CC BY
62
ологического памятника в других формах культуры. Создаваемые произведения выражают определённые ассоциативные образы и формы, возникшие у него в процессе восприятия, его атрибуции и интерпретации в системе собственных знаний. Возникающие у человека ассоциации можно разделить на: абстрактно-логические, эмоционально-чувственные и, как их синтез, абстрактно-образные. Так, музей древних производств, являющийся одним из туристических объектов историко-культурного музея-заповедника «Аркаим», предполагает проведение с посетителями различных мастер-классов, связанных с древними производствами. Здесь посетитель создаёт определённые произведения, которые, с одной стороны, будут осмыслены им (наделены смыслом) как созданные на «Аркаиме», и будут ассоциироваться с ним; с другой стороны, человек может отразить и свои конкретные ассоциации с археологическим памятником. Одновременно в музее-заповеднике предлагается множество различной сувенирной продукции, на уровне декоративных художественных форм «отражающей» контексты конкретного археологического памятника.
4. Свободные интерпретации археологических памятников в художественных текстах, напрямую не связанных с археоло-
Библиографический список
гическим наследием, научными историческими данными, но косвенно касающиеся конкретных археологических памятников. К данной группе, в отличие от предыдущей, относятся тексты более сложной организации, создаваемые профессиональными и самодеятельными творцами и относящиеся к различным видам искусств: литературе, скульптуре, живописи, театру; являющиеся не только достоянием индивидуального творчества, но и транслирующиеся в современном информационно-коммуникационном пространстве. Примером является балет «Аркаим», созданный в 2005 году Лейлой Загировной Исмагиловой, произведения художника Александра Разбойникова, керамика Екатерины Пензиной.
Следует признать, что выявленные в данной статье четыре аспекта эстетического потенциала археологического памятника не претендуют на роль исчерпывающей характеристики археологического памятника как эстетического объекта. Проблема, представленная в статье, требует дальнейшего исследования. И, как представляется, её разрешение может способствовать не только развитию научной теоретической мысли, но и актуализации археологического наследия, его представленности в культурном пространстве современности.
1. Системная классификация археологической науки // Сектор археологической теории и информатики института Археологии и Этнографии СО РАН [Э/р]. - Р/д: http://www.sati.archaeology.nsc.ru/classarch2/classarch/fragment.php ?code=22#t189
2. Каменский, С.Ю. Археологические памятники как объекты культурного наследия (аксиологический аспект) // Известия Уральского государственного университета. - 2008. - № 55. - Сер. 2. Гуманитарные науки. - Вып. 15.
3. Формозов, А.А. Памятники первобытного искусства на территории СССР - М., 1980.
4. Древнее искусство северной Евразии // Культуры степной Евразии и их взаимодействия с древними цивилизациями: материалы международной науч. конф., посвященной 110-летию со дня рождения выдающегося российского археолога Михаила Петровича Грязнова. - СПб., 2012. - Кн. 1.
Bibliography
1. Sistemnaya klassifikaciya arkheologicheskoyj nauki // Sektor arkheologicheskoyj teorii i informatiki instituta Arkheologii i Ehtnografii SO RAN [Eh/r]. - R/d: http://www.sati.archaeology.nsc.ru/classarch2/classarch/fragment.php ?code=22#t189
2. Kamenskiyj, S.Yu. Arkheologicheskie pamyatniki kak objhektih kuljturnogo naslediya (aksiologicheskiyj aspekt) // Izvestiya Uraljskogo
gosudarstvennogo universiteta. - 2008. - № 55. - Ser. 2. Gumanitarnihe nauki. - Vihp. 15.
3. Formozov, A.A. Pamyatniki pervobihtnogo iskusstva na territorii SSSR. - M., 1980.
4. Drevnee iskusstvo severnoyj Evrazii // Kuljturih stepnoyj Evrazii i ikh vzaimodeyjstviya s drevnimi civilizaciyami: materialih mezhdunarodnoyj
nauch. konf., posvyathennoyj 110-letiyu so dnya rozhdeniya vihdayuthegosya rossiyjskogo arkheologa Mikhaila Petrovicha Gryaznova. -CPb., 2012. - Kn. 1.
Статья поступила в редакцию 16.11.13
УДК 13.09
Makarova N.I. IN PURSUIT OF CIVILITY. The article considers the opposition of ideas of «civilization» and «barbarism» in Renaissance culture. This opposition influenced the development of humanistic ideals and strengthened the position of intellectual elite. On the other hand, it promoted the formation of colonization ideology, the justification
of «barbarian» peoples' conquest and exploitation.
Key words: Renaissance, humanism, barbarism, civility, colonialism.
