CC BY
124
Новикова О.Н. , 2021
В зоне внимания Европы: процессы радикализации в Центральной Азии
Аннотация. Цель данной статьи - охарактеризовать процессы радикализации в Центральной Азии (ЦА), следствием которых становится совершение террористических актов в Европе, и выявить особенности подхода западных исследователей к факторам, лежащим в основе возникновения идеологии насильственного экстремизма в этом регионе. Возрождение ислама в ЦА естественным образом заполнило мировоззренческий вакуум, образовавшийся после краха коммунистической идеологии, но радикализация верующих не могла быть следствием этих процессов. Западные исследователи рассматривают усилия центральноазиатских государств по противодействию радикализации и насильственному экстремизму сквозь призму западных ценностей и в терминах защиты прав человека. Государственные органы ЦА действительно осуществляют контроль над деятельностью религиозных организаций и верующих, но автор полагает, что такого рода контроль не может провоцировать акты насильственного экстремизма. Конфликт развивается не в сфере противоречий между исламом и секуляризмом, а внутри самого ислама: традиционный ислам противостоит радикальным исламистским течениям. Правительства государств Центральной Азии выступают не против ислама как такового, а против радикализированного, политизирован-
1 Новикова Ольга Николаевна - кандидат исторических наук, зав. Отделом Европы и Америки ИНИОН РАН ([email protected]).
ного ислама, который служит идеологической основой политической оппозиции. Сотни граждан государств Центральной Азии направились на Ближний Восток, чтобы присоединиться к «Аль-Каиде» и «Исламскому государству». Основные группы населения, которые в большей степени подвергаются риску радикализации, - это жители пограничных районов, национальные меньшинства, молодежь, мигранты, разведенные женщины и сироты. Имеет значение и географическая близость к Афганистану. Массовый отъезд граждан ЦА на Ближний и Средний Восток для присоединения к джихаду сейчас уже не представляет угрозы, но надо иметь в виду, что в Европу, страны Центральной Азии и Россию возвращаются оставшиеся в живых боевики ИГИЛ.
Ключевые слова: Центральная Азия, ислам, радикализация, насильственный экстремизм, национальные меньшинства, молодежь, мигранты.
Европейцы не сразу осознали масштаб террористической угрозы, исходящей из азиатских государств постсоветского пространства. Тем не менее в 2020 г. координатор Европейского союза по борьбе с терроризмом Жиль де Кершов публично заявил, что нельзя недооценивать угрозу, исходящую от вооруженных террористических группировок, даже если они локализуются на большом расстоянии от стран ЕС. Он подчеркнул, что если еще в 2015 г. в фокусе внимания ЕС были страны, ближайшие к границам Евросоюза, то сейчас в Европейском союзе сформировался консенсус в отношении того, что значительно большее внимание в этом вопросе нужно уделять Центральной Азии [РаПиса, 2020, р. 11].
Боевики - выходцы из Центральной Азии появились на авансцене международного терроризма в 2017 г. Они осуществили целый ряд громких террористических нападений - в Стокгольме, Нью-Йорке и в Санкт-Петербурге. В 2016 г. была предотвращена серия терактов, которые готовили граждане Таджикистана в Москве. В октябре 2020 г. в Волгограде удалось пресечь серию готовившихся нападений на правительственные и военные объекты, которую собирались осуществить центральноазиатские боевики из организации «Катиба Таухид валь-Джихад»1 [ФСБ заявила.., 2020].
1 Организация запрещена в России.
И это только некоторые примеры террористических атак. Преступники, осуществляющие или планирующие осуществить подобные теракты, действуют под влиянием исламистских идей или напрямую связаны с террористическими организациями.
Террористические организации центральноазиатских боевиков
На северо-западе Сирии продолжают действовать террористические организации исламистского толка. В Идлибе сейчас воюет связанная с «Аль-Каидой» крупная террористическая организация «Хаят Тахрир аш-Шам»1, которая насчитывает 12-15 тыс. бойцов [Двадцать пятый доклад.., 2020, с. 9]. Под крылом этой организации находятся группировки, состоящие из граждан Центральной Азии: «Катиба Таухид валь-Джихад», «Катиба Имам аль-Бухари» и Группа исламского джихада2. Эти группировки действуют не только на территории Сирии, но и в Исламской Республике Афганистан (ИРА), где ведет активную деятельность организация Исламское движение Узбекистана (ИДУ)3. В Афганистане центральноазиатские боевики действуют главным образом на севере, это связано не только с тем, что северные и северо-восточные провинции ИРА географически близки к родным странам боевиков, но и с тем, что на этих территориях проживают этнические узбеки, таджики и туркмены, говорящие на тех же языках. В 2019 г. официальный Кабул провел серию военных операций в северовосточных провинциях Афганистана, в результате которых 400 иностранных боевиков из этих организаций малочисленными группами переместились в соседние районы. Они намерены продолжать участвовать в вооруженных действиях в зонах конфликтов, заниматься военной подготовкой боевиков перед переброской их в другие страны для совершения террористических нападений. Пропаганда джихадистских идей в Интернете - еще одна сфера их деятельности.
1 Организация запрещена в России.
2 Организации запрещены в России.
3 Организация запрещена в России.
«Катиба Таухид валь-Джихад» - пожалуй, самая активная из центральноазиатских группировок в Сирии. В этой группировке недавно произошла смена руководства. На место Мухтарова, который после ранения занялся вербовкой новых членов и сбором средств, пришел Хикматов, бывший заместитель руководителя Группы исламского джихада. Ему удалось наладить координацию между центральноазиатскими боевиками в Сирии и Афганистане [Двадцать пятый доклад.., 2020, с. 18].
Другая центральноазиатская группировка - «Катиба Имам аль-Бухари» - имеет в своем составе три ячейки, действующие в Сирии, Турции и Афганистане. Афганскую ячейку возглавляет Джумабой, бывший член организации Исламское движение Узбекистана. Средства эта ячейка получает путем контрабанды топлива, продовольствия и медикаментов из Туркменистана.
Группу исламского джихада возглавляет Илимбек Маматов, который стремится создать под эгидой «Аль-Каиды» объединенную центральноазиатскую террористическую группировку и возглавить ее [Двадцать пятый доклад.., 2020, с. 18-19].
Группировка Исламское движение Узбекистана в настоящее время утратила свой независимый статус и теперь входит в движение «Талибан». Она активно занимается преступной деятельностью, связанной с перевозкой наркотиков. Сейчас ИДУ возглавляет Мохаммад Юлдаш, младший брат Абдулазиза Юлдаша, задержанного «Талибаном» за то, что без разрешения покинул провинцию Кундуз [Одиннадцатый доклад.., 2020, с. 24].
После смерти Абдухолика, руководившего действиями узбекских боевиков в ИГИЛ-Хорасан, группа центральноазиатских боевиков устремилась в афганскую провинцию Фарьяб, чтобы присоединиться к Исламскому движению Узбекистана, которое действует в провинциях Фарьяб, Джаузджан, Кундуз и Бадахшан [Двадцать шестой доклад.., 2020, с. 18].
