CC BY
203
РОССИЯ И МИР Russia and the World
В Т. Тепкеев
«ВЕЛЕНО КУБАНЬ ЕГО ЦАРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ ПОКОРИТЬ ИЛИ РАЗОРИТЬ»: УЧАСТИЕ КАЛМЫКОВ В РУССКО-ТУРЕЦКОЙ ВОЙНЕ
1710 - 1711 ГОДОВ*
V.T. Tepkeev
«Commanded for the Kuban: Subjugate It to His Tsarist Majesty or Destroy It!»: Participation of Kalmyks in the Russian-Turkish War of 1710 - 1711
Участие калмыков в войнах России - тема весьма интересная, но малоизученная. В рамках исследования истории Калмыцкого ханства в первой четверти XVIII в. автор не мог обойти вниманием и тему участия калмыцкой конницы в русско-турецких войнах в петровский период.
В отечественной и зарубежной историографии участие калмыков в Русско-турецкой войне 1710-1711 г. отдельно и подробно не рассматривалась. Хотя часто затрагивалась как в работах, посвященных отдельно истории калмыцкого народа1, так и в обобщающих трудах исследователей по истории России2 и русско-турецким отношениям3.
* * *
«Калмыцкий вопрос» часто занимал особое место в отношениях между Россией и Османской империей в начале XVIII в.
Если обратиться к тексту Адрианопольского мирного договора 1713 г., то 9-й из 11-ти пунктов затрагивал именно этот вопрос: «Россияне не должны находиться среди калмыков, которые открыто проявляют враждебность и наносят вред крымскому народу, под-
* Исследование проведено при государственной поддержке в рамках проекта «Калмыцкое ханство в первой четверти XVIII века» (№ АААА-А16-116053010036-2).
данным Порты, или черкесам и ногайцам, подданным Крыма; крым-цы или татары не должны использовать калмыков как оправдание, чтобы причинить вред россиянам. Если будет нанесен какой-либо ущерб одной из сторон, то виновники должны быть наказаны, а захваченные люди и скот возвращены»4.
Подобное положение было связано с личностью калмыцкого хана Аюки, который проводил свою линию во внешней политике, исходя в первую очередь из своих интересов, а именно - укрепление позиции ханства во взаимосвязях не только с Россией, но и другими сопредельными государствами и народами, в том числе с Османской империей и Крымским ханством. Так, известно, что в 1704, 1709 и 1710 гг. с восшествием на трон нового турецкого султана Ахмеда III в Стамбуле с визитом от Аюки побывали калмыцкие послы с письменными посланиями5.
На положение Калмыцкого ханства значительное влияние оказывала и сложная международная обстановка на южном направлении. Русско-турецкий мир, заключенный 3 июля 1700 г. сроком на 30 лет, не снял напряженности на границе, где время от времени происходили набеги кочевников. Начиная с лета 1710 г. русско-турецкие отношения резко ухудшились. Осознавая неизбежность очередной войны с Портой, Петр I предпринял ряд мер, включая укрепление южной границы и привлечение калмыков для будущей борьбы с Крымом и Кубанской Ордой.
Кубанская Орда, ранее известная в русских источниках под названиями «Казыевский улус» и «Малый Ногай», являлась частью Крымского ханства и ближайшим соседом волжских калмыков. После завоевания Россией турецкого Азова в 1696 г. Кубанская Орда территориально оказалась отрезанной от Крыма, и связь между ними поддерживал только морской путь, что делало Орду еще более самостоятельной провинцией ханства. Поскольку основную массу ее населения составляли ногайцы (известные в исторической литературе как «кубанские татары» или «кубанцы»), то именно «ногайский вопрос» часто вставал камнем преткновения в калмыцко-крымских отношениях. Так, в 1696 г. с Волги на Кубань бежала основная масса джембойлукских и едисанских ногайцев, подданных калмыцкого хана Аюки. Таким образом, если отношения Калмыцкого ханства с Крымом были мирными, то это не всегда касалось и Кубанской Орды.
Улаживание приграничных конфликтов и решение других задач по укреплению южных границ были возложены на казанского губернатора Петра Матвеевича Апраксина. Возвращаясь из Астрахани в Казань, губернатор П.М. Апраксин встретился с ханом Аюкой и с 5 по 7 сентября 1710 г. провел с ним переговоры на реке Даниловка. В ходе этой встречи были утверждены и подписаны «договорные статьи» «О подданстве хана Аюки со своими тайшами и людьми его Российскому государству». Губернатор сообщал Петру I: «И о 104
настоящих вашего царского величества делах говорил и на многих пунктах утвердил, что ему, хану Аюке, со всеми тайшами и с людьми своими быть вашему царскому величеству в верной службе паче прежнего вечно»6.
Разберем в подробностях некоторые статьи этого договора.
Во-первых, Петр I высоко оценил заслуги калмыцкого хана в подавлении восстаний на юге страны и в Башкирии. В виде поощрения повысил ему годовое жалованье до 1 000 руб., а также увеличил количество выдаваемого свинца и пороха. По словам П.М. Апраксина, Аюка «служить обещался до смерти своей во всякой верности и кочевьем улусов своих от реки Волги отходить никуда не будет»7.
Во-вторых, по государеву указу П.М. Апраксину было поручено управлять обширным краем, куда входили Казань, Уфа, Астрахань, Терки и все «низовые города». Поэтому губернатор просил калмыцких владельцев всеми мерами защищать русские города и чтобы «с русскими ратными людьми друг друга оберегали заодно». За военную службу на границе калмыкам полагалось дополнительное жалованье. Хан Аюка и калмыцкие владельцы Чемет, Четер и Дон-дук-Омбо перед губернатором «по вере своей душами обещались» всячески защищать государевы города, а хан поклялся: «и никогда он верной своей службы к великому государю не оставит»8.