Н.И. Макарова, канд. культурологии, доц. каф. философии НГУЭУ, г. Новосибирск, E-mail: voskresenye@yahoo.com
В ПОГОНЕ ЗА ЦИВИЛИЗОВАННОСТЬЮ
В статье рассматривается противопоставление понятий «цивилизованность» и «варварство» в культуре Возрождения. Прослеживается влияние этого противопоставления на развитие гуманистических идеалов и укрепление позиций интеллектуальной элиты, а также на формирование идеологии, оправдывающей покорение и эксплуатацию «варварских» народов.
Ключевые слова: Возрождение, гуманизм, варварство, цивилизованность, колониализм.
В западной культуре, начиная с античности, «цивилизованность» противопоставлялась «варварству». Это противопоставление накладывало отпечаток на идеал человека и общественную систему ценностей. Оно определяло то, какими должны быть отношения между людьми, принадлежащими к разным народам. В эпоху Возрождения идея цивилизованности в значительной степени служила маяком для гуманистов в их стремлении к преобразованию общества на основе развития искусств и наук. Она формировала понятие об идеальной личности. В свою очередь «отсутствие цивилизованности» служило основанием для ведения захватнических войн против «варваров».
Для древних греков варвар - это человек, не знающий греческого языка и, соответственно, не владеющий нормальной
речью. Достаточно вспомнить рассуждение Аристотеля о том, что варвары по природе - рабы, существа низшие, в отличие от греков, являющихся по природе господами [1, с. 377]. Понятие о цивилизованном образе жизни для европейской мысли формируют в первую очередь римские мыслители. В частности, Цицерон ассоциирует его с оседлостью и наличием городов. Лукреций в Книге V своей поэмы «О природе вещей» подробно описывает постепенное освоение человеком огня, появление языка, семьи, собственности, орудий труда, власти, законов и городов. Однако Лукреций описывает эти ступени развития человечества как некую эволюцию, не всегда имеющую позитивный смысл. Так, хотя вначале люди не имели защиты от диких зверей и часто становились их добычей, тем не менее «не губила
зато под знаменами тысяч народа битва лишь за день один», и если «скудная пища тогда предавала слабевшие члены смерти», то «теперь излишество нас убивает» [2, с. 75].
Средние века мало интересовались противопоставлением цивилизованности и варварства: разделение между людьми шло преимущественно по религиозному признаку. В период Ренессанса гуманисты опять обращаются к идее цивилизованности, которая связывается в первую очередь со знанием искусств и наук, а также с умением вести беседу. Эта идея цивилизованности освящается в этот период тем, что приобщение к знанию рассматривается не как приобретение чего-то нового, а как воспоминание, как поход аргонавтов за золотым руном абсолютного знания, которым обладали первые люди на заре человеческой истории. Считалось, что это абсолютное знание позволит воссоздать на земле золотой век мира и процветания. Чтобы подвигнуть своих современников к изучению наук и искусств, гуманисты делали упор на риторике - искусстве убеждения.
Также надо иметь в виду, что представители гуманистической элиты в это время боролись за место под солнцем, пытаясь потеснить с одной стороны военную аристократию - «дворянство шпаги», а с другой стороны - теологов, которые доминировали в университетах, а также в государственном управлении. Гуманисты использовали понятие цивилизованности в своих интересах и, в частности, характеризовали представителей схоластики как «варваров», препятствующих прогрессу гуманистической культуры [3, с. 476]. Они активно формировали идеальный образ человека цивилизованного, в первую очередь цивилизованного монарха.
Это можно пояснить на одном ярком примере. Начиная с античности, государи часто аллегорически изображались в образе Геркулеса. Обычно это был Геркулес Ливийский - могучий герой, отличающийся необыкновенной силой и храбростью. В эпоху же Ренессанса этот образ древнего героя начинает двоиться, и наряду с Геркулесом Ливийским появляется Геркулес Галльский. Образ его восходит к произведению «Геракл» греческого софиста Лукиана (около 120—180 гг.), который описал изображение героя, которое он видел в Галлии. На нем Геракл был представлен лысым стариком с морщинистой кожей, одетым в львиную шкуру, держащим в правой руке палицу, а в левой лук. Этот престарелый Геракл с легкостью влек за собой радующихся людей посредством тонких цепочек, сделанных из золота и янтаря. Цепочки были прикреплены к ушам идущих следом за Гераклом людей и к языку самого героя. Лукиану местный житель пояснил содержание изображения следующим образом: «Я разрешу тебе загадку этого изображения, чужестранец. Я вижу по тебе, что ты совершенно сбит с толку. Мы, кельты, в отличие от вас, эллинов, не думаем, что Слово — это Гермес, но Гераклу его уподобляем, так как последний гораздо сильнее Гермеса. Не дивись и тому, что бог изображен стариком: ведь одно только Слово имеет склонность в старости как раз являть совершенный расцвет...» [4, с. 25].
