CC BY
63
Д. H. Жаткин, А. А. Рябова. В. А. Рождественский - переводчик баллад Р. Саути
рушению правил орфографии и грамматики, чтобы передать особенности звучания речи черных американцев. Кроме этого построение высказывания черного героя с помощью приема «sound-repetition-with-a-difference» указывает, на наш взгляд, на доминирование «белого» дискурса в общественном сознании.
Таким образом, использование белыми писателями XIX столетия негритянского голоса можно расценивать как факт утверждения образа афро-американца в литературе как полноправного литературного персонажа, а также как попытку создать неповторимый африканский колорит и привлечь внимание читателя к инаково-сти чернокожего героя.
Примечания
1. Бахтин, М. М. Эстетика словесного творчества [Текст] / М. М. Бахтин. М., 1986. С. 283.
2. Нитобург, Э. Л. Диалект афро-американцев США [Текст] / Э. Л. Нитобург // Африканцы в странах Америки. Негритянский компонент в формировании наций западного полушария / под ред. Э. Л. Нитобург. М., 1986. С. 397-398.
3. Fisher-Fishkin, Sh. Was Huck Black? [Text] / Sh. Fisher-Fishkin. N.Y., 1993. P. 94.
4. Ibid. P. 94.
5. Brown, St. The Negro in American Fiction. N.Y., 1937. P. 8.
6. McDowell, Tr. James Fenimore Cooper as Self-Critic. Studies in Philology 27 [Text] / Tr. McDowell. 1930. P. 513.
7. Cooper, J. F. The Spy. A Tale of the Neutral Bound [Text] / J. F. Cooper. M., 1975. P. 136. Далее сноски на произведение см. в тексте.
8. Fisher-Fishkin, Sh. Op. cit. P. 95.
9. Ibid. P. 95.
10. Ibid. P. 96.
11. Toner, J. D. The "Remarkable Effect" of "Silly Words": Dialect and Signature in "The Gold-Bug" [Text] / J. D. Toner // Arizona Quarterly. Vol. 49. Spring, 1993. P. 3.
12. Poe, E. The Gold-Bug [Text] / E. Poe // Selected Poetry and Prose of Edgar Allan Poe / ed. by T. O. Mabbot. N.Y., 1951. P. 260-261.
13. Simpson, D. The Politics of American English [Text] / D. Simpson. N.Y., 1986. P. 16.
14. Fisher-Fishkin, Sh. Op. cit. P. 98-99.
15. Twain, М. A. True Story [Electronic resource] / М. A. Twain // Режим доступа: http://twain. classicauthors.net/truestory
16. Ibid.
17. Ibid.
Д. H. Жаткин, А. А. Рябова
В. А. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ -ПЕРЕВОДЧИК БАЛЛАД Р. САУТИ
В статье рассмотрены переводы баллад Р. Саути, выполненные в начале 1920-х гг. В. А. Рождественским. Отмечается влияние Н. С. Гумилева на формирование у раннего Рождественского представлений о необходимости неуклонного соблюдения при переводе всех стилистических особенностей художественных оригиналов. Вместе с тем в переводах В. А. Рождественского ощутимо влияние умонастроений самого переводчика, общественных процессов современной ему эпохи, что позволяет воспринимать их как высокохудожественные стилизации в духе подлинника.
В. П. Крейд назвал В. А. Рождественского «правоверным советским поэтом», который, будучи очень многим обязанным Н. С. Гумилеву в юности, «благоразумно» отрекся от своего учителя [1]. В. А. Рождественский сумел перевоплотить идеи Н. С. Гумилева и поэтов его окружения в «революционно-социалистический романтизм» (термин В. П. Крейда), благодаря чему его творческая судьба сложилась относительно благополучно. Несмотря на это, он оставил после себя много неизданных переводов. Хотя их прижизненной публикации мало что могло помешать, Рождественский, очевидно, принадлежал к тем, для кого переводческая работа была не только и не столько заработком, сколько вдохновением и отдыхом. «Отдохновительной радостью» называл он занятие переводами. К переводческой деятельности Рождественского привлек Гумилев, приглашенный в 1918 г. к сотрудничеству в основанном М. Горьким издательстве «Всемирная литература». Именно благодаря Гумилеву Рождественский стал одним из профессиональных редакторов этого издательства. Именно Гумилев смог развить у Рождественского интерес к поэтам «озерной школы». В результате русский читатель в 1922 г. получил профессиональные, выполненные в соответствии с классической традицией переводы баллад Р. Саути "Mary, the Maid of the Inn" («Мэри, служанка постоялого двора», 1796), "St. Michael's Chair" («Кресло Святого Михаила», 1798), "Cornelius Agrippa; A Ballad, of a Young Man that Would Read Unlawful Books, and How He Was Punished" («Корнелий Агриппа; Баллада, о моло-
ЖАТКИН Дмитрий Николаевич - доктор филологических наук, профессор, зав. кафедрой русского и иностранных языков Пензенской государственной технологической академии, академик Международной академии наук педагогического образования, член Союза писателей России, член Союза журналистов России;
РЯБОВА Анна Анатольевна - преподаватель кафедры русского и иностранных языков Пензенской государственной технологической академии © Жаткин Д. Н., Рябова А. А., 2008
AumepamypoßedeHue
дом человеке, который читал беззаконные книги, и как он был наказан», 1798), "St. Romuald" («Святой Pомyaльд», 1798), "The Lovers' Rock" («Скала любовников», 1798), "The Well of St. Keyne" («Колодец Святой Катерины», 1798), "Bishop Bruno" («Епископ Бруно», 1798).
