CC BY
129
УДК 330.1
Чекмарев Василий Владимирович
доктор экономических наук, профессор Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова
tcheckmar@ksu.edu.ru
В ПОИСКАХ НОВОЙ ТЕОРИИ ДЛЯ ИЗМЕНЯЮЩЕГОСЯ МИРА
В статье постулируется задача создания общей экономической теории, объектом и предметом которой является экономическое пространство. Развиваются и интерпретируются взгляды исследователей и, прежде всего, Ж.-Ф. Тиссе и П. А. Минакира, на пространственную экономику.
Ключевые слова: экономическое пространство, общая экономическая теория, теоретическая экономика, фундаментальная наука.
Понятие «экономическая теория» стало расхожим. Вряд ли кого-либо в вузовском сообществе оно шокирует. От ректора до студента этим понятием пользуются. А есть ли она - экономическая теория? Существует ли экономическая теория как фундаментальная наука? Не следует ли ту учебную дисциплину, которая в ФГОС называется «экономическая теория», переименовать в теоретическую экономику? Не простые вопросы. Но они есть. Что ж, давайте порассуждаем в поисках возможных ответов.
Выдающийся ученый Я.Б. Зельдович неоднократно отмечал, что в решении максимального удовлетворения материальных и духовных потребностей человека большую роль призвана сыграть наука. Известен тезис о том, что наука стала производительной силой. Характеризуя экономику той или иной страны или области, говорят о наукоемких производствах, т.е. о таких, в которых производство и конкурентоспособность прямо связаны с уровнем науки. К наукоемким производствам относятся, например, производство микроэлектронных схем и их применение в вычислительной и информационной технике или производство фармацевтических препаратов с использованием генной инженерии. Список этот можно было бы неограниченно продолжать.
Развитые страны тратят на науку несколько процентов валового национального продукта. Этот факт подтверждает значение науки в современном производстве.
Наряду с практическими целями наука ставит и такие фундаментальные задачи, как выяснение структуры микромира и исследование Вселенной, понимание жизни и ее происхождение. Создаются ускорители элементарных частиц - технически сложные и весьма совершенные установки, занимающие много квадратных километров, стоимостью в несколько миллиардов долларов. Строятся гигантские телескопы. Развивается радиоастрономия. Астрономические приборы выносятся за атмосферу в космос. Теоретические группы, состоящие из чрезвычайно способных людей, с огромным напряжением работают над развитием фундаментальной теории. Общая закономерность исследований в том, что во многих областях науки
имеется более или менее отчетливое разделение проводимых работ на два типа. Первый - работы с заранее запланированной практической целью -так называемая «прикладная наука». Второй - работы, ставящие целью познание, создание картины микро- и макромира, без заранее определенных практических задач. Нисколько не умаляя значение работ первого («прикладного») типа, назовем работы второго типа фундаментальной наукой.
Термин этот не очень хорош. Если понимать под словом «фундаментальный» основательность, незыблемость, прочность, то терминологию нужно было бы менять. Решая практические задачи, мы пользуемся незыблемыми и твердо установленными законами. И, наоборот: при исследовании нерешенных вопросов микромира и Вселенной в наибольшей степени приходится пользоваться смелыми гипотезами. Часть из них ученые вынуждены отбрасывать под влиянием новых данных опыта или вследствие внутренних противоречий, выявляющихся в ходе развития идей. «Фундаментальность» задач сочетается со смелостью вариантов теории.
Все же за отсутствием лучшего общепринятого термина будем говорить о «фундаментальной» науке. Какова ее социальная роль? Почему общество идет даже на большие затраты для развития фундаментальной науки? Начну с аргументов скептиков, с которыми не согласен. Крупный советский ученый, ныне покойный, когда-то говорил: «Наука есть способ удовлетворения личного любопытства за государственный счет». Не будем называть имени, замечу только, что скептицизм скорее помешал, а не помог научной деятельности автора хлесткого, но по существу неверного афоризма.
Обратимся, вслед за Я.Зельдовичем, к концепции, которую можно коротко выразить так: «Всякая хорошая фундаментальная наука приносит практические результаты», но отнесемся к этому тезису не предвзято. Не будем опираться на авторитеты, не будем ссылаться на исторический опыт. Его сила в том, что это опыт, его слабость в том, что он исторический, т. е. относится к прошлому, к той ситуации, которая была в науке в прошлом, к настоящему времени уже изменилась. Сейчас мы знаем не только больше отдельных научных фак-
тов, мы гораздо глубже понимаем внутренние соотношения между различными областями науки. Главное достижение можно назвать принципом соответствия. Это очень широкое обобщение конкретного «принципа соответствия», которым Бор пользовался при разработке теории атома. Кратко принцип характеризуется следующим образом: существуют теории, в своей области установленные навсегда; новые теории обязаны соответствовать этим уже установленным теориям, развивая и изменяя их только в новой области применимости.
Приведу только два общеизвестных примера.
1. Ньютоновская классическая механика установлена навечно для малых скоростей больших тел.
2. Наука проникает в глубину протона и нейтрона, кирпичиков, из которых построены ядра. Оказалось, что они, в свою очередь, состоят из так называемых кварков - частиц с дробным зарядом, которые принципиально невозможно извлечь из ядра. Однако общая схема атома, состоящего из ядра и электронов, не изменилась, она останется навечно. Новая ступень в познании физики ядра не изменит химии и атомной физики и не обещает новых источников энергии!
Вывод, следующий из этих примеров и обобщающего принципа соответствия, таков: появилось знание общих законов развития науки. Это знание не позволяет нам давать неопределенные обещания. Наряду с примерами плодотворного практического применения достижений фундаментальной науки (авиация, электроника, радио и телевидение, атомная энергетика, информатика) можно привести и противоположный пример.
Общая теория относительности, т.е. созданная в 1916 г. Эйнштейном геометрическая теория тяготения, несомненно, является замечательным идейным достижением. Эта теория необычно продвинула наши представления о силах природы, полностью разъяснила сущность одной из этих сил - тяготения, сведя ее к геометрии. Общая теория относительности становится в конце нашего века образцом для дальнейшего развития фундаментальной физики. С этой теорией связан огромный прогресс в астрономии, и в частности в космологии -в науке о Вселенной как целом. Вместе с тем общая теория относительности не имеет практических (энергетических, или информационных, или медицинских) применений. Значит, нельзя (да и не нужно) говорить, что всякая хорошая теория обязательно дает практические плоды.
Все отмеченное выше можно считать кратким предисловием к тому третьему взгляду на фундаментальную науку, который является главным тезисом данной статьи.
Фундаментальная наука нужна и потому, что она удовлетворяет духовные потребности человека. Духовные потребности не сводятся к восприятию искусства, музыки, красоты природы. Знание и по-
нимание устройства природы также являются важнейшей потребностью человека. Особенно хочу подчеркнуть, что это потребность большинства людей, а отнюдь не только ученых. Здесь уместно сравнение со слушателями музыки (их очень много) и композиторами. Восприятие красоты науки надо воспитывать. Может быть, специалисты (не исключаю себя) виновны в том, что недостаточно пропагандируют понимание сущности науки. Средняя школа могла бы в большей степени давать учащимся самые общие представления о задачах и методах науки, даже за счет конкретных деталей, нужных специалистам.