Особенно часто в виде Галльского Геркулеса изображался король Франциск I, которого во Франции называли «отцом искусств и наук». Например, в 1532 году король был аллегорически представлен таким образом при украшении триумфального входа, приготовленного для въезда королевы Элеоноры в Руан. Некоторые даже полагали, что мода, введенная при дворе Франциска носить золотую цепочку или кольцо в ухе, была продиктована мифом о Галльском Геркулесе [5, с. 253]. Образ Франциска как идеального государя использовался гуманистической элитой и после смерти монарха. Так, по случаю въезда Генриха II в Париж 16 июня 1549, у ворот Сен-Дени большая статуя Галльского Геркулеса украшала триумфальную арку. Четыре цепи исходили из уст Геркулеса, прикрепляясь к ушам четырех аллегорических фигур, изображавших разные группы населения: духовенство, аристократию, парламент и простой народ. Характерные черты статуи и надпись указывали, что это был Франциск I в виде Геркулеса, обращавшийся к своему сыну и последователю, королю Генриху II [5, с. 251]. В одной из приветственных речей Генрих характеризовался как новый Геркулес, превзошедший Геркулеса Ливийского, воителя, а также и Геркулеса Галльского, великого оратора и образцового принца.
В отношениях между народами это сопоставление цивилизованности и варварства ярко проявилось во время итальянских войн [6, с. 73]. Когда французы вторглись на территорию итальянских городов-государств, то итальянцы не могли противостоять военной силе захватчиков, но постарались уколоть их
хотя бы тем, что представили французов варварами, не заслуживающими звания цивилизованной нации. Бальдассаре Кас-тильоне, например, писал, что французы признают только доблесть оружия и не уважают людей образованных [3, с. 473]. Гуманист Клод де Сейсель отмечал в 1509, что «французы считались варварами как в отношении своей морали, так и в отношении языка» [3, с. 473]. «Варварским» называл французский язык и Эразм Роттердамский, замечавший, что во французском языке орфография не согласуется с произношением, а при произнесении речи издаются настолько неприятные звуки и с таким акцентом, что этот язык «с трудом можно назвать человеческой речью» [3, с. 473]. Знаменательно, что в середине столетия поэт Иоахим дю Беллэ (1522-1560), член объединения «Плеяда» и друг Ронсара, одну из глав своего произведения «Защита и прославление французского языка» назвал «Французский язык не должен называться варварским».
Обвинения в культурном варварстве привели к подъему национальной гордости у французов, что в свою очередь направило их усилия на реформирование своего языка и создание институтов по его изучению, а также способствовало повышенному интересу к идеям итальянского Возрождения. При Франциске I это гуманистическое движение охватило высшие слои общества. Король учредил Академию классических языков, позже известную как Коллеж де Франс. В Академии, которая стала идейным противником системы преподавания в Парижском университете, велись занятия по древнегреческому языку и древнееврейскому, а позднее также по латыни, арабскому и математике. Возглавил академию известный гуманист Гийом Бюде (1467-1540). Франциск, поддерживая «королевских преподавателей», учредил стипендии для ученых в размере 30 тысяч ливров в год [3, с. 474].
Особое значение противопоставление цивилизованности и варварства получило в период колонизации. Николас Кэнни, анализируя формирование идеологии английской колониальной политики в начале Нового времени, обращается к различению цивилизованности и варварства, сыгравшему существенную роль в оправдании этой политики, начало которой было положено с колонизацией Ирландии в правление Тюдоров [7, с. 576]. Существенную роль в идеологическом обосновании периода колонизации 1565-1576 годов в эпоху Елизаветы I играли такие деятели как представитель королевы в Ирландии сэр Генри Сидней, писатель и дипломат сэр Томас Смит, а также писатель Томас Черчард.
Англичане в это время различали христианство и цивилизованность. Они полагали, что люди могли стать цивилизованными и не быть при этом христианами, но не могли стать христианами без того, чтобы вначале не приобщиться к цивилизованной жизни. Считалось, например, что римляне были цивилизованными, несмотря на то, что они были язычниками. Цивилизованными считались также некоторые современные народы -китайцы и турки. Знамя первенства в «цивилизованности», однако, принадлежало тем, кто соединил цивилизованный образ жизни с христианством. Поэтому идеологи колонизации Ирландии, бывшие ревностными протестантами, в первую очередь постарались доказать, что ирландцы не являются христианами. Наблюдая те католические религиозные нормы и обычаи, которые они встретили в Ирландии, англичане пришли к заключению, что имеют дело не с христианами, а с язычниками, поскольку ирландцы «не любят и не почитают Бога», «не ненавидят дьявола», а также они «суеверны» и открыто поклоняются идолам [7, с. 584]. Сидней писал в 1567 в докладе о положении дел в Манстере, что нравственность его обитателей была на крайне низком уровне. Воровство и убийство были обычным делом, брак ни во что не считался, не было понятия о грехе и покаянии. Из этого он выводил, что хотя ирландцы считают себя католиками, но на самом деле они, скорее, язычники или атеисты [7, с. 585].