Есть сведения, что граждане стран Центральной Азии перемещаются из Сирии на юг Афганистана и в страны Африки - в Гвинею-Бисау, Египет, Судан и Центрально-Африканскую Республику. Предполагается, что там они намерены залечь на дно, но некоторые из них могут следовать транзитом через эти страны,
чтобы присоединиться к филиалам ИГИЛ в Западной Африке и Сахеле [Двадцать пятый доклад.., 2020, с. 19].
В афганской провинции Урузган уже три года находится группа центральноазиатских боевиков, пользующихся поддержкой талибов. Есть предположение, что они переместились сюда из зон проведения военных действий в Сирии и Ираке [Одиннадцатый доклад.., 2020, с. 24-25].
Возникает вопрос: почему все эти граждане государств постсоветского пространства Центральной Азии стали террористами?
Подъем ислама в ЦА и радикализация населения
Начиная с 2015 г. в большей части западных исследований, посвященных роли ислама в Центральной Азии, утверждалось, что не следует связывать рост интереса к исламу в центральноази-атских странах с радикализацией населения (см., напр.: [Lemon, 2015]). Д. Монтгомери из Питтсбургского университета (штат Пенсильвания, США) и Дж. Хизершоу из университета Экстера (Великобритания) даже писали, что в Центральной Азии исламистская угроза носит мифический характер и нет оснований предполагать, что «исламизация» (или, более аккуратно выражаясь, - возрастающая религиозность населения) может привести к радикализации и представляет собой угрозу государству [Montgomery, Heathershaw, 2016, p. 208].
Резкий рост числа верующих в среднеазиатских государствах очевиден. Повсеместно строятся новые мечети. На улицах появилось множество женщин, предпочитающих носить традиционную исламскую одежду, многие мужчины отрастили бороды. Конечно, сами по себе эти изменения, как и увеличение числа религиозных объединений в ЦА, действительно не свидетельствуют о радикализации граждан этих государств. В рамках Советского Союза мусульмане имели возможность продолжать исповедовать ислам, однако на государственном уровне господствовал атеизм. Возвращение к исламу стало естественной реакцией на появление идеологического вакуума. Исламские организации оказались на подъеме еще и потому, что государства ЦА не смогли в должной мере ни удовлетворить базовые потребности населения, ни спра-
виться с межэтническими противоречиями. Граждане обратили взор в сторону ислама, поскольку он проповедует справедливую и гармоничную организацию общества. Таким образом, возрождение религиозной жизни объясняется тем, что после крушения Советского Союза, в условиях разрушения общественного порядка, обнищания и коррупции граждане среднеазиатских государств пытались найти новые жизненные ориентиры. Кроме того, несомненно, что в настоящее время, в эпоху глобализации, ислам способствует закреплению цивилизационной самобытности, и в мусульманских обществах он является одним из ключевых идентификационных маркеров [Барановский, Наумкин, 2018, с. 16].
Но наряду с традиционным исламом получили распространение и радикальные формы политического ислама, подразумевающие насильственное преобразование общества и государства в соответствии с исламскими принципами. Идея борьбы за создание халифата во всемирном масштабе вооруженным путем, предложенная ИГИЛ, безусловно, способствовала радикализации верующих.
При этом следует отличать радикализацию от насильственного экстремизма. Последний предусматривает претворение в жизнь радикальных идей насильственным путем; это происходит, когда одновременно действует целый ряд факторов, в числе которых - тяжелая социально-экономическая ситуация, неэффективное государственное управление, политическая изоляция, затянувшиеся неурегулированные конфликты, маргинализация и дискриминация определенных групп населения (часто по религиозному, этническому или национальному признакам), отсутствие правопорядка, нарушение прав человека [Глобальная.., 2006, с. 4].
Американский исследователь проблем терроризма, научный сотрудник Высшей школы национальной безопасности Даниэля Моргана (DMGS) Э. Лемон, акцентируя внимание на одном из вышеперечисленных факторов, полагает, что основная угроза стабильности в ЦА - не террористические нападения, а авторитарный характер управления среднеазиатскими государствами и репрессивные действия правительств, которые побуждают граждан региона в качестве ответной меры вступать в экстремистские группировки [Lemon, 2018 а]. Однако выводы американского уче-
ного противоречат наблюдаемым фактам: к примеру, в Киргизской Республике, которую западные страны считают самым либеральным из центральноазиатских государств, насчитывается самое большое число (в расчете на душу населения) завербованных иностранных боевиков-террористов, отправившихся в зоны конфликта в Сирию и Ирак [Matveeva, 2018, p. 32].
Э. Лемон считает, что экстремистские нападения в государствах региона не имеют террористического характера и связаны не с транснациональными исламистскими движениями, а только с политической борьбой на местах [Lemon, 2018 a]. Однако с выводами Э. Лемона не согласны исследователи из Лондонского королевского колледжа А. Матвеева и А. Джустоцци. Они полагают, что недоверие, которое большинство западных ученых испытывают к предоставляющейся правительствами центральноазиатских государств официальной информации о росте угрозы терроризма, не должно мешать трезвой оценке фактов: в ЦА действительно наблюдается отчетливая тенденция к активизации вербовок граждан региона представителями ИГИЛ и «Аль-Каиды». А. Матвеева и А. Джустоцци считают, что террористическая активность в Центральной Азии - это динамичная и растущая часть глобального джихада [Matveeva, Giustozzi, 2018]. Такой вывод подтверждается цифрами, свидетельствующими о большом числе граждан из государств Средней Азии, участвующих в боевых действиях на стороне ИГИЛ, - 5000 человек [Barrett, 2018]. Даже сам Э. Лемон в рамках количественного анализа утверждает, что с 2011 г. почти 2000 граждан Таджикистана поехали в Сирию, чтобы присоединиться к террористическим группировкам [Lemon, 2018 b]. Если же учесть тех, кто был остановлен на турецкой границе, то это число возрастает до 4500 человек [Lemon, 2019].
Мнение Э. Лемана о том, что все большее число граждан среднеазиатских государств обращается к религии из-за дефицита политического плюрализма, неэффективности государственного управления и отсутствия экономических возможностей, разделяют также эксперты авторитетной независимой научно-исследовательской организации Международная кризисная группа (International Crisis Group) [Kyrgyzstan.., 2016]. Если развить эту идею до логиче-
ского конца, получится, что, если бы среднеазиатские государства были более демократическими, сильными и экономически развитыми, их граждане были бы менее религиозны. Подобные утверждения находятся в русле теории модернизации второй половины ХХ в., в соответствии с которой религия - пережиток традиционных обществ, который отомрет, когда общества станут более богатыми, технически оснащенными и просвещенными. Однако сегодня эта теория считается спорной. Исследователи Международной кризисной группы утверждают, что рост религиозности населения Центральной Азии и обращение к исламу, который рассматривается в качестве источника власти и политической идентичности, создают благоприятную обстановку для деятельности радикальных групп, отрицающих национальное государство (например, «Хизб-ут Тахрир аль-Ислами»1) и идущих по пути насильственного экстремизма (например, ИГИЛ) [Ibid.]. Но представляется, что это не так. На самом деле появление в регионе нетрадиционных исламских религиозных течений и политического ислама, как и рост религиозности граждан среднеазиатских государств, необязательно приводят к радикализации населения.