В пятидесятых годах ХХ века драматические применения ядерной физики (именно применения!) сильно увеличили престиж этой науки. Увеличился конкурс при поступлении на физические факультеты. Возросли ассигнования на ускорители в связи с их увеличением. Большие ускорители стали предметом престижа государства, как в средние века престижным было строительство гигантских соборов. Здесь есть вызов, намек на сходство между функцией фундаментальной науки и функцией религии. В определенные исторические периоды религия играла прогрессивную роль, сплачивала нации, упорядочивала жизнь общества. В настоящее время роль религии падает. Я атеист, не верю в Бога, и надеюсь, что рационалистическое мировоззрение станет всеобщим. Вместе с тем существование религии есть объективный исторический факт. Социально-психологический вывод, который следует из этого факта, как раз и подтверждает главный тезис моей статьи: человек объективно имеет глубоко заложенные в его сознании духовные потребности. Будет только хорошо, если интерес к науке займет то место в духовной жизни человека, которое еще недавно занимала религия. Но подчеркну и различие между наукой и религией. Религия не одна, есть много разных религий, рожденных разными общественными и историческими (или доисторическими) условиями. Борьба различных религий между собой принимала самые уродливые, жестокие и кровавые формы. Во имя Бога инаковеру-ющих сжигали, казнили, изгоняли (достаточно обратиться к любой брошюре по истории религии).
Наука отличается от религии тем, что она исследует объективно существующие закономерности природы. Наука едина, выводы ее, проверенные опытом, одинаковы, в какой бы стране ни проводились опыты, каким бы ни был цвет кожи экспериментатора. Этот очевидный факт связывает между собой ученых всего мира. При правильной постановке пропаганды научных знаний международный характер фундаментальной науки вызывает взаимное уважение народов разных стран. Невозможно переоценить значение этого фактора в настоящее время опасного нарастания напряженности в мире. В ходе международного соревнования
в технологии и в прикладной науке возможно искусственное ограничение новой информации для того, чтобы ею не воспользовались конкуренты. В фундаментальной науке задержка информации о новых результатах и запечатанные конверты с надписью «Вскрыть через 10 или 20 лет» давным-давно ушли в прошлое. Современный ученый спешит опубликовать свои результаты или даже гипотезы и догадки. Наряду с журналами появляются препринты, издаваемые за 2-3 недели. Необычайно возросла роль личного общения на конференциях и симпозиумах. Фундаментальная наука играет все большую благодетельную роль в укреплении международных связей, не подверженных местным и временным колебаниям.
Древние греки высоко ценили науку, но свысока смотрели на ее приложения. В настоящее время прикладная наука завоевала такое положение в обществе, когда она не нуждается в защите. Но не будем забывать фундаментальную науку. Не будем забывать роль фундаментальной науки в рождении науки прикладной, но сохраним уважение и восхищение самой фундаментальной наукой. Она является замечательным творением человеческого разума и, в свою очередь, совершенствует разум и душу человека.
А что же можно сказать об экономике как науке? Существует ли фундаментальная экономическая наука? Если да, то как ее величать - экономическая теория? теоретическая экономика?
Мой ответ: фундаментальную экономическую теорию следует называть общей экономической теорией. Ныне существует достаточно большое количество различных (дополняющих и/или противоречащих друг другу) экономических теорий. На мой взгляд, они не составляют единого целого. Можно, конечно, утверждать, что наука экономическая еще не «выкристаллизировалась». Но скорее дело в том, что не появилось парадигмально выделенного объекта науки. Смею утверждать, что таковым является экономическое пространство.
В работе «Забвение пространства в экономической мысли» Ж.-Ф. Тиссэ отмечает, что «если попытаться мысленно представить себе ту роль, которую пространство могло бы сыграть в экономической науке, то прежде нужно поставить перед собой два вопроса. Во-первых, желательно знать, способно ли включение пространства поставить под сомнение некоторые модели и фундаментальные результаты в экономической теории, и если да, то в какой мере. Во-вторых, надо спросить себя о природе новых проблем, которые такое включение может поднять» [23, с. 88-104].
Внимание некоторых теоретиков привлек только первый вопрос. Общая же позиция заключается в том, что роль пространства в экономической теории в целом ничтожна и не заслуживает внимания. При изучении основных учебников по экономичес-
кой науке создается впечатление, что экономические процессы развиваются в одной точке, буквально на «булавочной головке». Ни земля, ни расстояние там не упоминаются. Пространство и его главные компоненты, таким образом, просто-напросто игнорируются подавляющим большинством эконо-мистов-неоклассиков.
С недавнего времени интерес экономистов к вопросу пространства явно оживился [2; 3; 5; 8; 10-21; 24-30; 32]. Категория «пространство», которой долгое время пренебрегали, кажется, вновь оказалась в чести благодаря экономической действительности. Исследования международной экономики должны были неизбежно вновь открыть пространство как индикатор соответствия международной торговли реальной действительности. Но экономическая действительность не объясняет всего. Если она и помогает что-либо объяснить, то недостаточно. Рассматривая природу методологических баталий, в которых столкнулись экономисты-неоклассики, с интересом нужно рассматривать, что пространство было полноценной категорией в размышлениях экономистов различных школ до классического периода. Напротив, классическая политэкономия сосредоточенная на тех основных факторах, которые предположены ею самой, отодвигает особенные факторы, ошибочно ассоциирующиеся с пространством, в область, дорогую только историкам и географам той эпохи. Данное правило все-таки допускает одно исключение относительно такого фактора, как эффект масштаба (в теории международной торговли), и мы попытаемся понять причины этого.
Закономерно спросить, почему пространство отсутствует в экономической теории, в то время как оно было и остается фундаментальным понятием естественных наук (sciences physiques)? Иными словами, в чем специфика экономики, которая объясняет такой недостаток, так как подобное сложно было бы просто списать на упорное коллективное ослепление. Тем более удивительно, как такое упущение не привлекло внимания эпистемологов и историков экономики, нескупых на углубленные исследования (исключения существуют, но они редки). Таким образом, у целой профессиональной группы в современной экономической мысли выпали из рассмотрения факторы, имеющие отношение к пространству. К этому вопросу можно добавить еще два. Вначале - обсудить различные проявления пространства в экономических исследованиях после Второй мировой войны и периоды его исчезновения (относительного). Затем - рассмотреть пространственный фактор с точки зрения географии исследований. Этот фактор был отмечен больше в одних странах, чем в других, поэтому было бы естественно задуматься о причинах этого.
Можно утверждать, что среди ученых-региона-листов поддерживается общая точка зрения, выс-
казанная Мартином Бекманном: «Расстояние - это фундаментальная концепция, отличительный элемент нашей науки» [38, р. 16].
Если принимать этот постулат, то затраты, порожденные расстоянием, должны были бы быть в центре экономической теории. Значительное сокращение транспортных затрат не означает, что фирмы и домохозяйства исключили их из своих экономических расчетов, даже при том, что расстояние не оказывает прежнего влияния на решения рыночных агентов. Действительно, если близость месторождений сырья или энергии мало учитывается в наши дни, это не означает, что фирмы и домохозяйства свободны в своем выборе местоположения или проживания. Постепенный уход на второй план традиционных факторов размещения освободил место для новых факторов размещения, среди которых информация и доступ к специализированным услугам играют большую роль. В обоих случаях расстояние воздействует более тонко и влияет на решения о размещении иначе, чем это делали традиционные факторы. Таким образом, было бы неправильно оправдывать отказ от пространства только снижением, пусть и очень существенным, транспортных затрат.
