CC BY
68
Вместе с тем ряд соображений, побуждающих к продолжению раздумий, хотелось бы высказать. Тем более что автор этой рецензии давно думает над проблемой и пришел к сходному решению, идя другим путем — от прикладной поэтики... Удалось ли в этом удачном разделе преодолеть «достоевско-центризм»? Ведь в античной трагедии, у Шекспира налицо сходные явления, когда трагическое изображение требовало «релятивного критерия» в освещении героя. Вспомним про чету Макбетов. А в XIX веке — романтические герои, например, лермонтовский Демон, или Базаров, Анна Каренина, Катерина Измайлова... Сама квалификация системы Достоевского как «дуалистической» рискованна: если персонаж и соблазнился «идеалом содомским», это отнюдь не значит, что творец разделяет ориентацию Раскольникова или Ивана Карамазова или что он колеблется, раздвоен... Но только в ключе конкретной поэтики различимы эти два не совпадающих уровня — эстетические же категории типа «идеала» и «пафоса» здесь обнаруживают свою излишнюю абстрактность, почти не переводимую на язык практики. И конечно, этика и эстетика встречаются не у одного Достоевского, аксиологический подход вообще присущ искусству... Да, «никто в мире не обладает абсолютной истиной», но отнюдь не все в нем относительно.
Однако пора подвести итоги... В нынешних условиях выпуск научного издания требует исключительных усилий. Тем не менее перед нами лежит аккуратный томик в черной обложке с ликом Достоевского. На нем — печать переходной эпохи, всегда обостряющей нерешенные вопросы, противоречиво сочетающей вчерашнее с завтрашним. Сознание того, что думать и писать надо по-новому, не всегда поддержано в книге умением это делать. Уживаются несовместимые подходы, отождествляется отдаленное. Но достигнуты и результаты, не сводимые лишь к нащупыванию верного пути. «Проба» обнаруживает дух свободного поиска. Разве не в нём сегодня наша надежда?! -Перехват инициативы у «смутного времени» состоялся.
В. А. Свительский
В. А. МИХНЮКЕВИЧ. Литературный сказ Урала: Истоки. Традиции. Поиски. Иркутск: изд-во Иркутского университета, 1990.— 192 С.
Сказоведение является одной из сложнейших сфер фольклористики и литературоведения. Это обусловлено целым рядом факторов, среди которых и разнобой в трактовке термина «сказ», и противоречивость теорий, и, наконец, «прописка» сказа по разным ведомствам — литературы и фольклора.
К сказу обращались такие известные филологи, как Б. М. Эйхенбаум,
B. В. Виноградов, М. М. Бахтин. На почве сказовой традиции в русской литературе появились блестящие произведения П. П. Бажова, Б. В. Шергина,
C. К. Власовой.
Рассматриваемая монография В. А. Михнюкевича во многом является итоговой: здесь собраны и обобщены исследовательские усилия многих лет. Но автор выходит за рамки устоявшихся научных представлений и оценок, выстраивает оригинальную эстетическую теорию жанра сказа.
Отечественная наука изучала сказ в разных аспектах, но все же предпочтение отдавалось исследованию сказа как сТилевого явления. Книга В. А. Михнюкевича — первая попытке увидеть жанр сказа в его становлении и развитии. Такой подход логично вырос из научных потребностей и тенденций последних лет. Все настойчивее звучат призывы к системному решению проблемы «литература и фольклор» (труды В. Е. Гу-
17 Зак. 4795
125
сева, Д. Н. Медрйша, У. Б. {Далгат и др.), когда литература и фольклор рассматриваются как «подсистемы большой системы, называемой культурой национального художественного слова» (С. 5). Именно такой угол зрения, избранный автором монографии, определил не только методологию и методику, но и композицию исследования. Следует отметить научную смелость ученого, рискнувшего изучать дискуссионный жанр в контексте не менее дискуссионной проблемы литературного фолыслоризма. Особая привлекательность работы состоит в том, что она строится на богатейшем фактическом материале уральского региона.
Вместе с тем автор, как указано в аннотации, «выражает надежду, что разработка вопросов, связанных с фольклорными истоками, жанровой типологией литературного сказа на Урале и его историко-литературным генезисом в какой-то мере будет способствовать разрешению соответствующих проблем в масштабе общенациональных литературы и фольклора» (С. 7).