В балладе Саути "St. Michael's Chair" («Кресло Св. Михаила», 1798) действие разворачивалось в церкви Св. Михаила Архангела, что воздвигнута на горе Михаила Архангела в Корнуолле (архангел считается святым покровителем этих мест). Согласно старинной традиции тот из молодоженов, кто первым садился в кресло, стоявшее на колокольне храма, становился главой семьи. Саути перетолковывал сюжет так, чтобы он звучал наиболее иронично и пародийно. Главные герои произведения - Pичaрд Пенлэк (Richard Penlake) и Pевеккa (Rebecca) - вовсе не молодожены, о чем свидетельствовали характерные строки "Richard Penlake a scoulding would take <...>, II Than Richard Penlake his crab-stick would take" [2] ^ичард Пенлэк брань выносил <...>, II Потом Pичaрд Пенлэк свою палку брал] и использование в них глагола "would", который указывал на неоднократные, постоянные действия. Перевод Pождественского «Баллада о кресле Св. Михаила и о том, кто в нем сидел», выполненный в первые послереволюционные -«наиболее антирелигиозные» - годы, усилил характерный момент иронии и пародийности.
Описывая, как Pевеккa обещала в молитве Св. Михаилу шесть марок за выздоровление мужа, сама при этом тайно мечтая лишь посетить храм и посидеть в кресле Св. Михаила (".we will go, II Six marks to give to thee" (с. 132) [...мы пойдем, II Шесть марок принести тебе]), Саути дважды дословно повторил слова о шести марках, тогда как Pождественский избежал повтора: «...и тогда я в храм твой II Шесть марок принести должна <...> II <...> и тебе шесть марок I I Я дам, архангел Михаил» (с. 133).
Также Саути использовал повтор, упоминая в первой и девятой строфах о веселом колокольном звоне. В первой строфе звон колоколов сопровождал посещение Pичaрдом Пенлэком и его женой Pебеккой церкви Св. Михаила: "Merrily, merrily rung the bells, II The bells of St.Michael's tower, II When Richard Penlake and Rebecca his wife II Arrived at St.Michael's door" (с. 130, 132) [Весело, весело звонили колокола, II Колокола церкви Св. Михаила, II Когда Pичaрд Пенлэк и Pевеккa его жена II Подошли к двери церкви Св. Михаила] - «Гудит, поет колокольным звоном II Святого Михаила храм; II Pичaрд Пенлэк со своей женою II К церковным подошли дверям» (с. 131, 133). В девятой строфе Саути повторил строку "Merrily, merrily rung the bells" (с. 134), когда рассказывал о том, как Pевеккy
сбросили с кресла. Рождественский в последнем случае предпочел использовать эпитет («Под звонкий колокольный звон»; с. 135), как, впрочем, и при более раннем описании лестницы, ведущей к креслу: "Up the tower Rebecca ran, // Round and round and round" (с. 132) [Наверх башни Ревекка побежала, // Кругом и кругом и кругом] - «На башню быстро она взбежала // Кругом по лестнице витой» (с. 133). Саути еще раз использовал повтор в последней строфе: "Toll at her burying," quoth Richard Penlake, // "Toll at her burying," quoth he" (с. 134) [«Звоните на ее похоронах», - сказал Ричард Пенлэк, // «Звоните на ее похоронах», - сказал он]. Рождественский отказался здесь от повтора и, более того, неверно перевел обращенный к Пелнэку вопрос относительного того, в какой момент звонить в колокол: "Now shall we toll for her poor soul // The great church bell?" they said" (с. 134) [«Сейчас звонить за ее бедную душу // В большой церковный колокол?» - они сказали] - «Мы за несчастную эту душу // Ударить в колокол должны // В день похорон!» (с. 135)
Источник сюжета баллады Саути «St. Romuald» («Св. Ромуальд», 1798) неизвестен, но вместе с тем существуют легендарные предания о Св. Ро-муальде (950-1027), который был итальянским монахом, принявшим в 972 г. постриг в ордене бенедиктинцев. Устав Св. Бенедикта, ставшего образцом для монастырей Европы, предписывал монахам целомудрие, отречение от собственности. Через три года Св. Ромуальд покинул монастырь и стал отшельником, хотя вряд ли поводом для этого послужило то, что излагается в ироничной балладе Саути: "Therefore we thought it prudent to secure // His relics while we might; // And so we meant to strangle him one night" (с. 170) [Поэтому мы подумали, что благоразумно сохранить // Его мощи, пока мы могли; // И так мы намеревались задушить его однажды ночью] - «И чтоб за нами мощи обеспечить, // Пока он жил у нас, // Мы задушить его решили раз» (с. 171). В 1010 г. Св. Ромуальд основал монастырь Камаль-доли в горах близ Ареццо; он был сторонником аскетизма, строгих постов, обетов молчания, практики ночного чтения Литургии часов, умерщвления плоти, ношения власяницы. В 1032 г. Св. Ро-муальд был канонизирован.