Кроме того, если затраты на перевозку товаров снизились значительно, то затраты, связанные с внутригородскими передвижениями (commuting costs), остаются важными для домохозяйств вследствие одновременного увеличения транспортных заторов и ценности времени для потребителей. Разница в стоимости квартир, зависящая от близости к центру города, рабочим местам и/или коммунальной инфраструктуре, свидетельствует о значимости этих затрат для домохозяйств. Наконец, даже если общие расходы, связанные с расстоянием, действительно снизились, вариации в расходах от места к месту остаются значительными, что объясняется существенной разницей в земельной ренте, делая окончательно недействительным такое обоснование.
Представлю также второе объяснение, неявно разделяемое многими экономистами, которое заключается в том, что некоторые основные экономические вопросы не нуждаются в пространственном измерении, чтобы быть соответствующим образом изученными. Транспортные затраты являются только одним видом затрат среди прочих и не дают ничего особенного с точки зрения анализа. Если это объяснение и более убедительно, чем предыдущее, то, как мы увидим дальше, пространство между тем заставляет поставить под сомнение некоторые фундаментальные постулаты экономической теории. Все-таки такая постановка вопроса не нова, а мы до сих пор не знаем, почему экономическая теория осталась главным образом «точечной» наукой.
Третье объяснение, к тому же очень оригинальное, нам предоставлено Джэйн Джэйкобс в ее кни-
ге «Cities and the Wealth of Nations»: «Смит ставил под вопрос и отклонял многочисленные идеи, принятые до него, и всякий раз, как он давал оценку тому или иному понятию, опровергая его, принимая или развивая, он всегда заботился о том, чтобы объяснить свои наблюдения и выводы. Но он не поставил под вопрос те собственные идеи, к которым он пришел. Таким образом, он воспроизвел меркантилистскую тавтологию, делавшую страны основными единицами, позволяющими понять структуру экономической жизни» (цит. по: [6, с. 38]). А далее она развивает свой аргумент более подробно: «Страны, как и блоки стран, являются политическими и военными единицами. Из этого не следует, что они могут быть фундаментальными и доминирующими единицами экономической деятельности или что они могут нам как-то особенно помочь в исследовании тайн экономической структуры и нахождении причин достижения и снижения богатства. Тот факт, что государства и блоки стран не сумели подчинить экономическую деятельность своему желанию, позволяет скорее полагать, что эти единицы в основном являются неподходящими» (цит. по: [6, c. 39])
Иначе говоря, постепенное возникновение концепции нации в конце XVIII в., что было одной из сильных черт мышления той эпохи, привело основателей классической экономической теории к пониманию наций как гомогенных единиц. Единственное пространственное измерение, которое еще привлекает внимание, - это национальная граница. Так, у иккардо теория международной торговли основывается на двойном постулате о совершенной иммобильности факторов между нациями и их совершенной мобильности внутри каждой из них, корреспондируясь, таким образом, с доводами Джэйкобса.
Это объяснение довольно соблазнительно, и его можно дополнить следующими замечаниями. Во-первых, внутренние рынки были более интегрированными в Англии, чем на континенте, что естественно должно было привести к недооценке роли транспорта. Во-вторых, морская торговля, фундаментальная для английской экономики, интегрированной в колониальную империю, разбросанную по нескольким континентам, была дорогостоящей. Думается, именно ввиду этого английские экономисты были вынуждены излагать теорию международной торговли без транспортных затрат и сводить страны к точкам. Так как современная экономическая мысль главным образом англо-саксонского происхождения, этот подход должен был в конечном счете стать основным.
Теория международной торговли действительно составляет особую область экономической теории, где пространство было бы обязано занимать важное место. Эта точка зрения продолжает разделяться главными теоретиками в области экономи-
ки. Вслед за Алле и Дэбрё (Дебре) можно настаивать на том факте, что некое благо в одном месте и то же благо в другом являются различными экономическими объектами, и подробное описание имеющихся мест является существенным.
Иными словами, Дэбрё допускает, что известный закон единой цены не имеет больше смысла, как только принято во внимание пространство: одно и то же благо, доступное в двух различных местах, может быть предложено по различным ценам. Однако, коротко рассуждая о возможных приложениях своей теории, Дэбрё обходится только обменными валютными курсами между нациями, когда он упоминает пространство. Решения о размещении в чистом виде не привлекают его внимания, так как они скрыто содержатся в детальном описании программ производства или потребления рыночных агентов. Этот вывод подтверждается тем, что слово «размещение» ни разу не появляется в его работах. Все это дает основание думать, что Дэбрё считает нации фундаментальными пространственными единицами, которые являются однородными. Если коротко, современная экономическая теория, когда она упоминает пространство, как представляется, делает это только в контексте международной торговли, отбрасывая при этом основные пространственные характеристики и рассматривая только оснащенность факторами производства. Однако нация, даже если она на деле является реальной сильной политической единицей, не может быть надлежащей экономической концепцией, так как она скрывает в себе непохожие друг на друга локальные экономические процессы.
Классическая политэкономия оказывается главным образом гипотетически-дедуктивной и концентрируется на тех основных факторах, которые были предположены ею самой. Она относит особенные факторы, связанные с пространством, к области специальных исследований. Действительно, рассуждения классических экономистов о пространственной организации экономики являются достаточно примитивными. Лепелил хорошо резюмирует эту идею: «Пространство представляется на манер матрешки: “раскладывание” на уровни не выявляет никаких различий, напротив, обнаруживается одинаковое воспроизведение одних и тех же принципов функционирования» [74].
Кажется, что только сейчас мы достигли значительного прогресса в объяснении рассматриваемой проблемы, выявив редукционизм классической экономики. Речь идет о промежуточном этапе, предвосхитившем этап формализации, который следовал за этой тенденцией и еще более усиливал ее. Однако мы догадываемся, что еще не располагаем полностью удовлетворительным объяснением квазипостоянства «точечной» модели в экономической теории.
Новое объяснение, обозначенное Кругма-ном [70] и Тиссэ [94], заключается в ограничениях
в моделировании. Чтобы понять всю суть, сначала нужно обсудить существенные характеристики пространства. Они могут быть сосредоточены в трех основных категориях: внешние эффекты, несовершенная конкуренция и растущая отдача от масштаба. Как мы далее увидим, интегрирование соответствующих понятий в экономической теории не было успешным в различные эпохи.
