CC BY
22
М.В. НОЖЕНКО, Н.Б. ЯРГОМСКАЯ
В ПОИСКАХ НОВОГО РЕГИОНАЛЬНОГО СООБЩЕСТВА: ВОЗМОЖНАЯ ПЕРСПЕКТИВА РАССМОТРЕНИЯ ФЕДЕРАЛЬНЫХ ОКРУГОВ181
В июне 2000 г. стартовал «президентский проект» укрепления вертикали власти, одним из ключевых моментов которого стало изменение института полномочного представителя, повлекшее за собой создание семи федеральных округов. Просуществовавшие уже четыре года новые образования не привлекли к себе особого внимания исследователей. Во многом это объясняется тем, что на протяжении первых двух лет федеральные округа рассматривались исключительно с точки зрения их роли в процессе формирования в России федеративных отношений. Часть исследователей — противников «президентского проекта» — видели в нем угрозу истинному федерализму, при этом их прогнозы относительно сценария развития Российской Федерации кардинально отличались друг от друга. Так, одними исследователями федеральные округа воспринимались как предтечи губер-
181 В настоящей статье представлены результаты пилотного исследовательского проекта в рамках работы группы «Центр и региональные идентичности» международного проекта «Официальные и обыденные идентификации», реализованного при поддержке Американского совета научных сообществ (АСЬ8) и Фонда Форда. Проект был осуществлен сотрудниками Центра европейских исследований ЕУСПб: Е. Белокуровой, М. Ноженко и Н. Яргомской. Авторы статьи выражают глубокую признательность Э. Понарину за идеи, ставшие отправной точкой исследования, а также Т. Хопфу и В. Гельману, оказавшим поддержку в реализации проекта.
ний182, другие же считали их предпосылками для возникновения более могущественных, чем существующие субъекты, удельных княжеств183.
Сторонники же нововведения указывали на возможное улучшение взаимоотношений между федеральным центром и субъектами, подчеркивая важность создания сильного института федерального вмешательства. Здесь полпредам отводилась роль активных игроков на поле региональной политики, способных не только к приведению в соответствие регионального законодательства федеральному, но и к контролю над региональными элитами184.
Однако по прошествии некоторого времени внимание аналитиков оказалось приковано к той новой политико-социальной реальности, которая зародилась в границах федеральных округов. Исследователи «открыли» наличие межрегиональной интеграции нового качества, возникновение горизонтальных связей не только в области экономики и политики, но и в сфере социальной, унификацию информационного пространства в проведенных Москвой окружных границах185.
Частично интенсификация межрегионального сотрудничества была обусловлена новой логикой взаимодействия между федеральным центром и регионами, отчасти же она стала следствием целенаправленной деятельности полпредов. Так, в одних округах полномочные представители активно участвовали и участвуют в создании окружного информационного пространства для поощрения межрегиональной коммуникации, в то время как в других округах межре-
182 Мухаметшин Ф. Принципы формирования федерации нового типа // Федерализм. - М., 2000. - № 2. - С. 31- 50; Лысенко В. Развитие федеральных округов и будущее федеративного устройства России // Федерализм. - М., 2002. - № 3. - С.159- 174.
183 Валентей С. Три вызова России // Федерализм. - М., 2000. - № 4. - С.17-
32.
184 Алаев Э. Федеральные округа - новация в территориальном статусе России // Федерализм. - М., 2000. - № 4. - С. 181; Филиппов В. Этнический аспект преодоления системного кризиса российского федерализма // Федерализм. - М., 2000. - № 4. - С. 45; Трифонов А.Г., Межуев Б.В. Губернаторство в российской системе территориального управления: Опыт исторической реминисценции // Полис. - М., 2000. -№ 5. - С. 26; Дахин А.В. Региональная стратификация политического пространства России: Новые подходы и тенденции // Полит. наука. - М., 2003. - № 3. - С. 121.
185 Лысенко В. Развитие федеральных округов и будущее федеративного устройства России // Федерализм. - М., 2002. - № 3. - С. 164; Бусыгин А. Федеральные округа: настоящее и будущее // Федерализм. - М., 2003. - № 3. - С. 83.
гиональное сотрудничество развивается спорадически, как «побочный продукт» проведенной реформы. В одних округах полпред стал актором публичной политики, активно влияющим на процессы межрегиональной интеграции, а в других так и остался фигурой чисто «технической», формально выполняющей рутинные функции, предписанные ему нормативными актами.
Тем не менее происходящие внутри ряда округов изменения не стали причиной смены угла зрения на семь новых образований — по-прежнему в научной отечественной литературе доминирующим остается федералистский дискурс. В своем исследовании мы, напротив, предприняли попытку осмыслить межрегиональную интеграцию как новый тип региональной идентичности в границах Северо-Западного федерального округа.
Федеральный округ: звено властной вертикали или регион?
На протяжении первых десяти лет постсоветское государственное строительство сопровождалось обособлением российских регионов и выстраиванием собственной системы взаимоотношений с федеральным центром. Конечно, все это время происходило объединение усилий субъектов при решении экономических и политических проблем. Однако причиной для подобного рода объединения нередко являлось лишь стремление субъектов Федерации «надавить на "центр" и заставить поделиться частью власти или сделать какие-то уступки регионам»186. В рамках такой интеграции развивались, например, межрегиональные ассоциации экономического сотрудничества. Однако, как указывает А. Моммен, «способность таких ассоциаций вести переговоры коллективно, выступать в отношениях с Москвой с единых позиций в большинстве случаев подрывалась ... расхождениями их экономических интересов и соперничеством. Блага, распределяемые между отдельными регионами под контролем Москвы, перекрывали потенциальную выгоду от коллективных действий»187. Горизонтальные связи в Российской Фе-
186 Чернышев А.Г. Особенности регионального самосознания и современный политический процесс // Региональное самосознание как фактор формирования политической культуры в России / Под ред. Ильина М.В., Бусыгиной И.М. - М.: МОНФ: ИЦНиУП, 1999. - С. 143.