В-третьих, еще в августе месяце П.М. Апраксин и хан Аюка получили царский указ, чтобы калмыцкие отряды осенью выдвинулись к Дону и там провели зимовку. Это требовалось не только для защиты российской границы, но и для организации набегов на Кубань, в том числе и против казаков-некрасовцев - бывших участников Булавинского восстания, во главе с атаманом Игнатом Некрасовым нашедших прибежище на Кубани под протекцией крымского хана. Согласно планам российского командования, калмыкам временно отводилась роль донских казаков, которые после подавления Булавинского восстания были обескровлены и не внушали особого доверия правительству. В междуречье Сала и Маныча калмыки должны были сформировать передвижную линию защиты, чтобы, с одной стороны, остановить набеги казаков-некрасовцев и кубанских ногайцев, а с другой - предотвратить объединение крымских и кубанских сил. Аюка, «хотя то и не без труда», пообещал выполнить этот указ и осенью отправить 10-тысячную конницу во главе с владельцами Чеметом и Четером на Дон9.
В дальнейшем именно эти силы в январе 1711 г. стали главным сдерживающим фактором выступления кубанских ногайцев на помощь крымским татарам10.
Казанский губернатор П.М. Апраксин и калмыцкий хан Аюка заключили договор как два правителя крупных областей. Первый из них управлял всей «Низовой землей» - территорией от Казани до Астрахани, которая ему была поручена государем. Другой считался русской стороной «над многими степными ордами владетельным
Ханом». Именно от личных отношений этих двух людей зависела судьба огромного региона и проживающего в нем населения: «И как меж ими дружба будет крепкая, и всем людям, которые под их владением, всегда будет добро, и Великому Государю служить все будут во всякой твердой крепости»11.
* * *
9 ноября 1710 г. Османская империя объявила войну России.
В султанском указе в качестве главной причины объявления войны указывалась опасность, угрожающая со стороны российского государства. Доказывалось это тем, что русские якобы построили в нарушение мирного договора крепости на турецкой границе, а на Азовском море сосредоточили большой флот. Говорилось о нарушениях турецкой границы русскими войсками, преследовавшими шведского короля Карла XII после его разгрома под Полтавой. Перечислялись и многочисленные мелкие конфликты на границе с Крымским ханством. Например, упоминался набег в турецкие пределы отряда калмыков, в ходе которого были убиты 200 турецких подданных и отогнаны 1 700 голов крупного скота. Все эти меры в указе истолковывались как проявление явного намерения «московитов» в скором времени напасть на Османское государство12.
Действительно, российский резидент в Стамбуле Петр Андреевич Толстой сообщал в Санкт-Петербург, что был лично вызван на встречу с визирем, который ему выговаривал за вторжение в апреле 1710 г. в турецкие владения калмыцкого отряда численностью в 300 человек. Калмыки с «распущенными знаменами» разделились на две группы: одна двинулась в район Чонгара, другая - в урочище Чекирзе. В ходе набега им удалось захватить 1 300 лошадей, убив при этом 20 крымцев. Турецкие власти требовали немедленно найти виновников и наказать, а захваченное имущество вернуть. В результате расследования, проведенного азовским губернатором Иваном Андреевичем Толстым, выяснилось, что это были люди калмыцкого владельца Данджина Доржи, который ранее кочевал под Азовом, но впоследствии ушел кочевать к Аюке13.
В июле 1710 г. донской войсковой атаман Петр Емельянов сообщал в Санкт-Петербург, что другой отряд из 130 калмыков под командой Санграя выдвинулся в набег на крымцев и в причерноморских степях захватил 900 лошадей14.
Согласно совместному плану крымского хана Девлет-Гирея II, шведского короля Карла XII и украинского гетмана Ф. Орлика, сторонника И. Мазепы, военные действия против России должны были начаться на Правобережье Днепра. В задачу объединенного войска ханского сына Мехмед-Гирея, отрядов казаков-орликовцев и поляков И. Потоцкого входил захват всей малороссийской территории вплоть до Киева. На левом берегу Днепра должны были совместно 106
действовать войска крымского хана, кубанского нуреддина Бахта-Гирея и запорожцев, которые планировали разорить всю Слободскую Украину и воронежские судостроительные верфи15.
Крымский хан Девлет-Гирей II в конце декабря 1710 г. с основной массой татарских войск и с запорожцами, не встречая особого сопротивления, быстрым маршем двинулся на Воронеж. Однако, достигнув района Харькова, татарские отряды были вынуждены повернуть назад в Крым16. По сообщениям пленных татар, это отступление было вызвано известием о приближении крупных сил русских под командованием генерал-майора Ф.В. Шидловского, а ожидаемые ими под Харьковом кубанские ногайцы были задержан калмыцкими отрядами17.
Действительно, по договоренности с П.М. Апраксиным, хан Аюка той зимой отправил на Дон несколько отрядов калмыков под командой Дондук-Омбо, Чемета и Четера. Именно они и не допустили соединения кубанских ногайцев с главными силами крымского хана на Украине, сорвав их общее наступление на Воронеж18.
1 февраля 1711 г. по государеву указу к Аюке прибыл саратовский комендант Никифор Беклемишев с письмом от губернатора П.М. Апраксина. Уже на месте Беклемишев узнал о приезде к Аюке кабардинского посольства, незадолго до него отбывшего обратно. Кабардинские князья через посланцев обратились к Аюке за военной помощью против кубанских ногайцев. Однако калмыцкий хан без государева указа не решился отправить им войско, и в качестве «нарочного» он оставил у себя одного из кабардинцев. Беклемишев поделился с Аюкой мыслью, что, если кабардинцы совместно с калмыками выступят против Крыма, то «ему, великому государю, то зело будет угодно». Хан предложил Беклемишеву составить совместное письмо в Кабарду с призывом к тамошним князьям готовиться совместно с калмыцкими тайшами к предстоящей войне с Кубанской Ордой, в то время как русские войска двинулись бы на Крым. По мнению Аюки, «и они де кабардинцы тому будут рады», поскольку «им от крымцев и кубанцев есть многие обиды»19.