Когда мы упоминаем пространство, внешние эффекты неизбежны, так как необходимо учитывать экономические эффекты локализации и урбанизации, объясняющие преимущества, связанные с перегруппировкой экономических процессов в пространстве. Все, что могли нам показать исследователи - такие внешние эффекты фактически являются «черными ящиками», которые скрывают механизмы распределения труда, ведущие к росту отдачи от масштаба на агрегированном уровне. В результате они не могут считаться экономической категорией в узком смысле, даже если они остаются полезными в области эмпирики. Вместо аутентичных внешних эффектов используются такие, как эффект соседства, который позволяет делить города на относительно гомогенные части, транспортные заторы или загрязнение среды, спровоцированное производством энергии и транспортными средствами в городских агломерациях. Работы, осуществленные в течение 1970-х гг., позволили уточнить роль и воздействие внешних эффектов в конкурентной модели. В той мере, в какой модели городской экономики предполагают конкурентную среду, такие внешние эффекты были изучены достаточно хорошо, как это показывают, например, работы Канэмото [66] и Фудзиты [52].
Дело осложняется, когда мы переходим к двум другим категориям. Уже достаточно давно некоторые теоретики подчеркнули тот факт, что учет пространства приводит к несовершенной конкуренции, потому что пространство является причиной дифференциации между агентами, по крайней мере тогда, когда они локализованы. Эта идея оказывается уже у Лаунхардта [73], который моделирует конкуренцию между двумя пространственно разделенными производителями при помощи некооперативной игры, устойчивое состояние которой является частным случаем того, что теперь названо равновесием Нэша. Позже Хотеллинг [60] еще более жестко сформулировал процесс пространственной конкуренции и настоял на уравнении «пространство = стратегическая конкуренция». Хотя Чемберлин [31] упоминает эту проблему, именно Калдору [65] принадлежит новая заслуга в выявлении с несомненной ясностью специфики процесса конкуренции в пространстве. Забвение пространства, таким образом, является относительным, так как работы Лаунхардта, Хотеллинга и Калдора охватывают достаточно большой период времени и обладают высоким качеством. Тем
не менее, можно сказать, что эти работы были либо недооценены, либо интерпретированы с той точки зрения, как будто пространство в них отсутствовало или, скорее, являлось второстепенным.
Чтобы понять природу конкуренции в пространстве, вначале надо допустить, что отдача от масштаба растет. В противном случае в мире, где географическое распределение природных ресурсов было бы равномерным, каждый индивид превратился бы в маленького Робинзона Крузо, который не нуждался бы даже в помощи Пятницы. Действительно, если отдача растет не сразу, то всегда (практически) эффективно разделять производственную деятельность до тех пор, пока транспортные затраты не аннулируются и пока каждое место не станет обладать такими же характеристиками, что и глобальная экономика. Это то, что в литературе было названо «капитализмом с заднего двора» («backyard capitalism»). Миллз очень хорошо описывает этот « мир без городов»: «Земля была бы одинаковой всюду, и каждый акр земли содержал бы одинаковое число людей и одинаковый набор производств. Критический момент в достижении этого результата - то, что постоянные доходы разрешают каждому виду производственной деятельности продолжаться на произвольном уровне без потери эффективности. Кроме того, вся земля является одинаково производительной, и равновесие требует, чтобы маржинальная ценность продукта и, следовательно, арендная плата, были одинаковыми всюду. Поэтому в равновесии все “входы” и “выходы” с необходимостью прямо и косвенно отвечающие требованиям потребителей могут быть расположены в небольшой области рядом с тем местом, где живут потребители. Таким образом, каждая небольшая область может быть автаркичной, и транспортировки людей и товаров можно избежать» [81].
Если мы хотим сказать что-либо существенное по поводу пространственной экономики, то надо предположить наличие эффекта масштаба. Эта идея уже давно присутствует в работах, посвященных экономике локализации, при этом никто не знает точно, кому ее можно приписать. По этой причине Скотчмэр и Тиссэ [91] предложили ее назвать «народной теоремой экономической географии». Эта идея широко распространена, и Купманс очень хорошо ее резюмировал много лет тому назад в следующем пассаже: «Если мы не признаем неделимость людей, жилищ, производственных объектов, оборудования и транспорта, проблемы городской локализации - в том числе те, которые касаются наиболее маленьких деревень, не могут быть правильно понятыми» [69, р. 153]. Проблема растущей отдачи от масштаба взволновала среду экономистов, и поэтому очень долго они с таким трудом примиряются с конкурирующей гипотезой. С первых усилий, предпринятых для четкого моделирования функционирования конкурентных рынков
внутри модели общего равновесия, казалось, что теоремы неподвижной точки, используемые для доказательства существования синхронного равновесия на всех рынках, требовали гипотез, более наглядно демонстрирующих выпуклость предпочтений в описании предприятий и домохозяйств.
Как мы знаем из работы Ауманнат [36], выпуклость предпочтений может быть ослабленной ввиду того, что число потребителей является «достаточно большим», то есть степень плотности экономических отношений оценивается как предельно высокая, поэтому речь не идет о выпуклости производственных мощностей, которая противоречит растущей отдаче от масштаба. Проблема даже является более общей в том смысле, что мы не знаем, почему предприятия присутствуют в модели Эрроу-Дэбрё. Действительно, упомянутая выше пространственная критика является в полной мере уместной применительно к «точечной» экономике: согласно гипотезам выпуклости и свободного входа, количество предприятий, производящих каждый товар, должно было бы быть бесконечным.
Многочисленные попытки, отбрасывающие гипотезу выпуклости производственных мощностей, малоудовлетворительны, если в то же самое время не учитывать гипотезу конкуренции. Использование регулируемых нелинейных цен, которые позволяют избежать отрицательных побочных сверхдоходов, не является удовлетворительным решением, так как ничего нельзя сказать о средствах, которые могли бы заставить производителей принимать такие расценки. Эта гипотеза обладает большими недостатками, чем гипотеза линейных цен с широкими возможностями ценообразования. Таким образом, теория равновесия, в которой цены регулируются, не имеет права на существование.
Начиная с работы Сраффы [92] экономисты постепенно осознали, что растущую отдачу от масштаба сложно интегрировать в модель совершенной конкуренции. Две наиболее серьезные фундаментальные статьи, принадлежащие соответственно Купмансу и Бекманну [68] и Старретту [93] показывают, что одновременное принятие в расчет пространства и неделимости производства в пространстве ведет в общем к тому, что в пространственной экономике не существует конкурентного равновесия.
Эти выводы, добавленные к тем затруднениям, которые встретились при моделировании растущей отдачи от масштаба, заставили теоретиков экономики «забыть» эффект масштаба и одновременно пространство в своих работах. Пару «постоянная отдача от масштабов - совершенная конкуренции» нужно поставить под сомнение, если мы хотим в значительной мере включить пространство в экономические модели. Действительно, небольшое количество производителей, которое в целом зависит от степени роста отдачи от масштаба и размера
рынка, вероятно, располагает властью манипулировать своими ценами продаж. Предположение, что они от этого отказываются, противоречило бы гипотезе максимизации выгоды и приводило бы к -инкогерентной теории. Далее рассмотрим, как географическое распределение в пространстве приводит к усилению власти рынка. Как отметил Кал-дор [65], даже если общее количество предприятий в отрасли велико, каждый производитель находится в прямой конкуренции только с ограниченным числом из них, и это обстоятельство определяет степень плотности экономических отношений. Когда предприятие изменяет свою цену, это влияет только на его соседей в географическом пространстве. Таких соседей, как правило, немного, что обеспечивает, таким образом, «стратегическую» пространственную конкуренцию, которая ограничивается только этими конкурирующими соседями. Именно такая особая структура рынка связана с понятием локализованной конкуренции [46; 53; 91].