Поскольку было признано, что ирландцы не являются настоящими христианами, то следующий шаг был сделан в сторону того, чтобы признать их варварами. Сопоставляя обычаи жизни ирландцев с описанием жизни других народов в исторических источниках и заметках путешественников, англичане пришли к выводу, что без сомнения имеют дело с варварами. Во-первых, ирландцы перегоняли скот с зимних пастбищ на летние пастбища и, следовательно, не были вполне оседлым народом. Далее, внешний вид ирландцев также наводил колонизаторов на мысли о варварстве. Сидней, например, проводил параллели между ирландцами, гуннами и вандалами. Томас Смит был
убежден, что ирландцы происходят от скифов, поскольку и те, и другие «лениво следуют за своими стадами» [7, с. 586]. Одежда, прически и оружие ирландцев также убеждали Смита, что существует явное сходство между варварами-скифами и ирландцами. Любопытно, что сам Смит в Ирландии не был и пришел к выводу о варварстве ирландцев лишь на основании чтения книг и рассказов тех, кто приезжал из Ирландии. Ирландцев в их «варварстве» сравнивали также с жителями Нового Света. Например, Сидней называл кланового вождя Шана О'Нейла «этот каннибал». Он также утверждал, что те, кто живет в соответствии с гаэльскими законами «лишь чуть лучше каннибалов, охотящихся друг за другом» [7, с. 590]
Таким образом, по мнению идеологов колонизации, ирландцы были истинными варварами, живущими «как звери без законов и хорошего порядка». Они были «более нецивилизованные, более нечистые, более варварские и более грубые в своих привычках и манерах, чем люди в любой другой части света» [7, с. 588]. Поэтому колонизаторы посчитали своей обязанностью «подавлять и реформировать буйную, варварскую и нечестивую жизнь этой дикой нации» [7, с. 582]. Смит писал, что задача англичан - цивилизовать «этих варваров», наставляя их в «добродетельном труде и справедливости, обучая их английским законам и социальному поведению» [7, с. 584]. По его мнению, англичане были новыми римлянами, пришедшими, чтобы привить начала правильного общежития ирландцам подобно тому, как древние римляне когда-то пришли цивилизовать древних британцев. Для лучшего выполнения этой культурной миссии нужно, по мнению Смита, чтобы ирландцы не имели возможности покупать землю, участвовать в управлении и быть свидетелями в суде. Также они не должны иметь оружия и обучаться наукам и искусствам, чтобы в дальнейшем «не представлять соперничества для подданных ее величества» [7, с. 590]. Удел ирландцев - это тяжелый физический труд.
Монаршая власть поддерживала жесткие меры колонизаторов. Елизавета I, хотя и заявляла, что предпочтительнее использовать мудрость и тактичное обращение для того, чтобы привести «этот грубый и варварский народ к цивилизованности» и признанию его обязанности по отношению к ней как к своей королеве и к Богу, но добавляла при этом, что если ирландцы не подчиняются доводам разума и долга, то нужно заставить их силой. О том, с какой жестокостью проводилась колонизация, свидетельствует, в частности, подавление восстания в южной Ирландии сэром Хемфри Гилбертом (1539—1583), назначенным в 1569 военным правителем Манстера. Гилберт не щадил ни женщин, ни детей. Согласно Томасу Черчарду, Гилберт после того, как потопил восстание в крови, приказал, чтобы головы всех убитых были принесены к его палатке и положены так, чтобы всякий, подходящий к палатке (или в случае побежденных ирландцев подползавший на коленях), должен был пройти всю линию этих отрубленных голов. Это навлекло ужас на людей, видящих головы своих убитых отцов, братьев, детей, лежащих перед ними на земле. Тем не менее, Черчард оправдывал действия Гилберта на основании их «целесообразности», утверждая, что благодаря страху, который испытывают люди в таких обстоятельствах, «войны становятся короче» [7, с. 583].
Хотя англичанами объявлялось, что конечной целью колонизации является наставление ирландцев в цивилизованном образе жизни, а затем их обращение в истинную веру, колонизаторы, по сути, не сделали ничего для того, чтобы добиться этой цели. В результате возобладало мнение, что ирландцы еще недостаточно развиты для того, чтобы жить самостоятельно, без присмотра за ними более цивилизованной нации. Поэтому они должны сначала послужить англичанам как просвещенным правителям с тем, чтобы получить представление о должном образе жизни.
События 1565-1576 годов по колонизации Ирландии стали пробой пера для англичан перед колонизацией ими Северной Америки. В частности, колонизаторы поняли важность использования пропаганды для подготовки общественного мнения с тем, чтобы оправдать свою жестокую политику. Английские колонисты в Северной Америке использовали ту же риторику, что и в Ирландии, где они провозглашали своей главной задачей привести страну «к цивилизованности и манерам Англии» [7, с. 595]. Однако на деле они быстро от этой задачи отказывались как от невыполнимой в силу якобы слишком большой культурной разницы между собой и индейцами. Объявлялось, что индейцы были неоседлыми людьми и поэтому не могли правиль-
но смотреть за своей землей. Поэтому англичане должны были принять на себя обязанность культивации этой земли. Индейцы, а потом и негритянское население, были подобно ирландцам представлены как ленивые, грязные и распутные, понимающие только язык силы.
