ВЕЧНОСТЬ НА ПРОДАЖУ Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Вечность на продажу

Илья Матвеев

Люк Болтански, Арно Эскер. Обогащение. Критика товара / Пер. с фр. О.Волчек; под науч. ред. С.Фокина. М.; СПб.: Издательство Института Гайдара; Факультет свободных искусств и наук СПбГУ, 2021. 600 с. (Новое экономическое мышление).

Что приходит на смену промышленному капитализму? Деиндустриализация на современном этапе охватывает не только развитые, но и развивающиеся страны: глобальные производственные мощности превышают глобальный спрос, в результате занятость в промышленности сокращается даже в Китае1. Каковы движущие силы постиндустриального капитализма и возможен ли он в принципе? Многие авторы связывают ответ на этот вопрос с понятием «финансиализации», при которой основным источником дохода становятся не промышленность или торговля, а финансы2. Финансиализированный капитализм дает преимущество владельцам активов — рантье — и превращает основную массу населения в должников. Волатильность финансовых рынков делает экономику такого рода уязвимой для кризисов. Целый ряд исследователей расширяет анализ финансиализации, трактуя спекулятивные доходы как ренту и указывая, что источником ренты также могут выступать политические связи, интеллектуальная собственность и природные ресурсы. Рентоориентированная экономика основана на «обладании чем-то, нежели создании чего-то»3; рентьеризм как режим накопления приходит на смену промышленному капитализму, в котором накопление капитала базируется на присвоении прибавочной стоимости, произведенной наемными работниками. Некоторые авторы указывают, что промышленный капитализм и соответствующая ему система институтов действительно уходят в прошлое, однако на горизонте не просматривается какой-либо стабильный политико-экономический порядок, пусть даже основанный на извлечении ренты; в действительности речь идет о «долгом и болезненном периоде все более глубокого упадка, растущих противоречий, хрупкости и неопределенности»". Есть, впрочем, и оптимистичные прогнозы: информационная экономика, сменяющая промышленную, тяготеет к кооперации, а не к конкуренции; коллаборативное производство постепенно вытеснит рынок, открыв новую эру материального изобилия и раскрытия человеческого потенциала5.

1. Benanav A. Automation and the Future of Work. L.; N.Y.: Verso, 2020.

2. Van der ZwanN. Making Sense of Financialization //Socio-Economic Review. 2014. № 12 (1). P. 99-129.

3. ZacaresJ. M. Euphoria of the Rentier?// New Left Review. 2021. № 129. P. 48.

4. Streeck W. How Will Capitalism End?: Essays on a Failing System. L.; N.Y.: Verso, 2016. P. 72.

5. RifkinJ. The Zero Marginal Cost Society: The Internet of Things, the Collaborative Commons, and the Eclipse of Capitalism. N.Y.: St.Martin's Press, 2014.

Новая книга французских социологов Люка Болтански и Арно Эскера «Обогащение. Критика товара» вносит свою лепту в дебаты о настоящем и будущем капитализма. Авторы также задаются вопросом о том, какая экономическая модель приходит на смену массовому промышленному производству. Такую модель, достаточно стабильную и воспроизводящуюся во времени, они действительно обнаруживают. Это все еще капитализм; он имеет много общего с рентной и финансиализированной экономикой, но не сводится к ней. Принципиальное новшество концепции Болтански и Эскера в том, что они на новом этапе интегрируют анализ культурных процессов в анализ капиталистической организации (во многом отталкиваясь от классических текстов Жана Бод-рийяра6 и Ролана Барта7). Особенностью книги также является то, что она задействует аппарат прагматической социологии, изучающей микропроцессы критики и обоснования стоимости («валоризации»), для создания целостной картины современного капитализма.