В балладе излагается рассказ о жизни Св. Ро-муальда, поведанный хозяином постоялого двора своему знакомому французу ("a Frenchman"). В переводе Рождественского «Св. Ромуальд» гостем постоялого двора был не француз, а испанец. Однако при описании жития отшельника русский переводчик весьма близок Саути, сохраняет и даже несколько усиливает характерные преувеличения: "...he always used to wear a shirt // For thirty days, all seasons, day and night. //
Д. Н. Жаткин, А. А. Рябова. В. А. Рождественский - переводчик баллад Р. Саути
And then he only hung it out in the rain, // And put it on again" (с. 166) [...он всегда привык носить рубашку // В течение тридцати дней, во все времена года, днем и ночью... // И потом он только вешал ее под дождь, // И одевал снова] - «И днем, и ночью, целые года // Носил одну рубашку, а когда // Придет ей срок, не рвал ее, но прежде // Давал под дождиком ей полежать // И надевал опять» (с. 167).
В описании сражений Св. Ромуальда с нечистой силой Рождественский сохраняет повтор, но для большей выразительности также использует инверсию: "For Satan used to maul him like a Turk. // The Devil spitting fire with might and main // Enough to make St.Michael half afraid; // He <St.Romuald> splashing holy water till he made // His red hide hiss again, // And the hot vapour fill'd the smoking cell. // This was so common that his face became // All black and yellow with brimstone flame, // And then he smelt,. O Lord! how he did smell!" (с. 168) [Ибо Сатана привык терзать его, как турка... // Дьявол плевался огнем с мощью и силой // Достаточной, чтобы напугать Св. Михаила наполовину; // Он <Св. Ромуальд> брызгал святой водой, пока он не заставлял // Его красную кожу шипеть снова, // И горячий пар наполнял дымящуюся келью. // Это было таким обычным <делом>, что его лицо стало // Все черное и желтое от серного пламени, // И потом он вонял. О боже! как он вонял!] - «...Дьявол старика, // Как турку, бить имел обыкновенье... // Плевался черт и огненной слюной // Мог испугать святого Михаила. // Рука отшельника его кропила, // Шипела кожа под святой водой, // Горячий пар клубился вдоль покоя, // И день за днем от дьявольских огней // Лицо желтее делалось, черней... // И пахнул черт. Зловоние какое!» (с. 169). В переводе сцены умерщвления отшельником своей плоти Рождественский заменил конкретные хлеб и воду («bread and water») на неопределенную еду «от своего посева»: "O Belly, Belly, // You would gormandizing now I know; // But it shall not be so!... // Home to your bread and water. home, I tell ye!" (с. 168) [«О чрево, чрево, // Вы бы обжирались сейчас, я знаю; // Но этого не будет!... // Домой к вашему хлебу и воде... домой, я говорю вам!] - «О чрево, чрево! // И все бы только обжираться вам, // Да я того не дам, // Заставлю есть от своего посева!» (с. 169)
У Рождественского больше эпитетов, нежели в оригинале Саути, причем нередко в переводе появлялись новые эпитеты, а эпитеты английского оригинала оставались вне внимания русского переводчика: «приветливое лицо», "loving flock" (любимое стадо), «глушь лесная», «суетный взгляд», "perilous work" (опасная работа), «огненная слюна», "smoking cell" (дымящаяся келья), "brimstone flame" (серное пламя) - «дьявольские огни», «слова грозные», "great honour" (великая честь) - «честь большая»,
«чужие руки», «священный прах». И в данном случае количество стихов и рифмы перевода полностью соответствуют оригиналу, тогда как поэтический размер изменен.