Та расплывчатость, которая долго сопровождала теории несовершенной конкуренции, стерлась по мере развития теории игр. Неудивительно, таким образом, что усиление интереса, наблюдаемого по отношению к пространственной конкуренции, сопровождает развитие новой теории отраслевых рынков, которая родилась также из-за несовершенства модели Эрроу-Дэбре. Идеи Калдора о монополистической конкуренции, таким образом, снова стали модными и были формализованы Бекманном [39] и Салопом [89] (причем последний игнорировал вклад первого) в виде модели пространственной конкуренции. Отныне она стала банальным пространственным представлением гетерогенного множества потребителей. Формально это вновь заставляет предположить, что пространство агентов обладает измеримой структурой. Такая структура богата и допускает использование мощных инструментов, заимствованных у топологии, как это отметили Вицголл. Однако интерес к этой структуре слабо проявляется специалистами теории размещения, которые все еще слишком часто ограничивают свои исследования только эвклидовым пространством, использованным основоположниками этой дисциплины.
Иначе говоря, растущая отдача от масштаба и стратегическая конкуренция являются основными элементами правильной теории пространственного равновесия. Размах и трудность этой задачи столь обескураживающи, что совершенно понятно, почему стандартная модель привлекает большее внимание исследователей.
Этот вывод имеет, между тем, нюансы. Кажется неправдоподобным, чтобы экономисты обдуманно решили игнорировать географию, в то время как они постоянно ищут новые области применения для экономических методов. Причина оказывается в том, что до нашего времени они не были снабже-
ны инструментами, позволяющими полностью учитывать фундаментальную проблему, поднятую в экономике размещения. Иначе говоря, потребности в моделировании «обязали» экономистов фокусировать внимание, возможно даже слишком долгое время, на паре «постоянная отдача от масштаба - совершенная конкуренция». Например, в «Лекциях по микроэкономической теории» Малин-во [76] признает, что выпуклость предпочтений не позволяет анализировать выбор жилья, потому что домохозяйства не являются одинаковыми, но на этом он останавливает свои размышления. Идя несколько дальше, можно утверждать, что сочетание выпуклой экономики и отсутствие альтернативной модели породило феномен «ловушки», из которой экономисты не могут выйти. (Анализ феномена «ловушек» осуществлен в работе: Беляева Ю.В., Тимонин А.Ю., Чекмарев В.В. «Ловушки» в категориальном аппарате экономической науки. - Кострома. 2009).
Вследствие отсутствия альтернативной модели, позволяющей включить пространственное измерение в соответствующей мере, можно считать, что пространство приобрело статус аномалии согласно словарю Лакатоса. Мы говорим о несовершенной конкуренции и о не чистых (смешенных) общественных благах, как только в соответствующих исследованиях принимается в расчет пространство. Таким образом, разбиваются «красивые гармонии» неоклассической теории. Иначе говоря, все должно было бы быть лучше в том мире, который Уолтер Айзарт (Изард) назвал «чудесным миром без размеров». Затруднения, встречающиеся в моделировании, вероятно, объясняют колебания многих экономистов по поводу своего отношения к проблеме пространства.
Кажется, таким образом, что теперь я рассмотрел все необходимые элементы, чтобы ответить на первый выше поставленный вопрос. Кругман очень хорошо резюмирует эту ситуацию: «Итак, почему пространственные проблемы оставались мертвой зоной для профессиональных экономистов? Это не было историческим недоразумением: было что-то в самой пространственной экономике, что создавало большие неудобства для ведущих экономистов, занимающихся моделированием. Это была... проблема рыночной структуры в виде растущей отдачи от масштаба» [70].
Подобный парадокс встречается не только в экономической географии. Например, Ромер видит главную слабость теории роста, основанного на техническом прогрессе в том, что он не может быть объяснен в рамках самой теории: «По определению, весь национальный продукт нужно было бы выплатить в качестве дохода на капитал и рабочую силу; ничего бы не осталось для компенсации технологических инноваций. .Предположение о выпуклости и совершенной конкуренции помещает
накопление новых технологий в центр процесса роста и одновременно отрицает возможность того, чтобы экономический анализ мог бы что-нибудь сказать об этом процессе» [88].
Существует поразительная параллель между, с одной стороны, моделью фон Тюнена, первоначальная цель которой состояла в том, чтобы объяснять распределение сельскохозяйственных земель вокруг немецких городов до Промышленной революции, и, с другой стороны, моделью роста Солоу. Тем не менее, модель фон Тюнена имеет существенный дефект: она никак не объясняет причины существования города или центра города (где, согласно гипотезе, группируется производственная деятельность). Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо допустить существование неделимости, которая отсутствует в данной модели. Здесь обнаруживается тот же парадокс, что и упомянутый Ромером выше. В обоих случаях можно было бы привести большое количество попыток, сделанных для спасения конкурентной модели с помощью внешних эффектов, имеющих различную природу, которых, если они действительно существуют, недостаточно для создания удовлетворительных теорий роста или агломерации.
Весьма примечательно, что «решение», использованное в качестве альтернативы для конкурентной модели, было найдено в виде модели общего равновесия в условиях монополистической конкуренции Диксита и Стиглица. Ирония заключается в том, что эта модель была задумана ее авторами для получения ответа на вопрос, у которого нет, по-видимому, ничего общего с теми, что нас занимают: рынок, предоставленный самому себе, предлагает слишком много или слишком мало продуктов? Иначе говоря, Диксит и Стиглиц задают вопрос относительно обоснованности первой теоремы экономического благосостояния в рамках экономики с наличием монополистической конкуренции и фиксированными производственными затратами.
Эта модель имеет весьма многочисленные лакуны, к тому же хорошо знакомые. Тем не менее, успех в ее применении был молниеносен. Причина заключается в том, что модель Диксита - Стиг-лица включает оба существенных элемента, которые обсуждались выше (несовершенную конкуренцию и растущую отдачу от масштаба), оставаясь операциональной на формальном уровне. В этой модели предпочтения описаны в терминах так, чтобы потребитель (или потребители) признавал(и) один вариант предпочтений из всего разнообразия продуктов. Схематично можно сказать, что согласно теории эндогенного роста такое предпочтение побуждает фирмы начинать исследования создания новых продуктов для завоевания доли рынка. В новых моделях экономической географии именно эта сила толкает производителей и потребителей к тому, чтобы объединяться, хотя агломерационный меха-
низм, который базируется на идеях, ранее разработанных Мюрдалем [83] при изучении регионального развития, немного сложнее. Таким образом, как это отмечает Кругман [71], большее количество производителей, расположенных в одном месте, предлагает более разнообразные продукты, доступные локально; кроме того, конкуренция здесь напряженнее, что ведет к снижению цен на продукцию. Эти два эффекта соединяются, увеличивая привлекательность места для потребителей, которые становятся более многочисленными в этом месте; в свою очередь, эта более высокая концентрация потенциальных покупателей привлекает больше продавцов. Образуется «снежный ком», который увеличивается, превращаясь в экономическую агломерацию.
