CC BY
92
ИЗ НАУЧНОГО НАСЛЕДИЯ
УДК 81’373
В. В. Иваницкий
(1948 — 2008)
УРОВНИ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ЯЗЫКА И ИНТЕЛЛЕКТА
Это последняя статья филолога, лингвиста, одного из ведущих скандинавистов России, доктора филологических наук, профессора, декана факультета лингвистики и межкультурной коммуникации НовГУ Виктора Васильевича Иваницкого, над которой он работал буквально перед смертью. Его очень живо интересовал затрагиваемый в ней вопрос: как проходит познание человеком себя, Бога, какую роль при этом играет язык. Семья Виктора Васильевича доверила мне распоряжаться его архивом, и я, с благословления протоирея Олега Архипова — духовника Виктора Васильевича, посчитала необходимым опубликовать эту статью.
Н. В. Семёнова, доктор филологических наук, профессор
Знание слов, их хранение в памяти, связи и воспроизведение, распределяются в нашем мозгу по нескольким уровням и зонам левого и правого полушария, границы между которыми относительны и до конца еще не изучены. Но самое важное — это факт тесного взаимодействия языка и мышления, который уже, в принципе, не требует особых доказательств. В связи с этим нетрудно предположить: чем глубже и интенсивнее взаимодействие языка и мышления, тем выше у человека уровень знания языка, освоения слов, а также умения пользоваться языковым богатством, тем выше, естественно, и уровень его интеллекта. Причем это касается как письменной, так и устной формы языка, хотя, конечно, у разных людей эти формы, их соотношение может быть представлено самым неожиданным образом. Но, так или иначе, в связи с высказанным предположением нам представляется актуальным выделение уровней взаимодействия языка и интеллекта.
1) Примитивный, «нулевой», физиологический уровень. Действует в сфере эмоций, инстинктов, рефлексов, обусловленных спонтанными желаниями субъекта. Да / нет, хочу / не хочу, могу / не могу. Аффектация, находящая выражение в таких именах, как мат, междометия, вводные слова, хезитации в виде мычания, «гмыкания» и т.п. Любая деонтическая модальность (нормированная общественными правилами, представляющая обязательное выполнение — «должен», «требуется, «запрещено») в этом случае испытывает «напряжение», неприятие со стороны говорящего. Для него естественно пребывание в таких бытовых ситуациях, где не принято за что-то отвечать и, тем более, обращаться к «высоким материям». Речь больше идет о языковом выражении или спонтанном сопровождении собственных эмоций.
Попытки использования единиц этого уровня на более высоких позициях обычно бывают неадекватными, вызывают раздражение и соответствующую языковую и эмоциональную реакцию со стороны слушающих. Представьте преподавателя, объясняющего суть проблемы на заданную тему и сквернословящего или «гмыкающего» по каждому поводу...
Правда, иногда в слова этого уровня нередко вкладывается новое, самое разнообразное в зависимости от ситуации содержание, благодаря благожелательному участию собеседников. Вспомните анекдоты о многозначности мата. Но все эти «глубокомысленные истории» созданы людьми, которые без сомнения оперируют более высокими интеллектуальными уровнями.
Особую группу слов, относящуюся к этому уровню, составляют вводные и оценочные слова типа «короче», «как говорят» или «как бы» — слова-пустышки. Эти слова так же убоги и вредны, как мат. Одновременно они так же, а, может быть, и более навязчивы, чем мат в силу их внешней нейтральности и безобидности. Спонтанное употребление таких слов может быть связано с неуверенностью в поведении, но, думается, чаще с бездумностью и бесконтрольностью над своей речью.
Все слова и звуковые модуляции, представляющие этот уровень, беспредметны, неинформативны. Они, как репейник, пристают к разным элементам речи, «разжижают» процесс общения и нередко затрудняют его.
2) Утилитарный уровень. Он охватывает все слова, связанные с конкретной деятельностью человека. Обычно это относится к бытовой или специальной сфере бытия, где каждое слово имеет конкретное соотнесение. Люди в этом случае обычно обращены к чисто практической деятельности, где предметы общения чаще всего бывают неодушевленными, реже одушевленными, получившими статус обычно необходимого или «звездного» товара. С этим мы встречаемся в элементарных торговых действиях, в обсуждении конкретных фактов, например, в разговорах о ценах на хлеб, о погоде, моде, спорте, футболе или эстраде: хлеб у нас подорожал; машина такой-то марки стоит дороже / дешевле такой-то; выступление Мадонны обошлось во столько-то дороже по сравнению с выступлением N.