6 февраля Беклемишев встретился с кабардинцем Губеком, выходцем из Большой Кабарды, которого прислали к Аюке, как он сказал, «начальные люди». Он еще раз подтвердил решимость кабардинцев выступить совместно с калмыками войной на Кубань. Дагестанские и чеченские владельцы в это время находились с кабардинцами «в миру», и, по мнению Губека, если отправить к ним «государевы указы», то они также могли бы присоединиться к антикрымскому союзу. По совету Аюки, Беклемишев написал письмо к кабардинским князьям Атягозуку, Исламу и другим, в котором извещал кабардинцев о скором выдвижении против турок и крымцев русских полков под командованием адмирала Ф.М. Апраксина и приглашал их присоединиться к этой военной кампании. Калмыцкий хан, после знакомства с его содержанием, лично вручил его Гу-
беку, и между ними произошел короткий диалог на черкесском языке, который Аюка после передал его через толмача Беклемишеву: «кабардинец де об наших письмах зело радуетца и по своему благодарит де бога за счасливой свой случай». Аюка при этом высказал свое мнение: «И ежели де наши калмыки и кабардинцы соединяясь пойдут, и в Крыме де будет великой мятеж, а кубанцы де иные чай и без бою к нам будут»20.
На вопрос Беклемишева, сколько у кабардинцев войска, которое они могут выставить, Губек ответил следующее: «конницы и пехоты есть много, а сколько числом, того сказать не ведает». От себя Аюка сделал существенное добавление о высоком военном потенциале кабардинцев: «кабардинское де войско столь сильно, [что] в прошедшем де годе крымцы и кубанцы ходили на Кабарду все войною, а с ними де был крымскова хана сын, и кабардинцы де их збили и ханова сына в полон взяли и со ста человек лутчих мурз побили; и за договором де они, кабардинцы ханова сына отдали назад»21. Конечно, речь здесь шла о Канжальской битве 1708 г., в результате которой кабардинцы во главе с князем Кургоко Атажукиным нанесли поражение 35-тысячному крымско-кубанскому войску хана Каплан-Гирея I.
Губек возлагал большие надежды на получение кабардинцами данного письма от Беклемишева и поэтому предположил, что кабардинские князья сразу же отправят своих посланцев к российским властям. Когда Губек спросил, в какой из государевых городов их можно будет отправить, Аюка, взяв инициативу в свои руки, предложил прислать кабардинских посланцев к нему в ставку. От себя он готов был отправить кабардинцев в Саратов, а уже оттуда - куда власти прикажут22. Как видим, в этой ситуации Аюка попытался взять на себя роль одного из главных посредников в русско-кабардинских отношениях.
Возвращаясь из калмыцких улусов, Беклемишев обратил внимание на то, что на заставах находилось большое количество людей Аюки и Дондук-Омбо. У сопровождавшего его до границ кочевий зайсанга Самтана он в доверительной беседе поинтересовался о возможности участия Аюки и его людей в предстоящем русско-калмыцком походе на Кубань. Самтан заверил его, что калмыцкий хан действительно примет участие в войне: «и хотя за старостью своей и не пойдет», но людей своих отправит. Здесь зайсанг поведал Беклемишеву о личной заинтересованности Аюки в этой войне: «ему, Аюке, оное зело надобно», так как «кубанцы де все ево, Аюкины и прежде сего Аюка имал со всей Кубани дань; а большая де часть на Кубане живут енбулуки да етисаны, которые ушли от Аюки не в давных летах, и ныне де они, слыша войну, присылали к Аюке хану тайно, чтоб их опять принял»23.
Здесь речь шла о ногайских джембойлуках и едисанах, которые под предводительством едисанского мирзы Казы-Тугана отошли от
калмыков на Кубань еще в 1696 г. Во многом этот уход ногайцев был спровоцирован слухами о возможной откочевки калмыков в Джунгарию в конце XVII в. Действительно, у некоторой части калмыцкой правящей верхушки такие планы были. Но в конечном итоге идея ухода из России на восток не получила поддержки у большей части калмыцкого народа, и хан Аюка вынужден был остаться на Нижней Волге. Очевидно, что и ногайцы, ушедшие на Кубань, стали задумываться о возвращении на Волгу, тем более что в преддверии новой русско-турецкой войны кубанские земли становились одним из театров военных действий.
* * *
22 февраля 1711 г. в Санкт-Петербурге вышел манифест о войне с Турцией. Военные приготовления шли на всем протяжении русско-турецкой границы. Разработанный план военных действий исходил из господствовавшей после Полтавы в российских дипломатических и военных кругах переоценки собственных сил и явной недооценки сил Турции, а особенно Крыма. Борьбе против Крымского ханства отводилась второстепенная роль (впервые в истории русско-турецких конфликтов). Для проведения отвлекающих действий против татар планировалось выделить не более 20 тыс. казаков под командованием гетмана Украины И.С. Скоропадского и генерала Д.И. Бутурлина. На Кубань предполагалось отправить около 7 тыс. солдат казанского губернатора П.М. Апраксина24.
В борьбе с Кубанской Ордой и Крымским ханством российское правительство особые надежды возлагало на калмыков. Из письменного послания канцлера Г.И. Головкина от 28 февраля 1711 г. известно, что Аюке через его послов было отправлено годовое жалованье, состоящее из 1 тыс. золотых червонцев и мехов. На просьбу Аюки прислать ему на помощь 10-тысячное царское войско для отражения наступления казахов и каракалпаков, Г.И. Головкин вынужден был ответить отказом ввиду начавшейся русско-турецкой войны. Канцлер вкратце описал калмыцкому хану причины этой войны, а именно нарушением мира турецкой стороной, когда этой зимой российские земли подверглись крымско-татарским набегам. Поэтому перед Аюкой ставилась конкретная задача - отправить калмыцкие войска против Кубани и Крыма: «сколько возможно и чинить промысл и в полон брать и разорять»25.
В планах командования калмыкам отводилась роль «противовеса» кубанским ногайцам, чтобы сдержать и не допустить их до главного театра военных действий26. 5 марта 1711 г. Петр I в своей грамоте к Аюке обещал крупные денежные жалования в обмен на военную помощь против Кубанской Орды. Предполагалось, что казанский губернатор П.М. Апраксин со своими полками должен был соединиться с войском хана. Аюка заверил российскую власть, что
кубанские ногайцы не смогут ему противостоять27.