Здесь нужно остановиться на факте, действительно достойном, чтобы быть отмеченным: использование модели, разработанной в другой отрасли экономики, сделало успешным то, что теперь называется «новой экономической географией» (и новыми теориями роста и международной торговли). Когда модель Диксита - Стиглица используется в других областях экономики, можно надеяться на плодотворные результаты, которые приведут к сокращению маргинальности пространственной экономики. Это наблюдение подтверждает идею Ж.-Ф. Тиссэ о том, что «пространственник» должен изучать современные работы по экономической теории [94].
Вероятно, что Хотеллинг и Калдор использовали пространство в качестве метафоры для развития своих идей о конкуренции. Путь, которым следовали такие авторы, как Август Лёш или Уильям Алонсо, отличается фундаментально: они пытались понять организацию экономического пространства и для этого заимствовали идеи и инструменты, присущие экономической теории. Этот путь не ведет к маргинализации пространственных вопросов, так как они полностью вписываются в сердце экономической теории. Он позволяет, кроме того, избежать противоположного подводного камня: неприятия экономической теории, которая, будь она «точечной» наукой, обязательно была бы нереалистичной и бесполезной. Попытки интегрирования пространства в экономический анализ в послевоенный период, начиная с Айзарда [62], в экономическую теорию довольно разочаровывающие. Изложение идей ряда авторов является слишком «механическим» и позволяет пространство рассматривать только как еще один дополнительный показатель.
Несмотря на ценность сделанных вкладов, региональная наука потерпела неудачу в качестве самостоятельной дисциплины, так как в моделировании очень сильны и многочисленны догадки. Воздействие на экономическую науку также было незначительным, хотя ее можно отождествить с мезоуровнем анализа (мезоэкономикой).
Актуальные исследования, лежащие в основе другой исследовательской волны, посвящены более широким вопросам, а именно той роли, которую города играют в процессах обмена и роста. Лукас сразу задает центральный вопрос в своем исследовании о механизмах развития: «За что люди могут платить арендную плату на Манхэттене или в даунтауне Чикаго, как не за то, чтобы быть около других людей?» [75]. Такие рассуждения базируются на более фундаментальном уровне с точки зрения экономической науки, рассматривая причины, которые лежат в основе взаимодействий между агентами, и, как следствие, любой экономической и социальной жизни, а не только на определении городской земельной ренты, как это делали многочисленные специалисты в области городской экономики. Для Лукаса, как и для Джэйкобс, город является основным местом циркулирования информации, накопления человеческого капитала и распространения новых идей. Именно такие преимущества объясняют то, почему экономические агенты готовы оплачивать повышенные арендные ставки, чтобы быть ближе к центрам больших метрополий, где феномены творчества и диффузии достигают своей максимальной интенсивности.
Для «пространственника» вопрос, поднятый Лукасом, является главным: чем обусловлена высокая концентрация человеческой деятельности, которая отчасти объясняет существование городов и центральных городов? Эта новая попытка имеет более глубокое воздействие на содержание предмета экономической науки, чем предыдущие, так как она отсылает к первопричинам распределения труда и экономического развития. Но здесь снова обнаруживается рассмотренный ранее параллелизм, наблюдаемый между развитием экономической географии и эндогенным ростом. Однако интересно отметить, что этот подход согласуется с доклассической традицией, как это очень точно отмечает Лепелил: «Очень рано политическая экономия включает город в свои исследования» [74]. Доклассическая политическая экономия, которая, надо напомнить, является в основном «литературной» и поэтому не знает тех проблем, с которыми столкнулись «моделиза-торы», рассматривает город не только как массив факторов производства, а также как экономический мультипликатор и даже в качестве экономического агента, как это делает в наши дни Хендерсон, когда ориентирует свои исследования на изучение роли земельных девелоперов и местных органов власти в формировании городских пейзажей [75].
Разрыв (и большой), который отделяет взгляды доклассических экономистов и экономистов современных, и вызванный несоответствием используемых концептуальных и формальных инструментов, возможно, исчезнет, когда, наконец, пространству будет дано место, позволяющее ему вернуться в экономическую теорию. С теоретической и эмпири-
ческой точек зрения, можно полагать, что существующее возобновление пространственных экономических исследований имеет более прочные основания, чем предыдущие попытки. Менее амбициозное, чем региональная наука, оно, очевидно, охватывает более широкое поле, чем городская экономика. Кроме того, упомянутое сходство между моделями эндогенного роста и моделями экономической географии позволяет ожидать включения пространства и времени, чего настойчиво требуют многие географы, для которых статические исследования экономистов лишены пространственного анализа в качестве существенной составляющей.
Теперь можно перейти к третьему и последнему вопросу, поставленному для рассмотрения вначале. Кажется, что некоторое раскрытие проблемы, произведенное выше, позволяет уже лучше понять, почему пространственная экономическая теория нашла свои корни главным образом в Германии, а не в Англии. Расширение внутреннего рынка, которое сопровождало процесс образования немецкой нации в XIX в., и высокие транспортные расходы, связанные с торговлей, осуществляемой главным образом наземным путем, заставили экономистов этой страны спрашивать себя о том воздействии, которое пространство может оказывать на экономическую деятельность.
Возможно, ответ к «головоломке» кроется в первенстве немецких авторов (от фон Тюнена до Лёша через Лаунхардта, Вебера и Кристаллера), которые относятся к основателям этого направления исследований. Мы к тому же знаем, что понятие «территория» играло первостепенную роль в немецкой политической философии вплоть до недавнего времени, как ответ на универсалистские цели Французской революции. Неудивительно, таким образом, что немецкие экономисты оказались под влиянием идей своего времени и своей среды, соответственно затратив больше усилий, чтобы понять пространственные вопросы, чем это сделали их английские коллеги. Поэтому можем заключить, что в исследованиях в области экономической теории проявлялись «национальные темпераменты», находившиеся под влиянием политических и социальных условий, в которых развивались нации, причем до тех пор, пока не стали фундаментами экономической теории.
Не без интереса здесь отмечу, что оппозиция между «английской» и «немецкой» моделями напоминает дихотомию, предложенную Фоксом, который видит проявление противостояния двух пространственных моделей экономики в истории Европы, когда «по крайней мере два общества, сильно отличающихся друг от друга, сосуществовали в средневековой Европе» [50, р. 39].
Требование к точности, обусловленное все более и более сложным моделированием, заставило экономистов (классиков среди современных теоре-
тиков) отдать предпочтение комплексу гипотез, которые не предполагали изучения пространства, которое была «оставлено» только географам. Доклас-сические экономисты не сталкивались с подобным ограничением, поэтому в их работах пространству было отведено много места.
В возобновлении пространственной проблематики особо отмечу роль Пола Кругмана. Действительно, то, что он иногда представляет как новые результаты, хорошо известно в теории размещения, и таким образом провоцирует некоторых ученых-регионалистов. Тем не менее, его основной вклад заключается, по крайней мере с научной точки зрения, в представлении первой модели общего пространственного равновесия с несовершенной конкуренцией и растущей отдачей от масштаба, а также в деле распространения этих идей.