И все же, если мы обращаемся к мыслителям Возрождения, то в XVI - начале XVII века была альтернатива идеологии колониализма, которая акцентировала не культурные различия между людьми, а их общность, основанную на том, что в каждом человеке есть «искра Божия». Представители этого альтернативного вектора будущего развития взаимоотношений между народами не составляли единого направления. Во-первых, это были те, кто ставил во главу угла мирное приобщение народов к христианскому братству. Надо отметить, что, несмотря на жестокое завоевание испанцами и португальцами территорий Нового Света, тем не менее, католические власти заняли позицию по отношению к колонизируемому населению гораздо более умеренную, чем протестанты. Так, император Священной Римской империи Карл V издал указ в 1530 году, запрещающий обращать индейцев в рабство. Папа Павел III 29 мая 1537 подписал буллу Sublimus Dei, которая также не только запрещала порабощать индейцев, но и всех других людей, а также лишать этих людей их имущества независимо от того, являются ли они христианами или нет. Папа указал, что Иисус Христос послал апостолов учить все народы; и все люди имеют надлежащую «природу и способности» воспринимать веру. Люди не могут быть сведены на уровень «животных, созданных для нашего услужения». Папа указал также, что приобщение к вере должно быть на добровольной основе в результате «проповеди слова Божия и примера хорошей и святой жизни» [8].
По контрасту с английской колониальной политикой, имеющий ярко выраженный национальный облик, иберийская, отражающая средиземноморскую культуру с ее акцентом на античность, имела более универсальный характер в своем стремлении к выполнению цивилизующей миссии [9, c. 1120]. Громадная империя, которой владел испанский король Филипп II после объединения Испании с Португалией, включала в себя на равных основаниях испанцев, португальцев и католическое население колоний. Такой испанский автор как миссионер, географ и историк Хосе де Акоста, не опровергая авторитета Аристотеля в отношении понятий цивилизованности и варварства, тем не менее, сглаживал разницу между ними применительно к аборигенам Нового Света. Так, в своем произведении De procuranda Indorum salute Акоста пишет о письменности и оседлости как двух параметрах в оценке степеней цивилизованности варварских народов. Китайцы на его шкале занимают высшую ступень цивилизованности в силу своих высокоразвитых городов и письменности. Наследники империй инков и ацтеков - вторую ступень, поскольку эти народы являются оседлыми, но неразвитыми в отношении литературы. Кочевые же народы, такие как бразильцы, являются полностью варварскими. Определив степень цивилизованности вне отношения ее к религии, Акоста способствовал тому, что некоторые особенности общежития аборигенов Нового Света, в частности, стройность архитектурных сооружений, а также красота и богатство местных языков, стали восприниматься как культурное достижение, свидетельствующее о разумности и развитости жителей.
В 1550-1551 годах в Испании по указанию императора Карла V были проведены дебаты - «Вальядолидская хунта», посвященные принципам испанской колониальной политики по отношению к индейцам. Противоположные точки зрения представили известный гуманист и знаток древнегреческого языка Хуан Гинес де Сепульведа и епископ Чиапаса Бартоломе де лас Касас. Сепульведа был воспитателем наследника престола -будущего короля Филиппа II и сторонником обращения индейцев в христианство военными методами. Лас Касас придерживался политики мирного наставления аборигенов в вере. На время проведения дискуссии император прекратил все завоевания в Новом Свете до решения хунты [10, c. 95].
Сепульведа представил четыре аргумента за ведение войны против аборигенов с целью их быстрейшей христианизации, на которые Лас Касас дал развернутый ответ. Во-первых, утверждал Сепульведа, индейцы являются варварами. Он обратился к авторитету Аристотеля, который варварство связывал с доминированием у человека страстей над разумом, и утверждал, что «будучи по природе рабами, [индейцы], нецивилизованные, варварские и нечеловеческие, отказываются признать власть циви-
лизованных [испанцев], имеющих гораздо больше власти, чем они» [10, с. 100]. Поэтому испанцы, которые по природе лучше индейцев, должны объявить им войну. Лас Касас, не опровергая Аристотеля, выступил против употребления слова варвар в таком общем смысле в отношении к индейцам. Он выделил четыре типа варваров: это те люди, которые отличаются жестоким и диким поведением; те, у которых нет письменности; те, кто не имеет представления о законах и правильном общежитии; и те, кто не является христианином. Возражая Сепульведе, Лас Касас утверждал, что индейцы живут в соответствии с цивилизованным общежитием и подчиняются не менее строгим законам, чем люди в античных полисах Греции и Рима. Они говорят на красивых и богатых словами языках. Хотя у индейцев есть человеческие жертвоприношения, эти варварские обычаи встречаются у них нечасто, и подобная практика существовала в истории у многих других народов. Что касается того, что они не христиане, то это задача испанцев обратить их в истинную веру мирным путем.