Хорошее владение единицами этого уровня, т.е. словами, имеющими фактическое или предметное предназначение, предполагает успех и в профессио-
нальной практической деятельности. Это касается, например, преподавателей конкретных технических дисциплин в школе, в университете или специалистов в области коммунального хозяйства, животноводства или криминалистики, а также журналистов, обсуждающих актуальные, связанные с конкретикой темы бытия, и т. п.
В нашей жизни большая часть людей, говоря о быте, деньгах, товарах и их стоимости, работе, конкретных представителях нашего общества (о соседях, коллегах по работе или о какой-нибудь даме типа Ксении Собчак и т.п.), обычно не выходит, да, видимо, и не способна выйти за пределы этого уровня. Большинство из нас так и задерживаются на данном уровне освоения словаря родного языка. Собственно, в практической деятельности ничего другого и не требуется. Можно прожить всю жизнь, не выходя за его пределы. Мир заполнен «конкретикой», а к душе обращаться нет времени.
Но при этом интеллект, разум, данный Богом, остается в состоянии полуразвития. Все мозговые возможности, полученные разумом от рождения и не востребованные в течение жизни, постепенно атрофируются. Человек тупеет, «оплошается». Сколько мы видели пожилых людей, вызывающих не только сочувствие, но и горькое сожаление об утраченном ими интеллекте?!
Продуктивным на этом уровне представляется изучение иностранных языков. Освоение чужой грамматики и новых слов, имеющих не мотивированные связи с предметами и понятиями, неизбежно расширяют мысленные границы пространства и времени, множат перспективы мировосприятия. Любое сравнение приводит к новому, обычно положительному, точнее, продуктивному выводу. Например, английское слово steep имеет значения «крутой (холм)», «крутые цены», «крутой характер» и т.п. В русском языке слово «крутой» имеет в основном те же значения. Но последнее значение, появившееся в русском языке у данного слова сравнительно недавно: «крутой человек», — не представлено в английской параллели. В результате предполагается использование множества вариантов по-английски.
Самое важное: знание любого иностранного языка при сравнении с родным языком способствует переходу личности на новые, более высокие интеллектуальные уровни. При сопоставлении двух величин (в данном случае — двух языков и их единиц, слов) всегда неизбежно проявляются сходства и различия, которые способствуют рождению третьей новой, более абстрактной величины, вбирающей в себя опыт двух исходных составляющих. Например, при сопоставлении русского слова «рука» и соответствующих ему английских слов «hand» и «arm» или татарских «кул» и «белэк» выявляется множество разных семантических коллизий, благодаря которым понимание руки выходит за пределы привычного для современного русского человека языкового представления, требует выхода на более высокий уровень абстракции. (Не менее полезно было бы обратиться и к истории родного языка и вспомнить, что обозначали такие, например, слова, как «уй» и «стрый» или «шуйца» и «десница»).
Люди со знанием иностранного языка (или истории родного) легко переходят на более высокие уровни владения языком, обладают более высоким интеллектом. Мы все встречались с преподавателями иностранных языков в школе и университете и всегда отмечали их некоторую большую свободу «во взгля-
дах и поведении», в облике, отличающие этих преподавателей от других коллег.
3) На этом уровне конкретность перерастает в иносказание, приобретает признаки переноса — метафоры (перенос по сходству, внешнему или внутреннему, ассоциативно) или метонимии (перенос на основе связи в пространстве и времени). Это первый шаг к самовыражению и творчеству. Однако здесь пока перенос строится не на основе отдельного слова, а на основе всего высказывания. В результате возникает возможность обобщения предмета высказывания, как, например, в пословицах и поговорках. Ср.: Всяк умен: кто сперва, кто опосля; Куль да рогожа — вот те и одежа; Язык хлебом кормит и дело портит. Когда обобщение в первой части поговорки кажется достаточным, то последующая часть, благодаря не языку, а логике, легко опускается: Думает плотник с топором (да писака с пером); Язык голову кормит (он же и до побоев доводит).
Подобные обобщения еще тесно связаны с конкретными предметами. Поэтому на основе этих связей, в качестве своеобразного обратного хода, строятся загадки. Еще недавно использование языка на этом уровне было широко распространено в системе дошкольного и школьного образования. Это уточняет, конкретизирует и активизирует имеющиеся знания, сводит их в определенную ментально-языковую систему. Человек получает навыки творческого отношения к слову и называемому им предмету.
Думается, что данный уровень освоения языка составляет основу формирования особого социализо-ванного интеллектуального осмысления и освоения мира — обыденного сознания, зепзиз'а ооттишз'а.
