CC BY
20
Вестник Челябинского государственного университета. 2012. № 25 (279). История. Вып. 52. С. 124-129.
А. В. Апанасенок, К. В. Симоненков
ЦЕРКОВНАЯ АКТИВНОСТЬ СЕЛЬСКИХ ВЕРУЮЩИХ В УСЛОВИЯХ «СОВЕТСКОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ.» 1920-1930-х ГОДОВ (НА МАТЕРИАЛАХ КУРСКОГО КРАЯ)
Работа выполнена в ходе реализации научно-исследовательского проекта «Сельская конфессиональная культура центральной России в XX - начале XXI в. : проблема эволюции в условиях общественной модернизации (на материалах Курской области)» в рамках ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009-2013 гг.
В работе рассматривается трансформация форм церковной активности селян в первые десятилетия советского строя. Опираясь на материалы Курского края, авторы показывают, что на религиозные практики сельских жителей влияла как антирелигиозная политика властей, так и модернизационные процессы, связанные с урбанизацией и распространением школьного образования. Представленные данные свидетельствуют об интенсивном развитии новых религиозных практик в условиях кризиса традиционной церковной культуры в 1930-е гг.
Ключевые слова: церковная активность, православие, старообрядчество, советский строй, государственная политика, модернизация.
Исследование исторической динамики развития сельской конфессиональной культуры России на протяжении XX в. является одной из важных задач отечественной религиозной истории, а также исторической антропологии. Решение этой задачи, в свою очередь, предполагает анализ особенностей трансформации религиозных практик и устойчивости традиционных форм церковной жизни верующих в условиях модернизационных процессов. К сожалению, современная историография не располагает сколь-нибудь значительным количеством трудов по соответствующей проблематике. Если история религиозной политики и церковно-государственных отношений в советский и постсоветский периоды активно изучалась на протяжении двух последних десятилетий, то конкретным формам, в которых проявлялась религиозность, уделялось гораздо меньше внимания. Предлагаемая статья призвана способствовать восполнению этого дефицита. Ее предметом явилась эволюция форм церковной активности сельского населения провинциальной России в первые десятилетия существования советского строя. Хронологические рамки работы связаны с тем обстоятельством, что именно 1920-1930-е гг., вошедшие в историю как эпоха «советской модернизации», стали периодом массового «расцерковления». В качестве фактологической базы использовались материалы Курского края - типично-провинциального региона
центральной России с богатыми православными традициями.
Предваряя анализ форм церковной активности селян в раннесоветский период, следует подчеркнуть, что к моменту установления советского строя религия оставалась духовных стержнем деревни в центральной России. Изучение архивных данных из фондов Канцелярии Синода (Российский государственный исторический архив) и Курской духовной консистории (Государственный архив Курской области) позволило сделать вывод об относительной стабильности религиозных практик сельских жителей до начала 1920-х гг. Конечно, социально-экономическая модернизация, осуществлявшаяся в Российской империи в конце XIX - начале XX в., предопределила определенную духовную эмансипацию населения и некоторое снижение его церковной активности. Однако названные явления оказались свойственны преимущественно городскому населению, а сельскую местность затронули постольку, поскольку она была связана с городской средой. В проанализированных отчетах благочинных в курскую консисторию (1900-1916 гг.), а также отчетах курских архиереев в Св. Синод (тот же период) зафиксирована тенденция постепенного «расцерковления» прихожан Курской епархии еще в дореволюционный период, однако она относится прежде всего к городскому населению1. Так, было найде-
но множество данных, свидетельствующих о падении авторитета священнослужителей, распространении атеизма в городской среде и нежелании многих горожан выполнять традиционные православные обряды до 1917 г. Религиозность сельского населения (выражавшаяся в посещении богослужений, соблюдении постов, заказах церковных треб и т. п.) в подавляющем большинстве отчетных материалов характеризуется как в целом соответствующая устоявшимся традициям. «Простой народ, пытаясь исполнить церковные предписания, порой недостаточно проникает в сущность религиозных истин и не сознает, в чем именно должна проявляться его вера в жизни; интеллигенция же относится скептически к этим истинам, а в жизни своей редко сообразуется с требованиями религии», - говорится в отчёте курского преосвященного за 1906 г.2
Сравнительный анализ отчетных сведений курских архиереев за 1900-1916 гг. показал, что они были вынуждены уделять всё большее внимание «неполноценности» (термин из отчетов) религиозной жизни верующих, попадающих в среду, приближенную к городской. Ослабление стремления выполнять церковные предписания в среде сельских жителей оказалось в зависимости от степени «цивилизованности» того или иного населенного пункта. «В то время, как в селах и деревнях нарушение супружеской верности, незаконное сожительство, пренебрежение церковным долгом - явления, наблюдаемые преимущественно в местах, прилегающих к заводу, фабрике или большим экономиям, в городах эти пороки составляют обычное явление, ими нисколько не стесняются и часто жена и муж открыто изменяют друг другу, а общество <...> совершенно равнодушно к подобным поступкам», - подчеркивается в поданном в Св. Синод отчете2. В то же время анализ данных курских благочинных, а также отчетных сведений, подаваемых в Св. Синод курскими предстоятелями, показал, что случаи пренебрежительного отношения к богослужениям и отказа от посещения церкви в среде курских крестьян до 1917 г. были редкостью. Как правило, они имели место в среде отходников, длительное время проводивших в фабрично-заводской среде2. Эти случаи не оказывали определяющего влияния на общий духовный климат деревни, сохранявшей традиционный конфессиональный облик.
