, центры их размещения в республике и взаимоотношения с местным населением, выявлены судьбы некоторых конкретных семей и отдельных личностей, освещена деятельность эвакогоспиталей, эвакуированных детских домов и интернатов на территории Чувашской АССР.
N. KUZNETCOVA, E. MINEEVA THE HELP TO EVACUEES IN CHUVASH AUTONOMOUS SOVIET SOCIALIST REPUBLIC DURING THE GREAT PATRIOTIC WAR (1941 - 1945)
Key words: evacuation, evacuees, evacuation hospital, evacuated children's home.
The article shows the process of evacuation, quantitative and qualitative characteristics of population evacuation to Chuvashia, the problems of accommodation and adaptation are considered, main regions and nationalities of arrived citizen, their housing centers in the republic and relationship with the local community are defined, the destiny of families and people are identified, the activity of evacuation hospitals, evacuated children's homes and boarding schools in Chuvash Autonomous Soviet Socialist Republic is considered.
После вероломного нападения гитлеровской Германии на Советский Союз большая часть проживавшего в прифронтовой полосе населения, а также народнохозяйственные и другие объекты были эвакуированы в глубокий тыл страны. В результате на территории Чувашской АССР оказалось