187 Моммен А. Заявка Путина на власть: Конец российского федерализма? // Полис. - М., 2000. - № 5. - С.72.
дерации хотя и существовали, но были малоэффективными, так как каждый из субъектов стремился самостоятельно решать собственные проблемы, напрямую договариваясь с Москвой.
Как отмечает Р. Туровский, «развитие системы федеральных округов позволило заново начать процесс межрегиональной интеграции, но уже под федеральным контролем и в определенных на федеральном уровне географических рамках»188. Однако границы федеральных округов оказались в определенном диссонансе с географическим ареалом восьми межрегиональных ассоциаций экономического взаимодействия, поэтому, по мнению некоторых аналитиков, «последние в большинстве округов оказались "персонами non grata"»189. Теперь уже особое значение начинают приобретать не налаженные на основе самостоятельного решения субъектов горизонтальные связи (хотя некоторые из них продолжают плодотворно функционировать), а инициированная сверху интеграция субъектов в заданных федеральным центром границах.
Указанные процессы, на наш взгляд, позволяют говорить о том, что в границах федеральных округов начинают возникать не просто новые межперсональные сети взаимодействия конкретных чиновников или служащих, но и предпосылки для образования новых региональных сообществ. Это связано с тем, что федеральные округа постепенно превращаются из простых звеньев властной вертикали в новые регионы, которым присуще определенное политическое, экономическое, социальное и культурное единство. Здесь мы отходим от доминирующего на данный момент в отечественной политологии представления о регионе как субъекте РФ. При этом принципиальным для нас стало не простое пространственное расширение, а новый взгляд на регион как таковой. Так, следуя конструктивистскому подходу, мы рассматриваем регионы «не столько как территории или административно-управленческие единицы, сколько как "живые", социально и интеллектуально конструируемые пространства», границы которых «определяются не географическими категориями, а общей идентичностью («чувством принадлежности», набором добровольно разделяемых норм и ценностей, приверженностью определенным проце-
188 Туровский Р. Федеральные округа: Политико-географический подход в теории и на практике // Федерализм. - М., 2003. - № 1. - С.237.
189 Лысенко В. Развитие федеральных округов и будущее федеративного устройства России // Федерализм. - М., 2002. - № 3. - С.168.
дурам)»190. Такое видение позволяет нам, во-первых, решить проблему «территориальности» округа, а во-вторых, взглянуть на федеральные округа с иной перспективы — не как на совокупность субъектов Федерации, охваченных деятельностью полпредов, а как на новые для России регионы.
Проблема территориальности сводится к тому, что, несмотря на появившиеся и растиражированные карты федеральных округов, последние, по сути, не представляют собой административно-территориальных образований. Так, «во всех официальных документах речь идет о субъектах Федерации, "входящих в состав федерального округа" или о субъектах Федерации, находящихся в "пределах федерального округа". Нигде не говорится о территории федерального округа191. Федеральный округ не является административно-территориальной единицей и поэтому с правовой точки зрения не имеет территории»192. Поэтому определяющими для нас стали не границы территории, а границы единства. На данный момент практически отсутствуют работы и исследования, посвященные рассмотрению окружных сообществ и окружной идентичности193. Идентичность понимается нами в широком смысле как социально-психологическое чувство принадлежности к региональному сообществу, и границы региона как понятия ментального, а не физического, совпадают, таким образом, с границами сообщества. В связи с этим одной из центральных категорий рассмотрения стало «ре-
190 Макарычев А. С. Глобальное и локальное: Меняющаяся роль государства в управлении пространственным развитием // Полит. наука. - М., 2003. - № 3. - С.14.
191 Мы согласны с тезисом относительно своеобразной внетерриториальности федеральных округов. В Положении о полномочном представителе Президента РФ доминирующей оказывается риторика о субъектах, входящих в округ. Однако один раз понятие «территория округа» все же прозвучало: «Место размещения заместителей полномочного представителя и его аппарата на территории федерального округа определяется полномочным представителем». (Выделено авторами статьи).
192 Бусыгин А. Федеральные округа: Настоящее и будущее // Федерализм. - М., 2003. - № 3. - С.74.
193 Есть статьи, в которых основное внимание уделяется региональной идентичности в России как таковой, при этом в них упоминаются и федеральные округа, но мы не встретили ни одной работы, специально посвященной интересующему нас вопросу.
гиональное политическое сообщество»194, с которым могли бы себя идентифицировать жители округа.
Российские исследования региональной идентичности
Обзор существующих в отечественной политической науке исследований позволяет сделать вывод о том, что региональная идентичность в России до сих пор остается малоизученным феноменом. Отчасти это обусловлено тем, что Н. Петров назвал «новизной самого сюже-та»195, а отчасти спецификой российских исследований региональной идентичности. Так, в России обращение к феномену региональной идентичности явилось следствием анализа процесса развития федеративных отношений, где регион выступал в качестве синонима субъекта Федерации. Но, в отличие от сложившихся федераций Запада, где наряду с национальным существует и региональный уровень идентичности, в России возникающее самосознание локальных сообществ воспринималось как свидетельство государственной дезинтеграции196. При этом основной акцент делался «на ослабление роли центральной власти и разрушение единого экономического пространства»197. Другими словами, формирование региональной идентичности рассматривалось рядом авторов как дестабилизирующий фактор, эффектом которого может быть если не распад страны, то формирование конфедеративного союза. В целом, в отечественных исследованиях региональной идентичности можно выделить два сюжета, являющихся центральными: 1) причины возникновения региональной идентичности; 2) основные составляющие региональной идентичности.
194 Политическим оно является потому, что основа для идентификации выступает производной от деятельности политического института (полпредство) и принятых в федеральном центре решений (нарезка федеральных округов). В целом под политическими сообществами мы понимаем те, в которых важную роль при идентификации играют политические институты. Эти институты могут быть как уже реально созданными, так и являющимися основной целью достижения, например, в случае национального самоопределения.