На аргумент Сепульведы, что идолопоклонство, содомия и каннибализм индейцев являются преступлениями против природы, Лас Касас отвечал, что наказание за это возможно только в том случае, если индейцы подсудны европейским властям. Однако, ни император, ни папа не имеют юрисдикции над индейцами [10, с. 101]. Возражая на третий аргумент Сепульведы, гласивший, что индейцы мучают и убивают невинных людей, Лас Касас обратился к авторитету святых Августина и Иоанна Златоуста, которые выступали против использования силы для того, чтобы наказывать преступления против природы. Человеческие жертвоприношения и каннибализм были злом, но война - еще большее зло. Поэтому индейцы должны быть обращены в христианство, а не убиты во время военных действий. Наконец, Сепульведа утверждал, что война подготовит условия для работы миссионеров. Он приводил в пример императора Константина Великого, использовавшего силу в распространении веры. Сепульведа также использовал притчу о свадебном пире, на который Христос велел звать путников и наказывать тех, кто ослушается (Мф. 22). Лас Касас отвечал на это, что библию можно трактовать по-разному, и как можно искажать самый смысл евангелия, утверждая, что Бог велит убивать язычников, а не увещевать и наставлять их. Несмотря на то, что дебаты не привели к однозначному результату, они имели значение для последующей колониальной политики Испании в Новом Свете. В частности, они способствовали более тщательному изучению культуры индейцев. Все больше миссионеров учили местные языки аборигенов и особенности их жизненного уклада, оставляя при этом свидетельства разумности и цивилизованности их общежития.
Также большую терпимость по отношению к другим народам проявляли те, кто разделял взгляды мистических и оккультных учений, а также неостоицизма, который становится популярным с конца XV века. Это учение восходило к античному, преимущественно римскому, стоицизму. Согласно стоикам, целью человеческой жизни было совершенствование разума и добродетели, а также жизнь в согласии с космосом, в основании которого лежит разум - Логос. В отличие от Аристотеля, разделяющего людей по природе на свободных и рабов, римские стоики писали о равенстве всех людей, основанном на их общей разумной природе. Цицерон, например, подчеркивал, что всех людей объединяют такие качества как способность мыслить, способность к общению и религиозное чувство. Поэтому он приходил к выводу, что возможно путем убеждения, а не насилия, объединить людей в единую семью цивилизованных людей, которую он представлял себе как идеализированный образ Римской республики. Многие представители неостоицизма придерживались мнения, что стоицизм был чем-то вроде предшественника христианства и поэтому представлял некое основание, на котором можно было примирить враждующие ветви христианства, а затем объединить и людей всех религий идеей всеобщего спасения.
Авторы подчеркивают связь интеллектуальной элиты (преимущественно Северного Возрождения) с взглядами стоиков. В частности, среди приверженцев неостоицизма было много тех, кто имел отношение к картографии и навигации [11, с. 862]. Например, знаменитый нидерландский картограф Абрахам Орте-лий (1527 - 1598), составивший первый географический атлас, поместил изречения известных римских стоиков Цицерона и Сенеки на карте мира в своем атласе. Общий смысл этих из-
речений хорошо передает рассуждение Сенеки в предисловии к Книге I его «Естественнонаучных вопросов», где римский писатель рассуждает о разнице между двумя частями философии
- той, «которая касается людей, и той, которая относится к богам» [12]. Говоря о жизни добродетельной, Сенека утверждает, что упражнение в добродетели - лишь подготовка к познанию высшего начала: «Ибо добродетель, к которой мы стремимся,
— вещь, конечно, превосходная, но не потому, чтобы свобода от зла сама по себе составляла благо, а потому, что она освобождает душу, подготовляет ее к познанию небесных вещей и делает достойной того, чтобы приобщиться к богу». Душа поднимается ввысь и «проникает в сокровенную глубину природы». Она, опьяненная счастливым сознанием своего единства с космическими силами, взирает с высоты на землю и поражается малостью земных дел и забот. Оглядывая сверху «тесный круг земель, и без того закрытый по большей части морем», она восклицает: «И это — та самая точечка, которую столько племен делят между собой огнем и мечом?» «О как смешны все эти границы, устанавливаемые смертными!», говорит Сенека. Настоящее назначение человека - это стремление постичь истинную природу мира: «Пространство, где вы плаваете на кораблях, воюете, царствуете, — точка. То, что вы создадите, будь это даже империя от океана до океана, — малее малого. В вышине же — безмерные просторы, во владение которыми вступает душа, если она взяла от тела лишь самую малость, ... именно там душа получает, наконец, ответ на то, о чем долго спрашивала ... Что такое бог? — Ум вселенной. Что такое бог? — Все, что видишь, и все, чего не видишь. Он один есть все; он один держит все созданное им и внутри и снаружи — только так можно воздать должное его величию, более которого нельзя ничего помыслить».