В 1990-е годы страх перед возможной быстрой радикализацией мусульманского населения государств Средней Азии породил большое количество аналитических и экспертных исследований. Выяснилось, что опасения оказались сильно преувеличены. Центральноазиатским государствам удалось избежать массовой радикализации своих граждан, несмотря даже на близость Афганистана, где активны до 20 террористических организаций. Тезис о слабости среднеазиатских государств как одной из главных причин возможной радикализации населения тоже оказался некорректным. Во всех государствах региона (кроме, пожалуй, Киргизии) установились жесткие авторитарные режимы, опирающиеся на государственный патернализм, укорененный в вековых местных традициях. Элиты этих стран утвердились в мысли о необходимости государственного регулирования религиозной жизни. Например, в Таджикистане в 2009 г. был введен запрет на ношение
1 Организация запрещена в России.
хиджаба в общественных местах, в том числе на базарах. Мужчины должны были сбрить бороды, а несовершеннолетним запрещалось участвовать в религиозных обрядах, за исключением похорон. В государствах Центральной Азии, за исключением Казахстана и Киргизии, запрещены салафитские организации.
В вышеупомянутой публикации Международной кризисной группы, посвященной ситуации в Киргизии, есть еще одно спорное положение: постулируется прямая зависимость между бедностью, низким уровнем образования и стремлением примкнуть к группировкам, практикующим насильственный экстремизм. Однако существует целый ряд исследований, опровергающих это положение. Например, еще в 2016 г. Всемирный банк опубликовал доклад, в котором утверждалось, что к международным террористическим группировкам нередко присоединяются люди небедные и достаточно образованные [Economic and social.., 2016, p. 19]. К аналогичному выводу пришли авторы исследования, проводившегося в американской военной академии Вест Пойнт [Dodwell, Milton, Rassler, 2016, p. 16].
Итак, экономические факторы, такие как уровень экономического развития страны, не влияют на уровень радикализации населения государств Средней Азии. Самые мощные исламистские группировки были созданы на территории Узбекистана, экономически более благополучной страны, чем, например, Туркменистан, где активность исламистских элементов весьма незначительна. Но в таком случае какие группы населения центральноазиатских стран могут быть особенно восприимчивы к исламистской пропаганде и в наибольшей степени радикализированы?
Жители приграничных районов
Прежде всего - жители приграничных районов и районов, разделенных между соседними государствами. Это является значимым фактором, упрощающим вербовки местных жителей в международные террористические организации. Пример такого разделения - Ферганская долина, имеющая самую высокую плотность населения в Средней Азии, территория которой поделена между Узбекистаном, Киргизией и Таджикистаном. На террито-
рии Ферганской долины долгие годы функционировали такие террористические организации, как Исламское движение Узбекистана и «Хизб-ут Тахрир аль-Ислами» [Akchurina, Lavorgna, 2014].
Представители национальных меньшинств
Уязвимыми для радикализации оказались также представители национальных меньшинств. В Киргизии, например, в террористические организации были завербованы не столько сами киргизы, сколько выходцы с юга (77,5%) - узбеки, таджики и уйгуры [Matveeva, 2018, p. 33]. Этнические узбеки в Киргизии подпали под воздействие радикальных религиозных идей, распространявшихся с территории Узбекистана, еще в 1990-е годы. Смена власти в Киргизии в 2010 г. сопровождалась межэтническими столкновениями, после которых этнические узбеки стали считать себя пострадавшими, политически маргинализированными, ущемленными по национальному признаку. Их обвиняли в сепаратистских настроениях, нередко они становились жертвами полицейского произвола, поскольку органы правопорядка формировались в основном из представителей киргизской национальности. Униженные и подавленные некоторые представители узбекского меньшинства в поисках выхода из сложившейся ситуации присоединились к джи-хадистским организациям.
Молодежь
Еще одна группа граждан, которая подвержена радикальным идеям, - молодежь. В исследовании М. Гоуды из университета Ханкук (Южная Корея) и М. Марктаннера из Государственного университета Кеннесо (США) на основе большого массива статистических данных доказывается, что безработица среди молодежи в большей степени, чем безработица среди населения в целом, является важнейшим фактором, подталкивающим молодых людей к решению присоединиться к джихадистским группировкам за рубежом [Gouda, Marktanner, 2019, p. 893]. Исходя из этого, можно утверждать, что правительственные меры по предотвращению радикализации в государствах с мусульманским большинством (например, в государствах ЦА) должны отличаться от мер, кото-
рые нужно предпринимать правительствам западных стран, где мусульмане в меньшинстве. В то время как основная задача стран с мусульманским меньшинством - обеспечение успешной интеграции и ассимиляции мусульман - выходит за рамки чисто экономической проблемы, властным элитам мусульманских стран нужно решать проблемы, связанные с обеспечением доступа к экономическим возможностям для всего населения.
Однако молодежью Центральной Азии движет не только забота о своих экономических интересах. Постоянно сталкиваясь с проявлениями коррупции и обострившегося социального неравенства, молодые люди мечтают о социальной справедливости, которую, как им кажется, может обеспечить государство, основанное на догмах ислама. При этом важно подчеркнуть, что молодые люди воспринимают ислам не только как религию, но как возможную систему государственного управления и альтернативную политическую идентичность [Kyrgyzstan.., 2016]. Представители нынешнего молодого поколения выросли в эпоху, когда религиозные взгляды можно выражать свободнее, чем во времена их отцов. Доступ к информации об исламе и его течениях обеспечен с помощью книг и Интернета. Большое влияние на формирование мировоззрения молодого поколения оказывает идеология государств Ближнего и Среднего Востока, в частности Турции и Саудовской Аравии.
Можно предположить, что если молодежь Центральной Азии более восприимчива к исламской идеологии, чем старшее поколение, то молодые люди должны в большей мере придерживаться исламской религиозной практики: регулярно молиться, изучать Коран, жить по законам шариата. Однако исследователь из Оклендского университета (США) П. Кубичек на основе большой статистической выборки показал, что, напротив, молодые люди (до 30 лет) в меньшей степени, чем старшее поколение, склонны к тому, чтобы систематически исполнять религиозные обряды, и реже утверждают, что религия очень важна для них. Эти выводы противоречат широко распространенному мнению, что в настоящее время в центральноазиатских странах ислам получил распространение прежде всего среди молодежи. По мнению
П. Кубичека, в регионе более привержены исламу граждане старше 60 лет. Меньше всего религиозные практики распространены в Казахстане. Только 10% респондентов в этой республике сообщили, что молятся несколько раз в день или хотя бы один раз в день. В Киргизии на этот вопрос положительно ответили 25% опрошенных, в Таджикистане - 47% [КиЫсек, 2019, р. 847].