195 Петров Н. Формирование региональной идентичности в современной России // Центр и региональные идентичности в России /Под ред. Гельман В., Хопф Т. -СПб.; М.: Изд-во Европ. Ун-та в Санкт-Петербурге; Летний Сад, 2003. - С.125.
196 См., например, Хенкин С. Сепаратизм в России - позади или впереди // Pro et соп^а. - М., 1997. - Т. 2. - С.5-19.
197 Следзевский И.В. Концептуальные проблемы регионализации Российской Федерации // Регионы и регионализм в странах Запада и России. - М.: ИВИ РАН, 2001. - С.40.
На данный момент в исследованиях, анализирующих причины возникновения региональной идентичности, доминирующим является социокультурный подход. Суть его сводится к тому, что формирование данного типа идентичности происходит «снизу» и является следствием кризиса «системы политической идентификации на общенациональном уровне»198. После распада СССР, приведшего к эрозии государственной идентичности, приверженность региональному сообществу позволила «индивиду локализовать себя в пространстве через призму близкой ему устойчивой коллективности»199. Однако данная точка зрения, во-первых, подразумевает, что «региональные идентичности . суть явления временные и преходящие», так как, например, после возрождения общегражданской идентичности в массовом сознании региональные сообщества перестанут играть значимую роль200. Во-вторых, вызывает сомнение то, что идентификация с регионом является автоматическим соотнесением индивидами себя именно с политическим сообществом. Другими словами, выдаваемые за свидетельства приверженности «своему» субъекту Федерации данные массовых опросов населения на деле оказываются соотнесением себя людьми с той или иной территорией.
Вместе с тем существуют немногочисленные исследования, в которых основное внимание уделяется не процессу формирования региональной идентичности «снизу», а, напротив, целенаправленному конструированию ее «сверху». Здесь в центре рассмотрения оказывается «политика идентичности», понимаемая как «деятельность региональных элит по управлению информационной средой в целях создания у потребителей информационных потоков внутри и вне региона желаемого представления о самом регионе, о самих себе в регионе и о месте региональных элит в прошлом, настоящем и будущем
198 Мелешкина Е.Ю. Региональная идентичность как составляющая проблематики российского политического пространства // Региональное самосознание как фактор формирования политической культуры в России. - С.131.
199 Орачева О.И. Региональная идентичность: Миф или реальность? // Региональное самосознание как фактор формирования политической культуры в России. -С.39.
200 Гельман В., Попова Е. Региональные политические элиты и стратегии региональной идентичности в современной России // Центр и региональные идентичности в России. - С.188.
региона»201. В таком подходе центральное место занимают «агенты формирования региональной идентичности»202, стремящиеся посредством создания новых политических сообществ реализовать собственные интересы. Однако небольшое количество такого рода исследований не позволяет на данный момент сделать общие выводы о том, насколько элиты всех субъектов Российской Федерации действительно задействованы в появлении региональной идентичности. Также зачастую нельзя оценить, насколько часто политические акторы сами приходят к идее «целенаправленного изобретения» региональной идентичности, а когда они используют уже созданный интеллектуалами региональный миф. Показательным в данном случае является пример Новгородской области, где изначально региональный миф, являвшийся привлекательным лишь для представителей региональной интеллигенции, со временем был взят на вооружение губернатором и стал им активно использоваться при формировании имиджа как региона, так и исполнительной власти203. Данный пример позволяет говорить о том, что в ряде российских регионов сложилось то, что Э. Хобсбаум называл «политической нацией»204. В нее входят как интеллектуалы, формулирующие и изначально транслирующие в независимых средствах массовой информации региональную идею, так и политические акторы, умело использующие возникший миф в собственных интересах. Однако опросы общественного мнения свидетельствуют об отсутствии в большинстве регионов «народа-
201 Там же. - С.192.
202 Орачева О.И. Региональная идентичность: Миф или реальность? // Региональное самосознание как фактор формирования политической культуры в России... -С.36- 43.
203 См. Петро Н.Н. Взлет демократии: Новгородская модель ускоренных социальных изменений. - М: Логос, 2004.
204 В своей работе «Нации и национализм после 1780 года» Э. Хобсбаум проводит разграничение между «единой нацией» («народ-нация») и «политической нацией», где первая является производной от второй. Это связано с тем, что политическая нация, которая «представляет в большинстве случаев лишь малую часть жителей данного государства, а именно его привилегированную элиту», «первоначально создаёт систему понятий и образов для будущего "народа-нации"» (Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 года - СПб.: Алетейя, 1998. - С.118). На наш взгляд, данное разграничение подходит для описания становления региональных сообществ (а, следовательно, и региональной идентичности) в рамках рассматриваемого подхода.
нации» — собственного политического сообщества.205 Последние же президентские инициативы делают практически невозможным его появление, так как теперь губернаторам вряд ли потребуются общественная поддержка, а, следовательно, и региональная мифология.
Как уже указывалось, особое внимание исследователи уделяли также основным составляющим региональной идентичности. Помимо важного компонента — чувства общности территории, свойственного именно для такого рода идентичности, аналитики выделяли противопоставление «мы—они», подробно раскрытое в теории этнических границ Ф. Барта206. Ученые также подчеркивали и роль «региональных имен», растиражированных в названиях газет и фирменных поездов207, а также институтов, предприятий и фирм208. В отечественных работах уделяется немаловажное внимание и тому, что Э. Хобсбаум назвал «святыми иконами»209: региональным символике (от флага и герба до узнаваемого политического лидера — «лица региона»), праздникам (юбилеям), памятникам, топонимике, «монополизации» известных имен, «местных водочных брендов» и т.д.210. В целом, анализ существующих на данный момент исследований региональной идентичности в России позволяет сделать следующие обобщающие выводы:
Во-первых, в подавляющем большинстве случаев регион рассматривается исследователями как синоним субъекта РФ, что, в свою очередь, приводит к знаку равенства между «региональным сообществом» и «совокупностью жителей субъекта Федерации».