На титульном листе атласа мира Ортелия изображены известные тогда континенты в виде женщин с характерными атрибутами. Наверху дорического портика в арке, увитой виноградом, восседает на троне увенчанная короной и одетая в одежды «имперского» цвета Европа со скипетром в одной руке и крестом державы в другой. По сторонам от нее два глобуса - небесный и земной. Фигуры Азии и Африки стоят по обеим сторонам от портика. Их атрибуты - это шелковое платье и курящиеся благовония у Азии и яркое солнце и ветка растения у Африки. Обнаженная Америка с луком и стрелами, а также с отрезанной головой европейца возлежит внизу. Неоткрытый еще южный континент обозначен незаконченной скульптурой - женским бюстом. Несмотря на то, что изображение на титульном листе свидетельствует о главенствующем положении в мире Европы с ее имперской и христианской символикой, изречения стоиков на следующем листе атласа - карте мира - вносят существенные корреляции в этот доминирующий образ. Эти изречения призывают к самопознанию и познанию мира в целом. Это несколько отстраненный взгляд как бы сверху, из космоса, взгляд человека, который достиг внутреннего равновесия и направил силы своей души к познанию высших ценностей. Карты атласа, таким образом, можно было рассматривать как образы, способствующие медитации в духе неостоицизма, проникнутого идеями христианского космополитизма и религиозной терпимости.
Таким образом, противопоставление цивилизованности и варварства в эпоху Возрождения способствовало развитию образования, расцвету наук и искусств, реформированию национальных языков и укреплению позиций интеллектуальной элиты - «дворянства мантии». Понятие цивилизованности также соотносилась с идеалом человека и идеальным образом правления. С другой стороны противопоставление цивилизованности и варварства было взято на вооружение европейскими идеологами колонизации. Оно способствовало формированию общественного мнения, оправдывающего покорение и эксплуатацию других народов. После Тридцатилетней войны западноевропейское общество становится все более секуляризованным. Идея единства человечества и солидарности между людьми, освещенная религиозным чувством, отступает перед принципами разума и пользы. Формирование представления об эволюционном культурном развитии, которое просматривается уже во взглядах Хосе де Акосты и Бартоломе де лас Касаса, получает свое завершение в век Просвещения в идее прогрессивного развития человечества, ведомого к светлому будущему народами Западной Европы. Империализм конца XIX - начала XX века, присовокупив к этому идейному багажу идеи социал-дарвиниз-ма, полностью отбросил все сомнения по поводу того, друг человек человеку или враг.
Библиографический список
1. Аристотель. Сочинения: в 4 т. - М., 1983. - Т. 4.
2. Лукреций. Из поэмы «О природе вещей» // Хрестоматия по античной литературе: в 2 т. - М., 1965. - T. 2.
3. Wintroub, M. Civilizing the Savage and Making a King: The Royal Entry Festival of Henri II. (Rouen, 1550) // Sixteenth Century Journal. -1998. - 29.
4. Лукиан Самосатский. Сочинения: в 2 т. - СПб., 2001. - T. 1.
5. Hallowell, R.E. Ronsard and the Gallic Hercules Myth // Studies in the Renaissance. - 1962. - Vol. 9.
6. Донских, О.А. Где изысканность русской медлительной речи? // Высшее образование в России. - 2013. - № 10.
7. Canny, N.P. The Ideology of English Colonization: From Ireland to America // The William and Mary Quarterly. - 1973. - October 30 (4).
8. [Э/р] - Р/р: http://www.papalencyclicals.net/Paul03/p3subli.htm
9. Headley, J.M. Geography and Empire in the Late Renaissance. Botero’s Assignment, Western Universalism, and the Civilizing Process //
Renaissance Quarterly. - 2000. - 53 (4).
10. Hernandez, B.L. The Las Casas - Sepulveda Controversy: 1550-1551 // Ex Post Facto (San Francisco State University). - 2001. - X.
11. Cosgrove, D. Globalism and Tolerance in Early Modern Geography // Annals of the Association of American Geographers. - 2003. - 93(4).
12. [Э/р] - Р/р: http://centant.spbu.ru/sno/projects/seneca/naturales_quaest1.htm
Bibliography
1. Aristotelj. Sochineniya: v 4 t. - M., 1983. - T. 4.
2. Lukreciyj. Iz poehmih «O prirode vetheyj» // Khrestomatiya po antichnoyj literature: v 2 t. - M., 1965. - T. 2.
3. Wintroub, M. Civilizing the Savage and Making a King: The Royal Entry Festival of Henri II. (Rouen, 1550) // Sixteenth Century Journal. -
1998. - 29.
