CC BY
18
УДК 316
DOI 10.25513/1812-3996.2019.24(1).111-117
УСЛОВИЯ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ВОЕННО-ГРАЖДАНСКОЙ АДМИНИСТРАЦИИ РОССИИ (XVII - НАЧАЛО XX В.)
С. И. Филиппов
Новосибирский государственный университет, г. Новосибирск, Россия
Информация о статье
Дата поступления
15.10.2018
Дата принятия в печать
15.01.2019
Дата онлайн-размещения 26.04.2019
Ключевые слова
Ответственность государственных служащих, лояльность, насилие, бунтарство, иррегулярные войска, казаки, шляхта
Финансирование
Работа выполнена при поддержке Российского государственного научного фонда в рамках научного проекта № 16-03-00318
Аннотация. В статье представлены результаты анализа динамики лояльности (как существенного аспекта ответственности государственных служащих) (этно)социальных групп, обладающих силовыми ресурсами (элиты или претендующий на элитный статус сообщества) по отношению к государственной власти. Исследование проводилось на материале взаимоотношения иррегулярных войск (казаков, шляхты), населявших юго-восток Европы с администрацией государств, конкурирующих за контроль над регионом (Россия, Речь Посполитая, Крым, Османская империя). В качестве метода исследования используется макроисторический подход. Источниками гипотетических объяснений динамики лояльности служат марксистский подход, теории воздействия окружающей среды на сознание и поведение индивидов и их сообществ, структурно-демографическая теория, теория обменов. Результаты анализа показали, что динамика лояльности определяется взаимодействием геополитических, геоэкономических и демографических условий. Восстания, поднимаемые иррегулярными войсками, выступают формой переговоров с государственной властью за жалование (материальное или символическое).
CONDITIONS OF THE RESPONCIBILITY OF IRREGULAR TROOPS IN RUSSIA (17th - EARLY OF 20th CENTURY)
S. I. Filippov
Novosibirsk State University, Novosibirsk, Russia
Article info
Received
15.10.2018
Accepted
15.01.2019
Available online 26.04.2019
Keywords
Civil servants' responsibility, loyalty, violence, rebellions, irregular troops, Cossacks, Szlachta
Acknowledgements The reported study was funded by the Russian State Science Foundation of the research project № 16-03-00318
Abstract. The article deals with the investigation into the dynamics of loyalty (as an essential aspect of civil servants' responsibility) of ethnosocial groups possessing means of violence (elites or communities claiming the elite status) in relation to the state. The analysis is based on studying the interaction between irregular troops (Cossacks, Szlachta), inhabiting the Southeast Europe with the administration of the states competing with each other the control over this region (Russia, the Crimean Khanate, the Ottoman Empire, the Polish-Lithuanian Commonwealth). The macrohistorical approach is used as the main research method. The sources of hypothetical explanations of the dynamics of the loyalty are the Marxist approach, theories of the impact of the environment on thought and behavior of individuals and their communities, structural-demographic theory, the theory of exchanges. The results of the analysis shows that the dynamics of loyalty is determined by the combination of geopolitical, geo-economic and demographic conditions. Uprisings and rebellions of irregular militaries were often a kind of bargaining with the government for payments and recognition of their status as state servants.
Проблемы взаимодействия различных социальных групп в рамках одного государства, в том числе ответственность государственных служащих, обсуждаются в философии со времен Платона, сохраняя актуальность как в настоящее время, так и в перспективе, поскольку, как справедливо отмечает В. И. Разумов, социальная динамика опережает теоретические обобщения исследователей [1, с. 93]. Концепции ответственности государственных служащих связаны с представлением о государстве в рамках того или иного теоретического подхода. В настоящем исследовании мы опираемся на понимание государства как института, который «добился успеха в монополизации легитимного физического насилия как средства господства» на определенной территории [2, с. 650]. В этой связи в качестве одного из наиболее важных аспектов ответственности государственных служащих выступает их лояльность по отношению к легитимной государственной власти, которая рассматривается нами как переменная. Для относительно высокого уровня лояльности характерна борьба с внутренними и внешними соперниками легитимной власти, следование ее внутренней и внешней политике. Для относительно низкого уровня лояльности характерны несанкционированное государственной властью применение насилия (восстания, сепаратистские движения, поддержка внешних соперников легитимной власти).