Дальнейшее перечисление уровней условно, и их порядок, видимо , не предполагает иерархию ин -теллектуальных отношений.
4) Метафора и метонимия «прирастают» к отдельному слову. Формируются условия создания аллегории. Как, например, в баснях, притчах и мифах. Вспомните характер обобщения и мораль таких известных басен Ивана Крылова, как «Лебедь, рак и щука» или «Ворона и лиса». Или сказку о рыбаке и золотой рыбке. Всем известны Евангельские притчи, например, притчи о блудном сыне или о добром самарянине.
В результате подобного обобщения формируются символы и мифологемы, сопровождающие и иллюстрирующие примерами обыденное сознание. Так, мы знаем, что добро побеждает зло, жадность и зависть — злейшие человеческие пороки. А лев — царь зверей, символ силы и власти. Многие из нас верят кто в Царя-батюшку, кто — в коммунизм как светлое будущее. Есть и такие, которые мечтают о судьбе Емели-дурака, который просто так, ничего не делая, вдруг ни с того, ни с сего получает то, о чем даже и не мог догадываться и мечтать.
На этом уровне формируется язык иносказания, легко прочитываемый в одном контексте разными людьми. Ярким воплощением подобного языка является речь дипломатов, которые, говоря о «выражении озабоченности», подразумевают факт отрицательного восприятия тех или иных событий в стране.
5) С этого уровня начинается научное освоение мира. В ходе научных исследований ученые обобщают конкретные материалы своей работы, стремясь сделать их более объективными. Результатом такой деятельности могут быть особые слова — термины, для образования которых часто обращаются к греческим и латинским корням и словам. Это проис-
ходит потому, что ученые стремятся «объективировать» и «универсализировать» свой понятийный аппарат, сделать его независимым от конкретики языка (скрыв метафору или метонимию) и вместе с тем понятным для всех представителей данной науки, не зависимо от того, на каком языке они говорят. Это одна из причин того, что термины просто необходимы для каждой науки. Нет науки без терминов и просто быть не может! Миф о том, что самые сложные научные теории можно донести до «простого народа», до кухарки с помощью обычных слов, — это глупость или запальчивость в пароксизме «речеизвержения» ограниченного и бездарного политика.
Необходимость создавать новые термины обязывает ученых и тех, кто так или иначе связан с исследовательской деятельностью, изучать и знать классические языки Европы — древнегреческий и латинский. Но и простым людям было бы полезно знать, что же обозначает тот или иной термин. Поэтому восстановление в гимназиях и университетах преподавания древнегреческого и латинского языков имело бы как теоретический, так и практический смысл. Тем более, что знакомство с данными древними языками во многом облегчает и качественно улучшает процесс изучения любого современного европейского языка.
В последнее время русский, как и многие другие языки, усвоил термины из английского языка. Это касается разных сфер — политики, экономики, спорта, медицины и т.д. В русском языке они остаются терминами, поскольку вошли в него с соответствующими значениями, ранее не известными нашему языку: дайджест, маркетинг, холдинг и т.п.
Что же касается английского языка, — и это важно отметить, — то в нем в силу исконности происхождения термина нарушается принцип «объективности» и «универсальности». Например, известный термин «фрейм» имеет сложное понятийное значение, трактующееся как структурированное знание, представленное в ассоциативных связях, семантическом поле и т.д. Исходное же значение слова frame соответствует русским словам «рама», «каркас», «скелет», «строение», «структура» и т.п. В результате у англичанина может возникнуть иллюзия понимания сущности данного термина. Так, в привычном, обыденном плане мы все понимаем, что такое «вода» или «слово», но в плане терминологическом «вода» и «слово»
— это соответственно соединение химических элементов в одном продукте и объединение разных форм и значений в одну единицу, лексему. Чтобы по-настоящему понять значения этих терминов, нужно предварительно изучить множество других основополагающих терминов, входящих в данную систему.
6) Перенос в терминологической области стимулирует научное обобщение мира вплоть до философского. Попробуйте понять и объяснить, о чем идет речь в следующем тексте выдающегося немецкого философа прошлого века Людвига Витгенштейна: «Мир — это факты в логическом пространстве. Мир подразделяется на факты. Нечто может происходить или не происходить, а все остальное окажется тем же самым. Происходящее, факт, — существование со-бытий. Со-бытие — связь объектов (предметов, вещей)». Слово «факт» в данном контексте понимается уже не как «конкретное реальное событие», «конкретная реальность», а как «любое событие, отраженное мышлением и зафиксированное в языке».