В первой главе «Проблема сказа в фольклоре» исследователь ставит под сомнение широко распространенное научное предположение о существовании сказа как особого жанра несказочной прозы. В. А. Михнюкевич признает существование литературного сказа и делает предметом своего исследования генезис и типологию сказа как феномена литературы. Но отстаивая принадлежность сказового жанра к области профессионального искусства письменного слова, В. А. Михнюкевич в то же время видит специфику данной художественной формы в ее фольклорной природе. Генезис литературного сказа он справедливо связывает с жанрами, устной несказочной прозы. В. А. Михнюкевич обращается к устному рассказу, который часто отождествляют со сказом. В качестве объекта исследования автор избирает представительный корпус уральских рассказов о мастерах, силачах, о революции и гражданской войне. Скрупулезно прослеживая процесс трансформации устных рассказов в предания и легенды, В. А. Михнюкевич делает вывод, что устные рассказы — это сырье для формирования названных жанров, но в процессе этой трансформации «возникновения нового прозаического жанра не обнаруживается» (С. 32).
Вполне понятно стремление исследователя к терминологической четкости и научной обоснованности в присвоении тем или иным фольклорным явлениям жанрового статуса. Достаточно объемными и достоверными выглядят предложенные автором критерии жанровой принадлежности для устных повествований: объект изображения, принципы его отражения, особенности поэтики, социально-эстетическая функция, форма исполнения (С. 40). Этим критериям, несомненно, отвечают предания, устные рассказы, легенды, былички, к которым? по мысли авторами восходят литературные сказы. Что же касается устного сказа, то В. А. Михнюкевич настаивает на беспочвенности разговоров о нем. «Устные повествования талантливых народных рассказчиков,— отмечает В. А. Михнюкевич,— на поверку оказываются преданиями или устными рассказами, легендами или быличка-ми» (С. 175). Расхожесть самого термина «сказ» автор объясняет его привычностью и популярностью, обусловленными едва ли не обаянием произведений П. П. Бажова (С. 33).
Некоторые из этих утверждений представляются нам спорными. Возможно, активным бытованием термина «сказ» фольклористика и обязана отчасти талантливому уральскому писателю. Не говорит в пользу фольклорного сказк и то, что нет достаточно достоверных записей (хотя этот факт имеет свои объективные причины). Но все же, думается, живучесть термина «сказ» вряд ли можно объяснить одной только привычкой, своеобразной научной традицией. У оппонентов В. А. Михнюкевича, признающих жанр устного сказа, остаются весомые аргументы, которые не 126
позволяют полностью принять гипотезу нашего автора. В числе этих аргументов едва ли не самый существенный — это глубинные процессы, происходившие в народной эстетике во второй половине 19 века, итогом которых стало появление рабочего фольклора с его новой поэтикой, новыми темами, жанрами. Можно отрицать термин «сказ», но принципиальные изменений в фольклоре, в частности, в несказочной прозе конца 19 века — это факт, практически бесспорный. Автор монографии сам приводит примеры трансформации устного рассказа, его своеобразной фольклориза-ции, «наложения» на традиционные предания. Это уже не традиционные устные рассказы-воспоминания, но и не предания. Именно эти (заметим, отличные от традиционных) произведения, по мысли уче"^о, и стали предтечей литературного сказа. Возникает, как нам кажется, закономерный вопрос — что же это за произведения? В каких терминах их можно определить? В. А. Михнюкевич не проясняет эту проблему, создавая дополнительное поле деятельности своим научным оппонентам.
Кроме того, признание 'устного рассказа и предания в качестве первоисточников литературного сказа, несколько спрямляет, на наш взгляд, фольклорные процессы того периода.
Принципиально важным и существенным является обращение В. А. Мих-нюкевича к фигуре рассказчика. Ученый справедливо утверждает, что наличие творческой личности имеет огромное значение для художественной состоятельности устного рассказа. Во многом благодаря ей успешно происходит процесс фольклоризации устного рассказа.
Касаясь вопроса о бытовании несказочной прозы, В. А. Михнюкевич выходит на чрезвычайно важную проблему достоверности фольклорных текстов. Он пишет о том, как часто процессы фольклорной памяти подвергались силовому воздействию со стороны государственных идеологических структур. Это касается в первую очередь произведений о гражданской войне (С. 20). Не секрет, что в сборник часто попадали «аранжированные» в этом же направлении произведения, прошедшие «литературную обработку», не допустимую по отношению к фольклорным текстам. Справедливой критике подвергает В. А. Михнюкевич собрания А. В. Ионова, И. С. Зайцева. Вместе с тем порой автор, проводя ревизию ряда текстов и отказывая им в достоверности, сам часто опирается на произведения, несомненно отмеченные процессом идеологической канонизации.