Исследование истории религиозных практик в курской деревне показало, что в начале XX в. «полюсом традиционализма» здесь являлись старообрядческие сообщества, наиболее последовательно сохранявшие как конфессиональные мировоззренческие особенности, так и традиционные формы бого-почитания (обряды). Современники, не исключая представителей Русской Православной церкви, обращали внимание на особое, благоговейное отношение староверов к богослужениям и скрупулезное соблюдение ими всех обрядовых тонкостей. Это свойство выделяло их из основной массы населения. Со старообрядческими богослужениями современниками связывались строгое исполнение церковного устава, примерное церковное благочиние, «благоговение, неспешное чтение и столповое, особенно любимое русскими, пение»3. В 1906 г. курские епархиальные власти официально вынуждены были признать, что «старообрядческая церковная община, несомненно, оказывается более стойкою, близкою к жизни и более способной привлекать к себе прозелитов, чем современный православный приход»4. Анализ ряда материалов из фонда Курской духовной консистории показал, что существование в Курской губернии старообрядческого сообщества оказывало существенное влияние на церковную жизнь официально-православных приходов5. Старообрядческий мир в глазах окружающего населения был оплотом благочестия, главным хранителем народных религиозно-бытовых устоев и своего рода противовесом духовной секуляризации. Наличие старообрядцев в тех или иных населенных пунктах способствовало сохранению в них православных традиций.
Революционные события и развернутая после них антирелигиозная агитация достаточно слабо отразились на степени приобщенности сельского населения к приходской жизни. Согласно данным, полученным в ходе работы с документами уездных исполкомов 1921-1922 гг. (отражающими результаты анкетирования, проведенного в соответствии с циркуляром НКВД), конфессиональная обстановка в селах курской губернии оказалась практически идентичной дореволюционной. Анкетные опросы (с ключевыми вопросами «посещаете ли вы церковь?» и «как вы относитесь к возможности закрытия церквей?») выявили высокий уровень воцерковленности населения и негативное отношении к возмож-
ному закрытию храмов. Так, во Льговском уезде Курской губернии посещаемость церквей оказалась на уровне 95 %, а в среднем по сельской местности в Курской губернии она составила 92 % (обрабатывали анкетные данные сотрудники местного исполкома, которые явно не были заинтересованы завышать подобные цифры)6. Наибольшие показатели частоты посещения храмов и молитвенных домов были зафиксированы в районах компактного проживания старообрядцев (например, в Уколовской волости Щигровского уезда в шести граничащих между собой деревнях - 2-ой Воробьевке, Донском, Никулино, Козминке, Чаплыгино и Сухой Неполке; в соседних Николаевской волости Щигров-ского уезда (с. Боево, д. Щурово) и Сергиевской волости Фатежского уезда (с. Дерлово, с. Шумское, с. Скородное)7. Данные такого рода убедили действующую власть, что в старообрядческой среде антирелигиозная кампания будет проходить труднее, чем в любой другой. Именно в силу этого обстоятельства региональные отделения созданного в 1925 г. «Союза безбожников» наиболее бурную деятельность развили в районах со старообрядческим элементом8. Пик активности в проведении антирелигиозной пропаганды приходился на религиозные праздники. Например, издавались специальные указания «О проведении Комсомольской Пасхи » или «антирождественской кампании»9. В методическом письме о проведении антирождественской кампании курским кабинетом политпросветительской работы говорилось: «Основными установками антирождественской кампании в городе будет отказ от религиозных рождественских праздников и замена их днями индустриализации на тех предприятиях, которые еще не перешли на непрерывную неделю. В деревне антирождественская кампания должна пройти под знаком усиления темпа коллективизации сельского хозяйства, поднятия урожайности и организации бедных слоев на борьбу с кулачеством. В районах со старообрядческим населением центр тяжести антирелигиозной кампании должен пасть на 6 и 7 января»10. Показательны мероприятия, которые должны были стать непременным атрибутом проведения таких «комсомольских празднеств». Среди них -«клубные вечера» для обсуждения вопросов о несовместимости науки и религии, а также для изучения основ учения Дарвина; стави-