В государевой грамоте хан также был уведомлен о намерении правительства достичь соглашения с кабардинскими князьями о совместном выступлении против турок и крымцев и готовности принять кабардинцев в российское подданство. С этой целью в Кабарду был направлен кабардинский князь, состоящий на русской службе, - Александр Бекович-Черкасский. На Аюку Петр I возлагал обязанность встречи и безопасного сопровождения князя в Кабарду вместе со своим представителем, чтобы склонить там местных князей к совместному выступлению против крымско-кубанских сил. В мае Бекович-Черкасский достиг калмыцких кочевий, откуда в своем донесении сообщал о достигнутой договоренности с ханом по организации калмыцко-кабардинского военного союза. Также он подтвердил сведения о приезде зимой к Аюке кабардинских посланцев с просьбой о военной поддержке против крымцев. Именно из ставки калмыцкого хана Бекович-Черкасский отправил в Кабарду известие о своем приезде к калмыкам, и оттуда сразу же прибыли представители с устным подтверждением кабардинских князей о готовности принять царское подданство, а также с очередной просьбой прислать к ним калмыцкое войско. На военном совете с ханом было принято решение отправить в Кабарду часть калмыцкой конницы под командой Чакдорджаба, а другую направить в Азов к губернатору Ф.М. Апраксину28.
Казанский губернатор П.М. Апраксин, который выехал из Казани 13 мая, приказал дожидаться подхода его войска в Царицын. Бекович-Черкасский не стал терять время и самостоятельно без калмыков выехал в Терки, откуда уже с помощью кабардинцев добрался до Кабарды.
Хан Аюка, следуя договору о мире, в марте 1711 г. послал в Крым объявление войны. В своем письме к астраханскому обер-комендан-ту М.И. Чирикову от 2 марта 1711 г. он так объяснял свой поступок: «У нас с Крымом был договор о мире и, как завоюемся, о том промеж собою скажемся; и когда русские с Турцией начнут войну, и он с крымцами не будет в миру, а теперь он хочет послать им ведомость, что быть с ним в войне». Следовательно, хан Аюка, помимо российского правительства, самостоятельно заключал с Крымским ханством договоры о мире и войне29.
Но один трагический случай заставил его ускорить подготовку к походу на Кубань.
В начале июня 1711 г. отряд кубанских ногайцев и казаков-не-красовцев возвращался из очередного набега на Саратовский и Пензенский уезды, а также под донские верховые городки, захватив в плен в общей сложности около тысячи человек. Тайша Чемет со своим войском, перейдя Волгу и объединившись с царицынскими конными людьми, разбил передовой кубанский отряд, отбив полон и захватив «языков». Но в дальнейшем ему пришлось уже столкнуть-
ся с основными силами кубанских ногайцев. Как сообщал в своем письме от 3 июня 1711 г. казанский губернатор П.М. Апраксин брату Ф.М. Апраксину, ногайцы «напали на него [Чемета. - В.Т.] всем многолюдством, с ними ж воров-некрасовцев с триста, и розбили ево, и самого Чеметя, взяв, убили и отрезав голову, и царицынцов мало не всех и калмык человек со ста побрали и пошли на Кубань»30.
По данным В.М. Бакунина, эта битва и геройская смерть Чемета произошли при следующих обстоятельствах: «В 1711 году весною был в партии со своими калмыками и с царицынскими казаками для перенятия возвращающихся из российских жилищ с пленом кубанских татар, которых разбил и плен возвратил было, но на возвратном пути догнала его другая с Кубани к российским жилищам идущая партия с изменниками, донскими казаками-некрасовцами и при драке с тою партиею из калмык, бывших при нем, Чемете, большая часть ушла в свои улусы, а он, Чемет, с оставшими калмыками и царицынскими казаками при реке Аксае сидел в осаде и до тех пор дрался, пока не токмо весьма в малом числе остался, но и сам был убит, а голова его по причине, что он на Кубани частые делал поиски и всегда с удачею, отвезена через Крым в Константинополь»31.
Убийство кубанскими ногайцами одного из влиятельнейших калмыцких тайшей и троюродного брата хана Аюки только подхлестнула военные приготовления калмыков.
Весной казанский губернатор П.М. Апраксин получил указ царя о выступлении из Казани с регулярными и нерегулярными войсками на Кубань. Ему предписывалось объединиться под Царицыным с калмыцким войском, чтобы «идти на Кубань, на магометанские татарские жилища для воинскаго промыслу, и с Божиею помощию велено Кубань Его Царскому Величеству покорить или разорить»32.
Некоторые сведения о походе нам известны из публикации извлечений, сделанных Н. Бранденбургом из «Послужного списка кубанскаго походу 1711 года»33. По данным этого источника, в состав кубанской экспедиции регулярных войск под командованием П.М. Апраксина входили губернаторский батальон - 590 человек, казанский полк - 1 197 человек, полк бригадира Афанасия Мамонова - 1 200 солдат. Кавалерия включала в себя «шквадрон» в 600 всадников и трех драгунских полков - 2 566 человек. В Царицыне к экспедиции присоединились астраханский полк полковника Рихтера в количестве 1 113 человек и 20-тысячная калмыцкая конница под командованием Чакдорджаба.
В Царицыне П.М. Апраксину пришлось на какое-то время задержаться, так как 14 июня на реке Ахтуба у него состоялась личная встреча с ханом Аюкой. Понятно, что главным вопросом на переговорах была организация предстоящего кубанского похода. Со своей стороны Аюка заверил губернатора, что «на Кубань со всяким усердием в поход идти сам желает, только де за старостью и за болезнью своею самому идти в тот поход невозможно». Вместо себя,
как главного над калмыцким войском, он отправил старшего сына Чакдорджаба, а также внуков: Дондук-Омбо, Досанга и Бату (двое последних приходились старшими сыновьями Чакдорджаба). В состав командования входили зять Аюки, дербетский тайша Четер, и Дорджи Назаров, двоюродный племянник хана, который кочевал по Яику.
19 июня калмыцкое войско стало переправляться через Волгу и 27 числа присоединилось к экспедиции П.М. Апраксина в Царицыне. Почти половину от калмыцкого войска составляли люди Чакдор-джаба - 9 500 человек. По ведомостям самих калмыцких владельцев, кто пришел в Царицын, всего калмыков в войске насчитывалось 20 474 человека. Некоторые из воинов были вооружены «железными бронями»34.
