CC BY
37
УДК 343.326 ББК 67.408
© 2018 г. А. Э. Иваньшина,
адъюнкт кафедры уголовного процесса Нижегородской академии МВД России.
E-mail: [email protected]
ВЕЧНОЕ СРЕДСТВО СТИМУЛИРОВАНИЯ ОБВИНЯЕМОГО К ДОБРОВОЛЬНОМУ ПРИЗНАНИЮ СВОЕЙ ВИНЫ: К ВОПРОСУ О ЖИВУЧЕСТИ ПЫТКИ В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ
Статья посвящена анализу исторической роли пытки, которая на протяжении нескольких веков применялась в качестве основного средства стимулирования обвиняемого к даче признательных показаний. Автор отмечает, что и современный уголовный процесс испытывает определенную тягу к подобному методу стимулирования.
Ключевые слова: обвиняемый, признательные показания, признание вины, пытка, стимул, средство стимулирования.
A. E. Ivanshina - Postgraduate at the Department of Criminal Procedure of the Nizhny Novgorod Academy of the
Ministry of Internal Affairs of Russia.
THE ETERNAL MEANS OF STIMULATING THE ACCUSED TO AVOLUNTARY CONFESSION OF HIS
GUILT: TO THE QUESTION OFTHE SURVIVABILITY OFTORTURE IN CRIMINAL PROCEEDINGS
The article is devoted to consideration of historical role of torture, which for a long time the means of inducing the accused to voluntarily confess. Author notes, that the modern criminal process also has a certain craving for such a method of stimulation.
Keywords: accused, confessions, confession of guilt, torture, stimulus, stimulus.
Так уж исторически сложилось, что средства стимулирования желаемого поведения участников всякого взаимодействия укладываются в формулу «кнута и пряника». Исторически сложилась и другая закономерность - предпочтение всегда отдается кнуту. Уголовный процесс в этом смысле совсем не исключение. И в контексте проблемы стимулирования обвиняемого к даче признательных показаний приоритет всегда оставался за «негативными» средствами. В уголовном судопроизводстве кнут и дыба символизируют пыточное следствие.
В современной науке пытка рассматривается, преимущественно, в идеологическом ключе, как явление вредное и зверское. Большинство историков и ученых-юристов рассматривают пытку, как явление отрицательное, злокачественное, как порождение негативной политики государства. Подобный подход понятен и оправдан. Однако игнорирование соответствующего исторического контекста, уровня интеллектуальной зрелости и других детерминант, оправдывающих пытку, не позволяют понять природу пытки как средства, нацеленного на получение формальной юридической истины. А без этих знаний невозможно объяснить феномен тяги цивилизованного уголовного процесса к ар-
хаическим методам стимулирования обвиняемого к признанию своей вины. Издержками воспитания и обучения сотрудников правоохранительных органов это явление объяснить невозможно. Если рецидивы пытки случаются, значит, к тому есть предпосылки, выраженные не только в людях, но и в самой современной уголовно-процессуальной форме.
Важнейшая предпосылка живучести пытки заключается в том, что она генетически связана с таким важнейшим видом доказательства, как признание обвиняемым своей вины. Несмотря на отчаянные усилия юридической науки и законодателя окончательно покончить с «царским статусом» этого доказательства, оно продолжает, по-прежнему, оставаться любимым и желанным средством констатации виновности. Поэтому следственные органы во все времена стараются его получить. Древняя идея «лучшего доказательства» выдает себя всякий раз при обнаружении подозреваемого в преступлении» [1, с. 301]. Проверенная веками формула, что признание обвиняемого - лучшее доказательство, подсознательно и сегодня влияет на правоприменителя. А скрытые очаги этой идеи закодированы в самой уголовно-процессуальной форме.
