CC BY
71
КУЛЬТУРНЫЕ ПАРАДИГМЫ: КОММУНИКАТИВНЫЕ МЕХАНИЗМЫ ПРЕОБРАЗОВАНИЯ И ТРАНСФОРМАЦИИ
Т.А. Драгайкина
Новосибирск
УСАДЬБА КАК ФИЛОСОФСКИЙ ТЕКСТ: ИМЕНИЯ И.В. ЛОПУХИНА САВИНСКОЕ И РЕТЯЖИ
Усадьба, как писал Д.С. Лихачев, представляет собой «микромир в его идеальном выражении» [Лихачев, 1998: 6], сотворенный в соответствии с представлениями ее владельца о совершенных условиях жизни. Садово-парковое искусство всегда отличалось высокой се-миотичностью [Лихачев, 1998: 12], поэтому усадьбы правомерно рассматривать как тексты, в которых раскрываются не только эстетические пристрастия, но и ценностные ориентиры спроектировавших их людей. Так, сады ХУШ-Х1Х вв. часто украшались памятниками родственникам, друзьям, благодетелям, а иногда и любимым поэтам и писателям хозяев, аллегорическими скульптурами. Каждый элемент украшения усадьбы нес в себе определенную смысловую нагрузку. Наибольший интерес представляют те произведения садово-паркового искусства, устройство которых отличается цельностью, наличием общей идеи, раскрытию которой способствуют все украшающие их элементы.
Образцами идеологически насыщенного пространства, выстроенного в соответствии со взглядами обладателя усадьбы, являлись имения известного государственного деятеля, масона, сенатора И.В. Лопухина (1756-1816) Савинское, находившееся в Подмосковье, и Ретяжи в Кромском уезде Орловской губернии. Обе эти уникальные усадьбы не дошли до наших дней в первозданном состоянии, и об их облике можно получить представление лишь из воспоминаний современников.
Имение Савинское пользовалось широкой известностью и было воспето А.Ф. Воейковым (поэма «Описание русских садов», «Воспоминания о селе Савинском и о добродетельном его хозяине»), И.М. Долгоруким (стихотворение «Прогулка в Савинском»), описывалось
В.А. Жуковским, А.И. Ковальковым (воспитанником И.В. Лопухина, выросшим в атмосфере его усадьбы, автором ряда мистикофилософских сочинений, одно из которых, напечатанное в журнале «Друг юношества», называлось «Мирное отдохновение в селе Савин-
ском»). Савинскому посвящено выполненное в жанре религиозно-исторического эссе исследование Н.К. Гаврюшина «Юнгов остров» (М., 2001).
Провинциальные Ретяжи не пользовались столь большой известностью у современников и вниманием исследователей усадебной культуры, однако они не менее показательны в плане отражения внутреннего мира владельца и его жизненных установок. Наиболее подробное описание Ретяжей содержится в собственных статьях И.В. Лопухина «Орлиная пустынь» и «Продолжение Орлиной пустыни». Они были напечатаны анонимно в журнале «Друг юношества и всяких лет», выпускавшемся М.И. Невзоровым, который был другом сенатора и часто публиковал его сочинения и переводы в своем периодическом издании.
Литературное творчество И.В. Лопухина, его издательская деятельность (в частности, он был членом Типографической компании
Н.И. Новикова) отличались просветительской направленностью, причем просвещение он как масон трактовал в первую очередь в духовно-нравственном ключе. Чтение, по его мнению, должно побуждать человека к самопознанию и внутреннему преображению, моральному возрождению. Стремление к поучительности было характерно и для оформления его усадеб. Проектируя их, он создавал своеобразные тексты философско-дидактического содержания, в которых отражались наиболее важные мотивы, получившие развитие и в написанных, переведенных, изданных им сочинениях.
В 1812 г. И.В. Лопухин, как и другие сенаторы, уехал из Москвы и обосновался в своем родовом имении Ретяжи, или селе Воскресенском, в Орловской губернии, которое он давно не посещал. После этого он уже до конца жизни не возвращался в Москву, числясь «неприсутствующим сенатором». И.В. Лопухин занялся обустройством своей усадьбы и создал в Ретяжах замечательный во многих отношениях, идеологически и эстетически насыщенный парковый ансамбль.