Благодаря такому обобщению философы приходят к разным выводам. Один из выводов восходит к
учению Платона о вечных и неизменных понятиях, каждый раз отражающихся в языке. Другой — от Демокрита и Левкиппа — подчеркивает материальную сущность бытия и зависимость языка от человека. В первом случае мы имеем дело с идеалистами, во втором — с материалистами.
7) Углубленное изучение слов приводит к знанию древней и, видимо, исходной внутренней их связи друг с другом. Например, в этимологическом отношении. Согласно «Сравнительному словарю мифологической символики в индоевропейских языках» М. М. Маковского, слово «мёд» на основе сохранившихся в различных родственных языках «рудиментов», с одной стороны, нас объединяет с понятием ума, мудрости, с другой, — соотносит со значениями «середина» и «время» [1].
В результате такого подхода мир видится сквозь своеобразную призму узловых, родственных понятий. Разные, на первый взгляд, предметы сливаются в тайную, во многом загадочную и даже с современных позиций необъяснимую, может быть, мифологическую систему. Древний человек, создававший эти связи между родственными названиями разных предметов, был значительно ближе к природе, чем современный человек. Он был актуально и конкретно ин -формирован о тайне этих связей. Он жил этим, создавая все новые и новые связи между разными предметами, используя одно слово, которое расширяло свои значения на основе метафоры и метонимии.
В наше время установление подобных связей между словами приводит, в принципе, к возвращению интуитивного понимания природы и изначальной сущности предметов, а также их места в человеческом обществе и отношения к ним человека.
8) Тайные связи слов каким-то образом проявляются в заговорах, наговорах, камлании шаманов и т.п. До этого уровня доходят редкие люди. Думается, что это происходит благодаря включению подсознания. Здесь интуитивно задействованы и глубоко сокрыты многие стороны слова: звуковые, семантические, генетические, сочетаемостные, прагматические, телеологические и т.д. (Хорошая задача для Шерлока Холмса!).
9) Ярким примером интуитивного прозрения связи слов служит поэтическое творчество, представляющее новый уровень, который активно опирается на все предшествующие уровни, но прежде всего на те, где происходит перенос, переосмысление значения слова. См., например, фрагменты из известных стихотворений Константина Бальмонта (обратите внимание на последовательность и сочетание согласных и гласных, вместе с этим — и на поэтический образ, в лингвистическом плане — денотат, предмет, а также и на эмоциональное состояние автора):
Полночной порою в болотной глуши
Чуть слышно, бесшумно, шуршат камыши.
Я вольный ветер, я вечно вею,
Волную волны, ласкаю ивы,
В ветвях вздыхаю, вздохнув, немею,
Лелею травы, лелею нивы.
Философское прозрение внутренних отношений между словами и того, как они связаны друг с другом через соответствующие внешние предметы, легко прослеживается в знаменитом стихотворении Зинаиды Гиппиус «Все кругом»:
Страшное, грубое, липкое, грязное,
Жестко тупое, всегда безобразное,
Медленно рвущее, мелко нечестное,
Скользкое, стыдное, низкое, тесное,
Явно довольное, тайно блудливое,
Плоско смешное и тошно трусливое,
Вязко, болотно и тинно застойное,
Жизни и смерти равно недостойное,
Рабское, хамское, гнойное, черное,
Изредка серое, в сером упорное,
Вечно лежачее, дьявольски косное,
Глупое, сохлое, сонное, злостное,
Трупно холодное, жалко ничтожное, Непереносное, ложное, ложное!
Но жалоб не надо; что радости в плаче?
Мы знаем, мы знаем: все будет иначе.
Как это напоминает наше время! К сожалению, ничего не меняется, и мы с вами те же, питаясь призрачными надеждами! Правда, автор все-таки надеется на благополучный исход.
10) Есть и другая сторона слова, позволяющая открыть его новые отношения. Она связана с прагматическим отношением человека к слову. Слово воспринимается как условная, произвольная, зависящая от воли человека, его произвола единица. Своеобразная бирка на предмете, которую можно изменять в зависимости от того, какой смысл человек вкладывает в предмет или как выражает отношение к нему. В результате возможны самые разнообразные толкования имени в области его звучания, словообразовательных и грамматических признаков, связей и отношений между предметами, с которыми ассоциируется предмет, называемый данным именем.