Для выявления условий лояльности государственных служащих используем метод теоретической истории, предполагающий сопоставление гипотетических объяснений, источниками которых служат теоретические подходы, исследующие данное явление, с историческими случаями, в разной мере выражающими лояльность [3].
Исследование проводится на материале взаимоотношения иррегулярных войск (казаков), населявших в период времени с XVII по начало XX в. юго-восток Европы (в XVI—XVIII вв. так называемое Дикое поле) с администрацией государств либо граничащих с данным регионом, либо претендующих на контроль над Диким полем (преимущественно, Россия, Речь Посполитая, Крым, Османская империя). Данный выбор обоснован тем, что взаимоотношения иррегулярных войск с государственной властью демонстрировали весь спектр лояльности: от широкомасштабных конфликтов (восстания под предводительством К. Булавина, В. Уса, С. Разина, Б. Хмельницкого, Е. Пугачева, Колиивщина и др.) до преданности и беспрекословного исполнения распоряжений власти. К числу случаев, для которых характерен
относительно низкий уровень лояльности по отношению к государственной власти, относятся польская шляхта (XIX - начало XX в.)1, запорожское казачество (XVII—XVIII вв.), донское казачество (XVII-XVIII вв.). Относительно высокий уровень лояльности характерен для казачества России в XIX — начале XX вв.
В качестве источников гипотетических объяснений динамики лояльности используются следующие теории.
1. Марксистский подход, в рамках которого конфликты рассматриваются в контексте социально-классовых противоречий, имеющих экономическую природу, в частности, казачьи восстания рассматриваются как проявления антифеодальной борьбы [4].
2. Теории воздействия (природной или социальной) среды на сознание / поведение индивидов и их сообществ («средовые» теории). Сюда относится географический детерминизм (традиция Монтескье и Гердера), теория фронтира Ф. Тернера, получившая определенную популярность среди российских историков в конце XX в. [5—7]. В рамках теории фронтира социокультурные особенности жителей «пограничья» (свободолюбие, агрессивность, готовность с оружием в руках отстаивать свои интересы и др.) объясняются спецификой территории их проживания, прежде всего, отсутствием / слабостью государственных институтов. Кроме того, к данной группе относится теория «стесненности» Р. Кар-нейро, объясняющая появление государства (подробнее на этой теории остановимся ниже).
3. С точки зрения структурно-демографической теории общественную нестабильность вызывает молодежный бугор (относительно высокая доля молодежи, прежде всего, неженатых мужчин в составе населения) [9, р. 489—496].
4. Теория обмена (традиция А. Смита) рассматривает социальные процессы как (зачастую неравноценный и неосознанный или непризнаваемый) обмен различными ресурсами между акторами, который сопровождается переговорами (торг, демонстрация, навязывание). В рамках данной традиции проявления активной нелояльности (в том числе демонстрация или угроза применения силы) выступают в качестве этапа переговоров в процессе обменов. Сюда же относится теория мировых систем, интерпретирующая различные сообщества (нации, сословия, этнические группы и др.) и взаимоотношения между ними как результат международных, как правило, неэквивалентных обменов [10].
Конфликты казачества с государственной властью едва ли правомерно воспринимать как прояв-
ление классовой борьбы (для средневековья и раннего нового времени — борьбы крестьян и феодалов). Поговорка «не жнет, не косит, а жупан носит» характеризует относительно высокие доходы казаков, а также указывает на то, что источником этих доходов был отнюдь не крестьянский труд. Сами казаки воспринимают себя в качестве «слуг великого государя», именуя себя в войсковых письмах в Москву «государевыми холопями», т. е. служилыми людьми [11, с. 392]. Их солидарность с крестьянством («показачивание» — освобождение и принятие зависимых крестьян в казачество) имела тактический характер. После победы над противниками или достижения компромисса казаки были склонны дистанцироваться от своей освободительной миссии в отношении крестьян: вожди восстания под предводительством Б. Хмельницкого старались закрепить за собой захваченные земли и привлечь показачен-ное население к отправлению повинностей [12, с. 299—300].