Подобное явление легко можно объяснить, опять же, в рамках исторического подхода. По мнению одного из самых объективных исследователей феномена пытки в уголовном судопроизводстве В. Д. Спасовича, во многих случаях из-за отсутствия вещественных доказательств, а также фактов совершения лицом того или иного преступления, собственное признание становилось единственным аргументом при вынесении решения по делу [1, с. 301]: «Признание было, ..., самоосуждением обвиняемого, превращающим спорное дело в бесспорное» [2, с. 25-27]. Соответственно, признательные показания обвиняемого неизбежно становились целью органов, ведущих расследование по уголовному делу. Это и объясняет, почему именно при получении признания обвиняемого применялось такое негативное средство стимулирования, как пытка. С одной стороны, она полностью оправдывала получаемый результат, который был так необходим для дела. С другой же стороны, была понятна большей части народа, который в конечном итоге и оценивал справедливость судебных решений.
Таким образом, с определенными оговорками можно говорить о том, что получение признания и применение пытки были направлены на установление истины по делу. В те времена именно тело, а не ум были своего рода критерием истины. Считалось, что только под воздействием нечеловеческой боли обвиняемый способен искренне, без утайки дать признательные показания. Не оговорить себя, а именно признаться. Причем признание без пытки не вызывало большого доверия. «И если колодника решили пытать, - пишет Е. В. Анисимов, - то от пытки его не спасало даже чистосердечное признание (или то признание, которое требовалось следствию) — ведь пытка, по понятиям того времени, служила высшим мерилом искренности человека» [3, с. 396].
Подчеркнем, что пытка применялась как к обвиняемым, не признающим свою вину, так и к тем, кто раскаялся и добровольно, искренне изложил свои слова. Лишь пытка была критерием истины. Если доносчик или обвиняемый заявлял о каких-либо фактах и подтверждал сказанное под пыткой, это считалось пределом искренности пытаемого, по причине того, что он не отказался от своих слов даже под воздействием сильнейшей боли. В случае же отказа от ранее данных
показаний наступало наказание за сообщение ложных сведений. И наоборот, если обвиняемый, ранее молчавший, под пыткой сделал признание, не было сомнений в его искренности. Например, М. А. Корф писал: «Допрос 1742 г. камер-медхен Софии начинался словами: «О всем том, что спрашивало будет, имеешь показать самую истину, без малейшей утайки, под опасением истязания.» [4, с. 61].
Само применение пытки опиралось на весьма внятный принцип. В период расцвета инквизиционного процесса была в авторитете идея, что никто в здравом уме не будет клеветать на самого себя. И пытка, в понимании ее современников, лишь подтверждала этот тезис. Человек той поры был терпелив и не знал иного способа постижения истины в правосудии. Так сложилось, что в те времена без пытки было не обойтись. Это было ужасно больно. Но общественный интерес шел на это, ибо от этого зависела жизнь общества. Пытка была не просто карательным средством государства, ее цель носила более глубокий смысл. Варварские способы получения истины существовали от нехватки знаний о человеке, его психологии.
Современное законодательство запрещает применение любых форм пыток, а также оказание физического и психологического давления на обвиняемого. На международном уровне это положение закреплено во многих конвенциях. Так, например, в «Конвенции против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания» [10]. Национальное законодательство, в рамках ст. 9 Уголовно-процессуального кодекса РФ устанавливает, что «никто из участников уголовного судопроизводства не может подвергаться насилию, пыткам, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению» [11].
Но, несмотря на это, в практике органов расследования для получения признания к обвиняемому продолжают применять такое негативное средство стимулирования, как пытку. Следовательно, потребность в пытке, как инструменте получения знания, не иссякла. И примеров тому множество.
В 2012 году Тейковским районным судом был вынесен обвинительный приговор в отношении двоих оперуполномоченных уголовного розыска - гражданина У. и гражданина К. Последние для раскрытия очередной кражи, будучи уверенными в виновности
подозреваемых ими лиц, применили насилие, как способ получения признательных показаний. Бывшие оперуполномоченные избили «причастных к преступлению лиц» и, путем угрозы применения насильственных действий сексуального характера, пытались получить признание в совершении кражи. Однако успеха такие крайние меры не принесли [5].