Численность русского экспедиционного войска, с учетом донских и яицких казаков, артиллерийской прислуги и обозных солдат, составила 13 888 человек. После того, как к нему присоединились калмыки, численность объединенного русско-калмыцкого войска уже составила 34 362 человека35. По меркам того времени эта была весьма внушительная военная сила, включающая в себя пехоту, артиллерию и, что самое важное, конницу, которая могла решать многие боевые задачи.
5 августа русско-калмыцкие войска подошли к Азову и после 10-дневного отдыха двинулись на Кубань. В междуречье Бисуга и Кирпили произошли первые столкновения с кубанскими разъездами, что, естественно, нарушило скрытность передвижения войск36.
Не доходя 100 верст до Кубани, на реке Бисугу, 26 августа П.М. Апраксин отправил вперед авангард. В него входили драгунские полки и казаки общей численностью 3 600 человек. Но основную массу этого соединения составляли калмыки численностью 14 000 человек под командованием Дондук-Омбо, Досанга, Бату и Четеря37.
Отправив вперед столь внушительный авангард, 29 августа основные силы войск Апраксина и Чакдорджаба подошли к берегам Кубани, в среднем ее течении. В этот же день произошло и вооруженное столкновение с кубанскими ногайцами, о чем повествует «Послужной список...»: «И в тот день, салтаны кубанские по разным местам по Кубану во многих собраниях были, но противнаго собранием бою дать не могли, но с великим страхом как могли по Кубану в крепкие места и за Кубань с женами и детьми бежали, топясь, с многим страхом, где их в тот день побито и в полон побрано, и в реке Кубани потонуло многия тысячи»38.
Из описания видно, что появление русско-калмыцких войск вызвало на Кубани настоящую панику. Отсутствие значительных сил кубанского войска, отправленных к крымскому хану Девлет-Гирею в Подунавье и нуреддин-султану к верховьям Кубани, а также уход в набег на южнорусские уезды отряда Джан-Арслана, сделали Орду 112
практически беззащитной39.
После первого боестолкновения П.М. Апраксин и Чакдорджаб два дня простояли на месте, ожидая возвращения ранее отправленных отрядов к Копылу, столице Кубанской Орды, и низовью реки для разорения ногайских жилищ. 31 августа русско-калмыцкие войска двинулись вверх по Кубани, за четыре дня пройдя 86 верст. 4 сентября П.М. Апраксин принял решение возвращаться обратно к Дону, поскольку большая часть территории Кубанской орды к этому времени была уже разорена40.
По данным командования, потери кубанских ногайцев с 24 по 29 августа составили в общей сложности 38 560 человек, что, по мнению Н. Бранденбурга, весьма преувеличенны41. В качестве трофеев было захвачено: 2 000 верблюдов, 39 200 лошадей, 190 000 голов крупного рогатого скота, 227 000 овец. Потери русско-калмыцких войск пленными, убитыми и раненными за этот период составили 691 человек, из них 150 русских и 541 калмык. У калмыков погибло 290 человек42. Цифры отчетливо показывают, что на калмыцкую конницу выпала основная доля боевых действий в Прикубанье.
Главная причина, заставившая П.М. Апраксина срочно свернуть боевые действия на Кубани и вернуться на Дон, стало заключение мирного договора. Попав в окружение и оказавшись в безвыходном положении в ходе Прутского похода, Петр I был вынужден пойти на подписание мирного договора с Османской Портой от 12 июля 1711 г. Условия его были самые тяжелые для России: город Азов возвращался Турции, срывались русские крепости Таганрог, Каменный Затон и другие укрепления, построенные после 1696 г.43
Получилось, что почти два месяца русско-калмыцкие войска в Приазовье и Прикубанье вели бои в нарушение мирного договора. Возможно, приказ о прекращении боевых действий П.М. Апраксин получил только в первых числах сентября44.
При возвращении русско-калмыцких войск к Дону П.М. Апраксин получил сведения, что 3-тысячный отряд Джан-Арсланбека и 20 мирз возвращается на Кубань после успешного набега на Саратовский и Пензенский уезды, где были разорены 36 русских сел и деревень, со «многим числом полону русскаго». Навстречу противнику сразу же была отправлена калмыцкая конница. На подходе к реке Сал кубанский отряд был встречен калмыками и практически полностью уничтожен. В плен было взято 120 человек противника, уйти удалось только одному раненному мирзе и двум ногайцам. Русский «полон» численностью около 2 тыс. был освобожден45.
Однако разгромом отряда Джан-Арсланбека Кубанский поход П.М. Апраксина и Чакдорджаба не закончился. Стоявший до этого в верховьях Кубани против кабардинцев нуреддин Бахта-Гирей вернулся в свою ставку и срочно собрал все имеющиеся силы из ногайцев, черкесов и казаков-некрасовцев общей численностью 7 тыс.
Вечером 5 сентября нуреддин настиг войско П.М. Апраксина на
реке Чал и стал от него лагерем в двух верстах. На следующий день, 6 сентября, русско-калмыцкие войска атаковали позиции нуреддина. Как отмечает источник, «того султана и татар побил многое число, и многие с великим страхом с того бою бежали, гнали их и колотили калмыцкие войска, на многих верстах, мало не до самой Кубани, и собраны султанские клейноды и другие знаки и щиты многие, и лошадей и ружья многое число»46. По другим данным, в этом бою
было убито 1 400 и взято в плен 470 кубанских ногайцев47.
* * *
Оценивая итоги Кубанского похода, П.М. Апраксин писал брату: «Итак милостию божию и счастием царского Величества оружия Кубань вконец разорена»48.
По мнению Ю.В. Приймака, по своим результатам это событие имело куда более важное значение, чем простая демонстрация военной и политической мощи России. Впервые российские войска осуществили успешное вторжение на территорию Кубанской Орды, одной из богатейших провинций Крымского ханства49. До этого только калмыцкой коннице в XVII в. периодически удавалось вторгаться в эти земли и подвергать их разорению и захватывать ногайские кибитки.