История эволюции пространства как предмета экономической науки, изложенная выше, дает возможность ответить на вопрос Ж.-Ф. Тиссэ следующим образом. Рассмотрение экономического пространства в качестве объекта и предмета экономической науки вызревало по мере усложнения хозяйственной жизни общества. Появление новых проблем в развитии экономической теории обусловлено и логикой развития самой экономической науки. Отмеченное делает значимым продолжение анализа проблематики пространства в экономической теории с позиций пространственного, синергетического и институционально-эволюционного подходов.
Библиографический список
1. Беков Р. С. Дуализм экономического и физического времени человеческого бытия // Экономическая теория в XXI веке. 2005. - Сб. 3 (10). Проблемы пореформенной экономики. - М.: Эконо-мистъ. - С. 128-135.
2. Беков Р. С. Пространственно-временная характеристика динамики экономической России. -Волгоград: Изд-во Волгоградского государственного университета, 2003. - 268 с.
3. Беков Р. С. Пространственно-временной ме-таморфозэкономической динамики России. - Волгоград: Волгоградское научное издательство, 2004. - 318 с.
4. Беков Р. С. Пространственно-временные характеристики и противоречия динамизма региональной экономики России // Экономический вестник Ростовского государственного университета. -
2004. - Т. 2. - № 4. - С. 101-110.
5. ГульбасовА.В. ЧекмаревВ.В. Пространственный подход в экономических исследованиях. - Кострома: КГУ им. Н.А. Некрасова; Смоленск: СГУ,
2005. - 76 с.
6. Единое социально-экономическое пространство как фактор регионального развития. - СПб., 2007. - 210 с.
7. Жихаревич Б.С. Конкуренция за пространство и пространство конкуренции: реалии региональной политики // Экономика Северо-Запада: проблемы и перспективы развития. - 2007. - № 3. -С. 26-33.
8. Замятин Д.Н. Метагеография: пространство образов и образы пространства. - М.: АГРАФ, 2004. - 507 с.
9. Зельдович Я.Б. Социальное общечеловеческое значение фундаментальной науки // Вопросы философии. - 1985. - № 6. - С. 57-62.
10. Иншаков О.В. Категории времени и пространства в актуальной характеристике хозяйственной системы // Россия в актуальном времени-пространстве. - М., Волгоград, 2000. - С. 657-666.
11. Иншаков О.В., Фролов Д.П. Экономическое пространство и пространственная экономика: Размышления над новым журналом // Экономическая наука современной России. - 2005. - № 4. - С. 174-180.
12. Кудряшова Р.П. Государство как субъект монополии на экономическое пространство в системе рентных доходов // Кудряшова Р.П. Рента в современной экономике России: теория и практика. - Самара: изд-во Самар. гос. экон. акад., 2003. - 152 с.
13. Кузьбожев Э.Н., Козьева И.А., Световце-ва М.Г. Анализ пространственных структур региональной экономики // Экономический анализ: теория и практика. - 2005. - № 24. - С. 2-11.
14. Мамедов О.Ю. Россия и Запад: «экономика пространства» против «экономики времени» // Россия в актуальном времени-пространстве / под ред. Ю.М. Осипова, О.В. Иншакова, М.М. Гузева, Е.С. Зотовой. - М., Волгоград: Изд-во Вол ГУ,
2000. - С. 94-97.
15. Минакир П.А. Экономика и пространство (тезисы размышлений) // Пространственная экономика. - 2005. - № 1. - С. 4-26.
16. Олейников А.А., Чекмарев В.В. Проблемы разрыва между хозяйственной территорией страны и экономическим пространством. Выбор между открытостью и национальной безопасностью // Вестник Костромского государственного университета имени Н.А. Некрасова. - 2005. - Спец. вып. № 2. - С. 19-22.
17. Осипов Ю.М. Хозяйственное пространство // Философия хозяйства. - 2005. - № 2. - С. 151-155.
18. Петренко И. К определению содержания категории «безопасность экономического пространства» // Российский экономический журнал. -2004. - № 2.
19. Плякин А.В. Пространственная экономическая трансформация региональной природно-хозяйственной системы: структура и механизм реализации. - Волгоград: Волгоградское научное изд-во,
2006. - С. 364.
20. Пространственные трансформации в российской экономике / общ. ред. П.А. Минакира -М.: ЗАО «Экономика», 2002.
21. Рукина И.М. Регион и его роль в создании общего экономического пространства // Экономическая наука современной России. - 2003. - № 3. -С. 73-85.
22. Сойя Эдвард. Как писать о городе с точки зрения пространства? // Логос. - 2008. - № 3. -С. 130-141.
23. Тиссэ Ж.-Ф. Забвение пространства в экономической мысли // Пространственная экономика. - 2007. - № 4.
24. Чекмарев В.В. Книга об экономическом пространстве. - Кострома: КГУ им Н.А. Некрасова,
2001. - 341 с.
25. Чекмарев В.В. Основания общей теории экономического пространства // Экономическая теория в XXI веке. - 2005. - Сб. 3 (10).
26. Чекмарев В.В. Пролиферация альтернатив научного знания: экономическое пространство // Философия хозяйства. - 2005. - № 3. - С. 38-45.
27. Чекмарев В.В. Человек в экономическом пространстве // Россия в актуальном времени-пространстве: Сб. ст. - М.: Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2000. - Ч. 1. - С. 197-211.
28. Чекмарев В.В. Экономика в трехмерном формате: феноменология экономического пространства. - Кострома: КГУ им. Н.А. Некрасова, 2010. - 376 с.
29. Чекмарев В.В. Экономическое пространство и его сотово-сетевая организация. - Кострома: КГУ им Н.А. Некрасова, 2002. - 120 с.
30. Чекмарев В.В. Экономическое пространство: странствия по двум мирам. - Кострома: КГУ им. Н.А. Некрасова, 2010. -358 с.
31. Чемберлин Э. Теория монополистической конкуренции / пер. с англ. - СПб.: Экономика, 1996.
32. Шуркалин А.К. Роль России в становлении единого экономического пространства в евразийском регионе // Россия державная: В 2 ч. - М.; Волгоград: Волгоградское книжное изд-во, 2006. -
Ч. 1. - С. 426-430.
33. Abdel-RahmanH. etFujitaM. Product Variety, Marshallian Externalities, and City Sizes // Journal of Regional Science. - 1990. - № 30.
34. Allais M. A la recherche d'une discipline economique. - Paris, 1943.
35. Alonso W. Location and Land Use. -Cambridge (Mass.): Harvard University Press, 1964.
36. Aumann R.J. Existence of Competitive Equilibria in Markets with a Continuum of Traders // Econometrica. - 1966. - № 34.
37. Becker R. et Henderson J. V. Intra-Industry Specialization and Urban Development // Economics of Cities, a paraotre / eds. J.M. Huriot et J.F. Thisse. 1997.
38. Beckmann M.J. A Discourse on Distance // Annalsof Regional Science. - 1976. - № 10.
39. Beckmann M.J. Spatial Cournot Oligopoly. Papers and Proceedings of the Regional Science Association. - 1972. - № 28.
40. Blaug M. Economic Theory in Retrospect. -Cambridge: Cambridge University Press, 1985.
41. Braudel F. Civilisation materielle, economie et capitalisme. - Paris: A. Colin, 1979.
42. Chamberlin E. The Theory of Monopolisee Competition. - Cambridge (Mass.): Harvard University Press, 1933.
43. Debreu G. Theory of Value. - New York: Wiley, 1959.
44. Dixit A.K. and Stigliti J.E. Monopolistic Competition and Optimum Product Diversity // American Economie Review. - 1977. - № 67.