Подчеркнем, что всякому государству, столкнувшемуся с проблемой радикализации молодежи, важно понять, связан ли общий уровень религиозности молодежи с ее радикализацией и стремлением «защищать ислам» насильственным путем. В данном случае оказалось, что распространенный стереотип, согласно которому для участия в боевых действиях в рядах террористических группировках уезжает в основном молодежь, противоречит действительности. На самом деле среди боевиков больше всего оказалось мужчин в возрасте 30-35 лет.
Мигранты
Помимо молодежи уязвимыми к джихадистской пропаганде являются трудовые мигранты. Можно выделить три основные группы мигрантов: во-первых, мигранты, отправившиеся на работу за границу; во-вторых, бывшие мигранты, возвратившиеся на родину; в-третьих, мигранты, которые нашли работу в отдаленных районах в пределах своей страны.
Главным фактором при принятии решения об эмиграции служит материальное положение гражданина, его возможность содержать семью. Жителей Центральной Азии подталкивают к эмиграции бедность и безработица. Но если мигрант беден, это еще не значит, что он уязвим для джихадистской идеологии. Как мы уже упоминали выше, нет прямой связи между бедностью и участием в террористических группировках. В странах назначения, где бедные мигранты «задавлены» тяжелой работой, у них нет времени и сил для деятельности в составе экстремистских организаций. Восприимчивыми для экстремистской пропаганды оказываются мигранты, занятые на квалифицированной работе и лучше интегрированные в местное общество.
Особое значение имеют социокультурная ситуация в стране назначения и степень интегрированности мигранта. Если мигрант совсем не знает языка, культуры и обычаев жителей страны назначения, он будет остро чувствовать свою отчужденность, что вкупе с обидой на действия правоохранительных структур может привести к его радикализации. Особенно тяжело приходится нелегальным иммигрантам, поэтому важно, чтобы в странах назначения мигранты имели возможность получать легальный статус.
При этом, принимая во внимание все возможные риски радикализации мигрантов, нужно признать, что сезонная миграция жителей ЦА, обеспечивающая средства к выживанию значительного числа семей, снижает градус протестных настроений в странах их постоянного проживания.
Среди социальных причин радикализации мигрантов можно назвать чувство несправедливости и отсутствие жизненной перспективы. К идеологическим причинам относится агрессивная пропаганда радикальных идей экстремистскими группировками, ведущаяся как в странах исхода, так и в стране назначения: например, в России рекрутирование мигрантов нередко происходит в мечетях, которые находятся в зоне влияния выходцев с Северного Кавказа и других этнических групп, а также на базарах и в социальных сетях. О рекрутировании в террористические организации граждан ЦА выходцами с Кавказа говорится в исследовании, проводившемся в России британским Королевским объединенным институтом оборонных исследований (RUSI). Ответы опрошенных в России мигрантов стали еще одним подтверждением предположений западных исследователей, касающихся долгой истории развития насильственного экстремизма на Кавказе. Помимо прочего, в исследовании указывается, что кавказцы лучше, чем жители Центральной Азии, понимают русскую культуру и обычаи, имеют здесь налаженные связи и определенные возможности. К тому же они, как утверждается в этой работе, поддерживают отношения с салафитскими джихадистскими движениями на Ближнем и Среднем Востоке и в Южной Азии [Understanding.., 2018, p. 64].
По данным группы экспертов Всемирного банка, исследовавших процесс радикализации молодежи в Таджикистане, часть трудовых мигрантов-таджиков, приезжающих на заработки в Россию, вербуется в экстремистские группировки. Рекрутирование нередко осуществляют радикально настроенные проповедники из Таджикистана, которые в свое время покинули Таджикистан, спасаясь от преследования таджикских правоохранительных органов [Strengthening.., 2020, p. 28]. Проводят вербовки и эмиссары из ИГИЛ, и члены местных спящих ячеек. Весьма эффективным оказался способ рекрутирования по Интернету.
Отсутствие глубоких знаний в области религии также делает граждан центральноазиатских государств восприимчивыми к пропаганде религиозной идеологии фундаменталистского типа. В западных районах Казахстана и в Киргизии получил распространение салафизм, в Ферганской долине - ваххабизм, деятельность «Хизб-ут Тахрир аль-Ислами» способствует радикализации верующих в Узбекистане и Таджикистане. Все это происходит на фоне падения влияния и авторитета лидеров и организаций традиционной религиозной ориентации.
Помимо прочего, следствием миграции становится ослабление института семьи. Эмигранты молодого возраста в странах назначения вообще лишены поддержки семьи, и даже те, кто занимает сравнительно неплохо оплачиваемые рабочие места, имеют ничтожные шансы на карьерный рост. Нередко мигрантов вовлекают в криминальные структуры. Разведенные и брошенные женщины, а также дети-сироты тоже бывают уязвимы для джиха-дистской пропаганды и вербовки. Кроме того, радикализация нередко происходит в тюрьмах. Содержащиеся в заключении джиха-дисты, получившие срок за тяжкие преступления экстремистского характера, часто оказываются вербовщиками в незаконные экстремистские группировки.
Афганский фактор
Географическая близость Афганистана к центральноазиат-ским странам постсоветского пространства, конечно, играет существенную роль в распространении экстремистской идеологии и
радикализации верующих. Исходящие с афганской территории потенциальные террористические угрозы (прежде всего - со стороны афганского крыла ИГИЛ) все больше беспокоят Астану и другие центральноазиатские столицы. Находящиеся «под прессом» талибов узбекские и таджикские боевики в целом больше симпатизируют ИГИЛ с его глобальными идеями всемирного халифата, чем узконациональному, чисто афганскому движению «Талибан», в повестку дня которого Центральная Азия не входит. Известно, что движение «Талибан» не рассматривает постсоветские центральноазиатские государства в качестве зоны своей экспансии; талибы позиционируют себя как национально-освободительное движение и не стремятся к созданию мирового халифата, что является основной целью ИГИЛ и «Аль-Каиды». Однако близость Афганистана облегчает трансграничное взаимодействие исламистских группировок.
Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов еще одно обстоятельство. Центральноазиатские государства постсоветского пространства - страны транзита афганских наркотиков. Связь между терроризмом и транспортировкой наркотиков очевидна. Афганистан производит 90% всего опиума в мире, приблизительно третья часть его перевозится по северному маршруту - через Таджикистан, Кыргызстан, Узбекистан, Туркменистан и Казахстан.