И.В. Лопухин, занимавший высокое положение в розенкрейцерском ордене, за пределами ложи также стремился выступать в роли духовного наставника. Не принимая активного участия в конфликтах между различными течениями в масонстве, которые имели место в начале XIX в., он, тем не менее, имел авторитет в масонской среде и до конца жизни занимался сочинением, переводом и пропагандой книг духовно-нравственного содержания. Пребывая в Ретяжах, он собирал вокруг себя молодых единомышленников, наставлял их и подбирал им для чтения и перевода сочинения мистиков, в частности, Я. Беме,
создавая подобие ложи, или «внутренней церкви» [1]. Он преобразовывал пространство вокруг себя, добиваясь, чтобы оно не просто отражало его мысли и убеждения, но и приобретало поучительный смысл, понятный его посетителям.
Оба имения И.В. Лопухина были оформлены «в английском вкусе», это пейзажные, нерегулярные парки, что соответствовало тенденциям в развитии паркового искусства эпохи сентиментализма. В то же время некоторые типичные для нее элементы были переосмыслены И.В. Лопухиным в русле его мировоззрения, пронизанного мистицизмом, насыщены масонскими идеями, окрашены личным отношением. Например, в Савинском, как и во многих садах того времени, имелись декоративные руины, отсылавшие к романтике ушедших времен, при этом развалины замка должны были вызывать не только поэтические, но и благочестивые мысли: на «сохранившейся» башне, по свидетельству А.Ф. Воейкова [Воейков, 1825], был изваянный из паросского мрамора лик Христа, что символизировало незыблемость веры. Типично сентиментальная надпись на памятнике «Остановись, прохожий, и вздохни о страдальце» относится к Квирину Кульману (мистику, последователю Я. Беме, сожженному в Москве в 1689 г.).
Один из островов в Савинском парке носил имя английского пастора Эдварда Юнга, автора поэмы «Плач, или Ночные размышления о жизни, смерти и бессмертии». Значение сочинений Э. Юнга для русской литературы последнего десятилетия было велико, они сыграли большую роль в развитии русского сентиментализма. В ХУШ в. в России знание английского языка было распространено не очень широко, сочинения английских авторов, как правило, читались во французских и немецких переводах, причем переводчики того времени часто подходили к тексту весьма вольно, изменяя его структуру, сокращая казавшиеся им неважными эпизоды. Большой известностью пользовался французский перевод «Плача» П. Летурнера, который перестроил композицию поэмы и ослабил ее религиозный пафос. Вероятно, именно эту версию имели в виду писатели, изображавшие в своих повестях чувствительных героев, которые зачитывались сочинениями Юнга наряду с «Юлией, или Новой Элоизой» и «Страданиями молодого Вертера» [Левин, 1990: 190].
В 1784 г. в типографии И.В. Лопухина был напечатан выполненный А.М. Кутузовым прозаический перевод поэм Юнга с немецкого издания, более близкий к подлиннику и снабженный пространными комментариями. Этот перевод, в отличие от французского, передавал не умиление и тихую грусть, а религиозный экстаз, присущий оригиналу. Он воспринимался как своеобразный философский трактат, про-
изводящий большое впечатление благодаря эмоциональности его стиля, и пользовался популярностью в масонских кругах. Таким образом, у разных групп читателей были различные представления об Э. Юнге.
Подмосковное имение И.В. Лопухина может рассматриваться как своеобразная энциклопедия мировоззрения владельца, в которой упоминались все значимые для него мыслители. Среди них были и античные мудрецы, и европейские мистики разных эпох, и святой Тихон Задонский, и современные мыслители и писатели (Ж. -Ж. Руссо, Э. Юнг), и «братья» И.В. Лопухина по ордену (Н.В. Репнин, Н.А. Крае-вич). Такой широкий диапазон имен и идей отражает присущий масонам интерес ко всему мировому эзотерическому наследию, а также их уверенность в возможности новых откровений в современном мире. Благодаря нерегулярной планировке парка затруднительно выстроить иерархию упоминаемых личностей, таким образом, люди, непосредственно знакомые владельцу, уравниваются с прославленными философами, отношение хозяина имения к которым глубоко личностно.
Специально прорытые каналы образовывали водный лабиринт, поэтому посетитель, прогуливавшийся по саду в Савинском, мог долго блуждать по нему. Для отдыха он мог найти удобные скамейки, хижины или беседки и постоянно сталкивался с напоминанием о каком-либо мыслителе. В основном имение посещали знакомые владельца, которые, как правило, были хорошо осведомлены о биографиях и учениях лиц, память которых И.В. Лопухин желал почтить. По словам сына одного из его друзей, вид Савинского сада «рождал в душе гуляющего какое-то спокойное благоговейное чувство к небесной добродетели и презрение к суете мира» [Попов, 2001: 76]. Господский дом отличался скромностью и безыскусностью архитектуры и интерьера, что соответствовало характеру хозяина, склонного к аскетизму, безразличного к роскоши.