Кубанский поход П.М. Апраксина большинство специалистов оценивает как вспомогательный удар, призванный отвлечь на себя значительные силы кубанских ногайцев и не допустить их участия в событиях на главном театре военных действий - на Дунае. По мнению же Ю.В. Приймака, если учесть, что Кубанская и Прутская операции разрабатывались самим Петром I в рамках единой стратегии, то говорить о второстепенном характере кубанского направления неверно еще и потому, что походу войск П.М. Апраксина, в отличие от рейда или набега, предшествовала серьезная политико-дипломатическая подготовка. Трудно назвать «отвлекающим» или «второстепенным» наступление на Кубань российских регулярных войск в количестве более 13 тыс. человек, опиравшихся на поддержку 20-тысячной калмыцкой конницы, в то время как на Пруте у Петра I было всего 40 тыс. воинов50.
После подписания Прутского мирного договора крымский хан Девлет-Гирей сразу начал борьбу за его отмену, поскольку имел большое влияние на султана Ахмеда III. Успех турок в кампании 1710-1711 гг. был во многом связан с действиями конницы Девлет-Гирея. На разграбленной Кубани не забыли о роли калмыков в походе П.М. Апраксина. Но все приготовления к ответному набегу на калмыцкие улусы кубанским ногайцам пришлось отложить по приказу турецкого султана и воле крымского хана, что не давало хану Аюке никаких оснований для спокойствия.
На южном направлении Россия нуждалась в серьезном
укреплении протяженной границы. На Аюку, как главного военного союзника на юге страны, российское правительство продолжало возлагать большие надежды, поскольку во время Кубанского похода калмыцкая конница в полной мере продемонстрировала свою высокую боеспособность.
Однако участие в русско-турецкой войне создало для калмыков проблему урегулирования калмыцко-крымских отношений, так как ответный набег со стороны кубанских ногайцев, подданных крымского хана, был лишь вопросом времени. И он произошел в 1715 г., причем с тяжелыми для калмыков последствиями.
Примечания Notes
1 Бакунин В.М. Описание калмыцких народов, а особливо из них торго-утского, и поступков их ханов и владельцев. Элиста, 1995; Новолетов М.Г. Калмыки: Исторический очерк. Санкт-Петербург, 1884; Пальмов Н.Н. Этюды по истории волжских калмыков. Ч. III-IV. Астрахань, 1932; Khodar-kovsky M. Where Two Worlds Met: The Russian State and The Kalmyk Nomad, 1600 - 1771. Ithaca, 1992.
2 Потто В.А. Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях. Т. 1. Санкт-Петербург, 1887; Рахаев Дж.Я. Политика России на Северном Кавказе в первой четверти XVIII века: Архивные и нарративные источники 1699 - 1725 годов. Российско-османские и российско-персидские договоры первой четверти XVIII века. Москва, 2012.
3 Бранденбург Н.Е. Кубанский поход 1711 г. // Военный сборник. 1867. № 3. С. 29-42; Орешкова С.Ф. Русско-турецкие отношения в начале XVIII в. Москва, 1971; Приймак Ю.В. Дипломатические и военно-политические мероприятия России в Приазовье и на Северо-Западном Кавказе в контексте подготовки Кубанского похода 1711 г. // Научные проблемы гуманитарных исследований. 2011. № 11. С. 43-48; Приймак Ю.В. Кубанский поход войск П.М. Апраксина 1711 г. (из истории османо-российских войн 1710 - 1713 гг.) // Научные проблемы гуманитарных исследований. 2012. № 1. С. 88-94; Сень Д.В. Верность, вера и война: Начало жизни и служения казаков-некрасовцев на Кубани // Казарла. Этнический казачий журнал. 2012. № 4 (17). С. 10-18.
4 Полное собрание законов Российской империи: Собрание 1-е (ПСЗРИ-1). Т. V. № 2702.
5 Khodarkovsky M. Where Two Worlds Met: The Russian State and The Kalmyk Nomad, 1600-1771. Ithaca, 1992. P. 139, 146.
6 Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 119. Оп. 1. 1710 г. Д. 6. Л. 1; ПСЗРИ-1. Т. IV. № 2291.
7 РГАДА. Ф. 119. Оп. 1. 1710 г. Д. 6. Л. 3, 3об.; ПСЗРИ-1. Т. IV. № 2291.
8 РГАДА. Ф. 119. Оп. 1. 1710 г. Д. 6. Л. 3об., 4; ПСЗРИ-1. Т. IV. № 2291.
9 РГАДА. Ф. 119. Оп. 1. 1710 г. Д. 6. Л. 4об., 5; ПСЗРИ-1. Т. IV. № 2291.
10 Рахаев Дж.Я. Политика России на Северном Кавказе в первой чет-
верти XVIII века: Архивные и нарративные источники 1699 - 1725 годов. Российско-османские и российско-персидские договоры первой четверти XVIII века. Москва, 2012. С. 73.
11 ПСЗРИ. Т. IV. № 2291.
12 РГАДА. Ф. 89. Оп. 1. Д. 3. Л. 1-5.
13 РГАДА. Ф. 119. Оп. 1. 1710 г. Д. 1. Л. 13.
14 РГАДА. Ф. 119. Оп. 1. 1710 г. Д. 7. Л. 34-35об.
15 Возгрин В.Е. Дипломатические связи Швеции и Крыма накануне и после Полтавы // Скандинавский сборник. Т. XXIX. Таллин, 1985. С. 74.
16 Орешкова С.Ф. Русско-турецкие отношения в начале XVIII в. Москва, 1971.С. 15.
17 Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. 11. Вып. 1. Москва, 1962. С. 401.
18 РГАДА. Ф. 119. Оп. 1. 1711 г. Д. 3. Л. 3, 4.
19 Там же. Л. 3об., 4.
20 Там же. Л. 5, 6.
21 Там же. Л. 6об.
22 Там же.
23 Там же. Л. 7, 7об.
24 Война с Турциею 1711 года (Прутская операция): Материалы, извлеченные из архивов... СПб., 1898. С. 220
25 РГАДА. Ф. 119. Оп. 1. 1711 г. Д. 1. Л. 3, 4об.
26 Война с Турциею 1711 года (Прутская операция): Материалы, извлеченные из архивов. С. 94, 95, 123-125, 127, 128.