Обнаруженную ими экономическую модель Болтански и Эскер называют «экономикой обогащения», причем «обогащение» понимается в двух смыслах—как преумножение капиталов экономических элит и как насыщение предметов неким дополнительным культурным содержанием (подобно обогащению полезных ископаемых). Метафора добычи и обработки сырья красной нитью проходит через всю книгу—высокая концентрация памятников культуры на определенной территории, согласно Болтански и Эскеру, образует «месторождение» или «бассейн», которые затем эксплуатируются подобно месторождению природных ресурсов (с. 20). Сам процесс «обогащения» исходного культурного материала осуществляется большой и крайне разнородной по своему составу группой работников на стыке маркетинга и культурных индустрий («креаторами») посредством создания нарративов—storytelling. Целостный пример обогащения существующего культурного «бассейна» авторы книги обнаруживают в живописной деревне Лайоль на юге Франции. Деревня превратилась в туристический центр благодаря изменению внешнего вида зданий («...с домов снимают штукатурку, обнажая каменную кладку, что позволяет восстановить „былой" вид» (с. 422)), изобретению новых праздников, окрашенных «в цвета „былых времен"» (с. 423), развитию кулинарных традиций и, наконец, ремеслен-

6. См.: БодрийярЖ. Система Вещей. М.: Рудомино, 1995.

7. См.: Барт Р. Мифологии. М.: Издательство имени Сабашниковых, 2004.

ному производству дорогих коллекционных ножей по якобы традиционной технологии. Производители ножей окружают их многочисленными легендами, эхо которых, что интересно, доносится и до России. Так, на сайте официального российского поставщика ножей Forge de Laguiole8, «Лайольской кузни», о которой идет речь в книге Болтански и Эскера, говорится:

Вокруг ножей Laguiole всегда ходило много легенд, им приписывали особую силу и смысл, скрытый от непосвященных людей. Согласно одной из легенд, незаметный крест на рукоятке являлся знаком счастья, благополучия и удачи. Другая легенда утверждала, что он впервые был нанесен на нож пастухами, которые использовали воткнутый в землю клинок для молитв и католических обрядов. В результате складные ножи Laguiole получили одобрение Ватикана и Папы Римского. Известно также, что эти ножи предпочитал Наполеон Бонапарт.

Этот нарратив мог бы дополнить нарративы мастеров, экскурсоводов и других акторов экономики обогащения, которые приводятся Болтански и Эскером. В целом деревня Лай-оль и местное ремесленное производство оказываются для авторов книги парадигматическим примером экономики обогащения, которая приходит на смену промышленному капитализму. Ее суть сформулирована в рекомендациях, подготовленных французским экономическим ведомством, обширная цитата из которых приводится в книге:

Давайте посмотрим на наши территории, как на ларцы, полные сокровищ. Давайте вытащим на свет эти ресурсы, которые помогают ковать душу нашей страны. Нам нужно повысить ценность богатств наших территорий и отвести им достойное место (с. 450; курсив Болтански и Эскера).

Именно такая установка (в терминах книги — «диспозитив») характерна для данной экономической модели.

Географически экономика обогащения развертывается на разных шкалах — от конкретных проектов, таких как парк Хай-Лайн в Нью-Йорке, до целых государств: авторы называют Францию, Италию и Испанию (с. 69), однако в основном книга написана на французском материале. Практики обогащения охватывают искусство и культуру, индустрию роскоши, туризм и патримониализацию, то есть процесс превращения объекта или территории в историческое наследие

8. См.: URL: https://rezat.ru/laguiole/.

(фр. patrimoine — наследие). В каждой из этих областей авторы фиксируют важные изменения. Так, индустрия роскоши в последние десятилетия демонстрировала рост, значительно превосходящий рост мировой экономики в целом. Франция здесь является безусловным лидером: «Из 270 престижных торговых марок, зарегистрированных в мире, 130 являются французскими» (с. 25). Патримониализация и музеефикация переживают бум, аналогичный буму индустрии роскоши. Эти процессы связаны между собой, поскольку, как указывают Болтански и Эскер, сама Франция становится брендом:

Продвижение бренда под названием «Франция» предполагает тесное сотрудничество между «государственными органами» и торговыми марками, то есть между «корпоративной компетенцией государства» и предприятиями или группами, которые имеют международное присутствие (с. 30-31).