Баллада Саути «The Well of St. Keyne» («Колодец Св. Катерины», 1798) проникнута традициями христианской легендарности и незатейливым юмором. Английский поэт признавал, что фабула произведения «взята из легенды, которая очень долго переходила из уст в уста» [3]. Ее подробный вариант был изложен в записях старожила Фуллера: «Имеется в Корнуолле около церковного прихода святого Неотса колодец, а над ним согнулись четыре вида деревьев: ива, вяз, дуб и ясень. Говорят, что вода в колодце имеет волшебное свойство: кто первый придет, муж или жена, тот и будет главенствовать в семье» [4]. Эта легенда, наряду с анекдотом о хитрости молодой жены, и легла в основу баллады Саути. Однажды в жаркий день к колодцу Св. Катерины подошел усталый путник, выпил воды, присел. Подошедший крестьянин, служивший когда-то Св. Катерине, которая перед смертью закляла воду, сделав ее святой, спросил у незнакомца: женат ли тот? Узнав, что он женат и его жена никогда не была у этого святого источника, он заметил: "The happiest draught thou hast drank this day // That ever thou didst in thy life" (с. 240) - «...самый счастливый ты выпил глоток // Во всей своей жизни сегодня!» (с. 241). Затем он рассказал о своей изобретательной жене, которая пришла в церковь на венчание с бутылкой воды, зачерпнутой из колодца Св. Катерины.
Значительная часть произведения Саути, равно как и перевода Рождественского «Колодец Св. Катерины», состоит из прямой речи, из-за чего баллада звучит по-фольклорному легко и стилистически живо. Впечатление разговорной непринужденности оригинала создается за счет использования балладной строфы и смешанного размера. В балладе Саути использованы трехстопный амфибрахий, трехстопный анапест, трехстопный дактиль, четырех- и трехстопный ямб. Перевод Рождественского приведен к трехстопному амфибрахию, что соответствует классической традиции русского звучания баллады, введенной еще Жуковским. По этому поводу Н. Г. Чернышевский писал: «В балладе <...> кажется, что трехсложный размер <...> гораздо благозвучнее и естественнее в русском языке, нежели ямб и хорей» [5]. Простота и естественность заложены и в самой балладной строфе, в которой рифмуются лишь второй и четвертый стихи. Строфическая свобода баллады позволяет активно использовать неточные рифмы, причем в переводе их больше, чем в оригинале: "then/again", "said/ head", «красиво/ива», «усталый/пылало», «Божьей/прохожий», «пылко/бутылкой».
Литературоведение
Сформировавшись под влиянием Н. С. Гумилева, требовавшего «неуклонного соблюдения всех стилистических, часто формальных особенностей, с сохранением не только точного количества строк переводимого образца, но и количества слогов в отдельной строке» [6], русский переводчик точно воссоздал композицию баллады Саути, порядок следования событий; 52 стихам подлинника соответствуют 52 стиха перевода.
Рождественский сохранил и образную систему оригинала, хотя у Саути образы колодца Св. Катерины, путника, крестьянина, мужа, жены даны как аллегорические понятия и обозначены заглавной буквой: "A Well [колодец] there is in the west country", "The Stranger [путник] he made a reply", "He to the Cornish-man [корнуоллский мужчина] said", "If the Husband [муж] of this gifted Well", "Shall drink before his Wife [жена]". В оригинале ощутима большая склонность к обобщениям, нежели в переводе. Вместе с тем Рождественский перевел балладу более яркими художественными средствами. У Рождественского больше метафор: «краса потаенной долины», «чистое небо пылало», «глоток, в колодце почерпнутый этом», "the angel summon'd her" [ангел призвал ее] - «ангел восхитил ее», больше эпитетов: "St. Keyne" - «Святая Катерина», «дуб старый и гордый», «ясень разросся красиво», «вяз могучий», «плакучая ива», "the water clear" - «прозрачная вода», «жажда жгучая», «святой источник», "crystal Well", "gifted Well" - «святой колодец», «кинулся пылко». Также существенно чаще, нежели Саути, Рождественский прибегает к использованию инверсии: «И, с вязом могучим сплетая листы», «Склонилась плакучая ива», «Измученный жаждою жгучей», «Под вязом у ивы плакучей», «А если твоя побывала жена», «Крестьянин ответил: «Служил я не раз», «Коль раньше жены догадался супруг», «Но если успела напиться жена», «Склонился к колодцу прохожий».