27 Khodarkovsky M. Where Two Worlds Met: The Russian State and The Kalmyk Nomad, 1600 - 1771. Ithaca, 1992. P. 148.
28 Рахаев Дж.Я. Политика России на Северном Кавказе в первой четверти XVIII века: Архивные и нарративные источники 1699 - 1725 годов. Российско-османские и российско-персидские договоры первой четверти XVIII века. Москва, 2012. С. 78, 79.
29 Новолетов М.Г. Калмыки: Исторический очерк. Санкт-Петербург, 1884.С. 11.
30 Сень Д.В. Верность, вера и война: Начало жизни и служения казаков-некрасовцев на Кубани // Казарла. Этнический казачий журнал. 2012. № 4 (17). С. 18.
31 Бакунин В.М. Описание калмыцких народов, а особливо из них тор-гоутского, и поступков их ханов и владельцев. Элиста, 1995. С. 34.
32 Бранденбург Н.Е. Кубанский поход 1711 г. // Военный сборник. 1867. № 3. C. 30.
33 Бранденбург Н.Е. Кубанский поход 1711 г. // Военный сборник. 1867. № 3. С. 29-42.
34 Бранденбург Н.Е. Кубанский поход 1711 г. // Военный сборник. 1867. № 3. С. 31, 32.
35 Бранденбург Н.Е. Кубанский поход 1711 г. // Военный сборник. 1867. № 3. С. 32; ПриймакЮ.В. Кубанский поход войск П.М. Апраксина 1711 г. (из истории османо-российских войн 1710 - 1713 гг.) // Научные проблемы
гуманитарных исследований. 2012. № 1. С. 89.
36 Приймак Ю.В. Кубанский поход войск П.М. Апраксина 1711 г. (из истории османо-российских войн 1710 - 1713 гг.) // Научные проблемы гуманитарных исследований. 2012. № 1. С. 90.
37 Бранденбург Н.Е. Кубанский поход 1711 г. // Военный сборник. 1867. № 3. С. 36.
38 Бранденбург Н.Е. Кубанский поход 1711 г. // Военный сборник. 1867. № 3. С. 37.
39 Кабардино-русские отношения в XVI - XVIII вв.: Документы и материалы. Т. 2. Москва, 1957. С. 6; Потто В.А. Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях. Т. 1. Санкт-Петербург, 1887. С. 19; Приймак Ю.В. Кубанский поход войск П.М. Апраксина 1711 г. (из истории османо-российских войн 1710 - 1713 гг.) // Научные проблемы гуманитарных исследований. 2012. № 1. С. 91.
40 Бранденбург Н.Е. Кубанский поход 1711 г. // Военный сборник. 1867. № 3. С. 38.
41 Бранденбург Н.Е. Кубанский поход 1711 г. // Военный сборник. 1867. № 3. С. 38.
42 Бранденбург Н.Е. Кубанский поход 1711 г. // Военный сборник. 1867. № 3. С. 38; Приймак Ю.В. Кубанский поход войск П.М. Апраксина 1711 г. (из истории османо-российских войн 1710 - 1713 гг.) // Научные проблемы гуманитарных исследований. 2012. № 1. С. 91.
43 ПСЗРИ-1. Т. IV. № 2398.
44 Приймак Ю.В. Кубанский поход войск П.М. Апраксина 1711 г. (из истории османо-российских войн 1710 - 1713 гг.) // Научные проблемы гуманитарных исследований. 2012. № 1. С. 92.
45 Бранденбург Н.Е. Кубанский поход 1711 г. // Военный сборник. 1867. № 3. С. 39; Пальмов Н.Н. Этюды по истории волжских калмыков. Ч. III-IV. Астрахань, 1932. С. 17.
46 Бранденбург Н.Е. Кубанский поход 1711 г. // Военный сборник. 1867. № 3. С. 39, 40.
47 Приймак Ю.В. Кубанский поход войск П.М. Апраксина 1711 г. (из истории османо-российских войн 1710 - 1713 гг.) // Научные проблемы гуманитарных исследований. 2012. № 1. С. 92.
48 Приймак Ю.В. Кубанский поход войск П.М. Апраксина 1711 г. (из истории османо-российских войн 1710 - 1713 гг.) // Научные проблемы гуманитарных исследований. 2012. № 1. С. 92.
49 Приймак Ю.В. Кубанский поход войск П.М. Апраксина 1711 г. (из истории османо-российских войн 1710 - 1713 гг.) // Научные проблемы гуманитарных исследований. 2012. № 1. С. 92.
50 Приймак Ю.В. Дипломатические и военно-политические мероприятия России в Приазовье и на Северо-Западном Кавказе в контексте подготовки Кубанского похода 1711 г. // Научные проблемы гуманитарных исследований. 2011. № 11. С. 45.
Автор, аннотация, ключевые слова
Тепкеев Владимир Толтаевич - канд. ист. наук, старший научный сотрудник Калмыцкого научного центра Российской академии наук (Элиста)
tvt75@mail.ru
В статье впервые подробно освещено участие калмыцкой конницы в Кубанском походе русско-калмыцких войск против Кубанской Орды (кубанских ногайцев, являвшихся подданными Крымского хана) в 1711 г. Этот поход был подготовлен и осуществлен по решению Петра I как одна из главных операций в войне против Турции. Успех Кубанского похода стал главным успехом русской армии во время Русско-турецкой войны 1710-1711 гг., которая в целом завершилась для России неудачно. На основе ранее неизвестных архивных документов раскрыты обстоятельства русско-калмыцких переговоров накануне похода, которые во многом предрешили его удачный итог. С другой стороны, показана большая роль Калмыцкого ханства и его хана Аюки в проведении политики российской власти в Причерноморье и на Северном Кавказе. Подробно рассмотрены действия калмыцких конных отрядов по охране русско-турецкой границы, их участие в Кубанском походе, их сражения против войск Кубанской Орды. Статья завершается выводом, что правительство Петра I делало ставку на хана Аюку как на главного военного союзника на южных границах России, возлагало на него и на калмыцкую конницу большие надежды. Калмыцкая конница оправдала эти надежды: в Кубанском походе она выступила главной ударной силой. Однако после окончания Русско-турецкой войны 1710-1711 гг. хан Аюка вынужден был заняться урегулированием отношений между Калмыцким ханством и Крымским ханством, чтобы избежать похода войска Кубанской орды против Калмыцкого ханства.