Патримониализация и индустрия роскоши, в свою очередь, связаны с бумом элитного туризма (с. 37). Еще одним звеном экономики обогащения является культурная сфера (с. 44). Авторы фиксируют изменения во французской культурной политике, произошедшие на рубеже 1970-1980-х годов. Если раньше культура в качестве всеобщего достояния противопоставлялась экономике и рыночной сфере (в которых доступ к культурным благам регулируется деньгами), то с начала 1980-х годов постулировалось, что культура «есть и должна быть на службе экономики (в частности, благодаря туризму)» (с. 80). Любопытно при этом, что связь между культурой и экономикой признается не до конца. Культура, по Болтански и Эс-керу, все же продолжает трактоваться как отдельная сфера «вечных ценностей». Эта установка не только позволяет избежать обвинений в коммерциализации, но и оказывается совершенно необходимой для того, чтобы культура могла выполнять свою непосредственную роль в экономике обогащения:

Что касается различия между высокой культурой, которая считается некоммодифицируемой, и обычными коммодифицируемыми вещами, то оно играет в данном диспозитиве ведущую роль, поскольку вещи, относящиеся к высокой культуре, можно продать по высокой цене, только если они оценены на основе их нерыночного измерения. Измерение это подтверждается их сближением с произведениями, хранимыми в музеях, что придает им ауру грядущего бессмертия, а ее можно почти метафорически перенести

на все товары, которые удалось квалифицировать в привязке к искусству (с. 335).

Другими словами, культура задействована в экономике обогащения именно как культура, то есть как сфера бессмертного наследия, не имеющая ничего общего с «низкой» сферой торговли. В этом качестве она парадоксальным образом заставляет работать весь механизм экономики обогащения,— к которой якобы не имеет никакого отношения. Парадоксальна здесь и роль государства: с одной стороны, оно стимулирует процесс коммодификации культуры (примером чего являются рекомендации французского экономического ведомства, приведенные выше), с другой — продолжает поддерживать представление о культуре как о сфере, внеположной капитализму и противостоящей коммодификации. К сожалению, зафиксировав это противоречие, Бол-тански и Эскер не указывают на его возможные последствия и не вполне интегрируют его в свой анализ. Возможно, это связано с тем, что их теоретический подход является структуралистским (они называют его «прагматический структурализм»), а структуралистскую логику всегда было непросто совместить с диалектической.

Авторы посвящают множество страниц анализу коллекционирования, чья логика определяет процесс создания стоимости в экономике обогащения. Коллекционирование «валоризует» не полезность вещи, а ее редкость, то есть отличие от других вещей — отличие, ценное само по себе:

.распространение диспозитива коллекции предлагает ресурс, способный оживить потребительское накопление, обосновывая его другой тематикой, которая вовсе не отсылает к пользе, а напротив, ставит акцент на ценности накопления бесполезного, то есть на накоплении ради накопления (с. 301).

При этом «бесполезность» коллекционирования не служит признаком статуса, подобно вебленовскому демонстративному потреблению, — напротив, коллекционирование, по мысли авторов, является своего рода стилизацией капиталистической аскезы, описанной Вебером в «Протестантской этике и духе капитализма»:

[Коллекционная форма] предоставила модель накопления ради накопления, способную примирить экстравагантность бесполезной траты и главные черты, ассоциируемые с капиталистическим этосом—в толковании

Макса Вебера — а именно: скрупулезность, определенную сдержанность, доходящую до самой отвратительной скупости, расчетливость и развертывание лихорадочной деятельности, одновременно и бескорыстной, и способной обратиться поиском прибыли (с. 302).