Во второй главе «Становление жанра» подробно прослеживается литературная традиция сказа. Представляется интересным подбор писателей, являющихся, по мнению автора, предтечами П. П. Бажова. Это и широкоизвестные П. И. Мельников-Печерский, Д. Н. Мамин-Сибиряк, и писатели «второго ряда» — А. А. Кирпищикова, А. С. Погорелов, Н. Афиногенов. В. А. Михнюкевич достаточно подробно выявляет их роль в процессе накопления материала, который пот«м реализовался в жанре литературного сказа. Думается, что объект исследования позволял В. А. Михнюкевичу обратить внимание на тот факт, что названные' авторы были не только фиксаторами фольклора, но и в какой-то степени участниками, а, возможно, и создателями фольклорного процесса второй половины 19 века. Их сознание формировалось в особых условиях, они восприняли и зафиксировали в духе народной традиции новые процессы, происходящие в фольклоре. Заметим, что, например, А. Кирпищикова, А. Погорелов были ближе к фольклору, чем к профессиональной литературе. В силу этого, может быть, есть основания рассматривать элементы жанра сказа не как новый литературный продукт, а как отражение новых процессов в фольклоре.
Раздел, посвященный творчеству П. П. Бажова, вновь убеждает в непревзойденном мастерстве и таланте уральского писателя. Его
17* 127
произведения остаются образцом литературного сказа. И вполне закономерно, что В. А. Михнюкевич именно в этой главе намечает жанрообразую-щие признаки сказа (С. 105). Причем в данном определении приметы литературного жанра дублируют приметы фольклорных жанров: установка на достоверность, соотношение реалистического и фантастического. На наш взгляд, такое дублирование неизбежно и даже закономерно (хотя сам автор предупреждает об опасности использования литературных мерок к фольклорным произведениям). Оно лишний раз наводит на мысль о существовании некоего особого, отличного от устных рассказов и преданий, жанра в фольклоре.
Завершается исследование главой «Пути и перепутья», в которой автор обращается к проблеме современного бытования литературного сказа, выясняет степень продуктивности жанра. Позиция теоретика и историка литературного процесса здьсь логично дополняется пристрастным взглядом критика. В. А. Михнюкевич вводит в научный обиход новые факты жизни и творчества С. И. Черепанова, С. К. Власовой, Ю. К. Гребенькова, подробно исследует их произведения, отмечая завоевания и потери на пути освоения жанра литературного сказа. Подробный, беспристрастный анализ позволил ученому приблизиться к разгадке феномена литературного сказа, который, как-отмечено в заключении, «еще не исчерпал своих возможностей на Урале» (С. 176). Об этом и свидетельствует рецензируемая книга.
И. Ю. Карташева, Е. В. Красильникоаа
ДЕСЯТЫЕ БИРЮКОВСКИЕ ЧТЕНИЯ
12—14 ноября 1992 года состоялись Десятые Бирюковские чтения. Их учредители — Челябинский областной совет Всероссийского общества охраны памятников истории- и культуры, Челябинский государственный университет, Челябинский государственный институт культуры и искусства. Чтения посвящены памяти выдающегося писателя-краеведа и фольклориста В. П. Бирюкова и названы его именем.
Проведение .чтений давно стало большим событием в культурной жизни Урала. Каждая такая встреча приносит немало открытий, являясь итогом кропотливой научной и поисковой работы многих ученых и краеведов. Не случайно, что, задуманные как уральские, Бирюковские чтения фактически стали традиционной краеведческой конференцией всей России. В ней принимают участие ученые, писатели, краеведы Москвы, Ленинграда, Воронежа, Иванова, Твери, Смоленска, Новосибирска, Хабаровска и других городов.
Работа чтений строилась по трем секциям: историческое краеведение, литературное краеведени«, фольклор и современная культура.
На Бирюковских чтениях объявляются имена лауреатов премии им. В. П. Бирюкова, ими становятся авторы книг по краеведению, истории и фольклору Урала, получившие наибольшее признание общественности. За 20 лёт функционирования Бирюковских. чтений лауреатами стали: А. Н. Беликов (Чесма), Д. А. Белоусов (Курганская область), А. В. Блюм (Ленинград), Л. Н. Большаков (Оренбург), О. С. Булгакова (Челябинск), Л. П. Гальцева (Челябинск), F. К. Дмитрии (Челябинск), И. А. Дергачев (Свердловск), С. И. Загребин (Челябинск), С. А. Захаров (Свердловск), В. С. Колпакова (Челябинск), П. В. Куприяновский (Иваново), Ю. М. Ку-рочкин (Свердловск), А. И. Лазарев (Челябинск), О. Г. Ласунский (Воронеж), А. К. Матвеев (Свердловск), М. Д. Машин (Челябинск), Б. П. Маршалов (Челябинск), В. В. Морозов (Миасс), А. П. Моисеев (Челябинск), А. Г. Никитин (Москва), В. А. Павлов (Свердловск), 128