Ретяжи не копируют Савинское, хотя некоторые мотивы, звучащие в оформлении Савинского, получают дальнейшее развитие. Посещение своего орловского имения И.В. Лопухин стремился сделать интересным и поучительным не только для просвещенных друзей, но и для простых людей, живших по соседству. Сооруженные там по его распоряжению памятники связаны с теми событиями новейшей русской истории, которые его особенно волновали. При обустройстве Ре-тяжей им первоначально разрабатывалась одна тема - судьба митрополита Арсения (Мацеевича) [2]. Он выступал против секуляризации монастырских владений и был лишен за это сана и сослан в отдаленный монастырь. Однако и там он продолжал открыто выражать свои
убеждения, за что был расстрижен и заточен в Ревеле, при этом он был наречен Андреем Вралем (отсюда и название «Андреев скит»).
Тема мученичества за идеи всегда была актуальна для И.В. Лопухина. Так, в своих автобиографических «Записках» он проводит параллель между судьбой Арсения и московских масонов круга Н.И. Новикова, преследовавшихся Екатериной II; дело митрополита Арсения приводится как пример того, как императрица, несмотря на мудрость, могла быть «на гнев подвигнута» [Лопухин, 1990: 70]. И.В. Лопухин ознакомился с материалами секретного дела Арсения, получив доступ к документам Тайной экспедиции после вступления на престол Павла I. Кроме того, ему доводилось лично общаться с сослуживцем гвардии офицера Маврина, который был надзирателем Арсения во время его ссылки в монастырь [Дело, 1862: 3]. Вероятно, И.В. Лопухина привлекали не взгляды митрополита и не его деятельность, в которой многое не могло бы быть одобрено гуманным и терпимым сенато-ром-масоном (в частности, Арсений жестоко преследовал раскольников), а стойкость, проявленная им в испытаниях [3], и памятники, установленные в Ретяжах, отражают именно эти события жизни митрополита. По свидетельству современника, И.В. Лопухин охотно и красноречиво рассказывал своим знакомым о судьбе Арсения [Попов, 2001: 74]. В статье И.В. Лопухина «Орлиная пустынь», напечатанной в «Друге юношества и всяких лет», о нем говорится несколько уклончиво, имя Арсения ни разу не называется, однако биографические намеки, содержащиеся в подробном описании «пустыньки», весьма прозрачны.
В Ретяжах по распоряжению владельца была построена хижина, по размерам совпадавшая с казематом, в котором осужденный митрополит содержался в Ревеле. На одной стене хижины имелись «иероглифические» изображения (черный крест на горе, под ним роза, растущая из черепа), и надписи: «Носи в сердце крест свой», «Крест есть огнь, очищающий дух и плоть» [4]. На другой стене был нарисован в голубом кругу розовый крест, увенчанный митрами, в углах которого были изображены кандалы, закрытая книга, горящий трисвечник и переломленный архиерейский жезл, рядом надпись «Верному до смерти, венец живота». У входа в рощу, где находилась хижина, был положен могильный камень с надписью «Священной памяти Андрея страдальца 1813 года апреля 14 дня». Дата установления этого памятника не случайна: ровно за 50 лет до нее Арсений был лишен сана и сослан в монастырь. Через рощу проходила тропинка, ведшая к широкому заливу пруда, где располагалась беседка с надписью: «Уголок этот воды может горячему воображению напоминать о том морском заливе,
на берегу коего в заклепах мрачного затвора страдалец провождал последние свои дни» [Орлиная пустынь: 23 - 24].
Арсений был весьма почитаем в народе, и посетителям нетрудно было понять, о каком «Андрее-страдальце» их призывали вспомнить. Таким образом, «пустынь» в Ретяжах представляла собой развернутый текст, пронизанный реминисценциями, повествующий о мученичестве митрополита. В стилистике надписи на расположенной на берегу беседке усматривается влияние сентиментализма («горячее воображение»). Надгробные памятники, способствующие созданию меланхолического настроения, были чрезвычайно характерны для данной эпохи, однако идея посвятить целый комплекс сооружений в усадьбе памяти человека, осужденного за политическую неблагонадежность, представляется весьма нестандартной.