Далее рассмотрим «средовое» объяснение нелояльности казаков. Юго-восточная Европа (Дикое поле) остается в XVI—XVIII вв. terra nullius — территорией, не подконтрольной ни одному из государств региона (Россия, Крым, Османская империя, Речь Посполитая) в силу дефицита ресурсов каждого из них. Политикой этих держав в отношении спорных территорий было взаимное сдерживание, что превратило земли с обильными ресурсами в пустыню. Здесь не возводились крепости, не размещались войска или полицейские силы, уничтожались ресурсы, которые могли быть использованы для снабжения войск: тактику «выжженной земли» впервые в Восточной Европе, по-видимому, применил ротмистр на польской службе Бернард Претвич, выжигая степь на несколько десятков километров вглубь Дикого поля, чтобы сохнущая трава не стала источником фуража для лошадей крымских татар [13, с. 73—74]. Не удивительно, что плотность и численность населения в данном регионе оставались относительно небольшими: в 1718 г. после Булавинского восстания казачье население Войска Донского составляло 20 тыс. чел. Населенные пункты — станицы — представляли собой комплексы большого числа поселений, разбросанных на значительной территории [14, с. 303—304]. Согласно теории ограниченности (стесненности) Р. Карнейро низкая численность и плотность населения, а также возможность в случае угрозы мигрировать на свободные пригодные для жизни территории предотвращают установление стабильного господства одних групп населения над
другими, т. е. монополизацию средств насилия и складывание государства [15, с. 55-71] Отсутствие монополии на насилие предполагает, в среднем, более высокий уровень агрессии и жестокости, чем в обществах, имеющих государственность [16], высокой агрессивностью отличались и казаки как по отношению к внешним врагам, так и друг к другу. Однако «средовая» теория не может служить объяснением нелояльности населения Дикого поля, поскольку оно (население) не было стабильным и состояло в значительной мере из выходцев из других регионов (например, в 60 - начале 70-х гг. XVIII в., накануне восстания Е. Пугачева, 24 % населения Дона составляли беглые украинские крестьяне [14, с. 303]), а воздействие окружающей среды на сознание и поведение населения, опосредованное институтами социализации, предполагает длительный характер. Тем не менее, высокая степень агрессивности казаков и геополитическая и институциональная ситуация в регионе их проживания (среда) связаны друг с другом. Дело в том, что Дикое поле превратилось в место притяжения смелых и предприимчивых людей (преимущественно сравнительно молодых и не обремененных семей), которых привлекала возможность быстрого обогащения, а также иммунитет от преследований и поборов государственной власти («с Дона выдачи нет»). Такая концентрация «горючего человеческого материала», согласно структурно-демографической теории, является причиной общественной нестабильности. Точных демографических характеристик войскового населения XVII—XVIII вв. нет, но косвенные данные свидетельствуют об относительно высокой доле молодых неженатых мужчин среди казаков в указанный период времени. Условием принятия в казачество было отсутствие семьи (первоначально само слово «казак» обозначало неженатого парня [8, с. 282]). Наличие семьи вообще было в казачьей среде не обычным делом (как среди иных сословий, кроме духовенства), а признаком состоятельности. Документально зафиксирован приток на войсковую территорию молодого мужского населения [11, с. 371]. Относительно высокая доля молодых мужчин в Войске была, таким образом, следствием не естественного, а механического прироста населения (миграций).
С закрытием «степного фронтира» во второй половине XVIII в. (демаркация границ, установление государственного контроля над территорией бывшего Дикого поля) завершается эпоха масштабных казацких восстаний. Связано это было, по-видимому, также и с тем, что казачество больше не по- 113
полняется за счет «гулящих» людей и беглых (в XIX в. казачье население росло только за счет естественного прироста, а механический прирост достигается в основном за счет браков с лицами казачьего сословия [14, с. 308]).