Другими словами, коллекционер — одновременно веберов-ский капиталист, аккуратно подсчитывающий фунты и шиллинги9, и аристократ из книги Норберта Элиаса, выбрасывающий кошелек в окно, чтобы продемонстрировать сыну, как надо обращаться с деньгами10. Именно таким оказывается современный богатый человек (Болтански и Эскер подчеркивают, что экономика обогащения ориентирована именно на богатых). Коллекционирование при этом опирается на определенные нарративы:

.коллекционные предметы описываются посредством нарративов, упоминающих в том числе условия, в которых они появились, и людей, которые их создали или которым они принадлежали (с. 293).

Фокус на нарративность и аутентичность придает коллекционированию характер внутренней логики, в соответствии с которой и работает экономика обогащения.

Книга завершается анализом слоя работников, приводящих в действие данную экономическую модель,— «креато-ров» (хотя, пожалуй, логичнее было бы вслед за Виктором Пелевиным в «Generation „П"» обозначить их в русском переводе как «криэйторы»). Вопреки Ричарду Флориде, считавшему «креативный класс» достаточно гомогенным и в целом успешным, Болтански и Эскер подчеркивают неравенство внутри этого слоя, включающего как высокооплачиваемых звезд, так и низкооплачиваемый прекариат. Они указывают на то, что сама логика культурного производства толкает его акторов к самоэксплуатации, ведь творческая работа должна восприниматься не как работа, а как «страсть» и возможность реализовать свой потенциал. Наряду с «креаторами» экономика обогащения нуждается в огромной массе «обслуги» — низкооплачиваемых работников сферы услуг, чья работа характеризуется эмоциональным трудом. Наверху социальной пирамиды оказываются владельцы активов и капиталов — рантье, которые выступают главными бенефициарами эко-

9. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. М.: Прогресс, 1990.

10. Элиас Н. Придворное общество. М.: Языки славянской культуры, 2002.

номики обогащения и одновременно главными потребителями ее товаров и услуг — предметов роскоши, недвижимости, имеющей статус исторического наследия, элитного туризма и т. д. Здесь анализ Болтански и Эскера пересекается с анализом Тома Пикетти11, который подчеркивает возросшую роль доходов с капитала и соответствующий этому рост неравенства в западных странах с начала 1980-х годов.

Авторы книги указывают на то, что экономика обогащения не стала объектом теоретической критики в той мере, в какой им была промышленная экономика. Однако может ли сама их книга считаться примером такой критики? В своей реплике, посвященной концепции Болтански и Эскера, Нэнси Фрейзер замечает:

Их критика современного капитализма не зовет

на баррикады. Она не отвечает на вопрос о том, где

и как мы можем найти силы, чтобы изменить " 12

несправедливый мир.

Фрейзер указывает, что Болтански и Эскер не объясняют связь экономики обогащения с другими формами капиталистической организации — промышленной и особенно финансовой,— а также не раскрывают роль данной экономической модели в структуре глобального капитализма. На мой взгляд, проблема еще глубже. Авторы претендуют на формальный анализ современного капитализма, развивающий анализ товарной формы Карла Маркса. Однако они (в отличие от Маркса) не уделяют достаточного внимания противоречиям товарной формы (и ее институциональных условий), что не позволяет увидеть возможные пути развития экономики обогащения. По прочтении книги складывается впечатление, что описанная в ней экономическая модель может существовать в неизменном виде бесконечно долго. Однако капитализм всегда был динамической системой, непрерывно порождающей новые напряжения и конфликты. Какими они будут в случае экономики обогащения (эмпирические свойства и формальные характеристики которой столь подробно зафиксированы в книге)? По-видимому, на этот вопрос лишь предстоит дать ответ.

11. См.: ПикеттиТ. Капитал в XXI веке/ Пер. с фр. А.Дунаева. М.: Ад Марги-нем Пресс, 2016.

12. Fraser N. Enrichment: The New Form of Capitalism? A Reply to Boltanski and Esquerre// Teoria Politica. 2016. № 6. P. 311.