Террористическая группировка Исламское движение Узбекистана с конца 1990-х годов и в первое десятилетие этого века была самой влиятельной структурой, контролирующей транспортировку опиатов из Афганистана. Самые большие объемы опиатов были изъяты в Сурхандарьинской области Узбекистана на границе с провинцией Балх на севере Афганистана (протяженность этого участка границы - 137 км), однако основной транзитный коридор для афганских наркотиков - Таджикистан (протяженность границы с Афганистаном - 1300 км) [Omelicheva, Markowitz, 2019, р. 1030]. Многие террористические нападения происходили в местах проведения полицейских операций по изъятию наркотиков, что также указывает на связь между терроризмом и наркоторговлей в ЦА.
Контролирующим трафик структурам и оптовым продавцам достается четвертая часть прибыли от торговли наркотиками. Этот бизнес не связан с особым риском для небольших групп, которые могут складировать, транспортировать и продавать опиаты. Наркотики - удобный ресурс для террористических группировок, который можно использовать для закупки вооружения, обучения новобранцев, проведения пропагандистских кампаний. В деле контроля за наркотрафиком террористическим группировкам иногда приходится конкурировать с криминальными организациями, а иногда удается договориться с ними, например, предложив обеспечить отмывание денег за транспортировку или вооруженное сопровождение наркотранзита. Борьба с наркотрафиком отвлекает государственные средства от решения насущных проблем населения.
Усилия государств ЦА по борьбе с насильственным экстремизмом
Как государства ЦА могут противостоять радикализации некоторых своих граждан и в чем должна заключаться борьба с насильственным экстремизмом?
К первоочередным мерам по обеспечению национальной безопасности относится работа законодательных и правоохранительных органов по выявлению, задержанию и изоляции радикальных элементов. В некоторых странах ЦА широко применяется такая мера, как лишение гражданства за участие в террористической и экстремистской деятельности. В частности, в августе 2015 г. в Узбекистане был принят закон о лишении гражданства за «преступления против мира и безопасности», включая терроризм [Граждан Узбекистана.., 2015]. В июне 2016 г. в Киргизии был принят закон «О внесении изменений в некоторые законодательные акты Кыргызской Республики в сфере противодействия терроризму и экстремизму» [Вступил в силу.., 2016]. В Уголовном кодексе Таджикистана, принятом в 1998 г., ст. 401 посвящена наемничеству и наказанию за него [Закон Республики Таджикистан.., 1998]. В 2015 г. в Казахстане были принята поправка к ст. 162-1 Уголовного кодекса, согласно которой умышленное неправомерное участие
в вооруженных конфликтах на территории иностранного государства при отсутствии признаков наемничества наказывается лишением свободы на срок от трех до семи лет [Закон Республики Казахстан.., 2015]. В Узбекистане и Таджикистане введены биометрические паспорта. При этом в Узбекистане наряду с ужесточением законодательства проводится кампания по реинтеграции бывших боевиков и членов их семей в узбекское общество. В 2019 г. из Ирака и Сирии были репатриированы в Узбекистан 220 членов семей иностранных боевиков с целью их дальнейшей реинтеграции [Country reports.., 2019].
Большое беспокойство в государствах ЦА вызывает факт возвращения иностранных боевиков на родину. В связи с этим в Таджикистане и Узбекистане были приняты определенные меры. В 2015 г. в Таджикистане была объявлена амнистия для боевиков-репатриантов из Сирии и Ирака с последующим их освобождением от уголовной ответственности после дачи показаний в соответствующих органах. В Узбекистане закон также позволяет освободить от уголовной ответственности возвращающихся боевиков при условии добровольного информирования властей о прохождении террористической подготовки [Lain, 2016, p. 398].
При этом использование законодательства в отношении иностранных боевиков, несомненно, должно сопровождаться мерами гуманитарного характера. Например, необходимо привлекать к противодействию экстремистской идеологии духовных лидеров умеренных взглядов, лидеров национальных общин; проявлять более мягкое отношение к женщинам и несовершеннолетним, совершившим преступления экстремистского характера, не повлекшие за собой смерти людей; улучшать качество религиозного образования, акцентируя внимание на мирном характере традиционного ислама. По примеру европейских стран надо разрабатывать и применять на практике программы по реабилитации и интеграции бывших боевиков и членов их семей. Необходимо разрабатывать молодежную политику и принимать меры по снижению безработицы среди молодежи, открывая перед молодыми людьми новые жизненные перспективы. Нужно оказывать поддержку традиционному исламу, который способен противо-
стоять экстремистским исламистским течениям. Но главные свои усилия государства Центральной Азии должны направить на снижение социального неравенства и достижение социальной справедливости.
В настоящее время исследователи высказывают довольно противоречивые мнения по поводу исходящих из центральноази-атских стран постсоветского пространства угроз, связанных с радикализацией отдельных групп населения, появлением иностранных боевиков, их участием в боевых действиях в зонах конфликтов в составе террористических организаций и в терактах на территории Европы и США. В ЦА наиболее уязвимыми для радикализации оказались определенные группы населения - жители приграничных районов, национальные меньшинства, молодежь, мигранты, сироты и брошенные женщины. Автор придерживается мнения, что радикализация этих людей не является следствием возрождения интереса к исламу в центральноазиатских странах постсоветского пространства. Авторитарный характер управления среднеазиатскими государствами и бедность их населения также на являются причинами радикализации. Автор полагает, что основную роль в принятии решения об обращении к насильственному экстремизму и присоединении к джихаду играют главным образом не экономические, а религиозные и идеологические факторы. Росту экстремизма способствуют также географическая близость Центральной Азии к зоне афганского конфликта и транзит афганских наркотиков по территории центральноазиатских государств. Уровень радикализации отдельных групп населения ЦА сейчас не угрожает внутренней стабильности центральноазиат-ских государств, но опасность террористических проявлений в этом регионе по-прежнему существует.
Литература
Барановский В.Г., Наумкин В.В. «Мир веры» и «мир неверия» : экспансия и редукция религиозности / / Полис. - Москва, 2018. - № 6. - С. 831.
Вступил в силу Закон о лишении гражданства КР террористов и экстремистов // KaktusMedia. - Бишкек, 2016. - 04.08. - URL: https://web. archive.org/ web/20171112050010/http://kaktus.media/doc/342587_vstypil_v_ süy_zakon_o_Hshemi_grajdanstva_kr_terroristov_i_ekstremistov.htmI (дата обращения: 03.07.2021).
Глобальная контртеррористическая стратегия Организации Объединенных Наций : резолюция, принятая Генеральной Ассамблеей / ООН, Генеральная ассамблея. - Нью-Йорк, 2006. - 08.09. - 12 с. -(A/RES/60/288). - URL: https://undocs.org/pdf?symboI=ru/A/RES/60/288 (дата обращения: 03.07.2021).
Граждан Узбекистана будут лишать гражданства за терроризм / / РИА Новости. - Москва, 2015. - 11.08. - URL: https://ria.ru/20150811/ 1177890978.html (дата обращения: 03.07.2021).
Двадцать пятый доклад Группы по аналитической поддержке и наблюдению за санкциями, представленный во исполнение резолюции 2368 (2017) по ИГИЛ (ДАИШ), «Аль-Каиде» и связанным с ними лицам и организациям / ООН, Совет Безопасности. - Нью-Йорк, 2020. - 20.01. - С. 330. - (S/2020/53). - URL: https://undocs.org/pdf?symboI=ru/S/2020/53 (дата обращения: 03.07.2021).