В том же 2012 году был вынесен обвинительный приговор в отношении заместителя начальника по оперативной работе Вуктыльско-го отделения полиции Т. и заместителя начальника по оперативно-режимной работе изолятора временного содержания С. Действуя умышленно, они вывезли подозреваемого в серии краж в безлюдное место, где нанесли ему множество ударов ногами и руками. Избиение Т. и С. продолжили в стенах отдела полиции. Цель таких действий - получить признание подозреваемого в совершении серии краж [5].
В 2015 году участковый Агинского отдела полиции Д. был осужден за умышленное избиение подозреваемого в краже топлива. В отличие от вышеуказанных случаев, участковый Д. нанес подозреваемому не так много ударов, однако средства, применяемые Д., были более изобретательны [6].
Еще один случай применения пыток к допрашиваемому случился в городе Казани. В том же 2012 году четверо бывших сотрудников казанского отдела полиции «Дальний» пытали гражданина Назарова, задержанного в краже телефона. После осуществления насильственных действий сексуального характера Назаров был доставлен в больницу, где и скончался [7, с. 2-3].
Нельзя не упомянуть и дело Алексея Михее-ва. По версии следствия, в 1998 году гражданин Михеев, являясь сотрудником ГАИ, совместно со своим другом Фроловым изнасиловал и убил девушку, которую они подвозили в тот вечер. Факт был один - девушка не вернулась домой после встречи с ними. В ходе производства проверки по данному факту сотрудники Богородского ГОВД сфабриковали рапорты о совершении Михеевым и Фроловым мелкого хулиганства, после чего задержали последних. Для ускорения процесса получения «истины» сотрудники применяли физическую силу и наносили побои Михееву и Фролову.
Впоследствии Михеев был передан сотрудникам РУВД города Нижний Новгород, которые, нарушив множество законодательных норм, незаконно привлекли его к уголов-
ной ответственности по совершенно другому эпизоду. Обобщая их последующие действия, отметим, что гражданин Михеев подвергся двухдневному интенсивному допросу с применением таких отрицательных средств, как физическая сила и пытка током. Не в силах терпеть пытки, Михеев выбросился из окна РУВД и на всю жизнь остался инвалидом. А «убитая» Михеевым девушка через некоторое время пришла домой [8].
Если опустить ужасные физические нюансы этих событий, то можно сказать, что все они могут быть объединены тем, что цель применения истязаний была одна - получить признание обвиняемого.
Несомненно, суровый законодательный запрет сделал пытку явлением редким и исключительным, но, увы, не уникальным. Ее применение и сегодня является общеизвестным фактом. Современный человек, несмотря на свое умственное развитие, все так же чувствителен к боли. Едва ли найдется такой герой, который может игнорировать психологическую установку на избегание страданий. И этим пользуются недобросовестные правоохранители, которые стараются получить признание.
Однако времена, когда пытка считалась мерилом искренности, ушли в прошлое. Формально потребность в ней отпала. Но неформально эта потребность жива, ибо она, как и прежде, есть самый короткий путь к признательным показаниям. В свое время наука пыталась уменьшить потребность в пытке, делая признательные показания обвиняемого тривиальным доказательством. Само по себе, в одиночестве, признание уже мало что значило. По словам Л. Е. Владимирова, собственное признание обвиняемого становится «царицей доказательств» в том случае, когда оно получено правильно, добровольно и является вполне согласованным с другими установленными по делу обстоятельствами» [9, с. 298].
Таким образом, вместо пытки были мобилизованы интеллектуальные средства стимулирования обвиняемого. Улики и железные доказательства, полученные из иных источников, должны были стать надежными средствами откровенности обвиняемого. Но, что делать, если их нет? Информационный вакуум в процессе расследования случается не так уж редко. Именно отсутствие системы доказательств и вызывает из исторической тьмы пытку.
Из всего сказанного следует, что есть лишь один надежный путь устранения потребности в пытке из уголовного процесса. Это -разработка системы позитивных средств стимулирования к даче признательных показаний. Пока находки на этом пути нельзя назвать выдающимися. Все они, по сути, вращаются вокруг сделки о признании. Мы же полагаем, что искать источник для позитивных мер стимулирования можно и в иной плоскости.