Неподалеку был построен дом, называвшийся «Андреев скит», с расписными окнами в крестьянском вкусе, очень просто обставленный. В нем можно было прочитать составленный И.В. Лопухиным «устав Орлиной пустыни», состоящий из 12 пунктов, формулирующих простые правила добродетельного поведения: «1. Помнить, что Бог везде, чаще молиться, помнить смерть. 2. Не лгать. 3. Не клясться. 4. Не ссориться, не драться, не браниться. 5. К лихому не посылать. 6. Обиды сносить. 7. Не желать чужого. 8. Не объедаться, не напиваться.
9. Остерегаться распутства. 10. Старших почитать, начальников слушаться. 11. Трудиться. 12. Еще раз молиться» [Продолжение Орлиной пустыни: 117]. Первый пункт этого устава соотносится с призывом постоянно думать о Боге, присутствующим во многих сочинениях, написанных и переведенных И.В. Лопухиным. Одно из этих сочинений, «Присутствие Божие», рекомендовалось «духовным рыцарям» (степень масонства, введенная И.В. Лопухиным) для изучения, причем считалось желательным знать эту небольшую книгу наизусть [Лопухин, 1997: 39].
В уставе не говорится о необходимости внешних проявлений благочестия; подчеркивая важность молитвы, «настоятель» имеет в виду, очевидно, «внутреннюю молитву», которой придает в своем масонском трактате «Некоторые черты о Внутренней Церкви» чрезвычайно большое значение как упражнению на пути духовного возрождения человека. «Должно творить молитву как возможно внутреннее, в сердце, подвизая к тому самые сокровенные чувствования его» [Лопухин, 1997; 121]. «Науке молиться» посвящена и небольшая работа И.В. Лопухина «Нечто для размышления о молитве и сущности христианства», напечатанная в 1814 г. в Орле. Бесхитростные наставления Ор-
линой пустыни в определенной степени сближаются с мистическими текстами, рассчитанными на образованных людей.
Следует отметить, что в Савинском, по свидетельству А.И. Ковалькова, также присутствовала «келья отшельника», в которой на стене был повешен крест с надписью «Крест дражайший, вождь верный мой!», а на столике лежала записка с краткими правилами «душам, желающим победить мир со всеми его прелестями» [Ковальков, 1813].
Топонимика, использованная И.В. Лопухиным при обустройстве своего орловского имения («Орлиная пустынь», «Андреев скит»), предполагает, что хозяин имения позиционировал себя в роли настоятеля монастыря, составляющего его устав. Будучи мастером в масонской ложе, он считал наставничество в духовных вопросах своей обязанностью, и его «проповедничество» не ограничивалось пределами ордена: он стремится просвещать всех окружающих, причем не только с помощью прямых словесных наставлений. Весь внешний облик «пустыни», по замыслу владельца, должен был настраивать на философские размышления, в частности, напоминать о смерти. Так, любой посетитель, пожелавший отдохнуть в беседке, видел из нее большой необработанный камень с надписью «Помни смерть». Мысли о бренности всего земного вызывали и присутствовавшие как в Савинском, так и в Ретяжах участки, обустроенные как заброшенные кладбища, с камнем с изображением черепа, и даже деревья, высаженные таким образом, чтобы создать впечатление остатков аллеи.
И.В. Лопухин стремился, чтобы посещение его имения побуждало к возвышенным раздумьям; он считал бесполезным пассивное любование природой и произведениями искусства. Для него было характерно этикоцентрическое восприятие мира; так, предисловии к одному из переведенных им сочинений И.В. Лопухин пишет: «Смотрел на волны и бури морские, столь живо изображающие волнения и нравственные бури жизни нашей, наших же страстей пучиною воздвигаемые» [Отрывки.., 1806: II]. Согласно его представлениям, чтение и наблюдение за природой (которое также может рассматриваться как «чтение книги Натуры») должны быть стимулом к самопознанию и напряженной внутренней работе над собой. Судя по реакции соседей, нередко прогуливавшихся в Орлиной пустыни, его цель была достигнута: так, один однодворец, благодаря барина за устройство пустынь-ки, сказал, что в ней «и нехотя Бога вспомнишь» [Орлиная пустынь: 27]. Показательна композиция обоих статей И.В. Лопухина об Орлиной пустыни: начинаясь с описания местности, они завершаются размышлениями на духовные темы. Именно на такое движение мысли от
зримого созерцаемого символа к отвлеченному рассуждению и рефлексии рассчитывал И.В. Лопухин.