Двадцать шестой доклад Группы по аналитической поддержке и наблюдению за санкциями, представленный во исполнение резолюции 2368 (2017) по ИГИЛ (ДАИШ), «Аль-Каиде» и связанным с ними лицам и организациям / ООН, Совет Безопасности. - Нью-Йорк, 2020. - 23.07. -С. 3-29. - (S/2020/717). - URL: https://undocs.org/pdf?symboI=ru/S/2 020/717 (дата обращения: 03.07.2021).
Закон Республики Казахстан о внесении изменений и дополнений в некоторые законодательные акты Республики Казахстан по вопросам деятельности органов внутренних дел. - Астана, 2015. - 29.10. - URL: https://onIine.zakon.kz/Document/?doc_id=31539059#pos=1;-16 (дата обращения: 03.07.2021).
Закон Республики Таджикистан о принятии Уголовного кодекса Республики Таджикистан. - Душанбе, 1998. - 21.05. - 141 с. - URL: https://www.wipo.int/edocs/Iexdocs/Iaws/ru/tj/tj023ru.pdf (дата обращения: 03.07.2021).
Одиннадцатый доклад Группы по аналитической поддержке и наблюдению за санкциями, представленный в соответствии с резолюцией 2501 (2019) по движению «Талибан» и связанным с ним лицам и организациям, представляющим угрозу миру, стабильности и безопасности в Афганистане / ООН, Совет Безопасности. - Нью-Йорк, 2020. - 27.05. - С. 3-32. -
(S/2020/415). - URL: https://undocs.org/pdf?symbol=ru/S/2020/415 (дата обращения: 03.07.2021).
ФСБ заявила об уничтожении готовивших теракт в Волгограде боевиков // Ведомости. - Москва, 2020. - 15.10. - URL: https://www.vedo mosti. ru/politics/news/2020/10/15/843371-fsb-zayavila-ob-unichtozhenii-gotovivshih-terakt-v-volgograde-boevikov (дата обращения: 03.07.2021).
Akchurina V., Lavorgna A. Islamist movements in the Fergana Valley : a new threat assessment approach // Global Crime. - Abingdon-on-Thames : Routledge, 2014. - Vol. 15, Issue 3/4. - P. 320-336.
Barrett R. Beyond the Caliphate : foreign fighters and the threat of returnees / Soufan center. - New York, 2018. - 40 p. - URL: https://radical.hypotheses.org/files/2018/ 01/Beyond-the-Caliphate-Foreign-Fighters-and-the-Threat-of-Returnees-TSC-Report-October-2017.pdf (date of access: 03.07.2021).
Country reports on terrorism 2019 : Uzbekistan / The United States Department of State. Bureau of Counterrorism. - Washington, 2019. - URL: https://www.state.gov/reports/country-reports-on-terrorism-2019/uzbekis tan/ (date of access: 03.07.2021).
Dodwell B., Milton D, Rassler D. The Caliphate's global workforce : an inside look at the Islamic State's foreign fighter paper trail / Combating Terrorism Center, US Military Academy. - West Point, NY, 2016. - 38 p.
Economic and social inclusion to prevent violent extremism / World Bank Middle East and North Africa Region. Mena Economic Monitor. - Washington, 2016. - 23 p. - URL: http://documents1.worldbank.org/curated/ en/409591474983005625/pdf/108525-REVISED-PUBLIC.pdf (date of access: 03.07.2021).
Gouda M., Marktanner M. Muslim youth unemployment and expat ji-hadism : bored to death? // Studies in Conflict and Terrorism. - Abingdon-on-Thames : Routledge, 2019. - Vol. 42, Issue 10. - P. 878-897.
Kubicek P. Islamist political orientations among Central Asian youth // Europe-Asia Studies. - Abingdon-on-Thames : Routledge, 2019. - Vol. 71, Issue 5. - P. 840-855.
Kyrgyzstan : state fragility and radicalization / International Crisis Group. - Brussels, 2016. - 03.10. - URL: https://www.crisisgroup.org/europe-central-asia/ central-asia/kyrgyzstan/kyrgyzstan-state-fragility-and-radicalisa tion (date of access: 03.07.2021).
Lain S. Strategies for countering terrorism and extremism in Central Asia / / Asian Affairs / Royal Society for Asian Affairs. - Abingdon-on-Thames : Routledge, 2016. - Vol. 47, Issue 3. - P. 386-405.
Lemon E. Is Tajikistan really jihad's next frontier? // Exeter Central Asian Studies Network. - Exeter, 2015. - 13.06. - URL: https://excas.net/ 2015/06/is-tajikistan-really-jihads-next-frontier/ (date of access: 03.07.2021).
Lemon E. Assessing the terrorist threat in and from Central Asia // Voices on Central Asia / George Washington University, Institute for European, Russian, and Eurasian Studies (IERES). - Washington, 2018 a. - 18.10. -URL: https://voicesoncentralasia.org/assessing-the-terrorist-threat-in-and-from-central-asia/ (date of access: 03.07.2021).
Lemon E. Talking up terrorism in Central Asia / / Kennan Cable / Wilson Center, Kennan Institute. - Washington, 2018 b. - N 38. - URL: https: //www.wilsoncenter.org/publication/kennan-cable-no-38-talking-terro rism-central-asia (date of access: 03.07.2021).
Lemon E. Discussing violence and terrorism in Tajikistan / interview by C. Putz ; European Congress of Tajik journalists and bloggers (EUCTJ). - Washington, 2019. - 04.12. - URL: https://euctj.org/en/discussing-violence-and-terrorism-in-tajikistan-an-interview-with-edward-lemon/ (date of access: 03.07.2021).
Matveeva A. Radicalisation and violent extremism in Kyrgyzstan // RUSI Journal / Royal United Services Institute for Defence and Security Studies. - London, 2018. - Vol. 163, Issue 1. - P. 30-46.
Matveeva A., Giustozzi A. The Central Asian militants : cannon fodder of global jihadism or revolutionary vanguard? // Small Wars and Insurgencies. -Abingdon-on-Thames : Routledge, 2018. - Vol. 29, Issue 2. - P. 189-206.
Montgomery D., Heathershaw J. Islam, secularism and danger : a reconsideration of the link between religiosity, radicalism and rebellion in Central Asia / / Religion, State and Society. - Abingdon-on-Thames : Routledge, 2016. -Vol. 44, Issue 3. - P. 192-218.
Omelicheva M.Y., Markowitz L. Does drug trafficking impact terrorism? Afghan opioids and terrorist violence in Central Asia / / Studies in Conflict and Terrorism. - Abingdon-on-Thames : Routledge, 2019. - Vol. 42, Issue 12. -P. 1021-1043.