205 Укрупнение регионов. - Режим доступа: http://www.fom.ru/topics/195.html.
206 Дробижева Л. Российская, этническая и республиканская идентичность: Конкуренция или совместимость // Центр и региональные идентичности в России. -С.47- 76; Сагитова Л. Региональная идентичность: Социальные детерминанты и конструктивистская деятельность СМИ: (На примере Республики Татарстан)// Там же. -С.77- 124.
207 Петров Н. Формирование региональной идентичности в современной России // Там же. - С.125- 186.
208 Орачева О.И. Региональная идентичность: Миф или реальность? // Региональное самосознание как фактор формирования политической культуры в России...-С.36- 43.
209 Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 года. - СПб.: Алетейя, 1998.
210 Туровский Р. Соотношение культурных ландшафтов и региональной идентичности в современной России // Идентичность и география в постсоветской России. - СПб.: Геликон Плюс, 2003. - С.139- 173, а также см. сноски 27, 28.
Во-вторых, доминирующим на данный момент является социокультурный подход к изучению причин появления региональной идентичности, который предполагает, что формирование региональных сообществ происходит «снизу» и является реакцией на кризис общегражданской идентификации.
В-третьих, наличествует явный дефицит тех исследований, в которых центральная роль в процессе формирования региональной идентичности отводится политическим акторам. Существующие же на данный момент тенденции в сфере реформирования федеративных отношений позволяют, скорее пессимистично рассматривать перспективы развития данного подхода в России в ближайшее время.
Наконец, в-четвертых, при анализе основных составляющих региональной идентичности большинство исследователей не выходит за рамки «классического набора», уделяя основное внимание границам «свой-чужой», региональным мифологии и символике.
Таким образом, для отечественных исследований региональной идентичности на данный момент актуальными являются два вопроса: во-первых, следует ли и дальше придерживаться той точки зрения, что границы региона совпадают с границами субъектов РФ? Во-вторых, существуют ли другие факторы, кроме кризиса общегражданской идентичности и стремления политических элит реализовать свои собственные интересы, оказывающие непосредственное влияние на процесс формирования региональной идентичности в России? Данные вопросы во многом послужили отправной точкой нашего исследования. Именно поэтому мы уделили особое внимание оценке роли формальных политических институтов в процессе формирования региональной идентичности. Центральным вопросом исследования стало определение того, каким образом происходит взаимодействие институтов с тем пространством (социальным, культурным и пр.), на котором они функционируют. И в качестве примера такого рода институтов был выбран реформированный институт полпредства, а конкретнее - его деятельность в Северо-Западном федеральном округе.
При этом специфика рассмотрения окружной идентичности сводится к тому, что мы имеем дело не с состоявшимся или же близким к завершающей стадии своего формирования, а всего лишь с потенциально возможным сообществом. Зачатки становления новой общности мы пытались обнаружить как в некоторых конкретных политических действиях полпредства, так и в уже существующих горизонтальных
связях и контактах между представителями органов власти и средств массовой информации на примере Северо-Запада России. Такого рода разделение обусловлено тем, что зачастую становление региональной политической идентичности происходит как «сверху», так и «снизу». В первом случае мы имеем дело с неким конструированием нового сообщества федеральными элитами, во втором - с уже существующим на пространстве округа интеграционным потенциалом.
Теоретические основы изучения региональной идентичности
Одной из центральных категорий рассмотрения стало «региональное политическое сообщество». Наиболее исследованным типом такого рода сообществ являются нации, поэтому мы сделали свой выбор в пользу одного из подходов к изучению нации и национализма - конструктивизму. Яркими представителями конструктивистской парадигмы являются Б. Андерсон и Э. Хобсбаум, чьи работы «Воображаемые сообщества» и «Нации и национализм после 1780 года» и составили теоретические основы исследования. Исходя из концепции Б. Андерсона, можно сказать, что политические сообщества обладают двумя211 важными характеристиками: 1) ограниченностью; 2) единством212.
(1) Ограниченность. Сообщества являются ограниченными, так как за пределами даже «самых крупных из них» находятся другие сообщества. Таким образом, каждое сообщество имеет «конечные, хотя и подвижные границы»213. Подвижность границ обусловлена вообра-женностью: чем большее число индивидов причисляет себя к тому или иному политическому сообществу, тем шире становятся границы. Однако, на наш взгляд, когда речь идет о некоем политическом сообществе, всегда существуют пределы такого рода причисления. Так, ни одно сообщество данного типа не может простираться дальше
211 Еще одной характеристикой, которой обладают нации и на которую указал Б. Андерсон в своем исследовании, является суверенность. Но, на наш взгляд, данная черта присуща не всем политическим сообществам, а только нациям: уже такие региональные политические сообщества, границы которых совпадают с границами субъектов федерации, обладают лишь автономией. Говорить же о суверенитете (или даже автономии) окружных сообществ вообще не представляется возможным.
212 Андерсон Б. Воображаемые сообщества. - М.: Канон-пресс, 2001. - С.30-
32.
213 Там же. - С.32.
того территориального пространства, которое уже охвачено или будет охвачено в перспективе деятельностью общих политических институтов. Здесь мы придерживаемся точки зрения, высказанной многими исследователями национализма, о том, что нация невозможна без национального государства214. Государственные институты должны либо стать основой для появления народа-нации, либо быть целью достижения политической нации (в некоторых случаях — народа-нации). На наш взгляд, данное положение применимо при изучении любого политического сообщества. Так, например, формирование окружной идентичности возможно лишь в пределах федерального округа, и именно границы округа задают максимально возможное расширение границ сообщества.