45. Dochus P. L'espace dans la pensee economique du XVIume au WVIIIeme siecle. - Paris: Flammarion, 1969.
46. Eaton B. C. and Lipsey R. G. The Introduction of Space into the Neoclassical Model of Value Theory // Studies in Modem Economies / M. Artis et A Nobay eds Oxford Basil Blackweli, 1977.
47. Ekelund R.B. and Hebert R.F. Cycles in the Development of Spatial Economics // Does Economic Space Matter? / eds. H. Ohta et J.F. Thisse. - London: Macmillan, 1993.
48. Ekelund R.B. and Shieh Y.N. Dupuit, Spatial Economics and Optimal Resource Allocation: A French Tradition // Economica. - 1986. - № 53.
49. Enke S. Space and Value // Quarterly Journal of Economies. - 1942. - № 56.
50. Fox E. W. History in Geographic Perspective. The Other France, Norton, - New York, 1971.
51. FujitaM. et Thisse J.F. Economie geographique. Problumes anciens et nouvelles perspectives // Annales d'Economie et de Statistique. - 1997. - № 45.
52. Fujita M. Urban Economie Theory. Land Use and City Size. - Cambridge: Cambridge University Press, 1989.
53. Gabxemcz J.J. et Thisse J.F. Spatial Competition and the Location of Firms // Location Theory / J.J. Gabszewicz, J.E. Thisse, M. Fujita et U. Schweizer. - Chur Haiwood Publishers, 1986.
54. Grimaud A. et Laffont J.J. Existence of a Spatial Equilibrium // Journal of Urban Economies. -1989. - № 25.
55. Hanoi J.M. Von Thunen: economie et espace. -Paris: Economica, 1994.
56. Hebert R.F. A Note on the Historical Developments of the Economic Law of Market Areas // Quarterly Journal of Economics. - 1972. - № 87.
57. Henderson J. V. el Milra A. The New Urban Landscape: Developers and Edge Cities // Regional Science and Urban Economics. - 1996. - № 26.
58. Hohenberg P. et Lees L.H. The Making of Urban Europe (1000-1950). - Cambridge (Mass.): Harvard University Press, 1985.
59. Hoover E.M. The Location of Economic Activity. - New York: McGraw-Hill, 1948.
60. Hotelling H. Stability in Competition // Economie Journal. - 1929. - № 39.
61. Huriot J.M. et Perreur J. Distances, espaces et representations. Une revue // Revue d'Economie Regionale et Urbaine. - 1990.
62. Isard W. Location and Space Economy. -Cambridge (Mass.): MIT Press, 1956.
63. Jacobs J. Cities and the Mfcalth of Nations. -New York: Random House, 1984.
64. Jaffe A.B. Real Effects of Academic Research // American Economic Review. - 1989. - № 79.
65. Kaldor N. Maricet Imperfection and Excess Capacity // Economica. - 1935. - № 2.
66. Kanemoto Y. Extemalities in Space // Urban Dynamics and Urban Extemalities / T. Miyao et Y. Kanemoto. - Chur Harwood Academie Publishers, 1987.
67. Knyianowski W. Review of the Literature of the Location of Industries // Journal of Political Economy. - 1927. - № 35.
68. Koopmans T.C. et Beckmann M.J. Assignment Problems and the Location of Economie Activities // Econometrica. - 1957. - № 25.
69. Koopmans T.C. Three Essays on the State of Economie Science. - New York: McGraw-Hill, 1957.
70. Krugman P. Development, Geography, and Economic. The theory. - Cambridge (Mass.): MIT Press, 1995.
71. Krugman P.R. Increasing Retums and Economie Geography // Journal of Political Economy. - 1991. - № 99.
72. Laffont J.J. Note historique sur les effets externes // L'Actualite Economique. - 1975. - № 51.
73. Launhardt W. Mathematische Begriindung der Volkwirtschafslehre. - Leipzig: B.G. Teubner, 1885.
74. Lepelil B. Les villes dans la France moderne (1740-1840). - Paris: Albin Michel, 1988.
75. Lucas R. On the Mechanics of Economic Development // Journal of Monetary Economics. -1988. - № 22.
76. Malinvaud E. Le3ons de theorie microe'conomique. - Paris: Dunod, 1968.
77. Masse P. L'amenagement du territoire // Revue d'Economie Politique. - 1964. - № 74.
78. Matsuyama K. Complementarites and Cumulative Process in Models of Monopolistic Competition // Journal of Economie Literature. -1995. - № 33.
79. Menger P.M. L'hegemonie parisienne: economic et politique de la gravitation artistique // Annales ESC. - 1993. - № 48.
80. Mills E.S. et MacKinnon J. Notes on the New
Urban Ecoinomics // Bell Journal of Economics. -
1971. - № 4.
81. Mills E. S. Studies in the Structure of the Urban Economy // The Johns. - Baltimore: Hopkins Press,
1972.
82. Mougeot M. Theorie et politique economiques regionales. - Paris: Economica, 1975.
83. Myrdal G. Economie Theory and Underdeveloped Regions. - London: Duckworth, 1957.
84. NerloveM.L. et Sadka E. Von Thunen's Model of the Dual Economy // Journal of Economies. -1991. - № 54.
85. Phiips L. La formation des prix. - Paris: Economica, 1983.
86. Ponsard C. Economie urbaine et espaces metriques // Sistemi Urbani. - 1979. - № 1.
87. Ponsard C. History of Spatial Economic Theory Heidelberg Spinger Verlag, 1983.
88. Romer P. Increasing Returns and New Developments in the Theory of Growth // Equilibrium Theory with Applications / W.A. Barnett, B. Cornet, C. d'Aspremont, J.J. Gabszewicz et A. Mas-Colell, eds. - Cambrige: Cambridge University Press, 1992.
89. Salop S.C. Monopolistic Competition with an Outside Good // Bell Journal of Economies. - 1979. -№ 10.
90. Samuelson P.A. Th'unen at Two Hundred // Journal of Economie Literature. - 1983. - № 21.
91. Scotchmer S. et Thisse J.F. Les implications de l'espace pour la concurrence // Revue Economique. - 1993. - № 44.
92. Sraffa P. The Laws of Return under Competitive Conditions // Economie Journal. -1926. - № 36.
93. Statren D. Market Allocations of Location Choice in a Model with Free Mobility // Journal of Economic Theory. - 1978. - № 17.
94. Thisse J.F. Science regionale et economic geographique: mate'riaux pour unrapprochement // Revue d'Economie Regionale et Urbaine. - 1996.
95. Tirole J. The Theory of Industrial Organization. - Cambridge (Mass) MIT Press, 1988.
96. Von Thiinen J.H. Der Isolierte Staat in Beziehung auf Landwirtschaft und Nationalokonomie. - Hamburg: Perthes, 1826.
97. Witigall C. Optimal Location of a Central Facility. Mathematical Models and Concepts, National Bureau of Standard. U.S. Department of Commerce, V&shington (D.C.), 1964.