Pantucci R. A view from the CT foxhole : Gilles de Kerchove, European Union (EU) Counter-Terrorism Coordinator // CTC Sentinel / Combating Terrorism Center, US Military Academy. - West Point, NY, 2020. - Vol. 13, Issue 8. -P. 8-17. - URL: https://ctc.usma.edu/wp-content/uploads/2020/ 08/CTC-SENTINEL-082020.pdf (date of access: 03.07.2021).
Strengthening youth resilience to radicalization : evidence from Tajikistan / World Bank Group. - Washington, 2020. - 74 p. - URL: http://documents1.worldbank.org/curated/en/327951586870202514/pdf/St
rengthening-Youth-Resilience-to-Radicalization-Evidence-from-Tajikistan.pdf (date of access: 03.07.2021).
Understanding the factors contributing to radicalisation among Central Asian labour migrants in Russia / Elshimi M.S., Pantucci R., Lain S., Salman N.L. ; Royal United Service Institute for Defence and Security Studies. -London, 2018. - 76 p. - URL: https://www.sfcg.org/wp-content/uploads/ 2018/04/ RUSI-report_Central-Asia-Radicalisation_ENG_24042018. pdf (date of access: 03.07.2021).
DOI: 10.31249/ape/2021.04.08
Novikova O.N.1, 2021 Current security concerns of Europe: radicalization in Central Asia
Abstract. The purpose of the paper is to track processes of radicaliza-tion in Central Asia (CA) leading to acts of terrorism in Europe and to show the Western approach to the multiple drivers for violent extremism in СА. The revival of Islam throughout the region was a natural factor, as it filled the ideological vacuum formed after the collapse of the communist ideology, and the radicalization of Muslims could not be a consequence of these processes. Western scholars are viewing the efforts of the CA governments to counter radicalization and violent extremism through the lens of the «Western values» framing them in human-rights terms. The authoritarian states of Central Asia do monitor the activities of all religious groups and individuals but the author is sure that such religious restrictions cannot lead to violent extremism in Central Asia. The conflict is not between Islam and secularism, the real dispute unfolds within Islam: the traditional faith opposes radical brands of Islam. The governments of Central Asian states are not opposed to Islam per se, but rather to radical, politicized Islam, which serves as a framework for political opposition. Hundreds of Central Asian citizens travelled to the Middle East to support Al-Qaeda and Islamic State. The populations most at risk of radicalization are residents of the border regions of the CA states, ethnic minorities, youth, migrants, divorced women and orphans. Geographic proximity of the region to Afghanistan also matters. Now the exodus to wage jihad in the Middle East or
1 Novikova Olga Nikolaevna - Ph.D. in History, Head of the Department of Europe and America INION RAS ([email protected]). 212
in Afghanistan is not an immediate threat, but it should be borne in mind that the surviving IS fighters are returning to Europe, Central Asia and Russia.
Keywords: Central Asia, Islam, radicalization, violent extremism, ethnic minorities, youth, migrants.
References
Akchurina V., Lavorgna A. (2014). Islamist movements in the Fergana Valley : a new threat assessment approach // Global Crime. - Abingdon-on-Thames : Routledge. - Vol. 15, Issue 3/4. - P. 320-336.
Baranovsky V.G., Naumkin V.V. (2018). «The world of faith» and «the world of faithlessness» : expansion and reduction of religiosity [«Mir very» i «mir neveriya» : ekspansiya i reduktsiya religioznosti] / / Polis. - Moscow. - N 6. -P. 8-31.
Barrett R. (2018). Beyond the Caliphate : foreign fighters and the threat of returnees / Soufan center. - New York. - 40 p. - URL: https: // radical.hypotheses.org/files/2018/01/Beyond-the-Caliphate-Foreign-Fighters-and-the-Threat-of-Returnees-TSC-Report-0ctober-2017.pdf (date of access: 03.07.2021).
Citizens of Uzbekistan will be deprived of their citizenship for terrorism [Grazhdan Uzbekistana budut lishat' grazhdanstva za terrorizm]. (2015) // RIA Novosti. - Moscow. - 11.08. - URL: https://ria.ru/201508u/1177890978.html (date of access: 03.07.2021).
Country reports on terrorism 2019 : Uzbekistan. (2019) / The United States Department of State ; Bureau of Counterrorism. - Washington. - URL: https://www.state.gov/ reports/country-reports-on-terrorism-2019/uzbekistan/ (date of access: 03.07.2021).
Dodwell B., Milton D, Rassler D. (2016). The Caliphate's global workforce : an inside look at the Islamic State's foreign fighter paper trail / Combating Terrorism Center ; US Military Academy. - West Point, NY. - 38 p.
Economic and social inclusion to prevent violent extremism. (2016) / World Bank Middle East and North Africa Region ; Mena Economic Monitor. -Washington. - 23 p. - URL: http://documents1.worldbank.org/curated/en/ 409591474983005625/pdf/108525-REVISED-PUBLIC.pdf (date of access: 03.07.2021).
Eleventh report of the Analytical Support and Sanctions Monitoring Team submitted pursuant to resolution 2501 (2019) concerning the Taliban and associated individuals and entities that pose a threat to peace, stability and security of Afghanistan [Odinnadtsatyi doklad Gruppy po analiticheskoi podderzhke i nablyudeniyu za sanktsiyami, predstavlennyi v sootvetstvii s rezolyutsiei 2501 (2019) po dvizheniyu «Taliban» i svyazannym s nim litsam i organizatsiyam, predstav-
lyayushchim ugrozu miru, stabil'nosti i bezopasnosti v Afganistans]. (2020) / UN, Security Council. - New York. - 27.05. - P. 3-32. - (S/2020/415). - URL: https://www.undocs.org/pdf?symbol=ru/S/2020/415 (date of access: 03.07.2021).
Gouda M., Marktanner M. (2019). Muslim youth unemployment and expat jihadism : bored to death? // Studies in Conflict and Terrorism. - Abing-don-on-Thames : Routledge. - Vol. 42, Issue 10. - P. 878-897.
Kubicek P. (2019). Islamist political orientations among Central Asian youth // Europe-Asia Studies. - Abingdon-on-Thames : Routledge. - Vol. 71, Issue 5. - P. 840-855.
Kyrgyzstan : state fragility and radicalization. (2016) / International Crisis Group. - Brussels. - 03.10. - URL: https://www.crisisgroup.org/europe-central-asia/central-asia/kyrgyzstan/ kyrgyzstan-state-fragility-and-radicalisa tion (date of access: 03.07.2021).
Lain S. (2016). Strategies for countering terrorism and extremism in Central Asia / / Asian Affairs / Royal Society for Asian Affairs. - Abingdon-on-Thames : Routledge. - Vol. 47, Issue 3. - P. 386-405.
Lemon E. (2015). Is Tajikistan really jihad's next frontier? / / Exeter Central Asian Studies Network. - Exeter. - 13.06. - URL: https://excas.net/ 2015/06/ is-tajikistan-really-jihads-next-frontier/ (date of access: 03.07.2021).