В данном случае речь идет о границах «свой—чужой», которые являются следствием конструирования как «извне», так и «изнутри». Так, к внешним способам конструирования можно отнести те политические решения, в результате которых возникают обозначенные на карте границы того или иного региона, на котором действуют общие политические институты. Следовательно, «пределы» региональных сообществ задаются посредством демаркации и титуализации (официального закрепления названия того территориального пространства, которое находится в пределах демаркированных границ)215. К внутренним способам, напротив, относятся как целенаправленные действия «региональных» политических акторов, так и «побочный продукт» деятельности агентов социально-экономической сферы, которые ведут к созданию и закреплению образа сообщества, в том
214 См. Хабермас Ю. Европейское национальное государство: Его достижения и пределы: О прошлом и будущем суверенитета и гражданства // Нации и национализм. - М.: Праксис, 2002. - С.364-365; Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 года. - СПб.: Але-тейя, 1998. - С.20; Giddens A. The nation as a Power-Container // Nationalism / Ed. by Hutchinson J; Smith A.D. - Oxford; N.Y.: Oxford univ. Press. 1994. - P.24.
215 Здесь мы отошли от ставшего классическим установления границ «извне» и «изнутри» Ф. Барта: для нас важным становится не то, что члены какого-либо сообщества сталкиваются со своеобразным «отгораживанием» со стороны членов другого сообщества, (формирование границ «свой- чужой» извне), для нас, напротив, было важно то, что все «внешние» границы, по сути, являются результатом реализации неких политических решений, принимаемых ограниченным кругом лиц и не всегда совпадающих с представлениями большинства членов будущего регионального сообщества. Именно поэтому мы обозначили этот процесс как конструирование границ извне.
числе и пространственного. Часть этих действий приводит к своеобразным мифологизации и символизации региона.
Так, к способам формирования мифологизированной и символизированной реальности со стороны политических акторов можно отнести: 1) «карту-как-логотип»; 2) природность границ; 3) образ центра (столицы). «Карта-как-логотип» - это символическое цветовое обозначение на карте того территориального пространства, которое в результате демаркации оказывается «закрепленным» за тем или иным сообществом. Такая карта переносится «на плакаты, официальные печати, фирменные бланки, обложки журналов», т.е. становится «мгновенно узнаваемой и повсюду замечаемой»216. Также немаловажным для формирования ментальных границ является выбор центра (столицы), так как создание или же эксплуатация уже имеющегося позитивного образа столичного города может служить хорошим стимулом для появления «чувства престижа»217 членов сообщества. Однако всегда существует опасность того, что в пределах демаркированных границ окажется два или больше городов, имеющих «столичные амбиции». В этом случае сделанный выбор может не способствовать, а, напротив, препятствовать закреплению демаркированных границ в сознании индивидов. Таким образом, центром (столицей) должен стать «признанный лидер» пространства.
Еще одним немаловажным фактором формирования границ «свой-чужой», на наш взгляд, является тиражирование названия демаркированного пространства, о котором уже шла речь в обзоре российских исследований региональной идентичности. Такое тиражирование частично осуществляется политическими акторами при наименовании (или переименовании) официальных структур. Однако зачастую закрепление названия региона в массовом сознании воспринимается как побочный продукт деятельности агентов социально-экономической сферы.
(2) Единство: Каждое сообщество является единым, так как оно представляет собой прочные горизонтальные связи, обусловленные социальной, культурной, экономической и политической общностью внутри демаркированных границ. Это единство, в противовес грани-
216 Андерсон Б. Указ. соч. - С.193.
217 Чувство престижа, несомненно, служит предпосылкой для объединения людей в политическое сообщество. Впервые в социологии связь чувства престижа с политической идеей была описана М. Вебером.
цам «свой—чужой», опирается на набор представлений о «мы-сообществе», где основное внимание уделяется не правилам «принадлежности» или «исключенности», а тому, кто такие «мы». По сути, речь идет о том, что К. Дойч назвал «общим жизненным контекстом»218, от которого напрямую зависит успешность коммуникации.
Для того чтобы возникли прочные горизонтальные связи, необходимы, во-первых, общие институты. Одним из непременных условий достижения единства становится создание неких политических институтов, унификация правил и документов. Вторым непременным условием возникновения единства является не просто информационный обмен, а формирование общего информационного пространства. Это связано с тем, что каждый, кто причастен к СМИ, «прекрасно знает», что, получая из них информацию, он проделывает то же, что и тысячи, миллионы других людей, «в чьем существовании он уверен, хотя не имеет ни малейшего представления об их идентичности»219. Средства массовой коммуникации обладают способностью трансформировать символы региона «в элемент повседневной жизни рядового человека», разрушая, таким образом, границу между приватно-локальной сферой существования большинства граждан и областью публично-региональной220.
Помимо указанных факторов, важную роль в процессе достижения единства играют существующие на том или ином пространстве общая память и «исторические корни». На любом пространстве можно обнаружить большое количество политико-социальных рудиментов, продолжающих свою жизнь в виде неких связей, а также уже сложившиеся сети взаимодействия. Такого рода связи мы обозначаем как «протосообщественные», по аналогии с термином «протонацио-нальные связи» Э. Хобсбаума: «Во многих регионах мира государства и национальные движения могли использовать в собственных целях определенное чувство коллективной принадлежности; чувство, которое уже существовало и обладало ... потенциальной способностью действовать на новом, макрополитическом уровне. Подобные связи я буду называть "протонациональными"»221. Протосообщественные
218 Deutsch K.W. Der Nationalismus und seine Alternativen. - Muenchen: Piper,
1972.
219 Андерсон Б. Указ. соч. - М., 2001. - С.57.
220 Хобсбаум Э. Указ. соч. - СПб., 1998. - С.224.
221 Там же. - С.75.
связи, конечно, могут служить и своеобразным препятствием при формировании новой региональной идентичности: например, когда они оказываются «разорванными» при демаркации новых границ. Но они также могут быть и тем источником, из которого черпаются основы для производства новых мифов и правил, по которым будет жить зарождающееся сообщество.