лись инсценировки, высмеивающие «попов» и библейские сюжеты. При этом использовались буффонады и частушки. По итогам работы местных кабинетов политработы проводились «соревнования безбожников»10. Впрочем, в старообрядческих населенных пунктах такие соревнования не отличались значительными достижениями, тем более что агитаторы часто оказывались лишены необходимого культурного уровня. Их действия были грубыми, часто оскорбляли верующих. Например, из отчетов «безбожников» следует, что в некоторых уездах старообрядцев насильно задерживали и брили им бороды11.
Впрочем, в 1920-е гг. не только староверы, но и большинство населения Курского края, которое продолжало следовать религиозному календарю и соблюдать церковные обряды, негативно относилось к антирелигиозной пропаганде местных государственно-партийных и комсомольских организаций. Верующие рассматривали их «безбожные» мероприятия как оскорбление своих религиозных чувств. Кроме того, непрофессионально организованная антирелигиозная кампания разжигала конфессиональную и национальную рознь, в частности антисемитизм. В связи с вышеназванными причинами до конца 1920-х гг. в Курской губернии атеистическое движение не получило широкого распространения (в него были вовлечены, главным образом, партийцы, комсомольцы и беспартийный актив). Курская деревня в церковном отношении продолжала придерживаться традиционного уклада жизни, предполагавшего регулярные посещения богослужений в храмах, приглашение священнослужителей на дом для совершения треб, почитание икон (при наличии «красного угла» в жилище»), участие в крестных ходах и т. д. Достаточно интересным и важным для науки в этой связи является анкетный материал, собранный представителями курского Губкома ВКП (б) в 1924-1926 гг. с целью выявления степени религиозности крестьян. Анализ ответов на вопрос: «Как относятся теперь к иконам и посещению церкви?» показал незначительное изменение отношения сельских верующих к традиционным формам богопочитания. Равнодушно относившихся к почитанию икон крестьян, среди которых проводилось обследование, было 17 %. Отрицательное отношение к молитвам в церкви и иконам высказали только 6 % заполнивших анкеты. К послед-
ней группе относилась лишь молодежь. Люди пожилого и среднего возраста по-прежнему прочно придерживались устоявшихся религиозных практик (к ним принадлежало 77 % респондентов)12.
Таким образом, несмотря на идеологическое наступление советской власти на религию, серьезных результатов пропагандистам в 1920-е гг. добиться не удалось: позиции традиционной конфессиональной культуры оказались мало поколеблены, о чем убедительно свидетельствуют курские материалы. Представители советской власти недооценили сложность решения вопросов, касающихся веры. Проведенное исследование показало, что общественное мнение в пользу атеистических мероприятий государства к концу 1920-х гг. не было сформировано. Найденные в ходе архивной работы документы показывают, что в 1928 г. в разных районах, вошедших в состав Курской области, посещаемость церквей и молитвенных домов крестьянами в среднем составляла 85 %, в старообрядческих населенных пунктах достигая 95-97 %13. Некоторое снижение доли воцерковленных селян по сравнению с 1922 г. оказалось предопределено отходом от Церкви части молодежи, связанной с комсомолом, ориентированной на получение советского образования и последующую интеграцию в слой «новой советской интеллигенции» или номенклатуры.