Lemon E. (2018 a). Assessing the terrorist threat in and from Central Asia // Voices on Central Asia / George Washington University ; Institute for European, Russian, and Eurasian Studies (IERES). - Washington. - 18.10. -URL: https: //voicesoncentralasia.org/assessing-the-terrorist-threat-in-and-from-central-asia/ (date of access: 03.07.2021).
Lemon E. (2018 b). Talking up terrorism in Central Asia / / Kennan Cable / Wilson Center ; Kennan Institute. - Washington. - N 38. - URL: https://www.wilsoncenter.org/publication/kennan-cable-no-38-talking-terro rism-central-asia (date of access: 03.07.2021).
Lemon E. (2019). Discussing violence and terrorism in Tajikistan / interview by C. Putz ; European Congress of Tajik journalists and bloggers (EUCTJ). -Washington. - 04.12. - URL: https://euctj.org/en/discussing-violence-and-terrorism-in-tajikistan-an-interview-with-edward-lemon/ (date of access: 03.07.2021).
Matveeva A. (2018). Radicalisation and violent extremism in Kyrgyzstan / / RUSI Journal / Royal United Services Institute for Defence and Security Studies. - London. - Vol. 163, Issue 1. - P. 30-46.
Matveeva A., Giustozzi A. (2018). The Central Asian militants : cannon fodder of global jihadism or revolutionary vanguard? / / Small Wars and Insurgencies. - Abingdon-on-Thames : Routledge. - Vol. 29, Issue 2. - P. 189-206.
Montgomery D., Heathershaw J. (2016). Islam, secularism and danger : a reconsideration of the link between religiosity, radicalism and rebellion in Central Asia // Religion, State and Society. - Abingdon-on-Thames : Routledge. -Vol. 44, Issue 3. - P. 192-218.
Omelicheva M.Y., Markowitz L. (2019). Does drug trafficking impact terrorism? Afghan opioids and terrorist violence in Central Asia // Studies in Conflict and Terrorism. - Abingdon-on-Thames : Routledge. - Vol. 42, Issue 12. -P. 1021-1043.
Pantucci R. (2020). A view from the CT foxhole : Gilles de Kerchove, European Union (EU) Counter-Terrorism Coordinator // CTC Sentinel / Combating Terrorism Center ; US Military Academy. - West Point, NY. - Vol. 13, Issue 8. - P. 8-17. - URL: https://ctc.usma.edu/wp-content/uploads/ 2020/08/CTC-SENTINEL-082020.pdf (date of access: 03.07.2021).
Strengthening youth resilience to radicalization : evidence from Tajikistan. (2020) / World Bank Group. - Washington. - 74 p. - URL: http://documents1.worldbank.org/curated/en/327951586870202514/pdf/St rengthening-Youth-Resilience-to-Radicalization-Evidence-from-Tajikistan.pdf (date of access: 03.07.2021).
The FSB announced the destruction of the militants preparing the terrorist attack in Volgograd [FSB zayavila ob unichtozhenii gotovivshikh terakt v Vol-gograde boevikov]. (2020) / / Vedomosti. - Moscow. - 15.10. - URL: https://www.vedomosti.ru/ politics/news/2020/10/15/843371-fsb-zayavila-ob-unichtozhenii-gotovivshih-terakt-v-volgograde-boevikov (date of access: 03.07.2021).
The law of the Republic of Kazakhstan on amendments and additions to certain legislative acts of the Republic of Kazakhstan on the activities of internal affairs bodies [Zakon Respubliki Kazakhstan o vnesenii izmenenii i dopolnenii v nekotorye zakonodatel'nye akty Respubliki Kazakhstan po voprosam deyatel'nosti or-ganov vnutrennikh del]. (2015). - Astana. - 29.10. - URL: https://online.zakon. kz/Document/?doc_id=31539059#pos=1;-16 (date of access: 03.07.2021).
The law of the Republic of Tajikistan on the adoption of the Criminal Code of the Republic of Tajikistan [Zakon Respubliki Tadzhikistan o prinyatii Ugolovnogo kodeksa Respubliki Tadzhikistan]. (1998). - Dushanbe. - 05.21. - 141 p. -URL: https://www.wipo.int/edocs/lexdocs/laws/ru/tj/tj023ru.pdf (date of access: 03.07.2021).
The law on deprivation of the citizenship of the Kyrgyz Republic of terrorists and extremists entered into force [Vstupil v silu Zakon o lishenii gra-zhdanstva KR terroristov i ekstremistov]. (2016) // KaktusMedia. - Bishkek. -04.08. - URL:
https: / / web.archive.org/ web/20171112050010/http://kaktus.media/
doc/342587_vstypil_v_sily_zakon_o_lishenii_graj danstva_kr_terroristov_i_ekst remistov.html (date of access: 03.07.2021).
Twenty-fifth report of the Analytical Support and Sanctions Monitoring Team, submitted pursuant to resolution 2368 (2017) concerning ISIL (Da'esh), Al-Qaida and associated individuals and entities [Dvadtsat' pyatyi doklad Gruppy po analiticheskoi podderzhke i nablyudeniyu za sanktsiyami, predstavlennyi vo ispolnenie rezolyutsii 2368 (2017) po IGIL (DAISh), «Al'-Kaide» i svyazannym s nimi litsam i organizatsiyam]. (2020) / UN, Security Council. - New York. - 20.01. -P. 3-30. - (S/2020/53). - URL: https://undocs.org/pdf?symbol=en/S/2020/53 (date of access: 03.07.2021).
Twenty-sixth report of the Analytical Support and Sanctions Monitoring Team, submitted pursuant to resolution 2368 (2017) concerning ISIL (Da'esh), Al-Qaida and associated individuals and entities [Dvadtsat' shestoi doklad Grup-py po analiticheskoi podderzhke i nablyudeniyu za sanktsiyami, predstavlennyi vo ispolnenie rezolyutsii 2368 (2017) po IGIL (DAISh), «Al'-Kaide» i svyazannym s nimi litsam i organizatsiyam]. (2020) / UN, Security Council. - New York. - 23.07. -P. 3-29. - (S/2020/717). - URL: https://undocs.org/ru/S/2020/717 (date of access: 03.07.2021).
Understanding the factors contributing to radicalisation among Central Asian labour migrants in Russia. (2018) / Elshimi M.S., Pantucci R., Lain S., Salman N.L. ; Royal United Service Institute for Defence and Security Studies. -London. - 76 p. - URL: https://www.sfcg.org/wp-content/uploads/2018/04/ RUSI-report_Central-Asia-Radicalisation_ENG_24042018.pdf (date of access: 03.07.2021).
United Nations Global Counter-Terrorism Strategy [Global'naya kontrter-roristicheskaya strategiya Organizatsii Ob"edinennykh Natsii]. (2006) / UN ; General Assembly. - New York. - 08.09. - 12 p. - (A/RES/60/288). - URL: https://undocs.org/ru/A/RES/60/288 (date of access: 03.07.2021).