Схематично данные теоретические размышления могут быть представлены следующим образом:
Таблица
Характеристики политического сообщества_
Ограниченность Границы «свой- чужой» Единство Общий жизненный контекст
Конструирование «извне» Конструирование «изнутри» Единые институты и унификация Общее информационное пространство Протосообщественные связи
Демаркация Титуализация Мифологизация и символизация
Исходя из этого, мы сделали предположение, что политические институты играют важную роль в процессе формирования региональной идентичности: они конструируют извне границы «свой-чужой», способствуют мифологизации и символизации, унифицируют нормы и правила функционирования сообщества, а также создают предпосылки для появления общего информационного пространства. Тем не менее, немаловажными оказываются другие факторы, существующие до создания институтов на том или ином пространстве: географические названия, образы городов, уже функционирующие ассоциации взаимодействия и протосообщественные связи.
Поиски нового регионального сообщества
Для анализа выбраны два субъекта Федерации, входящие в округ: Республика Карелия и Новгородская область, различающиеся между собой по целому ряду параметров - географическое положение, близость/удаленность к внешним границам РФ и отношение региональных элит к созданию федеральных округов. Так, Республика Карелия имеет
на северо-востоке выход к Белому морю, а ее западная граница совпадает с государственной границей России и Финляндии. В отличие от нее, Новгородская область, является «внутренним» регионом. Что касается отношения к федеральной реформе, то Республика Карелия стала одним из первых субъектов РФ на Северо-Западе, элиты которого активно поддерживают идею создания общего окружного пространства. В Новгородской области губернатор, наоборот, негативно отреагировал на реформирование института полпредства. Так, он заявил, что деление России на федеральные округа является ошибкой, «поскольку между президентом и губернаторами поставили посредников - полпреда и федеральных 222
инспекторов»222.
В ходе исследования было взято 12 полуструктурированных интервью в Новгородской области и 12 - в Республике Карелия. В связи с тем, что деятельность обновленного института началась только в 2000 г., мы не ожидали обнаружить в границах Северо-Западного федерального округа сформировавшееся политическое сообщество. Нас интересовало, происходит ли на исследуемом пространстве становление прототипа «политической нации», поэтому нашими респондентами стали представители региональных политических элит, государственные служащие среднего звена, руководители печатных и электронных региональных СМИ, а также представители федеральных служб в регионах. Схема интервью включала в себя несколько блоков вопросов, ориентированных на получение информации о межрегиональных связях, совместных проектах, об интенсивности обмена с другими субъектами, входящими в округ. Также были заданы вопросы, связанные с оценкой деятельности полпредства в перспективе создания общего северо-западного пространства.
Границы «свой-чужой». Федеральный центр стал тем агентом, который извне обозначил границы «свой-чужой», произведя их демаркацию и титуализацию. На данный момент в России некоторые карты федеральных округов являются как раз картами-логотипами, на которых обозначены лишь границы округа и его столица. Происходит и тиражирование названия округа, которое связано не только с переименованием официальных структур, но и с деятельностью иных агентов социально-экономической сферы. Применительно к рассматриваемому нами случаю, можно констатировать, что логотип
222 Михаил Прусак критикует президента. - Режим доступа: http://pravda.ru/ ро1Мс8/2001/10/26/33134.^т1.
«Северо-Запад» прочно укоренился в названиях многих фирм, брэндов и торговых марок. Так, например, в «Желтых страницах» Санкт-Петербурга представлено в общей сложности 270 фирм, предприятий и других учреждений, которые имеют в своем названии указание на Северо-Запад. Среди них встречаются и сохранившиеся еще с советских времен «северо-западные» предприятия и институты, и явные «новострои», такие как агентство недвижимости «Северо-Западная стабильность», пейнтбольный клуб «Северо-Западный легион», юридический центр «Северо-Западный регион» и др.
Что касается образа столицы, то на пространстве округа ни один из городов не обладает такими столичными амбициями и потенциалом, как Санкт-Петербург. Тем не менее существующий авторитет и прочно закрепленный в сознании многих жителей не только округа, но и страны образ «культурной столицы» имеют скорее общероссийский, а не окружной характер. При этом, однако, некоторые респонденты отмечали большую эмоциональную привязанность к Северной столице, чем к Москве: «Москва — это совсем другое государство. Конечно, Питер ближе и понятнее и по духу, и по ментально-сти». Другие информанты, напротив, подчеркивали своеобразную «чужеродность» Петербурга, обусловленную его особым статусом: «Питер — высокомерно. Никакого желания контактировать с ними нет. Это совсем другие люди. Ведут они себя не так, как наши». Несмотря на разницу в эмоциональном восприятии города и его жителей, почти все респонденты были единодушны в своей оценке интеграционного потенциала Санкт-Петербурга. Так, они, с одной стороны, подчеркивали стремление города стать лидером на пространстве округа: «Может, он воспринимает себя российской столицей, хочет быть столицей Северо-Запада», а, с другой стороны, отмечали отсутствие каких-то реальных действий, направленных на реализацию столичных амбиций. Прежние лидирующие позиции в образовательной, инновационной и информационной сферах оказались утрачен -ными, а попыток их восстановления город не принимает: «Питер оказался не нужен Северо-Западу. То есть те места, которые Питер занимал как образовательный, инновационный центр, он их добровольно оставил, не пытаясь бороться в создавшихся условиях».
Таким образом, на данный момент интеграционный потенциал города оценивается респондентами как незначительный: «Сотрудничество [с другими регионами] есть, но оно без Питера». Изменить ситуа-
цию возможно, только прилагая определенные усилия, так как рассчитывать на дивиденды от прошлого не приходится: «Чтобы связи с регионами были достаточно плотными, Питер должен вкладывать ресурсы, а именно восстанавливать связи». Поэтому Петербург на данный момент выглядит как уважаемый, почетный генерал, но без армии.