Одна из скамеек была устроена под дубом, откуда открывался вид на старинную церковь и недостроенные господские палаты на горе. «Тут точно мечтается видеть из какого-нибудь загородного монастыря великолепный отломок разоренной Москвы, напоминающий, как ежемгновенно исчезающее время все тленное снедает: то стихийным крушением, то хищною рукою злодейских нашествий - и всегда естественною бренностью всего, кроме того, что живет бессмертием Духа Создателя неба и земли», - комментирует И.В. Лопухин [Орлиная пустынь: 24]. Здесь усматривается напоминание не только о хрупкости всего земного, но и о войне с французами и пожаре Москвы. Мотивы, связанные с войной с Наполеоном, получили развитие в оформлении Ретяжей. Безусловно, события Отечественной войны не могли не вызвать у И.В. Лопухина живейшего отклика.
В 1814 г. в Орлиной пустыни по распоряжению хозяина усадьбы были установлены памятники в честь победы над Наполеоном: гранитный крест с изображением всевидящего Ока, надписью «Благочестию Александра I и славе доблестей Русских в 1812 году» и выдержкой из манифеста императора Александра в Карлсру 6 декабря 1813 г.; каменное кресло с вырезанной на нем датой взятия Парижа (19 марта 1814 г.); восьмиконечный крест из необработанных камней с надписью «1814. Вечная память за Отечество на брани убиенным воинам из здешних поселян». И.В. Лопухин отмечал, что после сооружения этих памятников Орлиная пустынь стала еще больше привлекать соседей, которые охотно прогуливались в ней и видели напоминание о своих односельчанах, погибших на войне.
Особое символическое значение имела имитация могильного камня, на котором было вырезано «И память вражия погибе с шумом» [Продолжение Орлиной пустыни: 114-115]. Для И.В. Лопухина Наполеон всегда был воплощением зла, порочной политики. Он никогда не разделял свойственного некоторым его современникам восхищения деяниями французского императора, по его выражению, «ищущего славы себе в том, чтоб не оставить на земле [...] ни одного человека неголодного, ежели неубитого» [Лопухин, 1813: 21]. Еще в 1809 г. И.В. Лопухин оценивал Бонапарта как «Провидением избранное орудие на доказательство того, что всуе трудятся зиждущие, аще не Господь созидает» [Лопухин, 1990: 167]. С большим одобрением он отзывался о журнале «Сын отечества», в котором проводилась линия борьбы с французским влиянием; его издателю С.Н. Глинке он подарил рукописную копию своих «Записок» с подписью «Почтенному издате-
лю Русского Вестника; на память отличного к нему уважения, от Сочинителя, Русского душою и сердцем. 17 апреля 1810 года». В 1813 г. по настоянию и на средства И.В. Лопухина была напечатана книга М.И. Невзорова «Наполеонова политика, или царство гибели народной», составленная из статей, ранее опубликованных в «Друге юношества». 9 мая 1814 г. И.В. Лопухин устроил в своем имении «похороны Бонапартовой славы» и приглашал соседей «порадоваться на могилу» славы Наполеона. Продуманная им церемония, сопровождавшаяся пальбой из мортир, заключалась в бросании на камень горсти пепла со словами «Слава твоя прах и в прах возвращается». Празднества, посвященные победе над врагом, продолжались несколько дней [4].
Вероятно, помимо памятников, описанных в публикациях «Друга юношества», в Ретяжах имелись и другие, имевшие особое значение непосредственно для их владельца. Так, в письме к Д.П. Ру-ничу от 14 июня 1815 г. И.В. Лопухин упоминает своего близкого друга Г.Т. Данникова, который, по его мнению, «в знаниях, конечно, не уступал Сковороде, и нравов был самых честных и приятных: дар говорить о духовных материях имел отличный», но ничего не написал, кроме «Системы духоборцев», составленной по опросам их самих, но содержавшей и авторские рассуждения. Он сообщает, что в его саду имеется «аллея Данникова» и камень с надписью: «Тени Г.Т. Даннико-ва от хозяина, члена Библейского общества» [5] .
Идея о распространении Библии, переведенной на языки народов России, вызвала горячую поддержку у И.В. Лопухина. Он любил подчеркивать свою принадлежность к Библейскому обществу, куда вступили многие масоны и мистики, и подписывал некоторые свои публикации в «Друге юношества» как «усердный почитатель Библейского общества».