Мы помним, что пытка появилась на фоне дефицита надежных интеллектуальных средств. Поэтому и сама идея стимулирования показаний обвиняемого актуализируется именно в контексте указанного дефицита. Если имеет место нехватка интеллектуальных доводов, то появляется и потребность в неинтеллектуальном стимулировании обвиняемого. И если в арсенале средств этого стимулирования ничего позитивного нет, то эту нишу неминуемо занимает пресловутая пытка.
Литература
1. Иваньшина А. Э. Пытка как средство стимулирования обвиняемого к даче признательных показаний: ретроспективный анализ // Юридическая наука и практика. Вестник Нижегородской академии МВД России. 2018. № 2.
2. Спасович В. Д. Избранные труды и речи / Сост. И. В. Потапчук. Тула, 2000.
3. Анисимов Е. В. Дыба и кнут. Политический сыск и русское общество в XVIII веке. М., 1999.
4. Корф М. А. Брауншвейгское семейство. М., 1993.
5. Осечкин В. В. 22 наглядных примера осуждения сотрудников МВД и ФСИН за пытки к «условному сроку» // Gulagu.net. М., 2014. URL: http://gulagu.net/profile/17/blog/4527.html.
6. Московское Бюро по Правам Человека. М., 2017. URL: http://pravorf.org/index.php/news/ 2060-o-primenenii-nasiliya-rossijskimi-pra-vookhranitelyami.
7. Карамзин И., Синяков А. Полицейские отметили пытки шампанским // Московский комсомолец. 2012. № 25889.
8. Воскобитова М. Обзор решений Европейского Суда по правам человека по российским жалобам за январь 2006 г. // Council of Europe 2002. 2006. URL: http://www.echr.ru/doc-uments/doc/12048177/12048177.htm.
9. Владимиров Л. Е. Учение об уголовных доказательствах. СПб., 1910. 10. Конвенция против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания. СПС «КонсультантПлюс».
11. Уголовно-процессуальный кодекс РФ № 174-ФЗ от 18.12.2001 г. (в ред. от 29.07.2018) // СПС «КонсультантПлюс».
Bibliography
I. Ivanshina A. E. Torture as a means of inducing the defendant to give confessions: a retrospective analysis // Juridical Science and Practice: Bulletin of the Nizhny Novgorod Academy of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 2018. № 2. 2. Spa-sovich V. D. Selected works and speeches / comp. I. V. Potapchuk. Tula, 2000.
3. Anisimov E. V. Dyba and the whip. Political investigation and Russian society in the XVIII century. M., 1999.
4. Korf M. A. The Braunschweig family. M., 1993.
5. Osechkin V. V. 22 illustrative examples of the conviction of officers of the Ministry of Internal Affairs and the Federal Penitentiary Service for torture to the «probable date» // Gulagu.net. M., 2014. URL: http://gulagu.net/profile/17/blog/4527.html.
6. Moscow Bureau of Human Rights. M., 2017. URL: http://pravorf.org/index.php/news/2060-o-primenenii-nasiliya-rossijskimi-pravookhranitelyami.
7. Karamzin I., Sinyakov A. The police noted the torture of champagne // Moskovsky Komso-molets. 2012. № 25889.
8. Voskobitova M. Review of the decisions of the European Court of Human Rights on Russian complaints for January 2006 // Council of Europe 2002. 2006. URL: http://www.echr.ru/documents/ doc/12048177/12048177.htm.
9. Vladimirov L. Ye. Teaching about criminal evidence. St. Petersburg, 1910.
10. Convention against Torture and Other Cruel, Inhuman or Degrading Treatment or Punishment: adopted by resolution 39/46 Gener. Assembly of December
10, 1984 // URL: http://www.consultant.ru.
II. The Code of Criminal Procedure of the Russian Federation No. 174-FZ of18.12.2001 (as amended on July 29, 2013) // URL: http://www.consultant.ru.