Рассмотренные факторы - геополитическая ситуация в Юго-Восточной Европе, обусловившая дефицит монополии на насилие, что, в свою очередь, сделало данные территории привлекательными для людей с авантюрными наклонностями, - объясняет высокую степень социальной нестабильности и агрессивности в казачьей среде, но не направленность агрессии против государственной власти, ведь главным ответом населения на попытки установления господства над ним при наличии свободных от контроля того или иного государства земель является уход - переселение на иные территории (в условиях изобилия свободных территорий бегство было связано с меньшими издержками, чем сопротивление завоевателям, а у завоевателей не было эффективных средств помешать проигравшим сообществам спастись бегством [15, с. 60]). Данное, на первый взгляд, «иррациональное» поведение казаков становится понятным и вполне рациональным, если обратиться к эвристическому потенциалу теории обменов. Как ни парадоксально может показаться, но восстания казаков против власти, достигшие своего апогея в XVN-XVШ вв., объясняются возрастающей зависимостью их благополучия от государственного жалования. Доходы казаков были трех основных видов: «хождение за зипунами» (грабеж купеческих караванов, набеги на соседние территории и грабеж их населения, захват и продажа или возвращение за выкуп полона, что легитимировалось самими казаками в качестве «государевой службы» и «защиты православной веры»); соляные промыслы, рыболовство, продажа коней, в том числе и краденых, а также государево жалование. По мере распространения и укрепления государственной власти (и, соответственно, порядка и безопасности) на территории, которые являлись целью казацких набегов, жалование становилось едва ли не единственным источником дохода казаков. Казацкие бунты и восстания выступают формой торга с властью за жалование, навязыванием государству охранных услуг2. Если рассматривать казацкие восстания как стратегию борьбы за статус государственных служащих и соответствующее такому статусу жалование, то нельзя не признать ее успех. Размеры ежегодных хлебных поставок на Дон в XVN-XVШ вв. увеличиваются в несколько раз [17]. В 1798 г. этот своеобразный торг
между казаками и властью завершается полной победой первых: казацкая старшина кооптируется в российское дворянство, казаки в целом становятся привилегированным военно-служилым сословием. Сходная ситуация складывается и в отношениях между запорожцами и Польской Короной. Одним из наиболее важных мотивов конфликтов между ними была численность реестра - казаков, принимаемых на государственную службу и получающих за это жалование и статус безгербовой шляхты. С XVI по XVII вв. численность реестра возрастала с 300 чел. (1572 г.) до 40 тыс. (по Зборовскому договору 1649 г., не утвержденному Сеймом), правительство Алексея Михайловича увеличивает реестр до 60 тыс. чел. (1654 г.).
Почему казацкие войска Российской империи с начала XIX в. отказываются от столь эффективной стратегии переговоров с государственной властью, как демонстрация насилия? Анализ контрастных случаев - шляхты и казачества3, - сходных друг с другом по некоторым существенным параметрам, но различающихся по уровню лояльности к государственной власти, позволит ответить на этот вопрос: существенным отличием казачества от шляхты была степень внутрисословной неоднородности - относительно высокая у шляхты и относительно низкая у казачества. В состав шляхты входили как немногочисленные богатейшие магнаты, так и большое количество малоземельной и безземельной (чиншевой) шляхты. Источником богатства и влияния магнатов была международная торговля зерном, которое выращивалось на плодородных землях Украины (бывшего Дикого поля): с 1600 по 1750 гг. доходы магнатов возросли втрое, остальной шляхты - вдвое [18, р. 282]. Огромные ресурсы позволяли шляхетской элите содержать частные армии, превосходящие зачастую армию коронную. Основу частных армий составляла бедная шляхта. Таким образом, благополучие как крупной, так и мелкой шляхты было обусловлено слабостью государства: дефицит фискальных и медиационных функций позволяли помещикам беспощадно эксплуатировать крепостных крестьян, не выплачивая налоги (обязательные работы на пана составляли шесть дней в неделю). Многочисленность шляхты, подавляющее большинство которой составляли чиншевики, противоречила интересам государства, так как существенно снижала налоговую базу. Недаром вскоре после инкорпорации территорий бывшей Речи Посполитой царская администрация предпринимает меры по сокращению численности польского благородного сословия: сразу
после первого раздела Польши в 1772 г. начинается регистрация шляхты, для чего требовалось представить детальную генеалогию, описание герба, выписки из метрик [19, с. 115—116]. Безземельные дворяне, а их насчитывалось до 40 % всей шляхты, к 1831 г. переводятся в податные сословия [20, с. 130]. В 60-е гг. XIX в. ликвидируется сословие однодворцев, к которому приписывались чиншевики, деклассированная шляхта юридически приравнивается к крестьянам, что катастрофическим образом сказывается на социально-экономическом положении данной группы.