С целью придания описанию большей выразительности и концентрации внимания на обстоятельствах религиозного чуда Рождественский несколько раз повторяет слово «святой», делая его ключевым, несущим основную смысловую и эмоциональную нагрузку. Использованные Сау-ти анафоры, призванные передать атмосферу напряженности, были точно повторены Рождественским: "But that my draught should be the better for that" - «Но разве от этого лучше глоток», "But if the Wife should drink of it first" -«Но если успела напиться жена», "But the Cornish-man smiled as the Stranger spake" - «А тот улыбнулся при этих словах», "But i' faith she had been wiser than me" - «До (= но) только хитрей оказалась жена», "And a clearer one never was seen" - «И знают все женщины в этой стране», "And behind doth an ash-tree grow" - «И ясень разросся красиво», "And a willow from the
bank above" - «И, с вязом могучим сплетая листы», "And he sat down upon the bank" - «И ближе к святому источнику сел», "And he bade the Stranger hail" - «И путника, с краю поставив ведро», "And before the angel summon'd her" -«И прежде чем ангел восхитил ее», "And drank the water again" - «И снова холодной воды зачерпнуть», "And sheepishly shook his head" - «И робко поник головою».
Чтобы подчеркнуть причастность описываемых событий далекому историческому прошлому, Саути использует устаревшие лексические формы (thou = ты, thy = thine = твой, doth = does, art = are, hast = have, didst = did, quoth (спросил), nigh (близкий)): "And behind doth an ash-tree grow", "Joyfully he drew nigh", "Now art thou a bachelor, Stranger?" quoth he", "For an if thou hast a wife", "That ever thou didst in thy life". Рождественский в своем переводе отказался от архаических форм и тем самым лексически приблизил балладу к современному читателю.
Раздумывая над теоретическими проблемами перевода, П. Б. Шелли писал: «Растение должно возникнуть из собственного семени, или оно не даст цветка, - в этом-то и заключается тяжесть проклятия вавилонского смешения языков» [7]. Свобода, с которой В. А. Рождественский отступал от оригинальных баллад Р. Саути, предполагает, что русский переводчик, «вдохновившись поэтическим строем английской баллады - сплавом наивности и изысканности, простоты и сложности, примитива и высокой культуры - сплавом полярных начал» [8], характерных для жанра баллады, создал своеобразную стилизацию в духе подлинника. Стилизацию, родившуюся, как «растение <...> из собственного семени...» [9].
Примечания
1. Крейд, В. П. От составителя [Текст] / В. П. Крейд // Н. С. Гумилев в воспоминаниях современников. М., 1990. С. 13.
2. Southey, R. Ballads [Text] / R. Southey. M.: Радуга, 2006. С. 14. В дальнейшем произведения Р. Саути и переводы Вс. А. Рождественского цитируются по данному двуязычному изданию; ссылки даются в тексте статьи в скобках (указывается номер страницы).
3. Southey, R. Poetical Works [Text] / R. Southey. N.Y., 1837. P. 450.
4. См.: Подольская, Г. Г. Баллады Роберта Саути в контексте литературы XIX - первой половины XX вв. [Текст] / Г. Г. Подольская. Астрахань, 1998. С. 134.
5. Чернышевский, Н. Г. Полн. собр. соч. [Текст] : в 16 т. / Н. Г. Чернышевский. М., 1952. Т. 13. С. 281.
6. Рождественский, В. Гумилев и Блок [Текст] / В. Рождественский // Н. С. Гумилев в воспоминаниях современников. М., 1990. С. 224.
7. Цит. по: Брюсов, В. Я. Фиалки в тигеле [Текст] / В. Я. Брюсов // Брюсов В. Я. Собр. соч.: в 7 т. М., 1975. Т. 3. С. 103.
8. См.: Подольская, Г. Г. Указ. соч. С. 146.
9. Цит. по: Брюсов, В. Я. Указ. соч. Т. 3. С. 103.