Как уже указывалось, важную роль в конструировании «изнутри» границы «свой-чужой» играет создание прочных механизмов горизонтального взаимодействия. К таким механизмам мы отнесли ассоциации сотрудничества, которые существовали на пространстве Северо-Запада как до создания округов (и претерпели определенные изменения в правилах «включения» после этого), так и после реформирования института полпреда. Одним из пионеров, причем очень успешных, среди политических структур на пространстве округа является Северо-Западная парламентская ассоциация (СЗПА). Данная ассоциация была создана в 1994 г. и объединила представителей региональной законодательной ветви власти тех же 11 субъектов РФ, которые шестью годами позже вошли в СЗФО. Основная цель, которая преследовалась при создании данной ассоциации, заключалась в повышении эффективности законодательного процесса: «Идея была такова, что не надо изобретать велосипед. Если в Вологде закон принят, почему в Новгороде мы должны его заново писать? ...если мы подступаем к какому-то закону, который должен решить экономическую проблему, то мы берем весь опыт Северо-Запада, накладываем, и процесс продвижения закона ускоряется в десятки раз».
Практически тот же состав участников воспроизвела Ассоциация экономического взаимодействия территорий Северо-Запада РФ, созданная в январе 1991 г., куда изначально помимо одиннадцати вошла еще и Кировская область. Примечательно также, что двое членов данной ассоциации - Новгородская и Калининградская области - являлись одновременно членами других межрегиональных ассоциаций - «Черноземье» и «Центральная Россия» соответственно. Однако создание федеральных округов перекроило «карты» изначальных ассоциаций223, и Северо-Запад «потерял» Кировскую область
223 Показательной в данном случае является история ассоциаций «Черноземье» и «Центральная Россия», члены которых оказались в составе Центрального федерального округа. В результате реформы возникла новая Ассоциация экономического взаимодействия субъектов РФ Центрального федерального округа - «центрально-
(которая в советское время входила в ареал регионов Русского Севера). Таким образом, проведенные «извне» границы скорректировали правила «включения» в эту структуру.
Обший жизненный контекст. В Северо-Западном федеральном округе реформированный институт полпредства наиболее активно проявил себя в течение прошедших четырех лет в основном в границах города Санкт-Петербурга. Фазы активности данного института в публичном пространстве сменялись фазами затишья, а ритм смены этих фаз был задан расписанием выборов главы исполнительной власти этого субъекта РФ. Тем не менее реформированный институт полномочного представителя Президента РФ ставил своей целью и унификацию, так как именно предотвращение децентрализации в России декларировалось В. Путиным в качестве основной цели создания федеральных округов. Однако приведение регионального законодательства в соответствие федеральному служит формированию общего правового пространства на территории всей Российской Федерации, а не в границах того или иного федерального округа. Иными словами, здесь мы имеем дело не с окружной, а с общероссийской интеграцией.
Вместе с тем нормативно закрепленная деятельность полпредства по совместной с межрегиональными ассоциациями разработке программ социально-экономического развития округа свидетельствует о том, что полномочные представители призваны интегрировать субъекты не только в пределах всей страны, но и в границах округов. Однако, несмотря на то, что в сфере экономики на полпредов была возложена роль своеобразных помощников и союзников субъектов Федерации, их деятельность не привнесла ничего качественно нового в налаженное ранее сотрудничество: «Насколько я понимаю, округа создавались не для того, чтобы управлять экономикой и инвестиционными потоками. Если все это поддерживается определенными ресурсами — организационными, экономическими, финансовыми, другими, то, может, это имеет смысл. Это ничем не поддержано, кроме некоего пиаровского облака. Никаких реальных ресурсов, подходов нет».
Что касается создания общего информационного пространства, то на Северо-Западе этот процесс развивался неравномерно и во многом зависел от личности полномочного представителя. Так, за
черноземная» (см. сайт Ассоциации. - Режим доступа: http://www.chernozem.ru/ аЪоШ.р^тР
неполные пять лет в СЗФО сменилось три полпреда, при этом на данный момент попытки формирования единого информационного пространства в границах округа можно обнаружить лишь в деятельности первого полномочного представителя. Несмотря на то, что региональные аналитики неоднократно отмечали, что роль В. Черкесова главным образом сводилась к «выдавливанию В. Яковлева из Санкт-Петербурга», именно полпред «первого призыва» неоднократно указывал на необходимость налаживания информационного обмена между регионами, входящими в округ.
В середине 2002 г. на Северо-Западе появились новые структуры, которые были призваны способствовать в том числе и созданию единого информационного пространства. Наиболее видными из них стали Центр стратегических разработок Северо-Запада (ЦСР СЗ), Ассоциация СМИ Северо-Запада (АСМИ СЗ), общие информационные агентства «Росбалт» и «Северинформ». Все они были созданы во второй половине 2000 г., т.е. непосредственно после проведения реформы, и декларировали, в качестве общих целей, «создание пространства для взаимодействия и свободной коммуникации организаций и частных лиц, работающих на перспективу развития Северо-Запада России»224, или же «формирование единого информационного пространства»225. Указанные структуры пытались освещать события, происходящие в том или ином субъекте федерации, не только в местной прессе, но и в общих для Северо-Запада СМИ. Однако, несмотря на налаживание сотрудничества между журналистами из различных субъектов Федерации, входящих в округ, о появлении действительно общего информационного пространства говорить пока рано. Так, сети журналистского взаимодействия оказали интегрирующее воздействие в первую очередь на самих представителей средств массовой информации, но не на население. Отчасти такая ситуация может быть объяснена недостаточной эффективностью созданных структур. Отчасти же тем, что до сих пор открытым для журналистов остается вопрос главного редактора «Эксперт. Северо-Запад» Ф. Гаврилова: «Интересует ли людей в Вологде то, что делается в Калининграде?».
224 См. сайт ЦСР СЗ. - Режим доступа: http://www.csr-nw.ru
225 См. Самопрезентацию АСМИ. - Режим доступа: http://www.dia1ogspb.ru/ asmi.html.