Практически данный подход, по сути телеологический или феноменологический, позволяет выйти человеку за пределы имени, посмотреть, что же есть там, в почти что трансцендентной области наших представлений. Это своего рода выход в другие миры. Например, по радио «Маяк» популярный ведущий произнес фразу «Идти в опера», подражая французскому и подразумевая соответствующую фразу по-русски: Идти в оперу. Но, к сожалению, он забыл, что существует русская форма «опера» от слова «опер» (оперуполномоченный). Поэтому случайно возникла сложная контаминация двух разных форм слов, вызывающая соответствующее чувство выхода в новое смысловое пространство. Некая языковая игра с «запредельными» понятиями. Почитайте тексты Л.Кэрролла, А. Платонова, В.Хлебникова — и вы поймете, какие существуют пути выхода за пределы слова.
Особенно ярко это наблюдается в таком явлении, как парономазия. Оно чаще всего встречается в заголовках таких наших известных изданий, как «Комсомольская правда», «Аргументы и факты», «Новая газета» и т.д. Например: «Кому это нано?» (о внедрении нанотехнологий); «Вы слыхали, как поёт Дроздов?» (об известном ученом-ведущем на ТВ); «ПравДА»; «Преступность зла — ограбят и посла»; «Ругался НАТОм»; «Нефтедоллары выйдут баком»; «Казнить нельзя и миловать»; «Касьянов сел пока в аэропорту»; «Дачи — на «сносях»; «Ку-клукс-фаны». Подобное обращение со словом указывает на его многообразие с разных, вышеуказанных точек зрения и, в конце концов, на границы его существования. Это место, где интеллект «обижает» слово, стремясь выйти за его пределы. Интрига же этих отношений заканчивается тогда, когда они нарушаются.
11) Знание слов и правильное и свободное владение ими на высоких уровнях приводит нас к знанию сущности предметов, но прежде всего — самих имен. Это в итоге неизбежно ведет к фидеизму. Однако при этом может возникнуть иллюзия некой личностной близости к демиургу и искушение самому трактовать значения слов. Так делал, например, известный славянофил первой половины XIX в. А.С.Шишков, объясняя значения русских слов. Например: «труд» происходит от «тру, тереть», а «малина» — потому что составлена из малых частей [2]. Недалеко от Шишкова ушел и наш современник Д.Щедровицкий, который вслед за средневековыми филологами приходит к выводу о том, что древнееврейский язык является праязыком человечества, поскольку в нем, как написано в Книге Бытия, отражено первичное происхождение че-ловека-мужчины-мужа и вторичное женщины-жены: иш «человек, мужчина, муж» — иша «женщина-жена» [3].
12) Внутреннее знание слова, имени приближает нас к самим себе и к Богу. Как писал св. Августин: У1с1ег1т те, у1с1ег1т Те (Увижу себя, увижу и Тебя). Первый шаг на этом пути — глубокое проникновение в основы родного языка, а далее через него уходя вглубь первородного языка — от церковнославянского до старославянского, если же есть возможность, то и глубже
— в основы индоевропейского, ностратического... Это поможет открыть многие тайны современного русского литературного языка и понять смысл молитв, тропарей и кондаков, очищающих дух и душу.
Важно отметить, что недавно ученые установили особое состояние мозга, которое возникает в процессе молитвы. Мозг человека в этом состоянии находится между бдением и сном. Вхождение в это состояние не имеет гипнотических, внешних мотивов. Это самоосознанное, индивидуальное и одновременно коллективное, соборное действие с помощью языка и души.
Мы верим в слово, в имя с самого начала его «прихода». Осваивая язык, мы осваиваем пространство и мир, окружающие нас, как и время, в котором мы живем. С помощью слов мы владеем «обыденным» миром. Опираясь на конкретное знание слов, мы успешно и продуктивно внедряемся в реальное пространство и время нашего мира. «Вживаясь» в другие уровни слова, мы выходим в разнообразные миры и обогащаем этим свое мировосприятие и мировоззрение, развиваем наш интеллект.
Без знания слов ни то, ни другое было бы невозможно. Мы не смогли бы с большей или меньшей точностью трактовать факты нашей действительности. Чем лучше и глубже мы вникаем в наш язык, тем мы лучше узнаем себя, утверждаем свое место в этом мире. И тогда возможны ситуации, в которых наш язык становится основой, путем обращения к Богу.
Но, к сожалению, чаще мы испытываем искушение применить язык как недоброе, разрушительное средство. А если мы сами этого не делаем, то видим, не сопротивляясь, к великому сожалению, как это делают другие.
1. Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках. Образ мира и миры образов. М.: ВЛАДОС, 1996. С.222
2. Славянорусский корнеслов. СПб.: Изд-во Л.С.Яковлевой, 2002. С.155, 171.
3. Щедровицкий Д. Введение в Ветхий завет. Т.1. Книга Бытия. М.: Теревинф, 1994. С.51.