Итак, темы страдания за веру, патриотизма, необходимость постоянного осознания «присутствия Божиего», распространения духовного просвещения, важнейшие для И.В. Лопухина, отразились в оформлении его усадеб, которое было тщательно продумано владельцем и, по его замыслу, должно было подталкивать каждого посетителя к возвышенным размышлениям и самосовершенствованию. Оно представляет собой своеобразный текст, содержащий символические изображения, надписи, отсылающие к наиболее важным эпизодам внутренней жизни владельца. Этот текст зримо и, возможно, с не меньшей полнотой, чем собственно литературные сочинения И.В. Лопухина, раскрывает его мировоззрение и отражает его систему ценностей. Особенности обустройства имения Ретяжи подтверждают, что русские
масоны новиковского круга при всей своей увлеченности западной
эзотерической традицией не порывали связи с национальной почвой.
Примечания
1. В частности, в письмах И.В. Лопухина упоминается Исаков, племянник его соседа Д.Л. Боборыкина, Н.А. Лосев (р. в 1789 или 1790), П.А. Болотов, сын известного мемуариста, которых он снабжает книгами. (См. Письмо И.В. Лопухина к Д.Л. Боборыкину // Русский архив. - М., 1877.
- № 9. - С. 111).
2. В 2000 г. канонизирован.
3. Отметим, что среди любимых книг Арсения, читавшихся им в заточении, присутствовал трактат И. Арндта «Об истинном христианстве», оказавший большое влияние на И. В. Лопухина и пользовавшийся авторитетом у русских масонов круга Н.И. Новикова. (См.: Дело. - 18б2. -
С. 10).
4. Очищающий «крестный огонь», возрождающий человека, - одно из важнейших понятий в трактате И.В. Лопухина «Некоторые черты о Внутренней Церкви» (Лопухин И.В. Масонские труды. - М., 1997. - С. 133 - 134).
5. См. письмо И.В. Лопухина к Д.П. Руничу от 10 мая 1814 г. // Русский архив. - М., 1870. - С. 1226 - 1227.
6. Русский архив. - М., 1870. Стб. 1235.
Библиографический список
1. Воейков, А.Ф. Воспоминания о селе Савинском и добродетельном его хозяине / А.Ф. Воейков // Новости литературы. Прибавление к «Русскому инвалиду». - СПб.: А. Воейков и В. Козлов, 1825. - №5. - С. 65 -90.
2. Ковальков, А.И. Мирное отдохновение в селе Савинском / А.И. Коваль-ков // Друг юношества и всяких лет. - М.: Унив. Тип., 1813. - №2. - С. 1
- 12б.
3. Левин, Ю.Д. Восприятие английской литературы в России / Ю.Д. Левин. - Л.: Наука, Ленингр. отд-ие, 1990. - 288 с.
4. Лихачев, Д.С. Поэзия садов. К семантике садово-парковых стилей. Сад как текст. 3-е изд., испр. и доп. / Д.С.Лихачев. - М.: Согласие; Новости, 199S. - 470 с.
5. Лопухин, И.В. Записки из некоторых обстоятельств жизни и службы действительного тайного советника и сенатора И.В. Лопухина, составленные им самим / И.В.Лопухин. - М.: Наука, 1990. - VIII, 211 с. (Репр. изд.: London, Trubner & Co, 18б0).
6. Лопухин, И.В. Масонские труды / И.В.Лопухин. - М.: Алетейа, 1997. -152 с.
7. Лопухин, И.В. Орлиная пустынь / И.В. Лопухин // Друг юношества и всяких лет. - М.: Унив. тип., 1814. - №3. - С. 20 - 38.
8. Лопухин, И.В. Примеры истинного геройства, или Князь Репнин и Фе-нелон в своих собственных чертах / И.В.Лопухин // Друг юношества и всяких лет. - М.: Унив. тип., 1813. - С. 1 - 74.
9. Лопухин, И.В. Продолжение Орлиной пустыни / И.В.Лопухин // Друг юношества и всяких лет. - М.: Унив. тип., 1814. - №8. - С. 113 - 128.
10. Дело об Арсении Мацеевиче, бывшем митрополите Ростовском. [М., 1862]. - 61 с. (Оттиск из «Чтений в Обществе истории и древностей российских при Московском университете». - М.: Унив. тип., 1862. -№3).
11. Отрывки для чтения верующим. - СПб.: тип. Имп. Акад. наук, 1806. -VI, 135 с.
12. Попов, Д.И. Воспоминания о Иване Владимировиче Лопухине / Д.И.Попов // Гаврюшин Н. К. Юнгов остров. - М.: Лого-Н, 2001. - С. 73
- 86.