Исследование архивных материалов показывает, что серьезное снижение внешней церковной активности крестьянства пришлось уже на 1930-е гг. Первым из факторов, повлиявших на степень приобщенности населения к традиционной церковной жизни, стало принудительное свертывание конфессиональных практик. Государственная политика в этом направлении сделала невозможным для большинства селян регулярное участие в церковных богослужениях, крестных ходах, исповедь, причащения и т. п. Закрытие молитвенных помещений, аресты священнослужителей и наставников, а также всех тех, кто пытался подать односельчанам пример стойкости, предопределили коллапс традиционного церковного уклада. Отсутствие в большинстве населенных пунктов действующих церквей (активно закрываемых в это время), опасность, проистекавшая из частого общения со священнослужителями (признаваемых в большинстве случаев «вредными элементами»), предопределили резкое паде-
ние уровня приобщенности сельских жителей к богослужебным практикам. Посещаемость храмов курскими крестьянами в 1937 г. упала до 22 %14. Согласно воспоминаниям старообрядцев-старожилов, именно в 1930-1940-е гг. в их среде впервые начали появляться нево-церковленные дети (молодые люди), не привыкшие следовать вековым религиозным обычаям. Удар по центрам религиозной жизни (т. е. храмам), а также главным носителям традиций из среды «ревнителей древнего благочестия», оказался гораздо эффективнее массовой антирелигиозной пропаганды. Репрессированные священники, уставщики, наставники играли огромную роль в сохранении староверами традиционного образа жизни. Именно они были главными хранителями, «ревнителями» старинных устоев и благочестия. На этих людей, знавших основные жизненные правила, смотрели как на обладателей всех тех качеств, которые необходимо приобрести следующему поколению. Духовные лица наблюдали за «правильностью» жизни своих подопечных, благословляя их на важные поступки или наоборот наказывая путем наложения епитимий. Они же часто занимались обучением местных детей. Отсутствие такого лица автоматически приводило к разладу в церковной жизни общины верующих.
Быстрые темпы внешнего «расцерковле-ния», однако, не означали столь же резкого снижения уровня внутренней религиозности. Согласно данным того же 1937 г., 67 % представителей сельского населения Курской области в ходе переписи открыто признали себя верующими15. Если учесть, что в условиях активных репрессий приобщенность к церковной культуре рассматривалась как признак «несознательности» и часто скрывалась, означенные данные можно считать явным признаком устойчивости конфессиональной самоидентификации.
В 1930-е гг. религиозность сельского населения отчасти приобрела латентные формы. Так, например, в ходе архивного исследования удалось обнаружить документы, в которых представлены сведения о тайной пересылке икон по почте16. К числу новых религиозных практик относятся распространившиеся в тот же период коллективные домашние моления, практиковавшиеся преимущественно женщинами среднего и пожилого возраста16. Еще одной формой конфессиональной
активности явилась практика переписывания верующими церковных книг. Как показало исследование дореволюционных материалов, она не была принципиально новой, в старообрядческой среде имела место в предшествующие периоды17, однако, начиная с 1930-х гг., распространилась и в православной среде, при этом в целом существенно увеличив свои масштабы. Традиция переписывания книг оказалась вызвана к жизни отчасти нехваткой (или отсутствием) печатной продукции, отчасти желанием самих переписчиков приобщиться таким образом к Священному Писанию или Священному Преданию. Чаще всего в особые тетрадки переписывались молитвы «на каждый день», призванные помочь в том или ином случае (например, «киприановы» -от «бесовского» наваждения); однако порой составлялись и целые сборники из отрывков произведений древних богословов - Златоуста, Дамаскина, Волоцкого и др.18
Конечно, снижение церковной активности селян и трансформация ее форм были обусловлены не только антирелигиозной политикой власти. Рост числа людей, порвавших с церковью в 1930-е гг., в определенной степени имел социально-культурную подоплеку. Для молодежи (особенно той ее части, которая обучалась в средних специальных и высших учебных заведениях в областном и районных центрах и приобщалась к основам естественнонаучного мировоззрения) участие в богослужениях все чаще оказывалось малоприемлемым с культурно-психологической точки зрения. Наибольшее количество сельских жителей (33-47 %), назвавших себя «равнодушными» к религии или атеистами, в 1937 г. было выявлено в тех населенных пунктах Курской области, где раньше начали действовать советские школы19. Кроме образовательных и идеологических функций школа выполняла и функцию социальной адаптации к новым общественным реалиям, приобщая не только учеников, но и родителей к советской культуре. Посещение детьми советского образовательного учреждения делало их родителей более терпимыми к существующему строю и его основополагающим идейным установкам, формировало внутреннюю духовную лояльность. Поскольку советские школы организовывались прежде всего в крупных селах, связанных с промышленным производством (в Курской области - с предприятиями пищевой и легкой промыш-
ленности), можно констатировать явственное влияние индустриальной модернизации на уровень конфессиональной активности сельских жителей.