В отличие от шляхты, в казацкой не было крупных и могущественных землевладельцев, подобных польским магнатам. Относительная социальная однородность казачества искусственно поддерживалась царской администрацией. Император Павел I издает в 1797 г. указ, предписывающий расширять земельные владения простых казаков за счет свободных войсковых земель и одновременно ограничивать владения тех, кто захватил «излишние и непомерные пространства», предоставляя излишки «на всеобщее продовольствие» [21, с. 23]. Так правительство предотвращало концентрацию в казацкой среде экономических и силовых ресурсов (богатства, силы, власти) по типу польских магнатств, что могло привести к противостоянию с государством. С другой стороны, относительная социальная (и этническая) однородность среди казаков предотвращала острые социальные конфликты: на войсковой территории не было крупной промышленности, соответственно, буржуазии и масс пролетариата. Города, расположенные на войсковой территории, не подчинялись общероссийской системе управления, там не было типично городских сословий4. Превращение казаков в привилегированное и обособленное военно-слу-
жилое сословие стало основой их лояльности государству, а угроза лишения сословных привилегий в использовании войсковых земель, уравнивание казаков в правах с «мужиками» настроило первых против Советской власти.
Выводы
Динамика ответственности военно-гражданской администрации определяется сочетанием геополитических, геоэкономических, демографических факторов. Относительно низкий ее уровень обусловлен дефицитом монополии на насилие и государственных институтов на территориях, контроль над которыми оспаривается несколькими конкурирующими государствами, не располагающими достаточными ресурсами для его установления, что способствует концентрации здесь индивидов, располагающих средствами насилия и навыками их применения, а также концентрацией власти / богатства (за счет прямого участия в международной торговле) в размере, сопоставимом (или превышающем) с властью и богатством правительства, в руках немногих представителей элиты (глав военно-гражданской администрации), что предполагает альтернативные стратегии социализации и получения дохода для мелких представителей военно-служилого сословия.
Относительно высокий уровень ответственности военно-гражданской администрации обусловлен ограничением контактов населения территорий, контролируемой администрацией, с соседними регионами в результате распространения государственных институтов / демаркации границ, что предотвращает концентрацию «горючего материала», а также относительной (имущественной и социальной) однородностью военно-гражданской администрации, относительно низким статусом ее глав в государственной должностной иерархии.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Казаки и шляхта как этносоциальные группы были сходны друг с другом по некоторым существенным характеристикам: формальный внутрисословный эгалитаризм, культурное многообразие, принципы самоуправления (строй генеральной рады (казачьего круга) происходит от шляхетского сеймика - рыцарского круга. Сами себя казаки провозглашали шляхтой в принимаемых воззваниях [8, с. 288-289]).
2 Например, Василий Ус в 1666 г. с отрядом в 700 казаков отправился с Дона на Москву с предложением принять себя и соратников на государеву службу, для убедительности призывая в свой отряд помещичьих крестьян и нападая на самих помещиков [4, с. 40-41]. Степан Разин ведет переговоры с персидским шахом о приеме на службу. Реакцией на отказ шаха это сделать становится уничтожение некоторых иранских поселений, а также знаменитое морское сражение разинцев с персидским флотом.
3 Нелояльность шляхты по отношению к имперскому правительству проявляется в восстаниях 1830-1831 и 1861-1862 гг., а также в активном польском революционном движении конца XIX - начала XX в. Казаки в
- 115
Herald of Omsk University 2019, vol. 24, no. 1, pp. 111-117
Вестник Омского университета 2019. Т. 24, № 1. С. 111-117
-ISSN 1812-3996
XIX - начале XX в. верно служат престолу, принимая активное участие как во внешних войнах, так и во внутренних конфликтах.
4 Министерство юстиции отмечало в 1898 г., что купцов и мещан ни в Екатеринодаре, ни в округах Земли Войска Черноморского на постоянном жительстве нет [22, с. 49-51].
СПИСОК ЛИТЕРА ТУРЫ
1. Разумов В. И. Прошлое, настоящее и будущее философских проблем // Вестн. Ом. ун-та. 2018. Т. 23, № 1. С. 60-64.
2. Вебер М. Политика как призвание и профессия // Избр. произв. М. : Прогресс, 1990. 808 с.
3. Разработка и апробация методов теоретической истории / под ред. Н. С. Розова. Новосибирск : Наука, 2001. 503 с.
4. Лебедев В. И. Крестьянская война под предводительством Степана Разина. М. : Просвещение, 1955. 186 с.