4. Lukian Samosatskiyj. Sochineniya: v 2 t. - SPb., 2001. - T. 1.
5. Hallowell, R.E. Ronsard and the Gallic Hercules Myth // Studies in the Renaissance. - 1962. - Vol. 9.
6. Donskikh, O.A. Gde izihskannostj russkoyj medliteljnoyj rechi? // Vihsshee obrazovanie v Rossii. - 2013. - № 10.
7. Canny, N.P. The Ideology of English Colonization: From Ireland to America // The William and Mary Quarterly. - 1973. - October 30 (4).
8. [Eh/r] - R/r: http://www.papalencyclicals.net/Paul03/p3subli.htm
9. Headley, J.M. Geography and Empire in the Late Renaissance. Botero’s Assignment, Western Universalism, and the Civilizing Process //
Renaissance Quarterly. - 2000. - 53 (4).
10. Hernandez, B.L. The Las Casas - Sepulveda Controversy: 1550-1551 // Ex Post Facto (San Francisco State University). - 2001. - X.
11. Cosgrove, D. Globalism and Tolerance in Early Modern Geography // Annals of the Association of American Geographers. - 2003. - 93(4).
12. [Eh/r] - R/r: http://centant.spbu.ru/sno/projects/seneca/naturales_quaest1.htm
Статья поступила в редакцию 16.11.13
УДК 008
Ryabtseva V.A. THE ORTHODOX CHURCH TRADITIONS OF THE OLD BELIEVERS ASSOCIATIONS OF KEMEROVO REGION (ON THE FIELDS RESEARCHES MATERIALS). In the article there are stated the results of the author's fields researches in Novokuznetsk as the Belokrinitskaya hierarchy center of old believers (popovets) and Tashtagol as the territory of the chasovenny association old believers dominance (bespopovets). The author considers the inner space of the temple and the meeting-house of those communities, the features of the course and the church service and tries also to detect the features of divine service singing.
Key words: Belokrinitsky hierarchy of Novokuznetsk, chasovenny association of Tashtagol, liturgical practice, singing culture, hook literacy, church service, meeting-house, temple, Kemerovo region, Siberia.
В.А. Рябцева, аспирантка, преп. каф. культурологии Кемеровского гос. университета культуры
и искусств, г. Кемерово, E-mail: vaselina21@mail.ru
ПРАВОСЛАВНО-ЦЕРКОВНЫЕ ТРАДИЦИИ СТАРООБРЯДЧЕСКИХ СОГЛАСИЙ КЕМЕРОВСКОЙ ОБЛАСТИ (ПО МАТЕРИАЛАМ ПОЛЕВЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ)
В статье изложены результаты полевых исследований автора в г. Новокузнецк, центр Белокриницкой иерархии старообрядцев (поповцы) и г. Таштагол, на территории которого преобладают старообрядцы часовенного согласия (беспоповцы). В работе рассматривается внутренне пространство храма и молельного дома указанных общин, особенности хода и порядок богослужения, а также предпринята попытка выявления особенностей богослужебного пения.
Ключевые слова: Белокриницкая иерархия г. Новокузнецка, часовенное согласие г. Таштагола, литургическая практика, певческая культура, крюковая грамотность, богослужение, молельный дом, храм, Кемеровская область, Сибирь.
Церковный раскол XVII века был переломным моментом для российского православия. Это особое, ни с чем несравнимое явление в нашей культуре сохраняет долгую научную актуальность. Возможно, это связано с тем, что русское старообрядчество незримо воздействовало на культуру и идеологию, хотя использовало архаичные формы и находилось в обрядово-ритуальной самоизоляции. Нравственный опыт, заложенный в основу традиционных богослужебных форм, накапливался и сохранялся многими поколениями старообрядцев, и как следствие этот опыт стал составной частью культуры обновившегося русского православия, но самобытные черты и элементы остались жить только в среде старообрядцев.
Изучение этого сложного и многогранного явления началось с момента его возникновения и продолжается сегодня. Одним
из первых ученых занимавшихся историографией старообрядчества был А.А. Долотов, ему удалось выделить особое направление в изучении этого явления - историю староверов расселившихся на территории Сибири. В изучении истории церковного пения особое значение имеют труды М.В. Бражникова, прот. Д.В. Аллеманова, прот. И.И. Вознесенского, В.И. Мартынова, А.И. Гарднера, прот. В.М. Металлова, А.В. Преображенского, А.А. Никольского, Д.В. Разумовского, И.П. Сахарова и С.В. Смоленского. В 2000-е годы интерес к проблеме старообрядческого певческого искусства Сибири проявили Н.С. Мурашова, О.А. Светлова, Т.Г. Федоренко, Е.Л. Плавская, Л.Р. Фаттахова и др. Вместе с тем следует подчеркнуть, что, несмотря на наличие большого числа публикаций, конкретных культурологических исследований, посвященных изучению духовно-певческой