Таким образом, эволюция форм церковной активности селян в довоенный период существования советского строя имела два основных этапа. В 1920-е гг. в отношении сельских жителей к традиционным конфессиональным практикам можно было наблюдать достаточно ограниченные изменения. В первую очередь они коснулись жителей населенных пунктов, близких к городам или связанных с фабрично-заводской инфраструктурой. Бесспорно, декреты Советской власти о церкви, атеистическая пропаганда партийных и комсомольских организаций не могли не сказаться на церковной активности, мировоззрении и формах богопочитания крестьян, но о массовом отходе от устоявшихся церковных практик в этот период говорить нельзя.
Гораздо более заметной конфессиональная трансформация в селе стала в 1930-е гг. В первую очередь она определялась насильственным закрытием храмов и уничтожением священнослужителей как социального слоя. Государственная политика в этом направлении сделала невозможным для большинства селян регулярное участие в церковных богослужениях, крестных ходах, исповедь, причащения и т. п. Закрытие молитвенных помещений, аресты священнослужителей и наставников, а также всех тех, кто пытался подать односельчанам пример стойкости, предопределили коллапс традиционного церковного уклада. Немаловажную роль тут сыграло и развитие в селе системы советского школьного образования, ставшего фактором формирования у селян «новой» идентичности. Тем не менее, изученные материалы свидетельствуют об интенсивном развитии новых религиозных практик (коллективные домашние моления, переписывание церковных книг, «схождение в веру» по старости и т. п.), а также развитии латентной религиозности.
Примечания
1 См. отчёты о состоянии Курской епархии за 1884-1916 гг. Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 796. Оп. 442.
2 РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 2158. Л. 29.
3 Там же. Д. 2754. Л. 31.
4 О положении православной церкви в отношении к старообрядцам // Курские епархиальные ведомости. Часть неофициальная. 1906. № 42. С. 1011.
5 Подробнее см.: Апанасенок, А. В. «Если б не раскольники, мы бы и в церковь ходить перестали...» : влияние старообрядчества на церковную жизнь «никонианских» приходов в конце XIX - начале XX в. // Липоване : история и культура русских старообрядцев : материалы V Междунар. науч.-практ. конф. Одесса, 2009. С. 56-62.
6 Государственный архив Курской области (ГАКО). Ф. Р-323. Оп. 1. Д. 341. Л. 36.
7 ГАКО. Ф. 323. Оп. 1. Д. 700. Л. 37.
8 ГАКО. Ф. Р-1954. Оп. 1. Д. 81. Л. 3.
9 Масальская, А. С. Русская Православная Церковь и коммунистическое государство. 1917-1941. М., 1996. С. 179.
10 ГАКО. Ф. Р-1954. Оп. 1. Д. 81. Л. 1.
11 Архив общественно-политической истории Курской области (ГАОПИКО). Ф. 65. Оп. 1. Д. 448. Л. 82 об.
12 ГАКО. Ф. Р-1954. Оп. 1. Д. 81. Л. 3.
13 Церковь, общество и власть в советской России (1918-1937) : сб. док. М., 2004. С. 203-204.
14 ГАКО. Ф. Р-3322. Оп. 4. Д. 8. Л. 29.
15 Там же. Л. 30.
16 ГАКО. Ф. Р-5027. Оп. 2. Д. 2. Л. 101.
17 См., напр.: Рябухин, И. О состоянии раскола и деятельности противораскольнической миссии в Курской епархии за 1908 г. // Курские епархиальные ведомости. Часть неофициальная. 1909. № 3. С. 59.
18 Эти тетрадки до сих пор хранятся у старообрядцев-прихожан Успенской церкви г. Курска.
19 ГАКО. Ф. Р-3322. Оп. 4. Д. 8.