5. Резун Д. Я., Ламин В. А., Мамсик Т. С. Шиловский М. В. Фронтир в истории Сибири и Северной Америки в XVII-XX вв.: общее и особенное. Новосибирск : Изд-во ИДМИ, 2001. 113 с.
6. Зберовская Е. Л. Социокультурные аспекты освоения Сибири в контексте теории фронтира // Вестн. Краснояр. гос. аграрного ун-та. 2013. № 12. С. 280-285.
7. Замятина Н. Ю. Зона освоения (фронтир) и ее образ в американской и русской культурах // Общ. науки и современность. 1998. № 5. С. 75-88.
8. Петкевич К. Казацкое государство // Раннее государство, его альтернативы и аналоги / под ред. Л. Е. Гринина, Д. М. Бондаренко и др. Волгоград : Учитель, 2006. С. 280-304.
9. Goldstone J. Revolution and rebellion in the early modern world. Berkeley : University of California Press, 1993. 608 р.
10. Балибар Э., Валерстайн И. Раса, нация, класс: двусмысленные идентичности. М. : Логос-альтера. 2003. 272 с.
11. Куц О. Ю. Донское казачество в период взятия Азова до выступления Разина (1637-1667). СПб. : Дмитрий Буланин, 2009. 392 с.
12. Голубицкий В. А. Запорожское казачество. Киев : Гос. изд-во полит. лит. УССР, 1957. 464 с.
13. Кузнецов О. Ю. Рыцарь Дикого поля. Князь Д. И. Вишневецкий. М. : ФЛИНТА : Наука, 2013. 224 с.
14. Кабузан В. М. Численность и размещение казаков Российской империи в XVIII - начале XX в. // Тр. Ин-та рос. истории. Вып. 7 / РАН, Ин-т рос. истории ; отв. ред. А. Н. Сахаров. М. : Наука, 2008. C. 302-326.
15. Карнейро Р. Л. Теория происхождения государства // Раннее государство, его альтернативы и аналоги : сб. ст.. Волгоград : Учитель, 2006. С. 55-71.
16. Keeley Lawrence H. War Before Civilization: The Myth of the Peaceful Savage. Oxford (USA) : Oxford University Press, 1997. 272 p.
17. Астапенко М. П. История Дона. 1550-1920 : учеб. пособие. Ростов-н/Д. : Логос, 1991. 144 с. URL: http://rostov-region.ru/books/item/f00/s00/z0000069/st010.shtml (дата обращения: 28.01.2018 г.)
18. Anderson P. Lineages of the Absolutist State. NLB, 1974. 573 p.
19. Селицкий А. И. Польская шляхта в социально-правовой системе Российской империи // Поляки в России: XVII-XX вв. : материалы Междун. науч. конф. (Краснодар, 10-11 июля 2002 г.). Краснодар, 2003. C. 113116.
20. Бовуа Д. Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914). М. : НЛО, 2011. 1008 с.
21. Мальцев Д. Как готовили «поход на индус» // Родина. 2011. № 7. C. 22-24.
22. Бондарь В. В. Войсковой город Екатеринодар // Культурная жизнь Юга России. 2009. № 5 (34). С. 4951.
ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ
Филиппов Сергей Иванович - кандидат философских наук, заместитель директора гуманитарнго института, доцент кафедры романо-германской филологии, Новосибирский государственный университет, 630090, Россия, г. Новосибирск, ул. Пиро-гова, 1; e-mail: [email protected].
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ
Филиппов С. И. Условия ответственности военно-гражданской администрации России (XVII - начало XX в.) // Вестн. Ом. ун-та. 2019. Т. 24, № 1. С. 111117. DOI: 10.25513/1812-3996.2019.24(1).111-117.
INFORMATION ABOUT THE AUTHOR
Filippov Sergey Ivanovich - Candidate of Philosophical Sciences, Deputy Director of the Institute for the Humanities, Docent of the Department of Romance-Germanic Philology, Novosibirsk State University, 1, ul. Pi-rogova, Novosibirsk, 630090, Russia, e-mail: filippow07 @yandex.ru.
FOR QTATIONS
Filippov S.I. Conditions of the responcibility of irregular troops in Russia (17th - early of 20th century). Vestnik Omskogo universiteta = Herald of Omsk University, 2019, vol. 24, no. 1, pp. 111-117. DOI: 10.25513/1812-3996.2019.24(1).111-117. (in Russ.).