Несмотря на это, можно констатировать наличие в границах округа как разветвленных сетей сотрудничества, так и протосообществен-ных связей. Так, сетевых проектов взаимодействия на пространстве Северо-Запада действует множество, и точное их число назвать трудно. Все они в разное время были инициированы как непосредственно самими субъектами Федерации, так и международными партнерами, заинтересованными в налаживании связей с приграничными территориями.
Некоторые из этих проектов, просуществовав какое-то время, угасли, другие же оказались жизнеспособными и имеют хорошие перспективы в будущем. Так, не увенчался успехом проект, направленный на создание общего культурного пространства «Северное кольцо», хотя он и имел своей целью «содействие созданию единого историко-культурного пространства путем формирования у населения региона осознания исторической и нравственной значимости своей "малой Родины" для всей России»226. В то же время, представители республик Карелия и Коми, а также Мурманской и Архангельской областей уже более десяти лет работают в сетевом проекте «Баренц-пресс» в программе Баренц-Евро-Атлантический регион (БЕАР), обмениваясь опытом в сфере массовой коммуникации: «Мы контактируем... благодаря ... "Баренц-пресс". Не просто потому, что мне симпатичнее или ближе Мурманск или Архангельск. Симпатичны, я вас уверяю, но я бы 10 лет с ними не общалась и их бы в глаза не видела, потому что у них своя работа, у меня своя. И ее как всегда, выше крыши, поэтому и не сотрудничали бы».
Одним из эффектов данных проектов является расширение границ «мы-сообщества». Респонденты, вовлеченные в сети сотрудничества, рассматривают свой субъект Федерации как часть более широкой общности, в которую входят субъекты-партнеры. Для этих респондентов сообщество «своих» образуется через партнерство, совместную работу в проектах, разного рода ассоциациях: «Мы говорим "наши корреспонденты", потому что мы действительно считаем их нашими. у нас возникло вот такое семейство своеобразное, то есть Череповец, Вологда, Архангельск, Мурманск, Петрозаводск, Калининград, Псков, Великие Луки, Новгород». Напротив, для тех респондентов, которые не были включены в конкретные проекты сотрудничества,
226 «Северное кольцо». - Режим доступа:
http://www.iournalists.spb.ru/about/asmi/ рго|е^/#8еукоЦ8о.
причисление к «мы-сообществу» происходит на совершенно иных основаниях. «Свои» - это не партнеры, а некто, с кем есть основы для расплывчатой, мифологизированной взаимосвязи: «[наиболее тесные связи] с Мурманском и с Архангельском, поскольку в Мурманске тоже есть Поморье. Там даже был общий какой-то язык поморов, живших вдоль побережья Белого моря. Кто-то там поселился в Мурманской области, кто-то в Карелии, кто-то в Архангельске». Такие респонденты выделяют следующие основания для общности: общая граница между регионами, общие исторические корни, общие географические особенности регионов, общая культура, общие ресурсы, сеть транспортных коммуникаций, связывающих регионы, общий этнос, экономические связи, «общие социальные проблемы». В совокупности они служат своего рода основами, на которых можно сконструировать общий жизненный контекст региона.
Еще одним основанием для причисления к «своим» является Русский Север, к которому причисляются Архангельская, Мурманская и Вологодская области. Третьей основой при формировании «мы-сообщества» выступает финно-угорский мир: «С Коми связывает нас немножко другое... в Коми и у нас есть представители финно-угорского народа». Таким образом, мир «своих» для респондентов из Карелии включает в себя четырех субъектов Федерации, входящих в Северо-Западный федеральный округ: Архангельскую, Мурманскую, Вологодскую области и Республику Коми.
Для респондентов из Новгорода характерным является более прагматичное и менее мифологизированное причисление к «своим». Основное значение здесь играют длительность контактов и географическая близость. Так, единственным «соразмерным» по возрасту партнером для Новгородской области выступает Псковская область. Эти субъекты связывают вместе давняя история соседства (хотя и не всегда безоблачного) и возраст столиц регионов: «Мы [Псков и Новгород] достаточно друг друга знаем... Пскову в этом году будет 1100лет. Это достаточно серьезно. Мы отпраздновали несколько лет назад 1140». Также к «своим» относятся те субъекты, до которых можно легко и быстро доехать: «Ближе, конечно, Псков. Мы там чаще бываем, потому что в Вологду ехать 700 верст, на машине далековато. Псков — 200 километров, махнул не глядя. Питер тоже, Ленинградская область. На машине два с половиной часа».
Здесь мы привели только наиболее часто повторяющиеся в интервью основания для причисления к «своим». В целом же, если составить своеобразную карту представлений о «мы-сообществе», то получится множество подвижных и неустойчивых общностей, границы которых причудливым образом то совпадают, то опять расходятся.
Заключение
На данный момент нельзя констатировать появление на пространстве Северо-Запада такого сообщества, границы которого приближались бы к границам федерального округа. При этом наше исследование показало, что такого рода преобразование не является необходимостью для полпредства. Так, являясь частью структуры Администрации РФ, полпредство в принципе выступает как политически несамостоятельный и слабый институт. Как показывает почти пятилетняя практика, на Северо-Западе для нормального функционирования ему особо не требуется дополнительной политической легитимности «снизу». Это связано с тем, что, во-первых, созданный «сверху», данный институт зависит исключительно от воли федерального центра, а, во-вторых, региональные элиты в этой части России не оказывают особого сопротивления вмешательству полпреда и федеральных инспекторов в законотворческий процесс субъектов. Напротив, последние изменения, внесенные в процедуру избрания губернаторов, делают шансы такого сопротивления совсем призрачными. Поэтому, с одной стороны, у полпредства действительно не появляется никаких новых стимулов для единения пространства Северо-Запада. С другой стороны, функционирующий на протяжении уже нескольких лет институт задает определенную логику интеграции, даже не предпринимая для этого каких-то дополнительных усилий. Поэтому ответ на вопрос о возможном появлении в границах федеральных округов новых региональных сообществ во многом будет зависеть от времени существования данных структур в российской политической действительности.