Калмыцкое ханство, Крымское ханство, Кубанская орда, калмыки, крымские татары, кубанские ногайцы, Кубань, Русско-турецкая война 1710 - 1711 гг., Кубанский поход, калмыцкая конница, казаки-некрасовцы, Аюка-хан, Петр I.
References (Articles from Scientific Journals)
1. Brandenburg N.E. Kubanskiy pokhod 1711 g. [The Kuban Campaign of 1711.]. Voennyy sbornik, 1867, no. 3, pp. 29-42. (In Russian).
2. Priymak Yu.V. Diplomaticheskie i voenno-politicheskie meropriyatiya Rossii a Priazove i na Severo-Zapadnom Kavkaze v kontekste podgotovki Kubanskogo pokhoda 1711 g. [Russia's Diplomatie, Military, and Political Measures in the Azov Region and the North-Western Caucasus in the Context of the Preparation for the Kuban Campaign of 1711.]. Nauchnye problemy gu-manitarnykh issledovaniy, 2011, no. 11, pp. 43-48. (In Russian).
3. Priymak Yu.V. Kubanskiy pokhod voysk P.M. Apraksina 1711 g. (iz
istorii osmano-rossiyskikh voyn 1710 - 1713 gg.) [The Cuban Campaign of Pyotr M. Apraksin's Troops (From the History of the Ottoman-Russian Wars of 1710 - 1713).]. Nauchnye problemy gumanitarnykh issledovaniy, 2012, no. 1. pp. 88-94. (In Russian).
4. Sen V.D. Vernost, vera i voyna: Nachalo zhizni i sluzheniya kazakov-nekrasovtsev na Kubani [Fidelity, Faith, and War: The Initiation of the Life and Service of the Nekrasov Cossacks in the Kuban.]. Kazarla. Etnicheskiy kazachiy zhurnal, 2012, no. 4 (17), pp. 10-18. (In Russian).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
5. Vozgrin V.E. Diplomaticheskie svyazi Shvetsii i Kryma nakanune i posle Poltavy [Diplomatic Relations between Sweden and the Crimea on the Eve of and after the Battle of Poltava.]. Skandinavskiy sbornik [The Scandinavian Collection.]. Tallinn, 1985, vol. 29. pp. 69-77. (In Russian).
(Monographs)
6. Khodarkovsky, Mikhael. Where Two Worlds Met: The Russian State and The Kalmyk Nomad, 1600 - 1771. Ithaca, Cornell University Press, 1992, 278 p. (In English).
7. Novoletov M.G. Kalmyki: Istoricheskiy ocherk [The Kalmyks: A Historical Essay.]. St. Petersburg, 1884, 77 p. (In Russian).
8. Oreshkova S.F. Russko-turetskie otnosheniya v nachale XVIII v. [Russian-Turkish Relations in the Early 18th Century.]. Moscow, 1971, 205 p. (In Russian).
9. Palmov N.N. Etyudy po istorii volzhskikh kalmykov [Etudes on the History of the Volga Kalmyks.]. Astrakhan, 1932, vol. III-IV, 391 p. (In Russian).
10. Potto V. Kavkazskaya voyna v otdelnykh ocherkakh, epizodakh, leg-endakh i biografiyakh [The Caucasian War as Depicted in Essays, Episodes, Legends, and Biographies.]. St. Petersburg, 1887, vol. 1, 737 p. (In Russian).
11. Rakhayev Dzh.Ya. Politika Rossii na Severnom Kavkaze v pervoy chetverti XVIII veka: Arkhivnyye i narrativnyye istochniki 1699 - 1725 go-dov. Rossiysko-osmanskiye i rossiysko-persidskiye dogovory pervoy chetverti XVIII veka [Russia's Policy in the North Caucasus in the First Quarter of the 18th Century: Archival and Narrative Sources, 1699 - 1725. Russian-Ottoman and Russian-Persian Treaties of the First Quarter of the 18th Century.]. Moscow, 2012, 784 p.
Author, Abstract, Key words
Vladimir T. Tepkeev - Candidate of History, Senior Researcher, Kalmyk Scientific Center, Russian Academy of Sciences (Elista, Republic of Kalmykia, Russia)
tvt75@mail.ru
The present article is a detailed description of the participation of the Kalmyk cavalry in the Kuban campaign of the Russian-Kalmyk troops against the Kuban Horde (the Kuban Nogais under the Crimean Khanate) in 1711. This military campaign was prepared and accomplished as one of the principal operations in the war against Turkey as was conceived by Peter I. The Kuban campaign appeared to be the major success of the Russian army in the Russian-Turkish War of 1710-1711which ended in a general failure. Previously unknown archival documents are used to highlight the details of the Russian-Kalmyk negotiations on the eve of the campaign, which largely contributed to its success. On the other hand, the article features the big role of the Kalmyk Khanate and its Ayuka Khan in implementing the policies of the Russian authorities in the Greater Black Sea area and Northern Caucasus. The author describes in detail the operations of Kalmyk cavalry detachments to guard the Russian-Turkish border, their participation in the Kuban campaign and their battles against the Kuban Horde's troops. The article ends in the conclusion that the government of Peter I relied on Ayuka Khan as the main military ally on Russia's southern borders laying big hopes upon him and the Kalmyk cavalry. The Kalmyk cavalry justified these hopes: it was the principal striking force in the campaign. However, after the Russian-Turkish War of 1710-1711ended Ayuka Khan had to work for the resettlement of the relationships between the Kalmyk Khanate and the Crimean Khanate to prevent a campaign of the Kuban Horde against the Kalmyk Khanate.
Kalmyk Khanate, Crimean Khanate, Kuban Horde, Kalmyks, Crimean Tatars, Kuban Nogais, Kuban, Russian-Turkish War of 1710 - 1711, Kuban campaign, Kalmyk cavalry, Nekrasov Cossacks, Ayuka Khan, Peter I.
